Дайсё-ян. Книга первая.

Третья заточка

Третья заточка.

Нью–Йорк. Дом Марии. Утро понедельника.

Лежу, день вчерашний перевариваю.

«Побег из Шоушенка» уже воспринимается чем–то далёким, не заслуживающим внимания. О нём напоминает лишь печальное состояние тушки ЮнМи. Если, к нормальному питанию, приложить физические нагрузки и какие-нибудь витаминные уколы, то в порядок я приведу себя довольно быстро.

В Корее, наверное, сейчас знатный переполох, в связи с моим исчезновением. Перетрясли дом ДжуВона, небось, в поисках беглянки, да и квартиру родных – тоже.

А вдруг, никто панику не поднимал? Сказала госпожа Президент – «помилована!», и точка. Ну и что, что задним числом. А все мои заявления об отказе – бред больной девочки.

Нет. Не может такого быть. Президентша, тогда лично заявилась ко мне в палату, чтобы торжественно вручить подписанный ею приказ. В сопровождении репортёров. И то представление, которое я устроил перед всей этой братией, наглядно показывало мою позицию. В том числе, когда я швырял обрывками этого самого «приказа» ей в лицо. И про письменный отказ забывать не стоит. Официально был выслан.

Как бы узнать, что в мире творится? Мой телефон где–то у Маши. Скорее всего, в её комнате, в коробке с моими вещами. Надо будет забрать. Конечно, если она их привезла, а не выбросила по дороге. И надо извиниться.

Как говорится – ничего не предвещало беды. Прогулка по дому оказалась скучной, ровно до того момента, пока я, в поисках новых впечатлений, не спустился на первый этаж. Это ж надо такое придумать – бар в собственном доме! Конечно, это не новинка, но такое исполнение – чистой воды экзотика. Прикольная, надо сказать, экзотика. Как говорится «у богатых свои причуды».

И Алексей оказался нормальным парнем. Не стал замарачиваться насчёт возраста ЮнМи и угостил пивом. На халяву! Да и просветил по некоторым, мучающим меня вопросам.

Получается, он создатель Карла. А что это значит? Помнится, Маша упоминала про проданную технологию, на основании которой работает этот компьютер. А значит это, что Алексей – кузнец Машиных капиталов. Вот откуда растут ноги, у её богатства.

Только, я так и не определил его статус в этом доме. Может, родственник Маши? Он ведь русский. Значит, она притащила его с собой в Америку. А может и не притащила – сам когда–то переехал. А уже здесь сошлись.

Интересно, чем они таким на пару занимаются, если Алексей ей техподдержку осуществляет? Банки грабят? Не, не похоже, чтобы Мария промышляла грабежами. Не тот уровень. Хотя, из неё вышел бы отличный грабитель. Поинтересоваться? Так она и скажет! Особенно, если криминал…

Алексей упоминал работу. Только, где, при таких явных капиталах, можно работать? Или, он без денег сидит? Например, всё Маша забирает, чтобы не пропивал. В баре!

– Пф–ф!

Посетители у него интересные. Учитель физкультуры пьющий пиво. Нонсенс! Хотя, вспомнить нашего школьного физрука, тот, на пару с историком, глушил коньячок по поводу и без. В перерывах, между уроками. Так что, Арни тут не сильно законы мироздания нарушает. Да и выглядел он так, словно из качалки не вылезает, судя по комплекции. Не, он уже не тот Шварц, из 1984–го. – годы берут своё. Но, сохранился очень даже неплохо! Надо, надо «Терминатора» запилить в этом мире! Уж больно напрашивается. Особенно, когда у Маши целые «Братья Уорнеры» в кармане! А, на роль «Скайнета», взять Карла. Может, ему понравится?

В моём мире, «Братья Уорнеры» всегда шли уверенно. Настолько, что «New Line Cinema» снявшая «Властелин колец», позже к ним отошла, по причине финансовых проблем, из-за кризиса 2008–го года. А тут, какая муха укусила знаменитых «Братьев» продаться? Маша очень хорошо умеет убеждать? «Добрым словом и пистолетом! Не иначе»

Потягиваюсь из положения лёжа.

А всё же, я неплохо отдохнул! Приятно посидеть с хорошим собеседником за кружкой пива. Сейчас, такие моменты особенно ценны. Только, вторая кружка была лишней. На голодный желудок, да в худосочное тело, определённо – перебор. И, определённо, не стоило свою физиономию разбивать. Очень неприятный момент. Можно сделать скидку на лекарские способности Марии, но не случись её рядом, чтобы я тогда делал?

Надо извиниться перед Машей. И сказать ей спасибо.

А что это вчера было вообще? Я что, Маше в любви признался? Точно. В лифте. И как теперь на это реагировать? Вдруг, она это серьёзно восприняла. Хм..., а это и было – серьёзно. Только, я сказал не «люблю» а «влюблён». Первое, подразумевает глубокие чувства к объекту влечения, а второе – лишь мимолётное увлечение. Что называется, почувствуйте разницу. Прямо, как в старом, хорошем Советском фильме с моей Земли: «И шо я в тебя такой влюблённый?!».

Ничего ведь страшного? Буду считать проявление чувств – маленькой слабостью, в состоянии алкогольного опьянения.

Ладно, с этим понятно. Но дальше, какая–то дичь. Чего я так отреагировал на обычную помощь?

Думаю, всё дело в «психологии полов». Парень, например, спокойно раздевается сам. Но, стоит кому–нибудь, попробовать его раздеть, реакция организма может быть крайне негативная – это ощущается как проявление слабости. У девушек всё наоборот. Они изначально – слабый пол, и раздевание своей персоны не воспринимают как нечто неприятное. Конечно, если это не выходит за рамки нормального поведения раздевающего. В моём же случае, ко всему, примешивается выраженный, эротический подтекст. Девушка, которая мне нравится, начинает меня раздевать. Не для утех. Как это воспринимать? Моё, женское, тело, реагирует на этот акт вторжения спокойно. А мужская часть меня сильно смущается. Логично? Допустим. Только, меня терзают смутные сомнения, насчёт адекватности нашей с ЮнМи реакции. Чего греха таить, мне понравилось, когда Маша раздевала это тело. Отсюда и «краска» на щеках, и ладошки у лица. Чисто Сергей так бы не среагировал.

«А если, например, ДжуВон попробует раздеть ЮнМи, понравится мне?» – неспешно вползает в мою голову провокационная мысль. Обкатываю её со всех сторон. По итогу, оказывается, что не всё так однозначно.

«Смотря, для чего ему будет позволено распустить руки!» – формулирую я вывод, который устраивает нас с ЮнМи. Или, только меня?

Чей–то, знакомый силуэт, со стороны террасы загораживает солнце, выводя меня из состояния задумчивости. Смотрю, как отъезжает вбок стеклянная дверь и в мою опочивальню входит Мария.

– Доброе утро, соня! – здоровается со мной девушка. Вставай, у нас миллион дел!

– А стучаться в этом доме не принято? – ворчливо отвечаю ей вопросом.

– Не в случае, когда у нас общая терраса. – со смехом отвечает Маша, не обращая внимания на мой недовольный тон.

На ней надета лишь, застёгнутая на все, кроме двух верхних пуговиц, белая мужская рубашка, поэтому, засмотревшись на сие зрелище, я пропускаю её коварный ход. А девушка, тем временем, быстрым шагом подходит к кровати и неуловимым движением запрыгивает на меня, придавливая ноги.

– Попалась! – с нотками торжества в голосе восклицает Маша и принимается меня щекотать. – Защекочу–у!

– Ну Ма–а–ша–а! – протяжно верещу я, безуспешно пытаясь вырваться. В конце концов, когда мои силы почти иссякли, вспоминаю про имеющееся в моём распоряжении грозное оружие.

Бац!

Удар подушкой застаёт мою мучительницу врасплох. Она на миг замирает, потом спрыгивает с моих ног и хватает вторую, имеющуюся на кровати, подушку.

– Ах, так!

Бац! Бац! Бац!

Какое–то время самозабвенно мутузим друг дружку мягкими подушками, а по комнате разносятся боевые кличи, сопровождаемые девичьими воплями и визгами.

Дружба побеждает.

Обессиленный, валюсь на кровать, пытаюсь отдышаться. Сильно растрёпанная Маша валится рядом. Кошусь на неё.

Ей хоть бы хны. Лежит, на меня смотрит. В изумрудных глазах – задорные искорки.

– Доброе утро! – улыбаясь ей, возвращаю утреннее приветствие. Неожиданно, вспоминаю про свой сломанный зуб и пытаюсь закрыть рот. Маша, видя мои гримасы, начинает смеяться в голос. Не выдерживаю, и присоединяюсь к её заразительному смеху.

Отсмеявшись, девушка слезает с кровати, одёргивает, неприлично задравшуюся рубашку, под которой, только её прекрасное тело и направляется в мою ванную.

– Я, вообще–то, за одеждой зашла. – говорит она. – Её горничная заберёт, сдаст в химчистку. Но кровь нет смысла пытаться отстирать. Проще выбросить.

Она ненадолго скрывается в ванной и выходит оттуда, уже с охапкой вчерашних, мокрых тряпок в руке. Во второй руке девушки, небрежно удерживаемые двумя пальцами, покачиваются её босоножки.

– Выкину в мусор, в своей комнате. – поясняет Маша. – Чтобы наверняка. А ты вставай и выходи купаться. Потом, вымоешься, и пойдём завтракать.

