Детектив для неправильных людей

Глава 29. По следам насущных дел

Правда, приехал Хантеров не скоро – только через пару дней. Нет, он звонил… Каждый раз заботливо уточняя, как у них дела, как Настёна, сама Маша.

Ответы получал корректным и сдержанно-примороженным тоном, вполне себе содержательные, но понятно было, что жена на грани…

– Маш, ты подожди меня немного, надо добить гадов! Хорошо?

– Хорошо, – автоматически соглашалась Маша, и Хантеров невольно ёжился – очень уж не вязался этот тон с раскуроченной машиной и едва не прибитым руками жены здоровенным водителем.

Этот самый водитель, кстати, шёл на сделку со следствием в первых рядах! Выложил всё, что знал, радостно сдал все пароли-явки-адреса, охотно подыграл правоохранителям в дальнейших действиях по вылову заказчиков. Правда, при виде женщин как-то странно дёргался и машинально пытался закрывать все уязвимые части тела разом.

– Ну, все всё поняли? Девочку вы поймали и спрашиваете, как вам быть дальше… Если раскрутите своих на подробные ответы – вам же лучше! Иначе они-то от всего отопрутся, а вы останетесь единственными виноватыми. А мы вас тогда на следственный эксперимент вывезем… – мечтательный тон правоохранителей не укрылся от обвиняемых, так что старались они изо всех сил.

Результатом их стараний стала убеждённость конкурентов Миронова в том, что всё прошло как нельзя лучше, что козырь у них, и можно звонить Хантерову, вызывая его на встречу.

Нет, он поехал, конечно, что б не съездить-то? Правда, поехал с дружественной компанией, которая, особенно не стесняясь чинами и положением, повязала всех причастных. Благо давно на них и зубы точились, и подозрения роились.

– Поздравляю нас всех с прекрасно проведённой операцией. Вот уж теперь точно не отмажутся! А что это у вас, Кирилл Харитонович, вид такой невесёлый? Всё же закончилось благополучно! – поинтересовался у Хантерова его знакомый из прокуратуры.

– У кого закончилось, а кому ещё с супругой объясняться… – пожал плечами Хак.

Знакомый, наслышанный о Машиных подвигах, многозначительно присвистнул: – Даааа, это серьёзно! Вот, почему я и не женюсь! Сам себе хозяин!

– Как бы и мне самому себе хозяином обратно не остаться, – пробормотал Хантеров, садясь в машину. – Машка запросто могла решить, что ей вот это вот всё сто лет не нужно!

Нет, он опять не попал на дачу – пришлось ехать сначала за их бывшим начальником гаража, которого креативный Хаковский зам довёл до нервного срыва, показываясь каждый раз, когда начгар думал, что он точно-точно скрылся и спасся.

На самом-то деле, Игорь Игоревич Палашов ничего такого ужасного и не делал, просто беззвучно появлялся около предателя и пристально, нехорошим взглядом, старательно скопированным у Хака, смотрел на него, пока тот с воем не кидался бежать прочь.

После того, как нечистоплотный любитель денег обнаружил преследователя на лестничной клетке собственного дома, у дома зазнобы, на соседней ступеньке эскалатора метро, на стоянке около личной машины начальника гаража, у борта речного трамвайчика, курсирующего по Москве-реке, в соседнем ряду вагона электрички, едущей в произвольно выбранном направлении, в тамбуре поезда в Красноярск и начал кидаться на невинных пассажиров с воплями «я знаю, знаю, вы все – он», Хаку с сопровождающими пришлось забирать его из местного полицейского участка под расписку и везти на оздоровительные мероприятия к его жене и тёще.

– Понимаете, мы его уволили – он продал ценнейшую информацию нашим конкурентам. Задорого продал. Так что его под суд бы… Куда деньги дел? Вот уж не знаю. Это вы у него сами спрашивайте.

