В Москву я прилетел утром четырнадцатого. До переворота оставалось ещё целых пять дней, успею самоорганизоваться. И первое, что я сделал, это поехал к Симе, предварительно позвонив и договорившись о встрече. Пора им отсюда сматываться.
— Ой, а я вас так ждала, так ждала! — с порога защебетала Сима.
— Ну, вот и дождалась, — произнёс я и в шутку подмигнул ей.
Дальше произошло нечто совершенно неожиданное. После моих (вроде бы ни к чему не обязывающих слов) хозяйка квартиры внезапно бросилась мне на шею и принялась исступлённо целовать.
Азалии дома не оказалось. То ли она гуляла, то ли мать отправила её к кому-то в гости. И Сима… Сима явно вознамерилась добиться близости, изо всех сил прижимаясь ко мне всем своим мягким телом. И я не устоял! Да и как тут устоишь, когда оголённая пышнотелая женщина срывает с тебя одежду и покрывает жаркими, как укусы, поцелуями всё твоё тело? Ну и… В общем, когда я уходил, осчастливленная Сима пообещала уехать из страны ровно через неделю.
Как выяснилось, все документы она уже оформила, и оставалось только уволиться. А чтобы не возникло лишних вопросов, Симе ещё предстояло выйти замуж за одного эфиопа со второго курса какого-то московского университета. Кажется, дружбы народов имени Лумумбы.
Точнее, практически вышла, регистрация была назначена на ближайшую субботу. Обычный фиктивный брак. Потом сама решит: как ей лучше поступить. Девочку в этом бедламе я в любом случае не оставлю. И в Эфиопии мне куда проще оградить её от проблем, чем здесь. А то могут раскопать наше родство и: привет, шантаж! А события грядут такие, что никто тут никого жалеть не будет. В смертельной схватке за власть и деньги, как правило, подчистую уничтожается всё вокруг. И даже я могу стать лёгкой мишенью. Ну, да ладно. Мои люди проследят, чтобы Сима вместе с Азалией улетели вовремя.
Пятнадцатого августа, как мы и договаривались, прилетел со своими людьми Саид. Едва разместившись в гостинице, он сразу же позвонил мне и сообщил, что они на месте. Правда, позвонил уже поздно вечером, почти ночью, и к этому времени я чего только не передумал! Мало ли, какие неожиданности могло произойти с ними в дороге?
— Как всё прошло?
— Мы еле успели. Думали, раньше шестнадцатого не прилетим.
Я взглянул на часы, они показывали почти полночь.
— Завтра ровно к десяти утра подъезжай к университету Дружбы народов и жди меня возле главного входа.
— Понял, буду, — сказал он и положил трубку.
Утром в оговоренное время я уже стоял перед университетом «Дружбы народов» и высматривал Саида. Огромная уродливая бетонная коробка угрожающе нависала прямо над главным входом и выпячивалась в сторону площади, что широко простиралась перед зданием. Собственно говоря, спрятаться здесь было негде! Оставалось лишь бесцельно бродить, делая вид, будто «любуешься» университетом.
Саида я заметил задолго до того, как он подошёл к университету. И сразу же перехватил, уводя в небольшой парк, который я облюбовал для беседы. Туда мы и направились, попутно обсуждая свои дела.
— Проблемы возникли?
— Как обычно, — усмехнулся Саид. — Пришлось решать их буквально на ходу. Один из моих людей оказался предателем, я его пристрелил. Другой умудрился отстать, потерявшись в каком-то аэропорту. Ещё один в последний момент передумал. Так что, привёз я с собой на трёх человек меньше, чем договаривались.
— Двадцать два, — задумчиво протянул я. — Пожалуй, так даже лучше. Что ж, отныне твой позывной «Двадцать два». Так я буду называть тебя при посторонних.
— А мне как тебя называть, аль-Шафи?
— Называй, Хвала Небу.
— Гм, оригинально, — вновь усмехнулся Саид. — Может, просто «Небу»?
— Пусть так, — кивнул я. — Твои люди готовы?
— Да.
— Сколько из них знает русский язык?
— Пятеро. Остальные немного понимают, но говорят плохо.
— Мало, — я удручённо покачал головой. — Но если разбить их на пятёрки, то как раз хватит, чтобы хорошо ориентироваться в городе. Купи в киосках туристические карты Москвы и схемы метро. За сегодня вам надо тщательно изучить и сам город, и подземку. Сначала по картам, а затем разбей отряд на пятёрки, раздай всем схемы, и покатайтесь по Москве. Весь город вы изучить всё равно уже не успеете, а вот сориентироваться в метро сумеете.
