Darkest Dungeon: Вечные узники

Глава четырнадцатая. Мы — пламя!

Изучая завораживающие эскизы богом забытого подземелья, медленным шагом выбирался отсюда. Проблема была в другом — кудам мне идти? Карты нет, полагаться на шестое чувство сродни безрассудству умалишенного или самоубийцы.

— Костёр! — указал на источник света, расслабив плечо, приподнял предплечье, а пальцы на кистях собраны, за исключением показывающего вперед указательного, большой в горизонтальном положении встал в подобную позицию из-за закономерного движения основной руки.

Протянул руку над двуручным горящим мечом, запечатанный острием в кострище. Секундой позже образование, наполненной костями и пеплом, излучает маленькую вспышку, заставляя частички огня слабым вихрем провести оборот вокруг обведенных камешков, параллельно насыщая холодное оружие языками жгучего пламени. Неестественный огонь в очень медленном маневре проносился над мечом, наподобие стекающего с веретено меда. При этом костер успел согревать. Вспомнил бонфайр из Dark Souls, один-в-один.

Согнул правое колено, отводя его в сторону и подтянул к себе стопу подошвой вверх, поместил правую пятку в основание правого бедра, левую ногу вытянул, стопа в вертикальном положении, подтянул корпус, развернул грудь и талию в сторону вытянутой ноги, продолжая отводить согнутое колено назад.

Надо все хорошенько обдумать. До недавнего времени стал замечать странную штуку. После каждого убитого существа мне начисляли очки опыта. Сильнее цифры, не прям очень-очень, но больше, чем обычно, поперли после убийства Иерихона. Тут-то до меня доперло. Давно надо было проверить, а то руки всё никак не доходили.

Элементы RPG, встроенный в этот мирок, то есть все вещи, встречающиеся в подобных видеоиграх, методами когнитивной психологии мягко создают ощущение «логики» у каждого обитателя вселенной, одновременно не создавая дискомфорта конкретизацией величины временного сдвига.

Не прогадал. Перед глазами всплыл интерфейс под стилистику Darkest Dungeon. Открыв окно характеристик, обнаружил, что имеются специальные вкладки: «Дневник», «Карта», «Задания», «Сохранить», «Загрузить», «Выход в главное меню»… just kidding, последних трёх вкладок нет, но всё это сильно напоминает классическую РПГ.

Хо-хо, дневник, значит? Почитаем секретики настоящего владельца тела!

Пусто. Вот облом. Записей этот заключённый не оставлял.

Во вкладке «Задания» стоит единственная цель — покинуть кристальную подземную тюрьму. Ни прибавить, ни убавить.

В «Карте» пройденные ярусы помечены серым черепом без нижней челюсти. Говорит значок о том, что локация исследована на сто процентов. А место, которое предстоит мне изучить, пропитано туманом войны. М-да, застрял надолго.

***

Образ того самого Залескара. Это персонаж из модификации мастерской Steam для Darkest Dungeon. Да, это его камео.

Дрожащие отблески огня лижут золотые стены тронного кристального зала. Пятеро спутников стоят над трупом бога господства. Всем им ещё не верится, что легендарный воин оказался столь глуп.

— Черт меня дери, давненько не брал врагов на слабо с такой лёгкостью, — протягивает Лотрек, убирая.

Анри не реагирует. Она стоит неподвижно, не спускает взгляда с обезглавленного тела, словно не верит, что бой окончен.

Лирой же задумчиво качает головой:

— Да уж. А что ты имел ввиду, говоря, мол, он лишь марионетка в великом замысле?

— Ничего. Нёс пургу всякую: всё, что в голову приходило.

— Ну, его это задело. Настолько, что он едва ли не умолял тебя объяснить. Не перестал, даже когда мы отрубили ему руки. Что-то здесь нечисто.

— Эй, колдун! Может ты объяснишь, какой маразм прошиб этого бога? Да и остальных трёх, если на то пошло?

Залескар, что уже приступил к осмотру трона, закатывает воспалённые глаза. Затем устало поднимает их на Лотрека.

— Житель Карима, твоя бестактность невыносима.

— Да не бранись ты! Объясняй! Ведь не зря ты тогда безвылазно засел в библиотеке господина? Мы тебя оттуда чуть ли не за шкирку вытаскивали, так хоть расскажи, что вычитал, учёный!

Лотрек, как обычно, насмешничает, не обращая внимания на то, что жрецу такой юмор не по нраву. Единственная уцелевшая рука Залескара сжимает подлокотник золотого трона. Пальцы под перчаткой белеют.

— Знаешь, мне известно одно заклятье немоты. Никогда его не применял, потому не уверен в безвредности. Однако всё сильнее хочу опробовать на тебе.

Губы рыцаря нахально дёргаются и открываются для новой колкости. Но на его плечо предостерегающе ложится рука чужеземца:

— Хватит уже.

— А что? Я просто стараюсь разрядить обстановку.

— Скорее наоборот. И если нервы у всех натянуты, как струны, это не повод играть на них песенки.

Тем временем, Залескар замечает, что его легонько дёргают за мантию. Он опускает взгляд.

Подле него стоит Девочка. Та самая, что умудрилась сбежать от торговца Натаниэля.

Так её условились называть, ведь настоящего имени, если оно вообще есть, никто не знает. И самой ей его не назвать: без языка не поговоришь.

Но выразить свои мысли Девочке не мешает даже немота. Так выразительно она умудряется смотреть своими часто моргающими глазищами, что даже нелюдимый Залескар понимает, о чём она хочет спросить:

“Может, правда, расскажешь о местных богах? Мне тоже интересно.”

Под детским напором раздражение жреца утихает. И он начинает говорить.