Судя по тоскливому вою предателя, разносящемуся по деревне, жена начала с пристрастием спрашивать его «о главном», как только за Хантеровым и его помощниками закрылась калитка.

– Игорь, а куда он деньги-то дел, кстати?

– Скинул за мусоропровод в доме его дамы сердца. У него там нычка. Я изъял, разумеется.

– Вот и правильно – отвезёшь в подшефный дом престарелых, там найдут куда применить. А этому типу деньги уже не помогут! Я его сначала думал в полицию сдать, но его показания там уже никому не нужны, и он бы легко отделался! А от такой супружницы и её матушки живым, целым и невредимым ему не уйти. Да, кстати, проследи, чтобы то, что от него останется, имело дальнейшие проблемы с трудоустройством. Нельзя же, чтобы он на прежнюю должность претендовал – продавать работодателей и дальше будет! Впрочем, скорее всего, ждёт его длительное лечение по линии психиатрии. Надо же… Такой подлый и таким нервно-неустойчивым оказался.

После всего этого Хаку ещё пришлось доехать до работы и разобраться там с накопившимися срочными делами, а под вечер, когда они закончились, он в очередной раз позвонил Маше, услышал её сотое нейтральное «хорошо» и затосковал.

– Что ты тих, как день ненастный? – спросил его Миронов, осторожно заглянувший в кабинет приятеля.

– Веришь? Боюсь домой ехать… Маша так вежлива, что дело отчётливо пахнет керосином!

– Ну что ты хочешь, после такого ужаса и стресса…

– Да я всё понимаю. Более того, понимаю и то, что она имеет полное право меня в этом винить! Это же со мной хотели свести счёты …

– Думаешь, разорвёт отношения?

– Не знаю… Серёга говорит, что она тихая-тихая и такая спокойная, что ему аж страшновато.

Мужчины понимающе переглянулись.

– Нда… Лучше бы поскандалила! Ты, кстати, чувствуешь себя как? Скандал переживёшь, если что? Я имею ввиду скандал в Машином исполнении… – уточнил Миронов.

– Подразумеваешь битьё мною машин и дорожных покрытий? Неее, это Машка так среагировала от ужаса и шока… Но вообще-то вот это тихое её поведение, конечно, меня сильно настораживает. Ладно, поеду я, и будь что будет!

Настороженность Хантерова взвыла корабельной сиреной, когда Маша непоколебимо спокойно встретила его на крыльце, уточнила, будет ли он ужинать, выслушала его подробный рассказ о том, как всё получилось, и известие о том, что все враги повержены, и всё это вполне себе тихо и мирно. С полным ощущением того, что она вообще где-то не тут!

– Маш, может ты со мной поговорить хочешь? – крайне аккуратно уточнил Хантеров, когда дети разошлись по своим комнатам.

– Может и хочу, но пока не буду! – Маша упорно на него не смотрела. – И вообще, раз опасности больше нет, я хочу кое-куда сходить. Одна.

– Хорошо, как скажешь. А куда?

– Туда, куда мне нужно! – Маша очень старательно держала себя в руках. Так старательно, что разбила две тарелки о край раковины и даже не сразу поняла, что у неё в руках осколки. – Иди спать, не жди меня!

Хантеров даже спорить не решился… Куда уж тут выпендриваться, когда рядом бомба с тикающим механизмом и ни одного сапёра поблизости.

Он исполнительно убрался в спальную и вскоре оттуда донеслось похрапывание, вызвавшее у Маши горькую усмешку.

– Палится Хунта! Он так старательно изображает сон… Правда, не знает, что спит-то всегда бесшумно. Так, пора мне, а то будут жертвы и глобальные разрушения.

Она переоделась, прихватила небольшой рюкзачок, очень тихо вышла из дома, выскользнула из калитки, совсем не удивившись тому, что за ней по пятам трусит Малк, а в кустах шуршит, отбиваясь от тучи комаров, ответственный Иван.

