Делай же что-нибудь

Следующая проблема связана с трудностями в профессиональной сфере, что особенно актуально для женщин. Многие христианки погружаются в карьеру, не будучи уверены в том, что это им нужно, потому что в глубине души они мечтают быть замужем и заботиться о семье. Я не утверждаю, что женщина не может работать вне дома и делать это весьма успешно. На самом деле у меня есть претензии не к женщинам, а к мужчинам. Когда девушки понимают, что свадьбы не предвидится, они хотя бы отдают себя карьере. А что в это время делают парни? Скитаются по жизни, откладывают создание семьи, борются с похотью (иногда с помощью мастурбации) и не особо усердствуют над карьерным ростом. Когда я заговорил об этом в церкви, после служения ко мне подошло несколько воодушевленных сестер, чтобы высказать поддержку: «Учите этому, пастор! Нам так хочется, чтобы братья начали что-нибудь делать — ухаживать, приглашать на свидания. Мы хотим иметь семью, но им нужно проявить немного инициативы».

Между тем, пока молодая девушка свободна и получает хорошее образование, идея заняться карьерой выглядит для нее вполне привлекательно. Но когда она выходит замуж лет в двадцать восемь и думает, что на этом с учебой можно заканчивать, оказывается, что остановиться она не может, ей жаль, что все приобретенные знания и навыки будут не использованы. Кроме того, после окончания университета ей придется работать как минимум пять лет, чтобы выплатить кредит за обучение. Поймите меня правильно. Я не критикую женщин, выбирающих профессию врача, медсестры или предпринимателя. Я просто констатирую факт, что их жизнь становится сложнее из-за позднего замужества. Молодые женщины чувствуют, что не могут вступить в брак, не закончив учебу и не рассчитавшись со всеми долгами.

Даже если молодые люди решают пожениться, несмотря на долги и начало карьеры, ситуация вынуждает их повременить с рождением детей, а ведь кто-то из супругов может быть противником контрацепции. И это непростая ситуация. В жизни нам приходится принимать много трудных решений, но подозреваю, что у некоторых историй был бы более счастливый финал, если бы мы быстрее взрослели и мужчины задумывались о браке не в тридцать один год, а лет на десять раньше.

Я знаю, что слишком строг к своему поколению, особенно к мужчинам. Я тоже не всегда бываю образцом мужской отваги и решительности. И пишу это не для того, чтобы вызвать у вас уныние. Если вы наделали ошибок и продолжаете их совершать, помните, что Богу нравится помогать беспомощным. Он с радостью прощает сокрушенных сердцем и дает второй и даже третий шанс тем, кто наломал дров. Святой Дух сильнее нашей робости и мудрее нашей глупости. Но вместо того, чтобы дальше плыть по течению и жить по принципу «как Бог усмотрит», нужно стараться возрастать в вере (2 Пет. 1:5 и далее).

Что мне делать?

Я призываю всех своих коллег-пасторов прочитать эту книгу, чтобы начать учить восемнадцатилетних юношей поступать так, как будто им не восемнадцать, а двадцать восемь. Не балуйте их (и меня) заниженными ожиданиями.

Также я призываю взрослых христиан подавать хороший пример и показывать, что значит быть надежным, верным и ответственным, как быть последовательным и христоцентричным учеником Господа, как не бояться риска, принимая решения для Божьей славы, как честно признаваться остальным верующим в своих падениях, которые вы переживаете, стараясь быть хорошим примером.

Я также советую одиноким женщинам думать о долгосрочных последствиях решений, принимаемых в двадцать пять лет, если они хотят через десять лет иметь семью и детей.

Наконец, я настоятельно призываю мужчин, читающих эту книгу, молиться о мудрости (Иак. 1:5–6), найти работу и жениться. И лучше это сделать раньше, чем позже. Поверьте, так будет лучше для вашего освящения, для вашей чистоты, для вашей церкви, для какой-нибудь благочестивой девушки, которая станет вашей женой и которую вы, возможно, пока не заслуживаете, как я когда-то не заслуживал свою невесту.

