Что такое не везет

Глава 13

13

Тем не менее СССР, все так же закрыт железным занавесом, попытка покинуть его считается изменой родине и за это расстреливают. Хотя вслух об этом и не говорят. Выезд за рубеж возможен только для кучки дипломатов и в обязательном порядке, кто-то из семьи остается в Союзе, как заложник. Выезд даже в социалистическую страну, по той же туристической путевке, только через специальную разрешительную комиссию, которая задает тупые вопросы по истории той страны, куда ты собрался ехать отдыхать. Порой создается впечатление, что туда отправляют только пропагандистов, которые едут для того, чтобы рассказывать проживающим там аборигенам их собственную историю. А все местные жители в обязательном порядке вылавливают незадачливых советских туристов и расспрашивают их знают ли они кто у них генеральный секретарь⁈ И когда они встали на социалистические рельсы?

Хорошенько подумав решил, что наилучшим выбором где есть хоть какая-то возможность оказаться за границей нужно овладеть профессией моряка. Причем не военного моряка, а сугубо гражданского. То есть закончить Мореходное училище Министерства рыбного хозяйства, и устроиться на какой-нибудь сейнер промышляющий рыболовством в мировом океане.

Почему именно так? А просто прекрасно помню рассказы своего друга, морского офицера, с отличием закончившего Военно-Морское Училище, и мечтавшего избороздить все моря и океаны. Увы, все это осталось только в мечтах. По распределению он попал служить на Северный флот, и кроме по его же словам «белых медведей, вечно пьяных поморов, и заносчивых финов» никого не встречал. Дальше Шпицбергена, Норвегии и однажды Исландии корабли северного флота не заходили. В итоге уволившись со службы в сорок пять лет в сине капитана второго ранга, и получив запрет на выезд из СССР, как секретоноситель, он доживал свой век в Ташкенте, преподавая основы Начальной Военной Подготовки в одной из школ. И постоянно кляня себя за то, что выбрал службу во флоте вместо работы на судах рыболовного флота.

Именно поэтому, к концу восьмого класса я объявил бабуле о своем желании поступить в Мореходное училище Министерства Рыбного Хозяйства. И к моему удивлению, нашел в лице бабушки полное согласие с моим выбором. Как оказалось, чуть позже, у бабули когда-то был младший брат, который служил в китобойном флоте на Дальнем востоке, а после погиб во время Великой Отечественной Войны. И то, что его имя отмечено на мемориале славы советских моряков в одном из парков Владивостока. И потому, мой выбор был всячески одобрен. Единственное что меня удерживало от немедленной поездки туда, было здоровье бабушки. Я готов был даже отказаться от этого, ради того, чтобы она была жива. Все потому, что отправляться со мною произведя размен квартир, она не горела желанием, а оставлять ее здесь одну не хотел уже я.

Тем более, что к моменту окончания мною восьмого класса бабушка совсем сдала. Кроме возраста, у бабушки обнаружилось куча всякого рода болячек, что, впрочем, неудивительно учитывая то, что она пережила как минимум две войны. То есть Гражданскую и Великую Отечественную. Плюс к этому наложилось отношение к ней единственной дочери, моей матери. Все это подорвало и так не самое лучшее здоровье этого человека. А мой взгляд на ее организм прямо сказал, что она держится скорее за счет упрямства, и, пожалуй, моего присутствия. Медик из меня не вышел, с помощью своего дара, я мог скорее отнимать, чем давать. Та же подпитка «средоточия» всего лишь поддерживала в какой-то степени бабушкин организм, но этого было явно недостаточно. Исправить же в ее организме я ничего не мог, точнее не знал, что именно нужно исправлять, и потому, скорее нанес бы вред.

В итоге, ее на стало в середине лета 1975 года, через полтора месяца после того, как мне исполнилось пятнадцать лет. В один из дней у нее случился сердечный приступ, скорая помощь увезла ее в больницу, я считай не отходил от нее несколько дней, а ей с каждым днем становилось только хуже. Не помогало ничего, даже моя постоянная подпитка, только продлевала ее агонию. Через три дня бабуля скончалась.

