Диктиона и планета баларов

К ДИКТИОНЕ

I

Не знаю, с чего я решила, что он хочет слетать в Париж. Может быть, потому что, когда я услышала его голос, было ещё слишком рано, и мне подумалось, что он хочет всё-таки увидеться со своим кузеном Арчи, единственным близким человеком, оставшимся у него на Земле. Так или иначе, но услышав его вопрос о том, можно ли ему взять мой катер, я пробормотала: «конечно» и перевернулась на другой бок. Он нагнулся ко мне, тихонько поцеловал и ушёл, а проснувшись через час, я вдруг почувствовала, как пусто стало вокруг. Он улетел, и не в Париж. Он отправился выполнять свою миссию, и я осталась одна.

Невозможно объяснить каким кошмарным было это чувство пустоты. Его не было рядом. Я кожей ощущала подступивший холод одиночества. У меня больше не было защиты, не было привычной поддержки, не было между миром и мной той надежной каменной стены, к которой я привыкла за год. Мне не к кому было уютно прижаться, не кому было твердить бесконечные «люблю», некому было доверять решения проблем. Он улетел. Я свернулась под одеялом, размышляя, как теперь жить, но в голове почти не было мыслей. Только одна, печальная «он улетел» вертелась бесконечно.

Я повернула голову в ту сторону, где он спал рядом со мной ещё несколько часов назад. На подушке лежал продолговатый предмет в замшевом футляре. Это был мой лучевой клинок Налорант. Рядом я увидела пару тонких чёрных перчаток из прочной эластичной кожи с лёгкими защитными пластинами из тиртанской стали на тыльной стороне ладони. Перчатки были изящные и маленькие. Я подумала, что он наверняка собирался подарить их мне на какой-нибудь праздник. Примерив одну, я убедилась, что она сшита как раз по моей руке. Во второй оказалась записка. Я сразу узнала его мелкий твёрдый почерк.

«Не грусти и береги ручки. Кстати, обе твои невестки чем-то похожи на тебя. Как ты думаешь, что это значит? Наверно, у твоих сыновей вкус не хуже, чем у меня».

Я улыбнулась и решила, что пора вставать.

За завтраком Саша-старший сообщил мне, что Кристоф улетел рано утром. Он на несколько минут зашёл к сыну, потом поговорил о чём-то с Кентавром и попросил Сашу переправить в Париж письмо какому-то родственнику. К тому же он сказал, что мы простились ночью, и ему жаль меня будить. Заметив мой расстроенный вид, мама поинтересовалась, в чём дело, и я сокрушенно посетовала на странную мужскую логику, согласно которой жаль прервать сон любимой женщины, но не жаль лишить её возможности ещё раз увидеть мужа перед разлукой.

— Когда ты собираешься улететь? — спросил Саша-младший.

— Сегодня, — ответила я.

— На чём?

— Понятия не имею.

Он взглянул на Славу, тот — на Глеба, а тот — за спину, на Кентавра.

— Сейчас относительное затишье… — проговорил Слава. — Работы мало. «Супербой», «Спарта» и «Юнец» загорают в ожидании заданий. Ещё пять поисковиков катаются по мелочёвке… Думаю, недельку Громов без нас перекантуется, а?

— Только обо мне ему ни слова! — потребовала я.

— А мы вообще не обязаны докладывать ему, куда летим, — проворчал Глеб.

— Правильно, — кивнула я. — Он мне не больно докладывал.

Мы неожиданно расхохотались.

Самым сложным для меня оказалось прощание с Аликом. Я ещё какое-то время смотрела на него, надеясь, что он откроет глазки, но его сон был крепок. Я вспомнила, что родился он сероглазым, и, хотя это удовлетворило папу, я была немного разочарована, но, когда через несколько дней его радужка чуть позеленела, а позже стала светло-карей, моей радостине было предела. А уже через месяц стало заметно, что и разрез глаз у него, как у Кристофа, и такие же длинные ресницы, и даже иногда проскальзывало то же чуть ироничное выражение. Впрочем, последнее мне, может, лишь казалось, но смотреть в его карие глазки было для меня ни с чем несравнимой радостью. И сейчас мне хотелось увидеть их хоть разочек, но он спал и его не слишком интересовали мои желания.