10. Напоследок

У меня до сих пор живы оба деда — седовласые голландцы с ясным умом и твердой волей. Питер Деянг — мой дед по отцовской линии. Я его уже упоминал несколько раз в этой книге. Менсер Ванден Хёвель — отец моей мамы. Он родился в 1918 году в маленьком селении недалеко от Зеленда в штате Мичиган³⁰. Он был одним из девяти детей и, я думаю, именно поэтому не щадил глупцов. Когда он был молод, у них с другом был уговор: если кто-то начинал их дразнить, Ван как следует колотил обидчика, а когда тот падал на землю, друг должен был его крепко прижимать к земле. Когда я думаю о своем дедушке сейчас, первое, что мне приходит на ум, — его гордость за то, что я стал пастором церкви, и теплая улыбка, с которой он встречает своих внуков и правнуков. Но я знаю его достаточно хорошо и могу предположить, что вам вряд ли захотелось бы связываться с молодым Менсером.

Дедушка Ван закончил всего восемь классов, но он никогда не прекращал учиться и усердно работать. В двенадцать лет, как раз в начале Великой депрессии, он работал на ферме и в городской мастерской, где с ним расплачивались сырыми дровами. У деда был талант к механике и ремонту, который унаследовали мои кузены. Когда ему исполнилось то ли шестнадцать, то ли семнадцать лет, он вместе с приятелем отправился в Гранд-Рапидс в надежде получить работу на мебельной фабрике. В первый день они простояли под дверьми фабрики с утра до вечера, чтобы услышать: «Извините, ребята, но на сегодня работы нет». То же самое повторилось и на следующий день, и на следующий, и на следующий. В конце концов мастер решил, что раз они так настойчивы, то нужно их принять. В результате их обоих приняли, и на протяжении всех лет Великой депрессии они работали полный рабочий день, изготавливая церковную мебель и зарабатывая баснословные по тем временам деньги — целых сорок центов в час. По словам моего деда, они были очень богатыми.

Через несколько лет дед уже владел парочкой станций техобслуживания в городе. На тот момент ему был двадцать или двадцать один год — в его возрасте большинство современных «детей» все еще играют в компьютерные игры, тайком убегают на вечеринки и пытаются найти себя. Разговаривая с дедом о жизни, я спросил, пытался ли он понять Божью волю и ждал ли он особенной внутренней уверенности, прежде чем что-то сделать в молодости. В ответ он сказал: «Нет, я, наоборот, чувствовал, что Бог ждет, чтобы я проявил инициативу». После его слов я подумал, как кардинально отличаются взгляды двух поколений. Современная молодежь ждет, что Бог будет действовать вместо них, а прошлое поколение считало, что Бог ждет от христиан самостоятельных действий и послушания.

В молодости моего деда привлекала новаторская молодежная программа «Христианское начинание». Он чувствовал призвание к работе с молодежью и хотел присоединиться к этому движению. Но была одна проблема: дед принадлежал к Христианской реформатской церкви в Северной Америке (ХРЦ), а программу «Христианское начинание» реализовывала поместная община Реформатской церкви в Америке (РЦА). Со стороны кажется, что эти две деноминации почти идентичны, но если бы вы жили в западном Мичигане, северо-западной Айове или любом другом голландском анклаве, то знали бы, что ХРЦ и РЦА — это братья, связанные общей историей, но отдалившиеся. Они как родственники, которые никогда не жмут друг другу руки. Поэтому, когда дед сообщил пресвитерам ХРЦ о своем желании работать с движением, организованным РЦА, они высказали все, что о нем думают. Слыханное ли дело, чтобы парень из ХРЦ надумал сотрудничать с РЦА? Его обвиняли во всех смертных грехах, читали нотации и просто виртуозно доводили до белого каления.

Дед встал перед ними и заявил: «Я так понимаю, что вы для христиан-реформатов на небе отдельный угол завели?» Так он и перешел в Реформатскую церковь в Америке. Из всех жизненных историй дед чаще всего вспоминал о том, как его выгоняли из ХРЦ, — и всегда с улыбкой. Чтобы не подогревать страсти, добавлю, что спустя шестьдесят пять лет он благополучно воссоединился с Христианской реформатской церковью в Северной Америке и посещает хорошую общину прямо через дорогу от своего дома.

В 1941 году дед женился на замечательной лютеранке по имени Милдред родом из северного Мичигана, а менее года спустя его призвали в армию и дислоцировали в Форт-Кастер в Батл-Крике. Перед тем как определить, в какую часть вооруженных сил его направить, дедушку экзаменовали. Учитывая, что он не учился в старших классах, сдать экзамены было непросто, но, по словам деда, по Божьей воле он их сдал, и его направили именно туда, куда он хотел больше всего, — в военно-воздушные войска. Благодаря наличию у деда трехлетней выучки в национальной гвардии его поставили сержантом начальной подготовки. В конце концов он оказался в Южнотихоокеанском регионе, летал на тяжелых бомбардировщиках B-29S, не раз попадая под мощный обстрел японцев.

