Диктиона и планета баларов

ЗЕМЛЯ

I

По пути на Землю особо грустить и размышлять было некогда. Попробуйте засунуть в небольшой катер с одной койкой, парой кресел и журнальным столиком, втиснутыми в узкий салон, супружескую пару с младенцем и юную шотландскую овчарку, которая, вопреки распространенному мнению об этой породе, сама ещё нуждается в няне. Весь полёт я металась между Джейми и Аликом, которые выли по очереди, а иногда вместе. Причём, если Алика можно было положить на колени к папе, уткнувшемуся в какой-то древний инопланетный фолиант со страницами из змеиной кожи, необходимый ему для выполнения миссии, то Джейми утихомирить можно было только одним способом: накормить его до отвала. Однако это не избавляло от необходимости постоянно следить, чтоб он не грыз панели обшивки, не вставал лапами на пилотский пульт и не устраивался по своим надобностям на ковровом покрытии.

Когда же в иллюминаторе засветились пограничные буи Солнечной системы, и радиокибер весёлой морзянкой выдал в пространство наши позывные, чтоб связаться с пропускными службами, я наконец-то вспомнила, как улетала отсюда два года назад. Бог мой, неужели всего два года? А мне кажется, что прошла целая вечность. Я изменилась до неузнаваемости и не один раз. Узнают ли меня мои близкие и родные, от которых я сбежала, не простившись, влекомая в неизвестность своим ещё неясным тогда предназначением? И ведь я не собиралась сюда возвращаться. Очень-очень долго. Может быть, вообще никогда. И вот я снова вижу голубой шар в сиянии радужной короны, выплывающий из мерцающей ночи в до боли знакомом окружении звёзд.

И мне уже совсем не страшно и не стыдно, потому что назад возврата нет. Поймут ли это они, мои родные и близкие?

— Волнуешься? — Кристоф отложил свой фолиант и присел рядом на подлокотник кресла.

— Нет. Чтоб ни случилось, это моя Земля. Мой вечный дом, который я в течение сорока лет обустраивала.

— А я волнуюсь. Я не был здесь двести лет, и теперь там всё другое, а мои родители… Наверно, мне уже не удастся отыскать их могилы.

— Тебе понравится здесь. Мы в своё время неплохо поработали.

— Лишь бы Алу здесь было хорошо, — вздохнул он и пересел на кушетку, задумчиво глядя на стоящую рядом колыбель.

II

Мы подлетали к Земле, когда до слёз знакомый вежливый голос диспетчера поинтересовался, на каком космодроме мы желали бы приземлиться. Я даже не предполагала, каким наслаждением будет для меня просто назвать уверенным голосом кодовый номер моей, вернее, уже в прошлом моей, личной посадочной площадки возле моего, в прошлом моего дома.

Мне без задержки дали разрешение, и я, положив руки на штурвал, легко повела катер вниз по круговой траектории. Как это ловко у меня получилось! А ведь когда-то у меня это получалось не менее ловко, но я даже не задумывалась об этом. Но я действительно была дома. Уютная, защищённая и мудрая Земля распахнула мне свои голубые объятия. Что для неё какие-то два года? Она, быть может, даже не успела меня забыть. Она всё та же надёжная, тёплая и родная, такая как два года назад, когда я сбежала отсюда, от её уюта и защищённости, чтоб встрять в бесконечную войну Добра и Зла в других, неспокойных мирах.

Кристоф снова пересел на подлокотник пилотского кресла и с живейшим интересом смотрел вниз. Он уже забыл о волнении и тревогах. Ему было любопытно. Он как ребёнок осматривал незнакомый мир, радуясь возможности совершить своё личное открытие.

