Он орал. Страшно. И не от того, что громко, и даже не из-за жутких матерных оскорблений. Но от того яростного презрения, которым было пропитано каждое слово в адрес своего сына.
Влад одним прыжком выбрался из бассейна. Я неловко подгребла к лестнице, ударилась о ступеньку, начав подниматься. И почти сразу оказалась в руках Глеба. Он завернул меня в свой пиджак и обнял, с беспокойством спрашивая, все ли в порядке. Я успела лишь рассеянно кивнуть, когда Святослав со всей силы залепил Владу пощечину. Тот упал, не удержав равновесие.
— Вы все не так поняли, — воскликнула я.
Сбросив руки Глеба, подскочила к ним. Практически втиснулась между уже поднявшимся на ноги Владом и его отцом, мешая набросится друг на друга. Меня трясло от вихря охвативших чувств.
— Он ничего плохого не сделал! — обуздать звенящий голос особо не получалось.
— Святослав, мне стало нехорошо. И Влад вывел меня подышать воздухом. А потом я решила потрогать воду в бассейне…. Поскользнулась из-за каблуков и упала в воду. Влад хотел помочь мне выбраться и вот…
Я закончила поток лжи смущенной улыбкой глупенькой девочки. Надеюсь, взгляд не выдал истинных чувств.
Как ужасно вот так унижать своего сына… Да вообще любого человека! Еще и на глазах у других — охранников, пришедших с ними, гостей, привлеченных скандалом.
Гневная гримаса, стершая маску элегантного и высокомерного достоинства с лица Святослава, сошла. На миг оно стало удивленным. И вот снова это привычное выражение. Зрелый властелин со снисходительной добротой, взирающий на вассалов. О недавней вспышке напоминали теперь лишь красные пятна на щеках и шее над ослабленным воротом белоснежной рубашки да все еще сжатые кулаки.
— Я прошу прощения за испорченный вечер, Святослав. Мне очень жаль, правда. С Вашего позволения, я поеду домой.
— Ну, что ты, не преувеличивай, — ставший спокойным голос мужчины слегка хрипел после крика, — все это досадное недоразумение.
И обвел взглядом зрителей. Расходитесь, мол, спектакль окончен.
— Влад, — я повернулась к застывшему за моей спиной парню, — благодарю за помощь.
Его взгляд полыхал от обуревавших чувств. Злобы, отчаяния, боли, смятения, растерянности. Влад стоял чуть сгорбившись, будто от тяжкой ноши, придавившей широкие плечи, облепленные промокшей тканью рубашки. В уголке губы проступила кровь. А может, это только казалось.
— Прости меня, пожалуйста. Обещаю, в следующий раз, я буду прерываться на перекусы между сборами.
— Если он будет, — донеслось из толпы. И смешки следом.
Ну и пусть. Уж лучше пусть смеются надо мной, чем над ним. Владу и так досталось уже, больше некуда. А Святослав и не думал сказать ему хоть что-то. Даже не смотрел сейчас, я уверена.
Так захотелось его обнять. Не пожалеть, нет. Это чувство даже в бреду нельзя отнести к Владу. Просто поддержать хоть так.
Я ведь знала, насколько больно, когда тебя бьет собственный отец. Какого это снова и снова пытаться защищаться от того, кто должен был сам стать опорой и защитой от всего мира. Всегда безуспешно… Всегда. И не важно, сколько тебе — шесть или почти тридцать. Кем бы ты ни был, каким бы ни был и что бы не происходило, ты всегда был и останешься ребенком, жаждущим любви тех, кто дал жизнь.
— Идем, Настя, переоденешься, и я отвезу тебя домой, — опомнился Глеб.
Надеть шмотки Милы? Да я лучше воспаление легких схвачу!
— Нет, милый, все хорошо. Мне совсем не холодно, — я посмотрела на него, — Если можно, поедем прямо сейчас, ладно? — и Владу, — Давай тебе вызовем такси?
Не дожидаясь ответа, нащупала под пиджаком клатч. Он походил сейчас на маленький бассейн, но смартфон внутри уцелел. Ну, надо же, действительно водонепроницаемый.
