Диктиона и планета баларов

ПЛЕННЫЕ

I

Пещера с древностями казалась королю баларов спасением, последним прибежищем, где он прятался от интриг и козней, от раболепия и лжи, и от собственной роли, которую выстраивал, подражая не то Ричарду III, не то Генриху VIII. Всё это уже давно опротивело. Ему хотелось действия, свободы, боя, но приходилось слушать, запоминать, бросать вскользь продуманные фразы… Когда терпение иссякало, он велел запрягать колесницу и сбегал от охраны, чтоб примчаться сюда, где можно было забыть обо всём, кроме главного, спасения красоты.

Старик, который забыл свое имя ещё в детстве, сидел теперь в углу одной из комнат пещеры и молча наблюдал за королём. Для него это было странное и красивое существо из другого мира, существо с гладкой матовой кожей, мягкими, как шёлк, волосами и длинными чуткими пальцами, на которых вместо когтей поблёскивали отполированные круглые пластинки. Этот король не был похож на прежних, которых он видел раньше издалека. Он не обвешивался украшениями и доспехами, Он приезжал без эскорта и, поболтав немного со стариком, как простой смертный, собирал свои длинные волосы в волнистый хвост на затылке, надевал налобную повязку, чтоб пот не заливал глаза и, опустившись на колени, часами работал, не разгибая спины.

Старику не позволено было говорить под руку. Он сидел молча, прислушиваясь к невнятному бормотанию увлечённого человека, к лёгким мотивчикам, которые тот напевал или насвистывал, чтоб снять напряжение. Он следил за точными движениями его рук и думал, что зря так ненавидят теплокровных.

Король откапывал древние статуэтки из крошащегося камня. Он обнажал их осторожно, сантиметр за сантиметром. Убрав тонкий слой песка, он обметал камень мягкой кистью, потом брал подобие шприца, изготовленное по чертежу придворным оружейником, набирал в него из склянки прозрачную смолу, обработанную лекарем, и заполнял ею все щели. Потом мягкой губкой из тех же водорослей, из которых было сделано его ложе, пропитанной другим составом, смачивал поверхность статуи, пока она не пропитывалась масляной влагой на несколько сантиметров вглубь. Через какое-то время смола и состав застывали и скрепляли хрупкий материал скульптуры. Можно было снова смести слой песка и повторить весь процесс. Так, раз за разом, пока из песчаного плена не появлялась изящная, хотя и немного оплывшая фигурка. Здесь были зубастые ящеры, стоявшие на задних лапах, воины в узорчатых доспехах, женщины с длинными волосами и коронами на головах.

Отрыв очередную статую, король садился рядом и просил старика рассказывать то, что тот вычитал в найденных свитках и что говорят старые пастухи, а сам смотрел на свою находку и глаза его, странные глаза с круглыми зрачками, были печальны и задумчивы.

В тот день он отрыл очередную «красавицу». Каменная дама с узкой талией и округлыми бедрами чем-то напоминала Энию. Статуэтка было так себе, не слишком оригинальная, не блещущая поразительной пластичностью линий, как некоторые её соседи. Старик пересказывал бредовые легенды о Колодце забвения, а он слушал, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, но пока его терзало лишь одно желание: отвертеться от этого «благословения богов» любой ценой. Хоть столкнув туда Касу… Хорошая идея. Он слабо улыбнулся. Однако такие изящные сюжетные ходы бывают только в сказках.

Шум, неожиданно донёсшийся с улицы, заставил его вздрогнуть. Он вспомнил, что не взял с собой меч. Если это покушение, то у него не так много шансов. Хотя, если подумать, то никому сейчас не нужна его смерть. Он искусно лавировал всё это время и, кажется, пока все довольны. Даже оппозиция присмирела, опасаясь, что её заставят отвечать за мятежи в дальних провинциях наравне с Бростом. Даже Касу пока уверен, что его противник сам неуклонно и верно готовит себе бесславную гибель. Нет, пока им нужен живой король.

— Послушай, старик… — произнёс он, поднимаясь и стряхивая песок. — Запиши всё, что ты узнал, в отдельный свиток. Все легенды, слухи, всё, что вычитал в свитках, которые нашёл здесь. Я приеду через несколько дней и заберу его, чтоб обдумать всё во Дворце.