Тут же на меня налетело наше советское руководство из органов опеки, попытавшись в тот же день сплавить меня в местный приют. Благо, что в дело вмешались соседи, и сумели меня отстоять буквально на три дня, то есть фактически на время похорон бабушки, и последующие поминки. И что-то у меня закрадываются нехорошие подозрения, что дело тут было вовсе не во мне. Просто по местным обычаям, часть вещей усопшей раздается всем соседям, друзьям, и родным. Родных у меня не было, а вот соседи и друзья вынесли из квартиры почти все что принадлежало моей бабуле, не гнушаясь даже нательного белья. А с другой стороны, не вынеси это они, присвоили бы те, кому досталась бы моя квартира. Или просто выбросили бы на помойку. Уж лучше пусть что-то достанется соседям. Оставалась последняя ночь, после которой меня должны были забрать в приют. На руках у меня не было ни единого документа. Налетевшие после смерти бабули «опекуны» выгребли все. И хотя я говорил о том, что хочу поступать в Мореходное училище, это никого не волновало. Мне просто указали на то, что вначале я должен прописаться в приюте, а уж после меня, возможно направят в одно из училищ, для получения профессии. То есть мореходка накрывалась медным тазом. Почему? Да все просто, прописавшись в Ташкенте, я был бы вынужден поступать только в местные ПТУ, а среди них Мореходного училища не значится. Единственное море — Аральское, с которым граничит Узбекистан, к этому моменту превратилось в пустыню. А единственная судоходная река, Амударья — судоходна только в верхнем течении, и то больше на Туркменских территориях.

— Это ни о чем не говорит. — ответила мне какая-то тетка из органов опеки. — Если у тебя есть мечта, ты можешь ее осуществить и после того как тебе исполнится восемнадцать лет. Наше государство дает эту возможность людям любого возраста.

Нормально. То есть в угоду государству, или кому-то еще, я должен терять несколько лет своей жизни, получая ту профессию, которая мне не интересна, только потому что меня пропишут в городе, где эту профессию не дают. А ведь впереди меня ждет еще и армия. Вот и выходит, что если я и смогу когда-то поступить в Мореходку, то скорее годам к двадцати, если не позже. То есть выбросив из жизни целых четыре года. И раз уж мне не гарантировали то, чего я желал, то я решил попробовать добраться до места самостоятельно. Разумеется, подобный трюк выглядел чересчур легкомысленно. До того же Владивостока, больше семи тысяч километров, и отправляться, туда не имея никаких документов плохая затея. И в тоже время мне совершенно не хотелось идти в приют, а после учиться на какого-нибудь плотника или штукатура в местном ПТУ, а после отбывать «срок» в военно-строительном батальоне, отстраивая дачи генералам за миску похлебки. Именно поэтому, я решил рискнуть. В конце концов если я смогу добраться до нужного города, можно будет сдаться властям и там, а уж оттуда попытаться поступить в Мореходное училище. Как вариант это меня устраивало. Оставалось выбрать направление, собрать кое-какие вещи и отправиться в путь.

Примерный путь проложенный в «Атласе Автомобильных дорог», который имелся у меня предполагал, что из Ташкента до Владивостока мне придется проехать чуть больше восьми тысяч километров. До Херсона или Одессы предполагалось вдвое меньшее расстояние, и в обеих городах имелись Мореходные училища. Имелся еще Ленинград, но что-то удерживало меня от того, чтобы поехать именно туда. И я решил, что стоит отправиться именно на Черное море. Если мне удастся взять билеты на поезд, то весь путь займет от силы трое суток. Предъявление документов, при покупке билета на поезд, сейчас не требовалось. Но все же в поезде могли проверить наличие документов. Что же делать в таком случае, подумал я. И в следующий момент ринулся к своему письменному столу. После нескольких минут поисков у меня на руках оказались Метрики, выданные по месту рождения. Я как появился у бабушки, бросил эти корочки в стол, с тех пор они там и лежали. И хорошо, что я о них вспомнил. Они решали многие проблемы.

