Глава 8 Розыск и захват Кука

— Как вы смотрите на то, чтобы получить более ответственный участок работы? — спросил министр, прохаживаясь по залитому солнечным светом просторному помещению. За его окнами вдали синел Днепр, со стороны Лавры доносило колокольный звон.

— Вам виднее, товарищ генерал-лейтенант, — встал из-за приставного стола Исаев.

— На прежнем месте вы проявили себя достойно, — продолжил хозяин кабинета. — Вас рекомендует генерал Дроздов начальником отделения в свое управление. Заниматься будете розыском и захватом Кука.

— Понял.

— В таком случае я подписываю приказ, на обустройство три дня, в понедельник быть на службе. Кстати, в «хозо» получите ордер на квартиру.

Когда, вернувшись поездом во Львов, Исаев заехал в управление, дежурный сообщил, что его ждет начальник.

— Ну что же, Николай Иванович, поздравляю, — встал навстречу Майструк, когда майор поднялся к нему в кабинет. Протянул шифрограмму: — Вот, ознакомься.

Там значилось, что приказом министра с сегодняшнего дня Исаев назначен начальником 1-го отделения управления 2-Н МГБ Украины.

— Когда приступаешь к работе?

— В понедельник.

— Добро, сдавай дела и готовься к переезду.

На следующий день, сдав дела в канцелярию, Николай организовал прощальный ужин для сослуживцев, а те вскладчину подарили ему телевизор «КВН». Утром по трассе Львов-Киев катил мотоцикл, за ним — груженая мебелью и вещами полуторка.

Двухкомнатная квартира находилась на третьем этаже ведомственного дома на Крещатике и была со всеми удобствами.

— Ура! — пробежался по ней Алешка, за которым цокал когтями Рекс.

Первый рабочий день в министерстве начался в кабинете Дроздова.

— Как устроился на новом месте? — пожал он руку майору и кивнул на стоящий сбоку стул.

— Спасибо, Виктор Александрович, — присел Исаев. — Все нормально.

После этого генерал вызвал к себе сотрудников отделения, с которыми предстояло работать и представил нового начальника. Было их шестеро, двое много старше Николая.

— Это наши ветераны — перехватил его взгляд Дроздов. — Подполковник Никитенко и майор Нечай. Возможно, имеются вопросы? — обвел глазами оперативников. — Вопросов нет. Тогда все свободны.

— Ну, а теперь вернемся к нашим баранам, — сказал Исаеву, когда все вышли. — С Шухевичем мы разобрались, хотя и не совсем так, как хотелось, теперь дело за Куком. Вот, ознакомься, — вынул из лежавшей на столе папки и протянул майору бумагу.

«От Бюро информации

Украинского Главного

Освободительного Совета

Бюро информации УГОС (УГВР) уполномочено проинформировать кадры подполья и весь украинский народ о том, что после смерти славной памяти генерал-хорунжего УПА Романа Шухевича-Лозовского-Чупринки должность Председателя Генерального Секретариата УГВР и Главного Командира УПА взял на себя полковник УПА Василь Коваль. (На Украине, 8 июля 1950 г. Бюро информации Украинского Главного Совета)».

— Так Коваль это же один из псевдонимов Кука? — прочел ее майор.

— Вот именно. После смерти Шухевича он принял на себя командование остатками подполья. Кстати, что о нем знаешь?

— Только то, что было в деле по розыску «Волка», ну и еще из ориентировок.

— Немного. Значит так, — продолжил замминистра. — Теперь твоя главная задача розыск и захват Кука. Но, предупреждаю, живого. С мертвого с него как с козла молока. Ты меня понял?

— Понял, товарищ генерал.

— В таком случае отправляйся в отдел и получи у Никитенко розыскное дело «Барсук». Он по нему давно работает. Завтра утром доложишь свои соображения.

— Разрешите выполнять?

— Удачи, — ответил замминистра.

Спустившись этажом ниже, Исаев проследовал по ковровой дорожке в левое крыло здания и вскоре сидел в своем новом кабинете. Тот был чуть больше прежнего, с портретом Дзержинского на стене, трофейным немецким сейфом и старинными напольными часами при входе.

Усевшись за рабочий стол, Исаев полистал справочник министерства, после чего снял трубку внутреннего телефона и пригласил к себе Никитенко с делом.

