Черный октябрь

Глава 15 Горбачев

На календаре краснело семнадцатое августа 1991 года. Обычный выходной день, суббота. Рабочему классу всего Советского Союза настало время отсыпаться после трудной трудовой недели или расслабляться в отпуске, кто находился в оном. Ничего, казалось бы, не предвещало беды.

Проснувшись рано утром, Михаил Сергеевич быстро надел белую майку и такие же шорты и бодрой рысцой побежал в сторону пляжа, наслаждаясь пока не распалившимся крымским солнцем. Раиса Максимовна ещё отдыхала, не желая вставать с постели в такую рань. Что делали дочка с зятем с двумя внучками, Михаила Сергеевича интересовало мало. Тоже спят, наверное… Может, в прямом, а может, и в переносном смысле этого слова.

Пели птахи, шумело море, дул приятный морской бриз, и только где-то совсем вдалеке истошно орали чайки. Странно, но своими криками они почему-то напомнили Горбачёву карканье стаи серых ворон в городском парке глубокой осенью. Впрочем, Михаил Сергеевич быстро отбросил это гнетущее сравнение.

Добежав до пляжа, президент СССР глянул в сторону открытого моря. Туда, где покачивался на волнах пограничный корабль. Почему-то в этот раз его силуэт показался президенту СССР каким-то не таким, словно незнакомым, что ли. Наверное, просто сменилось дежурство, и приплыл другой корабль. Как говорится: пост сдал, пост принял!

Не придав этому особого значения, Михаил Сергеевич быстро разделся и, оставшись в одних плавках, с бравым гэканьем энергично окунулся в прибрежную волну. Вода по-утреннему бодрила, и он с удовольствием начал плавать, однако далеко не заплывал. Накупавшись, повернул назад и, выйдя на пляж, ополоснулся, поменял плавки в пляжной кабинке, и довольный собой почапал обратно в здание.

Его часы показывали почти восемь часов утра. Пора на завтрак! Михаил Сергеевич зашёл в комнату, увидел, что жена проснулась и уже прихорашивается возле зеркала, крикнул:

— Дорогая, я на завтрак!

— Хорошо, Миша! — ответила Раиса Максимовна, но её слов он не услышал. Насвистывая песенку, президент СССР шёл прямиком в столовую.

Войдя в обеденный зал, Михаил Сергеевич уселся было за стол, когда в столовую вслед за официанткой зашёл незнакомый ему мужчина.

— А вы, собственно, кто? — опешил Горбачёв.

— Да не волнуйтесь вы так, Михаил Сергеевич! — вслед за мужчиной в столовую вошёл первый заместитель КГБ УССР генерал Евгений Марчук, — всё под контролем.

— Что значит «под контролем»? Что вы тут делаете? Как вообще сюда вошли?

— Как много вопросов, — хмыкнул генерал Марчук. — Я представляю КГБ Украины. Вы арестованы!

— Как арестован⁈ — оторопел от подобного заявления президент самой большой в мире страны, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Где моя охрана⁈ Где Генералов?

— Дача окружена, ваша охрана надёжно изолирована, а генерал Генералов находится под домашним арестом. Никто из ваших людей не оказал нам достойного сопротивления, сдавшись лишь за обещание сохранить вам жизнь.

— Как они могли⁈ Как такое вообще возможно? — искренне негодовал Горбачёв: его возмущению не было предела! — И что вам от меня надо?

— Лично мне от вас ничего не надо. В эти минуты ваш друг и товарищ, господин Ельцин совершает вооружённый переворот в Москве. Точнее, переворот совершают люди по его приказу. Нам же просто поручено на время изолировать вас, ограничив возможность пользоваться служебными телефонами и общаться с прессой. При этом вы можете свободно перемещаться по даче. Правда, делать это придётся под нашей охраной. Не возбраняется плавать, купаться, общаться с родственниками. Не переживайте, это продлится совсем недолго: буквально дней пять, максимум неделю. О текущих новостях вы узнаете по радио, телевизор смотреть вредно. Будете жить не хуже, чем прежде! А может быть, даже лучше: ведь ни забот, ни хлопот. Но я честно вас предупреждаю: попытка побега рассматривается как попытка самоубийства. Вы же не хотите утонуть в море?

— То есть вы захватили власть и угрожаете лишить меня жизни?

В этот момент в столовую вплыла Раиса Максимовна, одетая в белоснежный элегантный костюм, и тут же с недовольством уставилась на двух незнакомых мужчин.