Конечно в полной мере, это документом назвать было нельзя, из-за отсутствия фотографии, но с другой стороны, это было хоть что-то. К тому же у меня на руках сохранился и комсомольский билет, который вообще не считался удостоверением личности. Но вкупе со свидетельством о рождении, я надеялся на то, что — это прокатит. И как минимум с поезда меня уже не ссадят. Хотя и садиться на него в Ташкенте, наверное, тоже не стоит. Кто знает, вдруг кто-то из знакомых увидит меня, и сообщит о том, что я куда-то отправился по железной дороге. С другой стороны, и торопиться мне особенно тоже некуда. Вступительные экзамены начнутся в середине августа, а до этого момента еще целый месяц, вполне можно устроить себе небольшой отпуск, а после примерно за неделю или две до начала вступительных экзаменов появиться там. Как раз успеют и переслать документы, и устроить меня в местный детский дом.

Две сотни рублей, оставшихся после похорон, дадут мне возможность безбедно прожить до момента поступления, а там можно будет обратиться в любой приют, и меня возьмут на обеспечение, куда денутся. Этот исход мне нравился гораздо больше, чем немедленная отправка в интернат. Подумав об этом я бросился собирать вещи. В первую очередь снял с антресолей довольно вместительный рюкзак, куда сложил все необходимые в дороге вещи. Немного подумав, как можно туже скатал спальник, с которым дед ездил на рыбалку и привязал его к верхнему клапану рюкзака. Вполне он может пригодиться в дороге. В приюте наверняка все это отберут, но и оставлять все это здесь тоже не хотелось. Да и до приюта еще минимум два месяца, а пока лето можно будет пожить и на природе. В сумку, до сих пор сохранившуюся у меня, положил все консервы, которые нашлись в доме, а так же все то, что нашлось в холодильнике и что не должно было быстро испортиться. Пока собирал вещи сварил все оставшиеся два десятка яиц, и сложив их в коробку из под обуви, сунул в сумку, решив что так они лучше сохранятся, и не помнутся. В дороге пригодится все. Туда же в сумку пошла миска, кружка, чай, кофе. Не замыл и об алюминиевом котелке когда-то взятым в доме «Плюшкина». В общем все до чего дотянулись мои руки. Поклажа была конечно тяжеловата, но лучше пусть будет так, чем останусь голодным. Да и деньги сэкономлю.

После чего переоделся в походную одежду, накинул на плечи легкую куртку, во внутренние карманы, положил деньги, комсомольский билет и свидетельство о рождении, застегнул карман на пуговицу и на булавку для надежности, и решил, что готов. На руку надел дедовские наручные часы, в кармашек рюкзака отправилась фотка с бабулей, которая улеглась под обложкой атласа автомобильных дорог, после чего, решил, что больше мне ничего не нужно. Взгляд брошенный на часы, показал, что до вокзала, мне придется добираться как минимум на своих двоих. Поймать в это время в Спутнике такси было нереально. Район, находится на окраине города и сюда стараются не ездить. А ждать до утра и надеяться улизнуть с первым автобусом, глупо. Оставалось только одно.

Подхватив ключи от сарая стоявшего на нашем участке, я дошел до туда, выкатил из него велосипед, привязал сумки на оба багажника, а после подумав, притянул к раме пару удочек. А в рюкзак положил пару наборов юного рыбака. В это время в спорттоварах продавались такие. В пластмассовой коробочке находилось примерно метров пять-десять лески, на которой уже был укреплен поплавок, два крючка и грузило. Весь этот набор стоил копеек тридцать, не больше. Но достаточно было срезать какую-нибудь ветку с дерева, привязать к концу леску, нанизать червяка или кусочек мякоти хлеба, и вполне можно было поймать какую-то рыбешку. Пусть и не слишком крупную, но вполне реально. А с моими способностями так и вообще все, что угодно.

Предполагая, что какую-то часть пути мне придется ехать на поезде, перерыл дедовский инструмент и все-таки отыскал универсальный железнодорожный ключ, который видел здесь ранее. В поезде такая вещь просто жизненно необходима. Например если сильно припрет, а туалеты будут закрыты. А так всегда можно сказать, что дверь была открыта и виноват в этом не я, а проводник, поди докажи, что это не так. Да и кто знает, вдруг однажды мне понадобится открыть запертую дверь вагона, чтобы незаметно покинуть его. К тому же помимо трехгранной головки, и универсального ключа, в наборе имеется еще и отвертка. Одним словом вещь в походе незаменимая.