— Разрешите? — открылась через пару минут обитая дерматином дверь.

— Заходите, Александр Иванович, присаживайтесь.

Подполковник положил перед ним два тома розыскного, с синими штампами дела и уселся на стул сбоку.

— Давно по нему работаете? — кивнул Исаев на глянцевую обложку.

— С ноября сорок третьего.

— Получается после освобождения Киева?

— Получается, — вздохнул подполковник.

— А почему так мрачно?

— Очень уж много этот Кук мне крови попортил. Имею за него два выговора. А вашего предшественника вообще сняли.

— Соболезную, — откашлялся в кулак Исаев (перспективы не радовали). — Для начала расскажите подробно об объекте и ходе розыска.

— Ну что сказать? — поднял набрякшие веки Никитенко. — Кук это его настоящая фамилия, зовут Василий Степанович. Псевдонимы «Лемеш», «Коваль», «Юрко», «Медведь» и еще десяток. Родился этот деятель 11 января 1913-го в селе Красное, Львовской области, тогдашней Австро-Венгрии. Обучаясь на юридическом факультете Люблинского университета, познакомился с их главным упырем Бандерой. До тридцать девятого года, за участие в украинском националистическом движении трижды арестовывался поляками, а когда Западная Украина вошла в состав СССР, перешел на нелегальное положение. С началом Второй мировой войны как член Центрального руководства ОУН возглавлял Восточный краевой провод «Схид» и одновременно являлся командующим группы УПА «Пивнич».

По указанию Бандеры создал нелегальную и отлаженную для работы типографию, написав и размножив популярную брошюру о правилах конспирации. Затем организовал мастерскую по изготовлению взрывных устройств с часовым механизмом. В подполье считается большим спецом по организации их применения.

— Разносторонний гад, — пробормотал Исаев.

— Точно, — согласился Никитенко и продолжил:

— В 1942-м возглавил Южный краевой провод ОУН с центром в Днепропетровске, а позже и Киевский, создав на территории этих областей разветвленную националистическую сеть, сотрудничавшую с Абвером и гестапо. По мере отступления немецких войск из восточной Украины Кук оказался на Волыни, где остался после окончания войны, продолжая подрывную деятельность против советской власти. Ну а после ликвидации Шухевича, принял на себя его обязанности, — закончил подполковник.

— И какие действия в отношении него предпринимались?

— Сбор агентурных сведений, захват и пере-вербовка связников, установление мест укрытия, а также чекистско-войсковые операции. Весной этого года мы получили информацию о том, что Кук скрывается на стыке Львовской, Тернопольской и Станиславской областей. Это место им было выбрано не случайно.

— Почему? — закурив папиросу, протянул Исаев подполковнику открытую коробку «Казбека», мол, угощайтесь.

— Спасибо, — отказался тот. — Я бросил, сердце пошаливает.

— В таком случае продолжайте.

— Стык покрыт лесными массивами, по которым можно уходить в любую из них, затрудняя нам координацию. Весной этого года от доверенного лица[65] были получены сведения о нахождении Кука в Черном лесу вместе с повстанческим отрядом. Причем с точной привязкой к месту. Мы тут же организовали облаву и в результате боестолкновения уничтожили практически всех уповцев, в том числе личного телохранителя Кука — «Муху». Сам же он словно сквозь землю провалился.

— М-да, — ткнул в пепельницу окурок майор, когда Никитенко закончил доклад. — Невеселая картина.

— Чего уж веселее, — снова вздохнул тот.

После этого Исаев отпустил подполковника, а сам занялся изучением материалов, делая из них авторучкой выписки.

— Ну как, вошел в курс дела? — спросил его на следующее утро Дроздов.

— Вошел.

— Какие имеешь предложения?

— Для начала хочу встретиться с агентурой, работающей по Куку и составить собственное представление.

— Не возражаю.

— Затем проработать вопрос о внедрении нашего человека в его окружение. Дальше по обстоятельствам.

— Ну что же, встречайся, прорабатывай и внедряй, — подумав с минуту, согласился замминистра. — Доклад у меня каждый понедельник.

Началась кропотливая работа: Исаев встречался с наиболее ценной агентурой из числа бывших оуновцев, выезжал на места для проверки поступающих оттуда, заслуживающих внимания сигналов, обобщал и анализировал полученную информацию.