– Вань, иди спать. Твой дядя сказал, что все враги закончились, так что я на пробежку.

– Ночью? Одна?

– Почему одна? С Малком. Вань, я тебя очень прошу… Не попадайся мне сейчас под ноги и под руки тоже не стоит. А ещё лучше, пойди и спроси у дяди.

– Так он же спит!

– Ничего он не спит – очень старательно изображает сон. Так что можешь сбегать и уточнить.

Наивный Иван, понадеявшись на то, что в любом случае Машу-то догонит, метнулся к дому, а когда, наткнувшись на полностью одетого Хантерова, выскочил обратно вместе с ним, Маши уже и след простыл.

У каждого человека есть кое-что очень-очень личное. Такое, что даже самым близким показывать не надо. Нет, не потому что это как-то постыдно, а просто потому, что касается только вас и никого больше.

Это личное надо знать в лицо, узнавать его шаги, понимать, как с ним общаться – общаться с самим собой.

Маша себя знала… Она много чего могла делать, многое умела выносить, но наступал какой-то предел, когда внутри закручивалась спиралью ярость уже на любого, кто подходит слишком близко, на всех, кто её беспокоит, когда она сама уже на грани, когда сил нет совсем, когда ей бы самой выкарабкаться… И тогда лучше бы справиться с этим самостоятельно, не выплёскивая эти тугие струи огня на близких, случайно попавших под удар, родных, правых и виноватых.

Она использовала это знание, когда Хантерова ранили первый раз и она месяц жила в его больнице, вывернувшись чуть не наизнанку, потом, когда он изменил, и особенно когда два последних года пришлось вкалывать как проклятой на весьма и весьма непростой работе, а приходя домой обнаруживать там кроме детей с их проблемами и домашних дел, ещё и Илью с его неуместными разговорами о деньгах и его разлюбезном семействе.

Когда силы заканчивались, а от попыток сдержаться, не наорать, переходя на визг и ультразвук, не разметать всё в мелкое клочьё, внутри мелко подрагивала какая-то последняя предохранительная жилка, Маша ехала на дачу, а оттуда уходила в лес.

Все мы разные… Кому-то хватает любимого рукоделия, кто-то снимает стресс уборкой до последней вражеской пылинки, кто-то идёт в парк, а кому-то нужна вкусная еда и хорошая книга, кошка на руках и дождь за окном, некоторым жизненно необходимо полежать в ванной, и чтобы никто и близко к двери не подходил!

Ванну Маша любила… до предпоследних событий, но это была мера для лёгкого стресса, а вот для такого состояния, какое настигло её сейчас, требовалось что-то посущественнее.

Если дело было зимой, ранней весной или поздней осенью, ей хватало устроить многокилометровый обход знакомых с детства территорий, чувствуя, что накопленная в душе ярость и крайняя, пограничная усталость уходят, отставая от неё, теряясь на пересечении лесных троп, путаясь в еловых лапах, а летом или ранней тёплой осенью этого было недостаточно…

Тогда оставалось одно – поход в тайное место, где можно поплакать вдоволь, даже повизжать можно, и тебя никто не услышит, а если и услышит, бежать будет как можно дальше, не пытаясь вызнать, а чего это вы там делаете, а?

Именно такие чувства вызывало у окрестных обитателей Горелое озеро. Ничего в нем такого уж мрачного не было. Да, наверное, когда-то полыхал вокруг лес и в озере спасались звери, но уже и память об этом стёрлась, а название осталось. А вместе с названием и некая опаска. Да и добираться до него очень уж неудобно – на машине не проехать, только пешочком, в придачу ещё и берега илистые, затянутые зеленоватой ряской – не поплавать вдоволь, не попозировать в красивом купальнике для фото в соцсетях.

