Джентльмен с Харви-стрит

Эпизод пятнадцатый

Закоулки Ист-Энда, полной противоположности фешенебельному Вест-Энду, Джек знал, наверное, лучше, чем лицо своей матери. Он помнил каждый узкий проход, закуток, выбоину на дороге и все самые злачные места тоже... Он вырос на этих улицах среди таких же нищих трудяг, как он сам... Наравне с ними бился за жизнь, стараясь не утонуть в этой грязной клоаке. И выживали не все...

– Воистину адское место, – проворчал себе под нос маленький итальянец, отпрянув от потрепанной шлюхи, тянувшей к нему свои руки.

Джек мысленно усмехнулся: когда ты вырос в аду, на темной изнанке, её смрад уже не пугает тебя. Лишь вызывает острую жалость и страх снова стать её частью...

Джек с ясностью осознал, что перерос это место, и никогда сюда не вернется, чего бы ему это ни стоило. Никогда, ни за что!

– А теперь лучше разделимся, – сказал он. – К «Крысолову» я отправлюсь один, так будет вернее.

– Я затаюсь неподалеку. – Кивнул, соглашаясь, Томазо Джонсон. – Вы только там осторожней, сеньор, не хотелось бы поплатиться своей головой за дырку в вашем жилете.

Джек улыбнулся.

– Сеньор? В самом деле? Я полагал, мы с вами друзья.

– Друзья, – согласился мужчина. – Но, знаете ли, мой друг, – он сделал особый акцент на последних словах, – субординация – дело тонкое, им лучше не злоупотреблять.

Джек прощупал правый карман, убеждаясь, что нож ещё там. Каждый раз, касаясь его, он вспоминал Амоса Грира... И будто прошлую, не свою уже жизнь.

– Мне кажется, вы переоцениваете меня, мистер Джонсон, – произнес он, направляясь к приземистому строению с медной вывеской «Крысолов», видневшемуся между домами.

– Это как знать... – отозвался Томазо Джонсон с задумчивым видом. – Это как знать... – Потом осмотрелся и, юркнув в узкий проход, больше похожий на щель, притаился там, наблюдая за входом в таверну.

У дверей, оперевшись о деревянный косяк, лениво посасывал папиросу огромный детина с хмурым лицом. Он еще издали обсмотрел Джека взглядом, вроде бы безразличным, но цепким, колючим, до костей пробирающим – вряд ли бы кто-то случайно решился к такому приблизиться. Прошло много времени, но Джек был уверен, что это все тот же Крысолов Гарри, что и четыре года назад, когда он приходил сюда с Рыжим Джо и его бандой «призраков». Он держал это злачное место в своих крепких, с голову волкодава руках, и захаживающие в него темные личности: будь то карманники, воры или убийцы – все одинаково знали, что Гарри прикроет им спину. В «Крысолове» соблюдался свой особенный кодекс...

Вот и сейчас Джек будто бы невзначай потер кончик носа, мало ли, зачесался, и улыбнулся громиле.

– Рад, что ты в добром здравии, Гарри! – жизнерадостно сказал он.

Мышцы мужчины весьма ощутимо расслабились, он толкнул дверь, пропуская посетителя внутрь, и промычал что-то вроде «входи».

Джек вошел.

И в папиросном дыму и чаде керосиновых ламп сориентировался лишь по старой памяти, интуитивно – прошел вслепую до деревянной скамьи и упал на нее, хлопая с непривычки слезящимися глазами. Смердело в таверне отменно: то ли, действительно, дохлыми крысами, сваленным где-то в углу (в «Крысолове», как слышал Джек, проводились крысиные бои два раза в неделю), то ли той дикой смесью грязного тела и пота, горящего керосина и капустной похлебки, подаваемой Гарри своим посетителям, а в дополнение – кошачьей мочой. Несчастное. Перепуганное животное темной тенью металось между столами, нет-нет да вскрикивая истошно, когда кто-то из посетителей ненароком на него наступал...

Тех было немного, посетителей самого странного толка, но в помещении все равно стоял мерный гул...

– Что будешь заказывать? – выступил из папиросного дыма Крысолов Гарри, опускаясь на лавку напротив него.

И Джек понял, что речь идет не о кружке темного эля или капустной похлебке – он спрашивал о другом.

– Мне нужен Милашка, – признался он напрямую. – Знаешь такого?

– Допустим. – Кулаки собеседника сжались, бицепс размером со шпалу напрягся. – Ты кто такой будешь?

