Цвета. Сборник рассказов

Лариса Романовская. Планета Платон

У меня новая куртка, оранжевая. Мама не хотела её заказывать, написала: «Ты в ней будешь как дворник». Я сначала отправила грустную панду, а потом догадалась. Ответила голосовым, что дворники ходят в оранжевом для безопасности, чтобы их водители видели. Значит, я буду в тёплой куртке и в безопасности одновременно. Мама прислала кошку, которая машет лапой, подпись: «Ладно, уговорила».

Мне оранжевый очень нравится. Когда я вижу что-нибудь оранжевое, я улыбаюсь и даже могу подпрыгнуть. Мне кажется, оранжевый — это цвет моей силы.

И вчера вечером куртку привезли, она была мне в самый раз. И она такая оранжевая-оранжевая, лучше, чем на фото, мама сказала: «Сочная».

Ну вот, я сегодня в школу в новой куртке пришла. Только утром её никто не видел. Я из нашего класса была самая последняя, потому что форму на физру забыла и бежала за ней домой, а потом бежала снова в школу… Мне кажется, куртка мне помогала бежать быстрее. Я неслась, я летела… Я была вся такая оранжевая и стремительная, но меня никто не видел.

А на продлёнке мы собрались гулять. В раздевалке Платон сразу сказал:

— У Арины куртка оранжевая! Арина — морковка!

Платон — дурак, но это все давно знают. Поэтому я сказала только о важном:

— Я не морковка. Я — морква. У меня есть суперботва!

Надела куртку и подпрыгнула! Почти налетела на Платона, и ещё головой о вешалку. На вешалке был комбинезон Насти, он свалился. И Настя сразу пошла жаловаться Дарье Михайловне, что мы толкаемся и дерёмся. А мы напрыгивали и смеялись. Дарья Михайловна меня поймала за капюшон, а Платона за рукав. И мне сказала:

— Брысь отсюда, тигра рыжая!

Она меня так назвала тоже из-за куртки, я догадалась!

— Я не тигра. Я морква! Я всегда права.

А тогда Платон закричал:

— А я — огурец. Вам всем придёт крантец!

— Платон! Ещё раз такое услышу — сразу маме напишу…

Мы с Платоном первые убежали из раздевалки.

Продлёнка вторых классов гуляет за школой, где стадион. Сейчас стадион в снегу. Снег плохо лепится, но в нём хорошо валяться. Надо разбежаться и подпрыгнуть, а потом упасть и вертеться с боку на бок. Снег налипает, хоть и совсем немного… Я уже знала, что я снеговик и что прямо сейчас меня лепят.

— Морква! Давай дальше играть?

Платон дёрнул меня за капюшон. Он всех так дёргает, чтобы с ним играли. Иногда ему сразу кричат: «Платон, ну отстань, мы с тобой не будем играть!» Но я хотела быть суперморквой, валяться в снегу и кричать так, чтобы снежинки попадали прямо в горло.

Платон сказал, что надо лечь в укрытие, потому что у нас на планете водятся чудовища и хищники. Они едят моркву. И огурцы тоже едят. Давид сказал, что он не хочет быть хищным чудовищем. Они с Матвеем прыгали с большого сугроба. Они не знали, что на самом деле они — чудовища. Мы от них хорошо спрятались. Матвей с Давидом вообще не знали, что нас надо искать…

А Настя и Есения нас нашли. Настя сказала:

— Арина! А ты чего с Платоном? Ты совсем, что ли, ку-ку?

Платон вскочил. Он на Настю наброситься решил! Дурак! Нас с ним сейчас чудовища увидят и сожрут!

И я схватила Платона за капюшон. Он сразу сжал зубы и сам стал похож на хищника. А потом сказал:

— Да, я понял, понял, нельзя вылезать из засады!

И надвинул капюшон так, чтобы не видеть Настю и Есению.

Тогда Есения Настю обняла и зашептала и захихикала. А Настя нам сказала:

— Вы ведь простудитесь! На снегу нельзя лежать!

А мы лежим не на снегу, мы вообще на другой планете. И Насти с Есенией тут нет. Я тоже надвинула капюшон. Стало теплее и оранжевее! И я теперь видела только снег и немного Платона! Он больше не скалил зубы!

Вдруг зажглись фонари. Снег на футбольном поле сразу стал оранжевым, как на нашей планете. К нам подошла Дарья Михайловна.

— Вы ведь простудитесь! На снегу нельзя лежать!