— С помощью какого транспорта мы будем уходить после всего?
— Самолётом. Билеты я пробью по дипломатическим каналам. Это быстрее, поезд могут перехватить. На машине при переходе через границу могут возникнуть проблемы. Поэтому остаётся только самолёт. Корабль тоже исключается. Рейсов сейчас крайне мало, да и все они жёстко привязаны к портовым городам, а до них ещё добраться нужно. Хотя… можно рассмотреть вариант с Прибалтикой. Туда самолётом, а из неё за границу кораблём. Кстати, до Прибалтики можно и поездом добраться. Они с Рижского вокзала ходят регулярно. Но опять же: погранпосты никто не отменял. Так что лучше остановиться на варианте самолёт с пересадкой.
— Ясно, сделаем. Нам придётся убивать?
— Вероятнее всего, — ответил я. — И делать это нужно быстро и эффективно. Никаких попыток затянуть процесс или начать глумиться. Если завяжется бой, то бой скоротечный. И столь же стремительный уход. И ещё: предупреди своих, что любое невыполнение моих приказов гарантирует быструю смерть тому, кто их ослушается.
— Не сомневайся, — кивнул Саид. — Все всё прекрасно понимают и готовы к любому повороту. Но я в любом случае напомню, кому они обязаны не только достатком их семей, но и жизнью. Они дадут клятву, иначе я их сам убью.
— Хорошо. Оружие заберёте вот из этого схрона. На этой схеме помечено, где его забрать. Это гаражная зона. Оружие в основном компактное: пистолеты и автоматы. Пистолеты, правда, старые: револьверы с глушителем БраМит. АКСУ снабжены глушителями ПБС-1. Сейчас лето, продумайте способы транспортировки и хранения, я помогу транспортом.
— Я понял, что-нибудь придумаем.
— На этом, в общем-то, всё.
— Когда выступаем?
— Так, сегодня шестнадцатое, к восемнадцатому необходимо быть наготове. Точнее пока не скажу, но скорее всего вы понадобитесь мне девятнадцатого.
— Хорошо.
— Тогда до встречи.
Расставшись с Саидом, я отправился в посольство и занялся разными делами, которые тоже требовали моего непосредственного участия. Люба беременная, но срок пока небольшой и стоило заняться её перевозкой в Эфиопию. Тянуть не стоит, пусть летит в Аддис-Абебу.
С этой целью я и отправил в Берлин доверенного человека, чтобы всё организовать и переправить жену в Эфиопию без лишних проблем. На нём лежало всё: и помощь при переезде, и билеты, и дипломатическое сопровождение. Человека этого рекомендовал мне Негаш и ручался за него, как за себя. Меня его подручный знал слабо и не понимал, кто я такой и почему забочусь об этой женщине. Да ему это было и неинтересно, что радовало.
Семнадцатого августа мне предстояла встреча с Куртом Шнайдером, всё ещё собирающем информацию о высших советских деятелях с помощью прослушки. Я созвонился с ним, удостоверился, что немцы на месте и заняты делом, и договорился о встрече. Материала, думаю, накопилось достаточно много. Интересно, смогу ли я вычислить заранее планы заговорщиков⁈ Посмотрим, но так или иначе эти сведения мне пригодятся.
Утром я выехал на встречу с Куртом. После нескольких пересадок я прибыл на конечную станцию Выхино и, выйдя из метро, направился к рынку. Здесь, у рядов со всякой снедью мы и должны были забить стрелку. Заприметив Шнайдера, я пошёл за ним. Он тоже заметил меня и, не подавая вида, медленно, иногда даже останавливаясь и прицениваясь, направился в сторону выхода.
Соблюдая конспирацию, остановился у какого-то прилавка и я.
— Что, маслица домашнего захотелось, негритёнок⁈ — дородная тётка явно из первого поколении лимиты довольно осклабилась, не понимая того, что сейчас не только нахамила, но и оскорбила.
Я хмыкнул и глянул на неё «зверем», ни слова при этом не говоря. Тётка вздрогнула, но как бы ни испугалась, а цену озвучить не забыла. Также молча я отсчитал денежные знаки, отдал купюры и забрал завёрнутое в грубую бумагу масло.