Дома бывал от случая к случаю, часто ночевал в кабинете. В начале следующего года обозначились первые результаты.

На конспиративной квартире в Виннице был захвачен руководитель Подольского краевого провода Василий Бей (псевдоним «Улас»), имевший деловые встречи с Куком. Исаев, срочно выехав туда, провел его вербовку. После этого ее закрепили, а Бея отпустили, дав задание установить контакт с главным командиром УПА, а затем вывести на него чекистов. Однако надежды не оправдались.

Вернувшись в лес, Бей сообщил Куку о своей вербовке и полученном задании. Последствий для него это не имело, поскольку, по канонам ОУН, лица, явившиеся с повинной, репрессиям не подвергались.

Новый курирующий замминистра (Дроздова к тому времени перевели в Москву) объявил Исаеву выговор с формулировкой «за утрату бдительности». Тот воспринял его как должное и продолжил работу.

К осени по делу снова возникли перспективы: чекисты задержали эмиссара закордонного провода ОУН Васыля Охримовича вместе с радистом, заброшенных с помощью американцев для налаживания контактов с подпольем. После активной обработки те согласились на сотрудничество.

— Как думаешь это использовать? — поинтересовался замминистра у Исаева по результатам доклада.

— Через Охримовича выйду на Кука, как связник эмиссара встречусь с ним в обусловленном месте и со своими оперативниками проведу захват.

— М-м-м, — пожевал губами генерал. В отличие от Дроздова, он не любил самостоятельных решений и предпочитал советоваться с Москвой.

— Ты пока свободен, — забарабанил пальцами по столу, — а я подумаю.

Майор взял со стола папку с документами, встал и вышел из кабинета. Замминистра же созвонился с московским куратором и изложил тому суть вопроса. Тот долго сопел в трубку, а потом высказался за проведение радиоигры.

— Запеленгуете радиопередатчик, определите место, вслед за чем проведете чекистско-войсковую операцию. Так что нечего мудрить и искать на задницу приключений.

— У меня то же мнение, — поддакнул замминистра.

— В таком случае удачи, — сказали на другом конце провода и положили трубку. Замминистра опустил на рычаг свою, просмотрел лежавший на столе свежий номер «Правды», а потом нажал кнопку селектора. Когда же Исаев снова появился в кабинете, озвучил мнение Лубянки, выдав за свое.

— Но…

— Никаких «но»! — повысил голос начальник. — Выполняйте. Жду результатов.

— Слушаюсь, — отвердел скулами майор.

По опыту он знал, что в условиях пересеченной, да к тому же лесной местности пеленгация маломощного передатчика требует значительных усилий. К тому же подобные войсковые операции, как правило, заканчиваются трупами. А руководству требовался живой Кук. Но выбирать не приходилось. Приказы не обсуждаются.

Через трое суток для пеленгации все было готово.

Первый сеанс связи прошел успешно, дал вероятное место выхода искомого передатчика, для точного нужны были как минимум еще два сеанса. Но, увы, на очередной сеанс радист Кука не вышел, замолчал. Игра, едва начавшись, провалилась. Москва по этому поводу выразила недовольство, а заместитель на совещании у министра устроил Исаеву разнос, обвиняя в срыве операции.

— Зачем же так, — осадил его генерал-лейтенант. — Захват зарубежного эмиссара с его последующей вербовкой, насколько знаю, заслуга Исаева. А проведение радиоигры — ваша инициатива.

— Моя, но согласованная с Москвой, — блудливо забегал глазами заместитель.

— Для чего в таком случае валить с больной головы на здоровую? Ну да ладно, в нашем деле без проколов не бывает. Что планируете по делу дальше, товарищ Исаев?

— Думаю пойти по тому пути, что предлагал, но в несколько измененном варианте, — встал майор со своего места.

— Конкретней.

— Через близкие связи Кука выходить на его захват силами оперативников.

— Вы имеете в виду Охримовича?

— Теперь нет, товарищ министр. После неудачной радиоигры он отказался от сотрудничества.

— И я бы отказался, — хмыкнул тот. — Кук заподозрил эмиссара в предательстве.

— Полагаю, да.

— Ну что же, — повертел министр в пальцах синий карандаш. — Работайте в этом направлении. А курировать вас теперь будет генерал-майор Поперека.

