Держать удар

Глава 19

Глава 19

‒ Милитари! ‒ восторженно пискнула Марта.

‒ Не шевелись, пристрелят, ‒ прошу я.

И ведь могут ‒ мало ли какие у этих парней инструкции. Рядом не совсем дружелюбный сосед в виде Северной Кореи, обиженный, что его кинули с Олимпиадой. Могут быть и провокации! Бесшумно, словно ниндзя, рядом с нами возник невысокий крепыш в странной форме без знаков отличия, лишь жетон на груди. В руках фонарик. Скользнув взглядом по нашим бейджикам (а с ними расставаться даже в гостинице нельзя), он ощутимо расслабился и сделал странный знак рукой, скрестив пальцы. А прищурив и без того узкие глаза удивленно произнес:

‒ Антоли Шты-па!

Снайперы опустили стволы, а значит, пальцами он им приказал не стрелять.

‒ А меня не узнали, ‒ огорченно вздохнули за моей спиной.

‒ Мы пойдем тогда? ‒ вкрадчиво спросил я на русском и повторил на английском.

Ниндзя отрицательно покачал головой и, опустив ладонь, стал махать пальцами, будто подзывая к себе. Знаю уже, что у корейцев такими жестами подзывают человека. Нам перед Олимпиадой рассказывали, что, например, ладонь вверх человеку показывать нельзя, мол, так только собак в Корее подзывают. Идиоты, чё! У нас в СССР собак колбасой подзывают. Хотя, будь я собакой, ни за что к корейцу бы не пошёл, даже за колбасой. Эта мысль развеселила меня, и я заржал, а следом тонким колокольчиком за моей спиной залилась и Марта. Хорошая баба, и ведь не знает, отчего я смеюсь, но видно, ей не страшно совсем. И выпила она чуть-чуть, а я и вовсе не пил. Видя, что мы не сильно испугались и не собираемся никуда идти, крепыш достал рацию и что-то рявкнул в неё, махнув при этом нам рукой, чтобы мы стояли на месте. Марта, наконец, вылезла из-за моей спины и крикнула:

‒ Олимпиада!

И показала двумя пальцами галочку.

Наверное, знак «Виктория» изобразила, но крепыш её как-то по-своему понял и тоже показал галочку рукой в перчатке. А перчатка без пальцев, очевидно, для курка! Минуты через две на крыше уже было тесно от набежавших корейцев, нихрена не понимающих по-английски, не говоря уж про норвежский и русский, которые знаками пытались нам объяснить, что надо делать. А надо было, закинув руки за спину, идти вниз следом за самым толстым.

Привели нас, очевидно, в комнату охраны и, отобрав бейджики, посадили в закуток. Впрочем, меня признали сразу ‒ финал был совсем недавно, а бил я своего соперника сильно. У меня даже некоторые местные в участке автографы начали брать, а вот Мартин бейджик повертели и, сказав пару слов, отдали хозяйке.

‒ Где твоя охрана? ‒ спрашиваю я у подруги, немного обиженной таким невниманием к ней, красивой.

‒ Папа сказал, уже не нужна, ‒ рассеянно ответила девушка и, привалившись к моему плечу, уснула!

Через некоторое время в помещении появились главные лица местной охраны ‒ два суровых армейца и одна тоненькая симпатичная переводчица в форме. Что за звания у военных ‒ непонятно, но, по тому, как кланялась в разговоре с ними кореянка, было ясно ‒ звание у той самое ничтожное.

‒ Какова ваша цель проникновения на закрытый объект? ‒ громко спросила деваха.

‒ Требую консулов СССР и Норвегии, ‒ сказал я вполголоса, почти шепотом, чтобы не разбудить Марту. ‒ А почему закрытый объект открыт и нет таблички, что вход запрещён? Вы пренебрегаете безопасностью участников Олимпиады?

