Спустя неделю Никитченко доставили приказ за подписью Серова о переводе Исаева на должность старшего оперуполномоченного по особо важным делам центрального аппарата КГБ СССР.
— М-да, чудны дела твои Господи, — пробормотал Никитченко, ознакомившись с приказом, после чего вызвал к себе Исаева.
— Вот, Николай Иванович, ознакомься и распишись, — протянул бумагу с гербом.
Взяв ее в руки, подполковник прочел, вынул авторучку и подписал, лицо при этом оставалось бесстрастным.
«Не простой ты парень, Исаев», — подумал Никитченко, а вслух сказал:
— Ну вот видишь, я же говорил, разберутся. Поздравляю.
И, встав из кресла, крепко пожал тому руку.
— Вечером давай ко мне, выпьем по чарке, приказ афишировать не буду. Вроде как ты убыл в длительную командировку.
Сообщение мужа о переводе в Москву Оксана выслушала с радостью, а Алешка загрустил.
— Ты чего это, сын? — удивился Николай.
— С друзьями расставаться жаль, — вздохнул мальчишка.
— У нас служба такая, — потрепал его по плечу отец. — Нужно привыкать, ты ведь мужчина.
Через сутки с чемоданом в руке и габардиновым плащом на локте Николай спустился из вагона поезда Киев-Москва на платформу, вышел в сторону площади и позвонил из ближайшей телефонной будки.
— Вас слушают, — ответил приятный женский голос.
— Мне товарища Дроздова.
— Кто его спрашивает?
— Моя фамилия Исаев.
— Одну минуту.
Потом в трубе щелкнуло, и зазвучал бас генерала:
— Здравствуй, Николай, ты где?
— Здравия желаю. У главного входа Киевского вокзала. Только что приехал.
— Там и будь, высылаю машину.
Выйдя наружу и отойдя чуть в сторону, Исаев поставив чемодан у ног, положил сверху плащ, после чего закурил, разглядывая прохожих.
— Товарищ, подполковник, вам куда? — возник рядом малый с плутовской рожей. — Довезу недорого и с ветерком.
— Спасибо, меня встречают, — отказался Николай. Малый тут же утратил к нему интерес и увязался за проходившей рядом семьей, навьюченной фруктами и ручной кладью, не иначе возвращавшейся с курорта.
Минут через двадцать от потока двигавшихся цугом вдоль площади машин отвернула серая «Победа» и, сбавив скорость, встала у тротуара против центрального входа. Оттуда вышел его лет, худощавый цыганистый майор и стал оглядываться по сторонам. Их глаза встретились — направился к Николаю.
— Вы Исаев?
— Да.
— Я от Виктора Александровича. Прошу в машину.
Майор уселся за руль (подполковник, захватив вещи, сзади), автомобиль снова влился в непрерывное движение. Справа потянулась гранитная набережная Москвы-реки, спустя некоторое время «Победа» выехала к Белорусскому вокзалу, а потом на Ленинградское шоссе, прибавив скорость. За окнами замелькали в первом золоте осени леса и перелески.
— Так это уже не Москва, — наклонился пассажир к водителю.
— Ну да, — согласился тот. — Наша контора вон в том лесу, что впереди. Считай, приехали.
Слева от трассы возник густой хвойный бор, с уходящей вдаль высокой глухой оградой, в которой имелся КПП с металлическими воротами. Машина подвернула к ним и просигналила. Из двери вышел младший лейтенант в полевой форме и, проверив у прибывших документы, махнул рукой. Створки автоматически отворились, машина въехала на территорию.
От ворот в сторону высоких, с рыжими стволами сосен вела асфальтная дорога, слева меж деревьев угадывались постройки. Свернули направо. Через триста метров впереди засветлел просвет, выехали на обширную площадку.
По одну ее сторону, на фундаменте из дикого камня стоял финский с застекленной верандой дом; по другую — два краснокирпичных, в четыре этажа здания с клумбами цветущих георгин перед фасадами и черного гранита плитой меж ними, на которой золотились в два ряда выбитые фамилии. Остановились у здания, что ближе.