— Слушаюсь, — привстал с седой головой новый замминистра, отстраненный же залился густой краской.

После окончания совещания Поперека пригласил Исаева к себе, и они выработали новый план действий. А на следующий день как гром с ясного неба прозвучало, переданное по радио сообщение Левитана[66]: «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся Советского Союза, что 5 марта в 9 часов 50 минут вечера, после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР и Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин…»

Страна погрузилась в четырехдневный траур. Во время похорон с трибуны мавзолея выступил Берия: «Дорогие товарищи, друзья!

Трудно выразить словами чувство великой скорби, которое переживают в эти дни наша партия и народы нашей страны, всё прогрессивное человечество.

Не стало Сталина — великого соратника и гениального продолжателя дела Ленина. Ушел от нас человек, самый близкий и родной всем советским людям, миллионам трудящихся всего мира. Вся жизнь и деятельность Великого Сталина является вдохновляющим примером верности ленинизму, примером самоотверженного служения рабочему классу и всему трудовому народу, делу освобождения трудящихся от гнёта и эксплуатации.

Великий Ленин основал нашу партию, привел её к победе пролетарской революции. Вместе с Великим Лениным его гениальный соратник Сталин укреплял большевистскую партию и создал первое в мире социалистическое государство.

После смерти Ленина Сталин почти тридцать лет вёл нашу партию и страну по ленинскому пути. Сталин отстоял ленинизм от многочисленных врагов, развил и обогатил учение Ленина в новых исторических условиях.

Мудрое руководство Великого Сталина обеспечило нашему народу построение социализма в СССР и всемирно-историческую победу советского народа в Великой Отечественной войне. Великий зодчий коммунизма, гениальный вождь, наш родной Сталин вооружил нашу партию и народ величественной программой строительства коммунизма.

Товарищи! Неутолима боль в наших сердцах, неимоверно тяжела утрата, но и под этой тяжестью не согнётся стальная воля Коммунистической партии, не поколеблется её единство и твёрдая решимость в борьбе за коммунизм. Наша партия, вооружённая революционной теорией Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, умудрённая полувековым опытом борьбы за интересы рабочего класса и всех трудящихся, знает, как вести дело, чтобы обеспечить построение коммунистического общества».

— М-да, — сказал утром пятого дня Поперека, кивнув Исаеву на стул, когда тот зашел в кабинет для очередного доклада. — Страну ждут большие перемены. Ты давно в органах? — вскинул на подчиненного глаза.

— С сорок третьего, товарищ генерал.

— В таком случае тебе легче. А теперь к делу.

Через несколько дней по одной из лесных дорог близ Каменец-Подольского, подрагивая на рытвинах, скрипела телега. На седелке подергивал вожжами дядько в крестьянской свитке, за ним свесили ноги по бокам еще трое: в полувоенном обмундировании, петлюровках с трезубцами и шмайсерами наизготовку. Вся группа была агентами МБГ. Старшего звали «Партизан», его спутников — «Лель» и «Мацько», возницу просто «Дядько». Партизан сотрудничал с органами три года, Лель и Мацько чуть меньше, все в прошлом служили в УПА, а теперь обеспечивали себе жизнь смертью бывших соратников.

Через пару километров дорога вывела к старому карьеру, где до войны добывали гранит, теперь брошенному и забытому.

— Тпру, — натянул Дядько вожжи, лошадь, всхрапнув, остановилась. Остальные слезли на землю, достали из телеги два туго набитых брезентовых мешка и немецкую зеленую канистру, после чего прихватили груз и направились по дну разработки, обходя каменные осколки, к дальней круче.

Подошли к бурлящему горному ручью, поднялись густым ельником наверх. Оттуда открывалась впечатляющая картина: уходящие к горизонту леса и балки, пересекаемые темными долинами, среди них — в каменных берегах извилистые потоки.

Здесь Партизан только по ему известным приметам нашел нужное место и, поставив канистру наземь, отвалил поросшую дерном крышку. Из подземелья пахнуло затхлым воздухом. Группа, подсвечивая фонариком, поочередно спустилась вниз (последний опустил крышку), и Партизан зажег висящую на крюке под бревенчатым накатом керосиновую лампу. Она высветила обшитый тесом бункер с двухярусными топчанами вдоль стен, столом в центре и буржуйкой в конце.

