Диктиона и планета баларов

В ОЖИДАНИИ СОБЫТИЙ

І

Небо над Диктионой, нежно-лазоревое возле горизонта и ярко-синее в зените. Прозрачное, огромное, вечное небо, сияющим шатром прикрывшее узкую долину Зелёного озера и горы вокруг неё. Небо, единое для всей планеты. А я уверена, что оно едино и для всех миров, потому что везде, где б я не бывала, мне достаточно было взглянуть вверх, чтоб ощутить его бесконечность, его мудрость и его зов. У всех планет одно небо. Оно может быть разным, но оно всегда — обещание свободы и напоминание о тщетности суеты. Века пройдут, исчезнут народы, забудутся беды и радости, но останется небо, которое подарит новый день и новую надежду.

— Существует порог, — говорила я Тахо, сидевшему на земляном полу башни с деревянным мечом в руках, — после которого мастер становится непобедим для обычных воинов. И этот порог не что-то заоблачное. Достаточно иметь навыки для победы над тремя противниками и выносливость для длительного поединка, потому что на практике более трёх воинов не опаснее трёх. Даже три воина могут быть поставлены в такие условия, что начнут мешать друг другу, и обратят своё преимущество в слабость, а если их больше, то все их действия можно свести на нет. Чтоб не толкаться и не сбивать друг другу ритм они вынуждены будут нападать по очереди, а значит, в каждый определённый момент ты будешь иметь дело с ограниченным числом врагов.

Тахо слушал меня, открыв рот. Он был прекрасным учеником, с предельным вниманием он выслушивал теоретическую часть и с упорством занимался с мечом. Он был подвижен и лёгок, но несколько суетлив, и у него были слабые руки. Чтоб укрепить кисти, я велела ему каждое утро пропалывать большие участки луга на склоне горы. Он не возражал, и мне даже приходилось следить, чтоб он не переусердствовал. Чтоб выработать у него привычку к спокойствию и сосредоточенности, его не нужно было приучать к медитации. Всем известно, что анубисы часами могут сидеть, глядя на огонь, на звёзды или просто в туман. Достаточно было только закрепить в нём то ощущение свободы и отрешённости от мира, которое он знал по этим часам безмолвного созерцания, и перенести его на поединок. И всё же меч был слишком сложен для него. Может, со временем он изберёт другое оружие, например, боевой кнут анубисов, но общая стратегия едина для любого вида оружия.

— Существует много приёмов борьбы с несколькими противниками, — продолжала я. — Но общим для них является то, что удары, атакующие различные цели сливаются в одно движение. Нужно действовать быстро и точно, не давая врагу ни времени, ни возможности разгадать твой замысел. Он всегда должен быть оригинальным и неожиданным. Прекрасный эффект даёт внезапная смена тактик. Например, закрытой обороной ты навязываешь врагу наступательное настроение. Встречая лишь пассивное сопротивление, он резко идёт на обострение, а ты быстрым и стремительным выпадом побеждаешь его. Или, другой пример: ты держишь противников на расстоянии вытянутого меча и, заметив, что они освоились с этой дистанцией, неожиданно идёшь на сближение и тем самым приводишь их в смятение. Одного мгновения их растерянности тебе должно хватить для успешной реализации этой выгоды. Длинные и красивые поединки ценятся лишь в кино. Твой бой должен быть краток, а удары незаметны.

Я резко развернулась и, сдвинув переключатель Налоранта, выпустила луч. Три прута, воткнутые в землю на разном расстоянии позади меня, упали на землю, срубленные на разной высоте. Тахо посмотрел на них, а потом на Налорант.

— Это что, фокус что ли? Ты даже меч не включала.

— Нет, я его сразу выключила.

— Я не заметил.

— Вот так и нужно действовать.

Учитель из меня никакой. В первые дни наших занятий я пребывала в растерянности. Конечно, я когда-то читала лекции курсантам, я готовила стажёров на своём корабле, но ведь это — совсем не то, что обучать древнему искусству. Я пыталась вспомнить, что мне говорил когда-то мой учитель, но не могла, потому что мой учитель был к тому же моим сокурсником по космошколе, и наши отношения так и оставались на уровне старой дружбы между двумя взрослыми людьми, достигшими больших успехов в разных областях. А весь этот этикет был не более чем игрой. Короче, мне пришлось придумывать методику преподавания на ходу, но со временем я освоилась с новой ролью, и всё пришло в систему. По крайней мере, Тахо относился ко всему этому серьёзно и, кажется, к чувствам, которые он ко мне испытывал, постепенно добавилось и некоторое почтение.

