Эпизод двенадцатый

За месяц до смерти Анри де Моранвилля

Мишель де Моранвилль, как явствовало из его имени и фамилии, имел по отцу французские корни и в тайне гордился хваткостью деда, не только избежавшего ужасов гильотины, но сумевшего и на чужбине застолбить себе место под солнцем Он, правда, желая восполнить свой капитал, занялся когда-то неподобающей аристократу коммерцией, за что на время был изгнан из светских гостиных, как недостойный, однако с течением времени и переменой взглядов на мир, его снова начали принимать и принимали тем благосклоннее, чем богаче он становился. Таким образом уже отец Мишеля де Моранвилля слыл одним из завиднейших женихов светского Лондона, сам же Мишель взял в жены Грейс Стаффорд, двадцать пятую в списке претендующих на английский престол, и это говорило о многом.

Богатый, влиятельный, не обделенный мужской красотой и лоском светского денди, женатый, к тому же, на очаровательной женщине, де Моранвилль мог бы считаться счастливейшим смертным, не томи его сердце гнетущая мысль о бездетности их с супругой союза. За пять лет в целом счастливого брака Грейс де Моранвилль ни разу не понесла от него... Она оказалась пустышкой, пустоцветом, выстрелом в пустоту.

А ведь он так мечтал о наследнике, маленьком де Моранвилле, которому он оставит наследство, приумноженное в разы. И когда случилось невероятное – жена, забеременев, родила здорового мальчика – он не мог поверить своему счастью. Это было тем чудом, божьим ответом на их многочисленные молитвы, на который единственно уповали степенные доктора, снова и снова разводя руками в беспомощности...

Но и тогда, расцвеченная появлением наследника жизнь де Моранвиллей, не сделалась совершенной: роды оказались тяжелыми, и супруга, едва не отдав Богу душу, впала в гнетущее оцепенение на долгие месяцы. Доктора, приглашенные к ней, называли ее состояние «postpartum exanimationes» – родовым помешательством и снова разводили руками, уверяя, что это проходит само, нужно просто дать время.

И Грейс действительно стало лучше: однажды она, наблюдая в окно за нянькой с пятимесячным мальчиком на руках, вдруг вышла из комнаты и, пройдя через дом, забрала у женщины сына. С тех пор она большую часть времени проводила с ребенком сама и тряслась над ним с маниакальной заботой... Охладев, однако, не только к супругу, но и к жизни, которой жила. Ни балы, ни светские рауты более не прельщали ее...

Грейс де Моранвилль, как шептались «доброжелатели», чуточку повредилась в уме.

И только супруг ее знал, насколько сильно преуменьшали они степень проблемы.

– Олдридж, – в раздражении позвал граф. – Олдридж... черт побери!

На пороге его кабинета материализовался дворецкий.

– Вы звали, сэр?

– Не задавай идиотских вопросов, – огрызнулся в раздражении граф. – Где папка с бумагами, что лежала на этом столе? Я сам положил ее здесь прошлым вечером.

Олдридж изменился на тон, сравнявшись по цвету с лепниной на потолке.

– Сэр, я...

– Да не мямли ты. Кто заходил в кабинет этим утром?

– Никто, сэр.

– А как же служанка, растапливающая камин? Только не говори, что эта дуреха растопила его моими бумагами.

– Как можно, сэр?! Она никогда не посмела бы. – И, утративший невозмутимость дворецкий, вдруг кашлянул в кулак.

– Да говори же, как есть, нечего тут расшаркиваться, как на балу, – одернул его собеседник.

– Миледи, сэр... – начал тот, – миледи де Моранвилль утром спустилась раньше обычного и...

– И?

– … Долго гуляла в саду. – Брови дворецкого вскинулись. – Может статься, что она снова...

Мужчина понял в то же мгновение, на что намекает слуга, и стиснул край бронзовой пепельницы.

Неужели опять?

Быть не может. Проклятье!

– Где графиня сейчас?

– В столовой, сэр, завтракает.

– Хорошо.

Де Моранвилль стремительным шагом вышел из кабинета и ворвался в столовую мрачный как туча. Раздражение в нём клокотало вулканической магмой... Он больше не мог его сдерживать.

– Где папка с бумагами, Грейс? – кинул он прямо с порога, не заботясь о тоне.

– Папка с бумагами? – переспросила жена, намазывая тост джемом. – Отчего вы решили, сэр, что я это знаю? – Ее лицо отобразило вопрос, такой неподдельный, что граф на мгновение усомнился в ее причастности к исчезновению папки, но длилось это не дольше секунды: жена улыбнулась. И злорадство этой улыбки поведало ему даже больше, чем он бы желал.

– Где она? – процедил он, сжав кулаки. До страстного захотелось влепить негодяйке затрещину так, чтобы ей стало больно и идеальные завитки светлых волос разметались по шее.

– Почему бы вам самому не поискать, – отозвалась жена. – Вы ведь у нас такой умный.

Он не знал, совершенно не понимал, чем заслужил подобное отношение: эта женщина будто за что-то казнила его, мстила изо дня в день, причем крайне изобретательно. Нет, он понимал, ясное дело, что виной всему её помутившийся разум, но почему именно он, заботливый, любящий муж, стал целью её помешательства, принять и осмыслить не мог.

