Глава 17

Едва я пришла в себя, то услышала ровные сигналы аппаратуры и шелест бумаг. Приоткрыв глаза, убедилась, что нахожусь в больнице. Об этом говорили белые стены, яркий свет от люминесцентных ламп, а также специфический запах обеззараживающих средств, наподобие хлора.

Я слегка (буквально на миллиметр) повернула голову, чтоб понять откуда шел другой звук: шелест бумаг, и заметила за углом часть спины медперсонала. Скорее всего это медсестра, что делала записи и работала в ночную смену.

За окном светало. Я видела первые лучи восхода, что медленно окрашивали палату в лимонно-персиковый цвет. Красота.

Аппаратура запищала, от чего медсестра повернула ко мне голову и ахнула.

— Вы проснулись? — вскочила она и подбежала ко мне. — Как вы себя чувствуете, Вивьен?

Я пыталась ответить, но не могла: рот словно онемел. Но, видимо, я не первый такой случай, поэтому бегло просмотрев показатели, она сказала:

— Я сейчас вызову дежурного врача, скоро буду, — и выбежала из палаты, вновь оставив меня одну.

Я пыталась понять: где я? кто я? куда делся Николас? что вообще происходит? и почему я здесь вместо того, чтобы быть в руках любимого?

Вскоре вновь зашла миловидная медсестра и начала копошиться в аппаратуре, поправляя где-то что-то и сверяя с данными с моей карточки.

Когда она закончила, то спросила:

— Как вы? Мы уж думали, вы к нам не вернетесь.

Я бы, конечно, уточнила, почему они так решили, но все еще не могла говорить.

— Доктор сейчас созвониться с вашей мамой. Передаст, что вы проснулись, а потом спуститься к нам, — торопливо, но радостно говорила она. — Жаль, что не ваш лечащий врач сейчас на смене. Он придет лишь утром. Но и доктор МакЛьялл тоже очень даже хорош. Но все дают предпочтение красавчику доктору Тео, — и у медсестры прям запылали щеки. — Он лучший у нас врач. Кстати, доктор Тео и настоял на том, чтоб вас еще попридержали на аппаратах, хотя все уже рукой махнули. Кроме вашей мамы и подруги, конечно же. Зизи, вроде бы ее звали. Милая девчушка, правда при виде вас все время плакала. Но ничего, вот как обрадуется сейчас! И не оторвешь от вас потом.

Мой мозг работал так медленно, что я скорее понимала по интонации медсестры, что что-то происходит хорошее и радостное, чем вообще понимала, что она говорит.

Я пыталась понять только ли рот у меня онемел или все тело тоже. Я попыталась пошевелить пальцами, но это получилось не так как я рассчитывала: то бишь движение было столь незаметным, хотя приказ был вообще поднять руку, зато отняло это столько сил, словно я гантель подняла.

Медсестра тем временем подошла к окну, поправила жалюзи, дав солнцу полностью заглянуть в мою палату. И краем глаза уцепила еще пару кроватей, где кто-то лежал с миллионами проводов, цепляющимися за жизни этих людей.

— Это мистер Уильямс, — словно прочитав мои мысли ответил медсестра. — Он у нас недавно. Его ударило молнией, когда он работал на ферме у дяди. Совсем еще ребенок, но держится. Правда если даже придет в себя, не знаю, смирится ли он со своей внешностью. Молния жестока по природе, искалечила парня прям до неузнаваемости.

Медсестра подошла и к нему тоже, слегка поправив волосы, нежно так, словно это был ее сын. Посмотрела на показатели, покачала разочаровано головой и прошла дальше.

— А это у нас Джинни из Британии. Скоро покинет нас, — а потом слегка ударив себя по лбу, исправилась, — ну что я говорю? Не то что умрет. Нет, упаси Господь, я о том, что правительство организовало ей переезд на родину. Как нелепо попасть здесь в реанимацию, когда приезжаешь на экскурсию, — помотала головой медсестра. — Прям глупая случайность. Представляете, свалилась с 4 этажа отеля. Мы сначала подумали, что самоубийство, а потом выяснилось, что она потянулась на карниз за убежавшей собачкой.