— В конечном счёте, — задумчиво произнесла я, глядя на синие кристаллы, опоясывающие эфес Налоранта, — ни длина клинка, ни вид оружия не имеют значения. Великий мастер Миямото Мусаси побеждал своих противников, прославленных мастеров меча и копья простым деревянным мечом, за свою жизнь он провёл множество поединков и так и не узнал, что такое поражение. Он написал одну из самых знаменитых книг о стратегии поединка, из которой следует, что главным оружием воина является его дух и его разум. Умение понять противника, разгадать его тактику, заставить ошибиться и использовать его ошибку, моментально реагировать на перемену ситуации, сохранять спокойствие, быть изменчивым как вода и твердым как камень, не бояться смерти, не думать о поражении. Эти и другие правила лежат в основе любой победы. Познав их, уже начинаешь понимать, что оружие — это инструмент боя, но не его вершитель.

Ко всему прочему роль наставника помогала мне самой нащупать нужный образ мышления. Я чувствовала как, приучая к спокойствию и уверенности Тахо, я сама становлюсь спокойнее и увереннее. Формулируя положения стратегии, я ещё глубже уясняла для себя их смысл, приходя иногда к неожиданным выводам. Отрабатывая с новоявленным учеником давно привычные упражнения, я вдруг находила новые их варианты, упрощающие проведение сложных приёмов без снижения их эффективности. И очень постепенно я освобождалась от образа современной женщины, сливаясь со своими прошлыми инкарнациями.

Вот так и бывает на деле. Вовсе не пришёл, увидел, победил, как принято считать. Перед завершающим ударом всегда лежат долгие недели, а иногда и месяцы подготовки. Это не шлифовка мастерства и не тренинг мышц, это духовное восхождение к тому пику, на котором обычный человек превращается в героя из легенд. И я потихоньку шла к этому пику, шаг за шагом, вспоминая и пересказывая Тахо то, что слышала и читала об искусстве побеждать, подолгу бродя по горам, на вершинах которых сливались в призрачные шатры восходящие и нисходящие энергетические потоки, и, глядя в небо, которое сияло над моей головой века и тысячелетия назад.

II

— Если я говорила о могуществе духа, то это не значит, что можно пренебрегать телом или мечом, — заметила я на заявление Тахо, что ему надоели упражнения. — Тело, меч и дух, состоящие в гармонии. Только вместе они могут принести победу. А эта гармония может быть достигнута только неустанным и ежедневным повторением упражнений. Даже старые мастера проделывают их регулярно с полной отдачей, а ты ещё даже не освоил их как следует.

Мы стояли на вершине горы, и я, прищурившись, могла увидеть едва различимое мерцание энергетических струй. Они пронизывали наши тела, серебристым холодком пробегая по мускулам. Трава здесь была зеленее, а камень поблескивал искорками прозрачных хрусталиков. Вокруг: впереди, сзади, слева, справа было небо. Казалось, что мы находимся внутри голубой чаши, по стенкам которой стекает божественная благодать.

Тахо снова принялся махать своим игрушечным мечом.

— Не так резко, — посоветовала я. — Представь, что каждым движением ты собираешь из воздуха небесную энергию. Сосредоточься на этом, почувствуй, следя за правильностью выполнения движений, и не сбивайся с ритма.

— Ну, я не могу так! — возмутился Тахо. — Я не могу одновременно думать о стольких вещах!

— А ты и не должен думать. Нужно освободить мозг и только чувствовать. Если ты сделаешь всё правильно, тебе это понравится.

— Я не смогу.

— Забудь об этом. Если ты чего-то не сможешь, то у тебя не получится главное: стать Воином Духа.

Тахо вздохнул и снова начал танцевать свой неловкий танец. Я говорила с ним уверенно, но на деле мне казалось, что я вершу какое-то насилие. Кто знает, способны ли анубисы освоить фехтование землян? Быть может, тело и дух этого щенка предназначены для другого. Его дядя, освоивший множество стилей земного и алкорского боя на мечах и копьях, будучи уже человеком, всё же избрал своим оружием боевую плеть. Но, в конце концов, меня просили научить Тахо именно фехтованию.

— Не злись, — произнесла я. — Ты слишком напряжён. Расслабь плечи, зафиксируй меч в руке так, чтоб указательный и большой пальцы имели возможность двигаться, не напрягай средний, а безымянный и мизинец сожми крепче.