— Я сам, — почти прошептал Влад.
— Ну, хорошо. Тогда пока, — и улыбнулась Святославу. — До свидания.
Глеб обнял меня за плечи, кивнул отцу и повел прочь. Мы прошли сквозь расступившихся и гудевших как растревоженный улей гостей, пожирающих нас взглядами, и направились в дом. Пересекли залу, прихожую и, наконец, оказались во внешнем дворе, напоминающем сейчас выставку элитных автомобилей. Разномастные седаны и внедорожники, поблескивая наполированными, будто и не было дождя, кузовами, аккуратненькими рядами стояли на подъездной аллее. Внутри каждого скучали со смартфонами водители.
Мы подошли к черному «Lexus LX», и Глеб галантно открыл мне дверцу. Когда я забралась внутрь, обошел машину и сел рядом.
— Домой к Насте, — коротко бросил водителю, — и прибавь печку.
Тот кивнул и медленно вырулил к воротам.
— Тебе не обязательно было…
— Перестань, — перебил он. — Кроме того, я же обещал объяснить насчет этого… Насчет брата.
Я неловко покосилась на водителя. Никак не привыкну к слепым и глухим в отношении работодателей сотрудникам.
Глеб придвинулся ближе, обнял, рискуя промочить рубашку. Ведь его пиджак уже пропитался влагой с платья. Но, благодаря тому, что в машине почти сауна, холодно мне не было. А если б вынуть ноги из туфель и поджать под себя, то стало бы вообще отлично. Но я не решалась. И так уже…
— У нас хуже, чем в народных сказках, в которых «младший, как водится — дурак», — с горьким сарказмом начал мужчина, — Наверно потому, что там братья родные, а мы — лишь по отцу.
Я попыталась поймать его взгляд, но Глеб говорил, изучая кожаную обивку водительского сиденья.
Протянула руку и переплела пальцы с его.
— Он завел интрижку, когда мне было шесть. Девка залетела. Он денег дал на аборт, но она его не сделала. Сбежала просто в какие-то ебеня. А потом, в родах что-то пошло не так, а помочь там не смогли. Отец сам детдомовский…. Ну и не хотел такой судьбы для потомка. Забрал его к нам. И вот он — результат.
Резко повел подбородком вбок.
До этого момента я не чувствовала холода. А сейчас он сковал все тело, и внутрь проник, вызывая озноб.
— … с детства ходячей проблемой был. Три школы сменили. К пятнадцати годам было десять приводов в милицию из-за драк. У меня об университетских годах самые яркие воспоминания, как ездил его из участков забирать, — он выдохнул, — еле школу окончил. Ни о какой дальнейшей учебе слышать не хотел. Все, чем занимался — качалка и бои на тотализаторе. Надо было махнуть рукой, и мы собирались, но так и не смогли. И вот, однажды, отец позвонил и сказал, что Влада арестовали за убийство. Забил насмерть своего противника на этом… Ринге. Можно было замять, избежать скандала, но он не дал. Да еще и с поведением своим. Короче говоря, пять лет отсидел. Вышел два месяца назад и опять за старое.
Глеб повернул голову, нашел глазами мои. В его застыло какое-то странное, нечитабельное выражение.
— Теперь понимаешь, почему не рассказывал?
Я лишь кивнула и прильнула к нему. Обняла за плечи, запустила пальцы в русые волосы, гладя затылок. Сердце сжималось от боли, в голове метались мысли — ни одной не ухватить.
— Лучше б он сдох там, честное слово, — прошептал Глеб. Приподнялся и поцеловал меня в губы. Рука забралась под платье, сжала бедро над кромкой чулок. Пальцы полезли под трусики.
— Глеб, — я разорвала поцелуй, отклонила лицо, уперлась ладонями в его грудь, — не нужно.
Он показательно отнял руки, продемонстрировал открытые ладони и отодвинулся.
— Прости, но я не могу так, — одними губами прошептала, кивнув на водителя.
— Это ты прости, — он взял меня за руку, — сорвался.
— Понимаю.
Остаток пути мы проделали молча. Глеб легонько поцеловал на прощание. Намекать на «чашку кофе» не стал. К счастью.