Я наверно полчаса простояла у колыбели, усиленно убеждая себя, что скоро вернусь, и всё будет в порядке. Но вместо этого мне вдруг пришло в голову, что утром улетел Кристоф, а теперь я сама улетаю и оставляю здесь мою последнюю отраду. Наконец я собралась с силами и, поцеловав ещё раз своё золотце, вышла из детской. Простившись с родителями и Сашей-старшим, я села во флаер Глеба, и мы отправились на Байконур. Мальчики летели следом на своём флаере.

II

По дороге на космодром Глеб попытался было выяснить какого чёрта мне нужно на Диктионе, но я была слишком занята своими мыслями, чтоб хотя бы попытаться ответить. Я сидела рядом с Кентавром и задумчиво перебирала его косматую шерсть. Вещей у меня было немного, только то, что я заранее сложила в дорожную сумку, которую Кристоф предусмотрительно перенёс из катера в дом. Я даже представить себе не могла, что может понадобиться для того, чтоб остановить тысячелетнюю войну, но брать слишком много вещей не хотелось. У меня был мой меч, мой старый верный бластер «оленебой», пара дешифраторов, портативный анализатор и ещё кое-что из мелкой электроники, что, может, и не подходило для оснастки странствующего рыцаря, но вполне могло помочь мне выжить. В сумке лежал свеженький комплект десантного комбинезона «хамелеон». Возможно, там мне и придётся переодеться, но начинать лучше в привычном костюме. А вообще, у меня было такое чувство, что этот прохвост Кларк швырнул меня под танк, потому что я понятия не имела, что я могу сделать в такой ситуации.

— Вот чёрт! — фыркнул Глеб, выглядывая через окно вниз. — Опять этот пижон занял всю площадку! Придётся пешком до поля идти.

Оказывается, мы уже летели над Байконуром, только стоянка для личного транспорта членов экипажа оказалась занята огромным аппаратом, похожим на свихнувшийся истребитель, вообразивший себя рождественской ёлкой. Это уникальное творение, увешанное сигнальными огнями и декоративными деталями в виде бутафорских орудийных башен, принадлежало одному из курсантов-стажёров,

Нам пришлось приземлиться на промежуточной стоянке. Выбравшись из салона, Глеб даже не стал запирать дверь, только подождал, когда сядет второй флаер, и он сможет очень выразительно посмотреть в глаза командиру корабля.

— Я заметил, — раздражённо фыркнул Слава, и мы пошли по широкой ленте пешеходной дорожки, бегущей мимо взлётно-посадочных полей, восхитительных новых звездолётов, огромных и мощных, и изумительно красивых.

На самом деле это были хорошо знакомые мне старые соседи по космодрому, но, как оказалось, я начисто отвыкла от вида современных космических кораблей, выполненных в традициях земного звездолётостроения. Я шла, любуясь их совершенными формами, отлично подобранными цветами раскраски, выразительными линиями корпусов. Меня восхищали смелые идеи проектировщиков, на которые я раньше даже не обращала внимания. Оказывается, большая часть моделей была создана на основе внешнего вида природных объектов, зверей, птиц, насекомых. При этом они не выглядели ни инфантильно, ни грубо. Только сама идея, воплощённая в металле и полимерах.

Я шла едва не с открытым ртом и не замечала ничего, кроме звездолётов. Но неожиданно совсем рядом раздался истошный вопль «Лора!», перекрывший привычный шум большого космодрома. Я встала как вкопанная, начав настороженно озираться по сторонам. Мои спутники изумлённо смотрели на меня. Ведь я не говорила им, что сменила имя. Наконец, я увидела возмутителя спокойствия.

Ко мне во весь дух мчался тоненький щенок анубиса в синем потрёпанном комбинезончике. Глаза у него тоже были синие и очень большие. И весь он был такой изящный и симпатичный от стоячих ушек над красновато-бурой макушкой до начищенных сапожек.

— Привет! — гавкнул он, остановившись в тот самый момент, когда я уже думала, что он сейчас сшибёт меня с ног. — Ух, ты! Какая собака! — это уже о Кентавре. — А ты чего тут делаешь? — это снова мне. — Я тут на экскурсии от колледжа. Меня наградили за победу в астронавигационной олимпиаде. Клёвые корабли, да? Эй, парни! — это моим спутникам. — Да вы с «Эдельвейса»! Умираю, хочу посмотреть какой он внутри! Посодействуй! — это уже опять ко мне.

