Черный Круг. Двойник бессмертного

Глава 34

Хешшкор умирал. Маленький мальчик, брошенный в степи под палящим солнцем. Мальчик, стерший в кровь подошвы на пыльном тракте. Мальчик, спящий в канаве у дороги. Это было так давно, но теперь вернулось. Он взлетел высоко, как Икар, и точно так же обжегся. И, бескрылый, упал в бездну, где правит только смерть. Она уже подошла к нему так близко, что он слышал ее шаги и прерывистое дыхание…

Нет, это он сам дышал. С трудом, с натугой глотая воздух, с болью продирающийся по легким, обожженным горячим паром. Как же больно дышать! Ничего, теперь уж недолго…

Миленион мертва. Предательница, которой он так долго верил, которой готов был верить вопреки логике и здравому смыслу. Почему она так поступила с ним? Он ведь собирался отблагодарить ее, когда станет бессмертным. Он хотел предложить ей второе место — после себя, а может, и подле себя. Но теперь она мертва, и он не знает, плакать ли ему о ней. Ближе нее у него никого не было. Он ощутил утрату тотчас же, как только нож Виталии рассек ее шею. Поток силы, текший к нему от Миленион, внезапно оборвался, и накатила пустота. Он отвык чувствовать себя одиноким, как встарь. Одиноким маленьким мальчиком под обжигающим безжалостным солнцем.

Одиночество и бессилие. Страшное сочетание. И никого рядом. Те, кому он доверял, предали его. Сначала Айанур, потом Миленион. А от родной матери он отрекся сам.

Страдать осталось совсем немного. Ты стремился к бессмертию, а встретишься со смертью. То и другое — грани вечности.

Теплые ладошки, ободранная детская коленка перед лицом. Серьезный голосок:

— Не бойся. Сейчас станет легче. Тебе все равно будет плохо, но ты не будешь этого чувствовать.

Хешшвитал. Славный мальчуган. Наверное, хорошо, что не успел его убить. Аккуратные, мягкие касания, тепло, щекотка. Боль слабеет, уходит за границу ощущений.

Шаги. Виталия? В руках у размытой фигуры стержень Тьмы. Подходит ближе, теперь видны только ее ноги и черное сияние, исходящее сверху.

— Возьми, сынок. Ты ведь этого хотел. Возьми.

Стержень упал на пол прямо перед ним. Он последним усилием обхватил его непослушными, негнущимися пальцами. Чтобы сломать, ему пришлось его перекусить.

Боль разорвала тело на ошметки, каждая клеточка вспыхнула и переродилась, внутрь хлынуло что-то невидимое, но осязаемое, как воздух, как ветер, в горле застрял крик, крик рождения. Сквозь слезы в глазах он увидел ее склоненное лицо и простонал:

— Мама… Мамочка…

— Ну что, сынок, откосил от армии? — поинтересовалась Фаирата, обнимая Федора в вестибюле третьего роддома. — Сам поворожил или тетя Вита помогла?

— Чего там ворожить? — проворчал Федор, беря у матери пакет с бельем и книжками. — Мне после всей этой свистопляски как давление померили, так и сказали: гуляй, мальчик. Мне же кошмары до сих пор снятся еженощно!

— Привыкай, — флегматично посоветовала Вита, открывая дверцу джипа. — Колдун — профессия нервная, утомительная и опасная.

— Эй, смотри! — встрепенулся вдруг Саша, хватая жену за рукав. — Твоя приятельница! Она что, рожать надумала? Или…

— Это не она надумала, а ее покровительница, — поправила Вита. — Бэле здесь до весны торчать: Айанур уложили на сохранение на весь срок. Теперь непонятно, кто из них чей покровитель: Айанур ничего не может: ни исцелить себя, ни даже домой попасть. Застряла на земле, в этом теле, и жить ей теперь, как обыкновенной смертной инвалидке… только гораздо дольше.

— Скажи своему сыну, пусть пришьет ей руки обратно, — предложила Фая.

— Вот сама и скажи. Кто его посвященная — я или ты?

— Меня он не послушает. Когда это бессмертные слушали посвященных?

— А когда дети слушались матерей? — парировала Вита.

— Не понял, — вмешался Саша. — Фая, при чем тут ее сын? Ты что, переметнулась к Хешшвиталу?

Дамы переглянулись и рассмеялись.

— Пока я здесь лежала, у Витки объявился еще один сын, — изрекла наконец Фаирата. — Угадай, как его зовут?

Саша жалобно посмотрел на нее.