Она это сказала совсем как Настя, было очень смешно. Я смеялась и смотрела на Платона, а он тоже смеялся. Он всегда так смеётся, очень тоненько, будто собака воет. И сейчас тоже тоненько смеялся, но у него сейчас было не жалобно, а нормально. Потому что Дарья Михайловна правда смешно сказала. Я у Дарьи Михайловны спросила, а когда уже будет четыре.

— Через пять минут! Кто на продлёнке до четырёх, может брать свои вещи и идти к воротам! Кто до шести, переодевается и идёт наверх в мой кабинет!

— А я сегодня до шести? — спросил Платон.

— Сейчас посмотрю. Платон, Давид и Есения — до шести. Арина, Настя и Матвей — до четырёх!

Платон вздохнул и взял меня за рукав:

— Морква, я завтра тоже буду морквой. Я попрошу, чтобы мне сегодня тоже такую оранжевую куртку купили.

— А если не купят, то… Я придумала, придумала! Я буду суперморква, а ты — суперботва!

Платон подпрыгнул и закричал:

— На дворе трава, на траве морква, у морквы ботва! Ура!

Он держал меня варежками за варежки, поэтому я прыгала вместе с ним. Легко и высоко!

— Ура! Морква!

— Ура! Ботва!

Платон кричал на всю нашу оранжевую планету. От футбольных ворот до сугробов у забора. Потом его Дарья Михайловна загнала в раздевалку.

Настя обнималась с Есенией на прощание. Хищный Давид вылез из сугроба и побежал в раздевалку. Хищный Матвей забрал рюкзак с крыльца и пошёл домой, а на самом деле на детскую площадку. Планета опустела. Суперморква Арина полетела к маме.

На следующее утро Платон ждал меня в раздевалке. Сидел на скамейке под вешалками, его все задевали куртками и рюкзаками. А он отпихивался и ругался, а потом увидел меня и закричал:

— Арина! Арина! Мне такую же куртку не купили пока! Зато смотри, что у меня есть!

У Платона в руке что-то было. Я сперва думала, что телефончик маленький, потому что Платон так внимательно в него смотрел, а там что-то другое! Настя сразу спросила: а чего там у него? А он сказал, что это не ей, и стал отмахиваться. И Настя пошла жаловаться, что он опять пихается. А я подошла поближе.

У Платона в руке был мандарин. И всё?

— Ты смотри, смотри! Ура, морква, правда? Ты думаешь, это обычный мандарин, да?

Я уже поняла, что это вообще не мандарин. Это сквиш. Такая игрушка-антистресс. Его сдавливают, а он распрямляется. Сквиши разные бывают. У меня дома есть два сквиша: рыбка и тортик. Если мою рыбку сильно сжать, она потом из руки выпрыгивает, как живая. А у Матвея есть бурундук в дупле. На дупло нажимаешь — бурундук вылезает. Когда мне подарят двести рублей, я себе тоже такого куплю. Бурундук — это интересно.

А у Платона просто сквиш-мандарин. Ну и чего?

— Арина, а ты знаешь, что это наша планета?

Я почти забыла, как мы вчера играли на продлёнке. Я даже удивилась, что Платон меня специально ждёт.

— А, ну ладно, хорошо.

И я стала снимать куртку.

— И всё? Просто «хорошо»? Это же наша планета! Хочешь, я тебе покажу, где на ней я и где ты?

Зазвенел первый звонок. Сейчас будет окружающий мир.

— Арина, хочешь посмотреть?

Платон сложил ладони ковшиком, будто хотел из них попить. Только в его ладонях была не вода, а сквиш-мандарин. Сквиш немножко крутился… Наверное, Платон его незаметно подталкивал большими пальцами.

— Вот здесь вот я и ты, а вот здесь вот мы вчера видели чудовищ!

Я наклонилась и посмотрела. Большие пальцы Платона лежали на указательных. Сквиш крутился сам по себе.

— Он на магните, да?

— Нет, ты чего! Это же наша планета. Если ты дотронешься, ты на ней окажешься. Все будут думать, что ты здесь, а ты будешь там. Я так вчера вечером уже делал. Я могу туда ещё раз попасть, вместе с тобой! Хочешь?

Я могла попасть на оранжевую планету, а могла пойти на окружающий мир.

— Ну ладно, хочу!

Я протянула руку…

Всё стало яркое-яркое. Как будто вокруг зажгли сто пятьсот миллионов тысяч бенгальских огней. Я ничего не могла разглядеть. Искры, звёзды, вспышки… А потом перед глазами запрыгали оранжевые пятна. А потом они закончились. И я наконец огляделась и прислушалась.