— Мне нравится, — кивнул он, когда внизу пронеслось огромное и бесконечное поле Байконура, расчерченное на взлетно-посадочные площадки и сверкающее чешуйчатой бронёй, где каждая чешуйка была крышей огромного звездолета. Огромного по нашим, рокнарским меркам. Я невольно искала глазами экспериментальный док и посадочную площадку звездолёта, который так долго был моим. И нашла. Крохотная серебряная капля ослепительно сверкала на своём месте. И мне на мгновение стало грустно, сердце сжалось от нежности, и на глаза уже готовы были навернуться слёзы, но катер промчался дальше, капля исчезла, а Кристоф остался рядом. Отказавшись от «Эдельвейса», я нашла его. О чём мне жалеть? Каждому своё, а на двух тронах не усидишь.

— Ты что, жила в пустыне? — озабоченно спросил Кристоф, глядя на расстилавшуюся внизу равнину.

— Это казахстанская степь.

— Кошмар, — пробормотал он.

— Тут есть оазисы.

— И песчаные бури.

— Не припомню.

— Неважно. Мне здесь не нравится.

— Лишь бы Алу здесь было хорошо, — улыбнулась я и повела катер вниз, к появившемуся там островку зелени.

III

Дом, мой радужный дом с прозрачным куполом библиотеки всё так же стоял над круглым зеркалом пруда в окружении тенистых деревьев. На водной глади всё так же покачивались мои любимые лотосы, а круглые окна в боковых пристройках были повернуты на оси, чтоб в комнаты проникал свежий запах роз, растущих в саду. Всё было так же, как два года назад… А впрочем… Слева я увидела небольшой радужный домик башенкой. Его раньше не было. Между старым домом и этой башенкой виднелась голубая глянцевая стена ещё одной постройки. Я с некоторым недоумением смотрела на эти новшества и вдруг поняла, что меня задевает, что без меня тут что-то изменилось. Это было глупо. Я вздохнула, улыбнулась и посадила катер рядом с изящной женской авиеткой, чем-то похожей на мою «Ласточку», оставленную когда-то на Земле.

Открыв дверь, я вышла на улицу и действительно уловила запах роз.

— Как я выгляжу? — спросила я, не оборачиваясь.

— Умопомрачительно, — отозвался Кристоф и тоже спустился вниз, надевая на ходу браслет с экранчиком, настроенный на видеокамеру, укреплённую над колыбелью.

— Умопомрачительно? — неожиданно испугалась я. Мне казалось, что я выгляжу просто хорошо. Я специально выбрала чёрное платье с открытым лифом, отделанным белым атласом, и нижней юбкой из пенного кружева, и не стала ничего придумывать с прической. Просто собрала волосы в хвост на темени. — Ты думаешь, меня не узнают?

— Ты прекрасно выглядишь, милая, — ласково улыбнулся он, — но не забывай, что из-за рокнарского солнца ты теперь платиновая блондинка.

— Боже.

— К тому же твоего сына зовут по-французски, а муж не знает ни одного русского слова.

— Господи, если папа об этом узнает…

— А растерянный вид придает тебе сходство со школьницей.

В этот момент за нашими спинами раздался восторженный лай, и Джейми вылетел из своего заточения. Это глупое создание понеслось по белой площадке, а потом, спутав голубую воду с голубым рокнарским песком, продолжило свой стремительный бег по поверхности водоёма и, самое удивительное, что сумело проскочить метров пять, после чего затонуло, вынырнуло и чрезвычайно оскорблённое поплыло обратно.

— Пошли отсюда! Быстро! — воскликнул Кристоф и потащил меня вокруг пруда к дому. Его тревога была не напрасна, потому что пёс, выбравшись из воды, счёл необходимым тщательно и самозабвенно отряхнуться, но мы были уже довольно далеко и избежали прохладного душа.

Дверь, как всегда, была не заперта и, поднявшись по белым ступеням, мы без затруднений попали в прохладный сумеречный холл. И тут же на нас спикировало разноцветное чудо, пахнущее марципаном и кофе. Это был старый добрый бытовой робот Колибри. Он, бедняжка, не узнал меня и запел: «Как прикажете доложить? Как прикажете доложить?» И тут же мокрый и радостный Джейми, влетевший вслед за нами в холл, оглушительно залаял и принялся подпрыгивать за Колибри, а когда тот попытался улететь, помчался за ним вдогонку.