— Я сделаю всё, мой король! — с жаром воскликнул старый балар,

«Ну вот, хоть кто-то относится ко мне не слишком плохо, — подумал он, посмотрев в чистые розовые глаза. — Это хорошее начало». Он кивнул на прощание и поднялся наверх. Возле входа в пещеру стояла его парадная колесница, запряжённая тройкой огромных неповоротливых драконов. На месте возницы стоял Милдок. Он нетерпеливо пританцовывал в ожидании своего повелителя.

— Это ещё что? — проворчал король, с недовольством глядя на пышущих жаром рептилий. Он вспомнил, что сказал слуге, где искать его в случае крайней необходимости.

— Вот! — воскликнул Милдок. — Церемониймейстер Элса спрашивал, куда вы уехали, но вы приказали не говорить, и я не сказал. Тогда он велел взять парадные одежды и пригнать вам колесницу.

— Зачем? — перебил король.

— Вам нужно вернуться в столицу, потому что князь Чес сообщил, что ведёт пленных бунтовщиков князя Броста и к полудню будет здесь.

— Не было печали, — пробормотал король, бросив взгляд на солнце, зависшее в зените. Потом легко вскочил рядом с мальчиком на колесницу и, забрав у него повод ведущего дракона, лихо свистнул. Оторопевшие на какое-то мгновение парадные чудовища сорвались с места и понеслись по красной пустыне к городу короля. А следом привычно запыхтела весёлая тройка скоростных драконов, как пушинку влекущих лёгкую колесницу.

II

К отчаянию Элсы, он опять пренебрёг пурпурным плащом и начищенной медью традиционного наряда. Он не въехал торжественно со стороны Дворца, а влетел в город по королевской дороге. Его драконы, запыхавшиеся и изумленные собственной прытью, дышали едва не пламенем, а он на огромной, украшенной золотом повозке, казался совсем не величественным. Он выглядел хрупким и изящным, как древняя статуэтка, с медным телом, окутанным белыми лепестками лёгкой туники. С ним рядом стоял этот дурачок Милдок и едва не визжал от восторга. И это был военный король баларов, ехавший навстречу своим поверженным врагам! Но какое там навстречу! Он ехал, обгоняя молчаливую колонну устало бредущих пленных, окружённых двойным кольцом охраны. Он молча смотрел на их опущенные плечи и сумрачные лица. И, — где это слыхано! — на его лице явно читалось сострадание. Его брови мучительно сдвигались, а по скулам ходили желваки. Его пальцы сжимали повод так, что белели ногти, а сердце замирало от отчаяния, ища срочного разрешения этой недопустимой ситуации.

Никто не заметил выражения его лица, потому что пленные были слишком измучены, охрана слишком сосредоточена, Милдок слишком восхищён быстрой ездой, а балары, выбравшиеся из подземных нор, чтоб поглядеть на проигравших, слишком увлечены зрелищем. А Элса, вышедший на ступени Дворца, чтоб встретить повелителя, был слишком опечален нарушением этикета.

Он подъехал к дворцу и спрыгнул с колесницы прямо на ступени лестницы. Он бросил мрачный взгляд на столпившихся на площадке для знати придворных аристократов, отмахнулся от Элсы, пытающегося хотя бы накинуть ему на плечи плащ, и, поднявшись на предназначенную для него площадку, замер, глядя на приближающееся море склонённых голов и слушал заунывную мелодию, которую вызванивали тяжёлые цепи. Забытую мелодию, от которой начинали ныть стёртые когда-то в кровь запястья. Он уже справился с бурей в душе и натянул на лицо привычную бесстрастную маску, но мысли его были направлены всё туда же: как прекратить то, что он видит, и изгнать из ушей тоскливый стон бряцающего железа.

Взгляд его, жёсткий взгляд тёмных глаз перебегал с одного предмета на другой. Нет, зря беспокоился Элса. Этот пришелец в сияющей белизной лёгкой одежде, не скрывающей силы и красоты тела прирождённого воина, казался величественным и грозным тем, кто подходил к бесконечным ступеням Дворца. Теперь они смотрели вверх, смотрели с тревогой и изумлением, увидев на королевской площадке не обвешанную блестящими побрякушками развалину, какой становились после нескольких циклов правления их короли, а молодого стройного человека во всём блеске своей расы, даже в неподвижной позе которого таилась огромная энергия и воля. Они смотрели вверх, они замирали и их ровные усталые ряды сбивались. Лучники, шедшие в первых рядах, своими зоркими взорами устремились к его лицу и разглядели эти глаза, тёмные, горящие, не щурящиеся от яркого солнца. Глаза без ненависти и жестокости. И впервые за долгие дни и ночи плена в них вспыхнула надежда на спасение.

