Держи крепче

Глава 12

Дождь лил, не собираясь останавливаться.

Я стоял у подъезда Рин, промокший до нитки, даже не пытаясь укрыться. Не хотел. Ничего не хотел. Совсем ничего. Вокруг всё расплывалось в тусклом свете фонарей, и только звук капель, разбивающихся об асфальт, казался реальным.

Время потеряло смысл. Сколько я здесь? Час? Три? Пять?

Ты говоришь, что между нами ничего нет… Но я не уйду, Рин.

Провёл холодной ладонью по лицу, смахивая воду с подбородка, хотя и бесполезно. Дождь лил без конца. Как и та боль, что не утихала в груди.

— Эй, молодой человек!

Резкий оклик заставил меня поднять голову. Двое полицейских в тёмной синей форме подошли и встали напротив — один высокий и худощавый, второй приземистый, с угрюмым лицом.

— Что вы здесь делаете? — спросил худощавый, прищурившись.

Я смотрел на них абсолютно спокойно, уже понимая, к чему пойдёт разговор.

— Стою под дождём, не видно?

— Вы здесь уже давно, и это привлекает внимание жильцов. Нам поступил сигнал о подозрительном человеке, — добавил второй. — Вам придётся проехать с нами в участок. Для выяснения обстоятельств.

Я нахмурился, но голос оставался спокойным и ровным.

— На каком основании?

Полицейские переглянулись, как будто не ожидали сопротивления.

— Как это на каком? — угрюмый повысил голос. — Вы стоите здесь несколько часов, явно что-то замышляете. Это вызывает подозрения.

Я хмыкнул по-особенному равнодушно, глядя ему прямо в глаза.

— Я не обязан никуда с вами ехать.

— Что? — нахмурился худощавый. — Вы отказываетесь?

— Да, отказываюсь. Согласно статье 19 Конституции Японии, меня нельзя задержать без явного основания. Подозрение в «стоянии под дождём» — это, мягко говоря, не оно.

Полицейские снова переглянулись. Дождь барабанил по их кепкам, стекал по плечам форменных курток. В их глазах появилось раздражение.

— Вы рискуете получить протокол о нарушении общественного порядка, — процедил угрюмый.

Я пожал плечами, вода стекала с промокшей одежды.

— Я никого не беспокою. Не кричу, не мешаю прохожим. Просто стою. Где здесь нарушение?

Худощавый начал открывать рот, но я перебил его.

— Если хотите, могу предъявить удостоверение личности. Но ехать с вами? Нет. Без ордера или веского основания я остаюсь здесь.

— Молодой человек, вы хоть понимаете, что…

— Что имею гражданские права? Ещё как. — мой взгляд был пустым и холодным, как этот дождь.

Полицейские явно не знали, что сказать. Похоже, не привыкли к тому, что их «авторитет» подвергается сомнению.

— Хорошо, — процедил второй, отступая на шаг. — Мы вернёмся позже. Но если поступит ещё одна жалоба…

— Тогда приходите с ордером, господа.

Они развернулись и медленно двинулись к патрульной машине, оставляя меня стоять под проливным дождём. Я остался на том же месте, холодный и мокрый, но абсолютно неподвижный.

Пусть хоть всю полицию города пришлют. Я никуда не уйду.

Поднял взгляд на тёмное окно квартиры Рин. Дождь продолжал лить, смывая всё — пыль с улиц, звуки города, мои последние силы. Но я стоял.

Если нужно, простою здесь до утра. И ещё дольше, если потребуется.

Моё сердце всё ещё билось для неё, даже если она решила его разбить. Мне нужно поговорить с ней. Без посторонних глаз. Без истерик. Как нормальные люди. Даже если всё кончено. Я не позволю ей сбежать, как когда-то сбежала Акане. Пусть всему конец. Я приму это. Но пусть скажет, что больше не любит меня. Спокойно и без драмы.

Вот чего я хотел.

В просторной комнате с панорамным окном царила тишина, нарушаемая лишь шумом дождя. Каору стояла у окна, держа в одной руке телефон, в другой — нетронутый бокал вина. За стеклом город тонул в серой пелене ливня.

Телефон завибрировал. Она ответила привычно ровным голосом:

— Да.

— Госпожа Каору, — раздался мужской голос. — Это Сайто из управления. Ничего не вышло. Парень оказался подкован в законах. Отказался ехать, сославшись на гражданские права.

Каору чуть приподняла бровь, не отрывая взгляда от размытого дождём города.

— Вот как.

— Да, госпожа, — в голосе звучало смущение — Мы можем придумать что-то другое. В крайнем случае схватить его силой, если вам это необходимо.

