На следующее утро под усиленным конвоем главного командира УПА с женой доставили во внутреннюю тюрьму, рассадили по разным камерам, и министр (теперь он именовался Председатель) доложил в Москву об успешно проведенной операции.
— Отличная работа, — сказал новый главный чекист страны Серов. — Такой подарок товарищу Хрущеву. Всех участников представить к наградам. Вскоре из Москвы пришел приказ на ордена и медали. Исаев досрочно получил вторую звезду на погоны, а еще очередной отпуск, в котором не был три года.
— Может, съездим на море? — предложила по такому случаю жена — У меня в Анапе подруга по институту, давно приглашает.
— Ты как, не возражаешь? — взъерошил сыну волосы Николай.
— Ура! На море! — радостно закричал Алешка.
Через сутки, дав телеграмму подруге Оксаны и взяв билеты в купейный вагон, Исаевы вместе с Рексом следовали в Краснодар, от которого до Анапы было полторы сотни километров. При посадке случился казус.
Величаво-неприступный проводник, в белом кителе и фуражке, категорически отказался пустить Рекса в вагон, требуя определить четвероногого пассажира в собачий ящик.
— Но у него есть билет, — заступился за друга Алешка. Никакой реакции.
— Товарищ, можно вас на минуту? — взял железнодорожника под локоть Николай. А когда чуть отошли от двери, наклонился и доверительно сказал: — Это очень заслуженный розыскной пес. Следует на отдых, а мы сопровождаем. Вон та женщина — врач, — указал пальцем на жену, — я охранник.
Затем, вынув из кармана, предъявил тому удостоверение.
— П-понял, — часто закивал проводник. — Извиняюсь.
Ехали интересно и весело. Алешка, сняв сандалии, забрался на мягкий диван, с интересом разглядывая проплывающие за окном пейзажи, Николай с Оксаной, смеясь, прихлебывали из подстаканников янтарный, с лимоном чай, а улегшаяся под столиком овчарка довольно хрумкала рафинадом.
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно.
Как в самоваре, так кипит страсть наша!
Смеётся месяц весело в окно…
— бодро выдавал из динамика над дверью сипловатый голос Утесова.
В столицу Кубани приехали ближе к полудню, Исаев поймал у вокзала частника на «Победе». Погрузив в багажник вещи, семья двинулась к морю. Спустя три часа перед ними открылась Анапа, тянущаяся вдоль побережья, а за ней — до самого горизонта искрящаяся под солнцем синева.
— Это море, па? — широко открыл Алешка глаза.
— Оно, сынок, самое настоящее.
Дом, где их уже ждали, находился в частном секторе, во второй линии от золотистых пляжей. Новый, из ракушечника, с небольшим садом и виноградником. Подруга Оксаны — Валентина, была главным врачом одного из санаториев, а ее муж — военный моряк, служил в Севастополе и постоянно был в отлучке. Так что места гостям вполне хватало.
Утром, прихватив купальные принадлежности, все семья, включая Рекса, отправилась на ближайший пляж, который показала хозяйка. Плавали и загорали до полудня, а потом отправились к мангалам под тентом, где Николай с Оксаной съели по шашлыку, запивая прохладным рислингом. Алешка расправился с половиной, а остальное счавкал его приятель. На следующий день они посетили по-южному шумный базар, где прикупили домашних продуктов у разбитных казачек, а к ним целую корзинку алой шпанки[69].
Затем была поездка на Витязевский лиман, где взрослые принимали грязевые ванны, Алешка ловил в мелкой воде травяных крабов, а пес гонялся по берегу за чайками; поездка в поселок Утриш и другие интересные места, которых здесь было немало. Три недели отпуска пролетели незаметно, а в начале четвертой семья Исаевых, загоревшая и довольная, вернулась обратно.
В понедельник, когда подполковник, вышел на службу, его пригласили к Председателю.
— Как отдохнул, Николай Иванович? — поинтересовался тот, оглядев Исаева. — Выглядишь посвежевшим.
— Спасибо, товарищ генерал. Нормально.
— Тут такое дело, тебя вызывают на Лубянку.
— По какому вопросу, если не секрет?
— На месте все объяснят, — отвел Никитченко глаза. — Выезжаешь завтра.