Он уловил эту надежду. Его сердце, более открытое, чем выражение его лица, сразу пропиталось этим отчаянным чувством тех, кто считал себя обречёнными. Это стало ответственностью, долгом для него. Он знал, что не сможет обмануть тех, кто смотрит на него с тайной мольбой о пощаде. Это был его путь и его судьба. Даже ценой жизни он обязан был помочь им. Но как?

Чёрный жрец Касу… Он чувствовал в этот миг и его взгляд. Взгляд выжидающий и насмешливый. Это испытание, которое не сможет выдержать тот, кто служит Свету. Это тропа над бездной. Помоги тем, кто проиграл, и проиграешь сам,

Запястья горели от звона кандалов. Он вдруг мучительно ощутил неумолимый зной древней пустыни и своё одиночество перед выбором, в котором нельзя ошибиться. Он лихорадочно искал выход. Как избавить от плена и казней этих баларов и сохранить при этом имидж коварного и опасного короля? Как соблюсти при этом выгоду своей политики, о которой и думать не хотелось под обстрелом этих усталых взглядов? Как избежать жертв и не прослыть мягкотелым?

Колонна замерла внизу, и высокий балар в развивающемся алом плаще поверх золочёных доспехов, скреплённых белыми ремнями, начал легко подниматься к королевской площадке. Он догадался, что это князь Чес. Он уже знал о нём много. Осталось узнать совсем чуть-чуть, но это немного позже. До того, как этот верный военачальник поднимется сюда, нужно решить. Нужно…

Он посмотрел вниз. Впереди колонны он увидел могучую фигуру князя Броста, запылённого, но несгибаемого, а рядом с ним гордую и прекрасную Вим с золотыми волосами, в военном костюме из жёстких ремней. И оба они смотрели в сторону площадки аристократов, смотрели с надеждой. Или с безнадёжностью?

Он обернулся туда. Все столпившиеся там, разодетые в тонкие ремни и яркие полотнища придворные, с жадным интересом вглядывались в толпу внизу или в него самого. И только один балар смотрел в сторону. Слишком гордо и слишком надменно, чтоб эти гордость и надменность выглядели естественными. Князь Линна. «Ты уже принял решение, грозный противник? Что ты решил? Ты уже смирился с предательством и потерей друга, или всё ещё надеешься потом как-то чем-то помочь ему? Неважно. Теперь уже совсем неважно. Ты опоздал, потому что тот, кто ударил первым, ударил дважды. Мой ход!»

Король улыбнулся. В этой улыбке промелькнуло холодное превосходство. Его заметили. Пусть. Пусть думают, что этот шаг он обдумывал давно. Ему нужен Линна, как самая сильная личность на этой планете, но, прежде чем убедиться в том, что именно он ему нужен, придётся сотню раз проверить. Его взгляд скользнул на лицо принца Элку. Тот горящим взглядом впился в суровое и прекрасное лицо воительницы Вим. Ну, что ж, и это пригодится… Ему снова стало противно от этих мыслей. Он вздохнул и взглянул на Чеса, преодолевающего последние ступени перед королевской площадкой.

Чес был молод и красив, но битвы уже придали необходимую твёрдость и его лицу, и его характеру. Он не был царедворцем. Он был солдатом и не знал, что происходит в Городе короля. Новый правитель поразил его. И вызвал симпатию. И Чес твёрдо решил, что такой король заслуживает преданности. Он склонился в поклоне, опустив с почтением свой маршальский жезл, зажатый в хвосте.

— Государь, я выполнил приказ славного Брамона. Я подавил мятеж князя Броста, и привёл бунтовщиков к ступеням Дворца.

Королю понравилось, что он удержался от эпитетов перед именем побеждённого. Но он взглянул на князя без особого расположения.

— Сколько пленных погибло за время пути?

— Восемьдесят шесть умерло от тяжёлых ран, государь, — поклонился Чес.