— Прошу за мной, товарищ подполковник, — обернулся назад майор, — вещи можете оставить в машине.
Вслед за этим оба выбрались из кабины, поднялись на широкое крыльцо с портиком и вошли внутрь. Сидевший при входе за столом офицер, подобный первому, теперь просмотрел удостоверение только у Исаева.
Из пустынного, с барельефом Дзержинского холла, застланного ковровой дорожкой, поднялись на второй этаж, где остановились на лестничной площадке перед металлической дверью с панелью кодового замка. Под пальцами спутника запищали кнопки, внутри глухо щелкнул запор. За дверью был высокий светлый коридор, с парой дюжин закрытых кабинетов. Майор постучал в дверь последнего.
В кабинете, у стены меж двух окон, под картиной «Ходоки у Ленина», за столом в кресле сидел Дроздов и читал развернутую в руках газету.
— Как добрался? — сложив ее, поднялся навстречу и пожал Николаю руку.
— Все нормально, товарищ генерал, спасибо.
— Присаживайся, — кивнул на один из стульев, — а ты, Вилорий, подожди внизу, покормишь гостя, доставишь в гостиницу и назад.
— Слушаюсь, — ответил майор, после чего вышел, прикрыв двери.
— Я скоро уезжаю, — взглянул Дроздов на наручные часы, — обустраивайся на новом месте, а в шестнадцать ноль-ноль жду здесь.
— Ясно, — ответил Исаев, встал и тоже направился к выходу. Миновав безлюдный коридор, надавил внутреннюю кнопку двери секции, та, щелкнув, выпустила на площадку. Внизу его новый знакомый о чем-то беседовал с дежурным.
— Ну что, пойдем питаться и обустраиваться? — взглянул на подошедшего Исаева.
— Само собой, — ответил подполковник.
— Вон там у нас столовая и буфет, — когда вышли наружу, указал майор на финский дом. — Кормят вполне прилично.
Подойдя к открытой двери, отвел в сторону легкую кисею от мух, за которой имелся довольно просторный зал с двумя десятками столиков, раздаточной стойкой слева и стеклянной витриной буфета на совмещенной с ним веранде.
— Так, Леночка, что у нас сегодня на обед? — спросил у черноглазой девушки за стойкой, позади которой виднелся варочный цех. Она с улыбкой перечислила десяток блюд.
Майор заказал борщ, мясное рагу, булочку и компот; Исаев — грибной суп, макароны по-флотски, а к ним стакан ряженки. Цены приятно удивили, поскольку были ниже, чем в столичном общепите.
— Как вам еда, товарищ подполковник? — когда заканчивали обед, поинтересовался спутник.
— Вкусно, — утер бумажной салфеткой губы Николай. — Если не против, давай без официоза и на «ты».
— Хорошо, — рассмеялся майор. — Нет вопросов.
— Кстати, что у тебя за имя? Никогда такого не встречал.
— Аббревиатура от «Владимир Ильич Ленин, Октябрьская революция». Так меня назвал отец, старый большевик, работал еще с Менжинским.
— Пролетарское имя, — оценил Исаев. — А ну-ка, — отодвинул стул, — поглядим, что у вас в буфете.
На веранде тоже стоял десяток столов с белыми, накрахмаленными скатертями, под стеклом витрины имелось несколько сортов колбас, сыры и буженина, а позади на полках искрились бутылки с водкой и коньяком. Под ними скучала бальзаковского возраста дама в кружевной наколке.
— Богато живете, — поцокал языком Николай. — А почему в столовой и здесь посетителей не видно?
— Обед закончился, все на службе, — развел руками «пролетарий». — Зато вечером тут аншлаг. Завозят «Бадаевское», рекомендую.
Выйдя на свежий воздух, они подымили в курилке под березой, окольцованной скамейкой и с обрезом в центре.