Я бы может быть ей и ответила, что думаю по этому поводу, но, если честно, ничего об этом я и не думала. Мыслями я была в Оулленде, в имении матушки, в доме, который с такой любовью восстановила. И пусть там я не была Вивьен, кем я являлась всю жизнь до, но за короткое время привыкла быть Ален, дочерью знатного герцога, помолвленной за сыном графа из рода оборотней тьмы. И как же это иронично, что мне ни разу в голову не пришло спросить его, почему именно «тьмы»? Неужели был клан оборотней света?

— Хорошо хоть дождь закончился, а то мне скоро домой, не хотелось бы промокнуть, — все продолжала говорить медсестра. — Осень нынче не радует ясными днями. Унылая какая-то уж совсем. Хотя я думаю пока тебя выпишут уже и снег пойдет. Скорее всего доктор Тео будет настаивать на реабилитации. Надеюсь, у твоей мамы хватит страховки, чтоб ее пройти. Пока она стойко переносила твое отсутствие.

Мама. Это слово заставило сейчас отпустить тот мир и сосредоточиться на этом. Ведь там я так скучала по ней. Учитывая, как редко нам везло видеться с ней в реальности (она все еще продолжала работать с тетушкой на порту в Польше) из-за ее вахтового метода и моей учебы с подработками официантки.

Я попыталась в голове вернуть ее образ. Худая морщинистая женщина, грустно убивающаяся измученной улыбкой, но с такой теплотой обнимавшая меня всегда, даже когда я вела себя не как полагается хорошей девочке. Уверена, она понимала, что во многом это и ее вина: мои страхи, тревоги, плохое поведение — ведь ей просто-напросто не было времени меня воспитывать, надо было зарабатывать на кров и еду. А сейчас еще и на мое лечение. В Праге медицинская страховка дорогая, но в данный момент она спасла мне жизнь… в очередной раз.

Я подумала вновь о Николасе, в руках которого я умерла. Как мало времени мы смогли побыть вместе, как мало узнали друг о друге. Я ему даже не сообщила, что прибыла из другого мира. Хотя уверена, что он наслаждением послушал бы в итоге о грядущем будущем. Мне бы лично было интересно. Но тогда я думала, что это скорее билет в один конец в дурку. Правда, вот кто может поверить, что душа человека телепортировалась из 21 века в век 14-ый или какой там был? Я не удосужилась даже взглянуть на дату в газете отца Ален, когда он приходил в гости. И что с ним стало в итоге? Не растерзал ли его в часовне Николас? Ведь я видела его в последний раз именно там: сжавшегося спиной к алтарю, с безумными глазами наблюдавшего как мой жених направо и налево раскидывает окровавленные трупы.

Да что стало с Уиннифред? Узнает ли она, что я смогла исполнить свое обещание расправиться с МакУэлэном? В любом случае, хотя бы он более не будет пугать ее в этой жизни. А так, такие умненькие верные служанки находят хорошую работу. Будем думать, что судьба будет благосклонна к ней.

А вот Уильяму я не могла желать особо счастья. После того, как он предал меня. Предал свою возлюбленную Ален. А ведь она прыгнула ради их любви со скалы. Глупышка.

Но и благодаря его предательству я оказалась здесь, у себя дома, где в ближайшее время смогу насладиться чудесами современного мира: такими простецкими как уборная и удобная одежда и заканчивая интернетом. У будущего тоже есть свои прекрасные моменты, хоть я частично я теперь и скучала по спокойствия Оулленда.

Вскоре медсестра вновь углубилась в свои документы и тем, что что-то вбивала в компьютер.

Дверь открылась и к нам вошел врач. Это был заросший мужчина, до того уставший, словно валился с ног. Он был высоким, худым, с жидкими волосами и многодневной щетиной. Он мне смутно кого-то напомнил.