Каору медленно отпила глоток вина, наслаждаясь тревожным молчанием собеседника. Она любила такие моменты — когда люди нервничали, ожидая её решения.

— Нет, Сайто-сан, — наконец произнесла она всё тем же холодным тоном. — В этом нет необходимости. Можете возвращаться.

И оборвала звонок, не дожидаясь ответа. Взгляд снова устремился в окно, где дождевые капли сливались в тонкие ручейки на стекле.

— Сколько ты продержишься, Казума? — сказала она почти шёпотом. — Не умрёшь же ты там от холода из-за какой-то женщины?

Тишина не ответила ей, но перед глазами стоял образ Казумы — промокшего до нитки, но стоявшего на месте, не как побитый щенок, а как скала, упрямый и несгибаемый. Каким и должен быть её сын.

— Тебя уже предавали в средней школе, — её голос стал тише. — Неужели не можешь смириться со вторым? Или… — она помедлила, — ты любишь её настолько, что не способен поверить в её предательство?

Шум дождя нарастал, заполняя тишину комнаты. Каору присела в кресло, рассеянно глядя на нетронутый бокал вина, когда тихий скрип двери разрушил её уединение.

Молодая служанка замерла на пороге, склонив голову в почтительном поклоне.

— Госпожа, — её голос был мягким, но сдержанным, — господин Изаму примет вас у себя в семь утра.

Рука Каору, лежавшая на подлокотнике, едва заметно дрогнула. Взгляд медленно поднялся на прислугу, и впервые за вечер в нём промелькнуло что-то живое — тень страха, спрятанная за идеальной маской уверенности.

— В семь утра? — переспросила она, делая странное ударение на каждом слове.

— Да, госпожа.

Прислуга кивнула, и, как будто ощутив перемену в настроении хозяйки, сделала небольшой шаг назад.

— Можешь идти, — ровно сказала Каору.

Девушка поспешно поклонилась и вышла, закрывая за собой дверь.

Оставшись одна, Каору выпрямилась в кресле и машинально провела рукой по волосам. Волнение накатило волной.

— Отец… — слово сорвалось с губ едва слышным шёпотом.

Она поднялась и подошла к окну, где дождь рисовал причудливые узоры на стекле. Взгляд устремился куда-то вдаль, мысли погрузились в прошлое.

Кобаяси Изаму — глава семьи Кобаяси, человек, чья власть простиралась далеко за пределы фамильного особняка. Его слово было законом, его решения не подлежали обсуждению. Для неё, единственной дочери, он всегда был чем-то большим, чем просто отец. Тенью, что неотступно следовала за ней, напоминая, что он может разрушить всё одним щелчком пальцев.

— Зачем ты вызываешь меня сейчас? — пробормотала Каору, и впервые за долгое время её голос дрогнул.

Она презирала себя за это. За слабость, что возвращалась всякий раз при упоминании отца. Он знал её слишком хорошо — ему не нужны были угрозы или давление. Достаточно одного взгляда, чтобы она снова почувствовала себя маленькой девочкой, боящейся его разочаровать.

«Ты всегда любил ставить меня на место, отец…»

Капли дождя стекали по стеклу, как бесчисленные слёзы, которые она никогда не могла себе позволить.

«Если ты что-то узнал… Если собираешься вмешаться в моё дело с Казумой…»

Она опустила голову и провела ладонью по лицу, пытаясь стереть маску, которая вдруг стала слишком тяжёлой. Повернулась к бокалу с вином и подняла его, но так и не выпила, поставив тот на место.

Дождь продолжал хлестать с неослабевающей силой, пытаясь затопить весь мир. Я стоял, опустив голову и засунув руки в карманы, вода стекала по лицу, плечам, спине. Время потеряло значение — уже не чувствовалось ни холода, ни сырости. Они стали частью меня.

Вдруг сквозь шум дождя пробился знакомый голос:

— Ямагути-кун⁈

Я медленно поднял голову. Передо мной стояла Мияко, над ней покачивался розовый зонтик с кружевной каймой. В руке небольшой бумажный пакет из магазина, а на лице — недоумение.

— Что ты здесь делаешь⁈ — она подбежала ближе.

Розовый зонтик накрыл меня, хотя и было поздно — всё равно насквозь мокрый.

Я посмотрел на неё, щурясь от стекающей воды.

— Прогуливаюсь, — ответил я хрипловато и, как обычно, с ленивой ноткой иронией.