У него стало получаться немного лучше, но мордочка была просто страдальческой.

— Представь, что ты смотришь на закатное небо, оранжево-золотое небо с сиреневыми облаками. Ты слышишь, как шумит трава на пригорке, и чувствуешь её запах. Ты видишь ручей, бегущий с горы, и чёрный лес, колышущийся с тихим шелестом у подножия горы. И весь этот мир не просто окружает тебя, он в тебе. На самом деле ты не маленький, ты огромный, и ты заключаешь в себе всё, что видишь вокруг. И вся сила деревьев, гор, ручейка, травы, неба и облаков — в тебе…

Тахо изящно и беззвучно скользил по траве. Его глаза были прикрыты, а меч двигался широко и плавно, издавая едва слышный свист. И я подумала, что, может, у анубисов тоже есть способности к фехтованию.

— Запомни это ощущение — приток энергии во время боя. Ты должен инстинктивно вызывать это чувство, потому что в поединке твои глаза будут открыты, и ты увидишь не мирный закат, а злобный взгляд врага.

Тахо закончил и замер, глядя куда-то вдаль.

— Это было интересно, — признался он. — И здорово. Я представил закат, и вдруг стал большим и сильным. Мне показалось, что я могу всё, и что моя сила становится всё больше, — он помолчал и вдруг спросил: — А почему мы никогда не ходим к тому замку?

Я немного растерялась от этой неожиданной перемены темы. Там, куда он смотрел, на много километров тянулась зелёная поверхность болот. Это были не топи, а просто болотистые места, поросшие пушистым мхом, яркими цветами и маленькими хрупкими деревцами. Посреди этой гладкой равнины вздымались пологие холмы, и очень далеко на одном из таких холмов виднелся необычный тёмный конус.

— Откуда на болотах замок? — усмехнулась я. — Это гора.

— А откуда гора на болотах? — серьёзно уточнил он. — И почему, если может быть гора, не может быть замка?

— Не лишено смысла, — одобрила я.

— И почему мы туда не ходим?

— Потому что там обитают болотные люди, а нам не нужны неприятности.

— А я бы хотел туда сходить…

— Ты обещал слушаться, — напомнила я. — Пошли. На сегодня занятия закончены.

ІІІ

Вечером мы сидели возле башни и смотрели, как багровый диск солнца уходит за горы. Было прохладно, и воздух густел, как вино, настоянное на травах. В темнеющем фиолетовом небе потихоньку зажигались неяркие тихие звёзды, и чуть слышный голосок ручья казался звоном этих серебряных точек.

— Хорошо, правда? — спросил Тахо. — У меня душа словно под меховым одеялом свернулась в комочек и сопит от удовольствия. Тихо… И не страшно. Так бы и просидел тут всю жизнь… Только ведь не получится…

— Пожалуй, нет, — вздохнула я.

— А вот мне сейчас вовсе и неохота воином быть. Убивать кого-то… Зачем? Я вообще ни с кем драться не хочу.

— Ну, видишь ли… Мало кто из нас хочет драться, и никто не хочет убивать. Поэтому помимо науки боя мы изучаем и науку мира. Меч — это крайнее средство и совсем не орудие убийства. Мы — Воины Духа, мы должны нести Добро, а его не несут на острие меча. Добро — это свет, это любовь. Мы должны любить тех, к кому приходим, и действовать любовью до тех пор, пока это возможно.

— А зачем меч?

— Чтоб уничтожить Зло. Но, прежде чем применить его, нужно очень хорошо подумать, чтоб не причинить зла самому. У меча тонкое лезвие, и мы, как канатоходцы, ходим по этой ниточке, а чуть в сторону шагнёшь и сыграешь на руку тёмным силам. Именно поэтому лучше отказаться от поединка, если не уверен в том, что прав.

— А как узнать, что прав?

— Точно ты прав только тогда, когда знаешь, что перед тобой Зло. Ты научишься распознавать его со временем. Зло, без капли добра.

— А если есть капля?

— Тогда борись иначе. Даже эту каплю, эту искорку можно превратить в пламя. Это трудно. Некоторые сдаются и вершат Зло. Судьба наказывает их. Другие верны себе, но не могут совладать со Злом в человеке и гибнут. Настоящий Воин должен бороться за каждого человека до конца, даже жертвуя собой.

— И позволяя себя убить?

— Такое случалось.

— Странно…

— Ничего странного, — задумчиво возразила я. — За что мы боремся?

