Эпизод тридцатый

Выйдя из комнаты экономки, Томазо Антуан Джонсон выдохнул так, словно вынырнул из-под толщи воды. Он бы, наверное, постоял, позволив себе систематизировать мысли, прийти немного в себя – отдышаться, по сути, но за дверью его встретила рыжая, и выказать слабость он себе не позволил.

– Я ведь сказала: она что-то знает – и вот... – Девушка замолчала, а Джонсон просто кивнул.

И пошел по коридору.

Очень хотелось просто выйти на воздух... Что это с ним? Сделался слишком ранимым?

Вот уж чего он хотел бы меньше всего.

Он услышал шаги за спиной, но даже не обернулся. Лишь когда мисс Харпер спросила: «Вы ведь меня подождете?», наконец, обернулся.

– Для чего? – осведомился недоуменно.

– Как для чего? – удивилась его собеседница. – Вы обещали отвезти меня к Розалин. К тому же, у нас еще есть дела...

– У нас?

– У нас, мистер Джонстон. А вы как хотели? – И поспешила добавить, пока он не стал возражать: – В свете новых событий нам просто необходимо переговорить с миледи де Моранвилль. Она – ключ ко всему.

– Вы так думаете?

– Конечно.

– Но она не в себе, если вы помните, и заперта в клинике для душевнобольных.

Девушка вскинула бровки.

– А вдруг это только притворство... – предположила она. – Вдруг миледи известно, что случилось тем вечером, и она нарочно таится...

– Покрывает супруга? Вы, действительно, верите, что отец способен убить собственного ребенка? А даже если и так, этой женщине тем более нету смысла покрывать убийцу своего сына. Нет, здесь что-то не сходится...

– Или вы слишком правильный, чтобы верить в самое худшее.

Джонсон хмыкнул, так удивившись тому, что его неожиданно сочли «правильным», что лишился на мгновение дара речи. Вот уж в чем его было бы сложно заподозрить, так это в правильности... Смешная девчушка!

И пока он молчал, гадая, не сделался ли он, в самом деле, чересчур мягкотелым, мисс Харпер велела, причем не терпящим возражения тоном:

– Ждите на улице. Я выйду через минуту!

Джонсон вышел и... принялся ждать. Ну не дурак ли? Зачем ему эта обуза?

А обуза выскочила из дома минут через пять с ридикюлем, зонтиком и перчатками.

– Остальное заберу позже, – сказала она, – все равно увольняюсь. Мне больше здесь нечего делать!

В кэбе до Бетлемской королевской больницы они хранили молчание, только раз мисс Харпер подняла взгляд от своих сцепленных рук и сказала:

– Благодарю, мистер Джонсон: вы сумели разговорить эту женщину и очистить имя сестры.

– Об этом еще говорить рано, мисс Харпер, – возразил он. – Пусть для начала миссис Поттер откроет правду полиции, а там будет видно.

Девушка, враз испугавшись, на него посмотрела:

– Но она ведь сделает это, расскажет правду полиции? – спросила она. И всполошившись: – Не сбежит прямо сейчас?

И Джонсону стало совестно, что он испугал своими словами бедную девушку. Он неловко похлопал ее по руке и уверенно произнес:

– Не волнуйтесь, мисс Харпер, даже если она и сбежит, я ее непременно найду. Из-под земли достану, если придется...

– Вы это можете?

Он снисходительно улыбнулся.

– Это моя профессия, мисс. – И весь остаток пути они ехали молча.

В больнице же Джонсону пришлось выдержать настоящую битву за встречу с главным врачом, мистером Оуэном Маккензи, тот, чрезмерно высокий, но нервный под стать своим пациентам, долго увиливал, не желая сказать, почему свидание с Грейс де Моранвилль в этот день (да и в ближайшее время) невозможно. Она-де отвратительно плохо переносит свидания с посетителями: потом неделями мается «возбужденным сознанием», головными болями и вообще, кто он такой, чтобы просить о свидании с леди.