— Хешшкор Всемогущий, — подсказала Вита, давясь смехом.

— Девушки, — решительно потребовал Саша, — вы непременно должны рассказать мне эту историю!

— Чуть позже, — сказала Вита, заводя машину. — Валюха ждет.

Саша усадил супругу сзади и сел рядом с ней, Федор плюхнулся на переднее сиденье.

— Тетя Вита, когда вы были на семинаре, ваш сын являлся, привел Катю. Она там с тетей Валей. Плачет непрерывно, ничего не ест и меня видеть не хочет. Поговорите с ней, а? — Вид у него был совершенно несчастный.

— Ладно, если ты считаешь, что я должна это сделать. — Вита пожала плечами. — Хотя как психологу мне грош цена. Лучше бы попросить Бэлу… но Бэла вырублена намертво: Айанур нужна вся помощь, которую она может оказать — и психологическая, и физическая, и материальная…

Валента встретила их в Хешширамане широкой улыбкой и душистыми горячими пирожками. Духи, стряпавшие в замке Фаираты, здорово поднаторели в создании утонченных деликатесов, но секрет подобной простой и вкусной еды был им до сих пор недоступен. Даже Вита ощутила, как сгустились вокруг огромного блюда с пирожками, яркими, как летнее солнце, и благоухающими сдобой и земляникой, бесплотные призраки, завистливо изучая этот потрясающий продукт человеческой деятельности.

Со смертью Миленион Валента потеряла почти все, что у нее было. Колдовскую силу, пусть не слишком великую, но привычную, как глаз или палец, и замок со всем имуществом, растаявший, как мираж в пустыне. Пару дней она бесцельно бродила по загородному дому Виты, как в воду опущенная, потеряв волю к жизни. А потом вдруг в сознание вклинился шумный спор дочерей, чуть ли не переходящий в драку, о том, какому из двоюродных братьев предложить свои чистые души. И она, вернувшись к действительности, подумала, что и сама вполне может отдать душу любому из знакомых бессмертных и восстановить свое могущество.

Знакомых было предостаточно. Целая, можно сказать, семья: Хешшкор-папаша, сын его Хешшвитал и молодой Хешшкор, новенький, в буквальном смысле с иголочки, бог без единого посвященного. И тут Валента, уже отодвинувшая хандру в сторону и твердо вознамерившаяся выковать себе новые щит и меч, призадумалась. Миленион не делилась с ней знаниями о природе бессмертных, но сестра была не жадна на секреты, и от нее она слышала, что бог без посвященных просто не может существовать физически. Не может, и точка. Но в тот момент, когда юный Хешшкор сломал иглу Миленион и принял в себя ее бессмертие, с ним не было ни одного посвященного — Валента сама видела. Тем не менее парень не растворился в воздухе, перейдя на иной план бытия, а продолжал валяться в ногах у Виты, раскрывая рот в попытках вдохнуть, как рыба, выброшенная на берег.

А потом пришел Феод Хешшкора, сын Фаираты. Впрочем, пришел — слово не совсем верное. Он появился во вспышке огня, дотла сожравшей любимый стул Виты на колесиках. С ним была рыдающая Катя, она упала в кресло и продолжала рыдать. Мальчик затем и пожаловал, чтобы препоручить Катю, не желающую с ним разговаривать, заботам благодушной хорошей знакомой, почти родственницы. Так как Валента сразу согласилась приютить Катрину, он тут же и откланялся. И лишь, извиняясь за уничтоженный стул, обронил:

— Вы уж, тетя Валя, передайте тете Вите, что я не нарочно. В последние дни никак не могу справиться со своей энергией, словно ее вдвое больше стало. Видно, это жуткое приключение пошло мне на пользу, встряхнуло меня как следует. Надеюсь, что скоро привыкну и с контролем проблем не будет.

Вряд ли такое приключение может пойти кому-то на пользу, машинально подумала Валента. Подобная встряска может лишить колдовской силы на нервной почве, иногда на долгое время, но увеличить ее — вряд ли. Что-то иное случилось с тобой, мальчик. Если маг вдруг рывком повышает свой энергетический уровень, данный ему от природы и от бога, обычно это означает, что он обратился к другому богу — ведь природу не переделаешь.

И тогда Валенту осенило. Она сопоставила возросшую мощь Феода Хешшкора с болтовней вороны из Хешширамана об истинном имени. Парень при посвящении вручал свою душу Хешшкору Всемогущему и Всеведущему, бессмертному Тьмы, а ведь таких теперь двое!