— О чём ты разговариваешь с этими людьми, Миша?

— Нас арестовали, Рая!

— Что-о-о? Да как вы смеете⁈

Раиса Максимовна, не сдержав эмоций, подняла было руку, намереваясь ударить Марчука. Однако тот быстро перехватил её ладонь и намертво зафиксировал своими цепкими пальцами. Второй мужчина тут же выхватил пистолет и направил его Горбачёву в лицо.

— Вы делаете мне больно! — воскликнула Раиса Максимовна.

Марчук же, явно наслаждаясь, сжал её кисть ещё сильнее и, наконец, оттолкнул от себя её руку. Горбачёва пошатнулась, сделала невольный шаг назад и, врезавшись боком в богато сервированный столик, лишь чудом не растянулась на полу.

— Мы настроены серьёзны, — довольно зло произнёс Марчук. — И либо вы начнёте выполнять все наши требования, либо мы посадим всех вас в подвал и просто запрём там на неделю. И жрать, и спать, и гадить будете там же.

— Раиса, сядь. Ты же видишь: это не розыгрыш, — мягко, явно стараясь успокоить жену, сказал Михаил Сергеевич. — Не надо усугублять. Видимо, меня предали. Мы остались даже без охраны. Давай примем всё, как есть.

— Но как же так? Как так⁈ — причитала Горбачёва, потирая пострадавшую руку. На её глазах выступили слёзы то ли боли, то ли отчаяния.

— Вот так, — коротко резюмировал Марчук. — Вы пока кушайте, у нас ещё будет достаточно времени для разговоров. Приятного аппетита!

Сказав это, генерал вышел. Вместо него в столовую с не менее решительным видом вошли сразу двое: вооружённый автоматом мужчина и женщина с кобурой на поясе. Пистолет из неё она, правда, не вынимала, но и торчащая рукоятка ПМ, и висевшие рядом стальные наручники не оставляли у присутствующих никаких сомнений в том, что приставленная к ним охранница в любой момент ими воспользуется.

Завтрак прошёл в тягостном молчании. Не радовало ни персиковое мюсли, ни феерический омлет из перепелиных яиц и свежей зелени, ни… Короче, ничего больше не радовало, и кусок в горло не лез. Чуть позже (тоже в сопровождении вооружённых людей) в столовую пришли и дочь Ирина с зятем Анатолием. С ними же были и обе внучки. В их глазах застыло беспокойство, однако при посторонних они предпочли никого ни о чём не спрашивать.

После завтрака всем разрешили прогуляться. Но буквально на каждом углу стояли неизвестные доселе семейству Горбачёвых вооружённые люди. Некоторые даже держали в руках короткоствольные автоматы. Не так, чтобы таких было много, но хватало.

Вернувшись в дом, Горбачёв обнаружил исчезновение связи во всех служебных и правительственных телефонах. А вот внутренняя связь работала. Это потом в газетах и разных интервью начнут писать, что квазиэлектронную и спутниковую связь нельзя отключить. Типа за этим хорошо следили, и вообще на тот момент времени это было технически невозможно. Бред, конечно! Всегда есть способ и возможность ограничить переговоры, если имеешь доступ к нужной информации и обладаешь соответствующей аппаратурой.

С одной стороны, сделать это действительно сложно. А с другой: если убрать так называемое оконечное устройство (то бишь сам телефонный аппарат), то разве удастся позвонить просто по пустому проводу? Как вариант: на АТС поставить заглушку или просто заизолировать провод на имитацию. Гудки вроде идут, а ответить никому невозможно. Или, наоборот: в трубке раздаются только короткие сигналы, словно там занято. Можно пойти ещё более примитивным путём. Например: вытянуть из телефонной трубки динамики. И выходит: трубка есть, а говорить бесполезно, телефон не работает. Возможно, кто-то обязательно попытается выйти на связь с Горбачёвым, но события в Москве быстро пресекут все эти возможности.

— Миша, это выходит за рамки допустимого! Надо что-то делать, — шепнула Раиса Максимовна на ухо Горбачёву при первой появившейся возможности. — Ты же президент великой страны!