Говорить о том, что прочёл в великой библиотеке. О том, что ему поведали павшие новые боги в глубинах просветления. О том, до чего догадался сам за неделю, проведённую в кристальном городе.

Да, с помощью золотого трона человек, чья душа сильна и предана своей идее, способен заполучить крупицу божественной мощи. Загвоздка в том, что она усилит не только человека, но и его идею. Стремление к власти, знанию, свободе – чему бы то ни было, расширится, раздуется, заполнит мозг нового бога до последней извилины. Неутолимой жаждой будет терзать днями и ночами.

И поработит. Если новый бог окажется крепок духом, то не сразу, но поработит. Неизбежно.

— Он деградирует до уровня карикатуры на самого себя, безмозглой черты характера, возведённой в абсолют.

Залескар, хотевший тоже привести пример, подавляет возмущение от того, что его перебили, и просит паладина продолжать.

— Хм… Кажется, понимаю, о чём ты, жрец. Ко мне тоже приходили подобные мысли. Вопросы сами собой возникают, когда сражаешься с созданием, которое называет себя «Обороняющимся», обитает в местном подземном храме...

— А ведь раньше был поэтом, — хмыкая, вставляет Лотрек.

— В общем, страдания, конечно, делают человека сильнее, но Обороняющийся, один из главных хранителей кристального подземелья, был просто болен ими. Одержим. И я рад, что мы избавили мир от него. Вот только… — чужеземец чешет подбородок шлема, — жрец, в такую картину не вписывается четвертый хранитель. Она не показалась мне умалишённой: она не кидалась на нас, как прочие, мы вполне мирно побеседовали.

— И в конце беседы она выдрала свою душу из тела и отдала совершенным незнакомцам, из-за чего померла, — напоминает Лотрек, — просто потому, что эти незнакомцы подписались на какое-то непонятное дело и дали мутное обещание. Нет, Лирой, вменяемые так не поступают.

Лирой хмурится.

— Значит, сев на трон, мы будем обречены? Не сможем найти выход?

— О том и речь. Потому раздумал на него садиться. Оно того не стоит.

Девочка энергично кивает в согласие с Залескаром.

— Вот как. Ну, мне такого счастья тоже не надо… выходит, всё было зря, — выдавливает Лотрек, душевнобольной из Карима, тоном человека, готового кому-нибудь врезать, — а ты что-нибудь скажешь, железная дева?

Все поворачиваются к Анри. Та всё продолжает без движения стоять с мечом наизготовку, прожигать взором безголового бога-хранителя (это не сама божественная сущность, а осколок силы хозяина, давно покинувший эту реальность в бесконечном созидании бескрайнего космоса). Лотрек щелкает пальцами перед её пустым лицом, понимая, впрочем, что это бесполезно.

Рыцарь не произнесла ни слова с той самой минуты, когда в тесной камере узрела труп своего друга с перерезанной глоткой. Будто нить, связывавшую её с миром, обрезали. Она погрузилась в себя и всё ещё не всплыла наружу.

Хорошо хоть сражаться за двоих не перестала.

— Ну ладно, — говорит паладин Лирой спустя полминуты неловкого молчания, — давайте считать решение принятым единогласно.

Девочка обводит глазами тронный зал, уже не кажущийся торжественным, и своих помрачневших спутников. Её взгляда стараются избегать, ведь в нём дрожит волнующий каждого вопрос:

“Как нам теперь быть?”

Лотрек с досады пинает труп одного из богов-хранителя.

— Колдун, может, ты ненадолго воскресишь этого божка, и мы устроим ему допрос с пристрастием? Авось узнаем чего?

— Воскрешу? Бога? — мрачно переспрашивает Залескар, — во-первых, некромантия не так могущественна, как ты воображаешь. Во-вторых, даже если это было бы теоретически осуществимо… ты вновь забыл, что я не владею некромантией? Сколько можно напоминать!

— Ах да. Извиняй, мне всегда казалось, что каждый полноценный тёмный жрец должен уметь поднимать трупы. По слухам, вас ещё в детстве этому обучают.

У Залескара скрипят зубы.

— Я тебе уже всё объяснял, Лотрек! Умолкни, пока не сжёг твою пустую голову пиромантией!

В подкрепление своих слов жрец выпускает из пальцев сноп искр, разлетающийся вокруг него. Лицо Лотрека, зека из Карима, покидает последняя тень ухмылки. Его ладонь будто бы невзначай ложится на ножны.

— Не кипятись, колдун. Шутки мои ему не нравятся, какая трагедия! А ничего, что это ты завёл нас сюда, в кристальный город? Это ты сулил нам божественные силы, убедил нас охотиться за хранителями кристального подземелья, черт их дери! Помнишь, сколько раз Обороняющийся чуть меня не укокошил? И у самого финиша ты такой: “Я ошибся, вот облом”!

— Я собирал сведения о кристальном городе по крупицам! — Залескар взмахивает рукой, — из древних свитков и легенд! Разве я мог быть уверен в чём-то наверняка?

— А что ж ты так уверенно раздавал обещания? Там, где я рос, тебя за такое посадили бы на нож…

— Там, где рос я, таких, как ты, насиловали, свежевали и приносили в жертву! Иногда одновременно! Зря тебе открыл решетку камеры!

Лирой ловит на себе хмурый взгляд девочки:

“Эти двое безнадёжны.”

Лирой кивает ей.

Тираду Залескара прерывает просвистевшая у него перед носом стрела. Он поворачивает голову к паладину, озадаченно глядит на лук в его руках.

— Ты что делаешь?

