Глава 10

10

Что интересно этот будущий «прапорщик», имеющий в данный момент звание — старшина, жил совершенно один. Одно это в моих глазах говорило о его скрытности и, наверное, все-таки жадности. Впрочем, все это подтвердилось, стоило мне только войти в его дом. Учеба уже завершилась, поэтому я выбрался в увольнение в будний день, в то время, когда сосед наверняка будет находиться на службе. По большому счету это не имеет значения, с помощью своего дара я сумею погрузить его в сон, за считанные мгновения, вдобавок ко всему заставив забыть, что произошло. Но все же не хотелось лишний раз давать повод для пересудов. Проще было провернуть все без лишних свидетелей.

Подойдя со стороны сада, я поставил ближе к окну, вверх дном, пустую двухсотлитровую бочку, предназначенную для воды, и взобравшись на нее вскоре оказался на подоконнике дома. Форточки были открыты, благодаря чему, протиснувшись через нее, я вполне дотянулся до нижнего шпингалета, вздернув его вверх, а затем, проделал обратное движение с верхним. Гостеприимно раскрывшееся окно открыло мне вход в дом. Не знаю, насколько часто, но оказалось, что у хозяина дома, тоже случаются срывы. Во всяком случае одна пустая бутылка из-под водки, и вторая опустошенная наполовину. Говорили именно об этом. А дрыхнувший без задних ног хозяин, только подтвердил эту версию. Сон его был конечно сладок, но я на всякий случай откачал у него часть энергии, тем самым погружая его в более глубокие дали. Чисто на всякий случай, а то вдруг проснется, тем более, что судя по наполненному сверх всякой меры мочевому пузырю, долго он бы не пролежал. А так поспит еще, да и я слегка надавив в нужном месте, помог ему облегчиться. После чего, на его лице появилась блаженная улыбка и он даже зачмокал губами, как бы благодаря меня за благородный поступок. В ответ, я мысленно пожелал ему спокойной ночи и отправился побродить по дому.

Дом оказался не очень большим, всего на всего две комнаты и крохотная кухонька. По убранству тоже все напоминало эдакую холостяцкую берлогу. Причем берлогу, содержащуюся в образцовом армейском порядке. Сейчас правда этот порядок кое-где был слегка нарушен загулявшим хозяином, но в остальном чувствовалась строгая рука, педантичного советского старшины. В зале стояло два невысоких шкафа, один представлял собой сервант с застекленными дверцами сверху, за которыми виднелась расставленная, как на военном параде посуда. В центре серванта у дальней стенки находилось два графина, носиками друг к другу, чуть ближе две высокие хрустальные вазочки, еще ближе вазочки поменьше, а у самых дверец набор перечниц и солонок в количестве четырех штук на одной подставочке. По обеим сторонам от этого выставленного строго по ранжиру посудного войска, находились чашки с блюдцами выставленные попарно, и оканчивающиеся у дальней стены высокой сахарницей слева, и похожей на нее вазочкой с небольшим носиком справа.

На нижней полке была выстроена столовая посуда, точнее говоря столовый сервиз на шесть персон. Тут была и фарфоровая супница, и несколько мелких вазочек для разного рода соусов и салатов и восемнадцать тарелок, вставленных одна в другую по три разного калибра и распределенных по всей оставшейся площади серванта. Ни единой пылинки внутри не наблюдалось. Справа от застекленной части серванта находилась дверца, открыв ее сразу же возникло желание забрать оттуда все, что там находилось. И если бы я в этот момент жил в том же доме с родителями, наверное, так бы и поступил. Но увы, тащить все это богатство в приют, было просто глупо. Но тем не менее я отметил для себя несколько позиций, и срочно отправился в другую комнату, искать хоть какую-то сумку. Почему отправляясь сюда я не взял свою? Вот как-то вылетело это из головы и все.

Сумки я не нашел, но зато обнаружил обычный солдатский вещмешок, что было даже гораздо лучше. Мешок был далеко не новым, и потому я надеялся на то, что он не привлечёт к себе большого внимания. Вернувшись обратно к серванту, я извлек из бокового шкафчика две упаковки черного грузинского чая высшего сорта в таблетках. Когда-то слышал, что этот чай заваривается лучше других, и всегда имеет хороший вкус и аромат. Вот только ни разу не видел его в магазинах. Но раз его хранит у себя старшина «Плюшкин», думаю он наверняка будет хорошим. Кроме чая в мешок сразу же ушли две банки кофе со сгущённым молоком и столько же банок с чистой сгущенкой. Конечно количество банок в шкафу было значительно большим, но мне нужно было еще донести все это до приюта, и не привлечь к себе излишнего внимания. Поэтому брал по минимуму. Не удержался и от пары банок со свиной тушенкой, и нескольких с сардинами и скумбрией в собственном соку. В общем взял, каждой твари по паре, как тот Ной. После чего, добавил ко всему этому только бутылку «Московской» Сегодняшний воспитатель принимал подобные подношения с радостью, и прекрасно помнил, кто и когда ему приносил, что-то подобное, что очень хорошо сказывалось на последующих увольнениях.