Валента была женщиной практичной и конкретной. Она не стала воспевать свое озарение в стихах или усматривать в нем свидетельство в пользу той или иной философской концепции. Она просто решила для себя, что убьет одним выстрелом двух зайцев. Один покровитель — хорошо, но два — куда лучше и надежнее. На следующий же день она стала Валентой Хешшкора. А чтобы другому ее племяшу было не обидно, посвятила своих дочерей Хешшвиталу, прекратив тем самым их дурацкие споры.

Ну и что касается мощи, она не прогадала. Ей удалось закрутить такой вихрь, что тесто для пирожков замесилось вдвое — да что там вдвое! — втрое быстрее, чем она была способна в эпоху Миленион.

Катрина не стала выходить, даже чтобы встретить тетю Фаю. Она не могла. Ее душили слезы.

Произошедшие с ней события выжали из нее всю волю к жизни. Потеря магических способностей — она же не знала, что это временно, — предложения и угрозы сумасшедшего мага, претендующего на то, чтобы стать богом, потом жестокие развлечения Миленион, после которых молодой Хешшкор, как бы он ни пугал ее, показался спасением… Забрав ее, изуродованную страшными ожогами, из лап Миленион, он оставил ее в незнакомом мире и исчез. Этот мир был прекрасен, но Катя была не в состоянии этого оценить. За те несколько дней, что она провела там, ее раны воспалились, каждое движение причиняло жуткую боль, и она даже не могла заставить себя подползти к ручью, чтобы напиться. Дни шли, а Хешшкор не приходил, и она стала бояться, что он забыл о ней или, пуще того, сгинул, и теперь никто и никогда не найдет ее, умирающую, в этом безлюдном оазисе.

Он появился неожиданно, когда она уже утратила надежду, а в глазах не осталось больше слез. Поглядел на нее, беспомощно лежащую в траве, свысока и досадливо сплюнул.

— Помогите, — прошептала она умоляюще.

— Ты не моя посвященная, чтобы я тебе помогал, — отрезал он.

Что-то в нем изменилось. Не внешне, не в поведении — он и раньше был так же высокомерен. Но в глубине зрачков была видна не человеческая душа, живая, какой бы запятнанной и страшной она ни была. Теперь там таилась Тьма. Вечной, предначальной Тьмой веяло от него. Перед Катей стоял бессмертный.

— Я согласна стать вашей посвященной, — безнадежно выдавила Катя дрожащими губами.

Он некоторое время молчал, накручивая травинку на указательный палец. Потом молвил как-то странно, будто через силу:

— Согласна ты или нет, совершенно неважно. Ты мне не нужна.

Как — не нужна? Не столь давно Кате только этого и хотелось: чтобы он оставил ее в покое. Но теперь ей не на кого было надеяться, кроме него.

— Не оставляйте меня, пожалуйста! — взмолилась она из последних сил.

Хешшкор поморщился, отбросил травинку и сделал шаг к ней. Через секунду она едва не пожалела об этом. Он грубо сорвал с нее прожженную и запачканную одежду и распластал ее на траве, широко разведя руки и ноги, не обращая внимания на стоны боли и начавшие кровоточить раны.

— Заткнись, девка, — оборвал он ее писк, — если хочешь помощи от чужого бога. И, коли тебя тревожит этот вопрос, интим меня не интересует.

Он простер над ней ладони, и она уловила краем глаза черный отсвет знакомой энергии Тьмы. А потом она закричала от нестерпимой боли, пронизывающей все тело, разрывающей мозг. Мелькнула мысль, что жестокий бог решил насладиться ее мучительной смертью, раз уж ее душа и тело оказались ему без надобности.

Но нет. Спустя какое-то время она очнулась и увидела облака в голубом небе, подцвеченные нежным бледно-персиковым солнцем этого мира. Она пошевелилась и поднялась. Боли не было. Совсем, словно бессмертный вытащил из нее всю боль, которую она была способна испытать. Она перевела взгляд на свое правое плечо. Ровнехонькое, покрытое легким загаром. Ни вырванных кусков плоти, ни ожогов. Молодой Хешшкор исцелил ее полностью, хотя считалось, что бессмертный неспособен исцелять тех, кто не является его посвященным. Оказывается, способен, если ему наплевать на переживания исцеляемого. Лечение из рук нового бога было мучительным, как самая страшная пытка.

— Очухалась? — раздался голос над ухом, и она невольно вздрогнула.