— Прогуливаешься⁈ В пять утра⁈ Под таким ливнем⁈ — Мияко уставилась на меня так, будто я был сумасшедшим. Её голос дрожал от волнения. — Ты весь мокрый! Боже, Ямагути-кун, у тебя вообще мозги есть⁈

Я попытался усмехнуться, но вышло криво, блекло.

— Сама-то чего разгуливаешь в такую погоду? Да ещё в пять утра. И это я, говоришь, ненормальный…

— Я? — Мияко замешкалась на секунду, оглядывая пакет в руке. — Я была в магазине… чай закончился. Не могу спать без чашки тёплого чая. Всю ночь сериал смотрела, — она резко тряхнула головой. — Но не обо мне речь!

Её взгляд стал пронзительным, будто пыталась проникнуть мне в душу.

— Почему ты здесь стоишь? — голос стал тише, но в нём появились новые нотки. — Кого ты ждёшь?

Я не ответил сразу. Вместо этого снова опустил голову и посмотрел на лужу у ног, где дождевые капли создавали бесконечный танец кругов на воде.

Мияко нахмурилась и шагнула ближе, крепче сжимая ручку зонта.

— Ты же ждёшь кого-то, да? — её голос звучал осторожно, но в нём сквозило понимание. — Ждешь Рин?

Мои плечи слегка дёрнулись, и этого оказалось достаточно.

— Что произошло? — настойчиво спросила она, теперь звуча гораздо мягче. — Вы… поссорились? Почему ты мокнешь здесь, как… — и запнулась, — как брошенный… котёнок?

Я хмыкнул, качнув головой:

— Сравнение так себе, но спасибо за сочувствие.

— Это не смешно, Ямагути! — её голос сорвался. — Ты выглядишь ужасно!

Я поднял на неё взгляд. В её больших глазах читалось искреннее беспокойство. Как будто она действительно волновалась за меня, а не просто пыталась удовлетворить своё любопытство.

— Не твоё дело, Мияко, — произнёс я тише, чем хотел.

— А вот и моё! — вспыхнула она, нахмурив брови. — Если ты вдруг решишь умереть от переохлаждения, я не собираюсь объяснять учителям, почему их любимый хикки лежит где-то в больнице!

Я не сдержался и коротко усмехнулся, хоть голос и дрожал от холода.

— Спасибо за заботу, но я не умру. Пока что не могу.

Мияко вздохнула и опустила голову, как будто боролась с собой.

— Слушай… — начала она мягче. — Я не знаю, что случилось между вами, но… Рин-сенсей действительно важна для тебя, да?

Я не ответил. Просто смотрел на неё молча, но мой взгляд сказал гораздо больше, чем любые слова.

Мияко стиснула ручку зонтика так сильно, что тонкие пальцы побелели.

— Тогда зачем ты здесь? Что ты хочешь этим доказать ей?

Я посмотрел в сторону тёмных окон квартиры Рин и выдохнул:

— Ничего. Просто… я не могу уйти.

Мияко замерла на мгновение, явно не зная, что ответить.

— Ты дурак, Ямагути, — её голос дрогнул.

— Знаю.

Она стояла рядом, слишком крепко сжимая ручку розового зонтика. Дождь усилился, стекая по её рукаву, а тонкие розовые пряди прилипли к щекам. Но вместо того чтобы уйти, она вдруг произнесла:

— Я останусь с тобой. Дождёмся Рин вместе.

Я удивлённо приподнял бровь, пытаясь понять, что она несёт.

— Мияко, иди домой. Промокнешь. Заболеешь ещё. Со мной всё нормально.

Она раздражённо сверкнула глазами.

— Нормально⁈ Да ты себя в зеркале видел⁈ Весь мокрый, как бродячий пёс, стоишь тут с таким лицом, будто тебе сердце раздавили катком!

— Поэтичное описание, хвалю… — буркнул я, отводя взгляд. — Теперь оставь меня. Серьёзно. Жалость мне точно не нужна.

Но Мияко не сдавалась. Крепче ухватила зонтик, шагнула впритык и, глядя мне прямо в глаза, сказала почти шёпотом, но так, что каждое слово ударяло куда-то в самое сердце:

— Я не оставлю тебя, Казума.

Я замер. Дождь всё также барабанил по зонту, создавая мягкий, гулкий ритм, но её слова вдруг заглушили весь остальной мир.

— Ты не обязана, — тихо ответил ей, не находя других слов.

— Обязана или нет — какая разница? — её голос был полон эмоций. — Ты стоишь здесь один, как последний упрямец, и я не могу просто пройти мимо. Я не такая бессердечная, как ты думаешь.

— Я никогда так не думал, — начал я, но она продолжила, не слушая.