После чего с сожалением закрыл дверцу шкафа. Поставив мешок на круглый стол, с задвинутыми под него стульями, вновь вернулся к серванту которого был еще один шкаф внизу. Здесь хоть и имелись довольно интересные вещи, в виде запасной посуды, солдатских котелков, и чего-то еще, но ничего из этого набора мне сейчас было не нужно. Хотя я все же позарился на походный армейский котелок, состоящий из глубокого алюминиевого судка и из которого вполне можно есть жидкое блюдо, и углубленной крышки которую как я слышал можно использовать и в качестве тарелки и сковороды. В этот котелок прекрасно поместились обе банки кофе со сгущённым молоком и чай, даже сэкономив мне место в вещмешке. Подумал еще и о фляжке, но увы ничего подобного так и не нашел.

Рядом с сервантом находился похожий шкаф. Только вместо застекленной части он имел откидывающуюся доску, превращая шкаф в секретер, и в верхней его части находилась полочка с книгами. Представленные книги тоже были по-своему интересны, но мне сейчас нужно было нечто иное.Поэтому перетасовав все содержимое шкафа, я все-таки отыскал искомое, хотя и был несколько разочарован. Всего у старшины отыскалось около ста пятидесяти рублей мелкими купюрами, и боле четырех тысяч рублей на счету в Сберегательной кассе. Туда увы, у меня доступа не было.

Но хотя бы спасибо и на этом. Уж на два с небольшим месяца каникул этого вполне хватит, а там глядишь загляну сюда еще раз. Тем более в одежном шкафу, стоящим в комнате, где сейчас почивал старшина, я обнаружил целый склад солдатского обмундирования. То есть ватные бушлаты, форму и сапоги. Причем сапоги были скорее унтер-офицерскими, то есть яловыми, а их выдают в основном сверхсрочникам. Одним словом, место было козырным, и забывать о нем не стоило. Да и привлекать к себе внимание излишним беспорядком тоже. Поэтому наведя относительный порядок там, где искал деньги, добавил себе в вещмешок еще одну бутылку водки, несколько банок консервов, новенькое солдатское полотенце, новенькую солдатскую эмалированную кружку, и тихонечко откланялся, уйдя той же дорогой, что и попал сюда.

В приюте, сразу же забежал в ученическую кладовую, и строго наказал дежурящему там пацану, не трогать мешок до моего возвращения, и поставить чайник. Что он с радостью принялся исполнять. После чего извлек из него бутылку водки, баночку консервов и сунув все это за пазуху, отправился к воспитателю, докладывать о прибытии. Там убедившись в отсутствии посторонних передал ему пузырек, закуску в ответ получил радостно-изумленный взгляд. Водка с зеленой этикеткой и надписью: «Московская» появлялась в наших магазинах довольно редко, и считалась очень хорошей.

Вторая бутылка отправилась к старшакам, то есть воспитанникам старших классов. В принципе подобное было совсем необязательным. Но с другой стороны поддерживать хорошие отношение с ними было совсем не лишним. К тому же если мы сейчас на все лето отправлялись в пионерский лагерь, то им была уготована участь ехать в ЛТО. То есть лагерь труда и отдыха. Труда там в принципе и было то всего четыре часа в день, но с другой стороны он был бесплатным. То есть что-то за это конечно начислялось, но эти деньги якобы шли на нужды школы. Хотя я очень в этом сомневаюсь. Скорее всего, просто делились между воспитателями.

Да и вообще, сам я не любитель выпивки. Еще в прошлой жизни предпочитал обходиться пивком после бани. Хотя иногда и любил, вернувшись с работы выпить стопочку хорошего коньячка или рома. Но этим все и ограничивалось. За всю жизнь напивался только дважды. Один раз на какой-то праздник в молодости, а второй, когда похоронил мать. Больше поводов не находилось. Старшаки приняли пузырек и баночку килек, прихваченных у старшины с благодарностью. Даже приглашали за стол, но я отказался, сказав, что по возрасту пока не употребляю, но уважаю ребят, потому принес. Этого оказалось достаточно.

Единственное, чего не нашлось у старшины, так это сигарет, поэтому пришлось озаботиться этим самому, по пути в школу, купив блок болгарских «Tу-134». На первое время пойдет, а дальше будет видно. Вернувшись в кладовую, достал из вещмешка банку кофе с молоком, чем привел пацана в неописуемый восторг. Через него же вызвал в кладовую своего приятеля и нашего старосту. Следующие пару часов у нас проходило кофе питие с пряниками и печеньем тут же появившимися на столе. Жизнь налаживалась и все это меня радовало.

