Держи крепче

Глава 6

Кофейня оказалась совсем не такой, как я ожидал. Обычно подобные места вызывают у меня стойкое отторжение — слишком много хипстеров, фотографирующих свой мокачино дольше, чем пьют его. Но здесь всё было иначе.

Тёплый аромат свежемолотого кофе переплетался с нотками ванили и карамели. Мягкий свет словно стекал по деревянным столам, создавая домашний уют. Из колонок лениво струилась джазовая мелодия, будто сама не зная, для кого играет, но продолжала звучать просто потому, что так правильно.

Если бы все кофейни были такими, возможно, я бы даже стал более социальным. Впрочем, всего лишь «возможно».

Мой взгляд остановился на Мияко, сидящей у окна. Выглядела непривычно. В школе — это вечная улыбка, слегка наигранная дружелюбность и тонкий слой косметики, который словно говорит: «Я прекрасна и без этого, но вы ведь не против, если я немного подчеркну свои достоинства?» Сейчас же передо мной была другая Мияко: светлый свитер с высоким горлом, простые джинсы и едва заметный макияж. Розовые волосы, обычно собранные в две косички, теперь распущены и свободно спадали на плечи.

«Что ж, Мияко, — усмехнулся я про себя, — если это твой небрежный стиль, то он чертовски хорошо продуман.»

Я подошёл к её столику. Она подняла глаза и улыбнулась — на этот раз без привычного кокетства.

— Спасибо, что пришёл, — произнесла она мягко.

— А разве у меня был выбор? — ответил я, оглядывая уютное пространство.

Похоже, Мияко не спешила переходить к делу. Да и выглядела непривычно расслабленной, как человек, который намеренно оттягивает важный разговор. Ту же появился официант — молодой парень в чёрном фартуке, с улыбкой, которая казалась неотъемлемой частью атмосферы этого места.

— Ваш латте, — сказал он, ставя чашку передо мной, и удалился.

Я перевёл взгляд с кофе на Мияко, приподняв бровь:

— Ты заказала мне латте?

Она улыбнулась почти виновато, обхватив свою чашку ладонями:

— Первое, что пришло в голову.

Я сделал глоток и с удивлением обнаружил, что напиток идеально сбалансирован — ни слишком сладкий, ни излишне горький.

— И попала в точку, — признал я, кивнув.

Она рассмеялась, словно этот случайный выбор был её маленькой победой:

— Может, я просто хорошо тебя знаю, Ямагути-кун.

— Или просто повезло, — парировал я.

Её взгляд стал серьёзным, задумчивым. Напоминала актрису, готовящуюся произнести важный монолог.

— Я видела сегодня, как ты смотрел на Харуку, — её голос звучал тише обычного, словно слова давались с трудом.

— И решила, что нам нужно поговорить.

Мияко редко бывала настолько серьёзной — обычно предпочитала общаться намёками и полутонами, приправляя каждую фразу лёгкой иронией. Этот новый тон казался чужеродным, почти тревожным.

— И что же ты увидела? — спросил я, откидываясь на спинку стула.

Она сцепила пальцы в замок, взгляд на мгновение метнулся в сторону — собиралась с мыслями.

— Ты действительно ничего не заметил? — произнесла она почти шёпотом, возвращая взгляд к моему лицу.

— Я замечаю больше, чем ты думаешь, Мияко, — ответил я, делая глоток кофе. — Просто не всегда считаю нужным реагировать.

Она усмехнулась, но эта улыбка была адресована скорее себе, чем мне.

— Ты наблюдателен, но… избирательно, — заметила она, слегка наклонив голову. — Вот, например, ты заметил, как Харука смотрела на Кенджи, когда он ушёл с Акане?

Я нахмурился:

— Конечно. Вся та ситуация была… — и сделал паузу, подбирая слова, — … как наблюдать за крушением поезда в замедленной съёмке.

— Вот именно, — быстро подхватила она. — А её взгляд. Ты уверен, что она смотрела только на Кенджи?

Я вздохнул. Конечно я заметил тот странный взгляд Харуки. Ну и что? У меня есть Рин. Всё остальное меня мало волнует.

— Мияко, давай без шарад. Если хочешь что-то сказать, просто скажи.

— Думаю, ты ей небезразличен.