— Вот тут и будем жить, — сняв с плеча, повесил на гвоздь шмайсер.

— Не лучшее место, — вздохнул самый молодой — Лель, опустив на пол мешок и усевшись на лавку.

— Радуйся, что выпустили из лагеря, — пробурчал Мацько. — Или соскучился по кайлу и баланде?

— Ладно вам, давайте обживаться, — прервал их Партизан.

Схрон, в котором находились агенты, принадлежал последнему командиру УПА в этих краях — Мудрому. Несколько месяцев назад он был ликвидирован чекистами, но это держалось втайне. Более того, скрывая данный факт, чекисты инсценировали благополучный выход провидныка с двумя телохранителями из боя и отход по надежным маршрутам к старым связям. Теперь Исаев вместе с Поперекой решили использовать укрытие в предстоящей операции.

Приведя там все в жилой вид и протопив на ночь хворостом буржуйку, агенты закусили салом под чарку самогонки и завалились спать. На следующее утро (было воскресенье), переодевшись в гражданскую одежду и прихватив с собой браунинг, Партизан отправился в расположенный за лесом районный центр.

Там, миновав центральную улицу, направился к базару, где потолкался меж магазинов, лотков и телег с живностью и вышел к зданию почты.

— Одну минуту, гражданин! — появился оттуда сержант в гимнастерке с красными погонами. — Ваши документы.

— Мои? — удивленно вскинул брови Партизан, — щас…

И, выхватив пистолет, дважды выстрелили сержанту в грудь.

Прижав руки к груди, сержант повалился лицом в пыль, и та стала напитываться красным. Видевшие это начали разбегаться, где-то послышалась трель свистка, к почте заспешил наряд милиции.

Зевак быстро разогнали, сержанта, накрыв простыней, увезли на карете скорой помощи, а стрелка и след простыл. Словно не было.

— Убедительно все прошло, как по нотам, — сказал Исаев Никитенко, отходя от занавески окна в доме напротив.

Через неделю, вечером Партизан вместе со спутниками подходил со стороны леса к мосту через реку Мукшу соседнего района. Они были в полной экипировке, а в руках поочередно несли канистру. Мост был деревянным, ветхим и под строительство нового уже были выделены средства. В целях имитации диверсии его предписывалось сжечь.

Выйдя на опушку, все трое залегли в кустах, стали ждать ночи. А когда в небе взошла полная луна и на другом берегу погасли огни в хатах, Лель по знаку Партизана взял хлюпнувшую канистру и, пригнувшись, побежал к мосту. Через некоторое время там блеснула вспышка, а потом от ближнего конца к дальнему побежала огненная дорожка.

— Готово, — вынырнул из темноты Лель. Понаблюдав несколько минут, как разгорается пожар, группа отползла назад и скрылась в лесу.

Чекисты же по этим фактам запустили механизм слухов, в чем были мастера. И вскоре по близлежащим районам пошли разговоры, что в округе действуют «лесные хлопцы» Мудрого. А еще через какое-то время слухи дошли до соседней, Львовской, области, в которой с остатками подполья обосновался Кук. Он близко знал хмельницкого провидныка, доверял ему и решил консолидировать силы, для чего отправил на поиски соратника двух своих эсбистов — Чумака с Карпом.

Через месяц те вышли на подставную боевку, состоялась встреча. На ней Партизан, представившись личным связником Мудрого, поинтересовался целью визита.

— Главный командир УПА желает встретиться для объединения деятельности всего подполья, — последовал ответ.

— Где?

— На вашей территории, у нас стало опасно.

— Хорошо, я сообщу об этом Мудрому, а пока давайте перекусим чем бог послал, — согласился Партизан. Обе стороны выпили и закусили, а когда завязался разговор, он, как бы под хмельком, рассказал эсбистам некоторые подробности о своем командире, которые тем были известны от Кука.

С рассветом Партизан отправился в Каменец-Подольский, якобы на встречу с провидныком, обещав вернуться через сутки. Там на явочной квартире он встретился с Исаевым, доложив о тернопольских гостях и их просьбе.

«Вроде заглотнул», — подумал майор, отгоняя вторую часть фразы, вслед за чем проинструктировал агента о дальнейших действиях.