Ребята смотрели на этого красавца, трещавшего по-английски без малейшего акцента, с крайним изумлением. Всем известно, что анубисы — деградирующая раса, и трудно найти кого-нибудь уродливей, агрессивней и тупее их. Но мой маленький приятель гордо носил на груди значок одного из самых престижных закрытых колледжей просвещённой Пеллары.

— Это кто? — наконец, спросил Слава.

— Я? — щенок был страшно удивлён, что кто-то может его не знать. Вернее, он делал вид, что удивлён. — Я Тахо, сын Хета. Моего папу убили бандиты, но у меня остался дядя, в прошлом самый опасный пират в области Объединения, сейчас жрец в храме Тьмы. Он, кстати, тоже всегда был в отпаде от вашего корытца. Говорил: «Уж ежели чего угонять, так „Эдельвейс“!

— Заливает? — спросил Слава.

Я пожала плечами.

— Чего ты такой недоверчивый! — воскликнул Тахо. — Я правду говорю! Если б я врал, я б чего-нибудь покруче придумал!

— Да покажите вы ребенку «Эдельвейс», — не выдержала я. — Убудет что ли?

— Великий Анубис! — воскликнул щенок, в драматическом жесте вскинув лохматые ручки. — Я же не вор! Не нищий! Я богатый наследник. Да у меня свой звездолёт на Пелларе стоит! Ничего с вашим «Эдельвейсом» не случится.

Ребята с усмешками переглянулись. Кентавр подошёл и понюхал нового знакомого. Тахо моментально оскалил белые остренькие клыки, и на его гладенькой макушке вздыбился шерстяной гребешок.

— Ладно, нечего скалиться, — произнёс Глеб. — У самого уши домиком, а туда же, строит из себя волкодава. Пошли, а то до отлёта не успеешь корабль осмотреть.

Вопрос был решён, и мы уже вшестером двинулись дальше.

— А вы куда летите? — спросил Тахо, уцепившись лапкой за мой локоть.

— По делу.

— Знаю я ваши дела! — неожиданно помрачнев, проворчал он. — Дядя вон тоже твердит, что по делу, и шляется невесть где. Совсем забросил моё воспитание.

«Эдельвейс» тоже изменился. Его корпус стал более вытянутым и изящным. Боковые антенны-плавники удлинились и теперь сходили на нет изящной закругленной линией. В том же стиле были сделаны и хвостовые панели ограждения сопел. Излучатели на крыше прикрывала плавно изогнутая пластина, напоминающая морского ската. Теперь он ещё больше походилна кита, но его форма уже не казалась наивной и старомодной.

— Ну как? — поинтересовался Слава и его голос чуть вибрировал от волнения.

— Отлично! — одобрила я.

Он заметно повеселел. Видимо, его мрачный вид был следствием беспокойства по поводу того, понравиться ли мне новый облик моего старого корабля.

У лифта как обычно дежурили курсанты. Одного из них Слава поманил к себе пальцем. Когда тот подошёл, он указал на «обезумевший истребитель» и негромко произнёс:

— Стажёр Ингар, я даю вам двадцать минут, чтоб убрать отсюда своего монстра и перегнать мой и крымовский флаеры на нашу стоянку.

— Это не монстр! — обиженно заявил курсант. — Это дракон!

— Переведи его на «Бумажный фонарик», — посоветовал Саша. — Там одни японцы. До конца стажировки они разъяснят ему разницу между драконом и монстром.

Он взял меня под руку и мы, оставив Славу с его оппонентом, прошли к лифту.

— Элис, — обратился Саша ко второму стажёру, охранявшему лифт. — Будьте любезны, покажите этому юноше звездолёт, — он указал плечистому Элису на маленького анубиса. — Только глядите за ним в оба. У него может сказаться дурная наследственность.

— Не боись, парень! — пробасил Тахо, взглянув на гида. — Сегодня я при деньгах и настроен на честное сотрудничество!

По пути в астронавигаторскую Саша дал указание готовиться к вылету. Исполнение его слегка застопорилось из-за того, что весь экипаж столпился возле лифта, чтоб поприветствовать своего прежнего командира. Я рада была видеть своих товарищей, которые сумели сохранить то, что мы когда-то создавали вместе, не говоря уж о том, что это были мои хорошие друзья, с которыми я побывала во многих передрягах.

— Ладно, ребята, в полёте у нас будет время поговорить! — успокоил всех старший стрелок Ян Трайлитт. — А сейчас — за работу.