Он взял ее за руку железными пальцами, развернул к себе, оглядел оценивающе. До Катрины вдруг дошло, что она совершенно обнажена. Хешшкор засмеялся, словно читал ее мысли, вынул из воздуха какую-то простыню, небрежно завернул девушку в ткань.

— Не хочешь сказать «спасибо»? — осведомился он.

— Я… — растерялась Катя. — Я… — Кто знает, чего он потребует в качестве благодарности? На глазах снова выступили слезы, и губы задрожали.

Он раздраженно цокнул языком и, бросив:

— Идем, — подозвал облачко тихим свистом, будто собаку.

Облачко поднималось, унося их от земли, а она все плакала и плакала. От пережитого ужаса, от боли, которой больше не было, но которая отпечаталась в памяти, как вечное клеймо. От унижения, которое претерпела от Хешшкора и которое он не считал чем-то особенным, обращаясь с ней так, как, по его мнению, и следовало. И когда они перенеслись в привычный ей, родной мир и она увидела Федора, то разревелась еще горше.

— Забирай, — молвил Хешшкор, толкая ее к Федору. — Не в моих привычках лишать своих посвященных маленьких плотских радостей. Пользуйся на здоровье. — Он усмехнулся и рассеялся в воздухе рябью.

Федор обнимал ее, утешал, а она рыдала и прятала лицо.

Вита нашла Катрину в библиотеке. Девушка не читала, просто сидела за пыльным столом, уставившись в одну точку.

— Катя, Федор там измучился весь. Говорит, ты его видеть не хочешь. Чего это?

Катя обернулась:

— Ох, тетя Вита… — Куда делась прежняя девчушка-резвушка? Глаза были красные, под ними залегли черные тени.

— Ты давно в зеркало смотрелась, красавица? — Вита ласковым жестом, не вязавшимся с ее грубоватым вопросом, поправила растрепанные Катины волосы. — Щеки осунулись… Сколько дней ты не ела? До чего себя довела! А если умрешь от голода?

— Ну и что? — глухо ответила Катя. — Это раньше я не могла вот так взять и умереть, потому что была единственной у Виталика. А теперь — почему бы нет? У него есть еще две посвященных, дочки тети Вали. Я не хочу жить.

— Здрасте, приехали. Знаешь, что по этому поводу сказал бы мой парень? Нет никакого смысла искусственно укорачивать и без того неприлично короткий срок жизни. Что ты успела за свои девятнадцать лет, девочка?

У Кати из глаз снова брызнули слезы. Вита достала платок, обняла девушку и вытерла ей лицо.

— Ну-ну, успокойся. Подумай о Федьке, как он без тебя убиваться-то будет. Он и так сам не свой.

Катя доверяла Вите. Именно Вита вырвала ее много лет назад, когда она была еще совсем крошкой, из лап Миленион и отвезла сироту к знакомой колдунье Энтелене Деадаргана. Именно с Витой советовалась она, когда Энтелены не было рядом.

— Я… я не могу к нему вернуться, — Катя всхлипнула. — Я его недостойна.

— Чушь, девочка. Даже если ты спорола какую-нибудь глупость, он тебе все простит. Лишь бы ты была жива-здорова и с ним.

— Вы не понимаете, тетя Вита. — Она покачала головой, роняя слезы. — Я такое ничтожество… Я ведь чуть не предала его. И его, и Виталика. — Губы ее задрожали, она уткнулась мокрым носом в Витии пиджак и некоторое время давилась рыданиями. — Стоило мне остаться одной, и из меня можно было вить веревки, так я перепугалась. Я даже отречься была готова, и не моя заслуга, что этого не потребовалось. Трусиха, дура, тряпка…

— Прекрати! — Вита легонько встряхнула Катю. — Никто не имеет оснований требовать, чтобы ты не знала страха и стояла до последней капли крови. Ясное дело, ты растерялась. Ты же никогда не оставалась одна, без защиты, без магии. Магия — палка о двух концах, детка. Она бывает удобна и полезна, но, если к ней привыкаешь, поди обойдись без нее. Как ты думаешь, почему я, которую и сын, и его отец без малого двадцать лет уговаривали принять посвящение и стать колдуньей, предпочитаю независимость? В любую, даже самую черную минуту жизни вся моя сила — во мне, все мои умения — со мной и моя судьба — в моих руках.

Вита помолчала, глядя на притихшую Катю.

— Запомни это, девочка. Есть такая хорошая пословица: на бога надейся, а сам не плошай. Будь всегда готова к тому, что магия может тебя покинуть, просчитывай варианты на этот случай — и тогда в следующий раз ты не окажешься такой беспомощной. Отнесись к случившемуся не как к трагедии, а как к уроку.

