Держать удар

Глава 1

Держать удар!

Глава 1

‒ Спокойней, Толя, ничего страшного не случилось, раз этот митинг разрешили, значит, есть идеи у руководства, ‒ успокаивал меня Валерий Ильич Лукарь, полковник КГБ и папа моей одноклассницы Ленки.

Та сидела рядом и круглыми глазами с длинными ресницами наблюдала за невиданным ранее зрелищем ‒ с её папой спорят, причем... не выбирая слов. Да, слов я не выбирал. В тот момент мне было похер на них, и дело не в двухстах граммах отличного армянского коньяка, что плескались внутри меня. Вернее, не только в них. Вчера 23-го августа в парке Вингис в Вильнюсе в день годовщины заключения пакта Молотова — Риббентропа состоялся митинг, организатором которого выступило новое общественное движение «Саюдис». В митинге участвовало... да, дох..я народу пришло. Опять не хочу подбирать слова. И ведь знали, знали заранее, что будет много людей, и повестку митинга знали. И одобрили?

‒ Что мешало запретить мероприятие? Вон в Москве запретили митинг по поводу ввода войск в Чехословакию, ‒ возмущенно вопрошал я.

‒ В Москве митинг всё-таки состоялся, ‒ поправил меня Лукарь.

‒ Я знаю, но не таких масштабов сборище было, да и не меньше сотни митингующих задержали, каждый из которых теперь на карандаше.

Так и было. Митинг в столице, куда пришло не больше полтысячи тупоголовой молодёжи, и митинг в Риге с двумя сотнями тысяч ‒ две большие разницы. Страшно не это, а прикрытие этого сборища местным КГБ. По крайней мере, так мне Власов сказал сегодня. К тому же в Москве уже создали ОМОН, а в Риге, спокойной и благочинной, ещё нет. Омоновцы 21-го в Москве действовали, по моему мнению, на троечку ‒ работали неумело и без мысли, ещё некоторые из них умудрились и серьёзно травмироваться. Часть митингующей толпы тупо ушла на другое место, но митинг состоялся, и цели своей достиг.

‒ Ты пойми, я человек приказа, как и мои коллеги, ‒ пытается оправдаться Лукарь. ‒ Знаешь, что это такое?

‒ Конечно, знаю. Действуй по приказу, а преступный он или нет вам неважно.

‒ Как может партия отдавать преступные приказы? ‒ уже злится Лукарь-старший. ‒ Не тебе судить об этом, мал ещё... двадцать лет всего.

‒ «Не надо думать ‒ с нами тот,

кто всё за нас решит!», ‒ процитировал я строчки из песни Высоцкого.

И это было перебором. Фраза, сказанная от лица немецкого солдата группы «Центр» вывела полковника из себя.

‒ Я тебе сейчас башку оторву! ‒ озлобился он.

‒ Папа! ‒ бросилась на мою защиту Ленка. ‒ Оторвешь голову, я ним уйду. Он мой друг! И гость!

Это было правдой ‒ мы сидим вчетвером на кухне у Лукарей. Кто четвёртый? Да, Илюха. Но тот, по большей части, помалкивает.

‒ Тебе тоже оторвать? Давно по заднице не получала?! ‒ полковник не учел, что рядом с ним сидят не только спокойный, как удав, и язвительный, как Ходжа Насреддин, я, но и грозный Илюха, который за Ленку...

‒ Мою невесту не трогайте, Валерий Ильич, раньше надо было воспитывать, теперь я сам! ‒ могучий десантник сжал кисть полковника КГБ в стальной захват. ‒ Лену бить не дам!

‒ Ну, хоть Илью-то ударить можно? ‒ устало спросил Валерий Ильич у дочери.

‒ Нет! ‒ вскочила Ленка, и глаза её нехорошо заблестели.

Такой она бывает редко, но всем я бы рекомендовал прикинуться ветошью в этот момент и не отсвечивать.

‒ Я смотрю, что только отца твоего можно трогать, ‒ недовольно посетовал Лукарь.

‒ За Толю я ‒ в огонь и в воду, а Илья ‒ мой любимый, я жить без него не буду!

Полкан озадаченно уставился на дочь.