На следующее утро Партизан вернулся в схрон, где его хлопцы играли с эсбистами в карты и сообщил, что Мудрый готов к встрече на этом месте.

— Гаразд, — переглянулись посланцы и стали собираться в обратный путь.

Радушные хозяева снабдили их на дорогу провиантом, после чего Мацько с Лелем провели обоих лесными тропами до границы со Львовщиной.

Прибыв через неделю на место, Чумак с Карпом доложили Куку о выполненной миссии, а заодно сообщили о том, что по пьянке «выболтал» Партизан.

— Такое о Мудром не всякий знает, — сказал тот. — Но на всякий случай еще раз проверим.

И изложил свой план. Согласно ему, эсбистам надлежало вернуться назад со следующим приказом: Партизан должен услать своих бойцов в другое место, а в бункер поселить их. Там вместе перезимовать и ждать Кука.

— Этого времени вам хватит, чтобы его досконально проверить и изучить, — сказал он Чумаку. — При малейшем подозрении — ликвидировать. Ну а ты, — взглянул на Карпа, — если все нормально, к концу зимы вернешься, и в мае будем выдвигаться.

— Будет сделано, друже провиднык, — щелкнули каблуками оба. — Можете не сомневаться.

После краткого отдыха был совершен обратный вояж. Партизан беспрекословно подчинился. А при очередном своем выходе из схрона, для пополнения продуктов, встретился в обусловленном месте с Исаевым и рассказал о возникшей ситуации.

— Вон что придумал старый лис, — хмыкнул тот. — Умно, ничего не скажешь.

— Что будем делать?

— Ждать. Выбирать не приходится. Но зато мы усилим их доверие к тебе.

— Каким образом?

— Вот послушай…

Погожим осенним днем, когда леса стали погружаться в сон, а по воздуху заскользили нити паутины, Чумак с Партизаном, сидя недалеко от схрона, грелись на солнце. Карпо, прихватив жестяное ведро, спустился за водой, вниз к потоку.

— Зима в этом году будет ранняя, — жуя травинку и глядя в выцветшее небо, по которому плыл журавлиный клин, сказал эсбист.

— Почему?

— Стаи отлетают рано.

Их разговор прервало звяканье металла, а потом на гребень выскочил запыхавшийся Карпо.

— Облава! Внизу солдаты.

— Продал, гад? — ощерился на Партизана Чумак, передернув затвор шмайсера.

— Молчи, дурень, — оттолкнул тот ствол, — быстро в бункер!

Все трое поочередно спустились вниз и, захлопнув за собой крышку, изготовились к бою. Затаив дыхание, прислушались. Сначала наверху было тихо, затем донеслись шорохи и неясные голоса, чуть в стороне в землю дважды ударил щуп, потом все стихло.

Просидели в полном мраке два часа, тихо и неподвижно.

— Ну что? Вроде как ушли? — сглотнул в дальнем углу слюну Карпо.

— Щас поднимусь и проверю, — тихо ответил Партизан, наощупь пробираясь к лестнице. Затем чуть скрипнула перекладина, мрак вверху прорезался светлой щелью.

— Есть кто? — приблизился к сапогам Партизана Чумак, сжимая в ладони рубчатую гранату.

— Никого, — буркнул тот, осторожно отвалив крышку.

Вскоре они вновь сидели рядом с лазом, жадно дымя махоркой.

— Ты это, извини, — примирительно сказал Партизану Чумак. — Я погорячился.

— Бывает, — размяв в пальцах окурок, сдул тот с ладони пепел.

С этого момента эсбисты стали больше доверять своему напарнику, хотя полностью не верили никому, кроме Кука. Зимовка была долгой и утомительной, хотя снегу было мало. Морозы часто сменялись оттепелью, что облегчало походы за продуктами и керосином, которые каждые три недели доставлял Партизан, встречаясь в ближайшем селе с Дядьком.

Когда же наступил февраль, Карпо собрался на Львовщину для встречи с главным командиром УПА. Как тот приказывал.

— Так когда его конкретно ждать? — поинтересовался Партизан. — Хотелось бы организовать достойный прием. Со свежиной, варениками и горилкой.

— Ждите в мае, — ответил Карпо. — Прощавайте, хлопцы.

Спустя неделю, отправившись в очередной раз за продуктами к Дядьку, он вызвал через того на встречу Исаева, а когда тот явился, доложил ему о времени прибытии Кука.