— О’кей, — кивнул старший радист Джек Уинстон и, подмигнув мне, отправился запрашивать у диспетчера окно для вылета.

III

— Вот она, Диктиона, — произнёс Глеб, указав на подсвеченную красным точку в чёрном шаре голоэкрана навигационного компьютера. — За двое суток долетим. Маршрут сделать пара пустяков. Но зачем тебе туда?

— Дело у меня там, — пробормотала я, глядя на красную точку. — Саша, я не нашла тот номер «Вестника».

— Это не проблема. Все сведения есть в киберинформаторе.

— Хорошо. Значит, вы меня там высадите и всё…

— А обратно ты как?

— Видно будет.

— Да оставим на орбите гравибуй. С капсулы подаст сигнал и вызовет нас, — пожал плечами Глеб. — Делов-то!

— А что есть подходящий приёмник? — изумилась я.

Он не менее изумлённо уставился на меня.

— Он ещё при тебе был! Ты чего, не помнишь, как мы ребят с того комплекса вытаскивали?

— А, вспомнила, — кивнула я. — Приёмник был, но гравибуёв не было.

— Не было, — согласился он. — Я их в этом отпуске сочинил.

С пульта раздался щелчок, и на экране появилось лицо Славы.

— Всё готово к вылету. Взлётное окно дают через минуту.

— А этот потомок пирата где? — поинтересовался Саша.

— Элис уже минут пять, как увёл его.

— Тогда, полетели!

Это был мой первый полёт на «Эдельвейсе» за последние два года. Я бродила по своему кораблю, где провела столько лет. Внутри почти ничего не изменилось, разве что дизайн стал построже. Наверно, причиной было то, что теперь экипаж оказался чисто мужским. Но это сказывалось лишь в мелочах. В остальном было всё тоже: широкие прямые коридоры нижнего уровня, просторные светлые лаборатории, сверкающий эбонитовой чернотой и похожий на звёздное святилище огромный командный отсек с роскошными пультами и креслами командира и вахтенных. На втором этаже — нежно-розовая уютная кают-компания, в которую выходили двери кают. Слава попытался уступить мне свою, командирскую, где я жила раньше, но я сказала, что теперь уютнее буду чувствовать себя в гостевой. На третьем уровне я зашла в радиорубку, потом к Глебу в навигаторскую и, наконец, к нашему легендарному доктору в медотсек. Заглянув в помещение наводки излучателей и аппаратную защитных установок, я соскользнула по силовому потоку обратно на первый уровень. Я уже поговорила со всеми своими друзьями. Остался только стармех Любомир Ланк, но перед этим мне захотелось посидеть в моём старом командирском кресле.

Слава без разговоров уступил мне его. Я с чувством полузабытого наслаждения села за сенсорный пульт. Прямо передо мной был гладкий штурвал ручного управления. Все пилоты, проходившие у меня практику, теперь предпочитают штурвалы, а ведь когда-то считалось, что они скоро выйдут из моды!

Я положила ладони на поблескивающие рукоятки и тут же отдёрнула их. Из-под потолка раздалась оглушительная сирена.

— Я включила противозахватную систему? — испугалась я.

— Нет! — воскликнул Слава. — Мы не стали исключать твои данные из списка допуска. Таково было решение экипажа. Что это такое?

Он выключил сирену, и мы услышали оглушительный визг и громкие проклятия. Обернувшись, мы увидели, как Ингар втаскивает в командный отсек отчаянно сопротивляющегося Тахо. Его руки были искусаны в кровь, но это не заставило его выпустить щенка.

— Это что такое? — пробормотал Слава. — Почему он здесь? Элис же увёл его!

— Элис в бытовке в бессознательном состоянии, — сообщил вошедший вслед за этим Ян. — Мы уже вызвали доктора, но, по-моему, всё, итак, ясно, — он швырнул на пол дамский парализатор. — Отобрали у этого «зайца».

— Сам ты заяц! — Тахо с оскорблённым видом вырвался из рук Ингара, и с деловым видом направился ко мне. — Мне нужно с тобой поговорить!

— Слушай, парень, ты что, собирался с этим захватить «Эдельвейс»? — поинтересовался Слава, указав на парализатор.