— И всё? — король усмехнулся.

Князь вспыхнул. Это возмущение, вдруг проявившееся у воина, хладнокровно шедшего на смерть, решило всё в его пользу.

— Я солдат, а не палач! — воскликнул Чес.

— Именно это я и надеялся услышать, — улыбнулся король и окинул взглядом тысячную армию пленных. — Поистине, провести через пустыню пленённых врагов, не допустив их гибели, на это способен не каждый.

— Я решил, что только король может казнить или миловать своих подданных, — добавил Чес.

— Я восхищен вашим организаторским талантом, князь. И вашими военными победами. Мне ещё пригодится ваша преданность.

— Я весь ваш, государь, — заверил молодой военачальник.

— Верю, — король взглянул в глаза молодого балара, и тот с изумлением увидел в этом взгляде лукавство. — Вы, должно быть, хорошо владеете мечом, князь?

— Я воин!

— Прекрасный ответ. Мне как раз нужен партнер для занятий фехтованием. Я не имел возможности изучить искусство меча, созданное баларами. А мне это было бы полезно и интересно. Хотя, быть может, для вас я неудобный противник?

— Иметь противником вас я бы не хотел, — чуть улыбнулся Чес. — Но партнером в занятиях… Да и вы могли бы многому меня научить.

— Безусловно. Я буду ждать вас сегодня вечером в своих покоях. А пока посмотрим, кого вы привели.

Придворные с напряжённым вниманием и удивлением следили за их негромкой беседой, после которой король улыбнулся и положил руку на плечо князя Чеса. Это был жест особого расположения. Быть может, этот вояка скоро станет фаворитом? Или теплокровное опять хитрит?

Два воина не торопясь спускались вниз, туда, где плотной массой стояли поверженные противники королевской власти. Эти двое были разными по телосложению, типу кожи, по качеству волос и виду глаз, но что-то общее в них было, и это что-то бросалось в глаза. Спокойная уверенность и скрытая сила в каждом движении, и отсутствие ненависти и злобы. Они спустились и замерли на нижних ступенях Дворца, в нескольких шагах от застывшей толпы, отделённой от них двойной цепью стражников.

Чес, который сперва колебался, но теперь ободрённый расположением повелителя, решился вступиться за своего недавнего врага.

— Мой государь, — произнёс он. — Я рискую навлечь на себя ваш гнев, но не могу молчать. Я несколько раз встречался с князем Бростом на поле битвы и был поражен его мужеством и благородством. Я знаю, что вина его велика, но всё же приношу к вашим ногам мольбу о снисхождении к нему.

— Я учту ваше мнение, — ответил король и спустился с последних ступеней. Он прошёл между копьеносцами и меченосцами обеих цепей охраны и приблизился к князю Бросту. Тот прямо и уверенно смотрел в глаза короля. Его могучее тело было опутано цепями, но он носил их, как тонкие цепочки из золота.

— Князь Брост, — проговорил король, — вы совершили тяжкое преступление, выступив против королевской власти и закона.

— Я не жалею об этом! — воскликнул князь, вперяя взгляд в глаза короля.

Кажется, он тоже любил эту игру, но на сей раз его противник уклонился от дуэли. Мягко и печально он смотрел в чёрные глаза балара, постепенно усмиряя бушевавшее в них пламя.

— Вы не жалеете…

— Только балары могут управлять баларами!

— Может, вы и правы, — задумчиво пробормотал король и взглянул на Вим. Она вся вспыхнула под его внимательным и цепким взглядом. От возмущения. Будь у нее в руках меч!.. Он усмехнулся. — У вас прекрасная дочь. Она единственная наследница вашего рода?

— Двое моих сыновей погибли на Диктионе! — заявил Брост.

— Сожалею… И вы, кажется, уже не в том возрасте, когда можно обзавестись ещё одним наследником?

Он улыбнулся и заметил оттенок страха, мелькнувший в глазах старика. Вздохнув, он отвёл взгляд от этого неприятного зрелища.

— Вашу судьбу, — так же спокойно и мягко продолжил он, — я решу позже. Другое дело, ваши солдаты. Вы знаете, они вам верны, и это вы вели их на гибель. Ваше право решить их участь. Я слушаю.

— Вы прислушаетесь к моим словам? — недоверчиво спросил Брост.