— Привлекаю твоё внимание. Хочу попросить, чтобы вы перестали вести себя, словно малые дети. Мы всё-таки не в песочнице. Мы в проклятом кристальном подземелье.

Лицо тёмного жреца вновь искажает гневная гримаса, но на сей раз здравомыслие одерживает верх. Помедлив, он примирительно пожимает плечами и, цокнув языком, произносит:

— Да. Признаю, Лотрек не самая большая из насущных проблем.

«Не самая большая из насущных проблем». — В ответ хмыкает, с презрением сплёвывает под ноги и убирает руку с ножен.

Лирой подавляет желание закатить глаза, после чего переводит разговор в полезное русло:

— Кто за то, чтобы просто убраться отсюда? Мы почти очистили кристальное подземелье от темнейших тварей, мы убедились, что Железный Таркус мёртв, мы не станем могущественными – не вижу причин оставаться здесь.

— Уйти было бы здорово. Да только подземелье не отпустит, Лирой, — начинает Лотрек, — уже пытался удрать, до того как вас встретил: вхожу в этот туман, окруживший тюрьму, не видно ни черта, но иду, иду… глядь, а под ногами уже не трава — каменный пол! Глядь, а туман рассеивается, и вокруг меня не поле – один из здешних коридоров! Глядь, а навстречу мне как раз бредёт терзатель-стражник с тесаком... Так и угодил в ту камеру, где вы меня нашли. Конечно можно попробовать ещё раз, но…

— Понял тебя, Лотрек, — Лирой не сдаётся, — жрец, ты знаешь о подземелье больше, чем все мы. У тебя есть идеи?

Залескар задумчиво потирает висок.

— Пока нет. Но… что-нибудь придумаю. Мне лишь нужно тщательнее всё изучить.

— Учти, еды у нас осталось немного, — напоминает Лотрек.

— Знаю! Буду думать быстро. Начну сейчас же.

***

Дрожащие отблески огня всё также лижут кристального стены тронного зала. Здесь осталось трое:

Лирой опёрся на стену и зевает. Он тут только потому, что Лотрек, когда вместе с Анри уходил за провиантом, попросил его присмотреть за колдуном. «Мало ли, он наврал нам о глупости богов-хранителей, чтобы усесться на трон в одиночку и захапать всю божественность себе».

Залескар с моноклем в руке исследует конструкцию трона. Намётанный глаз чернокнижника постепенно распознаёт магический смысл запутанной геометрии рунических барельефов.

Девочка выглядывает у него из-за плеча, пытаясь тоже что-нибудь распознать. Залескар не против, пусть ребёнок учится.

Тем более, талант у Девочки есть: под руководством жреца она уже освоила несколько несложных заклинательных формул из найденных в подземелье свитков.

Однако вряд ли она хоть что-то поймёт в таком сложном устройстве. Трон богов-хранителей не задачка для первоклассников.

Залескар быстро догадывается, что основная функция трона – перенос севшего на него куда-то. Но куда, как и зачем? Ответить на это сходу не может даже он.

— Очевидно, вот это – энергетический фиксатор, — жрец указывает рукой на змееобразную трубу, обвивающую высокую спинку. Он размышляет вслух, заодно давая пояснения Девочке, — нечто наподобие транспозитора душ.

Проводя пальцем по трубе, Залескар замечает на ней царапинку. Но ведь допусти малейший изъян в контуре, и артефакт потеряет всякую стабильность. Выходит, трон сломан?

Нет.

Залескар приближает лицо вплотную к фиксатору и видит: это не царапинка, а специально нанесённая бороздка. И подобные бороздки толщиной с волос тянутся по каждой детали трона. Они пересекаются, образуя хитросплетённую сеть.

Все жрецы, которым повезло лицезреть колдовской орнамент кубического мануфракта, единогласно признали его шедевральным, и всё же по сравнению с тончайшей, многоступенчатой композицией трона мануфракт кажется безделушкой, выструганной пьяным деревенским знахарем.

Залескар непросто впечатлить, и всё же сейчас ему на ум не приходит ничего кроме излюбленного Лотреком: “Черт меня дери!”

Он пятится от трона, нервно смеясь.

— Нет. Нет, такое не могли создать руки смертных, — бормочет жрец, — лишь Темным, лишь истинным богам это под силу!

Лирой смотрит на него с растущим беспокойством, а Девочка с непониманием. В её глазах вопрос:

“Ради чего Темным богам это?”

Подземелья коварны. Они очень опасны. Каждый шаг направляет тебе прямиком в чрево темени.

Пускай вы можете избежать всех ловушек, вы можете найти и вскрыть каждый тайник. Вы можете вооружиться древними легендарными артефактами, и кости чудовищ, прежде приводивших вас в ужас, захрустят под вашей поступью.

Вам может показаться, что до конца остался шаг. Вы уверуете в свою непобедимость.

А потом враги кончатся. И подземелья оставят вас наедине с неуклонно надвигающимися безумием и отчаянием.

Вот тогда вы осознаете, насколько беспомощны на самом деле.

В тёмных закоулках нынешнего, заброшенного кристального города тлеет костерок. Над ним висит миска со шкворчащими кусками мяса. Вокруг сидят четверо спутников.

— Рыцарь так и не вернулась? — без особого интереса спрашивает Лирой, ворочая мясо самолично выструганной ложкой.

— Не-а, — отзывается Лотрек, — нам больше достанется.

С того дня, когда был повержен один из богов-хранителей, минул месяц. Может, больше, но мысли об этом пугали. А может, и меньше… но мысли об этом пугали ещё сильнее. Под землёй умопомрачительно легко потерять счёт времени.

Спутники напрасно пытались уйти отсюда. Не раз выходили на поверхность, бежали куда глаза глядят.