Корейская симпатяжка, как мне показалось, опешив от моего напора, также шепотом перевела слова. И они дядькам в погонах не понравились! У одного из них на погонах было три ромбика и какое-то растение под ними, а у второго вместо ромбиков была восьмилепестковая ромашка. Так вот, тот, что с ромашкой, решил разбудить Марту. Осторожно так, одним пальцем. Но мою подругу разбудили уже голоса и она, дернувшись, наткнулась глазом на палец военного!

‒ Ай, ай! ‒ совершенно по-русски запричитала девушка.

‒ Слышь, вы! Дети цветов! В следующий раз кадык вырву! ‒ пообещал я, заломав палец агрессору.

Ну а как я должен был поступить? Какое они вообще имеют право нас трогать? Ну, пусть не консул, но член делегации-то должен быть! И что за допрос? Права мне мои никто не зачитал, обвинений не предъявили. Да будь на моем месте любой другой советский гражданин, он бы опух от страха, ведь о Южной Корее в нашей прессе до сих пор пишут далеко не в восторженных тонах. Но перед ними был уверенный в себе житель будущего. Да не станут они нас расстреливать! Или станут?

На меня смотрело сразу три пистолетных ствола, один из которых был в руках молоденькой переводчицы, стоявшей совсем рядом. Кореянка сразу потеряла свою привлекательность и выглядела теперь просто тощей и страшной узкоглазой девкой. Я опешил, пытаясь понять ‒ «А что, собственно, происходит-то?», но тут очнулась и проморгалась Марта. Вот у кого пиетета не было перед любым корейским военным, да хоть президент их тут стой. Она начала громко орать на всех и махать руками. Руки я ей, конечно, попридержал для нашего совместного блага. Кричала Марта по-норвежски, тыча при этом в свой бейджик. Но, очевидно, прочитав мою фамилию, корейская охрана решила, что мы оба русские, и норвежского переводчика с собой не захватила, а пришедшая переводчица понимала только «великий и могучий». Скорее всего, и английский знает, ведь не знать английский ‒ это главный корейский зашквар.

‒ Они тебя не понимают! Говори на инглише! ‒ прошу я подругу, на всякий случай не выпуская её рук из своих.

Стволы на нас уже не смотрят ‒ повинуясь команде ромашкового, вояки спрятали оружие. Но долго ли достать? Особенное, если Марта будет тут всё рушить, а именно это она и обещает сделать. Ромашковый (сейчас ясно, что это их старший чин) что-то сказал переводчице.

‒ Экскьюзми... ‒ правильно начала свою речь та, но затем всё испортила, заявив, что Марта задержана до выяснения обстоятельств, а господин Штыба может быть свободен и ему приносятся извинения.

И у меня, и у Марты приличных слов не осталось и мы начали пользоваться неприличными. Моя подруга на норвежском и английском, а я изъяснялся гораздо красноречивее ‒ на русском. Поэтому часть слов Марты кореянка перевела, а вот из моей тирады переводить особо было нечего.

‒ Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не желает! ‒ вопил я в клетке размером два на два.

А Марта подвывала из соседней:

‒ Готовися к бою орудия в рят, на солце зловеща сверкача.

Ничему я её не учил до этого, просто песню пою уже в третий раз, а моя подруга быстро схватывает!

Ромашковый в досаде махнул рукой и ушёл ‒ мол, разбирайтесь сами! Нас посадили в клетки, и мы опять кого-то ждём. Я очень злой, ведь это залёт, и тут либо плакать и каяться, либо возмущаться. Если я буду тих и нем, то в конце концов окажусь перед своими ещё и виноватым, а вот если я буду изображать праведный гнев (тем более, есть за что), то уже виноваты будут корейцы.

‒ Толя, ты жив тут? ‒ в помещение вошёл в сопровождении корейца в штатском Копцев.

Сопровождающий был без формы, но важный вид и толщина брюха показывали, что вот это и есть самый главный. А ещё отлично сидящий костюм, явно индивидуального пошива, ведь фигура у нового гостя нестандартная. Запах же перегара свидетельствовал о том, что наш тренер не святой и удачное выступление команды уже отметил. Переводчица встрепенулась и начала переводить для штатского. Она и песню мою всем перевела, а теперь сидит и грустит, может, боится, что разжалуют за то, что пистолет достала?