— Джейми! — рявкнул Кристоф, и колли тут же вернулся, хотя и с крайней неохотой. — Какая глупая собака! — с неодобрением констатировал он.

Джейми не стал спорить и улегся на ковер, а потом начал кататься по нему, пытаясь высушить шерсть. Но неожиданно из кухни снова послышалось жужжание. Колибри нёсся на максимальной скорости, держа в манипуляторах полотенце и мозговую кость.

— Какой умный Колибри, — усмехнулась я.

Джейми снова не стал спорить и с юношеским аппетитом впился зубами в кость, пока робот старательно протирал полотенцем его кудрявую спину.

— Дашенька, давно тебя не было, — запел робот, и я даже вздрогнула от неожиданности, услышав имя, которым меня не называли уже два года. — Добро пожаловать домой. Отличная собака. Очень воспитанная и с хорошим аппетитом. Она ест индейку? Я сегодня хочу приготовить индейку. Мальчики вернулись из полёта, а Саша закончил серию экспериментов. Будут Глеб с Кентавром и академик Северов с Ярославой Игоревной.

— О боже… — пробормотала я. — Они все будут здесь. Сегодня…

— Отлично. Наконец-то у меня будет возможность познакомиться с роднёй, — съязвил Кристоф.

Неожиданно из левого крыла дома послышался женский голос. Ласково и требовательно он звал: «Дашенька! Дашуля!» Я почувствовала, что бледнею. Никто не мог меня сейчас звать здесь, да ещё таким тоном. Обернувшись на зов, я вдруг увидела в проёме дверей маленькую фигурку. Девочка в мягком серебристом комбинезончике, украшенном розовой сеточкой, стояла, засунув в рот пальчик, и с интересом смотрела на Колибри, который с помощью встроенного фена заканчивал сушку довольно повизгивающего Джейми. Девочке было не больше годика, и, как она дошла до двери самостоятельно, было непонятно. Впрочем, дети на Земле развиваются очень быстро. И тут я вдруг вспомнила, что и у меня в детстве был такой комбинезончик, а потом сообразила, что эта девочка очень похожа на меня. Да нет, это была просто я в годовалом возрасте. С той голографии, которую возил с собой всюду мой отец. Мне показалось, что я начинаю сходить с ума. Конечно, сейчас на пороге появится моя мама в старомодном коротком платьице, которое она носила в юности.

Послышались лёгкие шаги. Если б это была мама, я бы не удивилась, но это была не она. На пороге возникла красивая молодая женщина с длинными русыми волосами. Она была не в коротком платье, а в форменном комбинезоне Дальней разведывательной флотилии с лейтенантскими нашивками. Я её узнала. Она училась вместе с моим младшим сыном. Её звали Кристина Катрич. Однажды, уже после того, как они закончили космошколу, я увидела у него на столе листок с недописанными стихами, над которыми легкими росчерками было написано: «Кристине». Я до сих пор помнила эти три строчки:

В плену несбывшихся мечтаний,

Среди померкнувших полей

Я это имя вспоминаю…

Теперь эта Кристина доброжелательно смотрела на меня. Смотрела внимательно, оценивая моё платье, туфли, изучая прическу. Кажется, ей нравился мой наряд. Она с явной симпатией посмотрела прямо мне в глаза. И не узнала. Это было невероятно. Она же столько раз видела меня раньше! Я приходила к ним в школу, меня показывали по телевизору, и теперь она смотрела на меня так, словно видела первый раз в жизни. Я растерялась.

— Какая прелесть! — неожиданно произнёс Кристоф по-французски. Я вздрогнула и, обернувшись, увидела, что его взгляд направлен на ребенка. — Ваш? — он улыбнулся Кристине.

Она с гордостью кивнула.

— Чудесный малыш! И очень похож на вас.

— Боюсь, что месье ошибается, — рассмеялась она. — Это девочка, Дашенька. И она похожа на свою бабушку.