Тут было очень тихо. Не так тихо, как в нашей раздевалке, когда уже урок идёт, а мне ещё надо переобуться, всё повесить и бежать… Тихо, как у нас дома утром в воскресенье. И так же тепло. И мне сразу стало хорошо. Тоже как в воскресенье утром на кухне, когда солнце отражается в соседнем доме и он от этого не белый, а оранжевый. И облака тоже оранжевые. И можно поднять руки, поймать лучи и стать оранжевой Ариной. Тут всё было именно таким. Тёплым, мягким, солнечным… Ярким и оранжево-прозрачным, как апельсиновый мармелад.

Мы с Платоном стояли на поляне. Раньше вокруг нас были вешалки, а теперь там росли высокие оранжевые цветы. Целый лес оранжевых цветов!

— Ты как это сделал?

— Это не я. Деревья растут во все стороны, потому что тут солнце светит везде. Тоже со всех сторон!

Можно подумать, я Платона про окружающий мир спрашивала! Я не поняла, как мы вообще сюда попали, а он про растения!

— Самый умный, да?

— Конечно.

Я ногой топнула. А тут вместо земли был батут, и я подлетела вверх!

— Ух ты!

Ну и логично! Если эта планета на самом деле сквиш, она и должна быть прыгучей. Очень прыгучей.

— Это ты сам придумал? Ну Платон, ну скажи!

— Ну я же говорил, что я самый умный! Ура, морква?

— Ура, ботва!

Мы прыгали, прыгали. То каждый сам по себе, то вместе за руки! Когда мы подпрыгивали, то за огромными оранжевыми цветами были видны такие же огромные оранжевые цветы! А за ними тёплое оранжевое море. Такое прозрачное, что можно, пока прыгаешь, увидеть рыб! Море было оранжевым, как газировка, а рыбы — оранжевыми, как апельсиновые корочки.

— Ура, морква! Ура, ботва! Да, Арина?

— Да!

Мы прыгали, прыгали. А потом Платон чихнул, прямо в воздухе! И потом чихнул ещё два раза. Хорошо, что не на меня! Мы опустились. И земля сразу стала твёрже, не как батут, а как пол в нашем спортзале. Я встала, подошла к оранжевому цветку, оторвала нижний листик. Он был размером с мою руку. Из такого листика получился не носовой платок, а носовая наволочка! А на ощупь листик был мягкий и пах так здорово… В школе так вообще ничего не может пахнуть. Только дома, когда мама приносит бельё с балкона…

— Чихай сюда!

Платон пожал плечами, но листик взял.

Мы сидели на оранжевой земле, она была тёплая и мягкая, как диванная подушка. Я у Платона спросила:

— Чувствуешь, как пахнет?

Он ответил, но я не расслышала…

— Вы зачем симметрию нарушаете?

Я не поняла, кто это сказал! Такой голос строгий! Но не как у Дарьи Михайловны, вообще не как у взрослого. Я оглянулась. Думала, тут будет кто-нибудь вроде Есении, или Матвея, или Давида. Кто-то вроде нас с Платоном. Но это был просто голос… Без человека. Мы вместе у него спросили:

— Ты кто?

Голос сказал уже не так строго:

— Я тут самая… самый главный!

И тут я его заметила. Мы с Платоном сейчас сидели на земле, а между нами катался оранжевый шарик. Голос шёл из него, как из мобильника на громкой связи. Я спросила:

— А как тебя зовут?

Платон меня перебил:

— Самый главный, это ты нам так звонишь?

Он ответил, но я не расслышала. Платон опять чихнул. Уже в листик. Я разглядывала оранжевый шарик… Он был как сквиш-мандарин, но совсем прыгучий. Он разумный, он не фрукт. Он живой! И он снова сказал, что он здесь главный!

— Вы зачем нарушили симметрию?

— Это не я, это Арина!

Ничего себе! Я думала, Платон меня защищать будет. Я же о нём заботилась. А он вот так! И я сказала:

— Да ладно, один листик всего! Тебе что, жалко?

Главный Оранжевый запрыгал, будто по нему ладонью сильно хлопали.

— А если все сорвут? Что тогда останется…

Я хотела сказать, что тогда я больше не буду и вообще я не знала. Но Главный подпрыгнул высоко-высоко, а потом вообще улетел. Раз — и всё. Я спросила:

— Это он куда? Жаловаться?

Платон на меня смотрел и сопел… Даже почти свистел! У него были кулаки сжаты и зубы оскалены!