— Ты я, гляжу, был на фронте? — кивнул на орденские планки Исаева майор.
— Довелось, — затянулся тот папиросой.
— Все там заслужил?
— Половину.
— А вот я не был, — огорченно вздохнул.
— Почему?
— Занимался в некотором роде дипломатией. Ну что, двинули в гостиницу?
После чего оба встали и, метнув в обрез окурки, направились к машине. Через несколько минут, развернувшись, «Победа» покатила обратно, встретив по пути тройку солдат и сержанта с нового образцами автоматами.
— Что за бойцы? — спросил Исаев.
— Из роты обеспечения. Охраняют объект, ну и нас, чтобы шпионы не украли.
Через несколько минут автомобиль подвернул к одной из упрятанных в лесу построек. Та оказалась двухэтажным бревенчатым коттеджем с мансардой и черепичной крышей. Захватив из машины вещи, вошли внутрь. Справа от ведущей наверх лестницы, за аркой находился небольшой зал с бильярдом зеленого сукна посередине, вдоль стен стояли кожаный диван и телевизор, меж окон с набивными портьерами радовала глаз цветущая азалия.
— Это комната отдыха, — сказал майор, поднимаясь первым.
Верхний этаж был разделен небольшим холлом на две половины, прошли по крашеным полам в левую. Остановившись у последней из трех дверей, окрашенных слоновкой, Вилорий вынул из кармана ключ и, сунув в скважину, отпер замок:
— Вот твои пенаты. Мои, кстати, напротив.
— Ну что? Вполне, — пройдя внутрь и поставив чемодан на пол, осмотрелся Исаев. Средних размеров комната выглядела уютно: со спальным гарнитуром, репродукцией Шишкина «Утро в лесу» и что-то тихо бормочущей радиоточкой.
— А там кухня и душ с туалетом, — показал на филенчатую дверь майор. — Ты, Николай, располагайся, а я назад, отвезу шефа. Запомни код на нашей секции: 2-12-11.
Когда его шаги, удаляясь, проскрипели по коридору, Исаев открыл двустворчатый платяной шкаф, повесил туда плащ с фуражкой, а затем извлек из чемодана и распределил остальные вещи. После, взяв несессер с махровым полотенцем, толкнул филенчатую дверь. Небольшая кухня имела мойку, газовую плиту и холодильник «ЗИЛ-Москва», посудный шкафчик, стол у окна и два стула. К кухне примыкала душевая с туалетом.
«Неплохо помыться с дороги», — мелькнула мысль, и через пять минут Николай стоял под упругими струями. После обеда с душем потянуло на сон (в поезде мало спал), и, выставив будильник на половину четвертого, улегся на пружинную кровать.
К назначенному времени, чисто выбритый и в начищенных сапогах, Исаев постучал в кабинет Дроздова.
— Присаживайся, — генерал поднял глаза от бумаг. — Как устроился?
— Отлично, товарищ генерал, словно на курорте.
— Поживешь, пока не получишь квартиру, — откинулся тот на спинку кресла. — А теперь введу тебя в курс дела. Наше управление именуется «Бюро-2», создано четыре года назад специальным решением Политбюро ЦК и, как я тебе говорил, подчинено напрямую Председателю. Задачи — проведение операций особой важности на территории СССР и за его пределами. Вообще-то, последними занималось Первое управление, которым руководил Судоплатов, но после его ареста часть их работы перешла к нам, с добавлением штатов. Ты будешь использоваться по прежней линии — борьба с ОУН. Вопросы?
— Да мы ее вроде уничтожили?
— У нас в стране — да. Но остался закордонный провод, с лидерами Бандерой и Ребе-том. А поскольку их штаб-квартира в ФРГ, вместе займемся этим вопросом.
— Понял вас, Виктор Александрович.
— Другим сотрудникам представлять тебя не стану, да и их тоже, — продолжил генерал. — Тем более что многие в командировках, а другие появляются здесь не часто — работают под прикрытием. При встречах общение «здравствуйте — до свидания».