– Да мамочка. – со вздохом вылезая из кровати, отвечаю девушке вслед, и задумываюсь.

Я, всё ещё в халате, в котором, вчера, Маша уложила меня спать, и под ним ничего нет. Купальник она мне не предложила. Забыла?

«А если я, голышом, при Марии, полезу в бассейн, насколько это будет неприлично?» – размышляя, встаю с кровати и выхожу на террасу. – «С другой стороны, девушка, похоже, в своём доме не особо замарачивается такими вещами как нормы приличия. Да и «табу» на наготу, судя по всему, ей не свойственно. По какому поводу мне комплексовать?»

Ответ не заставляет себя ждать в тот момент, когда Мария, в чём мать родила, выходит из своей комнаты, подходит к бассейну и точным, выверенным движением, рыбкой, наискосок ныряет в воду.

Повторяю её манёвр, предварительно скинув, ставший ненужным, халат. Выходит не так изящно, как у Маши, но пузо не отбил, и ладно. Какое–то время плаваем от одной дальней стенки бассейна до другой и обратно. Пытаюсь не отставать от Маши, но куда там! Только её пятки мелькают перед глазами, на обходах меня – малохольного.

Я быстро выдыхаюсь и подплываю к внешнему краю. Опираюсь на бортик предплечьями, сверху кладу подбородок. Минуту спустя, рядом выныривает Маша, и слегка касаясь меня плечом, повторяет мою задумчивую позу. Вместе разглядываем утренний, просыпающийся город Его зелёную часть, в основном.

Вот, группа людей останавливается после пробежки и выстраивается в шахматном порядке, собираясь заняться гимнастикой. Вот, словно участник фантастического «Каникросса», с десятком поводков в руках, какой–то мужчина выводит на прогулку свору собак. Вот, навстречу рекордам, одинокий велосипедист мчит по парковой дорожке. Вот, на скамейку присаживается молодая девушка. Ставит рядом с собой стаканчик с кофе, который, до этого, держала в руке, и достаёт из сумочки книгу. Вот продавец, готовый предложить «лучшие в Нью–Йорке» хот–доги, катит свою тележку к месту торговли.

«Движение – жизнь» – приходит на ум, откуда–то взявшаяся, избитая фраза. А моё движение ещё и не начиналось. – «Что там Маша говорила про миллион дел?»

– Чем мы сегодня займёмся? – озвучиваю вопрос девушке.

– Во–первых, – отвечает та, – покажем тебя врачу. Пройдёшь полное обследование, сдашь необходимые анализы. Мне нужно знать, на какую диету тебя сажать, чтобы вывести твой вес на приемлемый уровень. Не волнуйся, в моей клинике отличные специалисты, которые быстро вернут тебе прежнюю форму. Если ты не против, я попрошу Карла, скачать твою медицинскую карту из больницы, в которой ты наблюдался. Для полноты картины.

– Скачивай. – даю я добро на вторжение в личное пространство. Маша кивает и продолжает перечислять список дел.

– Во–вторых, съездим в миграционную службу, подашь запрос на политическое убежище. А твоя худоба и сломанный зуб сыграют тебе на руку. Будут вызывать жалость. – поясняет Маша.

– Затягивать с этим нельзя, ещё вот по какой причине, – продолжает вдаваться в подробности девушка, – тебя могут объявить в международный розыск. Будет лучше, если это произойдёт после того, как ЮнМи примет статус «политической».

Я её понимаю. Интерпол церемонится не будет. По имеющимся данным быстро вычислят конечного адресата, пункта моего назначения, и заявятся сюда с ордером на обыск и арест. А успею подать на «убежище», с меня и взятки–гладки. Конечно, если откажут в предоставлении, тогда будет неприятно. Но, Маша наверняка имеет «план Б» на такой случай.

– А если откажут? – спрашиваю я девушку. – Если откажут в политическом убежище, что тогда?

– Тогда, – пристально смотря на меня своими изумрудными глазами, после паузы, отвечает Маша, – Я так встряхну эту систему, что они десять раз пожалеют о своём отказе. – Её глаза, внезапно, меняют цвет на серо–стальной, а от самой девушки веет ледяным холодом.

Я далеко не трус, но глубоко запрятанный, древний инстинкт заставляет меня отшатнуться от девушки. Буквально всё вопит внутри: «БЕГИ!». Я бы побежал, если бы был на суше. А так, лишь ухожу с головой под воду, теряя, при этом, ориентацию в пространстве. Запаниковать, правда, не успеваю. Что–то подхватывает меня под руку и тащит на поверхность.

Мария.

Откашливаюсь от попавшей в дыхательные пути воды, хватаюсь за бортик бассейна. Маша участливо смотрит на меня, на этот раз, своим обычным взглядом ярко зелёных глаз.

– Прости. Я не хотела тебя напугать. – начинает оправдываться девушка. – Но, когда я сильно рассержусь, мне трудно контролировать ЭТО. А реакция у всех одинаковая.

– Все пытаются сбежать? – скорее, констатирую я факт, чем спрашиваю.

– В основном, – невесело усмехается Маша, – если есть куда.

С минуту молчим, погружённый, каждый в свои мысли. Потом, девушка берёт меня за руку и тянет за собой.

– Давай вылезать, завтрак остынет.

Завтракаем в столовой. Как ни странно, в этом доме она присутствует.

После того, как мы вылезли из бассейна, Маша направилась в свою комнату, попросив, как закончу с гигиеническими процедурами, зайти за ней, а я, подобрав халат – в свою. В ванной, беру зубную щётку, пасту, и залезаю, со всем этим добром в душ.

После Машиного «перфоманса» на душе неспокойно. Как будто, вывернули наизнанку душу и обнажили самое потаённое.

«Тревога и беззащитность» – выношу я вердикт своим ощущениям. И вроде, нет повода для любой из этих эмоций, Маша ведь извинилась. Но почему мне так хреново? Она явно применила какой–то психологический приём, действующий на собеседника и вызывающий подобную реакцию организма. Только, чем я заслужил подобное к себе обращение?

Вылезаю из душа, подхожу к шкафчику со стопками чистых полотенец, беру одно. Сушу им волосы.

«Да мне обидно!» – наконец–то доходит до меня.

Мокрое полотенце летит в корзину для грязного белья, а я надеваю свежий халат.

«Может встать в позу? Истерику закатить?» – представляю себе, как это будет выглядеть. Давлю смешок. – «Глупо будет выглядеть. Но, оставлять всё, как есть, нельзя, будет копиться обида, пока не прорвёт где–нибудь»

Надеваю тапки и решительно выхожу через террасу, направляясь в Машину комнату.

«Сейчас я ей устрою Азенкур! Закидаю тапками!»

Не успеваю. Прямо на входе Маша ловит меня в свои объятья, крепко прижимает к себе, шепчет:

– Серёж, прости меня, пожалуйста. Я не имела права срываться на тебе. Пусть, эти эмоции предназначались другим, но я осознавала, что делаю. И это меня пугает. Сильно пугает.

Девушка на миг задумывается.

– Я, совсем недавно, говорила об ответственности, которую взяла на себя, взявшись тебе помогать. Эта ответственность подразумевает не только помощь, но и заботу о твоём состоянии. Физическом и моральном. Сейчас, я нарушила своё слово – сознательно причинила тебе психологический дискомфорт. Что заставляет меня задуматься о том, что в моём к тебе отношении что–то не в порядке.

Отстраняюсь, смотрю в глаза девушке и нахожу в них искомое. Моя решимость устроить разборки бесследно исчезает.

– Я уже простил тебя. – говорю я Маше. – Только, когда разберёшься в себе, дай, пожалуйста, знать, в чём было дело. Может, я помогу тебе найти решение.

– Обещаю! – всё так же, шёпотом отвечает мне девушка.

Играем в гляделки, улыбаемся друг другу.

«Чертовски приятно, когда между людьми такое взаимопонимание!» – решительно отбрасываю я все сомнения. – «Маша крайне необычная девушка, но ничто человеческое ей не чуждо»

– И ты, прости меня, – возвращаю ей извинения, – за вчерашнее. Повёл себя по идиотски.

– Я тоже тебя простила. – отвечает Маша и выпускает меня из своих объятий. – Тебе это было необходимо.

Она прищуривается, и лукаво смотрит на меня.

– А что это тебя моя киностудия заинтересовала?

– Давай, об этом за завтраком поговорим? Я – чертовски голоден. Со вчерашнего дня ничего не ел.

– Хорошо.

Сидим, вкушаем.

Столовая, оказалась большим помещением на первом этаже, слева от входа в дом. По её периметру расположились кухонные шкафчики со всевозможной утварью и припасами. В центре же, разместился длинный, обеденный стол, переходящий в мойку, и далее, в плиту, над которой возвышается конус вытяжки.

После «выяснения отношений», Маша, одетая всё в ту же мужскую рубашку, на голое тело, взяла меня за руку и потащила завтракать.

Оценив размеры лифта, в котором спускаемся вниз, и стройные Машины ноги, задаю мучающий меня вопрос:

– А откуда у тебя мужская рубашка?

Неприличный вопрос, надо признать, но ничего поделать с собой не могу. Бесы тянут за язык – как обычно.

Маша, по заговорщицки оглядывается вокруг, приближает свои губы к уху ЮнМи, и, вращая глазами, театральным шёпотом произносит:

– У Лёши экспроприировала.

Она смеётся, а я, потирая полуоглохшее ухо, недоумённо смотрю на неё. Что–то, как–то, мне не весело.