— Итак, доброе утро, — поздоровался он. — Давно мы вас ждали, — читая мою карточку, прокомментировал врач. — Как вы себя чувствуете?

— Она еще не произнесла ни слова, — ответила за меня медсестра.

— Что ж, это вполне нормально для ее состояния и показателей, — улыбнулся доктор.

Он посветил мне в глаза, проверил их реакцию.

— Давайте проверим ваши рефлексы. Попробуйте пошевелить ногой, Вивьен, — предложил он, немного приоткрыв одеяло, прежде постучав слегка по ним молоточком.

Я постаралась, но у меня плохо вышло.

— Ммм, не все так плохо на самом деле. Теперь другой.

С той было куда труднее: я будто не чувствовала пальцев.

— Реакция слабее. Но главное, что она есть. Учитывая, что эту ногу вы сломали при аварии.

Так вот что со мной произошло. Ну я так и догадывалась, конечно, но услышать это из первых уст оказалось куда неприятнее.

— Проверим руки.

Они восстанавливались куда быстрее. Ведь если учитывать, что буквально четверть часа назад я кое-как ими двигала, то сейчас даже смогла приподнять ее.

— Прекрасно, — сообщил доктор МакЛьялл. — Что ж, с утра сдадите анализы, сделаем МРТ и вас еще раз осмотрит Тео, а пока отдыхайте и набирайтесь сил.

И мужчина, дав поручения медсестре, оставил нас.

Мне явно не хотелось спать, словно я выспалась окончательно за эти недели бессознательного состояния. Сейчас мне хотелось лишь одного: помнить то, что было со мной. Не забыть всех тех, с кем я сдружилась в том мире, их лица, одежду, мой дом…

Немного повернув голову, я увидела на прикроватной тумбочке лист бумаги и карандаш — то, что нужно. Я потянулась за ними и вот чудо смогла взять в руки и не выронить, тем самым не побеспокоив медсестру.

Пальцы меня плохо слушали, а учитывая неудобство положения головы, тело ныло. Бесспорно мне мешали системы, к которым я была подключена все это время, как робок к компьютеру, но я стойко решила дойти до конца. Тихо проливая слезы и скрежета зубами, я рисовала, рисовала, рисовала… Пусть это были отвратительные зарисовки, но в любом случае, они были лучше, чем ничего. Смотря на них, я никогда не забуду те дни блаженства в ином мире.

Ко мне пару раз подходила медсестра, что-то щебетала о моих успехах, мельком взглянув, восхищалась моими работами, но понимая, что лишь мешает вновь уходила в свои бумажно-компьютерные дела.

Я не знаю, сколько времени прошло, но солнце во всю освещало мою палату. Я отложила отупевший карандаш и всю вдоль и поперек изрисованную бумагу. Голова была тяжелая, словно в нее свинец налили, руки тряслись, но я улыбалась, ведь знала, что даже если и засну, то по пробуждению вспомню Ален и ее близких благодаря своему труду.

И тут в моей затуманенной голове всплыло, как обещала Николасу написать его портрет. Там у меня так и не дошли до этого руки, и я сделала это сейчас. И хоть это далеко от того, что я хотела бы ему показать (ведь тогда я прям мечтала о холсте и масле), но в любом случае уверена, он был бы рад получить это… и мне стало так больно от мысли, что Николас никогда не увидит моих трудов. Никогда не наградит меня таким надменно-нахальным взглядом удивленного человека и тем более не посмотрит влюбленно и томно, как в те моменты уединения, что были мимолетно у нас.

В дверь слегка постучали и сразу вошли.

— Тадададам! С возвращением, Вивьен! — бодро произнес мужской голос, на который я медленно повернулась, откладывая как хрусталь на тумбочку бумагу. — Наконец-то, мы вас дождались.

«Николас?» — пронеслось в моей голове. «Это вправду ты?»

Загрузка...