Займешь кабинет 13, вот ключи от него и сейфа, — вынув из ящика стола, протянул Исаеву. — В твоем личном деле указано, что владеешь польским и чешским. А как с немецким?
— Не особо. Только команды с фразами из военного разговорника.
— Придется изучить. А помимо этого, новое оружие со спецтехникой, а также практику наружного наблюдения. Огневая подготовка и рукопашный бой, насколько знаю, у тебя на уровне.
— Фрицы с бандеровцами не жаловались, — пожал плечами Исаев.
— Если появится желание, Львов может их улучшить. Он в этом деле мастер.
— А Львов это кто?
— Майор, который тебя привез, с революционным именем.
«Интересно, — подумал Николай, — а говорил, что занимался дипломатией».
Со следующего утра началась новая служба. Первую половину дня в своем кабинете Николай изучал тома разработки в отношении Бандеры с Ребетом, которая велась чекистами с 40-го года.
В отличие от Шухевича с Куком, после окончания войны главные идеологи сразу же сбежали за рубеж и обосновались в ФРГ, продолжая оттуда руководить своей «паствой» на Украине, а заодно разъезжать по другим европейским странам, проводя там на деньги западных спецслужб антисоветские конференции.
Имевшиеся в деле документы скрупулезно фиксировали практически все факты преступной деятельности Бандеры за весь период его деятельности:
— организацию политических убийств польских чиновников на ее ранней стадии и своих ближайших соратников в борьбе за лидерство;
— сотрудничество с «Абвером» в годы войны, а также с Центральным разведывательным управлением США и «Сикрет интеллидженс сервис» Великобритании — после.
Глубоко была изучена и его личность, вызывавшая гадливость. По свидетельствам близких связей лидера ОУН, в том числе знавших его с молодых лет, это был болезненный, мстительный и завистливый человек, с манией величия и садистскими наклонностями.
В детстве под предлогом выработки силы воли он умерщвлял домашних животных, а в скаутском отряде, где состоял, имел кличку «Кошкодав», наушничал командирам, избивал слабых и пресмыкался перед сильными. Согласно протоколу допроса военнопленного Эрвина Штольце, начальника второго отдела Абвера, начиная с 39-го года, Бандера активно сотрудничал с немецкой разведкой. Но, являясь ценным агентом, был фанатиком, карьеристом и фактически бандитом, отрицая любые нормы человеческой морали. За растрату крупной суммы денег, полученных на проведение операций, и двурушничество[71] помещался на перевоспитание в концлагерь.
Бытовая характеристика «идеолога» излагалась в показаниях захваченного чекистами руководителя службы безопасности ОУН Мирона Матвейко, являвшегося личным охранником Бандеры и тоже была нелицеприятной. Из них следовало, что он постоянно и открыто изменял жене, избивал ее беременную, а еще присваивал партийную кассу. Отличался жадностью и скотскими привычками.
«Да, полнейшая мразь. И как земля носит таких?» — рассматривая фотографии объекта, думал Исаев.
В отличие от Бандеры, его заместитель Лев Ребет выглядел вполне прилично. Будучи профессором права в поте лица трудился в печатавшемся в Мюнхене оуновском журнале «Украинский самостийнык», писал научные труды об исключительности своей нации и борьбе с Советами, а еще был Главным судьей ОУН, утверждавшим смертные приговоры.
Закончив работу с документами и заперев дело в сейф, Исаев отправлялся к себе в гостиницу, где в номере изучал немецкий язык с приходящей репетиторшей. Была она представительной и в возрасте, звали Амалией Львовной. В прошлом заведовала кафедрой в ИнЯзе[72].
— У вас хорошие способности, молодой человек, — сказала после третьего занятия. — Берлинский диалект не гарантирую, но через три месяца язык будете знать прилично.