Это всегда кончалось одинаково: беспросветный туман необъяснимым образом выплёвывал их назад в катакомбы.

Анри так и не пришла в себя. Более того, когда почти все сообразительные отродья подземелий испугались и попрятались в глубокие норы, а безмозглые просто были перебиты до единого, и у спутников пропала нужда постоянно держать оружие наизготовку, рыцарь, кажется, потеряла последнюю связь с окружающим миром.

Она могла часами отрешённо стоять на месте, держа в руках свой меч, и водить пальцами по лезвию взад-вперёд.

Остальных это ощутимо нервировало. В конце концов Лирой на всякий случай забрал у неё оружие, и рыцарь будто бы приняла это с обычным равнодушием.

Но после следующей ночёвки группа обнаружила, что Анри исчезла в неизвестном направлении. Вместе с клинком.

По ней не слишком скучали.

Лотрек достаёт из-за пазухи бутыль, в которой раньше был эль. Он давно кончился, как и весь остальной алкоголь, но Лотрек не растерялся и попробовал изготовить из овощей и трав настойку.

По мнению компаньонов, вышло плохо.

Тем не менее наёмник вытаскивает пробку и, морщась, подносит к губам. Пахучая мутная жижа неторопливо вытекает из горлышка в его рот.

— Ты продолжаешь заливать в себя эту гадость? — Залескар изгибает бровь, — от неё даже здешним голодоморам поплохело бы.

— О-о! — протягивает Лотрек, — я смотрю… ик!.. кто-то учится шутить! Выходит пока не очень, но…

— Боюсь, констатировал факт. От твоего пойла за милю разит компостной ямой.

— Что с того? Мне ведь надо как-нибудь расслабляться. Посмотрим, останешься ли ты таким привередой, когда скуришь весь свой опиум.

— Скажи лучше, колдун, не нашёл ли ты… ик!.. способа вытащить нас из этой дыры?

Залескар морщится, как будто ему ткнули пальцем в набухшую мозоль.

— Нет. Ничего стоящего.

— Всё ещё ничего… Знаешь, мне начинает казаться, что ты целыми днями бьёшь баклуши да почём зря переводишь наши харчи.

— Я работаю! Уже нашёл несколько путей, просто ни один из них нам не подходит!

— И что же это за пути? Удиви меня!

Жрец пренебрежительно хмыкает.

Лирой стучит ложкой по миске, пресекая в зародыше зреющую перепалку.

— Еда приготовилась. Налетайте.

— Необычный вкус, — проглотив шматок мяса, Лотрек облизывает губы, — кем ты угощаешь нас в этот раз, кулинар?

Лирой, помогающий девочке вырезать из доставшегося ей куска хрящ, отвечает не сразу.

— Да так, нашел одну и псину с откусанной головой и лапой.

— Да? Повелителей мы… ик!.. уже ели, и, кажется, их мясо было кислее…

— Если тебе что-то кажется – это твоя проблема.

— Лукавишь, чужеземец, — вклинивается голос колдуна, — проводил множество запретных ритуалов. По-твоему, не знаю вкуса человечины?

Рука Залескара, тянувшаяся за новым куском, замирает в воздухе.

— Чего?

— Глупые у тебя шутки, жрец, — скучающе произносит паладин.

Слишком скучающе. До неправдоподобия скучающе.

Лотрек знает этот тон. Неопытные картёжники пользуются им же, когда не хотят признаваться, что проиграли всё, что у них было, и даже то, чего не было.

— Лирой… Признавайся, с кого ты срезал это мясо.

Лирой тяжело вздыхает и переводит взгляд на огонёк костра.

— С падальщика.

— И нахрена?

— Разве моя вина, что трупов съедобного зверья не осталось? Я искал. Не нашёл.

— Ну знаешь ли! Для меня это чересчур!

— Не хочешь – не ешь, — парирует Залескар, невозмутимо продолжая жевать.

— И не буду! — Лотрек вскакивает с места. — Не буду! Как будто у нас нет настоящей еды!

Он запускает пальцы в один из мешков, набитых всякой всячиной. Покопавшись, вынимает испортившийся пирог. Склизкое, бело-зелёное тесто липнет к ладоням, но наёмник настроен решительно.

— Лотрек, — начинает Лирой, — это плохая идея…

— Лучше, чем людоедство. У меня есть противоядие, если что. Да и не так уж много… ик!.. плесени тут наросло. Может, с ней даже вкуснее!

Лотрек, храбрясь, откусывает от гнили. Из его горла начинают идти противящиеся звуки, но он пересиливает себя и делает глоток. Делает, словно назло всему невыносимому подземелью и лично Лирою, тянущемуся, чтобы отобрать у него пирог.

На свою беду, он успевает протолкнуть в себя ещё несколько кусков, прежде чем тошнота берёт верх.

Лотрека рвёт на удивление долго. Особенно для человека, который ел всего раз за прошедшие сутки. Гниль вперемешку с пережёванным мясом, мутная настойка, желудочный сок – всё исторгается на землю. Житель из Карима в бессилье падает на четвереньки.

Девочка осторожно кладёт ему на плечо ладошку, хочет хоть чем-нибудь помочь.

Да чем тут поможешь?

Проходит время.

Наконец его отпускает.

Лотрек поднимает голову, часто дышит. На лице холодный пот. В опустевшем животе снова урчит. Он смотрит на уронённый в пыль плесневелый пирог. Потом на миску с ароматно пахнущей человечиной.

— Да пошли вы все… — сипло бормочет Лотрек, поднимается на ноги и торопливо уходит прочь, в темноту.