Курта я догнал уже возле каких-то домов. В одном из дворов возле стандартной девятиэтажки приткнулась к бордюру задрипанная «копейка». Выглядела она весьма колоритно: ржавый корпус с явно неродными деталями кузова украшало треснувшее молнией лобовое стекло
— Специально битую купили, — пояснил мне Шнайдер. — Отремонтировали немного, чтобы не светиться на своей «буханке» по пустякам.
— Отличная машина, мне нравится! — одобрил я его выбор.
Курт покосился на меня, но ничего не сказал, лишь чуть прибавил скорость. Мы довольно быстро добрались до Мытищ, затем свернули в промзону, пересекли её и, наконец, остановились, заехав в небольшой чахлый перелесок. Захлопнув двери, прошли немного вперёд и неожиданно очутились прямо перед «буханкой». Машина стояла за каким-то странно корявым земляным холмом. Приглядевшись внимательнее, я понял, что это просто груда поломанных бетонных плит, полузасыпанных землёй и всяческим строительным хламом.
— Много интересного узнаешь! — кратко сказал Курт и раскрыл дверку в кузов.
Через пять минут я погрузился в море разнородного материала, который собрали немцы. Слушал и читал я собранный ими компромат до самого вечера, периодически выходя из кузова, чтобы глотнуть свежего воздуха и немного охладить голову. Она буквально кипела от избытка полученной информации! Однако разбираться во всём более основательно банально не хватало времени. Но и того, что дошло до моего сознания, было вполне достаточно: ничего подобного я даже представить себе не мог!
На самом деле важной и действительно секретной информации оказалось совсем немного. Предоставленный бюргерами материал в основном представлял собой чехарду всяких мутных разговоров, переговоров, застольных бесед и пустого трёпа.
Зреет переворот, но об этом я и так знал из прошлой жизни. Однако здесь и сейчас люди, которые чуть позже войдут в состав ГКЧП, вели себя совершенно спокойно! Абсолютно не так, как должны вести себя заговорщики накануне путча. Уже настал вечер семнадцатого августа, а никакими приготовлениями к созданию ГКЧП и не пахло. Как так⁈
Зато вокруг Ельцина и Горбачёва явно шла какая-то мышиная возня. К Горбачёву выехал кто-то из окружения Ельцина.
— Многих КГБэшников отправили в командировки и отпуска, — сказал мне Курт. — Москва опустела, милиция тоже в отпусках.
— Откуда знаете?
— Так из переговоров. Да и глаз у нас намётанный, сразу видно. Мы же по всей Москве мотаемся. Ну, и старые связи подключили, дружеские. Там кто-то чем-то поделился, тут проговорился.
— Ясно, не ожидал такого.
— Мы сами не ожидали. Что вы намерены делать с полученной информацией?
— Не знаю! Она слишком противоречива. Остаётся лишь ждать развития сюжета и кульминации. Ну, и думать. Вас же попрошу пока не прерывать работу. По моим сведениям, апофеоз переворота придётся на послезавтра. Так что будьте осторожнее. Вы наверняка уже определили центры силы? Что и откуда идёт, как организовывается? — спросил я у Курта, надеясь, что его умозаключения помогут мне лучше разобраться в текущей ситуации.
— Не совсем, — не оправдал он моей маленькой надежды. — Есть сомнения в кое-каких вопросах. Но мы постараемся держать руку на пульсе и своевременно оказаться в нужных местах. Я так понял: всё начнётся в воскресенье?
— Не знаю, скорее всего, всё-таки в понедельник, — ответил я. — Но и это предположительно. Точнее не скажу, я же не Бог и не провидец. Да и повлиять на данном этапе на ход событий я тоже пока не в состоянии. Тут такие мощные силы задействованы! Я понятия не имею: что можно предпринять!
— Тогда, может, стоит просто подождать и получше подготовиться? Если вы в числе первых догадались о готовящемся перевороте, с этого есть смысл поиметь свою выгоду.
— Возможно, вы правы. В конце концов, если ничего не получится, то ничего не получится. И не я буду тому виной. Но попытаться как-то повлиять на ситуацию и смягчить последствия, думаю, в моих силах.
— А зачем?
— Зачем? Чтобы СССР или то государство, которое возникнет вместо него, помогло Эфиопии. Нам тоже тяжело. У нас мало ресурсов, особенно человеческих. Нам нужны квалифицированные специалисты, технологии, техника. Ничего этого у нас нет, а у СССР есть. Поэтому… — я замешкался, подбирая правильные слова.