— А что я сделаю в этой ситуации? — растерянно воззрился он на жену. — Ну, вот что? Раиса, ты не понимаешь: они легко могут убить любого из вас. Просто подсыплют яд в еду, и всё: отравят и тебя, и нашу дочь, и девочек.Одного меня оставят… Ведь так грубо устранять первое лицо страны им не с руки. Это вызовет слишком широкий общественный резонанс. Меня же поддерживает весь мир! Если меня убьют, им этого не простят. А значит, это приведёт к свержению того же Ельцина, если это он решил взять власть. Военный переворот в нашей стране не пройдёт, и его организаторы вынуждены будут отступить. Правда, я не в курсе, какие доводы они подготовили для придания легитимности своим действиям. Что они скажут или уже сказали народу⁈ Вероятно, запланирован какой-то неожиданный ход, и я его пока не знаю.

— Хочешь сказать, что от тебя ничего не зависит? И на судьбу всех нас тебе наплевать⁈

— Прекрати истерику, Раиса! Если бы мне было всё равно, я бы по-другому себя вёл. Сейчас нам необходимо чуть выждать, чтобы разобраться: что именно они задумали, и кто стоит во главе всего этого. Не волнуйся, я попытаюсь всё разузнать и, если выйдет, повернуть вспять. Но не вот так же с бухты-барахты! Думай о себе, ты должна быть послушной, чтобы они ничего не заподозрили.

— Он… Ты видел⁈ Он толкнул меня!

— Видел. И что я мог сделать? Они оставили нас не только без охраны, но и без связи! А комнату с телефонами правительственной связи и вовсе закрыли, поставив там своего охранника. У нас пока нет другого выхода, дорогая.

— Ну, хорошо, я подожду, — смирилась она. — Но ты обязательно должен что-нибудь придумать.

Так прошли сутки. Ничего не изменилось: никто так и не приехал спасать президента СССР. Да, собственно говоря, никто даже и не догадывался о том, что происходит в президентской резиденции на правительственной даче в Форосе. Связь по-прежнему отсутствовала, да и охраны ощутимо прибавилось.

Михаил Сергеевич не находил себе места, бесцельно шляясь по территории резиденции и иногда уходя на пляж. С тоской он смотрел в сторону открытого моря, словно надеясь на то, что оттуда внезапно высадится десант преданных ему солдат и вызволит его из этой ловушки. Но дядька Черномор со своими богатырями так и не появился. А морские пограничники оказались глухи к его мысленным призывам и продолжали спокойно нести дежурство, ни о чём не подозревая. Начальство их не волновалось, а им-то зачем дёргаться?

Меж тем резиденцию взял в плотное кольцо Севастопольский полк войск КГБ. Вот только командовал ими не центральный орган КГБ из Москвы, а местный, что не оставил после себя ни имён, ни явок и паролей, одни лишь догадки.

Впрочем, уже и из Москвы команд никаких прислать не могли. Зато прислали делегацию, наспех собранную из тех, кому жизнь дорога. В Форос для переговоров с Горбачевым прилетела возглавляемая Олегом Баклановым группа. Кроме него в составе той же делегации прибыли начальник Службы охраны КГБ СССР генерал-лейтенант Юрий Плеханов, секретарь ЦК КПСС Олег Шенин, заместитель министра обороны Валентин Варенников и руководитель аппарата Президента СССР Валерий Болдин.

Их под конвоем привели в приёмный зал, где уже находился Горбачёв, возле которого тоже застыли украинские охранники.

— Михаил Сергеевич… — начал было генерал Плеханов.

— Что ж вы так опростоволосились-то, Юрий Сергеевич, — резко прервал его Горбачёв.

— Предательство, Михаил Сергеевич.

— И как вы с Крючковым его проморгали?

— Я больше вашей охраной занимался и как-то особо не вникал во внутреннюю политику КГБ. Не знал я, что они на это способны. А Крючков слишком недолго в КГБ проработал. Да и пришлый он. Вот Бобков его вокруг пальца и обвёл. В заговоре оказалось замешано всё пятое управление КГБ и многие выходцы из него.

Горбачёв схватился за голову и начал раскачиваться взад и вперёд. Все остальные молчали. Один Марчук довольно посмеивался, хоть и без огонька. Всё уже давно решено, и он даже успел гопак сплясать по поводу развала СССР. Теперь оставалось лишь довести дело до конца. А то всё шито белыми нитками и не поможет ни СНУМ, ни Рух, ни организация секты «Белого братства». Впрочем, всё это ещё впереди.

Сейчас же многое зависело от команды Ельцина и его кураторов. Хотя и сам Марчук сделал карьеру не просто так, не за красивые, как говорится, глаза. Немецкий он знал с детства, готовили его в качестве будущей агентуры в оккупации, и английский его тоже неплох. Ну, и украинский знает…

— Михаил Сергеевич, вам плохо? — глядя на телепающегося Горбачёва, нарочито вежливо поинтересовался Марчук. И вдруг предложил: — Может, водочки?