Присев на какой-то ящик, долго курил вспоминая все то хорошее, и плохое, что произошло со мною здесь. Плохого было совсем мало, и оно почти не отразилось в моей памяти. Зато хорошего было хоть отбавляй. Дом никак не хотел отпускать меня. Но нужно было ехать, иначе… нам удачи не видать. Все равно завтра отправят в приют, а бабушкина квартира достанется какому-нибудь блатному очереднику. Решительно поднявшись, взял велосипед за руль, выкатил его с огорода, а затем оседлав поехал на выезд из массива. Белая полоса слишком затянулась, думал я, крутя педали. Похоже придется вновь переходить на подножный корм и вспоминать свое детство.

Мне повезло. Едва я добрался до станции Южная, как на пути подали электричку, следующую до Сарыагача, городка на границе с Казахстаном. Только не думайте, что это очень далеко. Фактически Сарыагач, это окраина Ташкента, только в северной его части. И, да, граница республик проходит именно там, хотя сейчас это не имеет никакого значения. СССР не делим, и поэтому все эти границы всего лишь линии на карте. Но с другой стороны, там уже Казахстан. Много позже, когда Ташкент разрастется, то какая-то его часть выплеснется за пределы республики. Все это я хорошо видел на интернетовских картах в будущем. Впрочем до этого еще как минимум двадцать лет. Но даже сейчас, если что там и милиция, и органы опеки и все остальное принадлежат уже другой республике. То есть взяв билет там, я надежно исчезну с глаз узбекской опеки.

Я даже не стал бросать свой велосипед, а просто затащил его с помощью какого-то мужика в тамбур, хотя, наверное стоило оставить его на перроне, все равно придется бросать. Но честно говоря было его просто жаль. Устроившись на ближайших местах, изредка выходя в тамбур на остановках, поглядывая на велосипед и прощаясь с прошлой жизнью. Вагон был можно сказать пустой, поэтому мне даже удалось разок перекурить, не привлекая к себе внимания. А через три часа, я вышел на конечной станции, и первым делом, присел на лавочку отдохнуть, решая, что же мне делать со своим транспортом. Бросать его просто так, было до боли жалко, но ничего иного, придумать было невозможно. Был бы он складным, можно было бы попробовать взять с собою, а так… Я даже по большому счету не мог его продать. Ладно был бы базарный день, а так у меня его просто никто не купит.

Мысленно попрощавшись с ним, я прислонил его к лавочке, и закинув за плечи рюкзак и взяв в руки сумку вошел в здание станции, чтобы приобрести билет на поезд. Судя по расписанию, ближайший поезд должен был проехать через час направляясь в сторону Москвы. Последняя была мне не нужна, да и вряд ли гипотетические родители отпустили бы в такую даль ребенка, то есть меня, одного. Хотя в прошлой жизни уже после десятого класса я путешествовал в одиночку и никакого удивления не у кого не вызывал. Но это было уже поле десятого, и у меня на руках был паспорт. Поэтому я решил, что Соль-Илецк, расположенный на границе России и Казахстана, будет самыми наилучшим выбором. Во-первых, потому, что до него чуть больше суток езды. То есть сев через час в поезд, уже завтра к полудню, должен буду прибыть на место. Вполне нормальное расстояние для меня. К тому же можно убедить проводницу, что она лично видела моих родителей, и они просили присмотреть за мною. А там меня должны встретить.

Плюс в том городе находится перекресток железных дорог и можно будет взять билет скажем до Саратова или Волгограда. Это тоже меньше суток езды, и потому никаких возражений не должно последовать. В крайнем случае попробую задействовать свои способности. Дальше загадывать пока не буду. Там определюсь по ситуации. Но в принципе маршрут вырисовывается вполне нормальный.

Похоже у кассирши были критические дни, поэтому она сразу же приказала позвать родителей, сказав, что я еще слишком мал для подобных путешествий. Что малого она нашла в пятнадцатилетнем широкоплечем парне, не знаю. Но благо, что народу никого не было, и потому я сразу же включил «отца», который сказав кассирше пару комплиментов, «отвесил» мне подзатыльник, а затем купил билет в купе до Соль-Илецка. После чего, окончательно смутив женщину, посетовал на то, что слишком стар для нее, а иначе обязательно пригласил бы ее на свидание. Дар сработал на все сто!