Отсмеявшись, девушка переходит на серьёзный тон.

– Он заказал гору одежды, с доставкой. А я, в момент приезда курьера, была дома. Ну и приняла товар. Лёша высокий и худой, рубашки у него соответствующие. Я «позаимствовала» парочку. – Девушка крутится перед зеркалом, оценивающе разглядывая себя. А я – выдыхаю.

«Она же прекрасно поняла контекст, но ловко сыграла дурочку» – осознаю я тактичный ход Маши, и корю себя за несдержанность. Чтобы как–то сгладить момент, делаю ей комплимент:

– Тебе очень идёт.

– Спасибо. – Маша продолжает разглядывать себя в зеркало лифта, а я заканчиваю фразу:

– Только, слишком откровенно, на мой взгляд. Ты меня смущаешь.

На этот раз, взгляд её изумрудных глаз предназначается мне.

Двери лифта открываются, но девушка не спешит покидать его кабину. С интересом разглядывает моё отражение в зеркале.

– На это должны быть причины, когда парня смущает девушка. – после длинной паузы, произносит Маша.

Стою, краснею.

– Что происходит, Серёжа? Я тебе нравлюсь? – самым серьёзным тоном спрашивает меня девушка.

– Да. – не отпираюсь я. – Ты мне нравишься.

Закрываю глаза. Пытаюсь считать про себя, чтобы успокоиться. – «Что ты делаешь, Юркин?!» – бьётся, пульсирует жгучая мысль.

– Серёжа, посмотри на меня. – будто из далека доносится до меня чудесный голос Маши.

Открываю глаза. Нет, это не отражение в зеркале. Это моё отражение в её, изумрудных глазах.

– Это всё ненастоящее, – проводит Маша руками сверху вниз, вдоль тела. – Тебе понравился мираж.

– Я не понимаю тебя. – спрашиваю я у девушки. – Что ты имеешь в виду?

– Серёжа, у меня способность – нравится людям. – Генетическая. – поясняет она. Моё тело выделяет феромоны, которые, попадая в твой организм, стимулируют выработку коктейля из гормонов, отвечающих за состояние влюблённости – дофамина, фенилэтиламина и эндорфина. В независимости от того, хочу я этого или нет, в меня всегда, ВСЕ влюбляются. Меня такой создали, и я ничего с этим не могу поделать. Прости.

Вновь играем в гляделки.

«Да, так изящно меня ещё не отшивали» – доносится запоздавшая мысль. – «А чего, собственно, я хотел? Чтобы, Маша кинулась ко мне на шею? Да и кому – мне? ЮнМи, вряд ли понравился бы подобный опыт, а того Юркина, который мог на что–то рассчитывать, уже нет.

Вспышка гнева накатывает внезапно. Гнева на всё. На правительство, что вздумало позапугивать народ перед выборами. На ГуаньИнь, что запихнула меня в женское тело. На судьбу, приведшую меня сюда. На Машу, с её способностями, будь они неладны! На этот лифт!

Зеркало передо мной ни в чём не виновато. Но, именно оно принимает на себя всю мою ярость. А в сотне осколков отражается стекающая по руке кровь.

Мария не вмешивается. Просто смотрит, как я крушу предметы обстановки. А я, перегораю. Стержень, державший меня всё утро, куда–то исчезает. Колени подламываются, и я сползаю на пол изувеченной кабины лифта. Маша садится рядом.

– Пусть это прозвучало жестоко, но я должна была тебе сказать. – произносит девушка, осторожно беря своими ладошками мою искалеченную кисть.

– Зачем? – спрашиваю я, не пытаясь сдерживать льющиеся из глаз слёзы.

– Чтобы ты осознал границу между явью и сном, Серёж. Границу между миражом и реальностью. Чтобы, когда ты в следующий раз скажешь мне эти слова, они были продиктованы тобой, а не химической реакцией твоего организма. – Маша делает паузу, ожидая, когда до меня дойдёт смысл сказанных ею слов, и заканчивает. – Распахни сердце и твоя душа отзовётся для истинных чувств.

Расширенными глазами смотрю на девушку. Слёз – как не бывало.

– Что ты сказала? – восклицаю я, и в порыве вдохновения, не замечая боли в искалеченной руке, сжимаю ладонь девушки.

– Распахни своё сердце. – с готовностью повторяет Маша. Я так сказала.

– «Мне б побыть настоящим, было бы счастье, лишь на мгновение» – шепчу я. – Маша, ты – мои крылья!

Завтрак, как и в прошлый раз – выделяется изобилием. По–моему, повар решил приготовить все блюда мира, обычно подаваемые в это время к столу. Блюда европейской кухни, в основном. Собираю в кучку разбегающиеся глаза, и принимаюсь за подсовываемые мне Машей яства. Не привередничаю.

Ещё бы мне привередничать, после того, что я устроил в лифте. Сижу, не бухчу.

Маша, прямо в лифте взялась лечить мою искалеченную руку, а я, рассматривая багровые пятна на её рубашке, с грустью отмечаю про себя, что вот уже второй – «Нет, третий!» – раз пачкаю кровью её вещи.

– Госпожа Лёр, у Вас всё в порядке?

Это охранник, выскочивший на устроенный мною шум, отрабатывает своё жалование. Надо признать, не слишком он оперативно среагировал. Или, замешкался, не зная как поступить?

Впрочем, всё равно, молодец.

– Всё в порядке, Дэвид. – отвечает охраннику Маша. – Всего лишь, небольшая неловкость.

– Может быть, вызвать скорую? – смотря на наши окровавленные руки, предлагает охранник.

– Не нужно. Всего лишь пара царапин, с которыми я уже справилась. – Маша смотрит на охранника, и её глаза на миг вспыхивают, словно отразивши яркий свет. Тот отводит взгляд, и произносит:

– Простите за беспокойство, госпожа Лёр. Я действую согласно инструкции.

– Вы, всё правильно сделали. Я ценю это. Но сейчас, необходимости в вашем присутствии нет. Можете идти.

– Всего доброго, госпожа Лёр.

Охранник разворачивается и уходит, а Маша поднимается с пола, и тянет меня за руку, которую так и не выпустила из своих ладоней.

– Вставай! Иначе, если дальше тут рассиживаться, наш завтрак плавно превратится в обед. Что ты там про чьи–то крылья говорил?

Влекомый за ручку, словно маленький ребёнок, плетусь за девушкой, которая уверенно направляется к одной из неизведанных мною дверей. Заходим внутрь. Пока я на ходу осматриваюсь, Маша проводит меня вдоль длинного стола, к расположившейся, в его торцевой части, мойке. Понятно. Садиться за стол с окровавленными руками совсем не «комильфо».

Девушка моет руки первой и идёт накрывать на стол, доставая, словно по волшебству, одно блюдо за другим, из недр кухонного лифта. Мою руки следом за ней и сажусь за стол.

Разглядываю стоящую передо мной тарелку, в которой белеет рисовая размазня на молоке, с подтаявшим кусочком сливочного масла в центре. Вспоминаю детство, когда, вот так же, мама ставила на стол тарелку с вкуснейшей рисовой кашей. И несколько кусочков белого хлеба на отдельном блюдце.

«Как они там, мои родители? Может, напомнить Маше, о её обещании повидаться с ними?»

Поднимаю глаза от тарелки, на усевшуюся напротив девушку. Попутно, замечаю испачканные моей кровью рукава её рубашки и, встретившись взглядом с Машей, спрашиваю совершенно о другом:

– Ты слышала о фильме «Терминатор» из моего мира?

Девушка мотает головой в отрицательном жесте. Она, аккуратно поглощает кашу из своей тарелки, и мой вопрос застаёт её с ложкой во рту. Маша облизывает ложку, переворачивая ту донцем на язык, и медленно тянет за черенок вниз. Засматриваюсь на разыгрываемую ею сценку. Она же, закончив облизывать столовый прибор, произносит:

– Никогда не слышала о таком. Впрочем, я слабо ориентируюсь в кинематографе твоего мира, в основном, интересовалась музыкой и книгами. – её глаза загораются восторгом а ложка, которую она всё ещё держит в руке, словно указующий перст, направляется на меня. – Сыграешь мне одну песню? Я её очень сильно полюбила! – потрясает девушка несчастной ложкой в воздухе.

– Что за песня?

– «ZAZ – Je Veux» – как–то, чисто по–французски, произносит Маша. – Обожаю эту песню. Каждый раз, когда попадаю к вам, стараюсь её послушать. Она такая заводная!

Пытаюсь припомнить, но безрезультатно. О чём сообщаю разочарованной, моим ответом, девушке. Пользуюсь моментом, и перехожу к главному:

– Так вот, насчёт «Терминатора». Я хочу снять этот фильм здесь. А вчера, у Алексея в баре, присутствовал мужик, который играл в фильме главную роль. Я с ним поговорил, заинтересовал своим предложением, договорился созвониться. Нужно твоё согласие на съёмки. Сценарий и режиссуру я возьму на себя.

Слежу за реакцией девушки. Та задумывается на какое–то время, потом произносит:

– Настолько хороший фильм?

Усмехаюсь.

– Представляешь, изначально, он снимался под категорией «Б». Но кассовые сборы превзошли все ожидания, и студия взялась за вторую часть. Которая, вышла лучше оригинала.

– А ты уверен, что здесь его воспримут аналогично?

– Уверен. – отвечаю я девушке. – Я немного ознакомился с местным кинорепертуаром, так вот, здесь присутствует такой же застой в идеях, что и в моём мире. Снимают, в основном, сиквелы и ремейки.