— На бабушку, — понимающе кивнул он и бросил на меня многозначительный взгляд.

И тут до меня дошло. Это была моя внучка. Моя внучка, которая была старше Алика. Боже, неужели я такая старая? Мне захотелось расплакаться, хотя более глупой реакции на такую прекрасную новость представить было невозможно. Кристоф тем временем взял Дашеньку-младшую на руки и болтал с её мамочкой, которая по-французски говорила не хуже парижанки, как, впрочем, и я, и большинство женщин современности. Нетрудно было догадаться, что он даёт мне время прийти в себя после столь внезапного потрясения. Пока она выслушивала, как он обожает маленьких детей, и с каким удовольствием их рисовали великие художники эпохи Возрождения, можно было придумать, что сказать на её вполне законный вопрос, что нам нужно на вилле, которая была построена так далеко в степи как раз для того, чтоб сюда попадали только с какой-то определённой целью.

— Очень мило! — наконец кивнула она, дослушав его, и взглянула на меня. — А чем я могу вам помочь?

Я ещё так и не придумала, что ответить, но Кристоф неожиданно поднял голову и взглянул на потолок.

— Вы кого-то ждёте? — спросил он.

— Да, должны вернуться муж с братом, но как вы…

Теперь и я услышала отдалённое жужжание флаера.

— У вас поразительный слух! — восхитилась Кристина, взглянув на Кристофа. — Это они!

На площадку за прудом спикировал объёмистый скоростной «колобок». Зависнув над землей в полуметре, он чуть покачнулся и замер. Жужжание смолкло. Дверца распахнулась, и на белый пластиковый настил спрыгнул невысокий, стройный мужчина в белом комбинезоне. Я смотрела на него, чувствуя, что не могу отвести глаз. Я не видела моего мальчика два года. За это время он превратился во взрослого мужчину и ещё больше стал похож на своего отца. Это был Саша или Лин. Они придумали ему это имя, чтоб не путать с отцом, тоже Сашей.

Он заинтересованно взглянул на наш катер, но тут же направился к дому. А из флаера уже появился Слава. Он стал ещё выше и крепче. Когда-то его прозвали Командором, ещё в космошколе. Теперь он выглядел как настоящий Звёздный Командор. Выйдя из флаера, он обернулся и протянул кому-то руки. Из салона прямо ему в объятия выпорхнула маленькая, тоненькая девушка в лёгком сарафане. У неё была длинная толстая коса.

Саша был уже на крыльце, и я снова взглянула на него. Он распахнул дверь и вошёл в холл. Джейми, который в жизни не видел сразу столько новых людей с восторженным лаем бросился к нему. Именно поэтому он увидел, прежде всего, собаку. Присев, он поймал Джейми за лапы и рассмеялся.

— Ты откуда такой лохматый?

И тут он поднял глаза и взглянул на меня.

— Мама? Мама!

Его радости не было предела. Пёс был мгновенно забыт, и он бросился ко мне. Только тут я заметила, как он действительно вырос. Я обняла его и почувствовала, что плачу. Мой Сашенька, прекрасный цветок, как называл его Слава. Красивый, черноглазый, с янтарными шёлковыми кудрями, такой ласковый и такой умный… Мой Саша!

— Эй, чей там такой классный катер? — раздалось с порога.

Саша чуть отступил, и я увидела Славу.

— Мам, это ты что ли?

— Представь себе, — кивнула я, поспешно вытирая слезы. Вообще-то я уже смеялась.

Он с неописуемым восторгом смотрел на меня.

— Насть! — крикнул он. — Иди сюда! Мама вернулась!

Настей оказалась та девушка с косой. Её я тоже вспомнила. Курсант Настя Гораева, которая когда-то безуспешно просилась в мой экипаж. Я, кажется, посоветовала ей выйти замуж. Судя по тому, что у них со Славой были одинаковые обручальные кольца, она последовала моему совету.

— Это моя жена, Настя, — подтвердил мою догадку Слава.