‒ Тебя ни в чём не обвиняют, можем идти, ‒ радостно сообщил мне тренер.

‒ Я Марту не брошу, ей уже в глаз ткнули и чуть не застрелили из пистолетов! ‒ сразу выдаю свои претензии к охране.

‒ Это дочку наследника норвежского короля? ‒ простодушно удивился Константин Николаевич.

‒ Бр бр бр гыр, ‒ на автомате перевела кореянка, а штатский сразу начал сдуваться, как воздушный шарик, присматриваясь к Марте.

Думаю, рассматривал он её имя на бейджике, ведь наверняка все круглоглазые для корейцев на одно лицо. По мере осознания он не только сдувался, но и бледнел, а потом и вовсе стал судорожно рвать дорогой явно галстук с шеи ‒ мужик оказался астматиком. Достав ингалятор и брызнув в рот, бедолага пришёл в себя.

‒ В море откытом умльём, где ждут шелтоличые черчи! ‒ пропела с вызовом Марта, нимало удивив Копцева, ничего не знающего о прошедшем концерте.

Без лишних вопросов нас быстро отпустили, но вся эта история для меня продолжилась и ночью ‒ не дождавшись утра, наш главный КГБшник устроил мне допрос. Как зовут особиста ‒ не знаю, не представился по их доброй традиции. И вот тогда я порадовался, что я трезвый, по-моему, единственный из всей советской делегации сегодня. Вадим Михайлович? Лыка не вязал! Маматов ‒ крепкий мужик, но глаза блестят, а, значит, употреблял! Дядя Миша, наш доктор, тоже благоухал дорогим коньяком, уж я-то в этом разбираюсь.

‒ Он абсолютно трезв.

Коньяк, да ещё такой хороший, на профессионализме спортивного врача никак не сказался.

‒ Да, трезвый, ‒ подтвердил и пахнущий вином Орджоникидзе.

Решили ещё и врача футбольной сборной вызвать для проверки подозрительного меня.

‒ Ну а чего вы на крышу полезли? Я же ещё в начале Олимпиады сказал, что там снайперы сидят, ‒ спросил у меня Зураб Гивиевич.

‒ Откуда это известно? И кому сказал? ‒ удивился Маматов.

‒ Нашему особисту и сказал, ‒ кивнул на следователя врач, вызвав у того зубную боль ‒ уж больно характерно он скривил свою морду.

‒ Ты чего молчал? ‒ озверился Маматов на особиста.

Как бы не всёк по пьяному делу допросчику.

‒ А вы, Зураб Гивиевич, откуда узнали про снайперов? ‒ стало мне любопытно.

‒ Тут такое дело... , ‒ слегка замялся доктор, ‒ мне знакомые сказали: как увидишь новую луну, покажи купюру ‒ придут большие деньги. Примета такая. А если на Олимпиаде это сделать, то наверняка получишь премиальные, правильно?

‒ Логично, ‒ кивнул зам начальника делегации.‒ Вот мы с Вилорычем, ну это наш массажист ‒ Вадик Баньков, и полезли искать эту луну в виде перевернутой буквы «С». Поднялись на крышу гостиницы, смотрим ‒ небо прямо усеяно звёздами, а месяца нет. И тут я почувствовал, что кто-то за мной наблюдает. Оборачиваюсь, а там снайперы. Я сразу кому надо доложил об инциденте.

‒ Дебилы, бля! ‒ выругался Маматов. ‒ Всё, хорош парня тревожить, пусть отдыхает чемпион, а ты докладную пиши, почему плохо инструктировал сборную, ‒ повернулся Маматов к особисту.

‒ У меня ещё вопрос! ‒ упрямо сказал тот, оборачиваясь ко мне. ‒ Кто тебе предложил сбежать из СССР?