В 1945 году он вернулся в родной Мичиган к своей Милдред и устроился работать авиамехаником в Гранд-Рапидс, но у него не было гражданской лицензии. И тогда он умудрился поступить в колледж, что было сделать нелегко без полного школьного образования, закончил курсы и получил необходимую квалификацию. Через несколько лет он основал собственную кампанию авиаперевозок, которой владел и управлял более двадцати лет и неплохо на этом зарабатывал. Кроме всего прочего, он вырастил троих детей и активно участвовал в жизни церкви: учил группу старшеклассников в воскресной школе, ходил с молодежью в походы, а в более позднем возрасте даже работал с миссией в Японии.

Отдать должное тому, кто это заслужил

В какой-то момент, точно уже не скажу когда, дед получил двадцать акров земли недалеко от Батл-Крика в качестве оплаты за ремонт самолета. Затем он приобрел еще столько же, и еще, и так до тех пор, пока у него не появилось достаточно земли, чтобы заняться сельским хозяйством и разведением крупного скота. По мере расширения угодий он занялся продажей торфяного грунта, который выкапывал из заболоченной низины. Постепенно котлован превратился в водохранилище, сооруженное трудом моего деда и его верного экскаватора.

Всякий раз, когда я приезжал к нему погостить, дед следил, чтобы я не болтался без дела: я вытаскивал камни из торфа, помогал сажать деревья или стоял рядом, в немом оцепенении наблюдая, как дед расправляется с каймановской черепахой, устроившей охоту на его лебедей. (Мне казалось, что я даже участвовал в этом кровавом побоище, но, по словам очевидцев, я чаще пятился и плакал, как девчонка.)

В 1990 году бабушки не стало, и через год дед женился вновь.

Недавно я у него спросил:

— Как ты думаешь, нынешнее поколение христиан что-то потеряло по сравнению с вашим?

— Конечно, — не раздумывая ответил он.

— Например?

Дед помолчал минуту. А когда снова заговорил, то не ответил на вопрос прямо, но я понял его мысль, и это была хорошая мысль:

— Когда я начинал, у меня не было ничего. Имел ли я право надеяться, что все в моей жизни сложится так благополучно? Конечно, я много трудился, но я знаю, что все это от Бога.

Мой дед явно выделяется на фоне представителей моего поколения, финансово благополучного, ленивого, поверхностного, заигравшегося, с той лишь оговоркой, что в его поколении таких, как он, было много. У дедушки, конечно, были свои недостатки, но, как и многие представители военного поколения, он не сидел сложа руки. Дед много работал, рисковал, постоянно проявлял инициативу и, как он говорит, жил полной и насыщенной жизнью, хотя никогда целенаправленно за этим не гнался. Он молился, но не приписывал каждому своему движению излишнюю духовность. За жизнь он перепробовал несколько профессий, но никогда не воспринимал свою работу как промежуточный вариант на пути к чему-то лучшему.

Как всякий человек, выросший во времена Великой депрессии, он ожидал от жизни не много и, получая лишь немногое, не возмущался, а когда получал сверх ожидаемого, то приписывал эти достижения Богу, а не себе. Из моих разговоров с дедом я понял, что он был усердным во всем, но никогда не усердствовал в том, чтобы выяснить некую сокровенную и таинственную Божью волю-инструкцию. Нет, он нисколько не сомневался в Божьем провидении. Но он верил в то провидение, которое дает возможности, а не позволяет бездействовать. Теперь, когда его жизнь подходит к концу, провидение помогает ему видеть Божью благословляющую руку, которая направляла его на протяжении девяти десятков лет, и во всем доверять Господу до конца.

Вот так выглядит жизнь, которую мой дед прожил в Боге. Такой должна быть жизнь христианина: активной в настоящем, благодарной за прошлое и исполненной надежд о будущем.