— Слушай, парень, — передразнил его щенок сердитым тоном. — Если у тебя и у твоего звездолёта мания величия, то у меня её нет. И вообще, объясни своим подчинённым, — он мотнул ушастой головой в сторону Ингара, — что с детьми следует обращаться мягко и доброжелательно, не травмируя их несформировавшуюся психику. Его действия называются физическим и психическим насилием.

— Ишь какой умный! — съязвил курсант.

— Я в папу! — огрызнулся Тахо.

— Ты зачем это сделал? — спросила я.

— Чтобы лететь с тобой.

— Зачем?

— Должен же я о ком-то заботиться, если даже родной дядя меня бросил! Ты мне подходишь.

— Что будем делать? — спросил Слава

— Ну, не выкидывать же его в космос, — вздохнула я.

— Ладно, слетает до Диктионы с нами, а потом отвезем его обратно.

— Ага, — саркастически усмехнулся Тахо. — Я тебе такую жизнь устрою, что ты меня с радостью на Диктионе высадишь!

— Ты не устроишь такую жизнь моему сыну, — заметила я.

— Сыну? Я-то думаю, чего это он так на тебя похож! Замётано, старик. Работай спокойно! Я прослежу, чтоб всё было тип-топ!

IV

— Ну, что ты натворил! — покачала головой я, когда мы остались с Тахо вдвоём. Он сидел на кровати в моей каюте, упрямо склонив лобастую голову и стиснув сложенные ладошки между коленей. — Я под свою ответственность просила ребят показать тебе корабль, а ты…

Щенок вздохнул и поднял на меня большие грустные глаза. Знаете, какие глаза бывают у брошенных собак? Только эти глаза принадлежали ребенку с собачьей головой, красивые, умные и очень тоскливые.

— Ну, что вы все, в самом деле… — жалобно проскулил он. — Что вы все меня бросаете? Я же не могу совсем один. В колледже меня уважают, но там все старше меня. Они все в науках, зубрят, рефераты сочиняют, экспериментируют. Мне и поиграть не с кем. Дядя сделал меня умным в своей лаборатории и бросил, а что мне потом с этим умом делать? Лучше б я оставался дураком с висячими ушами.

Он вздохнул и рукавом вытер слёзы. Я села рядом и обняла его худенькие плечики. Я ещё помнила его страшненьким нервным малышом, который так стремился найти ласку и любовь. Тогда он не подавал особых надежд и наверно стал бы одним из грязных и злых анубисов, если б его дядя, один из величайших генетиков современности не продолжил на нём эксперимент, начатый на себе. Он сумел воплотить свою мечту: создал красивого прогрессирующего анубиса, но теперь, видимо, слишком увлёкся новыми идеями, позабыв, что Тахo, при всех его способностях, всего лишь ребёнок.

— Ну, понимаешь… — проговорила я. — Честное слово, я бы взяла тебя с собой, но это слишком опасно. К тому же я не знаю, насколько это затянется.

— Ну и что! — воскликнул он. — Я уже на пятом курсе! Могу годик и пропустить. Потом наверстаю!

— А что со мной сделает твой дядя, если узнает? — усмехнулась я.

— Да он же в тебя влюблён до кончиков ушей! Он будет только рад, что я был рядом и мог, если что, тебя защитить!

— Ну, конечно!

Хотя, скорее всего, Тахо был прав. В том, что он рассказал о себе Славе, Саше, Глебу и Кентавру не было ни слова лжи. Но не могла же я признаться, что самый опасный в прошлом пират — мой друг, к тому же уже давно в меня влюблён, не говоря уж о том, что и я когда-то отвечала ему взаимностью. Наши отношения с этим незаурядным человеком всегда были довольно запутанными, а знакомство приносило одно открытие за другим. Сначала оказалось, что земной генетик является на деле императором пиратов, потом, что родился он анубисом и лишь позже в результате генетического эксперимента стал человеком. После известия о его самоубийстве в космической тюрьме, выяснилось, что он таким образом порвал со своим прошлым и начал новую жизнь, связав её с таинственными Обителями Вечности, затерянными где-то во Вселенной. И последним откровением оказалось, что он одной с нами крови, Воин Духа в первой инкарнации. Хоть моя жизнь и богата крутыми поворотами, но о таком слаломе даже и думать страшно. Вполне возможно, что такой человек, и правда, отнесся бы спокойно к моей идее взять Тахо с собой, тем более что сам нередко брал его на опасные дела, чтоб иметь под рукой сообразительного и расторопного помощника. Но мне тащить ребенка на войну?