— А это моя, Кристина, — ласково улыбнулся Саша.

Я вздохнула и взглянула на Кристофа.

— А теперь самое неприятное для вас, мальчики. Это мой муж. Кристофер Джордан.

Молчание длилось не больше минуты. Саша снова улыбнулся.

— Ну почему же неприятное? Я очень рад.

Он протянул Кристофу руку. Тот пожал её. Но чёрта с два ты был рад, мой мальчик. Этот длинноволосый парень в джинсах с металлическим поясом и тёмном свитере тебе вовсе был не по вкусу.

Ты сравнил его со своим папой и был не прав, потому что сравнивать их было нельзя, как нельзя сравнивать изящное логическое построение со свежим морским ветром, как нельзя сравнивать новейшую систему супердвигателя с ахалтекинским жеребцом. Они слишком разные, они из разных времён и из разных миров. И они оба хороши на своём месте.

— Я тоже очень рад, — кивнул Слава. Его трудно было заподозрить в неискренности. Он был проще и, подобно мне, всегда питал слабость к космическим бродягам.

— Дарья Ивановна, — услышала я за спиной и поспешно обернулась. На пороге стояла Настя, держа на руках темноглазого младенца в голубой распашонке. — Дашеньку вы видели, а это — Ванечка. Ему три с половиной месяца.

IV

— Значит, ты теперь живешь на Рокнаре? — переспросил Саша, гладя присевшего возле его ног Джейми. — И не собираешься возвращаться на Землю? Не сюда именно, а…

— Нет, — я покачала головой, разглядывая его белую форму. Это была форма «Эдельвейса», но более элегантная и строгая, чем носили мы. — Ты теперь на «Эдельвейсе»?

— Да, — он улыбнулся. — Ты так неожиданно улетела. А через неделю Иссидора заявила, что не собирается тащить это всё одна и тоже ушла. За ней потянулись остальные. Жаль было. Какой корабль! Какое дело! Мы просто не могли допустить, чтоб всё так закончилось. Поговорили с начальством, потом с ребятами… Собрали всех, кроме Иссидоры. Славу назначили командиром, он справляется. Я — старпом. Постепенно возвращаемся на былые рубежи. Хотя, «Эдельвейс» пока не первый, — он посмотрел на меня смеющимися глазами. — Второй. Громов со своим «Знаком Огня» опережает нас на две позиции по рейтингу. Он теперь командир подразделения. Посерьёзнел, поумнел… И всем рассказывает, что считает себя твоим учеником.

Я усмехнулась, вспомнив прежние громовские «художества» и мою борьбу с ним за правильное оформление полётной документации.

— Да, идёт время.

— Вот это парень! — раздался за стеной смех Славы. Он заглянул в кабинет, где мы сидели. — Ты гляди! — он указал в окно, где по серой раскаленной степи мчался всадник на чёрном коне.

— Это же наш карабаир! — вскочил Саша. — Он же необъезжен!

— Был! — веско уточнил Слава. — Он ему что-то на ухо нашептал, вскочил на спину и был таков!

Я поняла, что речь шла о Кристофе. Вдалеке я видела его, как нечто слившееся с весело скачущим жеребцом. Мне показалось, что я вижу, как ветер развивает его длинные волосы.

— Кентавр, — одобрительно кивнул Слава. — Ему даже седла не нужно.

— Он что, дрессировщик? — мрачно спросил Саша.

— Нет, он историк, — пояснила я.

— И чем занимается?

— Попадает в истории, — я пожала плечами.

Мои дети с изумлением переглянулись.

Саша-старший приехал через час. Он уже знал и о моём возвращении, и о том, что я не одна. Против ожидания наша встреча оказалась вовсе не тягостной.

— Ты отлично выглядишь, — констатировал он, а его взгляд говорил: «По-крайней мере, теперь всё ясно».