Жизнь, прожитая не зря

Книгу Экклесиаста можно считать странной, но сегодня она актуальна как никогда. Многие из нас гонятся за ветром, ищут удовлетворения в работе, семье и успехе — в хороших, по сути, вещах, но проблема в том, что эти вещи не могут нас полностью удовлетворить. Мы стали малодушными и словно неприкаянные блуждаем по жизни. И это только половина беды. Еще хуже, что мы придали вид духовности своему малодушию и блужданиям и научились выдавать свою пассивность за благочестие. Мы не только живем суетной бессмысленной жизнью, но наша страсть к Богу зачастую ограничивается страстным желанием того, чтобы Он увенчал успехом наши поиски суеты.

Прислушаемся к заключительным словам Экклесиаста: «Бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека» (Еккл. 12:13). Если уж нам и быть чем-то обеспокоенными, так это тем, чтобы соблюдать Божьи заповеди. Если уж нам чего-то и бояться — а мы все чего-то боимся, — то давайте бояться Бога, а не будущего.

Ошибочно полагать, что Божья воля — это некое особое водительство или тайное знание. Не думайте, что Бог поместил вас в лабиринт, выключил свет и дал задание: «Ищи выход. Удачи!» С одной стороны, Божья воля — это суверенный Божий план для нашего будущего, которому мы можем доверять. С другой стороны, Божья воля — это благое слово для нашей жизни, поэтому нам стоит ей повиноваться. Но никогда не думайте о Божьей воле как о квесте, или загадке, или лабиринте и не сводите жизнь к поиску одного-единственного верного пути.

Божья воля для вашей и моей жизни в некотором смысле проще, сложнее и легче. Проще, потому что нет никаких тайн, которые нужно раскрыть. Сложнее, потому что отвергать себя, жить для других и повиноваться Богу труднее, чем сменить работу или переехать на новое место. Легче, потому

10. Напоследок

У меня до сих пор живы оба деда — седовласые голландцы с ясным умом и твердой волей. Питер Деянг — мой дед по отцовской линии. Я его уже упоминал несколько раз в этой книге. Менсер Ванден Хёвель — отец моей мамы. Он родился в 1918 году в маленьком селении недалеко от Зеленда в штате Мичиган³⁰. Он был одним из девяти детей и, я думаю, именно поэтому не щадил глупцов. Когда он был молод, у них с другом был уговор: если кто-то начинал их дразнить, Ван как следует колотил обидчика, а когда тот падал на землю, друг должен был его крепко прижимать к земле. Когда я думаю о своем дедушке сейчас, первое, что мне приходит на ум, — его гордость за то, что я стал пастором церкви, и теплая улыбка, с которой он встречает своих внуков и правнуков. Но я знаю его достаточно хорошо и могу предположить, что вам вряд ли захотелось бы связываться с молодым Менсером.

Дедушка Ван закончил всего восемь классов, но он никогда не прекращал учиться и усердно работать. В двенадцать лет, как раз в начале Великой депрессии, он работал на ферме и в городской мастерской, где с ним расплачивались сырыми дровами. У деда был талант к механике и ремонту, который унаследовали мои кузены. Когда ему исполнилось то ли шестнадцать, то ли семнадцать лет, он вместе с приятелем отправился в Гранд-Рапидс в надежде получить работу на мебельной фабрике. В первый день они простояли под дверьми фабрики с утра до вечера, чтобы услышать: «Извините, ребята, но на сегодня работы нет». То же самое повторилось и на следующий день, и на следующий, и на следующий. В конце концов мастер решил, что раз они так настойчивы, то нужно их принять. В результате их обоих приняли, и на протяжении всех лет Великой депрессии они работали полный рабочий день, изготавливая церковную мебель и зарабатывая баснословные по тем временам деньги — целых сорок центов в час. По словам моего деда, они были очень богатыми.

Через несколько лет дед уже владел парочкой станций техобслуживания в городе. На тот момент ему был двадцать или двадцать один год — в его возрасте большинство современных «детей» все еще играют в компьютерные игры, тайком убегают на вечеринки и пытаются найти себя. Разговаривая с дедом о жизни, я спросил, пытался ли он понять Божью волю и ждал ли он особенной внутренней уверенности, прежде чем что-то сделать в молодости. В ответ он сказал: «Нет, я, наоборот, чувствовал, что Бог ждет, чтобы я проявил инициативу». После его слов я подумал, как кардинально отличаются взгляды двух поколений. Современная молодежь ждет, что Бог будет действовать вместо них, а прошлое поколение считало, что Бог ждет от христиан самостоятельных действий и послушания.