— Но еще немного, тетя Вита, еще чуть-чуть — и случилась бы трагедия. Она и так случилась. То, что я не успела изменить ни Виталику, ни Феде, ничего не меняет. Я все равно сделала это… вот здесь. — Катя приложила тонкую дрожащую руку к сердцу. — Я чувствую, что потеряла их.

Вита вздохнула.

— Ты потеряла лишь иллюзию. Свой идеальный образ, созданный тобой. И теперь ты думаешь, что раз ты — не идеал, значит, не имеешь права на существование. Ерунда, девочка. Как раз идеалов-то в природе не существует. Да, ты позволила страху завладеть и руководить тобой, ты совершила ошибку под его влиянием, но на ошибках учатся. Твоя потеря — всего лишь цена за этот опыт. Все имеет свою цену, и зачастую Вселенная устанавливает эту цену, не принимая наше мнение в расчет. Живи и радуйся, что не заплатила больше. Виталик все так же любит тебя, и Федор тоже.

— Если это — малая плата, — хлюпнула носом Катя, — то что же тогда большая?

Вита помолчала.

— За кольцо, что нынче носит мой сын Хешшкор, я заплатила жизнью и душой своего любимого Лешки, высосанного Флифом.

Лешка был ее первым мужчиной. Может быть, он остался бы и последним, если бы не умер. Нет — с ним случилось нечто худшее, чем смерть. Он заживо переродился в тень Флифа, сгусток абсолютной черноты, ведомый его злой неразумной волей. Этого не произошло бы, если бы он послушал ее и бежал. Но он был настоящим мужчиной и выполнял свой долг перед женщиной до конца. Именно благодаря ему она укрепилась в намерении бороться с Флифом. Именно он подсказал ей, на что способен Перстень Тюремщика.

— Жизнь другого моего любимого, Дэн Ши, ушла в уплату за меч, освященный бессмертным. Ты его видела, девочка. Им я убила Миленион. Но, если бы была возможность, я бы обменяла жизнь этой паскуды на его жизнь. Увы — судьба не пленка, назад не отмотаешь.

Вита глотнула воды из графина, не наливая в стакан, и обратилась к самой свежей потере, к не затянувшейся еще ране:

— Жизнь верного друга Аррхха послужила платой за предупреждение об опасности.

Катя охнула. Оба мужчины Виты погибли еще до ее рождения, но гигантского змея она хорошо знала и горевала о его смерти. Ей лишь не приходило в голову, что это может быть платой, которую стребовала безжалостная судьба.

— За бессмертие приходится платить вдвое. Двумя жизнями — которую надо дать и которую надо взять.

— Тогда, — Катя сглотнула, — тогда ваш сын недоплатил.

Вита поняла, какого из сыновей она имеет в виду. Не одной Катрине юный Хешшкор стоял поперек горла. Бэла была готова его живьем сожрать. Да и собственные посвященные, нежданно-негаданно обретенные новым богом, недолюбливали незваного покровителя — кроме разве что благодушной Валенты, ну да она и с Миленион уживалась.

— Я знаю, девочка, — мягко сказала она, — ты долго не смиришься с тем, что у меня еще один сын. Но он заплатил сполна. Украденным детством. Предательством самых близких людей. Крушением всего, во что верил. Конечно, он много наворотил, и платить по счетам ему придется немало. Но у него теперь впереди все время Вселенной. А у тебя — лишь капелька. Будешь тратить ее на бесполезные слезы или постараешься использовать с толком?

— Я… Ладно. — Она взяла у Виты платок и вытерла лицо самостоятельно. — Я попробую поговорить с Федей.

— Не попробуешь, — строго уточнила Вита, — а поговоришь.

— Поговорю, — поправилась она и потупилась. — Только сейчас умоюсь…

…Когда Вита с чувством выполненного долга вошла в обеденную залу, Саша просматривал газету.

— Только глянь, что за бред! — возмущенно обратился он к ней. — Сами не знают, о чем пишут. Вранье сплошное.

Вита взяла газету из его рук и сразу поняла, что вызвало Сашино негодование. Статейка называлась «Грозная гроза».

«Сильнейшая в истории гроза зафиксирована 21 июня на Средиземноморском побережье Греции. Прямое попадание нескольких десятков молний полностью разрушило частную виллу Хешшмил, явилось причиной взрыва газа и пожара. Пламя пожара было видно из Пилоса, температура его достигала такой величины, что выгорели все железные конструкции. Пожарные в течение суток отважно пытались потушить огонь, но потом отступили, ограничившись профилактическими мерами, дабы предупредить возгорание построек и массивов зелени, находящихся в небольшом отдалении. Хозяин виллы предположительно погиб в огне или под обломками. В настоящее время пожар наконец прекратился. От роскошной виллы остались дымящиеся руины».