– Название странное. – задумчиво произносит Маша. – И какой сюжет у фильма? Что–то про космос?

– А вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Тем более, есть повод. – делаю драматическую паузу. – Предлагаю смотаться на ту Землю. Я послушаю твою песню, а ты посмотришь мой фильм, ознакомишься, так сказать с первоисточником.

– Серёж, я не могу тебе с этим помочь в ближайшую неделю. Не спрашивай «почему». – Маша вздыхает. – Я помню про своё обещание, но всему своё время.

– Потом, так потом. – не спорю я с девушкой.

– Так, что там за крылья? – переводит разговор Маша.

– Я пока не могу тебе ответить. – напускаю я тумана, в свою очередь. – Пусть это будет сюрпризом.

Маша странно смотрит на меня, но ничего не говорит. В тишине заканчиваем завтрак.

– Откуда у тебя «Братья»? – спрашиваю девушку, когда мы выходим из столовой и направляемся к лифту.

– Купила. – по–простому отвечает она, пожимая плечами. И поясняет. – Я, когда–то, взялась проспонсировать очень дорогой фильм на этой киностудии. Почти девятьсот миллионов отдала за него. А они, «случайно», – Маша, в воздухе одновременно сгибает указательный и средний пальцы обеих рук, изображая кавычки, –уничтожили весь отснятый материал.

Мы подходим к лифтам, и, к моему счастью, открытыми дверьми нас встречает непострадавшая от моей несдержанности, кабина. Заходим внутрь но, против обыкновения, Маша обращается к Карлу с неожиданной просьбой:

– Карл, пятый этаж, пожалуйста.

Поднимаемся, а девушка заканчивает свой рассказ:

– Не хочу вдаваться в подробности, рассказ не из приятных, просто, когда история всплыла, я очень сильно на них огорчилась. Настолько сильно, что предыдущие боссы быстро согласились передать контрольный пакет акций мне. За чисто символическую сумму.

Приезжаем на нужный этаж, выходим из лифта. Маша уверенно подходит к центральной двери и поворачивает её ручку. Щелчок электронного замка, и дверь приветливо открывается. Заходим внутрь. Точнее, Маша заходит. Я же, открыв от удивления рот, застываю в проёме.

Вытянутое помещение, визуально разграниченное на две неравные части поперёк, парой колонн. Передняя стена глухая, завешенная разнообразными музыкальными инструментами. Невысокий, покрашенный белой краской, потолок с чёрными вставками и паркетная доска светлого дерева на полу. Левая часть помещения – студия. Самая настоящая, звукозаписывающая студия. Полностью укомплектованная всевозможным, профессиональным оборудованием для комфортной работы. Большую её часть занимает микшерский пульт, смонтированный в виде стола. Перед пультом, за большим – в пол стены – окном – музыкальный зал, дверь в который расположилась справа от пульта. Почти напротив входа в помещение отведено место для рекреационной зоны. Стол и пара мягких диванчиков для посиделок, в промежутках между работой. Правая – меньшая часть помещения, больше всего напоминает студию видеозаписи. По центру стол, на котором, на кронштейнах закреплены два больших монитора и пара студийных микрофонов. Вокруг стола, на потолочных стойках с электроприводами – камеры, фиксирующие происходящее возле стола с трёх точек. Между колонн смонтирован стеллаж, с полками. На полках всевозможная мелочёвка, предназначенная, видимо, для антуража. Единственное, что портит общую картину – колонна шахты кухонного лифта, упирающаяся в торец микшерского пульта, и проходящая, похоже, через все этажи.

Продолжаю рассматривать убранство и натыкаюсь взглядом на знакомые предметы.

Мой «Корг»! В «авторском» деревянном корпусе. Прошедший со мной боевое крещение на передовой, пострадавший от артналёта северян, и отремонтированный ДжуВоном. Лежит на подставке, клавишами, в свете ламп, посверкивает. Рядом, на полу, сиротливо притулился распотрошённый системный блок компьютера.

– Я забрала его, когда заезжала к твоим родным. Решила, что он тебе пригодится здесь. – говорит девушка, оценив мою немую реакцию на сделанный ею сюрприз. – Я уже распорядилась предоставить тебе полный доступ к помещениям на этой стороне дома. И к студии, в частности. Она в твоём полном распоряжении. – Маша делает приглашающий жест рукой, обводя ею помещение. – Только, чур, по субботам не занимать! У меня стрим в этот день.

Стою в дверном проёме, пытаюсь совладать с ногами, сделать шаг через порог. Они, почему то, не слушаются. Маша замечает мою неуверенность, подходит и берёт меня за руку. Тянет внутрь.

– Юна, ты чего тушуешься? Не нравится?

– Наоборот, – отмираю я, – не знаю, как тебя благодарить.

– Потом спасибо скажешь. Когда от всего этого будет толк. – девушка, кивком указывает на обстановку. – А сейчас, тут просто куча бесполезных штуковин.

– А зачем тебе столько оборудования?

– Пару лет назад я создала эту студию для своей знакомой. Она здесь записывалась. – глаза Маши, при этих словах, темнеют, и девушка вздыхает. – Моя знакомая давно исчезла с горизонта, оборудование пылится. А с недавних пор, я приспособила студию под стримы.

«Мне кажется, или она чего–то недоговаривает?» – включаю я внутреннего детектива – «Да если и так, какое мне дело до её бывших знакомых и их отношений. Надо сказать спасибо, что вообще сюда впустила и мой синтезатор привезла! Кстати, куда там ещё мне доступ открыли? В эту половину дома?» – вспоминаю я слова девушки – «А есть ещё и вторая половина? Абалдеть»

– В общем, – продолжает Маша, – студия теперь твоя. Пользуйся! Если будет нужен помощник, смело обращайся к Карлу. Он – дока по части всевозможных записывающих штук.

Мария направляется к выходу и тащит меня за собой.

– Идём, покажу тебе остальные комнаты на этаже, и пойдём одеваться. Иначе, с такими темпами, никуда сегодня не успеем!

«Чтобы успеть, нужно не комнаты показывать, а выдвигаться» – комментирую я про себя слова девушки. – «Л – логика».

Но, внешне, не сопротивляюсь. «В чужом монастыре, как говорится…»

Выходим в коридор и поворачиваем направо. Подходим к двери, которая, так же легко открывается, когда Маша поворачивает ручку. Танцевальный зал. Комната, не такая большая, как предыдущее помещение, но тесной не выглядит. Зеркала в пол, станок. Вдоль внутренней стены – низенькая скамейка для посиделок. Возле левой стены, стопкой, навалены маты.

«Прикольно. А в оставшейся комнате, наверное, качалка?» – строю я догадку, исходя из имеющейся тенденции профильной направленности помещений. Почти не ошибаюсь. Маша, молча, закрывает дверь и ведёт меня в последнюю комнату.

«Скорее, зал для «кардио»» – оценивающе оглядывая помещение, делаю я заключение. В основном, тренажёры, предназначенные для кардиотренировок: пара беговых дорожек, вело и эллиптические тренажёры, и прочие железки, подобного толку. Силовых тренажёров самый минимум.

Ни в одном из трёх, посещённых нами помещений я не увидел окон. Догадка о том, почему внешняя стена – глухая, приходит внезапно.

«Всё просто! За стеной – бассейн. Тонны солёной воды!»

От осознания сего факта становится неуютно, и я озвучиваю свои тревоги Марии. Та, выслушав меня, смеётся.

– Там не бассейн, а механизмы подъёма фальшпола бассейна и насосы. Резервуар, в который перекачивается вода из бассейна, находится над головой. – девушка указывает пальцем на потолок. – Обратил внимание на колонны в студии? Это – не декорация, а дополнительные опоры. Из–за того, что, центральное помещение самое большое на этаже, потребовалось укреплять потолок. Но, не волнуйся. Запас прочности конструкции такой, что выдержит десятикратную нагрузку. – успокаивает меня Маша.

«Ну да, осознание сего факта, о прочности конструкции, никак не повлияет на мои, проводимые в студии, изыскания. Может, синтезатор к себе в комнату перенести?» – продолжаю я тревожиться на пустом месте – «Ладно, Маша, как–то работает там, и ничего, не боится потопа. А что, в бассейне ещё и пол поднимается? Круто!»

Мария заканчивает хвастаться крутизной своего дома, и мы поднимаемся на родной, квартирный этаж. Расходимся по комнатам.

– Встречаемся через полчаса у лифта. – назначает мне «свидание» девушка и скрывается за своей дверью.

«С такими темпами мы уже опоздали!» – вздыхаю я.

Едем по городу в роскошном, длиннющем «Ролс–Ройсе». Модель, чем–то похожа на выпускавшуюся в нашем мире с 1997 по 1999 «Silver Spur Division», только, более современного дизайна. За счёт смещения заднего ряда сидений назад, в ущерб багажнику, инженерам удалось разместить ещё один – обратный – ряд сидений.

Лимузин поджидает нас с Машей в гараже, в который мы спускаемся на лифте.

Ждать девушку не пришлось. Маша выходит из своей комнаты, практически одновременно со мной, держа у уха трубку сотового телефона и с кем–то разговаривая:

– Саша, они не смогут настолько быстро найти нового поставщика. Ты же понимаешь, не те объёмы [……]

– Нет. Мы не намерены отказываться от сотрудничества. Во всяком случае, до того момента, пока нам не укажут на дверь [……]

– А тебе об этом кто–нибудь сообщал? [……]

– Ну, вот и сидим на попе ровно. Всё, извини. Мне надо идти [……]

– И тебе пока! Целую!