— Небезразличен значит, — проворчал я, машинально постукивая пальцем по чашке.

Мияко кивнула. Взгляд уверен, будто точно знала, что делает, но старалась не давить слишком сильно.

— Посмотри правде в глаза, Ямагути-кун. Она так смотрела на тебя, будто надеялась, что ты… — и запнулась, — … скажешь что-то, сделаешь что-то, чтобы всё стало легче.

— Ты переоцениваешь мой статус «рыцаря в сияющих доспехах». Это скорее твоё амплуа, разве нет?

Она наклонилась ближе, понизив голос почти до шёпота:

— А может, ты просто боишься признаться, что тебе небезразлична Харука?

— Если ты пытаешься играть в психолога, то у тебя плохо выходит, — отрезал я, не отводя взгляда.

Но Мияко не собиралась отступать.

— Почему же? — и едва заметно улыбнулась. — Потому что я близка к правде?

Я глубоко вздохнул, сложив руки на столе:

— Слушай, если ты хочешь, чтобы я начал ухаживать за Харукой, скажи прямо.

Мияко на мгновение растерялась, но быстро восстановила обычную уверенность:

— Что если я скажу, что это хороший момент? Ты ведь признавался ей недавно, помнишь?

Я почувствовал, как внутри что-то сжалось.

«Фальшивое признание, — пронеслось в голове. — Момент, который стал лишь очередной деталью в моём театре абсурда. А она до сих пор верит, что это было всерьёз.»

— Это было тогда, — ответил я без эмоций. — Теперь многое изменилось.

— Правда? — Мияко внимательно изучала моё лицо, словно пыталась прочитать мысли. — Или ты просто боишься, что Харука снова выберет кого-то другого?

— Ага, — произнёс я с нескрываемой иронией.

Она замолчала, но во взгляде читалось удовлетворение, будто достигла своей цели — пошатнула мой внутренний баланс. Наивная.

— Прости, если перешла черту, — произнесла Мияко мягко.

Но я знал: это не извинение. Очередная проверка, ещё один ход в её бесконечной игре. Ты всегда была хитра, Мияко, но зачем всё так усложнять?

Я молча допил кофе и снова посмотрел на неё:

— Ты ведь не просто так затеяла этот разговор, верно?

Она улыбнулась — улыбкой, которая могла означать всё, что угодно.

— Может, я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Казума-кун. Разве это преступление?

Я только приподнял бровь, всем своим видом говоря: «Ага, конечно. Если думаешь, что я поведусь на твои игры, придётся тебя разочаровать.»

Мияко слегка наклонила голову, взгляд стал почти ласковым, но за этим фасадом угадывалась напряжённая сосредоточенность.

— Казума, неужели ты действительно упустишь возможность быть с Харукой? Разве не стоит побороться за своё счастье?

Я медленно выдохнул, пытаясь вытолкнуть вместе с воздухом растущее раздражение. Мияко, твоя лживая игра меня лишь подбешивает. Тебе совсем не идёт роль интриганки. Даже если ты пытаешься якобы залечить моё сердце, ты ошиблась в выборе пути. Вслух же произнёс:

— Нет, Мияко, — и посмотрел ей прямо в глаза. — Харука мне отказала, а я не из тех, кто не понимает слова «нет».

Она чуть прищурилась, готовясь к моему следующему ходу.

— И потом, — продолжил я, небрежно пожав плечами, — если однажды обжёгся о раскалённый металл, зачем снова к нему прикасаться? Чтобы ещё раз проверить, насколько это больно?

На её лице промелькнуло едва заметное напряжение. Пальцы сильнее сжали чашку, хотя голос остался ровным:

— Мы сейчас точно говорим о Харуке?

Я печально улыбнулся:

— Видишь, ты уже начинаешь понимать.

В её глазах что-то блеснуло — не гнев, скорее понимание, что попала в цель.

— Но я пришёл сюда не для того, чтобы говорить о Харуке, — добавил я. — Ты сказала, у тебя проблемы. Я думал, речь о чём-то серьёзном.

Мияко отвела взгляд.

— А вместо этого… — я сделал паузу, хотя давно уже подобрал нужные слова. — Ты снова затеяла игру. Решила опять разбить мне сердце, но на этот раз руками Сато.