После обеда и часового отдыха Исаев направлялся в соседнее здание, где в учебном классе вместе с еще десятком незнакомцев под руководством опытных инструкторов изучал специальные средства и технику. К таким относились яды с психотропными веществами, стреляющие авторучки, помады и зонты, закамуфлированные под бытовые предметы фотокамеры, система наблюдения «Магнолия», а также многое другое. Два раза в неделю группа выезжала на неприметном автобусе ГЗА-651 в столицу, где отрабатывалась в слежке за учебными объектами, приемах ухода от нее и проведении тайниковых операций. А еще по вечерам, отужинав с Вилорием в буфете, Николай палил с ним в тире по мишеням и укреплял организм в спортзале.
Со слов майора, он не так давно вернулся из очередного вояжа в Латинскую Америку и находился, как сам выразился — на декомпрессии. Поучиться у «дипломата» было чему. Из любой модели пистолетов (отечественных и зарубежных) он без промаха бил в цель. Мог делать это с двух рук, на месте и в движении. А еще стрелял в полной темноте на слух. Даже при своей богатой практике подобного Исаев не встречал.
Удивил он Николая и приемам рукопашного боя, когда в первом же поединке Исаев обрушился на маты, сбитый ударом пяткой ноги в лоб.
— Что это было? — с трудом поднялся и икнул.
— Каратэ, — улыбнулся Львов. — Если есть желание, за литр дам несколько уроков.
— Заметано, — пощупал голову Николай. — Только больше так не бей, у меня мозги чуть не вылетели.
Этим же вечером, приняв душ, оба сидели у Исаева и пили купленный в буфете коньяк, закусывая бужениной.
— Так где ты такому научился? Стрельбе и этому самому каратэ? — поинтересовался Николай, когда приняли по первой.
— В Харбине, — сжевал ломтик мяса Львов. — Там отец в тридцатых служил при нашем Генконсульстве, занимался охраной. Так он меня тренировал в стрельбе, а один его знакомый японец держал платную школу каратэ — в ней и натаскался. Потом это здорово пригодилось, когда попал в систему и закончил высшую школу НКВД на Ленинградке.
— И где после нее служил? — снова плеснул в стаканы Исаев.
— Как и папаша, в охране нашего посольства в Латвии, а с началом войны отозвали в Москву. Ловил здесь агентов, сигнальщиков и другую шелупонь. Сначала опером, а затем старшим группы. Еще в 44-м участвовал в обеспечении безопасности Ялтинской конференции в Крыму.
— Сталина видел?
— Только кортеж издалека. Мы в основном по горам да лесам шарили. Зато прищучили в районе Балаклавы немецких диверсантов. Восемь кончили в бою, четырех, захватив, по полной допросили. Оказались заброшенной туда спецкомандой «Днепр», старший — оберфенрих Райберг. Ну а перед самой конференцией, в июле, наши ребята под Алуштой захватили вторую группу, собиравшую информацию о возможных передвижениях членов делегации и полгода скрывавшуюся в лесах.
— Да, дипломатическая у тебя была служба, — рассмеялся Исаев.
— Это что, я был и в Потсдаме, когда Сталин, Рузвельт и Черчилль встречались второй раз. Правда, там было тихо. Зато попробовал шотландского виски — с нашей водкой рядом не стояло, да погуляли с немками. Ну что? Давай еще выпьем?
Выпили по полстакана, закусили.
— А ты что, не женат? — размяв папиросу, чиркнул спичкой Николай.
— Нет, и стариков моих нет. Отец погиб в Тегеране, мама умерла от голода в блокаде. А ты?
— Женат, растим сына.
— Ну а где столько орденов нахватал? У меня лишь «Отечественная война» да две медали.
— В полковой разведке, а потом СМЕРШЕ был там чистильщиком.
— Слышал про таких, но встречаться не приходилось.
Засиделись до поздней ночи, а потом отправились спать. Где-то в лесу пел козодой, в открытые окна наносило запах хвои. Утро встретило прохладой и росистой травой, оба шагали по дорожке. Когда, позавтракав в столовой, направились к зданиям, Исаев поинтересовался у Львова, что за плита между ними.