— Понял. Разрешите идти?
— Да. Желаю удачи.
«Интересно, кому я там понадобился?» — думал, шагая по коридору, Исаев.
В центральном аппарате он знал только Дроздова, с которым работал по Шухевичу, да несколько раз пересекался с Судоплатовым. А в столице бывал всего один раз, еще перед войной, с родителями.
На Киевском вокзале, куда прибыл поезд, Николай спросил у патрульного милиционера, как добраться до площади Дзержинского, после чего спустился в метро и через двадцать минут вышел на нужной станции. Площадь впечатляла своим размахом, монументальным памятником Железному Феликсу в центре и зданием Комитета за ним, отделанным серым гранитом.
Когда орудовец[70] на переходе, в очередной раз взмахнув жезлом, остановил череду катящих по площади автомобилей, Исаев перешел на другую сторону, оказавшись у фасада, свернул вправо, а потом во внутренний двор, где в отдельно стоявшем здании предъявил дежурному удостоверение. Тот внимательно прочел, в открытом журнале нашел фамилию Исаева и выписал пропуск.
— Вам в средний подъезд, — протянул подполковнику пропуск вместе с удостоверением.
За высокой, темного дуба дверью в прохладном холле у Исаева снова проверили документы, после чего он поднялся по ступеням на третий этаж и пошел по ковровой дорожке вдоль длинного коридора, поглядывая на медные таблички.
Нужный кабинет обнаружился в самом конце коридора, подполковник, одернув китель, постучался и приоткрыл дверь:
— Разрешите?
— Да, — ответили изнутри.
Кабинет был с тамбуром, высоким потолком и обычной казенной мебелью. Слева от наполовину зашторенного окна, рядом с сейфом, в кресле за столом зеленого сукна восседал рыхлый полковник. Выглядел он лет на пятьдесят, имел бульдожье лицо и мясистый подбородок.
— Подполковник Исаев, — представился Николай, протянув пропуск.
«Бульдог» окинул его с головы до ног вязким взглядом, взял в руки пропуск и шевельнул губами:
— Присаживайтесь.
Исаев снял фуражку, сел на один из стульев у двери, а полковник, громыхнув дверцей, достал из нижней ячейки сейфа его личное дело с вытесненной звездой на синей коленкоровой обложке. Развязав тесемки, полистал, а затем поднял на Исаева бесцветные глаза:
— Расскажите, как давно вы знакомы с врагом народа Абакумовым?
Николай знал, что бывший министр госбезопасности СССР три года как арестован и находится под следствием, но такого вопроса не ожидал.
— Ну? — прервал затянувшееся молчание хозяин кабинета.
— С генерал-полковником я не знаком.
— Вот здесь значится, — постучал «бульдог» ногтем по анкете, — что он награждал вас именным оружием. Где и при каких обстоятельствах?
— В Управлении СМЕРШ 1-го Украинского фронта после Сандомирско-Силезской операции. Я был в числе многих, вряд ли это можно назвать знакомством.
— А в 46-м году во Львове, когда он проводил в вашем управлении совещание?
— Я там не был, находился в отлучке.
— Хорошо, мы проверим, — закрыл папку. — А теперь расскажите, что стало с тем резидентом «Абвера», за захват которого вы получили награду.
— Насколько знаю, его планировали использовать в радиоигре. Но это была уже не моя компетенция.
— Как установлено следствием, — откинулся полковник на спинку кресла, — после вербовки Абакумов использовал его для своих вредительских целей, передавая немцам, а затем англичанам секретную информацию.
«Бред», — подумал про себя Исаев, а вслух сказал:
— Мне об этом ничего неизвестно.
— А что можете сказать в отношении пособника Берии — Судоплатова? По нашим сведениям, будучи в командировке в Киеве, он не раз допускал антисоветские высказывания.
— С ним я встречался пару раз на оперативных совещаниях. Подобного не слышал.
— Не состоял, не был, не привлекался, — саркастически скривил губы чекист. — Подумайте, Исаев, с огнем играете.
— Я подумал.
— В таком случае изложите все то, что рассказали, в объяснении. Но учтите, обратного хода нет. Вы покрываете изменников и вредителей.