Родоначальник самой нашумевшей антиалкогольной компании лишь недоумённо посмотрел на него.

— А-а-а, я ж совсем забыл: вы же со Ставрополья! — как ни в чём не бывало продолжил украинец. — Пожалуй, лучше настойку «Стрижамента» надо принести. Сразу ноль семь? Ну, чтобы не растекаться мыслью по древу!

Горбачёв, будучи старым и опытным интриганом партаппаратчиком, только зло глянул на Марчука и скривился. Хотел было послать этого юмориста-искусителя далеко и по матери… Но глянув на стоящих неподалёку дюжих хлопцев с каменными лицами и оселедцами с оттопыривающимися на боку от кобур пиджаками, передумал.

— Я не Ельцин, и пить не собираюсь! — гордо вскинув голову, произнёс он.

— Ваше право, я же не настаиваю, — тут же сдал назад Марчук и обратился к вновь прибывшим: — А вы, товарищи?

— А не откажусь, — махнул рукой Болдырев, — всё равно уже терять нечего.

— Как скажете, — хмыкнул украинский гэбист и приказал кому-то, бросив в сторону: — Официантку позовите. А вы, товарищи, присаживайтесь, присаживайтесь. В ногах ведь правды нету. Сейчас всё принесут.

Через минуту прибежала запыхавшаяся от быстрой ходьбы официантка, молодая девица с тёмными волосами и огромными голубыми глазами.

— Девушка, принесите бутылочку «Стрижамента», пять рюмок и закуски. Что-нибудь из лёгкого: зелень, фрукты, буженина, сыр.

— И «Нарзан», — буркнул Горбачёв.

— И «Нарзан» Михаилу Сергеевичу, — подтвердил заказ президента Марчук. — Лучше даже пару бутылок. Есть «Нарзан»?

— Нет, «Нарзан» закончился.

— А что есть?

— «Славяновская», «Айвазовская», «Ессентуки 17».

— «Ессентуки» не надо, — поморщился Марчук. — Греческие революционеры нам сейчас не нужны, да и слишком солёная она. Давайте Славяновскую, она Михал Сергеичу привычнее.

Горбачёв только кивнул, не став спорить.

— Пожалуйста, товарищи, не стесняйтесь. Вы же приехали пообщаться? Так в чём дело?

— Они захватили все министерства, — горячо прошептал Болдырев, оглядываясь на не собирающегося покидать их общество Марчука, — всех повязали. Арестованы многие люди из центрального КГБ и партаппаратчики, переворот практически завершён.

— Почему вы это допустили? Я же предупреждал вас быть настороже⁈ — не сдержал эмоций Горбачёв.

— Предательство, Михаил, предательство. Крючкова уже взяли. Остальных, кто тебе предан, возьмут чуть позже.

— Вас-то тогда зачем ко мне привезли?

— На переговоры.

— На какие, на хрен, переговоры⁈ Они издеваются?

— Да, — с горечью подтвердил его предположение Болдырев. Остальные только кивнули, отворачивая голову или опуская глаза вниз.

— Трусы, слабаки, слюнтяи! — бушевал Горбачёв от собственного бессилия. Волна хлынувшего от него негодования и отчаянья захлестнула даже Марчука.

— Спокойнее, спокойнее, Михал Сергеич, — встрял он. — А то охранники у нас больно нервные… Может, вам «Скорую помощь» вызвать? Или укольчик промедольчика вколоть? Всё спокойнее будете, себе же на благо.

В это время в зал вошла девушка с подносом и начала расставлять стаканы и тарелки с закуской. Ровно посередине стола поставила бутылку Стрижамента. Закончив с сервировкой, официантка опустила поднос и быстро, ни на кого не глядя, убежала.

Однако, невольно замолчав при её появлении, никто так и не захотел возобновлять начатый было неприятный разговор. Молча разлили настойку по рюмкам и, не чокаясь, выпили. Повторили. Горбачёв поначалу отказывался, с упрёком глядя на своих товарищей. Но нервы потихоньку сдавали, и Михаил Сергеевич всё же выпил, заел лимоном и вскоре обмяк.

Марчук посмотрел на часы: 17 часов 55 минут.

— Ну, ещё полчасика вам на пообщаться, и пора обратно в Москву. Вас там уже ждут.