— Нет, Тахо. Тебе нужно учиться. Подрастёшь…

— Поздно будет! — мрачно перебил он. — Скажи лучше честно, что дело секретное, и постороннему соваться в него нечего.

— А если так?

— Да знаю я ваши секреты! — отмахнулся он. — Звёздные странники! Миссии Добра! Блуждающие Боги!

— Что-что? — привстала я, чувствуя, как начинаю злиться на болтуна, выдавшего ребенку сокровенную тайну, которую нельзя доверить даже ветру. — Это он тебе сказал?

Тахо какое-то время напряженно думал, а потом кивнул.

— У него не было другого выхода,

— Ты что, угрожал ему смертной казнью? — съязвила я.

— Нет, — он мотнул головой и вдруг спросил: — Хочешь, фокус покажу?

— Не уклоняйся от темы! — потребовала я.

— Я и не уклоняюсь. Дай мне твой перстень!

Он указал на обручальный перстень с Кристаллом Истины. Такие камни носят все Звёздные Странники, только у Слуг Тьмы они чёрные, а у Воинов Духа приобретают оттенки голубого и синего цветов. Они служат верными индикаторами, как принадлежности к касте, так и ориентации Скайрейнджера.

Я задумчиво взглянула на свой перстень и сняла его с пальца.

— Только верни.

— Обижаешь, — проворчал Тахо и взял его из моих рук. В следующий момент камень резко изменил окраску. Он стал молочно-голубым с зеленоватым оттенком.

— Боже правый… — пробормотала я.

— Дядя сказал то же самое, — вздохнул Тахо. — И ещё он добавил, что я бедный ребёнок.

Он вернул мне перстень, и в моих пальцах Кристалл снова засверкал ярко-синим светом. Тахо расстегнул комбинезончик на груди и показал мне зеленоватый осколок на тонкой и прочной цепочке. Мне бы и в голову не пришло, что это тоже Кристалл Истины, но стоило мне прикоснуться к нему, как он стал прозрачным и засветился синевой.

— В общем, он прав. Я влип! — кивнул Тахо, внимательно следивший за моей реакцией. — Правда, он говорил со своим Блуждающим Богом Ренко, и тот сказал, что пока я не вырасту, меня не призовут на служение, но готовиться-то уже сейчас нужно, верно?

Теперь он уже довольно хитро заглядывал мне в глаза. Вряд ли он знал, что по Кодексу Чести старший Скайрейнджер не может отказать младшему в обучении, но всё же надеялся, что это известие изменит мою точку зрения. Этот дьяволёнок из всего умел извлечь выгоду!

— К тому же на «Кобре» ты обещала научить меня фехтовать.

Напоминание было не излишне. Я, действительно, говорила это, хотя и довольно давно.

— В общем, так, — жёстко произнесла я, не желая признавать своё поражение. — Я тебя, так и быть, возьму, но запомни, ты ещё не Воин, не посвящённый, поэтому ты будешь меня слушаться во всём, и не будешь лезть, куда тебя не просят. В случае неповиновения, я прерву обучение, и можешь катиться на все четыре стороны. И пусть тебя потом твой дядя ищет. Ясно?

Щенок сложил ладошки перед грудью и закивал, как китайский болванчик.

— Слусаю, сансей!

V

День прошёл быстро. У меня оказалось столько дел! Дел совершенно не обязательных с практической точки зрения, но нужных для души. Я снова обходила звездолёт, разговаривая со своими друзьями, расспрашивая их о жизни, о проблемах, о делах. Я слушала записи бортового журнала, отвечала на какие-то вопросы курсантов, которые, как, впрочем, и постоянные члены экипажа, кроме Славы, Саши и Глеба, считали, что я в настоящее время инспектирую какие-то дальние поисково-спасательные базы и консультирую правительства слаборазвитых планет, желающих создать у себя флот, аналогичный нашему. Я даже не думала о Диктионе. Саша пытался сунуть мне распечатку информации, но я с глубокомысленным видом заявила, что посмотрю завтра. Зачем торопиться? Всё нужно изучить и продумать внимательно.

На самом деле я просто не хотела за это браться. Я до озверения ненавидела свою миссию и не желала о ней думать. С сожалением я вспоминала времена, когда методично и всесторонне готовилась к выполнению каждого задания, досконально изучая всю имеющуюся информацию. Увы, теперь от моей дисциплинированности и методичности не осталось и следа. Я стала слишком эмоциональной. А, может, просто мои методы изменились? Нет, скорее всего, я боялась предстоящих приключений. Страх — нормальная реакция здорового организма на возможную опасность. А ведь раньше я ничего не боялась. Какая разница! Всё равно, когда придёт время, я сделаю всё, что смогу.