Она замерла, мои слова задели её сильнее, чем она готова была показать.

— Не удовлетворена той местью? — продолжил я, напоминая о нашей прошлой прогулке. — Или её оказалось недостаточно?

Её руки опустились на колени, пальцы больше не касались чашки. Казалось, она борется с собой, пытаясь не выдать истинных эмоций.

— Ты всё усложняешь, Ямагути-кун, — тихо произнесла она, поднимая на меня взгляд.

Я фыркнул и откинулся назад:

— Я? Это не я тяну за собой прошлое, чтобы разыграть новую драму.

Её губы дрогнули, собиралась что-то возразить, но вместо этого повернулась к окну.

— Может, — начала она после паузы, — мне просто хотелось напомнить тебе, что ты всё ещё можешь чувствовать.

— Чувствовать? Спасибо, конечно. Но мне точно не нужно напоминание о том, каково это — наступать на те же грабли дважды.

Её взгляд вернулся ко мне, в нём смешались обида и что-то похожее на извинение. Попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной.

— Ты всегда такой… холодный, — тихо сказала она.

— А ты всегда такая… ненастоящая, — парировал я, ставя чашку на стол.

Между нами повисла тишина, нарушаемая только джазовой мелодией из колонок. В этот момент дверь кофейни распахнулась.

Вошла…

Акане.

В элегантном длинном пальто, с блестящими чёрными волосами, струящимися по плечам, и сумкой, которую услужливо нёс Кенджи.

Мияко заметила их первой. Её глаза расширились, затем сузились, словно мгновенно просчитывала все возможные варианты реакции. Я обернулся и встретился взглядом с Акане. Она застыла на пороге, явно узнав нас, но её лицо оставалось безупречно спокойным, будто это было частью тщательно продуманного плана.

— Вот же… — пробормотал я, но Мияко уже произнесла с деланной лёгкостью:

— Удивительно. Совсем как в школьных коридорах. Только теперь вместо класса у нас кофейня.

Акане, уловив эти слова, направилась прямо к нашему столику. Плавная, уверенная походка, на губах лёгкая улыбка — та самая, которую она приберегала для особых случаев.

— Ямагути-кун, Исикава-чан, какая неожиданная встреча.

Кенджи топтался рядом, пытаясь выглядеть непринуждённо, но лицо выдавало всё с точностью театральной афиши.

— Акане-чан, ты не говорила, что здесь будут… — он запнулся, потом попытался выкрутиться: — … знакомые лица.

Я вздохнул, приподняв бровь:

— Серьёзно? Мы в одном классе, Кенджи. Это даже не смешно.

Он неловко усмехнулся, а Акане, игнорируя его замешательство, грациозно сняла пальто и аккуратно сложила на руке.

— Мы просто зашли выпить кофе, — сказала она с интонацией, в которой извинение за вторжение звучало почти как одолжение. — Не ожидала встретить вас в такой час.

— Мы тоже удивлены, — отозвалась Мияко с улыбкой, под которой явно скрывалось что-то острое. — Особенно твоим… спутником.

Акане едва повернула голову к Кенджи, будто только сейчас вспомнила о его существовании:

— Кенджи-кун был так любезен, что предложил помочь мне. Вот и всё, — произнесла она с особой мягкостью, которая превращала каждое слово в изящную насмешку.

— Доброта — такое благородное качество, — протянула Мияко сладко, как мёд, но в тоне отчётливо чувствовался привкус яда.

Кенджи попытался улыбнуться, но вышло ещё более неуклюже:

— Ну, знаете… я просто подумал… — начал он, но Акане прервала его, легко коснувшись его плеча:

— Спасибо, Кенджи-кун. Ты всегда так внимателен, — сказала она, даже не удостоив его взглядом.

Я с трудом подавил желание демонстративно закатить глаза. Мияко тоже фыркнула, но быстро вернула на лицо маску серьёзности.

— Что ж, не будем вам мешать, — произнесла Акане с лёгким кивком. — Кенджи, выбери нам столик.

Кенджи что-то невнятно пробормотал и направился к дальнему углу зала. Его спина была напряжена так, словно нёс на плечах не только сумку Акане, но и груз всех своих сомнительных решений. Акане задержалась на мгновение, снова встретившись со мной взглядом.