Джонсон, пустивший в ход весь арсенал из увиливаний и правды, в конце концов пробил брешь докторской обороны, когда сказал, что миледи Стаффорд, мать пациентки, будет весьма недовольна, узнав о поведении доктора Маккензи. Ах, так вы знаете леди Стаффорд? Само собой. В таком случае, должен с прискорбием сообщить, что... Джонсон напрягся. С прискорбием? Что несет эта «водонапорная башня» под два метра ростом? … Что леди де Моранвилль этим утром пропала из своей комнаты. Как это вышло? Никто толком не знает: она будто в воздухе растворилась.

Джонсон вышел из клиники в еще более растрепанных чувствах, чем после общения с миссис Поттер. И растерялся: что теперь делать? Но поджидавшая его девушка, выслушав новость об исчезновении миледи де Моранвилль, сразу же заявила:

– Тогда едем к нотариусу на Флит-стрит. Узнаем, что именно обсуждала с ним миледи де Моранвилль!

Мысль была дельной, но вряд ли крючкотвора-нотариуса удалось бы уломать так же, как доктора Маккензи. А от одной мысли, выдержать еще одну битву, Джонсону как-то враз поплохело...

– Сначала поедем в полицию и заручимся поддержкой инспектора Ридли, – переиграл он план девушки. – Так выйдет быстрее и менее бестолково.

Мисс Харпер надулась, ей по всему не понравилось последнее слово, а еще она вовсе не жаждала снова встречаться с бывшим женихом Розалин. Он понял это, когда, выйдя из кабинета инспектора, представил ему Беатрис, дожидавшуюся в приемной у стойки дежурного констебля.

– Мисс Беатрис, – опешил инспектор. – Не думал встретить вас здесь.

– Поверьте, я тоже не особенно счастлива снова вас видеть. – Рыжие волосы всколыхнулись, когда девушка вскинула подбородок.

– Я вовсе не это имел в виду...

– А я это. Вы поверили лживым наветам, а не сестре, и за это я вас презираю!

Ридли сглотнул, сделавшись еще более мрачным, чем был.

– Ваше право, – отозвался нейтральным голосом и направился к выходу из участка.

Мисс Харпер и Джонсон последовали за ним. Причем последний буквально поволок девушку за собой, ее будто приморозило к полу собственным источаемым по отношению к инспектору холодом.

В конторе нотариуса мисс Харпер, как бы сильно ее это не возмущала, снова осталась дожидаться в приемной, а инспектора Ридли и Джонсона услужливый клерк проводил в кабинет мистера Барбриджа. Подслеповатый, в очочках-пенсне, джентльмен этот смахивал на крота, зарывшегося по самые уши в стопки бумаг, разложенных на столе. Его макушка едва-едва возвышалась над ними, когда посетители присели на предложенные им стулья.

– Итак, чем могу быть полезен, инспектор? – осведомился человек-крот, поправляя очки. – Я человек крайне законопослушный и мирный. Вряд ли вы пришли по мою душу...

– Нас интересует ваши беседы с миледи де Моранвилль, сэр, – не стал расшаркиваться инспектор. – О чем именно вы говорили с ней три года назад?

Нотариус выдержал паузу и хмыкнул в кулак.

– Кхм... инспектор, вы задаете весьма щекотливый вопрос и, должно быть, понимаете сами, что я не могу вам ответить на него прямо.

– Ответьте, как можете.

– Кхм... я, понимаете ли, инспектор, не могу разглашать тайны доверившихся мне клиентов. Это было бы крайне непрофессионально. Губительно для моего дела и чести в особенности.

– Даже если один из ваших клиентов замешан в громком убийстве?

– Особенно в этом случае.

Джонсон подумал, что этому крючкотвору не помешало бы надавать оплеух, аж руки чесались самому это сделать. Даже странно, что Ридли оставался настолько спокойным: либо был от природы миролюбив, не в пример Джонсону, либо привык изо дня в день общаться с такими вот вредными типами. И Джонсон склонялся к версии номер два...

– Мистер Барбридж, если я сделаю предположение, и оно окажется верным, вы подтвердите это кивком? – осведомился инспектор.