— Ясно, — верно истолковав направление моих мыслей, перебил меня Курт. — Я так и предполагал. Поэтому вы и решили вмешаться?
— Да, именно по этой причине, — кивнул я.
— Ну, что ж, нам и самим интересно, чем всё это закончится.
— Вот и посмотрите заодно. На ваших и моих глазах сейчас творится история этой страны. К сожалению, я не жду ничего хорошего… Но и от меня сейчас ничего не зависит.
— Да и не должно, — отозвался Курт Шредёр.
— Да. Отвезите меня к электричке.
— Хорошо. А вы не боитесь?
Я пожал плечами и сунул было руку в небольшой и сильно потёртый кожаный портфель, дабы продемонстрировать ему пистолет, как вдруг наткнулся на что-то мягкое, тёплое и почти жидкое… Твою ж дивизию! Конспиратор, ёшкин-матрёшкин! На хрена ж я его купил⁈
Кинутый в этот же портфель кусок масла давно растаял на августовской жаре, насквозь промочил обёрточную бумагу и теперь сливочно благоухал, впитываясь в подкладку сумки. Я совсем о нём забыл!
Недоуменно уставившись внутрь, я проинспектировал содержимое на предмет важности тех или иных бумаг и, не сочтя их особо ценными, всё-таки вытащил поблёскивающий от масла пистолет на свет божий.
— Смотрите, не перестреляйте всех бандитов и насильников, — хмыкнул Курт, всё это время с интересом наблюдавший за сменой эмоций на моём лице. — Их слишком много появилось сейчас. Да и здесь всё же не Африка. Хотя, судя по настроениям населения и его обнищанию, всё идёт к чему-то подобному.
Выкинув злополучное масло, вернее бумагу с его остатками, которая с обиженным чпоком врезалась в ближайшую бетонную плиту, я захлопнул портфель.
И вдруг внезапно даже для самого себя разозлился. Резко наклонившись к своему собеседнику, с горечью сказал:
— Если б вы только знали, как вы правы! Если бы знали… — после чего так же резко отстранился, как и приблизился.
Курт удивился и даже открыл было рот, видимо намереваясь что-то мне возразить, но… глянув мне в глаза, неожиданно передумал. Сел на водительское место и повернул ключ зажигания.
Старый и слабосильный мотор ещё фиатовской копейки негромко затарахтел, мелко подрагивая выхлопной трубой, подвязанной проволокой к днищу машины.
Погазовав и дав машине, что называется, «пропердеться» после долгой стоянки, Шредер достиг устойчивой работы двигателя и включил первую передачу. Копейка вздрогнула и нехотя покатилась вперёд, постепенно набирая скорость. Курт молча переключал передачи, выкручивая в нужную сторону руль.
Говорить больше не хотелось. Я молчал, мимоходом созерцая проплывающие мимо подмосковные пейзажи и погрузившись в собственные размышления. А подумать было о чём. Странно, но почему-то раньше я как-то не задумывался над тем, с чем могу столкнуться. Мой осведомлённый разум человека 21 века не позволял всем подряд вешать лапшу мне на уши. Да и многолетний опыт обеих дополнительных жизней заставлял весьма скептически относиться к разного рода информации, не доверяя ей целиком и полностью.
Мы возвращались тем же путём, давя колёсами чахлую траву и временами расплёскивая неизвестно откуда взявшиеся в колее лужи. Странно, последний дождь шёл не меньше недели назад. Кажется, в процессе езды мы переехали мышку и двух лягух… И это, не считая целого сонма насекомых. Но это всё немцы! Фашисты, я бы даже сказал.
Так мы «домолчали» до самой электрички. Время уже перевалило за восемь вечера. Купив билетик, я вышел на перрон и стал разглядывать немногочисленных попутчиков. Ждать оставалось минуты три.
Вскоре из-за поворота показалась зелёно-красная морда пригородной электрички. И выглядела она как-то уныло и тускло. Состав остановился, двери открылись, и я шагнул внутрь.
Буквально в последний момент в тамбур, разжав автоматические двери, запрыгнула небольшая компания разномастно одетых людей. И, судя по их наглым рожам, покупкой билетов они даже не озадачивались.
Пройдя до середины вагона, я опустился на обитое драным дерматином сиденье и уставился в грязное окно. Ни возле меня, ни напротив никого не было, да и вообще в это время в Москву мало кто ехал. С работы возвращались обычно в другую сторону. Да и какая работа в субботу? А из Мытищ в Москву в это время разве что погулять можно отправиться. За окном начало темнеть, закрапал мелкий летний дождик.
