Червь-6

Глава 10

Их страх мог почувствовать даже ребёнок.

Густой пот разил зловонием жалости и презрения. Да, они сопротивлялись, но жалкие попытки хоть чуть-чуть пошевелить руками или дёрнуть пальцами лишь обостряли чувство страха. Они смыкали веки, стряхивая пот, льющийся в глаза со лба, и неразборчиво нашёптывали себе под нос какие-то слова, когда моя фигура становилась за их спинами. Скорее всего они молились. Я бы поступил так же.

Я прогуливался между живых статуй доблестных воинов и наслаждался их ужасом. Кровавая паутина из тысячи крохотных сосудов обвивала их ноги и медленно поднималась к груди, затекая во все поры на коже. Внедряясь в бурный поток горячей крови, несущейся по венам этих бедняг. Где-то вдалеке на влажно траве, залитой кровью, лежали их друзья и выли от боли. Многие статуи, которые я обходил, мечтали сейчас быть на их месте. Орать от боли, но быть свободными перед страхом смерти. Единственная их надежда — жирная баба, сумевшая оседлать Хейна и кромсать топорами его опухшую от избытка крови голову. Опасности для моего ручного монстра нет никакой. Вспоротая плоть в миг заживала, а попавший в кровь яд в миг нейтрализовался. Хейн испытывал боль, несомненно, но его вопли лишь обостряли и сгущали атмосферу смерти, нависшей над головами воинов.

— Прикажи этой бабе остановиться, — сказал я молодому мужчине, у которого, в отличии от остальных, яйца были явно на своём месте.

Я говорил спокойно, не проявляя агрессии, и даже не запугивал. В этом не было никакого смысла. Обходя мужчину, я специально прижимался к нему так, чтобы мой уродливый плащ, сотканный из корчившихся в немой агонии безумия двух десятков лиц, опутывал ему ноги и гладил вытянутые для прыжка руки. Чтобы он видел сухие губы, шепчущие прощения и молитвы.

— Ведьма, — сорвалось с его губ так резко, что мне показалось, будто он подавился. — Мы ничего тебе не расскажем.

Я внимательно посмотрел на его лицо. Капли пота струились со лба, разогретая в пылу битвы кожа чуть подрагивала, как и он весь сам. Солёные капли затекали в голубые глаза и вызывали жжение, которые он безуспешно пытался подавить частым морганием.

— Твоё лицо молодо, — сказал я, всматриваясь в его зажмуренные глаза, — и красиво.

Кончиком пальца в кровавой корке я провёл по его коже, словно намечая линию для разреза.

— Твоё лицо, — продолжил я, — прекрасно будет смотреться на моём плаще, в самом низу, где постоянно клубиться пыль, брызжет грязь, и чужая кровь льётся рекой. — Ты хочешь этого?

Он молчит. Стиснул губы сильнее век, и молчит.

— Я не понимаю твоей жертвенности, — сказал я. — Ради чего ты готов пожертвовать собой?

Он разлепил веки и посмотрел на меня блестящими от слёз глазами.

— Ради мира, ведьма!

Голова его тряслась, а зубы ни разу не разомкнулись. Только обронив последнее слово, он позволил себе приоткрыть рот и плюнуть мне в лицо.

Что за тупая местная привычка — плевать незнакомцам в лицо! Задрали!

— Ты хоть представляешь, в какие ужасы я могу ввергнуть твоё сознание? А какую боль ты можешь испытать. А? Ты думал об этом? Одумайся! Мы помогли вам! Убили кровокожих, пытавшихся убить вас!

— Мы справились бы и без вашей помощи!

— А что дальше? — Пальцами в кровавой корке я схватил его за щетинистый подбородок и развернул голову на себя, чтобы он ровно смотрел мне в глаза. — Что будете делать дальше?

— Сражаться!

— Вы проиграли! Вы в моих руках, я по щелчку пальцев сделаю вас своими домашними питомцами. Как его! — я пальцем указал на бедного Хейна, пытающегося скинуть со своей огромной спины жирную толстуху, продолжающую усердно рубить его голову топорами.

Глаза мужчины скосились в сторону Хейна. Страх сгустился в его голове, но смерти он словно не боялся. Ужасающие перспективы превращения целого мира в глубокое болото крови с гуляющими по окрестностям кровокожам конечно пугали его до безумия. Он считал их чумой. Меня в том числе. Всё читалось не только на его лице, но и в мозгу, пытавшемуся переварить не только увиденное, но и услышанное из моих уст.

Голубые глаза снова уставились на меня. Он с трудом нахмурил бори, противясь моей власти, и прошелестел сухими губами:

— Зачем ты, ведьма, с нами вообще ведёшь разговор? Это такая твоя уродливая забава? Мы живём, чтобы убивать таких как ты! И мы будем убивать, таких как ты! И, если сегодня наш последний день в тени еловых деревьев, пусть тому и быть!