Поговорить толком мы не успели, потому что прилетели мои родители. Разговора с отцом я боялась больше всего, чего, кстати, раньше не случалось. Как и следовало ожидать, его интересовало всё: причина моего бегства, то, чем я сейчас занимаюсь, насколько эти занятия соответствуют принципам чести и морали. Впрочем, с последним я загнула, просто он требовал объяснить, какую пользу я сейчас приношу обществу.

— И к тому же, как ты себя чувствуешь по отношении к своей семье, к Саше и детям?

— Отлично, — заявила я, мечтая, чтоб хоть кто-то прервал этот допрос. — Детей я вырастила. С Сашей прожила более двадцати лет. Обществу отдала сорок лет своей жизни, и теперь мне пора заняться собой, своей душой, своими стремлениями…

— Так чем ты всё-таки занимаешься?

— Тем же, чем и раньше. Ищу в космосе нуждающихся в спасении и спасаю. Но теперь в одиночку. И в иных масштабах…

— Меня просто удивляет твоё легкомыслие, — вздохнул он.

— Пап, я уже давно совершеннолетняя.

— Да, тебе пятьдесят семь лет.

— Тшш! — испуганно зашипела я, услышав шаги Кристофа, и тут же рассмеялась. — Не надо говорить о моём возрасте. Это теперь слишком отвлеченное понятие.

Кристоф вошёл и улыбнулся мне. Он принёс с собой запах степи и солнца. Я представила его родителям.

— Только предупреждаю, он не говорит по-русски.

— Что? — побледнел бедный папа, привыкший к тому, что знание основных языков уже давно общеобязательно. — На каком же он говорит?

— На английском, на французском, на испанском, итальянском, на греческом, на латыни. И наверно ещё на каких-нибудь древних языках. Он историк.

— Чтоб историк не знал русского?..

— Ему не нужен русский, папа, — осторожно пояснила я. — Он занимается европейским средневековьем, а тогда контакты с Русью были минимальны.

— Значит, вы историк? — спросил папа по-французски.

— Я космический бродяга, — поправил Кристоф без улыбки и взглянул на меня. — Пора кормить Ала.

— Ал — это собака? — уточнила мама, которой безумно понравился наш колли.

— Нет, собака — Джейми.

— Не хватало, чтоб из-за собаки она прервала разговор с нами, — проворчал папа. — Или мы для неё уже вообще ничего не значим?

— Значите, — улыбнулась я. — Конечно, значите, мои дорогие. Можете ругать меня, считать неблагодарной и чёрствой, но вы будете не правы. Я очень люблю вас, просто мне теперь нужна своя жизнь. Я учусь справляться со своими неприятностями самостоятельно, но это не значит, что вы мне не нужны. Я здесь, потому что мне снова нужна ваша помощь…

— Чем мы можем помочь? — тут же поинтересовался папа, демонстрируя полную готовность к решительным и энергичным действиям.

V

Мы сидели в салоне катера, я, папа, мама, Саша и Кристоф, у которого на руках спал сытый и довольный жизнью Ал.

— Но почему Ален-Кристиан? — спросил папа, глядя на третьего внука.

— Так хотел его отец, — произнесла я.

Папа взглянул на Кристофа, который грустно и нежно смотрел на мальчика, и ничего не сказал.

— Он ровесник Вани, — улыбнулся Саша. — Настя посмотрит за обоими. И Кристина поможет. Она уже летает, но…

— А я на что? — с притворным возмущением воскликнула мама.

— Ну, вот и отлично, — кивнула я. — Мы только вам можем его доверить. Неизвестно, когда мы вернёмся, да и вернёмся ли вообще…

— Это опасно? — насторожился Саша. Услышав его голос, Кристоф поднял голову. Они посмотрели друг на друга.

— Не то, чтоб очень, но космос — это всегда небезопасно, — ответила я.

Саша опустил голову, а Кристоф продолжал смотреть на него.

— Если мы не вернёмся, позаботься о нём, но он должен знать, чей он сын.

— Так и будет, — произнёс Саша.