— Ну а что тебе не нравится? — спросила Вита. — Последствия описаны довольно реалистично.

— Последствия! — вскричал Саша, потрясая газетой. — А причины? Это же откровенная чушь!

Вита села за стол и улыбнулась:

— Сашечка, люди поверят именно этому, а чушью назовут то, что ты накатаешь в своей замечательной правдивой газетенке. Люди — существа странные: скучная ложь им больше по сердцу, чем необычная правда. — Она откусила пирожок. — И за это, вообще говоря, надо сказать им спасибо. Хорошо бы нам жилось, если бы твоим статейкам поверил, к примеру, генеральный прокурор. С меня хватит и сугубо колдовских разборок.

— Да-а, — протянула Фая, полулежа в глубоком кресле. — Представляешь, что скажет Немира, когда узнает о новом бессмертном Тьмы?

— Пусть молчит в тряпочку, — Вита заглотила пирожок, — и молится ему, если компьютер зависнет. Деадарган-то вряд ли ей в этом поможет!

— Ну ладно. — Саша поднял бокал. — Что бы ни было вчера, сегодня жизнь продолжается. А что будет завтра? Скажите, какие у вас планы, ребята, чтобы мы могли за них выпить.

— Я собираюсь жениться, — тут же сказал Федор.

— А я, — томно промолвила Фаирата, — заведу-таки еще одного ребенка.

— А ты, Витка? — Саша посмотрел на нее с ожиданием.

— Чего ждете? — усмехнулась Вита. — Думаете, я скажу, что посвящу свою жизнь воспитанию сына? Как бы не так! Первое, что я сделаю, — это защищу диссертацию, раз уж представление в Ученый совет за меня любезно подали.

Зазвонил телефон. Вита достала его из сумочки.

— Виталия? Это Бэла. Нам нужно ехать на обследование в Центр матери и ребенка. Подгони свой джип.

Вита схватилась за голову:

— Такси, что ли, взять не можешь, если стесняешься телепортироваться из больницы? Почему я?

— Потому что это у тебя будет внук, подруга. — В бархатном голосе Бэлы послышалась издевка. — Долг бабушки — священный долг. Ждем машину, бабуля.

— Да, Витка, досталось тебе, — сочувственно изрекла Фая, поедая пирожки Валенты. — Ты так радовалась, что твой Виталик не станет при твоей жизни взрослым мужиком. И вот на тебе, приобрела почти взрослого сынка со всеми вытекающими проблемами.

— Надеюсь, что большинство проблем со временем сгладится, — оптимистично заявила Вита, ища ключи от машины. — Вот пройдет переходный возраст…

— Витка-а, — Фая не сдержала ухмылки, — а ты представляешь, сколько длится у бессмертного переходный возраст?

Вита замерла на миг. А потом обхватила руками голову и громко застонала.

Миниатюрная дама с огненно-рыжими волосами, вьющимися по спинке элегантного короткого черного платья, со вздохом покачала головой, глядя на лежащие на ковре мелкие осколки огромного, в человеческий рост, зеркала, что прежде висело на стене столовой залы. Вита с сыном заезжала в гости три дня назад, а у Фаираты все не хватало моральных сил окончательно проститься с ценным артефактом, принявшим смерть от мячика, и приказать духам прибраться.

Может, стоит хорошенько подумать, прежде чем заводить еще одного ребенка? Разбитые зеркала, поломанные амулеты, разлитые зелья, рассыпанные порошки — все это удручало колдунью. А впрочем, рожай не рожай — конца убыткам и разрушениям все равно не видать. Нельзя же не пускать на порог сына ближайшей подружки, по совместительству небесного покровителя снохи. А дорастет он до конца детства лет через сто, и до сих благословенных времен ей просто не дожить.

Что ж, пора отряхнуть прах былого и устремиться в будущее. Фаирата отдала безмолвный приказ убрать мусор и, не оборачиваясь, прошагала к компьютеру. В кресло перед монитором она садилась с некоторой опаской: не слишком приятные воспоминания… Интернета она до сих пор старалась избегать. Однако что же делать, если волшебное зеркало почило в бозе?