А через несколько дней большая часть воспитанников, и я в их числе, отправились в Пионерский лагерь. Честно говоря, уже на третий день пребывания в лагере, я, как тот волк, готов был выть на луну от тоски. Представьте себе совершенно голый склон глиняной горы, у подножия которого находятся четырнадцать деревянных бараков пионерского лагеря. Между бараками высажены какие-то чахлые кустики, которые по идее должны превратиться в чинары, платаны и кипарисы. Вот только высаживая все это подразумевалось, что за ними будут ухаживать. Но как это и обычно происходит, все ухаживание завершилось с последней лагерной сменой. Бараки скорее всего были заперты на замок, при лагере оставлен сторож, живущий в поселке неподалеку, и территория опустела.

А кто сказал, что сторож обязан еще и поливать деревья лагеря? Разумеется, часть посадок поморозилась зимой, все же в горах и летом-то не слишком жарко, а зимой тем более температура падает много ниже нуля, часть подсохла на корню, и была вырублена местными жителями. Очень даже возможно тем самыми сторожем. В итоге к весне, точнее к лету, когда в лагере вновь появилось начальство, ожидающее заезда очередной партии отдыхающих. Пришлось организовывать новые посадки зелени.

Собранные из деревянных щитов бараки, конечно были слегка обновлены, то есть покрашены, подремонтированы, но фактически остались все теми же полуразвалюхами, в которых и в первый-то год дуло изо всех щелей, а сейчас тем более. Вдобавок ко всему, нас расселили как мне кажется по самым неказистым баракам. Разумеется, аварийными их было назвать нельзя, но тем не менее, скажем в некоторых окнах в щели между рамой и створками окна, свободно пролезал палец. А ни какие обогреватели в жилых помещениях предусмотрены не были. Зачем? На дворе лето и дневная температура порой доходит до двадцати пяти градусов. То, что ночью она опускается порой до пятнадцати, и ниже, об этом как-то не подумали, или может решили, что предусмотренные одеяла не дадут замерзнуть.

Кормили здесь разумеется гораздо лучше, чем в приюте, скорее за счет того, что из восьми отрядов отдыхающих четыре считались «Чистыми». Что это значит? А все простою «Чистые» это те, кто живет в обычных советских семьях. Разумеется, вслух это слово не произносилось. Скорее это был так называемый «лагерный жаргон» имеющий место среди воспитанников приютов. В лагере, помимо нашей школы-интерната были воспитанники одного из детских домов Андижана. И хотя за счет присутствия «чистых» кормежка была более разнообразной и, наверное, даже вкусной, но в тоже время, имел место официальный запрет на личное общение.

Другими словами, мы должны были вариться в собственном соку, общаясь среди своих, приютских, детдомовских, и не подходить на пушечный выстрел к «семейным» Еще как-то группа с группой, такое общение не вызывало нареканий, ведь проводились какие-то соревнования, были организованы кружки по интересам, в общем дело куда приложить руки, всегда находилось. Вот только ни о какой дружбе вне своих, речи не шло. Нам тут же было приведено несколько примеров, говорящих о том, что в случае какого-то инцидента, виноватыми выставят в первую очередь именно нас. В прошлую лагерную смену, у какой-то девочки пропали наручные часы. А ее видели с одним из наших воспитанников. В итоге обвинили в краже именно его. И хотя в итоге, в конце смены, часики обнаружились у одной из ее подружек, было уже поздно. Как в том еврейском анекдоте, когда «ложечки обнаружились, но осадок остался». Или, например, подрались два пацана, а виноват оказался тот что жил в детском доме. Поэтому и сразу же предупредили.

— Все общение только на людях, и никаких личных контактов.

По сути оно и верно, дети все равно не несут почти никакой ответственности, а вот воспитателям терять из-за их конфликтов премии или выслушивать нотации совсем не интересно.

Я прошелся по местным кружкам и понял, что ничего интересного в них для меня нет. Ну, какой прок драть горло изображая песни в хоре, рисовать шары и кубики в художественном кружке или собирать деревянные планеры оклеивая их калькой, а после запускать в небо. В местной библиотеке были только детские книжки, большей частью про пионеров-героев и про войну. Встречались повести Катаева, Гайдара стихи Корнея Чуковкого и Самуила Маршака, и в общем-то все. Одним словом, ничего интересного, я там для себя не нашел, пожалев, что не взял с собой хотя бы пару книг из библиотеки старшины. Мячи для футбола или волейбола, выдавались нам, только для соревнований, а сидеть на трибуне и с тоской глядеть как на поле играют «чистые», было не по мне. Несколько раз чуть было не подрался, по пустяковым спорам, с теми же чистыми, и едва избежал драки использовав свои умения. Это было лучше, чем потом краснеть перед воспитателями, за учиненную именно мной ссору. Чистые — всегда правы. Это закон.