Джек выдержал паузу, как можно спокойней глядя громиле в глаза.

– Я знался с Милашкой три года назад, когда он «работал» в Вестминстере... Близко знался. Можно сказать, мы были друзьями...

– Друзьями? – пробасил Крысолов Гарри. – Занятно. – И махнул тощему пареньку, разносившему в заведении выпивку. Как тот заметил в чаду взмах хозяйской руки, так и осталось для Джека неясным, но уже через минуту две полные кружки пенного эля стояли перед ними, как по волшебству. – Что же ты, коли был ему такой другом, теперь ищешь приятеля здесь, в «Крысолове», как будто чужого? – осведомился громила, втянув в себя разом полпинты и даже не подавился.

Придуманная еще прежде история легко сорвалась с языка...

– Мне пришлось скрыться из города на какое-то время... Помнишь, кражи в Белгравии?

Громила прищурился.

– Ты о «призраках»?

– Не сомневался, что ты о них вспомнишь... – Джек тоже сделал глоток. – Ведь Рыжий Джо, насколько я помню (а помню я преотлично!), частенько сиживал в «Крысолове» вон там, у задней двери, и ты самолично подливал ему пиво.

Теперь собеседник вперился в него взглядом, еще более острым, чем скальпель доктора Максвелла для вскрытия трупов.

– Твое имя? – прохрипел он глухим, мрачным голосом.

– Вряд ли оно тебе многое скажет: Джек... Джек Огден. Я был тогда младшим из парней Рыжего Джо, и оказался единственным выжившим после бойни на Беркли-сквер...

– Так это был ты?

– Я.

– Черт, – верзила тряхнул головой, – жуткая вышла история. Так ты потому сдрыснул из города?

– Сам понимаешь, после такого...

– И где обосновался?

– В Ньюкасле. Там дело неплохо пошло, и мне не помешала бы помощь...

– Ты потому ищешь Милашку?

– А ты догадливый, Гарри.

Здоровяк влил в себя оставшиеся полпинты и задумчиво протянул:

– Уж как мамаша Рыжего Джо убивалась в день его похорон... Страшно было смотреть.

Джек тут же понял уловку и, усмехнувшись, щелкнул ногтем по кружке.

– Странно слышать, ведь бедная женщина, умерла еще родами. Джо любил говорить, что вскормили его улицы Лондона, они же поставили его на ноги!

Вот теперь что-то похожее на улыбку, а вернее, на волчий оскал исказило лицо Крысолова.

– Ты не знал, ясное дело, но Милашка больше не промышляет на улицах, – доверительно сказал он, – он теперь больше по контрабанде, в доках работает. И зовут его по-другому...

Джек подался к верзиле и тихо спросил:

– Что случилось? Тогда, три года назад, он был на хорошем счету, и дело свое уважал.

– Да так, отдубасили его хорошенько, чуть душу не вытрясли. Он тогда еле выжил и вообще... стал, знаешь ли, не пригоден для уличных дел...

Джек, не совсем понимая, что за тайный подтекст скрывается за словами верзилы, уже собирался спросить, что сие означает, когда скрипнула дверь, и, как черт в клубах адского пламени, в сигаретном дыму предстало перекошенное лицо вновь вошедшего.

– А вот и Милашка... Помяни черта! – пробасил здоровяк, указывая Джеку на посетителя. – Будто почуял, бес мелкий. Эй, Бес, – махнул он мужчине, – тебя тут кое-кто ищет! Иди поздоровайся с другом.

Так называемый, Бес встрепенулся, лицо его, исковерканное страшными шрамами, будто какой-то криворукий портной наскоро, кое-как сметал разрозненные куски его кожи, отобразило испуг, ужас даже. Джек и подняться еще не успел, а мужчина, распахнув дверь, бросился прочь.

Верзила опешил:

– Э... что это с ним? Обычно он не пугливый.

– Это от радости... – кинул Джек на ходу, выскакивая под вязкую морось осеннего дня.

Часы на башне только недавно пробили три часа дня, и все-таки сумерки будто уже опустились на улицы. Здесь, в Ист-Энде, казалось, сами стены домов источали гнетущую серость, густую, как патока черноту, и та покрывалом ложилась на город, затемняя солнечный свет...