Смотрю на девушку, которая в этот момент, с задумчивым видом, убирает телефон в сумочку. На ней, уже традиционное, короткое, белое платье, а на ногах лодочки, на невысоком каблуке. Распущенные волосы огненно–рыжим ореолом окутывают её грациозную фигурку.

«Красота – страшная сила» – думаю я, засмотревшись на Машу. – «А моя, как–то не спешит проявляться. Что там ГуаньИнь обещала?» – напрягаю я память – «Буду красив, молод, здоров и буду всем нравиться? Хм… Пока, получается только всех бесить. Бесполезный для меня скилл» – делаю я умозаключение. – «Надо было деньгами брать, они точно всем нравятся»

Я же, не изменяю себе, и надеваю джинсовый костюм, который приходится практически в пору. Штаны, футболка, куртка. На ноги кеды, на голову бейсболка, которая обнаруживается в тех скудных запасах одежды, которые мне выделила скупая хозяйка дома.

«Ещё бы подстричься» – размышляю я, пытаясь совладать с отросшими, почти до плеч, волосами. – «И в блонд опять покраситься! ЮнМи этот цвет очень идёт»

– Ну что, ты готов? – обращается ко мне Маша, убрав телефон, и разглядывая мой прикид.

– Ага. – отвечаю ей. – Всегда готов.

Ждать лифт не приходится, тот уже на этаже. Входим, Маша, как всегда, голосом, отдаёт Карлу распоряжение спустить нас в гараж.

В гараже, вопреки моим ожиданиям, оказывается очень светло и пёстро. Все стены в граффити, изображающих городские пейзажи. Очень стильно смотрится. Рядком стоят припаркованные машины. Насчитываю восемь штук. Большие и маленькие. Они все накрыты брезентовыми чехлами и разглядеть их марки не представляется возможным.

«А жаль» – печалюсь я – «Если, всё это принадлежит Маше, можно было бы узнать о ней чуточку больше. Например, о её пристрастиях»

Играть в угадалки, к сожалению, времени нет. Мы подходим к ожидающей нас машине, и вышколенный водитель открывает перед, идущей впереди Марией, левую пассажирскую дверь. Забираемся в салон. Маша садится лицом, по ходу движения, а я, легкомысленно, сажусь напротив неё. Разглядываю интерьер.

В таких машинах бывать мне ещё не приходилось. У ДжуВона, конечно, породистый Феррари, но если подходить с позиции статусности – Ролс–Ройс выглядит куда круче. А здесь – целый лимузин. Наверняка, штучная партия ручной сборки. Светлый, кожаный салон, вставки из лакированного дерева, хромированные ручки, люк над головой. – «Шоб я так жил!» Между пассажирским салоном и водителем – выдвижная перегородка. Нажал кнопку и ты в собственной капсуле, вне мира с его суетой. Идеальная шумоизоляция только способствует погружению.

Мария сдвигается по сиденью вперёд и откидывает небольшой подлокотник–столик, по центру моего ряда сидений. За подлокотником скрывается дверца, которую девушка, также, тянет вниз, открывая. Заглядываю внутрь – бар! Миниатюрный, на пару бутылок вина и четыре бокала.

Маша достаёт из его недр початую бутылку белого вина, какой–то неизвестной мне марки. Открывает и наливает светлую, прозрачную жидкость в извлечённый, следом за бутылкой, бокал. Ставит полный бокал на подстаканник, в подлокотнике своего кресла, а закупоренный сосуд отправляет обратно, на его место.

Смотрю, как «повелительница Эфира», с задумчивым видом потягивает вино, периодически перекатывая в пальцах ножку бокала. Глотаю слюну.

«Вот жеж, зараза! Знает, что мне сейчас нельзя, перед обследованием, и издевается!»

Поворачиваю голову, и чтобы отвлечься, смотрю в окно. На одном из домов, красного кирпича, замечаю табличку, белым по зелёному «Madison av».

«Это мы «Гарлем» проезжаем, что ли?» – неожиданно вспоминаю я некоторые подробности топонимики Нью–Йорка. – «Куда–то на север едем?» Не угадываю. После моста через реку «Гарлем», водитель поворачивает направо и выруливает на «I–87».

Краем глаза замечаю какое–то движение на пассажирском сиденье, на котором устроилась Маша. Поворачиваю голову, и наблюдаю, как девушка, скинув свои туфли забирается на кресло с ногами, подогнув их в коленях. И, вроде ничего в этом нет особенного, если бы не пара обстоятельств. Во–первых, на ней слишком короткое, для подобных манёвров, платье. Хоть, она, на этот раз и удосужилась надеть нижнее бельё, и вроде бы, все в рамках разумного, но…, во–вторых, разглядывать её с открывающегося мне ракурса, сидя напротив, кажется слишком откровенным занятием.

Девушка замечает мои тщетные попытки не «сломать» глаза, когда я, изо всех сил, пытаюсь не смотреть в её сторону, и произносит:

– Серёж, если хочешь смотреть – смотри. Не хочешь – пересядь. – Маша, кивком указывает на пустующее кресло рядом собой. – Я, из–за твоей скромности, свои привычки менять не буду.

Не выдерживаю и пересаживаюсь. Чтобы как–то отыграться перед явно злорадствующей девушкой, кидаю в ответ:

– Это не моя скромность. Это – твоя бесстыжесть, рыжая!

Девушка смеётся.

– Серёж, уже давно, никто, в здравом уме, никогда не садится напротив меня. Конечно, бывают исключения, когда в машине много пассажиров. Но тогда и правила игры совершенно другие.

– Для тебя всё это лишь игра? – начиная злиться, спрашиваю я.

– Называй как хочешь. – отвечает мне девушка. – Я озвучила лишь то, что происходит в моём окружении. Если, ты воспринимаешь происходящее как–то иначе – это твой выбор. Но не забывай. В этом мире ты в женском теле, и сломать систему у тебя не получится. Чисто физиологически. Прими как данность.

– Ты называешь меня моим настоящим именем. Ты этим не ломаешь систему?

– Я знаю, кто ты. И, при этом, хочешь, чтобы я называла тебя как–то иначе? – девушка делает глоток вина из позабытого бокала и продолжает. – Я могу. И обращаться к тебе могу – как все – в женском роде. Только, ты потеряешь свою индивидуальность. Понимаешь, о чём я?

Молчу. Потому что понимаю. И слова из, вспомненной накануне, песни эхом отзываются в моём сознании: «Мне б побыть настоящим, было бы счастье, лишь на мгновение».

«Это про меня. Вся песня – про меня. И «новый, крутой маршрут» – тоже присутствует»

Когда–то, на моей Земле, мы с группой играли песни этих парней из «После 11». Но, люди чаще заказывали «Ладони», которая, и мне нравилась больше «Крыльев».

«Только, это похоже на одолжение. Всё происходящее похоже на одно, большое одолжение от, истинной «снежной королевы», холодной и бессердечной» – возвращаясь из блужданий по воспоминаниям, прихожу я к невесёлому выводу, всё так же, не спеша отвечать девушке. Затем, решаюсь:

– Выходит, тебе плевать на чувства других людей?

Маша, в этот момент глядит куда–то, через окно, и, похоже, считает этот разговор оконченным. После небольшой паузы она поворачивается ко мне и отвечает:

– Мы это уже прошли, Серёж.

Ты не знаешь меня, чтобы обвинять в чём–то подобном. Ты не знаешь, что я чувствую на самом деле, и делаешь выводы исходя из своих умозаключений, продиктованных эмоциями. – девушка на миг задумывается, затем продолжает. – Ты, наверное, решил, что я делаю тебе одолжение? Знаешь, пусть! Пусть это будет одолжением. Так, даже, проще. Хочешь – принимай его, а не хочешь – не принимай. Во всяком случае, эмоции нам больше не помешают.

– А мотив? – спрашиваю я безжизненным голосом.

– А мотив сам придумаешь. – отвечает мне девушка. – У тебя это очень хорошо получается – придумывать.

Маша допивает вино, ставит пустой бокал на подстаканник и отворачивается к окну.

Смотрю в своё.

В этот момент мы проезжаем по длинному мосту, названия которого я не знаю. Помню только, что перекинулся он через «Ист–ривер»

«Все–таки, она – стерва!» – подавив порыв немедленно убраться из этой машины куда подальше, думаю я о сидящей рядом девушке. – «Каких ещё поискать. А прикидывалась невинной овечкой. Вся, такая, в белом… Все они одинаковы»

Мимо «проплывает» знак «26 Ave», закреплённый на поперечине, над дорогой. Смотрю на него, и вдруг, что–то привлекает моё внимание. Перевожу взгляд и… Справа, в своё окно, вижу резко надвинувшуюся тень, а затем, происходит сильный удар, который откидывает нашу машину влево. Не успеваю опомниться, как нас настигает следующий удар, в левый бок, ближе к водителю, на этот раз гораздо сильнее предыдущего. Лечу через весь салон, и распластываюсь в ногах у Марии. Будто в замедленной съёмке наблюдаю как Машу, сначала, швыряет на противоположное кресло а, затем, буквально выкидывает из салона в деформировавшуюся и распахнувшуюся от удара дверь. Вижу, как на меня надвигается сминаемая крыша, и какие–то железяки, бывшие когда–то кузовом, проходят тело насквозь. Затем, последний удар, куда–то в заднюю часть автомобиля, рвёт на части моё сознание.