— Нет, — покачал головой Кристоф и взглянул на меня. — На сей раз я всё-таки вернусь. Обещаю. Только бы не слишком поздно.

У меня было время ждать, но Алику он будет нужнее всего в ближайшие годы. Именно это он и имел в виду, говоря «поздно». А ведь миссия может длиться не один десяток лет.

— Будем надеяться на лучшее, — встряхнулся Саша.

Я с благодарностью взглянула на него. Кристоф тоже улыбнулся и, поднявшись, вышел из салона. Папа подхватил плетёную колыбель, и мы все отправились в дом.

— Хорошо. Оставляем его здесь… — произнёс Кристоф, осмотрев уютную детскую, где плетёную колыбель поставили рядом с деревянной кроваткой Ванечки. Он осторожно положил Алика в колыбель и некоторое время стоял, наблюдая за спящим ребёнком. — Только пусть он спит здесь, пока не подрастет, хорошо? Эти лианы хранят в себе энергетику рокнарских джунглей и Великого Океана, между которыми он родился. Ему будет легче адаптироваться …

Кристина и Настя дружно закивали. Я видела, что обе они тронуты его заботой о сыне, но они и предположить не могли, что он чувствует сейчас. Кристоф взглянул на меня.

— Тебя всё устраивает?

— Конечно. Алу здесь будет хорошо.

Он снова тоскливо взглянул на колыбель.

— Как только я вернусь, я сразу же заберу его, даже если ты ещё будешь занята. Мы будем ждать на Рокнаре… Хотя, скорее всего, ждать придётся меня.

Он ушёл. Настя покачала головой, глядя ему вслед.

— Как он любит мальчика…

Я подавила вздох и попыталась улыбнуться.

— Алик — здоровый, крепкий мальчик. Он развивается очень быстро. Вот тут у корзины есть плетёная перекладинка. Поворачивайте её иногда к нему. Он любит на ней подтягиваться. У него очень цепкие ручки. Купали мы его в воде из Океана. Наверно, о составе воды можно прочитать в рокнарской энциклопедии, а синтезировать в обычном пищевом синтезаторе. Я ещё не начинала его прикармливать, так что вам придётся приучать самим… На всякий случай я привезла его карточку, которую заполнил наш врач, и свой дневник. Там о его привычках, — я усмехнулась. — Такой маленький, а у него уже много привычек. И очень независимый характер. Весь в отца. И пусть к нему подпускают Джейми. Они очень любят друг друга. По крайней мере, Ал всегда смеётся, когда видит его.

Я почувствовала, что сейчас расплачусь. Мне до безумия не хотелось оставлять моего малыша даже здесь, но что было делать? Кристина видимо почувствовала моё состояние. Она подошла и положила руку мне на плечо.

— Всё будет хорошо, — прошептала она. — К тому же, может быть, вы совсем скоро вернётесь.

— Может быть, — кивнула я, хотя не очень-то верила, что это будет скоро.

VI

Кристоф стоял в холле и смотрел на улицу сквозь прозрачную стену. Я подошла и, обняв за талию, уткнулась лицом ему в спину.

— Только не плачь, — попросил он. — И не вини себя ни в чём. Мы делаем всё, что можем, даже больше. Его могло вообще не быть, если б мы боялись таких моментов. А теперь он есть. Он совершенно недосягаем здесь для Зла. И к тому же… Не может быть, чтоб Блуждающие Боги покинули нас, если до сих пор были так милостивы.

— Ты мистик, мой милый, — улыбнулась я, украдкой вытирая слёзы.

— А разве можно при моей жизни не быть мистиком? — рассмеялся он и, обернувшись, с прежней иронией взглянул на меня. — Главное, что мы их всех обставили с их дурацкими Законами.

— И бунтарь к тому же!

— Я не исправим.

Он поднял голову и посмотрел на потолок.

— Опять кто-то летит? — спросила я.

— А мы ещё кого-то ждём?

— Двух прекрасных друзей.

— Значит, это они.