— Ой! Ты чего?

— Арина! Ты почему меня не слушаешься на моей планете? Это я её придумал!

Он с ума сошёл?

— Я же, я!

— Нет, я!

Платон вскочил и затопал ногами… Я тоже вскочила! Земля больше не подпрыгивала! Она вообще была обычной, как пол в раздевалке! А цветы шуршали, качались. Листья хлопали, как бельё на балконе. Полянка будто стала меньше, сжималась от каждого нашего крика!

— Арина, уходи с моей планеты!

— Она не твоя!

— Моя! И я тебе запрещаю тут быть! Ты поняла?

— Ну и сиди тут, как муха в куче!

У меня перед глазами плыли оранжевые пятна. Наверное, на нашей планете слёзы всегда оранжевые, если они от злости! На нашей!

Я уходила с планеты, навсегда… А ведь там осталось огромное тёплое море! И в нём ходили рыбы. Прямо по дну! Мне кажется, у них были ноги. А ещё они были очень умные! И я об этом больше никогда не узнаю!

— Дарья Михайловна, а я говорила, что Платон с Ариной в раздевалке прячутся!

Это была Настя. У неё голос, как у Главного Оранжевого!

Я с Платоном больше не разговаривала. Я на него иногда смотрела. И оказывалось, что Платон на меня тоже смотрит. А потом был диктант, и надо было смотреть в свою тетрадь, не отвлекаться. А потом я прошла уровень, который не могла пройти с понедельника… А потом мы на продлёнке возвращались в класс с обеда. Платон самый первый, я самая последняя. И я вдруг заметила… Оранжевый сквиш-мандарин катился по лестнице. Будто специально ко мне! Я его схватила и сунула в карман. Я только потом поняла, что именно сделала. Что это вообще чужое. Догадалась, что это Платон потерял… Из кармана, наверное, выронил. Ну и ладно. Мы сейчас пойдём за школу на стадион, и я там спрячусь. На оранжевую планету. Главное — не думать, что у меня не получится. Получится!

И получилось! Я туда попала! Сама! Снова были искры, а потом тёплый оранжевый свет и тишина. И сквозь высокие оранжевые цветы било тёплое солнце. Земля больше не пружинила, но всё равно пахла тёплым летним батутом.

Мне было хорошо. Только не совсем. Так бывает дома, когда мама спрашивает про домашку, а я ей пишу, что на продлёнке всё сделала, или когда я на продлёнке говорю, что буду дома всё делать с репетитором. У меня нет никакого репетитора, я вру… И сейчас я тоже вру… Хотя ничего никому не говорю. Я просто пришла сюда играть без разрешения… То есть я пришла жить на планете. Я имею право. Мы же её вместе придумали… Нет, не придумали. Мы её открыли, я и Платон. Значит, мы оба имеем право тут жить.

Я решила, что пойду к оранжевому морю, посмотрю на рыб… Может, поговорю с ними, пусть они тоже скажут, что это моя планета! Мне кажется, цветы для меня немного расступались, было хорошо идти. Я была в куртке, но мне не было жарко. Только очень тихо… И телефона с собой не было, я бы маме фото отправила… Мне под ноги вдруг скакнул Главный Оранжевый! Запрыгал рядом!

— Эй… Ты!

Я даже не знала, он — живое существо или просто прыгающий мобильный телефон?

— Да, я…

— А как тебя зовут?

— А как ты хочешь меня назвать?

— Сейчас придумаю!

Шарик прыгал, прыгал, то исчезал, то снова появлялся. Он как-то неожиданно выпрыгивал, вдруг, откуда ни возьмись. Вдруг! Коротко и красиво! Такими и должны быть клички питомцев. У меня дома нет никаких зверей, но я заранее придумывала им разные клички.

— Вдруг!

И он подпрыгнул! Раз, два, выше меня…

Вдруг играл со мной! Как будто я была кошкой, а он — кошкиной игрушкой, например. И я за ним бежала, и подпрыгивала, и даже немного летела, и моя оранжевая куртка надувалась, а ветром с меня срывало капюшон.

— Оранжевая Арина летит над оранжевой планетой! Я лечу, потому что хочу! Вот!

Я летела, а впереди меня летел оранжевый Вдруг! Я к нему протягивала руку, а он отскакивал, и надо было лететь за ним. А если я не поворачивалась или не сразу понимала, куда это Вдруг делся, он тыкался мне в шею, или в коленку, или прямо в нос. Как собачка! Вот он я, хватай! И я протягивала руку, а он отлетал… А потом снова возвращался, будто звал за собой! Куда? На помощь Платону! Он так и кричал!