— Приятного вечера, Ямагути-кун, — и направилась вслед за Кенджи.

Когда они уселись за своим столиком, Мияко наконец нарушила повисшее молчание:

— Становится интересно.

— Интересно? — я поднял бровь. — Больше похоже на цирк. И мы в нём — главные клоуны.

Она рассмеялась, но в её смехе слышалась горечь:

— В точку.

Акане встала из-за стола, что-то тихо сказала Кенджи и направилась к туалетам, скользнув мимо нашего столика. Я проводил её взглядом, затем посмотрел на Мияко, в глазах которой уже читался план действий.

— Ты куда? — спросил я, когда она поднялась.

— Не скучай, Ямагути-кун, — бросила она с короткой улыбкой и направилась следом за Акане.

В туалетной комнате…

Мияко вошла, даже не пытаясь скрыть раздражения. Акане, поправлявшая волосы у зеркала, заметила её появление в отражении и чуть приподняла бровь, но не проронила ни слова.

Розоволосая захлопнула за собой дверь и скрестила руки на груди. Каждый её жест был пропитан едва сдерживаемым гневом.

— Акане, чем ты, чёрт возьми, занимаешься? — её голос прозвучал резко, отражаясь от кафельных стен.

Та повернулась с безупречно спокойным выражением лица, словно её забавляло это проявление эмоций:

— В каком смысле?

— Ты прекрасно знаешь, в каком, — процедила Мияко, сдерживая ярость. — Ты увела парня у моей подруги. Подруги, с которой я тебя сама познакомила.

Акане вздохнула и склонила голову набок, будто слушала капризного ребёнка:

— Если быть точной, я никого не уводила. Я просто предложила ему помочь мне. Он согласился. — Каждое слово падало с её губ как льдинка. — Это был его выбор.

— Не делай вид, что не понимаешь! — почти выкрикнула Мияко, и её голос эхом отразился от стен.

Акане смотрела на неё спокойно, чуть прищурившись:

— Ты драматизируешь, Мияко. Да и потом, откуда мне было знать, что Кенджи её парень? — Она сделала паузу, и её глаза блеснули. — Я только слышала, что ей Казума признавался.

Мияко замерла, брови сошлись:

— Это совершенно другое дело.

— Правда? — Акане приподняла бровь. — Потому что сейчас я вижу, как ты сидишь в кофейне с этим самым Казумой. Разве это не то же самое, в чём ты меня обвиняешь?

Та отшатнулась, как от пощёчины, только моральной:

— У нас просто разговор, — выпалила она, но в голосе прозвучала неуверенность. — Это не свидание!

Акане скрестила руки на груди, губы изогнулись в холодной улыбке:

— Разговор. Конечно. Ты поздно вечером, в уютной кофейне с парнем, который якобы признавался твоей подруге, а обвиняешь меня? — и покачала головой. — Не находишь, что это двойные стандарты?

Мияко открыла рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Щёки вспыхнули румянцем — то ли от гнева, то ли от стыда.

— Это совершенно другое, — наконец процедила она сквозь зубы.

Та усмехнулась и снова повернулась к зеркалу, неспешно поправляя прядь чёрных волос:

— Конечно, другое, Мияко, — произнесла она с ледяным спокойствием. — Ты ведь всегда знаешь лучше всех.

Мияко сжала губы:

— Ты… — начала она, но Акане её перебила:

— Если ты действительно хочешь защитить свою подругу, может, начнёшь с того, чтобы честно поговорить с ней? — и повернулась к Мияко, во взгляде читалось что-то похожее на жалость. — А не разыгрывать драматичные сцены в туалетах.

С этими словами Акане развернулась и вышла, оставив Мияко наедине с зеркалами и собственными противоречивыми мыслями…

…

Когда Мияко вернулась за столик, её щёки пылали, хотя и пыталась сохранять видимость спокойствия. Она опустилась на стул резким движением, выдающим внутреннее состояние.

— Всё в порядке? — спросил я, замечая, как подрагивают её пальцы.

— Отлично, — отрезала она, скрестив руки на груди в защитном жесте.

Я ухмыльнулся, поднимая чашку:

— Судя по твоему лицу, в туалете только что разыгралась драма уровня шекспировских страстей.