Прихожу в себя от жара. Это, весело разгорается то, что осталось от нашей машины. Со мной и водителем внутри. Не знаю, в каком он состоянии, мне со своего положения не видно. Слышно лишь его хриплое дыхание. Пытаюсь пошевелить конечностями, но из затеи ничего не выходит. Я плотно зажат в смятом кузове. Боли нет, а вот, что–то липкое, похоже, вытекающее из меня, прекрасно ощущаю ладонью.

«Вот и конец тебе, Юркин» – приходит запоздалая мысль. – «Как нелепо. Извини, ГуаньИнь»

Потом, огонь подбирается слишком близко.

Сквозь адскую боль, поджаривающегося на медленном пламене человека, сквозь собственные, нечеловеческие крики, сквозь помутнённый рассудок, когда мозг, отказываясь принимать смерть, корёжит собственное тело, в попытке вырваться из западни, спастись, до моих ушей доходит посторонний звук.

Маша.

Угасающим сознанием вижу, как девушка, голыми руками, не обращая внимания на творящийся вокруг ад, разрывает металлические конструкции, бывшие когда–то автомобилем. Как под её пальцами, словно бумага, сминается железо. Как её, ореолом окутывает яркое сияние, через которое не проходит пламя.

Она, словно из раковины, выковыривает ЮнМи из искореженного автомобиля. Осторожно, но быстро высвобождает из обломков и поднимает на руки. Последнее, что вижу, прежде чем сознание милостиво покидает меня, это её изумрудные глаза, полные боли и слёз. Её шёпота: «Не уходи, прошу!», уже не слышу.

Открываю глаза. Передо мной заплаканное лицо Маши. Улыбаюсь ей, в свои неполные тридцать два зуба и снова теряю сознание.

Окончательно прихожу в себя уже в своей комнате, в доме у Марии. За окном светло, но что–то мне подсказывает, день – тот же. Лежу, потолок разглядываю. Как я сюда попал – не знаю. Тем, более, с такими повреждениями. Пытаюсь вспомнить, что произошло, и мой мозг, с готовностью подкидывает сочные картинки. Только, я никак на них не реагирую. Ни пережитого ужаса, ни боли не чувствую. Лишь, какая–то отрешённость.

«Маша вытащила меня из горящего автомобиля – это точно. А дальше? Дальше, по всей видимости, тут же, применила на мне свои лекарские способности, раз я ещё жив и не в больнице. А она – молодец. Не побоялась лезть в пекло. Пекло...» – проговариваю я про себя, и внезапно, вспоминаю ещё об одном моменте. – «Водитель! Вытащила ли девушка водителя? Ему же не меньше досталось. Если он погиб, виноватым всё равно буду я, так как, моя тушка являлась приоритетной, для спасения. Надо спросить у Маши!»

Правой рукой пытаюсь откинуть одеяло, чтобы подняться но, что что–то мешает. Поворачиваю голову и вижу трубку капельницы, которая, от иглы в моём предплечье, поднимается к стоящему, возле изголовья кровати, медицинскому штативу на колёсиках. На штативе закреплён прозрачный пакет с лекарством.

«Какая–нибудь глюкоза» – приходит на ум дилетантская мысль. – «Я же, наверное, много крови потерял, пока валялся в машине. Отсюда и последний обморок»

Осторожно откидываю одеяло левой рукой, выбираюсь из объятий чересчур мягкого матраса, – «Надо будет попросить матрас пожёстче» – и осматриваю себя.

На ЮнМи, как ни странно, надета больничная рубашка, с завязками на спине. На видимых участках тела никаких повреждений не нахожу. Ощупывание всех, скрытых от взора, «поверхностей» тоже не даёт результата. Никаких лишних отверстий в теле, повязок или шрамов не обнаруживается.

Прислушиваюсь к ощущениям. С этим тоже, всё в полном порядке. Ни головокружения, ни слабости или тошноты. Прекрасно себя чувствую! Разве что, начинающее беспокоить, чувство голода.

Тапочек не нахожу, поэтому, прихватив с собой штангу с капельницей, босиком шлёпаю через террасу к соседке в гости. Иду с повинной.

Соседка на месте. Закутавшись в халат, сидит на террасе, в шезлонге. Перед ней, на столе, несколько бутылок вина, той же марки, что она пила в машине. Одна из бутылок почти пустая. В её руке бокал с янтарной жидкостью. На полу, возле её ног, вся в бурых пятнах, валяется какая–то тряпка.

«Платье» – догадываюсь я. – «И снова, в моей крови. Слишком её много, последнее время»

Подхожу, устраиваюсь в соседнем шезлонге.

Молчим, каждый о своём. Разглядываем кроны деревьев в парке. Первым нарушаю тишину.

– Кто–нибудь пострадал? – спрашиваю у девушки.

Вопрос нелепый. Конечно, пострадавшие были, включая меня. Но я надеюсь на то, что Маша смогла вытащить всех. Зря надеюсь.

– Мой водитель. – как–то слишком сухо отвечает мне девушка. – Я не успела его спасти.

Нью–Йорк. Дом Марии. Вторая половина дня понедельника.

Не говоря ни слова, беру початую бутылку за горлышко и, за отсутствием второго бокала, опрокидываю остатки её содержимого в своё нутро. По горлу прокатывается огненная река, и бомбой, разрывается в пустом желудке.

«Ничего так, нормальное вино» – думаю я, попутно соображая насчёт закуски.

– Ты только что, из горла, допил бутылку, стоимость содержимого, которой – двадцать две штуки. – сообщает мне новость Маша. – долларов.

Смотрю на невозмутимую девушку, потом на бутылку что всё ещё держу в руке, потом, снова на девушку. Пожимаю плечами. Ставлю пустую посуду на пол, и тяну руку к следующей бутылке. На столе их ещё три штуки, и посчитать общую стоимость выпивки – задачка для младших классов.

«Гуляем на сотку» – округляю я сумму в большую сторону, вспомнив о канувшей в вечности, пятой, початой бутылке.

– Карл! – кричу я во всё горло. – Организуй нам ужин на двоих, с доставкой.

Маша морщится от, резанувшего уши, крика, но промалчивает. Я же, добавляю в пустоту:

– И закусь, к белому вину!

На столе, сиротливо лежит штопор, которым я, с должным трепетом, открываю новую бутылку. Не хотелось бы грохнуть двадцать две тысячи об пол.

– У тебя ещё бокалы найдутся? – спрашиваю я девушку.

– Сейчас принесу. – отвечает она. Встаёт, при этом, подхватывая своё изгаженное платье, и уходит в комнату. Через пару минут возвращается. В одной руке у неё бокал для меня, а во второй, завёрнутая в золотистую фольгу, с тиснением, – длиннющая шоколадина.

Разливаю по бокалам вино, потрошу шоколадку. Это оказывается оригинальный, бельгийский шоколад, судя по соответствующей надписи на нижней стороне упаковки.

«Тоже, наверное, несколько тысяч стоит» – строю я догадки. – «Маша дерьма не держит. Хотя…, есть тут один. Возле неё сидит. Угрохал человека» – Делаю большой глоток, заедаю шоколадом. – «…Вкусно»

– Что там произошло? – спрашиваю я девушку. Алкоголь начинает действовать и притупляет чувство дискомфорта. Развязывает язык.

– Нас не пропустила выезжающая на трассу машина. Водитель отвлёкся, не посмотрел в зеркало при манёвре. Второй удар, слева – это мы попали под колёса попутного грузовика, когда машину бросило на соседнюю полосу. Он, просто переехал нас. Ну и сзади прилетело. – Маша в два больших глотка осушает бокал. Наливаю ей, доливаю себе. Не перебиваю.

– Меня выбросило из машины, – продолжает девушка, – под колёса этого же грузовика. – Её передёргивает при этих словах, а я, представив как Машу переезжает фура, еле сдерживаю желудочный спазм. – Хорошо, что жива осталась. Успела восстановиться. Почти, успела. – заканчивает она и невидящим взглядом смотрит куда–то, перед собой. Не перебиваю. Ей сейчас нужно выговориться. Впрочем, как и мне.

– Когда я увидела, что осталось от нашей машины, подумала что всё, спасать некого. Но, услышала тебя. – девушка смотрит на меня, потом, с каким–то надрывом в голосе, продолжает. – Нет, не подумай, я бы всё равно полезла внутрь, просто, в тот момент…, просто…

Её бокал, внезапно, падает на пол, разбиваясь, и разлетается по полу тысячей брызг и осколков. Как и моё сердце, при виде, плачущей навзрыд, девушки.

Отставляю свой недопитый бокал, поднимаюсь на ноги, и, катя за собой дурацкую штангу, обхожу наш столик. Вокруг Маши, словно неприступные, ледяные торосы, на страже покоя снежной королевы, поблёскивают осколки стекла – «Не пройдёшь!»

«Не ту вы взялись охранять. Обломитесь!» – со злостью думаю я, делая шаг вперёд.

Не обращая внимания на резкую, режущую боль в ступнях, подхожу к девушке, беру за руку, тяну к себе. Она не сопротивляется, встаёт. Мой черёд утешать.

Прижимаю рыдающую девушку к себе, глажу по голове. По её невероятным, густым волосам.

«Нет, она не стерва. И не бесчувственная. Она, просто, совсем одинокая, в этом холодном мире. Как и я. И «продуть» может так, что перестанешь чувствовать не только окружающих, но и себя»

Стоим, обнимаемся. Маша, похоже, выплакав все свои слёзы, судя по промокшему плечу моего халата, успокаивается. Она отстраняется от меня и тут же ойкает, замечая что–то на полу.