— Не знаю. Всё будет зависеть от того, что вы скажете.

— Это отважные воины и честные балары. Дома их ждут семьи, которые без них обречены на нищету. Они пошли за мной, потому что я их князь. И потому что, ослушавшись, они были бы жестоко наказаны. Я и только я несу ответственность за то, что случилась. Я прошу вас пощадить моих солдат.

— Пощадить… — в голосе короля зазвенел металл. — А вы думали об этом, когда вели их на эту бойню? Баларов, которым приходилось умирать только потому, что они ваши подданные.

— Это неправда! — крикнула возмущённая Вим. — Они шли в бой против вас! Против живородящих, которые бесконечными войнами губят наш народ. Это не скот, это воины!

— Да, глядя на их лица, не подумаешь, что они всего лишь рабы. Наверно все добровольцы, да? — он усмехнулся и, повернувшись, поманил к себе Чеса. — Друг мой, я прошу вас продолжить то дело, что вы начали, и позаботиться о пленных пока мы не решим их судьбу. А вас, князь Брост, и вашу прекрасную дочь проводят во Дворец, где я и приму решение относительно вашей дальнейшей судьбы.

III

В прохладном сводчатом зале он сел в высокое неудобное кресло, стоявшее на возвышении. Неудобным оно было потому, что оказалось слишком широким, сделанным для королей несколько иных пропорций. Впрочем, какая разница? Он сел, расправив пурпурный плащ, который надел, сжалившись над несчастным Элсой. В конце концов, этот старый красноволосый чудак вызывал у него симпатию, потому что заботился о своём непослушном государе с искренним рвением. А если и не так, то симпатия не помешает, потому что она заразна. Трудно не заразиться ею у того, кто проявляет её по отношению к тебе.

Аристократы, вызванные во дворец, стояли внизу, по обе стороны от прохода. Стояли, не скрывая недоумения. Они догадывались, что их вызвали не для оглашения кровавого приговора. Но зачем? И ещё их страшно смущало то, что совсем рядом стояли мятежный Брост с задумчиво опущенной косматой головой и его дочь Вим, высокая и сильная, как воин, но не уступающая красотой самым прекрасным дамам двора.

Увидев, что все собрались, и даже Чес успел вернуться из подземных казарм, где временно разместили пленных, король поднял руку с длинными изящными пальцами. Этот небрежный жест, призывающий к вниманию, заставил смолкнуть разговоры и привлёк настороженные взгляды придворных, ждущих от теплокровного новых коварных подвохов. И вид этого скучающего пришельца, такой расслабленный и рассеянный не обещал ничего хорошего. Кое-кто уже успел заметить, что именно с этим выражением он чаще всего и выкидывает всякие фокусы.

Король устало взглянул на них и во взгляде его читалось: «Боги, как они все мне надоели».

— Итак, — проговорил он, и в его негромком голосе прозвучала какая-то язвительная хрипотца. — Тут некоторые меня всё упрекают… да и не только меня, что, дескать, теплокровные решают дела баларов, с ними не советуясь. Вот я и решил выслушать ваше мнение. Что мне делать с бунтовщиками? Затягивать не будем. Каждый говорит своё мнение вслух и сейчас. Я слушаю. Начнём с того края. Князь Чес?

Это было несправедливо. Не только по отношению к Чесу, ко всем. Да, они роптали, что всё решают за них, но, с другой стороны, плохо ли, когда кто-то за тебя принимает такие вот неудобные и опасные решения? Они не привыкли делить ответственность. Кого обвинять в жестокости, если сам скажешь: «смерть». Кого обвинять в мягкотелости, если сам скажешь: «жизнь». А это живородящее, смотрящее на них из-под своих длинных ресниц, разве оно уже не приняло собственное решение? Иди, угадай, что он решил! А если не угадаешь? Придворная игра — штука серьёзная. Ошибка может стоить слишком дорого. Впрочем, князя Чеса с его прямотой всё это не волновало. Не смутившись и не заколебавшись, он шагнул вперёд и произнёс:

— Моё мнение известно вам, государь. Я прошу о снисхождении к отважному воину.

— Князь Тумма?

Тот был смущён, но молодость и тайное соперничество с Чесом придали ему решимости.

— Князь Брост — преступник. Он нарушил закон и должен умереть. Его дочь заслуживает той же участи.