Шумная компания из четырёх молодых парней непонятного возраста и одетых кто во что горазд, уселась неподалеку от меня. Громко смеясь и обзывая друг друга «весёлыми» матерными кличками, они обсуждали то ли недавнюю попойку, то ли драку, то ли ещё какое-то событие. Я особо не прислушивался, но эти весельчаки так орали, что их слова даже сквозь мои мысли пробивались.
— Ну ты, Блядун, вчера дал! Как ты жарил ту биксу⁈ У неё аж косички во все стороны так и летали!
— Да! А ты, Чобля, как её парню врезал? У того нос сразу набекрень стал! В кусты со второго раза улетел и больше не вставал, пока мы его девку на двоих раскладывали.
Уловив краем уха услышанное, я вдруг понял: не далее, как вчера эта четвёрка кого-то изнасиловала и избила, а теперь бахвалилась этим во всеуслышанье. Нашли чем гордиться… Дебилы!
Я невольно бросил на них взгляд.
«Блядуном» оказался чернявый смуглолицый парень лет двадцати с чёрными усиками и каким-то мерзко-скабрёзным выражением лица. «Чобля» смахивал на обычного тупого пэтэушника, любителя покачать железо по подвалам. Рядом с ним сидел вполне обычный парень с простым конопатым лицом и слегка раскосыми глазами. А напротив них развалился на сиденье четвёртый: белобрысый и долговязый шнырь. Он-то и смеялся громче всех над шутками своих товарищей и постоянно буквально шнырял глазами в поисках следующей жертвы.
«Сплошной интернационал, а не компания, — подумал я. — Маргиналы всех стран, объединяйтесь!». Этот девиз так и хотелось нарисовать на их рожах. Впрочем, слова к делу не пришьёшь. И пока они никого не задирали, трогать их смысла не было.
Но на душе стало ещё более погано, чем до этого. Многих нюансов этого времени я, конечно же, не помнил: слишком мал был. Однако и то, что начало твориться несколько позже, назвать «хорошей» жизнью порой язык не поворачивался. Начиная часов с семи вечера улицы моего родного Пятигорска стремительно пустели. И к восьми на них уже практически никого не было. Пустые трамваи одиноко светили фарами, обречённо следуя по рельсовому маршруту. Но ходили они тогда, кажется, даже не до десяти вечера, а где-то до девяти.
Водители — все сплошь женщины. Вот что она может противопоставить какому-нибудь моральному уроду? Да и машин на улицах не сильно много наблюдалось… Можно было пройти пешком полгорода и никого не встретить или, наоборот, встретить на свою голову. Большинство даже не рисковало.
Так и сейчас: компания всё никак не успокаивалась. А вскоре с их стороны и вовсе послышалось характерное стеклянное позвякивание. Бутылка водки щедро поделилась своим содержимым с единственным (вероятнее всего украденным у автомата с газировкой) гранёным стаканом. И тот по очереди обошёл всю четвёрку. Закусывали хлебом и сырками «Дружба», бросая разорванную в клочья фольгу себе же под ноги. Прошло минут пять-десять, и бутылка опустела.
Долговязый блондин привстал и обвёл взглядом вагон, явно прикидывая: куда бы швырнуть пустую бутылку? Ну, или в кого.
Помимо меня в вагоне находились ещё небольшая компания мужчин какого-то изнурённого вида, пожилая семейная пара, три тётки и пара подростков с ними. Но, разумеется, не они привлекли его внимание.
— О, смотри, негр! — деланно удивился шнырь.
— Где⁈ — подорвался со скамейки конопатый.
— Да, вон! — показывая на меня бутылкой, крякнул долговязый.
— Кидай! — глумливо хмыкнув, сказал чернявый, явно подзуживая долговязого к подлому поступку.
Я аж немного прибалдел, увидев, что тот действительно собирается бросить в меня бутылку. Рука, не дожидаясь команды мозга, машинально открыла портфель, и я моментально вынул оттуда объёмный свёрток. Это оказался купленный на станции батон. И, если судить по его твёрдости, в магазине он провёл не меньше недели. Я даже брать его поначалу не хотел, но потом почему-то передумал. Интуиция, видимо, подсказала, что он пригодится.