Фаирата прищелкнула пальцами, и загадочные рунические символы, вычерченные на ее ногтях, задвигались. Движение их становилось все быстрее и быстрее, и вот они вспыхнули холодным белым огнем. Вспышка отразилась на экране монитора, разлилась по его поверхности, и в белом сиянии проступили картины…

Раньше у Фаираты так не получалось. Наверное, помогло произведенное ее новым богом священнодействие под таинственным названием апгрейд.

А картины медленно разворачивались перед ней, притягивая взор, как магнитом…

Вот на экране возникла звезда, пылающий шар, слегка кривоватый и плохо раскрашенный, будто нарисованный ребенком. Звезда колебалась, и было видно, как перетекает, бурля, внутри нее туда-сюда вещество. Нескомпенсированные потоки раскачивали ее все сильнее и сильнее, и наконец она разорвалась на куски, ослепительно вспыхнув. Понеслось в пространство жесткое излучение и высокоэнергичные частицы…

Колдунья недоуменно пожала плечами. Что это, Солнце? Да нет, странная звезда была голубого цвета и вообще какая-то ненастоящая. А если это не Солнце, то какое отношение она может иметь к ее, Фаиратиной судьбе? Заклинание не должно показывать ничего неважного, так уж оно составлено.

Незнакомая девушка, ничем не примечательная блондиночка, по возрасту — студенточка или даже школьница, не старше, чем была Фая, когда только-только познакомилась с Витой. Девушка увлеченно щелкала мышью, неотрывно глядя на экран своего компьютера, какого-то диковинного, непохожего на нормальный. На экране сражались какие-то человечки.

Прикрытое, но не запертое окно распахнулось, и захлопали крылья. Внутрь метнулась черная птица. Девушка мигом отпрянула в угол. Птица издала пронзительный писк, захлопав кожистыми антрацитово-черными крыльями, села на системный блок, и Фаирата вдруг поняла, что это не птица. У птиц не бывает ни перепонок на голой, неоперенной мембране, ни больших торчащих ушек, ни острых клыков. Это летучая мышь!

Мышь внезапно обернулась, посмотрела на девушку поразительно осмысленным взглядом и пропищала человеческим голосом:

— У вас одно новое сообщение. Проверьте почту! — А потом взмыла в воздух, сделала над компьютером несколько кругов и вылетела в окно.

Фаирата поежилась. Электронная почта с некоторых пор ее пугала. На месте девушки она бы поостереглась лезть в почтовый ящик в отсутствие если не собственного, то хотя бы какого-нибудь лояльного бога. Особенно после того, как это посоветовала говорящая летучая мышь.

Ледяная фигура, застывшая в дверном проеме. Казалось, сейчас она сделает шаг, но фигура была неподвижной. Скульптура, похожая на женщину, переступающую порог. Что-то в облике этой женщины чувствовалось знакомое. Так порой смотришь на фотографию человека, не понимая, что в нем притягивает, а потом оказывается, что это твой дальний родственник. Может быть, эта женщина — какая-нибудь ее прапрабабка, увековеченная в столь странном ракурсе?

Изображение слегка сместилось, и во второй ледяной фигуре — мужчине с мечом в руке и с развевающимся хвостом волос, схваченном льдом в неподвижное изваяние, — она с ужасом узнала своего сына Феода, только заметно повзрослевшего, лет на двадцать…

Хешшкор Всемогущий! Да ведь эта женщина — она сама, Фаирата! Вначале она не поняла этого: она просто не могла соотнести себя с этой пожилой колдуньей… Что с ней такое? Кто это сделал?

Но заэкранное пространство безмолвствовало. Оно не давало ответов на вопросы. Оно лишь показывало то, что считало нужным. Ты хотела видеть будущее, колдунья? Так смотри!

Рушащиеся дома, горящие города, опрокинутые вышки линий электропередач. Зеленые чудовища с саблями и ятаганами на асфальтированных улицах. Драконы, переворачивающие машины одним движением лапы. Это слишком походило на фильм ужасов, чтобы быть правдой.

Седая женщина с короткой стрижкой, кромсающая поверженного дракона мечом. Это же Вита! Движения были медленными, неровными, какими-то дергаными, и Фаирате невольно захотелось их ускорить, чтобы страшного дракона побыстрее настигла гибель.

Присутствие Виты в этом волнующем блокбастере слегка успокоило Фаирату, в ней с самого начала их знакомства жила иррациональная вера, что Вита способна справиться с чем угодно и отменить назначенный конец света. Так уже случалось, и так будет. Прорвемся!