— В память погибших, что обучались на объекте. Давай подойдем, расскажу про некоторых.
Герой Советского Союза, Николай Иванович Кузнецов, — указал на одну из надписей. — Воспитанник Судоплатова, разведчик и диверсант. Выступая под именем обер-лейтенанта Зиберта, с сорок второго по сорок четвертый в Ровно и Львове застрелил заместителя гауляйтера Украины Геля и подорвал гранатой второго — Даргеля, захватил командующего «восточными батальонами» генерала Ильгена, а также ликвидировал начальника отдела рейхскомиссариата Функа и шефа правительства Галиции — Бауэра.
— М-да, — покачал головой Исаев, — мне такое и не снилось. А как он погиб?
— Этого не знаю. А вот Иван Данилович Кудря. С первых дней войны оставлен в Киеве руководить оперативно-диверсионной группой. В течение года провел там несколько успешных операций, смог получить и передать в Центр ряд особо ценных сведений. Захвачен гестапо, три месяца подвергался пыткам, на которых ничего не сказал, расстрелян… Владимир Александрович Молодцов. В начале войны заброшен в Одессу для проведения спецопераций. Создал два партизанских отряда, активно действовавших с позиций катакомб. В 42-м захвачен румынской «сигуранцей» и после бесплодных допросов казнен. Про других, к сожалению, не осведомлен. Хотя в архивах все есть.
Оба немного помолчали, склонив головы, а затем вошли в подъезд — продолжать дело погибших.
Незаметно пролетели три месяца, наступила зима, все вокруг покрылось пушистым снегом. В один из таких дней, поутру, зайдя в комнату Исаева, Львов, в шапке, пальто и с чемоданом сказал:
— Бывай, Коля, может, еще и встретимся.
— Бывай, — крепко пожал тот руку друга. — Возможно.
И потом долго смотрел в окно на удалявшуюся фигуру. Расставаний таких помнил много. Встреч — меньше.
В конце декабря, вызвав Исаева к себе, Дроздов вдруг заговорил с ним на немецком. Николай ответил. Так беседовали минут пять.
— Ничего, — перешел генерал на русский. — Вполне. А теперь слушай. Отпускаю с завтрашнего дня к семье (в груди екнуло). Третьего января быть на службе. Едешь в командировку.
— Ясно, Виктор Александрович. Разрешите идти?
— Давай, подарки купить не забудь. И вот, возьми, — протянул спецталон, — с билетами, сам понимаешь.
Следующим утром, заказав такси, Исаев доехал до Москвы. В ЦУМЕ, рядом с которым уже мигала елка, купил подарки и взял курс на Внуково. В Жуляны прилетел в полдень, а спустя час звонил в дверь своей квартиры. Радости семьи не было предела: Оксана с сыном бросились обниматься, а Рекс, басовито лая и толкаясь, вертелся вокруг.
— Ну, будет, будет, задавите, — растрогался Николай, после чего, определив на вешалку пальто с шапкой, вручил всем подарки: жене — ожерелье из янтаря, сыну — фотоаппарат «ФЭД», а овчарке — очередного неваляшку.
— Вовремя, — сказал Алешка. — А то он старому голову откусил.
— За что?
— Перестал качаться.
Новый год, как положено, встретили за праздничным столом, под бой курантов.
Взрослые пили шампанское, Алешка — щипавшее в носу ситро, а его приятель аккуратно лакал кефир, до которого был большой охотник.
— Ура, салют! — внезапно закричал мальчишка, соскочив со стула, и подбежал к окну. Над Софийской площадью в ночное небо взлетали, рассыпаясь звездами, праздничные фейерверки.
Поскольку ночь была погожей, Исаевы, одевшись и прихватив с собой Рекса, спустились вниз и по хрустящему снегу направились на площадь. Там у памятника Богдану Хмельницкому уже гуляло много народа. То и дело слышался веселый смех, где-то играл баян, многие поздравляли друг друга. Оправившая от войны Страна вступала в новый, 1955-й год.