Вечер накатывал неудержимо, и я с трепетом ждала его, потому что ещё недавно вечер был самым счастливым временем суток в моей жизни. Вечером я точно знала, что мой муж будет со мной, мы, не торопясь, выкупаем и уложим спать сына и выйдем на берег Океана, смотреть на закат, а потом на звёзды, слушать прибой, шум рокнарских пальм и говорить… говорить вполголоса о пустяках и о серьезных вещах, о прошлом, о будущем, о нашей любви, о нашем предназначении.

Ночью я лежала в своей каюте и не могла уснуть. Я думала об Алике, но малыш всё-таки был в безопасности. Кристоф же стал какой-то тихой болью в моём сердце. Я размышляла, где он сейчас, что с ним. Его манера поведения в опасных ситуациях была слишком рискованной, его способность к самопожертвованию не имела надёжных ограничителей. И хотя среди нас он был одним из лучших, я не переставала волноваться за него. Не говоря уже о том, как мне было плохо в его отсутствие.

Когда мне, наконец, удалось уснуть, мне приснилось, что я снова дома, а когда, просыпаясь, я протянула руку, чтоб как обычно коснуться его загорелого плеча, мои пальцы наткнулись на холодную стену.

Теперь я уже с неодобрением думала о тех рациональных временах, когда работа была для меня главным, а любовь лишь изредка накатывала тёплой волной, чтоб чуть отогреть и расшевелить в прирожденном командире её женственную натуру.

Однако пора было браться за дело. Я надела свой десантный «хамелеон», прицепила под руку потайную кобуру с бластером «оленебой», а к поясу — Налорант, и почувствовала себя если не Звёздным Рыцарем на Дороге Доблести, то, по крайней мере, рассерженной дамой, которой страшно некогда, и потому она намерена быстренько разобраться со всеми врагами, скоренько восстановить справедливость и вернуться восвояси, дабы следить за новинками моды и варить своему малютке кашку.

VI

— Диктиона… — задумчиво произнёс Саша, разглядывая лист с распечаткой. — Вообще, знаешь, информации не так много. Она была открыта в прошлом году экспедицией на планетарном исследовательском комплексе «Святогор». Ты знаешь, как несутся эти комплексы… Они даже не стали останавливаться. Запустили пару зондов, обработали информацию и передали на Землю, а сами помчались дальше.

— Ты давай, не тяни! — прикрикнул Тахо, с сосредоточенной мордочкой сидевший тут же в аппаратной киберинформатора.

— Если такой нетерпеливый, разбирайся сам, — пожал плечами Саша и сунул ему один из листков, выползающих из щели принтера.

Щенок удовлетворенно кивнул и погрузился в изучение. Саша продолжил, глядя на меня:

— Звезда субкарлик класса G, четыре планеты. Диктиона — вторая. Имеет спутник, но очень небольшой, он практически не виден с поверхности. Сама планетка маленькая, чуть меньше Луны, а в остальном похожа на нашу старушку… Две трети занято водой, остальное — суша. Считается, что планета была обжита и заселена искусственно, потому что флора и фауна напоминают планеты группы Алкора. Население — гуманоиды, опять же родственного нам вида. И, наконец, анализ информации не вызывает сомнений: цивилизация явно проалкорская.

— Значит, родственники? — уточнила я.

— Поэтому «Святогор» и не стал задерживаться. У Дальней Разведывательной Флотилии просто нет времени изучать все эти бывшие Алкорские колонии.

— Но они самостоятельны?

— Безусловно. Заселение произошло позже Земли, но достаточно давно, чтоб перерасти в самостоятельную цивилизацию. Язык имеет отдаленное сходство с древнеалкорским, но оно заканчивается на трёх-четырёх десятках общих корней слов.

— Значит, и язык нам известен?

— Конкретно нам — нет. Можно связаться с институтом лингвистики, но у них возникнет вопрос, зачем нам это надо. Сейчас, как выяснилось, дебатируется вопрос о том, проводить ли исследование Диктионы самим или передать это Алкору. Им было бы проще разобраться. Пока вопрос не решён, соваться туда просто некорректно.