— Князь Белла?

— Я за казнь, мой повелитель. Князь Брост злоупотребил тем, что ему была оставлена власть в дальних провинциях. Он, как никто, знает порядки и обычаи тех мест, он знает баларов и их труд. Он сведущ в экономике и политике, и к тому же пользуется там особым влиянием. И вместо того, чтоб обратить это всё во благо короля, он воспользовался своим могуществом, коим обладал благодаря нашим повелителям, и поднял бунт. Это вероломство, заслуживающее кары.

— Князь Толм?

— Я за казнь.

— Князь Вирман?

Так один за другим, тушуясь под хмурым взглядом Броста и огненным взглядом Вим, они просили для них смерти. Очередь дошла до Элку.

— Смерть для Броста! — провозгласил он. — Ибо только смерть может быть наказанием для отца, повлёкшего на путь преступления своего ребенка. Его дочь лишь подчинилась воле отца, её я прошу помиловать.

Ресницы короля на мгновение опали и губы дрогнули.

— Я по своей воле пошла за отцом! — крикнула Вим, испепеляя взглядом своего бывшего жениха. — И я разделю его участь.

— Князь Линна?

О нет, князь не тушевался! Минуты сомненья и раскаяния, если он и испытал их, были позади. Каким великим идеям он приносил в жертву своего друга? Он посмотрел в глаза Броста своими ледяными глазами и произнёс чётко и звучно, как отрубил мечом:

— Смерть!

— Предатель! — взревел Брост. Он хотел крикнуть что-то ещё, он хотел броситься на альбиноса, но гнев на его лице сменился презрением, и он просто отвернулся от него.

— Принц Лимер?

Да, теперь они уже, не сомневаясь, произносили это слово. Эффект стада… Ему было грустно. Он слушал, как в их голосах уже пробуждалась страстность и убежденность. Смерть! Смерть! Смерть! Конечно, смерть! А что ещё? Все же говорят, что смерть. С какой стати я стану говорить что-то другое?

— Ну, хватит! — воскликнул он, ударив ладонью по подлокотнику. — У вас словно заело. Смерть. У кого другие предложения?

Молчание.

— Так я и думал, — кивнул он. — Мне не понравилось ваше решение. Оно не рационально. Вы все, или почти все доказывали мне, что князь Брост полон достоинств, которые обратил против королевской власти. Этим вы обосновали своё требование казнить его. Конечно, я ваш король, но я не балар. Я из другого мира, и в нашем мире так не поступают. Если князь Брост мог, но не желал служить Брамону, то это ещё не значит, что он не станет служить мне, — он поднялся и взглянул на пленного. — Князь Брост. Я решил вашу участь. Вы назначаетесь губернатором дальних провинций со всей полнотой власти вплоть до взыскания налогов. Вы сможете самостоятельно принимать решения, но будьте уверены, что я буду пристально наблюдать за вами. Надеюсь, вы больше не допустите ошибок.

В зале повисла тишина. Даже слышался какой-то треск. Наверно, это разряжался от гнева глава оппозиции. Его надули и обставили. Его выставили предателем, лишили поддержки провинций и наградили смертельным врагом в лице Броста.

Король сошёл с помоста, но, прежде чем удалиться, обернулся к ошарашенному губернатору.

— Можете забрать свою армию и возвращаться домой. Но ваша прекрасная дочь останется здесь. Нехорошо лишать нас радости лицезреть такую красоту.

Он ушёл. Вим, испуганная и опустошённая, смотрела ему вслед. Было ясно, что она остается здесь в качестве заложницы. Но разве могла она возразить, если от этого зависела жизнь отца и её боевых друзей? Ей хотелось заплакать от унижения, но она сдержалась.

— Не волнуйся за меня, отец, — произнесла она. — Я не дам себя в обиду.

Ещё один балар из присутствующих был поражён в самое сердце этим решением. Принц Элку, как и подобает влюблённому, вспыхнул от ревности, и его воображение тут же нарисовало ему сцены коварных обольщений и жестокого насилия над его возлюбленной. Он стиснул пальцами рукоятку меча и тут же получил щелчок отцовским хвостом.

— Наше время не пришло, — прошипел Линна. — Её ты всё равно потерял. Но мы ещё посмотрим, кто проиграет в этой игре.