– Серёж, у тебя кровь идёт. Ты на осколках стоишь!

«Как будто я не знаю» – мысленно отвечаю ей, а сам, делаю шаг назад, желая поскорее выбраться из этой пыточной. Необдуманный шаг.

Поскальзываюсь на собственной крови и теряю равновесие, опрокидываясь на спину. Мои руки, непроизвольно, в попытке удержаться, хватают ближайшее, что попадается на их пути. Этим ближайшим, оказывается надетый на Машу халат. К сожалению, этого явно недостаточно, чтобы избежать падения, и я увлекаю девушку за собой.

Валюсь первым. К счастью, успеваю опустить голову, и страдает только мой копчик. Сверху, на меня заваливается девушка, а на неё, словно в замедленной съёмке, опрокидывается штатив капельницы, с которым мы, на этот вечер, неразлучно связаны.

– Ай! – восклицает Маша, когда ей в затылок, незаслуженно «прилетает» металлическим предметом.

«Подобное, когда–то уже происходило» – проносится в голове нелепая, для данного случая, мысль. – «Дежавю какое–то»

Внезапно, меня накрывает приступ смеха. Выворачиваюсь из под, неспешащей слезать с мягкой ЮнМи, девушки, обхватываю, поджатые к животу, колени руками и захожусь в диком хохоте.

Сидим на террасе. Стеклянные осколки уже убраны с пола, для чего Мария воспользовалась своей тапочкой, тщательно сметя их в угол, а перед девушкой, на столе стоит новый бокал. На этот раз, располагаюсь напротив Маши, а свои ноги кладу на её колени.

Маша меня врачует. Поливая ступни вином, прямо из бутылки, она осторожно извлекает впившиеся в плоть кусочки стекла. Тихо ойкаю на каждое её прикосновение, и непроизвольно дрыгаю ногой.

Наконец, девушка заканчивает болезненную процедуру, и приступает, непосредственно, к лечению. Чувствую щекотку в заживляемых ступнях, но сдерживаю позыв вырваться из Машиных рук. Терплю.

Через пять минут девушка открывает глаза и, вылив на ступни остатки вина, из бутылки, внимательно осматривает мои конечности.

– Всё в порядке. – констатирует Маша. – Жить будешь.

– А что, были сомнения? – напустив в голос скепсиса, любопытствую я.

– Неа, – беззаботно отвечает девушка, – но твои пятки, теперь, на вес золота.

– Не продам! – «грозным» голосом заявляю я, и убираю ноги с её колен. – Подожду, когда в цене поднимутся.

Смеёмся.

О произошедшем мы больше не говорим. Слёзы девушки и мой истерический, вызванный откатом, смех, сказали за нас двоих. Больше, чем тысяча произнесённых слов. Сидим, наслаждаемся вечером, вином и компанией друг друга.

Нам привозят еду, и я впервые вижу в этом доме кого–то, из обслуживающего персонала. Кроме охранника, разумеется. У того другие функции.

Наверно, ужин на двоих не поместился в кухонный лифт, поэтому, его подают на сервировочной тележке, которую, на террасу закатывает, одетая в униформу, женщина средних лет. С невозмутимым видом, не обращая внимания на кроваво–винную лужу у нас под ногами, женщина переставляет основные блюда на наш стол. Остальное, оставляет на тележке.

– Госпожа Лёр, мне пригласить уборщицу? – задаёт она дежурную фразу. Видимо, устроенный Машей потоп, её, всё же, напрягает.

– Благодарю, Роза, – отвечает ей девушка. Мы справимся сами.

Женщина желает нам приятного аппетита и бесшумно уходит. Маша встаёт и следует за ней, в свою комнату.

«Переодеваться и мыть руки» – догадываюсь я, когда обращаю внимание на пятна крови на её халате и руках. – «Снова, моей. Блин»

Девушка возвращается минут через десять, одетая, на этот раз, в просторную, длинную, чёрную футболку. В её руке – тряпка, ещё сегодня утром, бывшая белым платьем. Она кидает эту тряпку в лужу, встаёт на колени и вытирает ею пол. Потом, поднимается, ногой отшвыривает тряпку в угол террасы, вдогонку к осколкам, и садится на своё место. Пододвигаемся к столу и молча приступаем к трапезе.

Ужин не отличается изысками, как мне представлялось. Никакой ресторанной подачи блюд, никаких кулинарных шедевров. Всё, скорее, по–домашнему. По богатому домашнему.

Маша берёт себе пасту с какими–то морепродуктами, я же, налегаю на свиную поджарку в сливочном соусе с овощным гарниром. Запиваем всё это великолепие предпоследней бутылкой вина, к которому подали фрукты, большую, сырную тарелку и мидии! С сомнением поглядываю на закусь, ибо затолкать в себя столько еды, и оставить место для чего–то ещё не представляется возможным.

– Чем думаешь заниматься, когда покончим с этой котовасией? – спрашивает меня девушка, когда я, набив желудок, отодвигаюсь от стола и с бокалом в руке удобно устраиваюсь в шезлонге. Маша, в отличие от меня, чревоугодием не страдает, поэтому, немного поклевав свою порцию, выбывает первой. Сейчас, она, закончив отпивать из своего бокала, с любопытством на меня поглядывает в ожидании ответа.

Задумываюсь.

Всё то, о чём я размышлял, остаётся в силе. Мне нужно ставить голос, восстанавливать утраченные, за время, проведённое в заключении, навыки игры на синтезаторе и подвижность телу. Нужны деньги. Банально, на одежду и какие–нибудь развлечения. По жилью и еде всё ещё рассчитываю на щедрость хозяйки. Дальше, если я планирую исполнять Майкла Джексона – это ещё и «вижуал». Нужно будет снимать клип, ну и концерт организовать недёшево. Потом, мне нужна ЁнЭ. Можно было бы найти нового менеджера здесь, в том числе из–за банального английского, на котором, тут разговаривают поголовно. Но, уж больно я к ней привык. Родных как–нибудь вывезти надо. Что там ещё? Суды? Нужно заняться своими исками, в отношении агентства. Нельзя игнорировать факт воровства, да и все права на использование моих композиций отозвать не помешает. «Миллион дел!» – как однажды выразилась Маша. – «Или, дел на миллион? Пф–ф!»

– Когда покончим с этой «котовасией», – говорю я девушке, обводя рукой стол с едой, – планирую завалиться спать. А завтра, продолжить с того места, на котором мы остановились сегодня. – делаю паузу, и продолжаю. – Больница и миграционка. Всё остальное – это далёкое, предалёкое будущее которое, невероятно туманно и малопредсказуемо.

– Хорошо, – с серьёзным выражением на лице, говорит мне Маша, – я поняла. Когда мы закончим с текучкой, спрошу тебя ещё раз. Но, мне от тебя будет нужна конкретика, иначе, я сама решу, что нам делать дальше.

– Да деньги мне нужны, Машуль, деньги! – выдыхая, произношу я. Это краеугольный камень любого моего начинания, в этой стране. Без них мне никуда не сунуться. Даже, одежду себе не купить.

«Машуль» хмурится, и очень спокойным, но не очень тёплым голосом произносит:

– Серёж, прости, что не предупредила сразу. Исправляю. Прошу, никогда не обращайся ко мне никакими игривыми именами, вроде «Машуль и Машка». Только, Мария или Маша. Ещё, пойдёт Рия или Риша. И никак иначе. Никогда, - ледяным шёпотом заканчивает девушка, для усиления эффекта, повторно подчёркивая всю серьёзность сказанного ею.

Смотрю в её изумрудные глаза, и понимаю, что она не шутит. От слова «совсем». У всех есть тараканы в голове, в том числе, и у меня их хватает. Кому–то не нравится пить кофе из мелкой посуды, кого–то раздражает, когда громко перемешивают ложечкой сахар в чашке. Кого–то – коверканье собственного имени… Игнорировать сей факт, продолжая играть на нервах девушки, будет очень глупо с моей стороны. Глупо и опрометчиво.

«Я не ДжуВон, которому доставляет удовольствие называть ЮнМи этим бесячим «зверёныш», а Маша – не Юркин – терпеть не будет, подобного к себе отношения. Выгонит из дома, и до свидания не скажет.

А у неё породистые тараканы, однако. На такую мелочь сагриться» – представляю себе подобное, как – тараканы во фраках и не сдерживаю улыбки. – «Блин! Прибьёт ведь сейчас! Давай, Юркин, соображай!»

Внезапно, в голове всплываю строчки, какой–то неизвестной мне песни – «может, сам сочинил?», как раз по теме: «У меня в черепной коробке: тараканы, жуки и пробки. Как–то пробка выпала вниз. По одежде жуки разбрелись»

– Маша! – восклицаю я, ставя свой бокал на стол, – как скажешь! Только, умоляю, дай, на чём записать. Я вспомнил отличную песню!

Девушка, при виде моей ухмылки порывающаяся высказать по существу, останавливается на вздохе, но быстро разобравшись в ситуации, произносит:

– Карл, сделай, пожалуйста, запись песни ЮнМи. Текст и ноты.

«Маша, твою–ж–жеж! Нашла способ… Ну, ладно!»