— Спасайте! Меня окружили хищные чудовища! Один Платон против трёх чудовищ! Спасайте!

Хищный Матвей и хищный Давид. И мелкая, но очень хищная Есения с очень хищными острыми когтями! Он их дёргал за руки, а они его отпихивали. А он снова наскакивал…

— Да отстань ты! Что ты ко всем лезешь!

— Сам зовёт играть, а потом обижается, как маленький!

— Дарья Михайловна, а скажите Платону, чтобы он от нас отстал!

То есть это не они нападали — они оборонялись. А он им кричал, что они чудовища! И что они его съедят! Немедленно! Вообще, Платон, конечно, противный. И пусть они все его едят! Мне не жалко…

Но оранжевый Вдруг сверкнул и кинулся к Платону. Платон его схватил, будто гранату. И стиснул. Из сквиша вдруг брызнули оранжевые лучи. Яркие, как свет фонарей. И кислые, как апельсиновый сок. И пахли они тоже как апельсиновый сок. Только это были лучи огненной лавы. Оранжевая планета пришла на помощь своим обитателям. Открывателям! Я им всем кричала, что это огненная лава. И Матвей схватился за горло, как будто его прожгло насквозь. А Давид закрывался рюкзаком, как щитом. А Есения убежала!

Мы их всех победили. Я, Платон и оранжевый шарик, которого зовут Вдруг. Платон сказал, что это очень хорошее имя. А потом спросил:

— Арина, хочешь, я тебе Вдруга подарю?

Мне послышалось «друга». А друзей дарить нельзя. Даже если с их помощью можно попасть на другую планету.

— Вот что вы опять все на снегу валяетесь? Хотите воспаление лёгких?

— Дарья Михайловна, а я не валялась! Это Платон нас ронял с Ариной!

— А Настя ябеда!

Я это сказала, а потом вспомнила, что у Насти голос как у Вдруга. И надо было узнать, всё ли у него нормально. Может, Вдругу вредно, когда его сжимают и из него горячей лавой брызгают?

— Вы чего опять? Симметрию нарушаете…

Шарик Вдруг вдруг стал расти, расти… Стал размером с Платона, потом с меня… А потом Вдруг щёлкнул… и раскрылся, как цветок… И оказалось, что он похож на Настю.

— Я вас придумал, а вы вредные… Уходите отсюда…

Я сказала:

— Мы не вредные.

Платон сказал:

— Я думал, что я всё придумал… А ты говоришь, что ты? Это как?

— Ну, мне на продлёнке… на планете было скучно… И я решила… Решил, что придумаю кого-нибудь… Жутиков каких-нибудь.

— Нет! Нет! — закричал Платон. — Мы не жутики, мы человеки!

— А для нашего мира все человеки как раз жутики. Только я хотела… хотел придумать таких, с которыми дружить можно. А вы вредные… Роняете и ссоритесь. И дерётесь! И меня играть не берёте!

— Мы берём!

Мы обняли Настю.

— Мы не хотим уходить.

— Мы хотим с тобой играть!

— Планета нам разрешила себя придумать!

— И мы здесь должны быть вместе.

И тут…

Тут зажглись фонари! И Дарья Михайловна сразу закричала с края футбольного поля:

— Кто на продлёнке до четырёх, может брать свои вещи и идти к воротам! Кто до шести, переодевается и идёт наверх в мой кабинет! Арина, отряхнись! Вся извозилась!

— А я сегодня до четырёх?

— Да, до четырёх! Платон, Давид, Есения — до шести! Настя, Матвей, Арина идут за своими вещами!

Я шла к крыльцу за рюкзаком. Платон и Настя шли сзади и водили ладонями по моей куртке. Снег стряхивали.

— Платон, Настя, смотрите! У меня на куртке теперь узор из грязи, как река… Как карта нашей планеты!

— Надо сфотографировать, а потом нанести названия городов! Какие у нас будут тут города?

Я хотела, чтобы Платон придумал город имени меня… Но я, вообще, сама так могу.

— Пусть один город будет Аррина. С двумя «р». А другой будет…

— А давай у Вдруга спросим? Пусть он решает!

— Ты спросишь или я?

— Можно вместе…

И тогда Вдруг нам ответил, что город Аррина — столица оранжевого мира. Но это вообще единственный город на его планете. Зато вся планета называется Платон. Я согласилась.