Девушка брата

Глава 28

Имея опыт помолвки и сожительства, я, конечно же, имела его и в плане знакомства парня с родителями. Более того, когда-то, давным-давно, волновалась в преддверии события почти так же, как сейчас. Почти.

Я позвонила маме в тот же день, в пятницу, а свободны они оказались в грядущее воскресенье. Лучше было бы, чтоб через неделю? Или так я бы только сильнее накрутила себя? Понятия не имею.

Но ночь с субботы на воскресенье я почти не спала. Все думала, крутила в голове так и эдак возможные варианты развития событий, придумывала, что скажу в том или ином случае.

Родители никогда не были излишне строги или бесцеремонны, однако при малейшем намеке на опасность для меня тот же Богдан превращался в дикого зверя — защитника потомства. Это выручало не раз и не два, вот только впервые ситуация выглядела со стороны действительно не такой, какой являлась на деле.

Брат бывшего парня, бывший же заключенный, бывший участник нелегальных боев на тотализаторе — узнать об этом Богдану не составит труда, с которым я начала жить вместе… Через сколько? Если считать со дня знакомства, то меньше чем через месяц, а если считать с более-менее официального начала отношений, то с первого дня.

Что бы я подумала на их месте? Что их взрослой, рассудительной дочери вскружил голову сомнительный и опасный тип и что надо бы ее защитить, пока ничего не случилось.

Даже Алла от Влада не в восторге, а она, во-первых, подруга, а во-вторых…

Мозг закипал. Осторожно выбравшись из постели, я ушла на кухню делать чай. Заперла дверь, чтоб не разбудить крепко спавшего Влада, включила чайник и насыпала мяты в чашку.

Конечно же, если родители не одобрят наши отношения, ничего не изменится. Но так бы не хотелось еще и этого в комплект к уже имеющимся проблемам. А еще… Вот бы у Влада появилась нормальная семья, пусть и в лице моих мамы и отчима.

Он сам возник в кухне сразу как заварился чай. Сонный, взъерошенный, со следами от подушки на щеке. Сердце защемило от нежности.

— Все хорошо, Настя? — заглянул мне в лицо, когда я подошла обниматься.

— Ага. Проснулась рано, — с тем, что на часах уже половина шестого, звучит убедительно.

— Угу, — он не повелся, — я обещаю, что все будет хорошо.

Ах, как бы хотелось, чтоб все так и было. Не только с моими родителями. Как бы все сегодня не прошло, со временем они бы смирились. Узнали бы Влада поближе и поверили бы, что мне с ним будет хорошо.

Но и с… Как бы это все сказать одним словом или хоть словосочетанием? Родственниками Влада, вот. Родителями, семьей — назвать так чету Сазоновых язык не повернется. А ведь это они все еще не в курсе наших отношений.

Я надела другое свое цветастое платье — с воротничком-стоечкой, рукавом три четверти, свободного кроя и длиной по щиколотку. Мамино любимое. Наивный поступок, ну и пусть.

Накрутила локоны, тронула тушью ресницы, а блеском губы. Выбрала босоножки на кошачьем каблуке.

Влад чисто выбрился — так непривычно. Белоснежная рубашка подсвечивала смуглую кожу и, как влитая, сидела на мощном тренированном теле. Плотная ткань скрывала повязку на ребрах. Сливового цвета брюки от костюма, темно-серые туфли. Ему так непривычно и неудобно, но Влад не думал этого показывать. Как и того, насколько сильно нервничал.

Букет белых пионов — мама любит именно такие. Четыре с половиной минуты парковки у парадного, чтоб стать «вежливо» и хоть немного потянуть время. Холодные руки, которые мы безуспешно пытались согреть, переплетя пальцы. Рваный вздох вместо нужного глубокого. Звонок в дверь — слишком громко разорвавший тишину.

— Прости.

— Ничего.

И действительно — ничего. Леша очень естественно изобразил, что они не знакомы, родители — что не слишком удивлены нашей, так скоро начавшейся, совместной жизни. Никаких неловких пауз в разговорах, даже после того, как стало понятно, что Влад и Глеб — братья. Я уже почти начала чувствовать вкус маминого изумительного «пражского», а вилка перестала звякать о фарфор тарелки, как на вопрос о том, чем занимается, Влад ответил:

— Начал работать с отцом, — Влад осекся на секунду, сглотнул, — он планирует отходить от дел и передавать их нам с Глебом. Вот, вхожу в курс.

— А раньше?

— У меня были проблемы с законом, Богдан, — глядя ему в глаза, сказал Влад.

Сидел ровно, расслабленно даже. Если б не рука на колене, сжавшаяся в кулак, было бы похоже, что Влад сказал что-то будничное. Я положила ладонь поверх его кулака, погладила, чтоб хоть немного расслабить. Наткнулась на мамин взгляд. Удивленный, вопросительный, ошарашенный. Но вроде бы без осуждения. Пока.

— Были — это в прошедшем времени? — их взгляды скрестились через стол.

— Да. Теперь мы с Фемидой в расчете. И больше ругаться с ней я не намерен, — Влад не отвел взгляд. — Я сделаю все, чтоб Настя не пожалела о том, что она выбрала меня. Прошлого не изменить, а над настоящим я работаю прямо сейчас.

— Вот и славно, — лицо Богдана смягчилось, — но, если что нужно, ты обращайся. Не знаю, говорила ли дочка, но я адвокат.

— Благодарю, — то, что благодарил Влад отнюдь не за это, думаю, почувствовали все.

Оставив мужчин, мы с мамой отправились на кухню. Официально — заварить чай.

— Мам…

— Мне обидно, что ты так напугана, дорогая, — грустно сказала она. — Ни я, ни Богдан вроде бы никогда не были к тебе несправедливы…

— Не были, — на глаза навернулись слезы. — Мам, просто все очень сложно. Не в наших отношениях, нет. С остальными — сложно. Это трудно объяснить.

— Я замужем за адвокатом, доченька, — усадив меня на стул, мама села на соседний и взяла за руку, — и знаю, сколько всего бывает в жизни. Что бы ни случилось, нечестно вечно карать человека, желающего исправиться. И я, и папа видим, как Влад тебя любит. Пока ты с ним счастлива, остальное не важно.

Несколько слезинок все же скатились по щекам, размазывая тушь. Мама обняла меня, прижала к груди, укачивала как ребенка.

— Давай-ка успокаивайся, а я отнесу чайник и принесу тебе косметичку, хорошо?

— Спасибо, мам.

— Мы семья, Настя, — она погладила меня по щеке, — а это, обычно, люди, которые вытаскивают, когда тонешь, а не топят нарочно.

Поцеловав меня в щеку, мама подхватила чайник и вышла из кухни.

А я вспомнила бабушку. Как она убеждала маму терпеть побои, вместо того, чтоб порвать с моим биологическим отцом. До сих пор в голове эта картинка: я маленькая, в одной пижаме, закутанная в мамино пальто, а она сама и вовсе в ночной рубашке и тапках. Промокших, как и ноги, ведь на улице глубокая холодная осень. Пробежав долго-долго, по темным улицам, мы оказываемся в бабушкиной квартире. Там тепло и горит желтый свет. И чай вроде бы вкусный, и плед мягкий. А все равно, мне, перепуганному ребенку, становится до дрожи холодно, когда я вижу, как еще сильнее опускаются мамины плечи и голова от сказанных с холодным, нравоучительным достоинством слов. Что она, может, сама виновата, что нужно умнее себя вести, что ребенку нужен отец. Что у всех так, и что она с ребенком никому не будет нужна.

Никому не будет нужна.