‒ А я ведь в какой-то момент списал тебя, доча. Думал, пустой человек растёт. А у тебя и друзья есть, и любимый. И за тебя вступились, несмотря на чины и возраст. Эх, счастливый я отец. Толя! Бляха-муха. Рюмки пустые, давай выпьем! ‒ помолчав некоторое время, выдал Лукарь.

Хозяин дома сам налил мне и себе, ведь пьём сегодня только мы вдвоем, Илье не позволила этого делать Ленка. И сейчас два трезвых ребёнка в изумлении смотрят на якобы счастливого мужика в чинах и годах, не понимая, в чем счастье-то?

‒ Давайте! Чтобы всё хорошо у них было! ‒ поддержал тостом порыв не только сурового КГБшника, но и заботливого отца, я.

Лукаря я понимаю хорошо, сам отец, хоть и в прошлом, тьфу... в будущем. Да неважно! Знать, что твой ребёнок под защитой друзей и сам, то есть сама, чего-то для них делать хочет. А значит, и жизнь будет у неё проще. А значит, и отцу спокойнее! Но молодежи понять трудно, что главное, а что так... проходящее, вроде нашего спора. Илья, впрочем, тоже зацвёл как мак, ведь Ленка его нечасто называет «любимым», при мне так вообще в первый раз. Сидит словно блаженный с идиотской улыбкой на лице.

Пошёл пятый год уже, как я попал в прошлое и вроде не собирался страну спасать, но смотреть на происходящее спокойно не могу, вот и психую иной раз. Уже на балконе мы с главой семейства продолжили наш разговор. Лукарь иногда курил, причём, судя по пепельнице на кухне, делал это в помещении, но тут надо было выйти, чтобы дети не слышали наш весьма откровенный разговор. Да и на улице необыкновенно хорошо ‒ тепло, но не жарко. Сибирь она такая, лето здесь приятное... милосердное. У нас в Ростове жестче солнце палит в это время.

‒ Чё им не хватает? ‒ возмущался я. ‒ Живут как у Христа за пазухой, промышленность им развили, море рядом, продуктами снабжают на зависть другим советским республикам.

Ленкин батя пыхнул папироской и, подумав немного, произнес:

‒ Говорил я на эту тему с одним тамошним коллегой, весной ещё. ... Много чего им не нравится. Например, ты говоришь, промышленность, а она сильно портит окружающую среду, прибалтийские республики-то маленькие. Неман, это река там у них такая, сильно загрязнен. Да и сама промышленность... им дали те производства, которых они не просили. Вот точно не помню, но вроде всего 14 млн в Литве остается из 450 млн прибыли от всех союзных предприятий. Это около трех процентов.

‒ Ну так есть же выход ‒ вывести заводы оттуда. Сразу станет экология лучше. Странные у них претензии, ‒ подумав, сказал то, что думаю, я. ‒ Хотя, опять же, денег будет еще меньше. Как им угодить?

‒ Сильно подъ.. подкол! ‒ заржал полковник. ‒ Там ещё миграция заметная для них, жалуются, что квартиры приезжим выделяются быстрее.

‒ Выделяют нуждающимся, а те, кто там живет, уже что-то имеют. Причем, когда кого-то приглашают из редких и востребованных специалистов, то, в том числе, и жильём заманивают. У нас ведь так везде делается! А миграция... Что, вообще границу закрыть предлагают? ‒ пытаюсь разобраться я.

‒ И границу закрыть требуют и право голоса дать только тем, кто там на 40-й год жил! Не вру! Яковлев дней десять назад был в Литве, ему об этом один представитель интеллигенции так и заявил.

‒ Что, уже? ‒ изумился я, припоминая порядок событий и то, что Прибалтика отвалится первой.

‒ Почему «уже»? ‒ не понял меня Лукарь. ‒ Они хотят сами всё решать.

‒ Ага, а потом вступят в НАТО, запретят говорить людям на их родном русском языке, и признают негражданами тех, кого на 40-й год не было в стране, ‒ пробормотал я.

‒ Ну, кто им в НАТО позволит...? ‒ усмехнулся полковник.

‒ А кто не позволит, если они сами всё решать будут? ‒ перебил я.

Полковник замолчал.

‒ Чё, думаешь, дальше хуже будет? ‒ уже серьезно и вполне трезво спросил он меня.