— Просто помолчи, Ямагути-кун, — бросила она, но взгляд не мог скрыть остаточного гнева и чего-то ещё. Растерянности?

Мы сидели в тишине, обмениваясь лишь короткими фразами. Мияко явно была чем-то глубоко обеспокоена, её глаза то и дело возвращались к столику, за которым сидели Акане и Кенджи. Во взгляде читалась внутренняя борьба, словно пыталась решить что-то важное. Но что? Я без понятия.

Наконец, она повернулась ко мне и, слегка наклонив голову, спросила:

— Ты говорил, что у вас с Акане были дружеские отношения в средней школе. — Она сделала паузу, подбирая слова. — Вы… поругались?

Я приподнял бровь, но ответил спокойно:

— Типа того.

Мияко нахмурилась, взгляд стал серьёзным, а голос снизился почти до шёпота:

— Пожалуйста, расскажи.

Я посмотрел на свою пустую чашку, затем снова на неё:

— Не хочу. Не люблю ворошить прошлое.

Она собиралась возразить, но я поднял руку, останавливая её:

— Но могу сказать одно, — продолжил я, встречая её взгляд. — Акане обычно добивается своего. Уровень её интриг на несколько ступеней выше твоих, Мияко.

Её лицо мгновенно напряглось, брови сошлись, а губы сжались в тонкую линию:

— Это что, попытка меня принизить? — спросила она с плохо скрываемой обидой.

Я улыбнулся, но без насмешки, или злости:

— Нет, — сказал я просто. — Это именно то, что мне никогда не нравилось в ней.

Мияко замерла. Будто мои слова задели какую-то глубоко спрятанную струну.

Я встал, неторопливо застёгивая куртку:

— Мне пора.

Мияко молча наблюдала за мной, но в глазах всё ещё читалась странная смесь обиды и растерянности.

— Хочешь, провожу до дома? Или вызову такси? — предложил ей.

Она покачала головой и тихо выдохнула:

— Не нужно. Справлюсь сама.

Её голос прозвучал непривычно тихо, без обычной уверенности и даже без следа прежней злости.

— Как знаешь, — кивнул я. — Тогда до встречи.

После чего развернулся и пошёл к выходу, не оглядываясь. На полпути замедлил шаг, мельком поймав своё отражение в окне кофейни.

Прошлое всегда находит способ напомнить о себе. Оно может принять облик девушки с идеальными чертами лица или прозвучать знакомым, сдержанным голосом. А ты всё равно пытаешься убедить себя, что это просто воспоминания, а не что-то большее. И когда справляешься с ним — а я справился — на душе становится слишком спокойно. И мирно.

…

Когда вошёл в дом, меня встретила уютная тишина. Свет в гостиной был выключен, на столе стоял аккуратный поднос с чайником чая и тарелкой треугольных сэндвичей. Рядом лежала записка. Я взял её, развернул и невольно улыбнулся:

«Ты так и не поужинал, когда пришёл. Это не забота, просто не хочу выносить твой труп, если помрёшь от недоедания. — Ю.»

— Ну конечно, не забота, — пробормотал я, усаживаясь за стол.

Взял сэндвич, откусил и сделал глоток чая. Простая еда почему-то показалась особенно вкусной именно сейчас, когда голова была забита совсем другими мыслями.

Достав пульт, включил телевизор на минимальной громкости, чтобы не разбудить Юкино. На экране шло вечернее юмористическое шоу.

Голос ведущего — мужчины с короткими рыжими волосами и неуместно яркой для полуночи рубашкой — ворвался в тишину:

— А теперь у нас «Исповедь на ночь»! Правила простые: участники признаются в самых странных вещах, которые они делали. Победитель получает титул… «Главного извращенца»!

Зал взорвался смехом и аплодисментами, камера показала трёх участников.

Первый парень, взъерошенный и заметно смущённый, взял микрофон:

— Однажды я попытался уговорить свою девушку нарядиться в костюм девушки-кошки. Она согласилась, но только при условии, что я буду… — он запнулся, потом выпалил на одном дыхании: — В костюме её школьного учителя!

Зал разразился хохотом, ведущий радостно захлопал в ладоши:

— Похоже, она на отлично сдала этот экзамен, — подмигнул он в камеру.