Началось всё... Когда? Примерно, полгода назад. Жена вдруг сделалась мрачной и нелюдимой, как было то после родов Анри... Говорила, что утомилась житейской рутиной, что ей нужно время... Они ссорились по пустякам, и она запиралась ночами, не пуская его в свою комнату. Как-то он даже заставил её выполнить свой супружеский долг... Прямо в его кабинете, на рабочем столе.

Он до сих пор помнил её обезумевшие о ненависти глаза и презрительно искривившийся рот.

С тех пор, собственно, всё и пошло...

– Олдридж, лопату! – приказал он, обращаясь к дворецкому. – И найдите мне Поттер; пусть она скажет, где этим утром гуляла хозяйка.

– Да, сэр, сию же минуту.

Дворецкий ушел, а де Моранвилль все стоял и смотрел, как жена жует тост, откусывая его маленькими кусочками. Будто дразнится... Ненормальная сука. Он устал... он смертельно устал жить в аду изо дня в день... За что ему это всё?

Может быть, мать права: и лечебница – лучший выход из ситуации?

Не хватало еще, чтобы Грейс навредила ребенку... Мало ли что взбредет в голову ненормальной.

– Сэр, миссис Поттер и садовник с лопатой ждут вас в саду, – вернулся дворецкий.

Кивнув, он молча покинул столовую. Всё в нём дрожало, как в лихорадке... И он гадал, как выдержит это дольше.

– Графиня долгое время провела у фонтана, милорд, – просветила его камеристка жены. – Полагаю, искать нужно там.

И, снова молча кивнув, он зашагал по дорожке. Казалось, если заговорит, будет сыпать проклятиями и только... Эта безумная стерва всю душу ему измотала своими ненормальными выходками. В прошлый раз закопала в саду дорогой мейсенский фарфор, доставшийся им от прабабки, и пока верзила-садовник выкапывал его из земли, были разбиты три блюдца и две чайные чашки. Он глядел тогда на те черепки, как на осколки своей собственной жизни, разлетевшейся на куски...

– Вот, сэр, смотрите: здесь земля потревожена.

– Копайте! – отрывисто кинул он. – И достаньте уже эту папку.

Почему Грейс свихнулась на том, чтобы закапывать его вещи в саду, для Моранвилля опять же оставалось загадкой. Чайный сервиз, золотые часы, даже новый, только-только пошитый по случаю фрак – все оказывалось в земле, стоило отвернуться.

Может быть, жена таким образом намекала ему, что не прочь и его, ненавистного мужа, прикопать под розовыми кустами?

Но вряд ли в действиях Грейс была логика или разумность: он видел безумие в голубых, так любимых им прежде глазах. Его супруга ополоумела...

– Папка, сэр, вот она. – Работавший лопатой садовник потянул из земли угол кожаного портфеля. И, отряхнув его, протянул хозяину дома.

– Благодарю, – кинул тот скупо, приняв портфель с таким видом, словно ему подали ядовитого аспида. – Приведите здесь все в порядок.

– Будет сделано, сэр.

Ну, хотя бы не сожгла бумаги в камине – и за это спасибо. И все-таки сука! Ненормальная, свихнувшаяся на всю голову сука! В запальчивости, едва ли разбирая дорогу, он почти налетел на мисс Харпер, гувернантку Анри, вышедшую из дома...

– Прошу простить меня, сэр, – пролепетала она, опуская глаза.

И он, глядя на тонкий девичий профиль, подсвеченный солнцем, подумал вдруг, какой резкий контраст представляет ее кроткий вид дерзком, неприветливым взглядам Грейс.

– Это вы простите меня, Розалин, – сказал он. – Супруга опять взялась за свое, и я... я немного не в духе. Не заметил вас, если честно!

– Ничего страшного, сэр.

Он видел, как ей неловко беседовать с ним, особенно поминая безумства жены, и он вдруг подумал, что гувернантка могла бы помочь ему.

– Мисс Харпер...

– Да, сэр?

– Не могли бы вы поспособствовать мне в одном деле?

Ее карие, миндалевидной формы глаза вскинулись на него в недоумении.

– Каком, сэр?

– Присмотреть за моей женой.

– Сэр? – Она испугалась как будто. – Не понимаю...

– Вы знаете, как и прочие... Нет-нет, не отрицайте, вы умная женщина, значит видите сами: жена моя повредилась рассудком и ведет себя странно. Сегодня, к примеру, прикопала под елью мою папку с бумагами... – Он продемонстрировал запыленную вещь. – А ее камеристка, миссис Поттер, слишком предана ей, чтобы докладывать мне о безумствах жены... Вы же...

– Сэр... вы предлагаете мне шпионить за вашей супругой? – ужаснулась мисс Харпер.

– Отчего же «шпионить»? Присматривать и докладывать мне, если Грейс снова станет вести себя... ненормально.

– Но я провожу большую часть своего времени с вашим сыном, милорд. И вряд ли смогу в должной мере...

– И все-таки... – Он положил руку на девичье плечико и заглянул в испуганные глаза. – Если что-то заметите... или услышите... расскажите мне, хорошо? В любое время ночи и дня дверь моей комнаты открыта для вас.

– Ах, простите, сэр! – В этот самый момент из-за угла выскочила служанка с охапкой цветов для украшения дома и, зыркнув на его собеседницу, понеслась дальше с блеском в глазах.

– Простите, сэр, мне пора на урок к вашему сыну, – торопливо произнесла гувернантка и тоже прыснула прочь, не ответив ни да, ни нет.

Он постоял, глядя ей вслед, а потом, наконец, вошел в дом.

Загрузка...