‒ Не знаю ... мне двадцать лет всего ... в голове ветер, сами понимаете, ‒ вскрываться перед полканом я не намерен.

‒ Тогда идём на кухню! Бог даст, поживём ещё, мне внуков охота понянчить! Да, получили мы в Риге по мордасам, так злее будем. Держать удар, Толя!

На следующий день я лечу в Хабаровск на сборы и акклиматизацию перед Олимпийскими играми. Федерация бокса все переиграла, и вместо Владика нам теперь предстоит подготовка в другом городе. Сижу в аэропорту в Красноярске, жду, когда объявят мой рейс, и релаксирую. Событий за лето случилось много, но не все из них важные. Я перевелся в педагогический институт, причём без потери курса. Досдам всё постепенно. Отлично прошёл и День города. С размахом и на невиданном ранее уровне! И дело не в концертах столичных звезд и костюмированном параде. Я постарался привлечь к организаторской работе как можно больше людей. А когда ты сам что-то делаешь, то и отношение к результату другое. И это соучастие во всеобщей подготовке к празднику понравилось народу больше всего ‒ отзывы были сплошь восторженные, и в прессе, и среди обывателей. А уж как Шенин остался доволен! Наш МЖК вышел на финишную прямую ‒ скоро уже дома сдавать будем, после Олимпиады. Моя квартира готова полностью, можно там и жить ‒ вода есть, свет есть. Но лифт (новый!) сломался! А этаж у меня последний. Я хоть и спортсмен, но ходить пешкодралом лень. Так что, некоторое время ещё поживу в Николаевке, но хозяйку уже предупредил, что планирую съехать. А пока я в отъезде там будут жить Илья с Ленкой. У них, так сказать, репетиция будущей семейной жизни. Машину отцу доставили, причем ни одной серьезной поломки за весь весьма не короткий путь не случилось. Даже гордость взяла за отечественный автопром. Из важного вроде всё. Хотя нет, Няма теперь живет в вольере не одна, а с кастрированным Крошем. А как я ещё мог назвать забавного ушастика, презентованного мне соседкой?

Мой тренер по боксу, Леонидович, сделать ничего не смог ‒ в состав сборной его не включили. Лечу в самолете вместе с борцом-вольником Карамчаковым Сергеем. Он чемпион СССР, призёр чемпионата мира прошлого года, обладатель Кубка мира. Спокойный парень, вроде хакас по национальности, но только что его назвали «хачиком». Некультурная тощая тётка с изможденным и усталым мужем и дочкой лет десяти была недовольна возникшим препятствием на своем пути в лице этого спортсмена наилегчайшего веса. Я думал, оскорбится парень, но Серёга что-то буркнул по-своему и пояснил мне:

‒ Даже обругать нормально не могут. «Хач» ‒ это по-армянски «крест», а «хачик», наверное, крестик. С учетом осознания христианства как важнейшей составляющей армянской нации вряд ли этим можно по-настоящему оскорбить армянина, а уже тюрка, вроде меня, вообще глупо!

Выдал он это негромко, но так, чтобы хамка, севшая позади нас, услышала.

‒ А ты знаешь, что христианство стало государственной религией впервые именно в Армении? Даже в Византии это случилось на двенадцать лет позже, ‒ поддержал беседу на религиозную тему я.

Короче, весь полет мы демонстрировали интеллектуальное превосходство над окружающими, обсуждая исторические события, и расстались с моим земляком (ведь Хакасия ещё входит в состав Красноярского края) друзьями. Отличный парень! Надо будет сходить поболеть за него на соревнованиях. А то, что он будет бороться за медали ‒ факт, ведь подготовку спортсмен прошел в знаменитой школе Миндиашвили, хоть и у другого тренера.

В аэропорту нас встретили и отвезли в гостиницу. Жить я буду с Цзю, о чем заранее похлопотал.

‒ Да сбрей ты эти усы позорные, ‒ приветствую я друга.

Но усиками своими Костя гордится, по его мнению, они делают его солиднее. У парня, кстати, днюха во время Олимпиады случится, 19-го сентября. Я и подарок по этому поводу заранее приготовил.

‒ Знаешь, кто у нас по соседству живёт? ‒ заговорщицки спросил кореец. ‒ Волейболистки наши!