Следующей была девушка, её лицо уже пылало:

— Я… я как-то написала письмо учителю физкультуры, где попросила… эм… индивидуальные тренировки.

Зал засмеялся, а ведущий подался к ней:

— И что, он согласился?

— Нет, — простонала она, пряча лицо в ладонях. — Но потом на каждой тренировке спрашивал, всё ли у меня «в порядке с техникой»!

Зрители буквально рыдали от смеха.

— И наконец, наш третий участник, — объявил ведущий, поворачиваясь к мужчине лет сорока в строгом костюме. — Что у вас?

Мужчина откашлялся, его лицо оставалось абсолютно серьёзным. Он взял микрофон так, словно собирался выступать на международном саммите:

— Как-то раз я заказал в интернет-магазине надувную куклу, — начал он.

По залу прокатились смешки. Ведущий тут же подхватил:

— Ну, такое случается! Главное, чтобы доставка не подвела.

Мужчина кивнул с каменным выражением лица:

— Доставили вовремя. Только это оказалась не та модель, которую я выбрал.

Ведущий ухмыльнулся:

— Что, слишком большая попалась?

Мужчина едва заметно приподнял бровь:

— Это была не она. Это был он.

Зал взорвался смехом. Ведущий, уже задыхаясь от хохота, махнул рукой:

— Ну, бывают же ошибки на производстве…

— Ошибка? — перебил мужчина. — Да эта «ошибка» потом ещё и звонила мне по пятницам с вопросом, не хочу ли я вместе сходить на пиво.

Зал буквально содрогнулся от хохота, ведущий чуть не упал со стула:

— И что, вы согласились? — выдавил он сквозь смех.

— Естественно, — невозмутимо ответил мужчина. — Нам теперь есть что вспомнить.

Я поперхнулся чаем, а потом рассмеялся, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

Всё-таки телевидение после полуночи — какой-то особый вид безумия. Впрочем, как и моя жизнь.

Мияко рухнула на кровать, весь мир внезапно стал слишком тяжёлым для её плеч. Рядом на подушку приземлился плюшевый кролик с чуть надорванным ухом — молчаливый свидетель её прошлых драм. Она рассеянно подбрасывала его вверх, будто надеясь, что столь монотонное движение поможет упорядочить мысли.

Но те не желали успокаиваться.

«Интриги Акане на несколько ступеней выше твоих, Мияко, но именно это мне никогда не нравилось в ней.»

Эти слова Казумы звенели в голове, как заевшая пластинка. Она замерла, и игрушка мягко упала ей на живот. Лицо начало пылать.

— Он… он читал меня, как открытую книгу! — прошептала она, её голос дрожал от возмущения и смущения одновременно. — Словно знал каждый мой шаг наперёд!

Тонкие пальцы сжали кролика, и она с силой швырнула его в стену, где тот беззвучно съехал на пол.

Уставившись в потолок, Мияко чувствовала, как щёки горят, а мысли не просто кружатся — они атакуют со всех сторон, не давая передышки.

«Но именно это мне никогда не нравилось в ней.»

Эта фраза, тихая и спокойная, как камень, брошенный в озеро её эмоций, порождала целую бурю.

А что, если… если бы я тогда не устроила ту месть? Если бы просто дала ему шанс? Мы могли бы быть…

Мияко почувствовала, как перехватило горло. Она резко села, схватила подушку и прижала к груди.

— Какая же я дура! — прошептала она, а потом закричала в подушку: — ДУРА!

Сжала подушку сильнее, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Он пришёл помочь. Думал, у меня проблемы… а я снова за своё, играю с его чувствами. И ведь сказал прямо! Даже не намекнул, а просто бросил правду в лицо.

Мияко стукнула кулачком по кровати:

— Почему… почему я такая дура! — выдохнула она. Голос звучал глухо, словно она обвиняла весь мир, хотя винить можно было только себя.

Она тяжело дышала, стискивая подушку как последний оплот рассудка. Мысли кружились водоворотом, но одна пробивалась сквозь остальные, становясь всё отчётливее.

— Акане… её поведение с Казумой сегодня. Она будто специально пыталась его задеть. Разве так ведут себя просто друзья?