— Вам, — уточнила я.

— Нам, — согласился он.

— А что, происхождение Земной цивилизации от Алкора теперь не вызывает сомнений?

— Теперь нет, но в данном случае речь о происхождении лишь части нашей цивилизации. Белая раса — потомки алкорских колонистов. Теперь это установлено точно. На Алкоре даже нашли в древних манускриптах упоминание о них. Но у нас смешались цивилизации Амона, Сириуса и Лозны. Кстати, предполагается, что алкорцы — потомки бергарской цивилизации, следы которой обнаружены на Лозне. А вообще, считается, что на Земле было несколько собственных, доморощенных цивилизаций, но какие свои, а какие пришлые так и не могут разобраться.

— Да, а наши предки всё сетовали на одиночество, — усмехнулась я.

— Да что спорить! — воскликнул Тахо. — Все люди — братья! — он протянул мне тщательно изученный лист. — Жить можно. Действительно, похоже на Алкор. Только не такие резкие перепады температуры. В спектре излучений больше ультрафиолета. И, между прочим, масса и объём планеты не соответствуют гравитации. В некоторых районах она больше, кое-где меньше. Наверно, там какие-то машины есть.

— Ну-ка покажи! — воскликнул Саша и отобрал у меня листок. Подсев к компьютеру, он застучал по клавишам, глядя то на бумагу, то на экран. — Парень, ты будешь Нобелевским лауреатом! — наконец, сообщил он. — Гравитация, действительно, корректируется искусственным путём. Ещё одно доказательство того, что это бывшая колония Алкора.

— Ну, ладно, — кивнула я. — Бывшая Алкорская колония — это лучше, чем Дракула или Планета Теней. По крайней мере, с адаптацией особых проблем не будет.

VII

На следующее утро «Эдельвейс» вынырнул из подпространства в пределах системы жёлтой звезды, похожей на солнце. Я попросила разрешить мне вывести корабль к Диктионе, и никто не стал возражать. Привычным манёвром, почему-то вызвавшим неописуемый восторг окружающих, я подвела звездолёт к небольшому шарику и направила его по дальней орбите.

Против ожидания, Диктиона не слишком походила на Землю. Она была довольно тусклой. Синие, зелёные и коричневые размытые по поверхности пятна слегка оживлялись призрачными перьями облачности.

— Когда-то и Земля была такой, — произнёс Слава, задумчиво глядя на Диктиону.

— Не может быть! — уверенно заявил Тахо. Он был уже в полной боевой готовности. Он даже выпросил у стрелков гибкий тяжёлый трос, прикрепил его к пластиковой трубке с грузом, на другой конец прицепил гайку и обмотался этим подобием традиционного оружия анубисов. Боевая плеть свисала у него с пояса, не придавая ему очень уж грозного вида. На требование вернуть парализатор Ян ответил категорическим отказом и передал щенячье оружие мне.

— Отдашь за пределами корабля. Мне пришибленных стажёров хватит.

Капсула была уже подготовлена.

— Ладно, удачи, — кивнул нам на прощание Глеб. — Как только мы понадобимся, подай сигнал с пульта. Мы заберём вас через три дня сами или подошлём верных ребят.

— Хорошо, — ответила я. — Долго здесь не задерживайтесь. Кто знает, вдруг у них локаторы есть.

— Не больше чем на два часа. Нужно подготовить, настроить и спустить буй. К тому же старпом загорелся мыслью сделать снимки гравитационного поля планеты. Как сделает, сразу же отсюда уберёмся.

Саша всё это время задумчиво смотрел на Тахо.

— Неужели ты ребёнка с собой возьмёшь? — наконец не выдержал он.

— Этот ребёнок стоит команды «Альфа», — усмехнулась я. — Не волнуйся. От него будет больше пользы, чем вреда. К тому же он может постоять за себя. Элис и Ингар в этом убедились.

— Ну, как знаешь. Счастливо вам!

— Спасибо. Берегите Алика, ладно?

— Конечно. Он же наш братишка, — улыбнулся Саша. — Всю жизнь мечтал о младшем брате. Ну, пока!

Мы вошли в салон, и он захлопнул дверь. Тахо ещё махал им рукой, глядя сквозь лобовое окно капсулы, а люк под нами уже открылся, и мы плавно погрузились в нашем батискафе в глубину, начинавшуюся под днищем корабля.