— Подождут, — угрюмо буркнул генерал Плеханов. — Я в этом цирке больше участвовать не хочу.

— А придётся, Юрий, придётся, — чуть издевательски произнёс Марчук. — Родина в опасности! Как бы хуже ей не сделать своими действиями.

— Вы ей такую свинью подложили, что хуже уже некуда! Опустили страну на самое дно…

— Ну, почему же? Альтернатива всегда найдётся, — мягко возразил ему Марчук. — Даже дно можно пробить! И тогда всё полетит прямиком в преисподнюю. Что вы скажете, если начнётся война?

— С кем? — генерал аж застыл с долькой лимона в руке.

— Ну, например, между республиками.

— Ты об армянах, что ли? Так пусть себе воюют.

— Ну, если всё пойдёт не по плану, то война вполне возможна и с нами, с незалежной Украиной. А так мы просто полюбовно разойдёмся, и всё.

Плеханов поморщился и отвернулся. Затем налил себе рюмку настойки и, посмотрел на вынужденных собутыльников, качнув бутылкой в своей руке: мол, присоединиться не желаете? Однако его никто не поддержал. Генерал опрокинул рюмку, но больше наливать не стал. Отсидев ещё двадцать минут, они по команде встали и пошли на выход. Загудела мотором «Чайка», увозя незадачливую делегацию на аэродром и оттуда прямиком в Москву.

В 5.30 утра девятнадцатого августа в комнату к Горбачёву постучал Марчук.

— Вставайте, Михаил Сергеевич, пора.

— Что пора? Куда пора⁈ — спросонья вылупился на него Горбачёв.

— На расстрел.

— Вы что? — сердце Михаила Сергеевича сделало кульбит и рухнуло куда-то вниз. Рядом тихо ойкнула Раиса Максимовна.

— Шутка. Пойдём слушать радио. И прошу: не сопротивляться!

Горбачёв молча оделся и вышел вслед за Марчуком. Раиса Максимовна заплакала, укрывшись одеялом с головой. Но вошедшая вместе с Марчуком охранница не обратила на это никакого внимания. В сопровождении украинского гэбиста Горбачёв вышел в коридор и, пройдя по нему до конца, спустился по лестнице. Они зашли на пустующую в этот час кухню, в углу которой находилась радиоточка.

Ровно в шесть утра всю страну разбудил сначала гимн Советского Союза, а сразу после его окончания началась речь Председателя ГКЧП Янаева:

"В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам. Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М. С. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна, по существу, стала неуправляемой…

Государственный комитет по чрезвычайному положению и СССР полностью отдает себе отчет в глубине поразившего нашу страну кризиса, он принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса…"

— Вот, значит, как, — покачал головой Горбачёв.

— Да, именно так. Сейчас пока ещё рано, чуть позже перестанут крутить «Лебединое озеро» и вы всё увидите своими глазами. А сейчас можете идти отдыхать, если, конечно, это у вас получится.

Горбачёв, вернувшись в свои апартаменты, умылся и начал одеваться. На все вопросы Раисы Максимовны президент СССР отвечал однозначно и малоинформативно. Да и что тут говорить, когда всё трещало по швам? Он чувствовал, как уходило его время. И, вероятнее всего, уходило оно безвозвратно. Как и неумолимо падала в пропасть огромная страна с аббревиатурой СССР. Прожжённый интриган и партаппаратчик буквально внутренним чутьём ощущал, что его переиграли. Он проиграл! Проиграл окончательно и бесповоротно.

Девятнадцатого августа он должен был прервать свой отпуск, чтобы вылететь в Москву на подписание союзного договора. Но его опередили. До какого-то момента Михаил Сергеевич ещё на что-то надеялся… Однако теперь, услышав официальное заявление, окончательно разочаровался. Оставалось лишь узнать: чем же закончится этот парад шутов и марионеток. И об этом он (да и весь мир!) узнает весьма скоро.

Весь этот день Михаил Сергеевич провёл у телевизора, но смотреть там было особо нечего. Весь день показывали пресловутый балет «Лебединое озеро», ставший чуть ли не предвестником скорых похорон. Впрочем, а что это, если не похороны? Похороны его карьеры как лидера одной из мировых держав! Похороны целой страны… Через три дня просмотра телевизора и бессмысленных метаний возле него, всё стало окончательно ясно.

Что ж, теперь ему предстояло сохранить хорошую мину при плохой игре. Но Горбачёв не первый год находился у власти, он сможет.