Залескар хотел бы спокойно доесть свою порцию, однако осуждающий взгляд Лироя действует ему на нервы. Чужеземец не говорит ни слова, но в голове Залескар непрерывно стучит его немой вопрос:

“И кто тянул тебя за язык?”

Правда в том, что жрец даже не думал, к чему приведут слова об истинной природе мяса. Он заметил, он озвучил наблюдение, только и всего. Но спутники наверняка сочли, что он специально: чтобы насолить разбойнику.

А Залескар слишком горделив для объяснений и оправданий. К тому же, у него уже пропал аппетит.

— Я пойду, — бросает он, вытирая губы платком, — у меня много работы.

Он лжёт. Никакой работы у него нет. Он сам не знает, куда его так быстро несут ноги. Подальше от компании, вот и всё.

По дороге жрец осознаёт, что не захватил с собой факел. Но ничего страшного. Его глазам темнота с детства привычнее света.

— Вот трагедию устроили! — шипит Залескар себе под нос.

Он не сомневается, что разбойник вернётся. Вернётся как миленький, и ещё будет выпрашивать у Лироя жареной человечины. Голод сильнее морали. Подземелье сильнее принципов.

А такого мяса здесь в избытке – трупы на каждом шагу, и многие из них лежат в достаточно сухих и холодных местах, чтобы не стухнуть ещё долгое время.

Ну а когда это время истечёт… что ж, человек – существо всеядное. Человек привыкает ко всему.

Приспособились ведь одичавшие рудокопы с посиневшей кожей жить в пещерах. Научились ведь похитители конечностей охотиться на заблудших путников.

— Гадство.

Залескар не сомневается в том, что его группа закончит примерно также. Он твёрдо уверен, нет таких мерзостей, до которых они не опустятся однажды, пытаясь выжить. И от того ему хочется рвать на себе волосы.

Да, за свою жизнь Залескар совершил множество аморальнейших деяний. Но то было ради великих целей, ради ритуалов, ради исследований. Он был амбициозным искателем.

И вынужден пасть до уровня безмозглой твари, готовой на всё, лишь бы продлить своё никчёмное существование на пару дней.

А как хорошо всё начиналось... Юный жрец, решивший не присягать на верность никому из богов, избрал труднейший, но самый выигрышный путь: угождать всем божествам понемногу, медленно собирая обширную коллекцию заклятий.

Он шёл своим путём, собирал знания о кристальном городе, вознесении, строил далеко идущие планы. Всё было бы прекрасно, не окажись кристальный трон ловушкой.

Да, именно ловушкой. Изучив трон подробнее, маг не сомневался, что слабоумие, одолевающее тёмных богов, не недоработка, а главное предназначение артефакта.

В самом деле, зачем ещё темные боги даровали бы смертным крупицу своей мощи? Из милосердия? Они понятия не имеют, что это такое.

К тому же, почему тогда они воздвигли кристальный трон в самом гиблом месте на свете?

Вопросы не давали Залескар покоя несколько дней, но после скрупулёзного исследования всё сошлось в единую картину: кристальный трон – это кусочек сыра в грандиозной божественной мышеловке – кристальном подземелье. Важнейшая деталь западни на самых решительных и прозорливых, талантливейших из людского рода. На тех, кто возомнил о себе слишком много.

Другие попадают сюда по случайности. Такие, как паладин, рыцарь и другие. Подземелье пережёвывает и их, не давится. Даже если кто-то из авантюристов окажется неприлично живучим и продерётся через мышеловку к сыру, он не победит. Сыр-то отравлен.

— Хитро задумано, — с досадой произносит Залескар. Ему чудится, что лики темных богов мелькают во тьме, — знаю, вы ждёте. Ждёте, когда сдамся. Когда начну играть по вашим правилам.

Он приносил богам жертвы, заключал с ними сделки, но так и не преклонился ни перед кем из них. Потому что знал, стоит пустить в свою душу божество, оно, словно птенец кукушки, вытолкнет оттуда всё остальное. Одурманит, заставит позабыть обо всём кроме служения.

Но сейчас такое рабство уже не кажется худшим вариантом. Спастись из подземелья всё равно не дано.

Спасения нет. Лотрек был отчасти прав: последние дни Залескар только и делал, что “бил баклуши да переводил харчи”. Что поделать, если каждая зацепка вела в никуда, и все пути окончились тупиком.

Ну… почти все.

Услышав писк под ногами, заклинатель останавливается и садится на корточки.

— Здравствуйте, двуногий брат, —таракан стоит смирно, глядит снизу вверх.

— Здравствуй, здравствуй, — палец в перчатке небрежно гладит его по панцирю, — вы нашли то, о чём я просил? Кристальный олотой обруч на голову?

— Мы исползали каждую щель, но нигде не видели такого. Простите нас, двуногий брат.

— Вот как. Что ж... ладно.

— Вы дадите мне еды?

Залескар, хмыкнув, щелчком скидывает таракана в трещину в брусчатке и продолжает блуждание по заброшенному городу.

Местные големы рассказывали жрецу мифы об основателе кристального города и его короне, якобы дававшей обладателю власть искривлять пространство.

Сказка как сказка, но попробовать стоило. Мало ли с этой короной удалось бы пройти через туман. Однако, раз её не смогли найти вездесущие насекомые, никто не сможет.

Вот теперь можно с уверенностью сказать, что все пути окончились тупиком. Мышеловка захлопнулась.

Залескар не может похвастаться ничем таким. Ему и его спутникам осталось два выхода: кончать с собой или деградировать, поклоняясь какому-нибудь богу. Ещё можно усесться-таки на трон – так же деградация, только растянутая на несколько столетий.

Конечно, позволено и поупрямиться, посидеть на диете из человечины и гнили. Но рано или поздно выбор придётся делать.