— За Добро.

— Добро — это абстракция, если оно не более чем возвышенная цель. Люди рядом с тобой, их души, их жизнь, их благо — вот цель. Врага превратить в друга — вот победа, достойная Воина. Ненависть переплавить в любовь, труса сделать героем, примирить враждующих, свести разлучённых, вернуть кому-то надежду.

— Людей так много, — вздохнул Тахо. — Разве всем поможешь?

— А ты не должен сомневаться. То, что ты сейчас сказал, и есть главное искушение нашего брата. Всем не поможешь, так стоит ли биться, портить себе жизнь, мучиться из-за каждого? Да и люди, как правило, не больно-то заслуживают таких жертв. Неблагодарные, корыстные, злые… Тёмная безликая масса…

— И что делать?

— Помнить лица людей, которым ты поможешь. Их улыбки, их благодарные глаза, их руки, пожимавшие твою. Потом появится возможность вспоминать целые планеты, которые ты вернул к жизни. Вот ради этих светлячков, звёздочек и ярких огней во Тьме ты и будешь жить. И каждый твой шаг тогда будет продвигать вперёд свет, заставляя отступать мрак. А потом ты поймёшь, что ты не один, и что добро, в конечном счёте, всегда побеждает зло в этом мире.

— И так всю жизнь помогать другим? Сражаться интереснее.

— Это тоже от тебя не уйдёт. Драк в твоей жизни будет более чем достаточно. Можешь мне поверить. Только запомни одно старое правило: схватка предотвращённая есть схватка выигранная.

Тахо с глубокомысленным видом кивнул. Мне стало смешно.

— По теории, дорогуша, всё просто, — произнесла я. — Людям нужно помогать, потому что они хорошие изначально, и им всегда можно помочь, по крайней мере, теоретически. Воплощённое Зло — это Слуги Тьмы и их приспешники, а выявить их — много ума не надо. Итак, сразу ясно, откуда всякой мерзостью несёт. А на деле, вот сидим мы здесь с тобой в изгнании и ни черта не делаем, потому что от нашей помощи пока вежливо отказываются, а сражаться вообще не с кем. А время, между прочим, идёт.

— Да, у меня уже семестр начался, — подтвердил Тахо.

— А у меня где-то там не по дням, а по часам родное чадо растёт, и мне вместо того, чтоб тут околачиваться, лучше б с ним быть.

— И чего делать?

— Нервную систему укреплять, — вздохнула я.

— Ага… — протянул Тахо. — Но ты мне всё равно всякие такие вещи рассказывай. Вдруг пригодится.

— Ладно. Делать-то всё равно нечего, а для общего развития не помешает.

Временами меня моё философствование начинало злить. Что-то во мне противилось рассудительной мудрости рациональных миров. Всё чаще я хотела удрать подальше от своего маленького приятеля и, войдя в транс, попытаться поупражняться в бергарском фехтовании. У меня аж мышцы гудели, и стоило закрыть глаза, как я машинально начинала проигрывать про себя целые поединки. Время шло, и оно шло совсем не так бесполезно, как мне порой казалось. Помимо ясно ощутимых успехов, были и другие, те, которые копились в глубине, готовые в нужный момент выплеснуться на поверхность и сформировать необходимый образ действия.

ІV

Спала я теперь совсем мало. Возвращение памяти, начавшееся больше года назад, теперь превратилось в постоянную мыслительную деятельность. Когда Тахо засыпал возле очага, я садилась на своё ложе и начинала вспоминать былое. Я грезила с открытыми глазами, и иногда мне начинало казаться, что я превращаюсь в последнюю бергару. Моё лицо менялось, тело становилось крупнее и крепче, и, самое главное, я начинала думать, как она, спокойно, быстро и решительно. Это было похоже на медитации, но всё же это были лишь воспоминания, выплывавшие из глубины времён. Воспоминания о жарких космических боях, о засадах в отрогах чёрных скал, о схватках с монстрами доисторических джунглей забытых планет, о встречах со странными существами из далёких миров.

— Да, интересная у меня была жизнь, — бормотала я, не чувствуя противоречия в этих словах, потому что это действительно была моя жизнь. И, вспоминая о ней, я вновь ощущала всё ту же тоску по чему-то неведомому, знакомую мне по этой жизни, всё ту же уверенность, что впереди больше хорошего, чем плохого, и всё ту же любовь, наполненную болью разлуки, но счастливую уже хотя бы оттого, что она есть.