Надиктовываю компьютеру строчки из песни. Маша, сперва недоуменно смотрит на меня, затем, выражение её лица меняется, и она заливается звонким хохотом. Буквально так, как недавно смеялся я, валяясь на полу. У меня же горят уши от стыда. Ну да, про тараканов, это я неудачно вспомнил. Под непрекращающийся смех девушки, заканчиваю с текстом и перехожу к нотам.

«Удобно, конечно на раз–два тексты записывать» – размышляю я, в процессе надиктовки. – «Ещё бы, какую–нибудь виртуальную клавиатуру, для сохранения приватности, и никаких телефонов не нужно. Кстати, где там мой телефон?» – Собираюсь спросить об этом у Маши, но она, успокоившись, начинает первая, продолжая прерванный разговор:

– На мою помощь, насколько я понимаю, ты не рассчитываешь? – к тараканам девушка больше не возвращается, а я вздыхаю с облегчением.

– Маша, это некрасиво, на чужой шее сидеть, я к этому не приучен – это, во–первых. Ты – всего добилась сама и сейчас живёшь в своё удовольствие, а мне, ещё только предстоит пройти этот путь. Если получу всё и сразу, что тогда дальше делать? Я же, всё быстро потеряю, как уже случилось недавно – это, во–вторых. Ну, и в–третьих, мы не настолько близки, чтобы я спокойно принимал от тебя финансовую помощь. Я очень сильно тебе благодарен за то, что ты оплатила мои долги, и намереваюсь вернуть тебе все, потраченные на меня, деньги. Как только встану на ноги. – Я перевожу дух, и смотрю на девушку, которая слушает с задумчивым выражением на милом личике. На какое–то мгновение засматриваюсь ею. Маша поднимает на меня свои изумрудные глаза, встречаемся взглядами…

Чувствую, как меня прошибает разряд, подобный электрическому. Поспешно хватаю свой бокал со стола и допиваю остатки вина. Цепляю с тарелки первый, попавшийся под руку кусочек сыра, кидаю его в рот. Потом, берусь открывать последнюю, непочатую бутылку. – «Сопьёшься тут с вами»

Мария, допив свой бокал, терпеливо ждёт, пока я закончу со своими манипуляциями и разолью нам новую порцию вина.

– Серёжа, поправь меня, если я, где–то, ошибусь. – просит меня девушка, и, после моего кивка, продолжает. – Ты утверждаешь, что нахлебником быть не желаешь, так?

– Так.

– Ты утверждаешь, что все потраченные на тебя деньги ты мне отдашь, так?

– Так.

– Хорошо. Сумма, которую я могу тебе одолжить, насколько может быть велика?

Задумываюсь, пытаясь представить, сколько я смогу заработать, скажем, за год? При удачном раскладе, если всё организовывать самому, на концертах можно поднять миллионов десять. Потом, авторские. Но, это копейки, по сравнению с гастролями. Потом, различные контракты с модными домами, всевозможными брендами. Реклама, одним словом. Всё равно, выходит не густо. Сто пятьдесят–двести лямов за десять лет – такое себе удовольствие. Маше, я уже должен, примерно, треть от этой суммы. И сколько ещё потребуется денег в будущем, неведомо никому. Хорошо, я могу, например, сэкономить на аренде студии, записываясь у Марии. Отдала же она её в моё пользование. А дальше? Нужен будет, какой–никакой персонал, и, возможно, придётся собирать группу, а может и не одну. Репертуар то я разный пишу. Как для девочек, так и для мальчиков. Это дополнительный доход, который нельзя упускать. Придётся создавать своё агентство, или, правильнее будет, – Лейбл. А Лейбл – это ещё больше персонала, офис, бухгалтерия и так далее, по нарастающей.

Может, заняться продюсированием? Пристать к какой–нибудь студии звукозаписи, покрупнее, да раздавать хиты направо и налево, следя, чтобы из конфетки не слепили известно что. Нет, пожалуй, на этом я ещё меньше денег заработаю, да окончательно угрохаю свою нервную систему.

А у Маши, один только этот дом, наверное, стоит столько, сколько я за полжизни не накоплю.

«И зачем я в музыку полез? Нормальные деньги – это совершенно другая область»

Отпиваю вина из бокала. – «Шикарный сорт. Понятно, почему Маше нравится» – наконец, по достоинству оцениваю я напиток. – «Разбогатею, куплю себе такого же. На всю зарплату!»

Перевожу взгляд на девушку. Та, всё ещё ждёт моего ответа.

«Да, задачку она мне подкинула. Впрочем, зачем мне столько денег, что может быть важнее их?»

Разглядываю Марию. – «Я сошла с ума, мне нужна она» – вспоминаю я хит со своей Земли, и чувствую, как щёки заливаются «краской». Делаю ещё глоток. – «Почему я всё ещё трезвый?» – краем сознания проскакивает незваная мысль. Тянусь за сыром.

Вечер, уже вплотную подобрался к порогу, на город опускаются сумерки, и я надеюсь на то, что полумрак, скроет моё пылающее лицо.

Маше, похоже, надоедает ждать, и она продолжает «запускать в свою добычу ноготки»:

– Предположу, что цифры, которые ты сейчас прокручиваешь в голове, тебе не нравятся, так?

– Так, – киваю я девушке.

– А если, это будет не займ, но инвестиция? В твоё будущее. И моими дивидендами станет твоё благополучие.

– Не слишком ли скромные ожидания, при, возможно, неоправданных затратах? – задаю я очевидный вопрос. – Рисковые вложения – это всегда надежда на сверхприбыль.

– Я не предлагаю тебе всё и сразу, – поясняет свою мысль Маша. – Только, текущую помощь, исходя из потребностей. То есть, например, я не дам тебе десять миллиардов разом. Но, по мере возникновения потребностей в расходах, буду снабжать тебя деньгами. Любых расходах. – уточняет она. А насчёт неоправданных затрат… – позволь, решать буду я, что оправдано а что – нет. Договорились?

Молчу. Ищу подвох в её предложении.

Мария, замечая мою неуверенность, протягивает свободную руку и берет ладонь ЮнМи в свою. Слегка тянет на себя и тем, просящим голосом, которым в совершенстве владеет любая настоящая девушка, произносит:

– Юна, ну не упрямься, прошу тебя! Сделай это для меня.

«Ну как тут отказать?»

– Хорошо. Если разоряться, то вместе. – соглашаюсь я с её предложением.

Пф–ф! – фыркает девушка, - Не с той связался! Лучше, давай хорошенько встряхнём этот мир? Из нас получится отличная команда!

«Ах, вот откуда ноги растут!» – думаю я, состроив кислую мину. – «Ну, рыжая, ну, лиса!»

– Всё будет хорошо, Серёж, я узнавала! – шепчет она в наступивших сумерках.

Я, всё ещё держу её ладонь в своей, и выпускать не спешу. Маша, к моему счастью, тоже.

На город опускается ночь.

Я снова в смятой, горящей машине. Где-то, впереди слышно хриплое дыхание водителя. Пытаюсь пошевелиться, но стальной капкан, в который я попал, держит крепко. Не вырвешься. - «Маша!» - кричу я в обжигающую пустоту. «Она ведь здесь, рядом. Она вытащит!» - пульсирует дарящая надежду мысль. - Я не могу сейчас, - отвечает мне, откуда-то издалека девушка. - Я ещё не спасла водителя! «А как же я?» - кричу в ответ. «Спаси меня!» - Извини, Юна, - произносит Маша, - у меня ещё миллион дел.

Огонь подбирается слишком близко. Он обжигает кожу, льётся в желудок и лёгкие. Причиняет дикую боль. Мой невыносимый, истошный крик тонет в небытие.

Открываю глаза. Со всхлипом втягиваю в себя раскалённый воздух. Я на террасе, в шезлонге. Вижу над собой бледное, перепуганное лицо Маши.

«Похоже, я заснул, и из–за кошмара, своим криком, перепугал девушку»

– Серёж, что случилось? Ты так страшно кричал во сне. Кошмар?

Чувствую, как всё тело колотит, а по спине стекает пот.

– Да, – отвечаю я Маше, – горел в машине, а ты не пришла меня спасать.

– Господи, – шепчет девушка. – Ты в порядке?

Она прикладывает прохладную ладонь к моему лбу, которая ощущается почти как горячая.

– Да ты холоднее трупа! – ошарашивает она меня. – Тебе необходимо согреться!

Маша убирает свою ладонь, аккуратно отсоединяет от меня капельницу, к которой я всё ещё пристёгнут, подхватывает меня на руки и несёт в свою комнату. Там, девушка сажает меня на кровать и расстилает её, откидывая одеяло. Потом, снимает с меня больничную рубашку, которую я так и не удосужился переодеть, укладывает на простыню и накрывает одеялом. Не сопротивляюсь. Меня колотит так, что слышу стук собственных зубов. Вижу, как Маша скидывает с себя футболку и забирается ко мне, под одеяло. Прижимается всем телом, делясь теплом, согревая. Постепенно, судороги прекращаются. Тело согревается, а меня начинает клонить в сон.

– Нет! – вскрикиваю я, широко раскрывая глаза и пытаясь вырваться из объятий девушки. Я больше не хочу туда! – воспоминание о пережитом ужасе всё ещё живо, и страх охватывает цепкими лапами, заползая в самое нутро.

Маша, только крепче прижимает меня к себе, гладит по голове и успокаивающе шепчет:

– Не бойся, я не позволю тому сну завладеть тобой. Я не брошу тебя. Спи, я рядом.

На этот раз позволяю себе закрыть глаза.

Конец третьей заточки.

Дайто потерял остроту.

Сёто потерял остроту.