Темных богов устроит любой исход.

Покончить с собой Залескар уже пробовал, ему не понравилось. Остаётся только прикинуть, к какому богу безопаснее всего пойти в услужение.

Неудачливый жрец смеётся невесёлым смехом.

Этот вывод зрел давно. Залескар гнал его прочь, злился, искал возражения, но вывод всё зрел и зрел. И сегодня Залескар, кажется, смирился. Признал поражение без страха и гнева.

— Стоит ли говорить этим остолопам, что ждёт нашу команду? — размышляет он вслух. — Наверное, нет. От плохих новостей они только сердятся. Зашибут ещё.

Как раз в ту минуту из-за спины доносятся звуки шагов.

— Лотрек? Ты?

Залескар понимает, что ошибся, ещё не успев оглянуться. Слишком уж шаги тяжелы. О брусчатку стучат латные ботинки.

Приближаясь, фигура в доспехах становится всё различимей. На голове кольчужный капюшон, из-под которого выбивается несколько нерасчёсанных прядей. На губах лёгкая улыбка.

В руке сжат любимый клинок. Лезвие аметистового цвета почти целиком покрыто желтоватой кровью каких-то отродий тьмы. Рыцарь покачивает мечом, как дирижёр палочкой.

— Не расскажешь, где была? — спрашивает Залескар.

Анри продолжает безмолвно идти к нему.

Что-то не так…

Когда между ними остаётся без малого десять шагов, Залескар начинает пятиться, рыцарь переходит на бег и замахивается клинком. Клинком Дьявола.

Залескар бросается в сторону, и удар, метивший ему в голову, приходится на стену. Лезвие оставляет в камне борозду. Рыцарь на миг теряет равновесие, но тут же восстанавливает и разворачивается к противнику.

Залескар хватает свой короткий меч, воительница одним выпадом вышибает его из пальцев жреца, заодно оставляя на его руке глубокий порез.

Её лицо сохраняет безмятежное выражение.

Залескар ничего не понимает, но ситуация слишком опасная, чтобы мешкать. Враг обращается с оружием так умело, словно оно стало продолжением её руки.

Нет, не совсем. Скорее, её рука стала продолжением оружия.

Интуиция подсказывает колдуну решение:

— Травма!

Красная дымка обвивает руку, что сжимает нечестивый меч, и рвёт её в сторону. Ещё как рвёт: слышится хруст, стальной нарукавник мнётся, из латной перчатки струится кровь. Но конечность остаётся на месте, и рыцарь по-прежнему размахивает ей. На её лице не дрогнул ни один мускул.

— Ах, да. У тебя же осталась душа поверженной бестии… — жрец стремительно пятится, не сводя глаз с безудержно мелькающего перед ним клинка. Внезапный пинок в грудь застаёт его врасплох и отбрасывает назад.

Залескар падает на груду истлевших ящиков, хрипит. Слышит грохот стальной брони – рыцарь мчится на него. Он в последнюю секунду откатывается в сторону, лезвие пробивает доски близ его левого уха и ненадолго застревает в них.

Он вплотную глядит на пурпурное утолщение в виде глаза на гарде меча. Мерещится, что оно таращится в ответ. Мерещится его раскатистый смех.

Скрипят зубы. Рождается новая идея.

Пальцы колдуна вцепляются в рукоять клинка Дьявола, поверх перчатки рыцаря.

— Прочь! Сгинь из разума этой женщины, скверна!

Залескар вкладывает в рассеивание чар всю свою волю. Анри цепенеет, застывает как изваяние. Улыбка сползает, губы сжимаются в белую линию.

А потом дух клинка замечает вторжение и переходит в контратаку. Залескар кажется, что в его ладонь впились десятки раскалённых игл. Он едва не теряет сознание. Боль чёрными пятнами пляшет перед глазами.

Словно жмёшь руку самому Дьяволу...

Клинок проникает и в его голову. Жрец видит как наяву: побоища многотысячных армий, погони за отступающими, штурмы городов, пожарища деревень, истребления племён на окраинах. Мужчины, женщины, старики, дети – все становятся красным месивом, липнущим на лезвие. Клинок кочует из рук в руки век за веком. Не запоминает обладателей, ведь суть всегда одна.

Жатва.

Жрец ощущает, что тонет в этом водовороте из горячей крови и предсмертных криков. Не выдерживает, отпускает рукоять.

Экзорцизм никогда не был его коньком.

Если все ваши карты биты остаётся одно. Залескар вскакивает и начинает бежать наутёк, пока меч не вернул власть над рыцарем.

Он бежит обратно к костру Лироя, но понимает, что не успеет, когда за спиной раздаётся топот. Он оглядывается. Ну конечно, одержимая мчится быстрее него и нагоняет.

— Треклятая железка. Надо было сразу оставить тебя в той куче трупов, — шепчет Залескар сквозь отдышку, — ну ладно. Посмотрим, умеешь ли ты контролировать безголовые тела.

Он начинает творить мощнейшее из своего арсенала заклятье. На бегу непросто сосредоточиться, но надо. Надо, чтобы почувствовать энергетические потоки вокруг и направить отрицательную энергию к вытянутой руке.

Вокруг пальцев колдуна начинают кружить первые сгустки черноты, похожие на маленькие прорехи в мироздании. Они растут и сливаются воедино.

Сфера почти готова к броску.

— А!

Залескар спотыкается о трещину в брусчатке. Концентрация потеряна. Тьма немедленно утрачивает форму. Расслаивается, рассеивается, будто капля чернил в воде. Рука опять пуста.

А позади уже слышится свист меча.