Джек осмотрелся. Долго раздумывать времени не было: Крысолов Гарри вот-вот выскочит следом и не хуже терьера вцепится ему в глотку, а Милашка уйдет... Где потом его отыскать? Такие, как он, знали тайные норы не хуже лондонских крыс...

Он заметил мелькнувший вдали силуэт, и припустил следом, сжав в руке нож. Поворот, еще поворот... Стало как будто темнее, или это в глазах потемнело от быстрого бега? Джек сбавил шаг и опешил, различив впереди, в десяти, не больше шагах, замершего посреди переулка мужчину.

Неужели Милашка?

– К стене! – послышался голос мистера Джонсона. – К стене, я сказал. – И маленький итальянец выступил из скрывавшей его густой тени. В руках он держал револьвер, нацеленный на мужчину.

Тот послушно прижался к стене, и Джек, подойдя ближе, увидел, как мелко дрожат его руки.

– Не бейте, прошу вас! – взмолился он тоненьким голосом. – Я сделаю всё, что хотите. Только не бейте...

Его некрасивое, обезображенное лицо пошло красными пятнами, губы же враз посерели. Джек с Джонсоном молча переглянулись...

– Ты – Милашка? – спросил его Джек.

– Звался когда-то, – с готовностью сказал тот. – Теперь меня кличут Бес.

– Почему?

– Сами видите, что со мной сделали. – Он поджал губы. – Страшен, как смертный грех, вот как теперь говорят обо мне.

– Кто это сделал с тобой и когда?

– Т-три года прошло уж...

Джек повторил:

– Кто это сделал? – Он отчего-то уверился враз, что испорченное лицо этого вора точно связано с интересующим их с Джонсоном делом.

– Я никогда их прежде не видел.

– Почему?

Прижатый к стене человек открыл и опять закрыл рот, словно не смел озвучить ответ.

– Я н-не могу... – выдохнул наконец. – Мне велели молчать. Если я вам скажу, они снова отыщут меня и убьют...

– А если не скажешь, тебя убьем мы, – пригрозил ему Джонсон, ткнув револьвером под ребра.

Джек не был уверен, было ли это праздной угрозой: кто знает, что таит человек в своей сердцевине, но почел нужным миролюбиво сказать:

– Послушайте... как там вас по отцу...

– Я Роберт.

– Послушайте, Роберт, мы не хотим делать вам больно, но нам нужна информация о случившемся три года назад. И ради нее мы готовы на всё! – Он выдержал паузу, дав бывшему вору осмыслить услышанное, и продолжил: – В тот вечер, такой же промозглый, как этот, вы украли у девушки сумочку близ парка Сент-Джеймс... Помните этот случай?

Мужчина затрясся, словно в ознобе, и молча мотнул головой: да, он помнил, и преотлично.

– Отвечай вслух! – Револьверное дуло опять ткнулось в его тощий бок.

– П-помню. Я п-помню, д-да...

– И?

– Мне велели украсть эту сумку. А больше я ничего об этом не знаю!

– Кто велел? Говори же. Мужчина?

– Женщина, сэр.

– Женщина? – Джонсон с Джеком снова переглянулись. – Как она выглядела?

– Обычная... обычная женщина сэр. Среднего возраста или моложе, сложно сказать. Я плохо ее рассмотрел под вуалью...

Вуаль... То есть она не была простолюдинкой.

– Расскажите все, что припомните, – попросил его Джек. – Где вы встретились? Что она вам велела?

– Мы встретились в парке на лавочке, сговорились заранее через приятеля. Женщина заплатила мне деньги, сказала, что это задаток, что остальное я получу после того, как сделаю дело: умыкну сумку у дамочки на Барн-Крофт, что выйдет из кэба у ворот сада. Задание проще просто – я согласился. А когда явился за положенной платой, меня поджидали те... двое... Избили меня и изрезав лицо, велели молчать о случившемся: мол, если хоть слово скажу, лежать мне в канаве убитым. Я после того больше месяца провалялся в постели... Едва выжил. И не хочу умирать... – Говоривший вдруг всхлипнул, казалось, вот-вот разрыдается, и Джеку стало не по себе.

– Твой приятель, откуда он знает ту женщину?

– Я не знаю.

– С ним можно увидеться?

– Он давно мертв.

– Брешет, скотина, – подпустил в голос металла Томазо Джонсон.

И вор в ужасе замотал головой:

– Клянусь богом, я говорю чистую правду. Зачем бы мне лгать?

И Джек верил: он не обманывает. С такими глазами обманывать сложно...