Вот только медлительность, совершенно несвойственная Вите, не нравилась колдунье. Что-то здесь не так! Фаирата обеспокоенно сжала золотую раковину — амулет Хешшкора, но передумала. В самом деле, чем ее Хешшкор может ей помочь? Она отпустила раковину, выдвинула ящик стола и вынула из него мобильник. Совсем новенький «Sony Ericsson», она еще ни разу им не пользовалась. С собой она носила совсем другой телефон. А в этом был записан всего один номер, и до сих пор Фаирата неосознанно избегала звонить по нему.

Амулет вызова.

Фаирата нажала кнопку.

— Хешшкор? — Она чувствовала неловкость, обращаясь так к другому богу, но если кто и даст совет в этом деле, так это он. — У меня проблема. Видения будущего… они тормозят. Картинка замирает и дергается. Может, что-то случилось с пространственно-временным континуумом? Или магия сбоит?

На том конце связи раздался тяжкий вздох:

— Да вы что все, сговорились? Магия у них сбоит! Убей tmp-файлы и сделай дефрагментацию!

Несмотря на поздний час, в одной из лабораторий кафедры химии природных соединений горел свет. Все приборы, колбы с растворами, лабораторные журналы с важными записями были бесцеремонно убраны со столов и распиханы в стороны. А столы, составленные в середине помещения и застланные большими белыми листами фильтровальной бумаги, ломились от яств и подгибались под тяжестью бутылок. Чего здесь только не было! И душистые пирожки с вареньем, грибами и картошкой, фирменное блюдо Валенты. И изысканные мясные закуски в желе, сработанные духами замка Хешшираман. И салаты, щедро наструганные лаборантками. И экзотические африканские вина, привезенные Андреем Колосовым из дальних полетов. И столетние коньяки из подвалов Немиры. И зеленые травяные эликсиры производства Энтелены, бодрящие тело и веселящие дух не хуже иных наркотиков, но не вызывающие привыкания. И много чего еще…

— Как оппонент, хочу отметить, что эта диссертация — самая яркая на моем веку, — вещал пожилой джентльмен с седой бородой и с бокалом в руке. — Виталия Сергеевна — не просто трудолюбивый ученый, она чрезвычайно талантливый ученый, самородок, каких мало в нашем научном мире. Меня удивляет только одно: почему эта докторская, созревшая давным-давно, идеально отшлифованная, дошла до защиты только сейчас?

Вита, сидя во главе стола под развешанными плакатами с красочными изображениями ферментов и субстратов, загадочно улыбалась. Она благодарно кивнула оппоненту — качнулись сапфировые серьги в ушах, прекрасно гармонирующие с васильково-синим костюмом, — и осушила свой бокал.

Поднялся завкафедрой, лицо его лучилось от счастья.

— Честно говоря, сегодняшнего дня мы ждали уже многие годы. Я хочу сказать, что Виталия Сергеевна достойна присужденной ученой степени больше, чем любой другой из докторов химических наук. И наконец-то я могу назначить ее заведующей лабораторией!

— Спасибо, — с улыбкой ответила Вита. — Эй, студентики, а вы-то что обрадовались? Вы у меня попляшете!

— Мы вас любим, Виталия Сергеевна! — с энтузиазмом сообщил хорошенький уже от выпитого студент. — И желаем вам новых научных успехов.

— А можно я скажу, на правах подруги? — встала Фаирата, нарядная, словно не на защиту диссертации явилась, а на показ мод, с бриллиантами в огненно-рыжей гриве. — Витка, я никогда в тебе не сомневалась. Ты самая умная! И ты всегда добьешься, чего хочешь.

— А мы тебе в этом поможем! — встряла уже нагрузившаяся и разрумянившаяся Валента. — И да помогут тебе боги!

— Помогут, факт, — отозвался молчаливый приятель Виты, смугловатый черноволосый красавец. Сидящий рядом с ним блондинистый мальчишка, явно родственник Виталии, утвердительно кивнул.

Повеяло легким сквозняком — это открылась дверь. На пороге лаборатории стоял мрачноватый, одетый в классический черный костюм темноволосый паренек, очень похожий на мужчину, сидевшего рядом с Витой. Наверняка их сын. В руках у парня был огромный букет переливающихся перламутром роз.

— Вот, — он откашлялся, явно смущаясь. — Возьми… мама. Это из Хешширамана.

Он протянул ей букет. И добавил, поставив полог безмолвия, так что его слова остались неслышными для других:

— Знаешь, насчет твоего глаза… Я бы, пожалуй, мог его восстановить. Ты ведь не боишься боли?