Кристоф… Я думала о нём постоянно, и эти мысли проникали даже в эти мои воспоминания. Мне казалось, что тот темноглазый лозгар, воин-полукровка, которого я так любила в той, самой первой моей жизни, и который так самоотверженно любил меня, это был тоже он. Ведь бывает же неосознанные, предварительные инкарнации, служащие как бы трамплином к звёздному рождению. Я искренне верила в возможность такого чуда, потому что он должен был быть и там, коль скоро, здесь он заполнил собой весь мир.

Я думала о нём, сидя длинными, бессонными ночами возле очага. Мне снился его смех, когда я, наконец, засыпала, а, просыпаясь, в первые мгновения я была уверена, что он где-то рядом. Мне до слёз хотелось быть с ним, и тихая грусть временами перерастала в такое отчаяние, что мне хотелось бросить свой вызов в лицо небесам. Но кому, о чём? Древняя истина гласит: чтоб сохранить духовную силу Воин Духа должен страдать, а лучшее страдание — это страдание любви. Оно возвышает, закаляет дух и не даёт очерстветь сердцу. «Не бойся боли. Бойся бесчувствия…»

А дни летели, и хорошо, что они летели здесь, в этой старой башне, неизвестно каким космическим ветром занесённой из иного мира в наше измерение. Пусть это был и давно опустевший дом, но всё же это был мой дом.

Противника всё не было, ничто не предвещало скорую перемену ситуации, и балары, то ли заблудились, то ли застряли где-то в полном составе своего флота. И единственным происшествием стала находка Тахо.

Однажды, вернувшись из леса с торбочкой съестных припасов, я услышала в доме какой-то лязгающий звук. Войдя, я увидела своего друга за интересным занятием. Он усиленно тёр о камень какую-то чёрную железяку. Увидев меня, он даже вздрогнул от неожиданности, а потом вдруг оскалился и прорычал на языке анубисов, коий почитал ругательным:

— Это моё! Я нашёл!

— Дай сюда, — велела я, заинтригованная его поведением.

— Моё! — гавкнул он, и мне показалось, что, протяни я руку, он вцепится в неё зубами.

— Тогда забирай и проваливай отсюда!

Он заскулил:

— Ну, у тебя же есть настоящий меч… Я тоже хочу-у-у!

— Давай! — прервала я его вой.

Он тяжко вздохнул и, вытерев нос рукавом, отдал мне свою железяку. Это был старинный меч, поржавевший, но ещё неплохой, с длинным, равномерно сужающимся к острию клинком и витой бронзовой гардой. Длинная рукоять, предназначенная для захвата двумя руками, в виде медведя, борющегося с обвившей его огромной змеёй, была выточена из янтаря или специально обработанного дерева.

— Это его меч, да? — спросил Тахо, дрогнувшим голосом.

— Торраса? Нет, — я внимательно осматривала находку. — Это местный меч. Он похож на те, что носят дворяне Дикта, к тому же материал рукояти… Где ты его нашёл?

— На самом верху, — он ткнул пальцем в стропила крыши.

— И пытался его наточить, да? Ты мог его испортить. Заточка и чистка клинков не меньшее искусство, чем их изготовление. Даже острый клинок при неправильной обработке не станет резать. Ну-ка, вон возле ложа два каменных диска и брусок… Дай-ка их сюда.

— Но меч мой, — умоляюще напомнил Тахо. Он поплёлся к ложу и принёс точильные камни Торраса.

На шлифовку старого клинка ушло несколько часов. Нужно было очень осторожно удалить тёмный слой и ржавчину, не повредив аккуратной и сложной отделки. Под слоем грязи оказался белый твёрдый металл, украшенный витым орнаментом насечки из голубого золота. По краю замысловато собранной лентой тянулись загадочные письмена. Безусловно, это было настоящее сокровище, и я пожалела, что его не видит мой муж. Он был бы в восторге и от изящной формы клинка, и от изысканной насечки, и от бронзовой гарды, прекрасно сочетающейся со светящимся изнутри медведем.

Полюбовавшись своей работой, я отдала меч щенку.

— Отполируй рукоять ветошью и осторожно почисти бронзу, но учти, ты можешь пользоваться мечом только здесь. С Диктионы ты его не увезёшь.

— Ладно, — радостно кивнул Тахо и потащил меч к себе на подстилку, ворча что-то о том, что он теперь настоящий воин, а я подумала, что этому воину вряд ли удастся оторвать меч от земли, не то что на кого-то замахнуться.