— Даже если ты не хочешь ничего рассказывать… даже если я тебе не подруга… — её голос стал тише, но мягче. — Я не могу тебя бросить. Потому что ты не заслуживаешь быть один в такие моменты, Казума.

Я смотрел на неё — её серьёзное лицо, мокрые пряди, горящие глаза, и почувствовал, как всё внутри дрогнуло.

Какого чёрта ты делаешь, Мияко? Почему ты здесь? Просто уходи…

Она подняла зонт чуть выше, снова укрывая меня от дождя, и повторила уже почти шёпотом:

— Я не оставлю тебя, Казума. Не надейся.

Я отвёл взгляд в сторону, в горле почему-то стало тесно.

— Ты чертовски упрямая, Мияко.

— Зато не такая глупая, как ты, раз стою с зонтом.

— Не понимаю. Зачем тебе мокнуть вместе со мной. Разделить «моё геройское страдание»? Так это не оно.

— Нет, я хочу, чтобы ты пошёл домой.

— Не пойду.

— Тогда и я останусь.

Я перевёл на неё взгляд, и наши глаза встретились. Она стояла непоколебимо, несмотря на дождь и холод.

— Ты ненормальная, — выдохнул я.

— А ты просто идиот, — ответила она с улыбкой, которая была одновременно тёплой и печальной.

И почему-то от этой улыбки внутри что-то дрогнуло. Как будто тёплый огонёк посреди всей этой холодной тьмы.

«Спасибо, Мияко…» — подумал я, но не произнёс этого вслух. Вместо этого просто стоял рядом с ней под нелепым розовым зонтиком, позволяя себе хотя бы на секунду ощутить, что не один.

Ветер вдруг налетел с новой силой, подхватывая потоки дождя и швыряя их со всех сторон. Зонтик затрещал, несколько капель пробились внутрь, упав на наши лица. Дождь стал ещё сильнее, барабаня по асфальту и крышам машин, словно торопясь заглушить весь мир вокруг нас.

Я посмотрел на Мияко. Она стояла рядом, держа свой розовый зонтик так крепко, будто это был щит в каком-то безнадёжном сражении. Вода стекала по её волосам, по рукавам, но взгляд оставался серьёзным и твёрдым. Как будто и правда была готова стоять здесь со мной до самого конца.

Ты ведь ненавидишь мокнуть под дождём, Мияко. Тогда почему ты всё ещё здесь?

Я вспомнил тот день в караоке. Как она появилась передо мной — с непонятной улыбкой и тем поцелуем. Нашу прогулку со школы и её месть. После её странные знаки внимания во время подготовки к фестивалю. Затем кофейня. Тогда я не придавал этому какого-то особого значения.

Но сейчас…

Сейчас она снова была рядом. И, как ни странно, именно в самый тяжёлый момент.

Я невольно вздохнул, глядя на неё. Её лицо выражало тревогу, упорство, и почему-то от этого становилось ещё тяжелее на душе. Словно Мияко пыталась разделить мою боль, хотя совсем не должна была этого делать.

Зачем ты так, Мияко? Я ведь не стою этого.

Снова взглянул на тёмные окна квартиры Рин.

Пустые. Безмолвные.

Она не приедет. По крайней мере, не в ближайшие часы.

Ещё раз глубоко вздохнул. Обрекать Мияко на это — стоять здесь, мокнуть вместе со мной, быть частью моего отчаянного ожидания — было неправильно.

Я не имею права быть таким эгоистом.

— Пошли, Мияко, — тихо сказал я, разрывая эту тягостную тишину.

Она повернулась ко мне, удивлённо моргнув, словно не сразу поняла мои слова.

— Что…? Куда пошли?

Я попытался улыбнуться, хоть и чувствовал, что улыбка выходит усталой, нелепой.

— Провожу тебя домой.

— Ты… ты уверен?

— Да. Хватит геройствовать, — ответил я, устремив взгляд вперёд, мимо неё. — Ты же не хочешь простудиться?

Она продолжала смотреть на меня, будто пытаясь прочитать, что у меня на душе. В конце концов, просто кивнула и опустила глаза.

— Хорошо. Но…

Я сделал шаг вперёд, прерывая её.

— Без «но». Ты сделала достаточно.

Она не стала спорить. Вместо этого подошла чуть ближе, чтобы зонт надёжнее укрывал нас обоих. Мы медленно двинулись по лужам и хлюпающему асфальту, шаг в шаг.

Дождь продолжал лить, ветер дул всё сильнее, но теперь, под этим нелепым розовым зонтом, я чувствовал нечто странное.

Спасибо, Мияко.