– Кхм, полагаю, что так можно сделать.

– Мистер Барбридж, – Ридли вперил в нотариуса пристальный взгляд, – миледи де Моранвилль приходила справляться, что ей делать, коли она захочет развестись с мужем?

По тому, как суетливо маленький джентльмен сдернул с носа и водрузил снова на место свои кругленькие очочки, сделалось ясно, что инспектор попал точно в цель.

Но Ридли продолжал сверлить его взглядом, и тот кивнул.

– Раз вы и так знаете это... Д-да, миледи справлялась, что ей сделать, чтобы расторгнуть их с графом брак.

– И что вы ей посоветовали?

– А что я, по-вашему, мог посоветовать? – взвился нотариус. – Велел ей и думать забыть о подобном. Это мало того, что скандально, так еще донельзя аморально. Подумайте сами: расторгнуть то, что скреплено самим Господом на небесах. Это немыслимо!

– Но прецеденты уже существуют.

– Скандальные, аморальные прецеденты.

– Именно так вы и сказали миледи? – спросил Ридли, и говоривший враз стушевался.

Ну еще бы, разве осмелился бы какой-то третьесортный нотариус обличать светскую леди в грехе!

– Я сказал, что, коли леди хочет развода, – мистер Барбридж промокнул лоб, – то ей предстоит обратиться в церковный суд с ходатайством о раздельном проживании. Коли оно будет одобрено, то леди смогла бы покинуть дом мужа, но это ни в коем случае не развод, – поспешил добавить рассказчик. – И вступить в новый брак ей никто не позволил бы.

– А миледи желала вступить в новый брак? – уточнил Ридли.

– Полагаю, что да, – через силу выдавил Барбридж. – Этот аспект был ей особенно интересен. Но я сказал сразу, что единственным поводом для развода как такового является супружеская измена. И, получив разрешение на разъезд, муж должен был подать иск в суд общего права... В суде муж имел право потребовать от любовника леди финансовую компенсацию за нанесенное оскорбление... Но и это только в том случае, если у него имеются двое свидетелей, что докажут неверность жены. И только если измена доказана, парламент мог бы издать частный акт о расторжении брака.

– А если в измене уличен муж? – не удержался от вопроса Томазо Джонсон. – Жена тоже имеет право на иск?

Мистер Барбридж даже подпрыгнул на месте.

– Что за нелепые предположения, сэр?! Это полный абсурд. Измена супруга – недостаточная причина для иска.

Джонсон изогнул губы в улыбке.

– Что же в таком случае достаточная причина?

Барбридж понял, что над ним потешаются, и сделался хмурым и злым.

– Многомужество и инцест, – процедил он сквозь зубы.

– Во как, забавно, однако.

Что именно так позабавило Джонсона, так и осталось неясным, так как Ридли поспешил осведомиться:

– И более вы ни о чем с миледи де Моранвилль не говорили? Лишь консультировали ее о правовой подоплеке развода?

– Она трижды приходила сюда, – признался нотариус, – и трижды спрашивала о том же. В последний раз она особенно интересовалась, кто из родителей получает права на ребенка в случае намечающегося развода...

Ридли поднялся и поблагодарил мистера Барбриджа за уделенное время, в дверях, правда остановился:

– Вы слышали, ясное дело, о деле де Моранвиллей и сразу поняли, о ком идет речь, едва я спросил, и все-таки три года назад, когда умер ребенок, не сочли нужным явиться в полицию и рассказать о визитах графини. Почему, сэр?

Барбридж смутился, тряхнув головой.

– Я связан нотариальной тайной, инспектор.

– Но умер ребенок. Полагаю, это достаточная причина, чтобы однажды поступиться своими профессиональными принципами. – И еще более жестко: – Вы, быть может, покрывали преступника. Совесть совсем не тревожила вас?

Барбридж то ли икнул, то ли хрюкнул – Ридли вышел и прикрыл за собой дверь. А Джонсон подумал, что именно из-за таких «мистеров Барбриджей» сотни дел до сих пор остаются нераскрытыми. Гадкие паучишки!

Загрузка...