Зато можно пробраться к старому выворотню, пройти по стволу его дерева, давным-давно упавшему в воду, посидеть на нем, привыкая к холодной воде, а потом оттолкнуться от него и поплыть, чувствуя, как вода, почему-то отчётливо пахнущая хвоей, уверенно держит тебя, как на ладонях.

Крохотный островок в центре озера был лично и безраздельно Машин. Вот там можно было всё! Выплеснуть всё раздражение, повыть от тоски, пореветь от безнадёги, да что угодно можно! Правда, почему-то, когда она туда добиралась уже ничего такого обычно и не хотелось. Зато можно было спокойно подумать о том, что действительно волнует.

– Да, это ужас что было! И это всё, весь этот кошмар – точно из-за работы Кирилла, – Маша наконец-то выговорила это вслух. Рядом топотал и встряхивался Малк, обследуя новую территорию. Из рюкзачка, который на время заплыва привычно устроился в непромокаемый пакет, Маша достала полотенце и плед, чтобы не отвлекаться на всякие пустяки типа холода, и теперь она, уютно устроившись на привычном месте, рассуждала:

– Он мне обещал, что никогда такого не допустит! А если бы у него не получилось всё решить? А если бы Настя не сумела увернуться? Если бы Иван не успел?

Ужас снова подкрался, прихватил за горло, стало трудно дышать, но наконец-то можно было поплакать вволю, поскулить, не думая, что напугаешь детей, можно даже взвизгнуть, не боясь, что шокируешь охрану.

– Фууух, полегчало кажется… Ну и что мы имеем? А имеем мы Хантерова с его работой. Без работы он не сможет, и врагов у него всегда будет куча… Порвать с ним все отношения, наплевав на нас с ним? Запретить видеться с детьми, свалить куда подальше в другой город, сменить фамилию, забиться в глушь, в тайгу? – Маша обдумала всё это.

– Ужасно… Вот честное слово ужасно! Только вот что делать с опасностью?

Налетевший прохладный ветер коснулся её мокрых волос, зашумел прибрежными соснами и елями, и Маша словно со стороны на себя посмотрела.

– И уточнила это женщина средних лет, сидящая глубокой ночью в полном одиночестве, если не считать собаки, на крошечном острове посреди топкого озера, которое местные даже днём обходят дальней стороной? – её разобрал смех.

– Ну, Мария Владимировна, ты и спросила… Да если тебя сейчас кто-то тут случайно увидит, заикой станет от ужаса! А если серьёзно… Если серьёзно, то совсем недавно опасность была ничуть не меньшей, и вовсе даже не от Хантерова, а от родни спокойнейшего и благополучнейшего Илюшеньки! И как раз Кирилл-то меня и спас! И какой из этого всего следует вывод?

Маша подняла голову и уставилась на потрясающей красоты звёздное небо, распахнутое над крошечным островком так, словно он и есть центр Вселенной. Небо было над головой, небо отражалось в озере… Оно полностью окружало и саму Машу, и её мысли. Может быть, именно поэтому они приняли слегка торжественный и размеренный темп.

– А вывод глубокомысленный – можно жизнь прожить с опасным Хантеровым, а можно её закончить внезапно и бесславно в собственной ванне от проводочка и родичей милейшего Илюши, правда, чувствуя себя при этом в полнейшей безопасности. Вот уж точно мама говорит – мы все под Богом ходим – что Он даст, то и будет. Да, осторожность и здравый смысл приветствуются, но всего-то не предусмотреть, а значит, и пытаться не стоит!

Странным образом этот кусочек звёздного неба, накрывший Машин островок, тёплый плед, свернувшийся в ногах сопящий Малк, уханье совы в лесу по соседству, запах хвои и озёрной воды да возможность побыть наедине с собой, услышать себя саму, Машу полностью успокоили и придали сил.

– Ну, вот и хорошо! А это значит… Значит, пора мне с Кириллом поговорить. Думаю, что у меня есть, что ему сказать… – она фыркнула, представив шок Хантерова после её слов.