Достав из ящика стола несколько чистых листов, протянул Исаеву. Тот пересел за круглый ломберный столик в углу, положив рядом фуражку и вынул из внутреннего кармана кителя авторучку.
— На чье имя объяснение?
— Первого заместителя Председателя КГБ, товарища Лунева.
Когда спустя час оно было готово, подполковник завершил все фразой «написано собственноручно», поставил дату с подписью и вернул исписанные листы инициатору.
Тот внимательно прочел, хмыкнул, потом, вложив в папку с надписью «для доклада», сказал: «Ждите» и с папкой вышел. Вернулся не скоро, с багровым лицом, налил из графина в стакан воды, жадно выхлебал. Грузно усевшись за стол, сделал отметки в пропуске и, протянув Исаеву, буркнул:
— Пока можете быть свободны.
— Пока? — вскинул тот брови.
— Да, мы еще вернемся к этому вопросу.
Когда выйдя за дверь, подполковник спустился этажом ниже, на площадке его окликнули. Обернулся, рядом стоял Дроздов: в гражданском костюме, при галстуке и в шляпе.
— Исаев? Вот так встреча. Каким ветром?
— Здравия желаю, Виктор Александрович, — пожал протянутую руку Николай. — Вызывали на беседу.
— Ну, а теперь давай ко мне. Не возражаешь?
— Всегда рад, — чуть улыбнулся Исаев.
Спустя пять минут, пройдя в другое крыло здания, оба сидели в генеральском кабинете. Тот был богаче, чем у предшественника: с небольшой приемной, мореного дуба мебелью и даже зеленым фикусом в большой кадке.
— Как насчет ста грамм за встречу? — предложил хозяин.
— Можно, — пожал плечами гость.
Дроздов нажал одну из кнопок селектора:
— Надежда Петровна, меня нет. Сделайте бутерброды и два чая.
— Так что там за беседа, — отпустил кнопку селектора. — Если, конечно, не секрет.
— Да какой секрет! — взглянул на него Исаев. — Интересовались в отношении товарищей Абакумова и Судоплатова.
— Вон оно что, — нахмурился генерал. — А кто именно?
— Да какой-то полковник из 312-го кабинета.
— Это начальник следственной части Купцов, та еще гнида. Ну и что ты?
— А что я? С Абакумовым встречался всего один раз, в Польше, ничего компрометирующего его не знаю. В отношении Судоплатова то же самое.
— Беседа оформлялась протоколом?
— Нет, заставил написать объяснение.
— Уже легче.
Дверь из приемной бесшумно отворилась, в кабинет вошла средних лет женщина, поставив на приставной стол поднос с бутербродами и чаем в подстаканниках. Когда вышла, Дроздов, открыв сейф, достал бутылку «Столичной», выплеснул в кадку фикуса чай и на четверть наполнил стаканы.
— За встречу, — поднял свой. Сдвинув, выпили. Исаев сжевал бутерброд, генерал, чиркну спичкой, закурил папиросу.
— Как тебе служба в Киеве? — выдул из ноздрей дым. — Гляжу, уже подполковник.
— Недавно присвоили, — засмущался Николай. — За поимку Кука.
— Я в курсе, с этой лисой плотно работают. Хрущев желает, чтобы он покаялся в печати назло Западу.
Они выпили еще немного, а затем Дроздов пригласил Исаева в гости.
— Квартира у меня пустая, жена гостит у дочери в Твери, переночуешь, а утром подвезу тебя к вокзалу. Ну, так как?
— Спасибо, Виктор Александрович.
— Тогда запоминай адрес. Гагаринский переулок, дом 37, квартира 5. Это на старом Арбате. Подходи к восьми, я сегодня задерживаться не буду. А еще запиши мой служебный телефон. Пригодится. Исаев вынул записную книжку и записал.
— Ну, значит, не прощаемся, — проводил его до двери генерал.
Спустившись вниз, Николай сдал охране пропуск и вышел в свет дня, прищурившись от солнца. Решив посмотреть Красную площадь, направился по тротуару в сторону Кремля. Она оказалась много меньше, чем видел на экранах, и это немного разочаровало. Зато древние, с рубиновыми звездами башни, зубчатая стена и мавзолей с застывшими перед входом часовыми впечатляли.