По правую сторону улицы отвесный склон, огороженный невысокими перилами. Где-то внизу виднеются домишки трущоб кристального города. Залескар хочет было прыгнуть вниз, но вовремя понимает, что, приземлившись с такой высоты, разобьётся всмятку.

По левую сторону улицы небольшие здания. Залескар бросается в дверной проём первого попавшегося. Внутри ещё темнее, чем снаружи. Это хорошо.

Колдун укрывается за бочками, стоящими в дальнем углу.

Слышна поступь. Рыцарь уже на пороге.

Она делает несколько шагов вперёд, но останавливается. Ничего не видит. Залескар задерживает дыхание, страшась издать шум.

Рыцарь начинает втягивать носом воздух. Принюхивается?

Залескар понимает, что клинок вполне мог наделить её сверхчутким обонянием. Он переводит взгляд на порез на своей руке, тот всё ещё кровоточит. Он закусывает губу, чтобы зубы не дрожали.

Колотится сердце в груди, а вместе с ним вопрос в голове: “Что делать? Что делать? Что же делать?”

Сумка на поясе. В ней волшебные травы и зелья.

Залескар вспоминает, как на заре своей карьеры постигал алхимию и как-то раз смешал в котле слишком много разных ингредиентов. Смрад потом был такой, что пришлось переезжать в другой дом.

Да, точно. Если он разобьёт все эти склянки, за образовавшейся вонью будет невозможно учуять его кровь.

План составляется быстро.

Было бы неплохо сперва вытащить из сумки синие лечебные эликсиры, но в темноте не разобрать цветов, да и времени больше нет – рыцарь уже движется в его направлении.

Залескар решительно швыряет сумку в другой конец помещения. Звон стекла, а сразу за ним три громких хлопка – это были взрывные флаконы.

Смесь бурлит и шипит. Рыцарь кидается на звук, размахивая мечом. Она поймёт, что противника там нет, не пройдёт и пары секунд, но запах задержит её ещё ненадолго. Важнее всего, что она повернулась спиной.

Залескар привстаёт на корточки, готовится бежать. Самое главное – не допустить второй осечки подряд.

Пора.

Залескар подготавливает пиромантию и несётся на врага. Рыцарь оборачивается в последний момент, и он хватает её за щёку рукой, вспыхнувшей пламенем.

Анри вырывается, но он держит крепко. Кожа на лице вздувается волдырями, которые тут же лопаются.

Пахнет горелым мясом.

Когда призванный жрецом огонь гаснет, он убирает руку и глядит на рваную красно-чёрную маску, в которую он превратил лицо рыцаря. Он слабо усмехается, считая, что ни один человек не может пережить такого.

Он не осознаёт, что рыцарь всё ещё стоит на ногах.

Рука в латной перчатке хватает Залескара за плечо и бросает в стену, будто куклу.

Рыцарь почти мгновенно оправилась от шока. Она даже продолжает улыбаться. Тем, что осталось от её губ.

Может, такие ожоги и угробили бы любого человека… Но кто сказал, что Анри по-прежнему человек в привычном понимании?

— Ты надо мной смеёшься, — изнурённо констатирует Залескар.

Слишком много заклятий. У жреца больше нет сил. Он червяком отползает от рыцаря вдоль стены, понимая, насколько это бесполезно.

Рыцарь надвигается. Клинок наизготовку. Залескар зажмуривает глаза.

Он сделал всё, что мог. Просто этого было недостаточно.

Его сердце бьётся так сильно, что звук похож на топот маленьких ножек.

Нет, постойте. Похоже, это в самом деле топот.

Залескар, озадаченный тем, что его конец никак не наступает, приоткрывает глаза. Он видит Девочку, прибежавшую сюда в последнюю секунду.

Та встала между жрецом и одержимой, отчаянно закрывая его от неё своим телом. Вытянутые руки и широко расставленные ноги образуют крест. Маленький перепуганный ребёнок всем своим видом говорит:

“Не пущу.”

И Анри останавливается. Глаза приобретают осмысленное выражение.

— Ты хочешь разрубить… её? — несмело спрашивает девушка с обгорелым лицом у клинка. Залескар уже позабыл, как звучит её голос.

Анри всё заметнее противится воле клинка. Рука, несущая его, трясётся, будто изо всех сил старается разжаться.

Колдун не может поверить, что детская самоотверженность оказалась плодотворнее всей его магии.

— Кх-х!

Рыцарь не поняла, как её горло было рассечено. Всё переменилось слишком быстро.

Воительница тянется к ране свободной рукой. Ноги подкашиваются. Она замертво валится на пол.

Вставшая на цыпочки, чтобы дотянуться до шеи Анри, Девочка опускает окровавленный кинжал, медленно пятясь. Её колотит крупная дрожь.

— Отлично сработано, - Залескар наконец позволяет себе спокойно выдохнуть, — Даже я не заметил ножа в твоей руке. Правда, не уверен, что это было необходимо. Видел борьбу в её душе. Как знать, может, рыцарь победила бы наваждение и вернулась к нам.

Девочка поворачивается к колдуну. В её глазах слёзы:

“Я тоже видела.”

Залескар никогда не умел общаться с людьми, вечно говорил не то и не с теми акцентами. Не то, чтобы ему это мешало: жрец крови должен быть скрытен и нелюдим, если хочет жить долго. Но с Девочкой впрямь получилось некрасиво.

— Ты не могла рисковать, я понимаю, - исправляется он, — в том, что милосердие – это сущая глупость, нет твоей вины. Таков мир, в котором мы живём.

Перед глазами Залескар топорщатся застарелые воспоминания. Обряд инициации. Неумелая драка насмерть. Падение. Нога на груди, кинжал у горла. Ужас.