— Я могу сделать твой последний день еще веселее, тебе точно понравиться. Только помни, я тебе не враг.

Стоящий к нам спиной воин начал разворачиваться. Он делал это небыстро, его движения были неестественны, словно кто-то со стороны двигал его конечности поочерёдно; выставить в бок одну гону, развернуть торс, подтянуть руку с мечом, повернуть голову. И этим кто-то был я. Моя новая игрушка посмотрела на нас взглядом полного негодования. Глаза внимательно следили за конечностями, когда я ими начинал двигать. Жар внутренней борьбы с моим вливанием можно было ощутить лишь прикоснувшись к мужскому лицу, исказившееся от страха. Медленно, шаг за шагом он подошёл к нам и, так же медленно, поднял руку с зажатым в ладони мечом. Кончик лезвия нацелился в грудь мужчине, с которым я вёл безуспешные переговоры, и медленно поплыл по воздуху в нашу сторону.

Раздалось ворчание и фырканье. Второй мужчина зарычал, стиснув губы до бела. Лысина покрылась испариной, он весь затрясся, как будто начался припадок. Мужчина мучительно пытался выгнать меня из своей головы, пытался остановить руку, на что в ответ я широко улыбнулся.

Сталь уткнулась в кусок толстой кожи, защищающей грудь упёртого воина.

— Зико! — взревел мужчина, плюясь слюной. — Это не я! Это всё она… Ведьма!

— Зико, — сказал я, посмотрев на голубоглазого мужчину, — Приятно познакомиться! А меня зовут Инга, и я хочу договориться.

Он продолжал молчать. По моей прихоти разбросанные по алой глади статуи разбились на пары и нацелили друг на друга свои мечи. Я постарался сделать так, чтобы всё происходящее не ускользнуло от глаз Зико. Чтобы вся драма могла пропитать воздух и сделать страх еще гуще. Мне не доставляло удовольствие происходящее, но иначе никак. Мне нужно его сломать. Он должен уверовать в меня, и перестать чувствовать опасность. Пусть поймёт, что вся опасность для его людей исходит от него самого.

— Зико! — вновь запротестовал человек, нацеливший свой меч на Зико. — Я не хочу, чтобы ты умер от моих рук! Прекрати это…

— Я тут не причём! — гаркнул Зико, вызвав у меня дикий смех. — Это всё ведьма!

— Если бы она хотела нас убить — давно бы убила!

— Она — кровокож! — проревел Зико.

Вопли Хейна медленно сливались с гвалтом, испускаемым моими статуями, приблизившимися к опасной черте. Никто не собирался умирать вот так — от рук собственного друга.

— Зико… — голос мужчины дрожал, он почти молил своего друга. — Зико, останови это безумие!

— Ведьма, — через силу вымолвил Зико, стреляя перепуганными глазами в своих друзей, — чего ты хочешь? Зачем ты нас мучаешь?

— Инга! Меня зовут Инга! Ты уяснил это?

Он стиснул губа, а я в отместку сделал так, чтобы острый клинок его друга пронзил кожаный доспех и больно вонзился ему в кожу.

— ЗИКО… — взревел его друг, трясясь от злости и страха.

— ПОНЯЛ! — закричал Зико. — Я ПОНЯЛ! ИНГА!

— Мы не причиним вам вреда, — сказал я. — Сказанное мною может прозвучать как бред, но мы и сами недолюбливаем кровокожих. И недавно вы сами могли в этом убедиться.

— Почему мы должны вам верить? — процедил Зико.

— Потому что должны. Весь этот цирк мне не приносит удовольствия. И Хейн — мой ручной монстр — еще не убил вашу разъярённую бабу лишь потому что я этого не хочу. Послушай, Зико, здесь нет никакого подвоха. Я сама охочусь за кровокожами. Я лично хочу поймать главного кровокожа, устроившего похищения детей средь бела дня. Я должна найти её.

Голубые глаза блеснули рассудком. Он посмотрел на меня никак на врага, а как на собеседника, говорившего разумные вещи. Клинок друга продолжал причинять боль, от которой он моргнул и крепко стиснул губы. Страх в его голове медленно отступал, отдавая позиции вере. Вере моим словам.

— Бэтси! — вдруг гаркнул он на весь лес. — Слезь с этого монстр! Он не причинит нам вреда!

Я заставил Хейна замереть, несмотря на продолжающийся вихрь ударов по его бедной голове. Весь затылок и лоб покрывали свежие рубцы, окрасившие голову сотней белых штрихов. Хейн стал еще страшнее и ужаснее.