Поглядев под бой курантов смену караула, Исаев спустился по брусчатке вниз, к Арсенальной башне и, заметив сбоку тенистый парк, ступил за чугунные ворота ограды.
Там, усевшись на одну из скамеек в липовой аллее, предался невеселым размышлениям.
Вызов и допрос насторожил Николая, хотя никакой вины за собой он не чувствовал. Как и не верил в то, что Абакумов с Судоплатовым предатели.
Его мысли прервала прыгнувшая с дерева на край скамейки, рыжая белка. Уставившись на человека бусинками глаз, что-то требовательно зацокала.
— Орешек хочешь? Извини, друг, нету.
Зверек тут же мелькнул вверх и растворился, а Николай почувствовал голод. Утренний чай с печеньем в поезде были не в счет, как и съеденный у генерала бутерброд. Хотелось чего-нибудь посущественней. Взглянув вдоль аллеи, увидел шедший в его сторону милицейский патруль, к которому и обратился.
— Коли с горячительным, товарищ подполковник, вон там ресторан, — показал старший рукой на проспект за оградой парка. — Идете по переходу и сто метров влево. Ну а если без, рекомендую пельменную на Художественном проезде, можно сказать, лучшая в столице.
— Как туда добраться?
Старшина подробно объяснил, и Исаев вскоре подходил к желанному месту. Оно оказалось прошлого века зданием на углу, рядом с театром МХАТ, на вывеске которого парила чайка.
— Интересно, — сказал Исаев, открывая звякнувшую колокольчиком дверь, откуда в нос ударил дразнящий запах. Заказав у буфетной стойки зеленый салат, двойную порцию только что сваренных пельменей с маслом, а к ним чашку кофе, Николай присел за столик у окна, принялся с аппетитом есть.
А потом увидел за соседним столом знаменитого артиста Смирнова, не раз игравшего Ленина. Тот тоже отдавал дань пельменям, рядом стоял полупустой графинчик водки. Чуть дальше сидела компания из двух человек — судя по виду, тоже людей искусства, пробавлявшаяся портвейном.
Когда, допив кофе, Исаев вышел наружу, взгляд привлекла афиша комедии «Двенадцатая ночь» Шекспира.
— А почему нет? — сказал сам себе и направился к кассам театра.
Вопреки ожиданиям, билеты там имелись, взял в партер. Пьеса оказалась чудесной. О любви. Веселая и остроумная. Когда она закончилась, встав вместе с залом, Николай с удовольствием аплодировал игре актеров. Чуть позже, выяснив, где находится ЦУМ, он приобрел семье подарки. Оксане — духи «Красная Москва», для Алешки новый школьный портфель, а Рексу — пластмассового Ваньку-неваляшку, к которым тот питал слабость.
За час до встречи Исаев спустился в метро, гремящий на стыках голубой состав домчал его до «Смоленской», а эскалатор с шарами фонарей бесшумно поднял наверх.
На столицу опускались сиреневые сумерки, по Арбату катили автомобили, справа от станции в небо уходила высотка со шпилем и гербом, чем-то похожая на пирамиду Хеопса.
Зайдя в гастроном с зеркальной витриной, Николай купил бутылку армянского коньяка «Арарат» в коробке, определив в портфель, после чего, щелкнув замками, вышел на улицу.
Дом, в котором жил Дроздов, был трехэтажным, добротной старинной постройки, как и многие в этом районе. Зайдя в небольшой зеленый двор, Николай вошел в первый подъезд, поднялся истертыми ступенями на второй этаж и надавил кнопку звонка на двустворчатой высокой двери. Вскоре за ней послышались шаги, звякнул запор, половина отворилась.
— Заходи, — посторонился хозяин. Теперь на нем был легкая полотняная блуза и штаны, в которых генерал напоминал дачника.
— Это вам, — извлек гость художественно оформленную коробку.
— Хорошо живешь, — принял ее Дроздов. — Выпьем за ужином. Ты пока мой руки, ванна там, — указал на одну из коридорных дверей, — а я по хозяйству.