— Ну что же, в таком случае будем готовить ему встречу, — выслушал агента майор. — Для начала берем Чумака, ты знаешь, что делать.

Затем они расстались. Партизан получил у Дядька сидор с харчем и под утро вернулся в схрон. А по пути прихватил из тайника в карьере флягу со спецсредством, именуемым «Нептун-47».

— Как сходил? — встретил его лежавший под кожухом Чумак.

— Нормально, — опустил на лавку мешок Партизан. — Дядько выдал даже баклажку спирта.

— Хорошее дело, а то я замерз ночью, как цуцик.

Сняв ватник и шапку и повесив их на вбитый в стену колышек, агент раздернул горловину мешка и накрыл стол, выложив поочередно на старую газету ржаной домашний каравай, шмат сала и в потертом чехле флягу. Затем напластал сала с хлебом, разрезал луковицы пополам и бросил напарнику:

— Вставай.

Когда оба уселись друг против друга, Партизан отвинтил колпачок, несколько раз булькнул кадыком: «Гарный». После чего, запив водой из кружки, незаметно нажал кнопку и передал флягу соседу. Чумак тоже изрядно хлебнул и, крякнув, начал закусывать.

Спустя несколько минут его глаза посоловели, речь стала невнятной, голова упала на руки.

— Так-то лучше, — усмехнулся Партизан, связал бандеровцу руки и оттащил на нары. Очнулся эсбист уже в камере. Его мутило, нутро палила жажда.

— Воды, — прохрипел он, чья-то рука подала кружку. Эсбист жадно выпил воду и вернул кружку охраннику в синей фуражке, то увидел сидевшего сбоку топчана на табурете человека в гражданском.

— Давайте знакомиться, — сказал тот. — Я майор Исаев.

После этого последовали несколько допросов, не давших результатов. Ничего нового о себе, а тем более Куке, арестованный не сообщал, вел себя насторожено и замкнуто. От сотрудничества под гарантии свободы категорически отказался.

— Тогда вас придется расстрелять, — нахмурился майор. — Как ярого врага советской власти.

— Расстреливайте, — блеснул глазами Чумак. — Но предателем я не стану.

Зная, что обычные методы обработки в отношении таких лиц не проходят (так было с «Даркой»), в отношении Чумака применили новые. Ему обеспечили отличное питание, ежедневные прогулки на свежем воздухе и баню по субботам. А кроме того стали доставлять в камеру свежие газеты и журналы, в которых сообщалось об успехах социалистического строительства в республике.

Теперь вместо Исаева с эсбистом начал встречаться майор Нечай, психолог и большой знаток человеческих душ. Сумев расположить арестанта к себе, занялся его идеологической обработкой. А чтобы усилить воздействие, по согласованию с курирующим замминстра, Чумаку выдали приличную одежду и организовали несколько экскурсий в город.

Словно зверь много лет скрываясь в лесах и схронах, общаясь с себе подобными, Чумак был поражен мирной жизнью: красотой отстроенного Киева, обилием товаров в магазинах, работавшими предприятиями и, самое главное, светлыми людскими лицами. Он уже и не мог припомнить, когда в последний раз видел такие лица.

— Это только в столице, — сказал эсбист Нечаю после очередной прогулки в город.

— Ну что же, свозим тебя на периферию, — улыбнулся майор.

И свозили, за счет МГБ. В Днепропетровск, Жданов и Одессу. Там Чумак своими глазами увидел индустриальные гиганты, новые фабрики с заводами и работающие порты. И опять — те же лица.

— Вот так по всей стране, — сказал Нечай, когда ехали обратно. — Подумай.

Спустя месяц, после длительных раздумий Чумак дал согласие на сотрудничество.

…Короткими майскими ночами лесами и перелесками Львовской области шли двое — мужчина и женщина. Оба средних лет, бледные и худые. Заросший щетиной мужчина — в «петлюровке» с трезубцем, сером офицерском френче, суконных, с кантами галифе и хромовых сапогах, побелевших на головках. Его офицерский пояс оттягивала кобура, а неширокое плечо — американский автомат Томпсона.

Женщина была укутана в темный платок, одета в легкий гуцульский кожушок, перетянутый широким ремнем с пистолетом, юбку и высокие ботинки. За плечами у обоих висели тощие котомки.