Смирение.

Залескар встряхивает головой. Шепчет заклинание, исцеляющее его тело. Встаёт на ноги.

— Ты спасла меня, это главное. Спасибо тебе.

Он неумело гладит ученицу по волосам. Та вытирает глаза рукавом. Есть какая-то безысходная ирония в том, что один из немногих людей, с которыми Залескар нашёл общий язык, – дитя, языка лишённое…

— Ну хорошо. Давай осмотрим эту злополучную железку.

Коченеющие пальцы Анри отгибаются с трудом, но это не мешает колдуну вытащить из них клинок. Залескар берёт клинок Дьявола в подрагивающую руку и медленно начинает выполнять фехтовальные приёмы, сам не вполне понимая, зачем.

Голос в голове едва заметен. Его бы вовсе не было слышно, если бы рассудок не помутился от магии.

“Ты желаешь овладеть мной? Я даю тебе силу. Несравненную силу.”

“Что? Вижу, ты не слишком умён. Хочешь подчинить меня, как подчинил девушку? Выстругать себе новую марионетку?” — мысленно спрашивает жрец.

“Ты сильнее её. Мы могли бы… сработаться…”

“Бедный дух-искуситель с раздвоением личности!” — Жрец злорадствует. — “Пару минут назад ты пытался меня убить.”

“Да, убить… Убивать… Это то, для чего я был создан.”

У Залескар возникает соблазн оставить меч себе. Просто чтобы продолжать смеяться над его бестолковыми попытками манипулировать.

Девочка решительно отбирает у него оружие, выходит из здания, подходит к краю улицы и выбрасывает клинок за парапет. Железка улетает куда-то на нижние уровни кристального города.

— Гм. Я бы и сам справился, - заявляет Залескар.

Он набивает трубку и начинает курить. Расшатавшуюся от магии психику действительно надо привести в порядок.

Тем временем, к месту проишествия широким шагом приближается Лирой.

— Мы с Девочкой слышали шум, доносившийся отсюда. Что стряслось? — тут он замечает обезображенный труп рыцаря. Как это понимать, жрец?

Между затяжками Залескар сбивчиво пересказывает случившееся. Паладин слушает, изогнув бровь.

— Разумный кровожадный меч? Занятно… Так и знал, что рано или поздно мы начнём резать друг друга, — Лирой чешет подбородок, — ладно, ступай к костру. Мы пока пойдём, отыщем Лотрека. На всякий случай, мало ли что.

Он берёт Девочку за руку, а та начинает быстро-быстро мотать головой.

— Ты… хочешь остаться с ним? Ты уверена?

Мотание переходит в кивки.

— Ну смотри.

Лирой пожимает плечами и нехотя уходит в одиночестве.

— Бьюсь об заклад, он решил, что я напал первым, — цокнув языком, говорит колдун своей ученице, — будто моя вина, что Анри выглядит как жертва Эдгара, а я отделался царапиной на руке!

Царапиной…

Залескар смотрит на порез от клинка, почти затянувшийся благодаря лечебному шёпоту. Он осознаёт кое-что, прежде не замеченное.

— О. А ведь лезвие было перемазано во внутренностях каких-то тварей. Нечего и надеяться, что в рану не попала инфекция. Нужны зелёные травы.

В его горле встаёт ком, когда он вспоминает: все снадобья хранились в сумке на поясе. Колдун собственноручно превратил их в вонючую бесполезную смесь.

— Зелёных трав больше нет. Придётся пилить. — Залескар нервно перебирает пальцами своей единственной руки, воображение рисует мрачные перспективы. — Ни Лирою, ни Лотреку из Карима я не по нраву. Когда стану бесполезным калекой, они меня, скорее всего, не убьют, но и надлежаще заботиться о безруком не станут. А это смерти подобно.

— Как же быть?

Жрец в раздумьях облокачивается на парапет, взгляд простирается в тёмную даль.

Выход есть. Чтобы вернуть полноценное тело, можно провести отряд соединения с одним из этих остолопов. Они должны согласиться, если, конечно, не посвящать их в детали, а вместо этого сказать, что ритуал поможет выбраться из подземелья.

Да, соединение обозначает безоговорочную капитуляцию.

Очередное погружение в самоуспокоение прерывает некий камень – его сунула в руку Залескар Девочка.

“Посмотри.”

Помнится, в начале пути, стоило кому-то спросить Девочку о родителях или том, как она сюда угодила, она сразу вжимала голову в плечи и становилась похожей на затравленного зверька. Потому спрашивать прекратили.

Двое стоят у обрыва, глядя во тьму: робкая девочка да колдун-самоучка с манией величия.

— Ты же понимаешь, что ты не обычный ребёнок?

Кивок.

— Та хранительница говорила: ты — ключик.

Кивок.

— Знаешь, что это значит?

Мотание головой.

— Но хочешь выяснить?

Кивок.

— Не замечал за тобой такой смелости раньше.

Неуверенное пожимание плечами.

“Может, это поможет нам спастись?”

— Может быть. Что ж, у меня есть сутки или двое, прежде чем гангрена отберёт мою руку, а все прочие загадки подземелья уже изучил. Попробую погадать над твоей.

Бегство от рыцаря вернуло Залескара жгучее желание жить, а последующий разговор указал на лучик надежды.

Пока нельзя об этом судить – слишком мало сведений, но жрец быстро смекает, у кого их добыть. По крайней мере, одна рыскающая по подземелью сущность наверняка знает о Девочке больше, чем хочет показать.

У Залескара было странное предчувствие, как будто кто-то уже успел дойти до той самой черты, когда все точки в вопросах побега из тюрьмы будут расставлены.