Гость определил фуражку на вешалку, поставив рядом портфель и отправился умываться. Несколько позже оба сидели на кухне за столом, где на сковородке еще скворчала жареная картошка, в салатнице золотились маринованные грибы, что дополнялось нарезанной колбасой с сыром и ржаным хлебом.
— Ну, за Сталина теперь не пьют, за Хрущева рано. Давай, Николай, за нас, чтобы все было нормально, — поднял хозяин наполненные рюмки. — Налегай на картошку и грибы, — сказал, опорожнив свою. — Она на сале, а лисички сам мариновал.
— Как тебе Москва? — спросил генерал, когда закусили.
— Впечатляет, — подложил себе картошки гость, — только очень уж шумная и суетная.
— Это есть, — согласился Дроздов, снова плеснув в рюмки. — Теперь давай за тебя, вы наша смена.
— Да я… — начал было Николай.
— Не возражай, — сдвинул густые брови генерал. — Я лучше знаю. Ну а теперь не грех и подымить, — высосав коньяк, сжевал лисичку. — Ты, Николай, что куришь? Мои кончились, а купить забыл. Старею.
— «Казбек», — Исаев вынул из кармана галифе коробку с черным всадником.
— Их Сталин любил, — взял одну и, дунув в мундштук, прикурил хозяин.
— А я слышал «Герцеговину флор»?
— И те тоже.
Исаев тоже закурил, оба несколько минут молчали.
— А теперь слушай меня внимательно, — взглянул Дроздов Исаеву в глаза. — Ты попал в весьма неприятную историю.
— Я уже это понял, — глубоко затянулся Николай.
— Ну, так вот, я навел справки. Один из новых заместителей Серова и Купцов хотят тебя сделать свидетелем по делу Абакумова. Что это значит, надеюсь, понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Исаев, чувствуя внутри холод.
— Тогда вникай дальше, — продолжил генерал. — Подразделение, которым руковожу, имеет особый статус и напрямую подчинено Председателю. Могу взять к себе, если пожелаешь. Там они тебя не достанут.
— Спасибо за доверие, — без раздумий сказал Исаев. — Я согласен.
— Но предупреждаю, — поднял Дроздов палец. — Работа опасная и с выездами в капстраны.
— Постараюсь не подвести, Виктор Александрович.
Из размеренно тикающих ходиков на стене выскочила кукушка, оповестив, что наступила полночь.
— Да, засиделись мы с тобой, — вздохнул Дроздов, когда кукушка снова спряталась. — А теперь давай спать. Утро вечера мудренее.
Затем проводил гостя в зал, достал из шкафа подушку со свежим бельем, положил их на кожаный диван и, прикрыв за собой дверь, вышел.
Сон к Николаю долго не шел, очень уж много свалилось на голову. Потом за окнами зашуршал дождь, тихий и спокойный. Разбудило его шестикратное «ку-ку», дверь открылась. «Подъем», — сказал уже одетый хозяин. После завтрака они спустились вниз к уже ждавшему во дворе, блестевшему черным лаком «Зиму».
— Давай, Петрович, на Киевский вокзал, — сказал Дроздов пожилому водителю, когда уселись в салон, и хлопнул дверцей. Водитель, значительно кивнув, выжал сцепление.
На площади, у главного входа гостя высадили, генерал на прощание сказал:
— Когда будет приказ, по приезду отзвонись мне на службу.
Войдя под своды гулкого зала со снующими пассажирами, Николай направился к воинским кассам, взял по спецталону купейный билет на ближайший поезд и вечером был в столице Украины. Семья встретила радостно, по достоинству оценив подарки.
Когда поужинали и Алешка с Рексом, несшим неваляшку в зубах, ушли в зал смотреть телевизор, Николай рассказа Оксане все, что случилось.
— А если у Дроздова не получится? — побледнела она.
— Будем надеяться, — ответил Исаев.
Утром его принял Никитченко, которому подполковник доложил о разговоре в следственной части.
— Ну, ничего, — помолчав, сказал тот, — думаю, это какая-то ошибка. Разберутся.
— В таком случае разрешите идти?
— Иди, Николай Иванович, работай.
Когда же подполковник вышел, прикрыв за собой дверь, Никитченко пробормотал:
— Жаль, хороший был сотрудник.