Это были Кук с женой Уляной, активной участницей бандеровского подполья. Их должен был сопровождать Карпо, но он погиб месяц назад в перестрелке. Супруги двигались на встречу с Чумаком, от которого получили через связника грепс[67].

В нем сообщалось, что встреча возможна каждую пятницу, после захода солнца, в условленном месте у села Кругов Подкаменского района. Откуда Чумак со своими хлопцами сопроводит обоих в Хмельницкую область для личного контакта с Мудрым.

На рассвете шестых суток, ориентируясь по карте, пара вышла к нужному селу, обошла его стороной и направилась к дальнему, засеянному озимыми полю, на краю которого высилась старая раскидистая ракита. Двигаясь вдоль опушки, приблизились к ней. Кук, встав на носки, сунул руку в наплывистое дупло и извлек оттуда желудь.

— Чумак уже был здесь, — показал Уляне. — Будем ждать вечера.

Отойдя от ракиты в цветущие заросли терна, рядом с которыми побулькивал ручей, они нашли там полянку, сняв котомки, уселись на траву. Кук извлек из одной пару сухарей, кусок солонины, порезал ее на камне, оба подкрепились и запили завтрак водой.

— Так, посмотрим, что мы имеем, — снова сунул руку в мешок, достав оттуда позеленевший от сырости, замшевый кисет. Раздернув шнурок, высыпал на разостланный женой платок содержимое, которое на солнце заблестело и заиграло гранями. Тут были нательные кресты с цепочками, перстни с кольцами, сережки и зубные коронки. Кук перебрал все, ссыпал в кисет, взвесил на руке: — Полкило будет.

— Да, этого нам надолго хватит, — улегшись на снятом кожушке, сонно сказала Уля-на.

Под шелест листьев с травами, продремали до захода солнца, то и дело вздрагивая, и открывая глаза. Когда же закончив свой небесный путь, солнце опустилось за горизонт, а в кустах затрещали кузнечики, они, изготовив оружие, прокрались к раките.

Ближе к полуночи, когда воздух сделался сырым и прохладным, неподалеку послышался шорох, затем тихий, похожий на птичий свист. Кук ответил таким же, из мрака возник силуэт, а затем громкий шепот:

— Друже провиднык, вы здесь?

— Здесь, — последовал ответ, и Чумак с Куком обнялись.

— А теперь, друже провиднык, за мной, — дохнул табаком эсбист. — У нас в балке за селом надежный схрон, отдохнете до утра, а ночью проведу к Мудрому.

Три тени беззвучно растворились в ночи. Шагавший впереди Чумак вел зверхников[68] уверенно, вскоре все оказались в узкой ложбине, по склонам которой густо росли деревья и крушина.

— Здесь, — остановился под одним из деревьев Чумак. Нагнувшись, сдвинул в сторону усыпанную жухлой листвой крышку. Группа поочередно спустилась вниз. Там Кук подсветил фонариком, а Чумак, чиркнув спичкой, зажег на дощатом столе керосиновую лампу. Бункер был как тот, где они зимовали с Партизаном, а фактически ловушкой. Под лестницей, в неприметном месте имелась кнопка, а в одной из хат села ждала условного сигнала группа захвата.

— Может, поужинаете с дороги? — предложил гостям агент, когда они, сняв котомки, расстегнули ремни и положили оружие на лавку. — У меня есть хлеб, окорок и спирт.

— Нет, друже Чумак, — стянул с ног сапоги Кук, а Уляна молча качнула головой. — Мы добирались сюда почти месяц, очень устали, так что будем спать. А ты, если не трудно, почисть мой автомат, — взял с лавки и протянул агенту.

— Как его разобрать? — повертел тот «томпсон» в руках. — Никогда такого не видел.

— Все очень просто, — в три движения командир разобрал оружие. После этого они с женой устроились на нижних нарах и, отвернувшись к стене, уснули.

Чумак, немного повозился с автоматом, затем, поглядывая на спящих, вынул из кобур на лавке «вальтеры» и разрядил, сунув магазины в карман. Спустя несколько минут в хате, где дежурила опергруппа, замигала лампа. Кука с Уляной взяли, как говорят, «теплыми». Сопротивления они не оказали.

Загрузка...