Не дожидаясь, когда мне засветят в лоб бутылкой, я крепко ухватил батон, приподнялся и резким броском метнул его прямо в лицо парню. Навыки не подвели. Батон, совершив всего один оборот смачно впечатался прямо в лоб долговязому, заставив его со всего размаху плюхнуться обратно на сиденье. Бутылка выпала из его рук на пол и покатилась в мою сторону.
А вся компания тут же вскочила на ноги. Не обременённые интеллектом и обезображенные пьяной злостью лица не сулили мне ничего хорошего. У двоих даже блеснули лезвия ножей. Однако и я не был безоружен: бутылочка, так своевременно прикатившись ко мне, мгновенно оказалась у меня в руках.
— Что, пацаны, проблемы? Может, кто-то хочет ещё и бутылкой по башке получить? — недобро прищурившись, поинтересовался я на чистом русском.
Батон, хоть и был обычным хлебом, но своей чёрствостью всё же спас меня от дальнейших разборок. Прилетев в лоб долговязому блондину, он раскрошился, обильно осыпав шныря крошками. Попав в глаза, крошки полностью вывели этого идиота из строя. Матерясь на весь вагон, пацан отчаянно тёр глаза, эпизодически хлопая белёсыми ресницами. Но злые крошки не желали сдаваться и ещё больше проникали ему под веки. Не зря в народе говорят, что хлеб всему голова. Вот блондин в этом лично и убедился.
Самым умным, как выяснилось, среди них оказался конопатый.
— Пошли отсюда! — коротко бросил он.
Чернявый было кинулся ко мне, но лёгкое постукивание пока ещё целой бутылкой по железной ручке сиденья немного отрезвило его. Один удар посильнее, и в моей руке возникла бы уже пресловутая «розочка». К тому же совершенно не понятно: чего ещё этот негр выкинет? Он же дитя дикой природы, а не каменных джунглей. И ещё неизвестно, что хуже.
Да и в принципе: быстрота и натиск, вкупе с непредсказуемостью и безбашенностью неплохо отваживает от тебя не только простых людей, но и моральных уродов тоже. Хорошо нападать на заведомо слабых и пугливых! Однако это плохо работает на таких же отморозках, как ты сам. А то, может, и похуже.
Главаря послушались, и вся четвёрка нехотя побрела в соседний вагон.
— Мы ещё встретимся! — бросил напоследок чернявый, отчего меня вдруг разобрал гомерический хохот, и я заржал во весь голос.
Процедив сквозь зубы ругательства, смугляш удалился вслед за остальными. Я же вернулся к своему портфелю и сунул туда пустую бутылку.
Стоило гоп-компании удалиться, как у всех присутствующих в вагоне прорезался голос и вернулся дар речи.
— Достали уже эти уроды, — бросил один из усталых мужиков.
— Милицию надо вызвать! — воскликнула мужская половина семейной пары, за что тут же получила ощутимый тычок локтем в бок от женской, сопровождаемый громким шипением: «Не лезь!».
— Да что она может, эта твоя милиция? Разве что пьяных по вагоном обирать? — буркнул второй из компании усталых мужиков.
— Да сколько ж можно-то⁈ — подхватилась какая-то из тёток. — Они ж так и будут ко всем приставать да задирать. Вон вчера Мишку, сына Любки Цветаевой, кажись, эти избили.
— А они правда кого-то изнасиловали? — спросил я тётку.
— Да почём я знаю? — отмахнулась та. — Постоянно кто-то кого-то насильничает. Может, и эти.
— Эти могут! — подтвердил другой мужик.
Я вздохнул: слова к делу не пришьёшь. Да и зачем мне это? Своих проблем хватает. Опустился на сиденье и задумчиво уставился в проплывающий мимо со скоростью электрички пейзаж. За окном светились огнями рабочие окраины Москвы. Хреново всё!
Неяркие огни скользили мимо, не оставаясь в памяти, как и смутные очертания пристанционных построек, домов и гаражных кооперативов. Страна затаилась, словно дикий зверь перед прыжком в неизвестность. Правда, это для неё впереди царила неизвестность, я-то уже всё знал.
«Да лучше б ничего не знал!» — подумал я и устало прислонился лбом к стеклу. Через минуту в стекло врезался какой-то предмет, разбив его вдребезги. Я еле успел отдёрнуть голову.
Вот же, твари!
Ветер только донёс издалека приглушённый быстро увеличивающимся расстоянием наглый гогот, почудилось мне. Страна вступала в конечную фазу своей перестройки. Горе вам, люди!