Зайдя в буфет, купил бутылку минералки, в газетном киоске древний журнал «Огонек», но зато с кроссвордом и вышел на перрон ожидая прибытие поезда. Оставленный у скамейки велосипед уже угнали, впрочем, этого и следовало ожидать. Поезд прибыл вовремя, что было даже несколько странно, хотя тут и ехать то ему от Ташкентского вокзала, всего полчаса. Подойдя к нужному вагону, я показал билет проводнице, та глянула на него и только спросила один я еду или будет кто-то еще.

— Один. А там меня встретит бабушка. Отец вон, видите, рукой машет. — ответил я, и прошел в вагон. Больше вопросов не задавалось.

В вагоне, нашел свое купе, вошел в него и ожидаемо обнаружил, что моя нижняя пока занята какой-то бабкой, впрочем, сейчас цена была совершенно одинаковой, но даже если не так, меня бы все равно согнали бы наверх. С другой стороны можно было сидеть внизу хоть весь день, никто и слова против этого не произносил. Поздоровавшись, я закинул свой рюкзак на полку, после чего присел чуть в стороне. Ожидая отправления поезда. Взяв за рубль постель у проводника, застелил свою полку, затем слегка перекусил булочкой, запив ее минералкой и устроившись за столом углубился в разгадывание кроссворда. Бабушка, ехавшая со мною, устроившись у окна не отрывала от него взгляда, все время молчала, не желая идти на контакт. По большому счету мне это было и не нужно. До самого Аральска к нам никого не подсаживали. А после появилось два пожилых узбека, в костюмах и с галстуками. Я тут же поднялся со своего места, и залез на свою полку.

Несколько раз выходил в туалет, чтобы перекурить. Тамбур был для меня под запретом. Все же сейчас не принято, не обращать внимания на курящих детей. Как минимум подзатыльник мне бы обеспечили. А скорее отобрали бы сигареты и выбросили в окно, и я ничего бы не смог сделать в ответ. Во всяком случае такой, как я. А в туалете проще. Открыл форточку, закрыл дверь на защелку и хоть обкурись, никто тебя не видит. Вечером попил чаю, что разносила проводница, умял баночку шпрот с хлебом, и решил, что на сегодня этого достаточно. Еще раз вышел в туалет, помыл руки, и завалился спать. Все же в поездка в купе, гораздо удобнее плацкарты. Представляю, что там сейчас творится.

Переполненный вагон, раскалившийся под жарким казахским солнцем, наверняка закончившаяся еще в Кызыл-орде вода в баках вагона, наглухо закрытые форточки, и вонь от пропотевших и грязных тел, плюс торчащие в проходе грязные ноги и дырявые носки издающие такое благоухание, что хоть всех святых выноси. Вдобавок ко всему проводница наверняка подсадила целую кучу безбилетников с близлежащих станций, и сейчас там не продохнуть и даже не пройти. Все туалеты завалены отходами жизнедеятельности и не то, чтобы покурить просто, чтобы облегчиться, страшно войти.

Все же правильно сделал, что взял билет в купейный вагон, а то сейчас бы мучился. Поезд пришел в Соль-Илецк с опазданием в полчаса. Впрочем для нынешнего времени это скорее норма, чем что-то из ряда вон выходящее. Как то слышал байку о том, почему это происходит. Во-время, минута в минуту доехать было сложно. При этом если приехать раньше назначенного времени, следовательно где-то на перегоне, был нарушен скоростной режим, за который полагался штраф. Если приходил поезд вовремя, на это тоже смотрели с некоторым подозрением, предполагая тоже самое. А вот если опаздывал, значит соблюдал осторожность. То есть премии конечно не давали, но и не штрафовали за нарушения. А если так, то зачем торопиться? Вот и выходило, что планировать пересадку с одного поезда на другой можно было тогда, когда между ними был хотя бы двух часовой разрыв во времени. В противном случае, была вероятность не успеть. При этом железная дорога, никакой ответственности за это не несла.