Лезвие левого топора вонзилось монстру в шею, а правое — в спину. Но не для того, чтобы причинить увечья или боль. Эта тучная женщина так спускалась с огромной мясной горы, словно по глыбе льда, пользуясь ледорубами. В метре от алой глади она спрыгнула с Хейна. Тяжело приземлилась и выставила топоры перед собой, показывая нам, что в любой миг готова снова кинуться в бой. Тяжелое дыхание, стекающие по губам и подбородку слюни и обезумевшие глаза на выкате были тому лишним подтверждением.

— Зико, — сказал я голубоглазому мужчина, — я сейчас вас отпущу, и попрошу без лишних фокусов. Мне стоит моргнуть — и вы снова направите на себя свои мечи, только в следующий раз метал пронзит ваши тела, и не раз.

Кровавая паутина, опутавшая мои статуи по пояс, рассосалась, высвободив мужчин из плена. Лес наполнился дюжиной тяжелых вздохов и выдохов. Кто-то рухнул на колени и заплакал, кто-то согнулся пополам, ощупывая руками свои ноги. Они не верили в происходящее. Они не верили, что им сохранили жизни.

Я ждал разговора с Зико, но он проигнорировал меня, бросился прочь, чуть ли не раскидывая вставших на его пути мужчин. Он не убегал от меня, и не бежал от страха или смерти, которая ему совсем не угрожала. Спрятав меч в ножны, Зико пробежал десяток деревьев, спустился с алой глади на влажную траву и упал на колени возле мужчины с рассечённым животом и пробитой грудью. Зико просунул руки ему под спину и приподнял, оторвав от земли. Он прижал его к груди, погладил по испачканным кровью волосам и с горечью произнёс:

— Норок, не молчи! Брат мой, скажи хоть слово!

Подходя к ним, я увидел, как умирающий мужчина устало приоткрыл глаза. Слабая улыбка озарила побледневшее лицо, когда он признал человека, прижавшего его к себе.

— Зико… — простонал мужчина, — Брат мой… Мы победили?

— Да! Норок, да, мы победили!

Зико опустил глаза на живот брата. Кожаный доспех на груди был пробит несколькими ударами, на животе — рассечён и залит кровью, которая продолжала литься на землю тонкими струйками.

Рядом лежали другие воины. Кто-то мёртв, а кто-то еще подавал признаки жизни, кряхтя и вопя от боли.

Я встал за спиной Зико и внимательно рассмотрел умирающего мужчину. Их лица действительно были похожи, волосы одинаковой длины. Одинаковые скулы и губы. Оба голубоглазые. Но не близнецы. Судя по гладкой коже, щетина на которой только-только начала появляться, Зико держал на руках младшего брата. И с каждой новой деталью картина становилась всё мрачнее и мрачнее. И сейчас этой новой деталью стал я.

Уставшие голубые глаза умирающего мужчины скользнули с лица брата на моё. Зрачки раздулись, пытаясь в слабом освещении разглядеть в деталях мой лик. Потрескавшиеся губы замолвили молчаливые проклятья, а его пальцы сжались в кулаки, стиснув кожаный рукав брата, за который он держался из последних сил.

— Ты… — прошипел Норок, окончательно убедившись кто стоит перед ним. — Ты кровокож…

— Норок, — сказал Зико, стараясь своим голосом всё внимание брата перевести на себя. — Она другая! Её зовут Инга. Она и её друзья спасли нас!

— Она кровокож, брат…

— Она… — Зико начал заикаться, с трудом подбирая слова. — Инга охотница на кровокожих. Она с друзьями перебила весь отряд. И если бы не они, мы были бы мертвы.

Умирающий брат вдруг тепло улыбнулся, и тут же задрожал от кашля.

— Я и так мёртв, — прошептал он, пуская струйку крови с уголка губ.

— Нет! Брат, ты будешь жить!

Зико затрясло от злости и обиды. Я услышал мужское рыдание, искреннее, наполненное отчаянием. Он проклинал кровокожих. Шёпотом. Так, чтобы не слышал я, но слышал его умирающий брат. Но мне всё было слышно.

Зико поднял голову, оторвав глаза от брата. Минуту он глядел в пустоту между деревьев, а потом обернулся ко мне.

— Инга, — злость питала каждую буквы, он словно рычал и молил, утопив внутри своей души гнев. — Ты можешь его исцелить? Ты же ведьма… Ты же управляешь этой проклятой кровью…

Я подошёл к ним, накрыв мужчин тенью. Ужасный плащ чуть колебался и постоянно шуршал, чем привлёк внимание умирающего брата.

— Зико, ты обезумел? Ты у кого просишь помощи?