Мияко нахмурилась, чувствуя, как складывается новая картина.

— Больше похоже на отношения бывших. Точно… они встречались!

Она резко выпрямилась, глаза расширились от озарения.

— Это многое объясняет. Казума ведь так и не сказал, что между ними произошло. Только уклонился от ответа. Потому что это слишком личное! Они определённо встречались.

Её мысли понеслись вперёд, как снежный ком, собирая всё новые детали.

— И теперь Акане перевелась к нам. Совпадение? Вряд ли. У них явно была серьёзная история…

Её губы дрогнули, в груди что-то болезненно сжалось.

— Но кажется… Казума её разлюбил? Он говорил о ней так холодно, будто всё давно в прошлом. А ведь в классе ещё есть Харука… может, он действительно любит Харуку? Или пытается полюбить?

Мияко нахмурилась ещё сильнее, взгляд упал на игрушку, всё ещё лежащую на полу.

— Хотя и к Харуке он как-то странно относится. То заботливый, то отстранённый, словно боится подпустить слишком близко. Это так хиккимори любят, что ли? Чёрт, я совсем запуталась!

Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Чёртов Ямагути-кун, — пробормотала она.

Резко потянув одеяло, она с головой укуталась в него, пытаясь спрятаться от собственных мыслей.

— Зачем он так всё усложняет? Или это я сама всё запутываю?

Мияко прикрыла глаза и, несмотря на бурю в голове, почувствовала, как тело поддаётся усталости. Тепло одеяла постепенно успокаивало её.

Ладно, завтра разберусь…

И с этой мыслью, наконец, провалилась в сон, но её лицо всё ещё оставалось слегка нахмуренным, даже во сне она продолжала спорить сама с собой…

В просторной комнате, оформленной в классическом японском стиле с элементами современного шика, царила умиротворяющая тишина. Мягкий свет ламп отражался в экране телевизора, где шёл какой-то сериал, служивший лишь фоном для размышлений.

Акане сидела перед большим зеркалом в резной раме, пока молодая служанка с безупречно уложенными волосами медленно расчёсывала её длинные чёрные пряди.

— Казума такой глупый, — произнесла Акане с лёгкой усмешкой, наблюдая за своим отражением. — Я убрала его главного соперника. Сделала так, чтобы Харука осталась одна. Всё было идеально спланировано. — Она прищурилась. — А он вместо того, чтобы наконец начать встречаться с ней, проводит вечера в кофейнях с этой розоволосой…

— Мияко-сан, — тихо уточнила служанка, опуская глаза.

— Да, с ней, — продолжила Акане, её пальцы рассеянно коснулись безупречного лака на ногтях. — Просто выводит из себя. Какой смысл было так стараться, если он даже не делает свой ход?

Служанка на мгновение остановилась, чтобы завязать концы её волос шёлковой лентой, и произнесла едва слышно:

— Он должен быть благодарен вам, госпожа, за то, что вы терпите такого человека, как Кенджи.

На лице Акане появилась хищная улыбка:

— В этом ты права, — протянула она, выпрямляясь и внимательно разглядывая своё отражение. — Кенджи, конечно, удобен и прост, как деревянный башмак. В этом и заключается его ценность как фигуры на доске.

Служанка склонила голову, пряча невольную улыбку.

Акане медленно сняла ленту с волос и задумчиво повертела её в пальцах:

— Но меня всё же беспокоит, — продолжила она, и голос стал тише, почти мечтательным. — Почему Казума не делает свой ход? Может быть… — она сделала паузу, — Харука ему на самом деле не так дорога, как все считают?

Она встала и неспешно подошла к широкому окну, за которым раскинулся ночной Токио. Городские огни мерцали, как россыпь драгоценностей на чёрном бархате.

— Тогда в кого же он влюблён? — прошептала она.

Служанка склонилась в изящном поклоне, не поднимая глаз:

— Желаете, чтобы я выяснила это, госпожа?

Акане обернулась через плечо, её улыбка была спокойной, но в глазах горел холодный огонь:

— Нет, — сказала она, приближаясь и аккуратно поправляя воротник кимоно служанки. — Это я узнаю сама. — и сделала паузу. — Ведь если он не любит Харуку… тогда для кого он играет эту роль?