В общем через неделю я начал подумывать о побеге. А почему бы и нет? По осени меня однозначно примут обратно в школу, или в любое другое заведение, если я окажусь достаточно далеко от этих мест, а до тех пор, вполне можно пожить и на природе. Одежда у меня есть, сохранились кое-какие продуктовые запасы, которых вполне хватит на первое время, осталось только решиться, и уйти в бега. По сути я ничего не терял. Правила принятые в подобных заведениях мне были известны, если в первый раз я пришел в интернат, чувствуя себя чужим, то сейчас мне все это было по барабану.

Решив все это для себя, я начал готовиться к побегу. Если, кто-то скажет, к чему там готовиться, подхватил сумку да пустился наутёк, то будет в корне неправ. Хотя знаете, наверное, можно и так. С другой стороны, так скорее можно в более обжитых местах, а здесь все это вызывает некоторые сомнения. Например, автобус на котором можно добраться до цивилизации ходит только от поселка, расположенного тремя километрами ниже лагеря. С одной стороны, в местном магазинчике, мне без проблем продали пачку сигарет, даже не спросив о моем возрасте, с другой, если я возьму или попытаюсь взять билет на автобус, сразу же возникают вопросы проскочит ли эта попытка или же меня просто вернут в лагерь? Кто его знает, какие здесь порядки. Нарываться как-то не хочется. Следовательно, все это желательно выяснить. И если сомнения подтвердятся искать выход из ситуации.

Очень в составлении маршрута помогла карта, висевшая на стене в комнате начальника пионерского лагеря. Как оказалось, поселок, находящийся внизу, носит имя Кант, что означает — Сладкий, что в нем сладкого не знаю, но от него до поселка в котором я жил еще недавно почти сто сорок километров. Одним словом, мы находимся сейчас в Наманганской области. Но гораздо больше меня заинтересовало то, что в двух с половиной километрах от поселка, находится железнодорожная станция, точнее остановочный путь 654 километр. Подозреваю, что на этом полустанке останавливаются далеко не все поезда, идущие в сторону Ташкента, но с другой стороны, если есть станция, значит что-то там все-таки останавливается и взяв билет, вполне смогу, не вызывая ничьих подозрений уехать оттуда. Вообще-то официально считается что у воспитанников приюта нет на руках никаких документов. Так оно в принципе и есть, вот только у меня, в отличие от всех есть свидетельство о рождении, которое я по наитию положил себе в сумку за несколько дней до пожара. При необходимости можно будет его оттуда достать. Хотя там и нет никаких фотографий, но все же лучше иметь на руках хоть что-то, чем не иметь ничего. А в качестве дополнительного документа, который им по сути никак не является, можно предъявить конверт с письмом от бабушки, где она приглашает меня в гости. То есть лето наступило, и я еду к ней.

Как в таком случае оказался здесь. Мало ли, что с ребенка возьмешь, вышел вроде бы на минутку, а поезд взял и уехал. Детский лепет, скажете вы? А, я кто по-вашему? Двенадцатилетний пацан и есть.

Оказалось, чтобы дойти до станции вовсе не обязательно спускаться в поселок. Взобравшись на гребень горы, я разглядел эту станцию внизу. Конечно склон был несколько крут, но в принципе, если не торопиться, вполне можно было спуститься и здесь. Зато если будут меня искать, то в поселке точно никто не скажет, что я здесь был.

В общем я решился. Вечером, под предлогом стирки, забрал из кладовой обе свои сумки. То есть школьную спортивную и вещмешок, позаимствованный у «Плюшкина» в жилом помещении аккуратно переложил вещи из сумки в рюкзак, а из самой сумки, стараясь не оторвать приклеенное дно извлек свое свидетельство о рождении. После чего сумка была аккуратно сложена и положена в вещмешок ближе к спине. Так как дно не давало сложить ее более компактно, она встала колом, хотя в итоге, получилось вполне удобно. Под утро, когда еще все спали, я проснувшись, осторожно, чтобы никого не разбудить оделся в походную одежду, на ноги натянул кеды, а свое байковое одеяло, свернул вдвое, а затем скатал в тугой валик, который подвязал к наружным лямкам мешка. После чего осторожно приоткрыл створку окна и выбросил за него свой мешок. Закрыв створку на шпингалет вышел из общежития обычным порядком через двери. Сразу же обежал вокруг барака, подхватил свой мешок, шмыгнул к забору, и был таков.

Загрузка...