— Помолчи, брат. Я думаю о тебе! Инга, — влажные от слез глаза уставились на меня с застывшей мольбой. — Сделай хоть что-нибудь!

— Я могу ему помочь, но цена будет слишком высока.

— Какая⁈ Назови, что тебе нужно!

— Мне ничего не нужно, но с этим ему придётся мириться до конца жизни.

— И что? — Зико нервничал и торопил меня. — Что, что это?

— Мне придётся сделать из твоего брата кровокожа.

Зико замер. Глаза вмиг опустели, став стеклянными как у мертвеца. Его разум бросился в сложные раздумья, где принципы, стоящие на первом месте, придётся сдвинуть куда-то подальше или вовсе запихнуть глубоко в жопу.

Умирающего брата заколотила лихорадочная судорога. Под ним вся земля и трава была залита кровью и слезами. Зико вынул из-под брата правую руку и бросил взгляд на свою окровавленную ладонь. В лучах солнца алая плёнка словно плясала жуткий танец на дрожащей руке. Сглотнув, Зико произнёс:

— Если нет другого… — но его оборвал захлёбывающийся голос брата.

— Нет… Нет… Я не хочу становиться монстром… Я хочу умереть человеком, брат…

Алая лужа моей крови подступила к ногам Зико и медленно собиралась под лежащим на руках брата Нороком. Нужно лишь опустить его на землю, уложить на алую гладь и закрыть глаза. Уйдёт боль, уйдут и страхи.

Зико тяжело задышал, прижал брата к груди. Носом уткнулся ему в испачканные кровью волосы и что-то шептал, поглаживая влажные локоны. Пальцы брата, крепко вцепившиеся в кожаный рукав Зико, дёрнулись, хватка стала крепче, кожа и костяшки побелели, но в тот же миг ладонь ослабла. Пальцы медленно распрямились, рука безжизненно упала на алую гладь.

Было уже поздно.

Зико вскинул к небесам голову и громко завыл на весь лес.

Это был вой невыносимой боли, терзающей душу, а не тело. Вой принятия. Вой смирения. Несмотря на кровные узы, на проведённое вместе детство и на братскую любовь, Зико оставил свои принципы на первом месте. Брат умер на его руках еще до того, как Зико попросил меня сделать его бессмертным.

Какая трагическая и поучительная картина. Норок не отказывался от жизни. Он отказался от жизни во лжи и предательстве. Он сумел не предать самого главного человека — себя.

Позади меня раздался мученический хрип. Я обернулся. На земле в луже собственной крови на боку лежал мужчина. Кожаный доспех был испорчен в нескольких местах смертельными ранами. Ему не помочь обычной медициной. Из последних сил он вгрызался испачканными кровью пальцами во влажную землю, сжимал в кулаке траву и подтягивал себя поближе ко мне.

— Я… — промычал он. — Я согласен… вылечи меня… я не хочу умирать…

За ним протянулся след из ярко-алой крови.

Плюясь кровью, он подполз ко мне и ухватился обеими ладонями за ногу.

— Спаси меня… прошу…

Багровая лужа медленно подступила к изувеченному телу. Мужчина испугался, выпустил мои ноги из своих объятий и опустил ладони в кровь, быстро сгущающуюся под его телом. Паника и страх охватили его с ног до головы. Губы рвались от глухого стона, он вынимал руки, словно боясь, что они прилипнут или увязнут так глубоко, что он уже никуда не выберется, но сил в его теле не осталось, и ему вновь приходилось опускать ладони.

— Ложись на спину, — сказал я мужчине.

Он повиновался. Вначале завалился на бок, а потом повернулся и спиной плюхнулся на густое одеяло крови.

Всё прошло быстро.

Зико наблюдал с ужасом как преображался его воин, быть может даже друг. Дрюня не смотрел, он с опаской наблюдал за Бэтси и Хейном. Зато Осси не могла оторвать глаз с улыбкой наблюдая за тем, как я срываю с мужчины одежду, как он орёт от боли, когда смертельные раны начали срастаться с невыносимой болью, и как на его коже слой за слоем появлялся крепкий доспех из кровавой корки.

Было ли его решение предательством или чем-то иным — судить не нам. Но я убил его без сожалений, когда этот ублюдок, чуть почувствовав силу, кинулся на меня с выращенным из рук клинками. Наконечник из человеческой кости продырявил ему живот, затем несколько раз грудь и размозжил череп с еще не до конца сформировавшейся маской. Возможно, он хотел убить меня ради своих друзей, ради общей цели. А может, он банально не смог справиться с силой и властью, которую я ему подарил.

Безумие или благородство заставили пойти его на столь отчаянный поступок — тайна, впитавшаяся в огромное озеро алой крови, разлитое под моими ногами.