На площадку за прудом опустился большой флаер, и из него показались те, кого я очень хотела видеть. Первым тяжело выбрался Кентавр, огромнейший серебристый пёс с длинными ушами, зелёными блюдцами глаз и восхитительными белоснежными клыками, похожими на рога тура и не помещавшимися во рту. Вид у него был поистине устрашающий, но Кристоф, завидев нашего судового пса, издал восторженный вопль и выскочил навстречу. Я ещё увидела, как вслед за Кентавром появился Глеб Крымов, бессменный старший астронавигатор и творец «Эдельвейса», наш штатный гений, чей могучий разум нередко вытаскивал нас из самых безнадёжных ситуаций.

Кентавр тем временем уже остановился на полпути к дому, но смотрел он не на Кристофа, идущего к нему, а на меня. Он смотрел внимательно и вдруг радостно и оглушительно залаял. Это было невероятно, потому что, сколько я его помню, он всегда молчал, если конечно не считать нескольких исключительных случаев, когда его лай спасал кому-нибудь жизнь. Теперь я была совершенно уверена, что наш старый молчун приветствует меня. Не помня себя, я выскочила на улицу и обогнала Кристофа. Обнять Кентавра было трудно. Он был огромен и лохмат, но мне это удалось. Он радостно сверкал глазами и яростно крутил хвостом. Я твердила ласковые варианты его имени и рассказывала, как я по нему соскучилась.

— А меня обнимать не надо? — басовито поинтересовался Глеб.

Он был всё такой же высокий, плечистый, русоволосый и голубоглазый. Только наградных планок на груди прибавилось, хотя мне и раньше казалось, что новые цеплять уже некуда.

— Обязательно! — воскликнула я и обняла его.

— Какая ты стала! — покачал головой он, отстранившись и внимательно меня осмотрев. Потом взглянул на Кристофа. — А ты хорошо на неё влияешь!

Я рассмеялась и, пожалев, что это было сказано по-русски, немедленно перевела. Кристоф тоже рассмеялся. Им даже не потребовалось представления. Они мигом познакомились и пожали друг другу руки. Глеб всегда уважал космических скитальцев, и они отвечали ему тем же. Сейчас они с Кристофом быстро нашли общий язык и уже через минуту выглядели, как два старых друга, встретившиеся после долгой разлуки.

— А своего приятеля ты не представишь? — спросил Кристоф по-английски, кивнув на Кентавра,

— А это наш судовой пёс… — начал Глеб, но Кристоф перебил его с неожиданным раздражением:

— Что значит судовой пёс? Это же разумное существо с великолепно развитым интеллектом! — он повернулся к собаке и взглянул ей в глаза. — Ты ведь не просто пёс, верно? Ты философ и поэт. Ты великий путешественник. К тому же ты очень добр и мудр. Твой друг, конечно, всё это знает, старина, но люди — рабы привычек и стереотипов. Потому тебя называют просто судовым псом.

Кентавр внимательно на него смотрел, а потом что-то глухо проворчал, не раскрывая пасти.

— Конечно, ты не сердишься, — усмехнулся Кристоф. — Людей нужно принимать такими, какие они есть. Нужно быть к ним снисходительным. Они всё же довольно милые и забавные существа.

Кентавр снова заворчал.

— Он говорит, что ты редко смотришь на звёзды просто ради звёзд, — произнёс Кристоф, взглянув на ошарашенного Глеба. — А это плохо, старина.

— Ты что, колдун что ли? — пробормотал тот.

— Нет, я такой же, как он.

— В каком смысле?

— Он приспосабливается к твоему мышлению, чтоб тебя понять, а я приспосабливаюсь к его мышлению, чтоб понять его. Со временем приобретаешь опыт и достаточно взглянуть в глаза собеседнику, чтоб понять, кто он. А если понимаешь его, то будь уверен, что и он поймёт тебя. С животными, правда, получается лучше, чем с некоторыми разумными, но Кентавр не из их числа.

Из дома с яростным лаем выскочил Джейми и с храбростью Моськи кинулся на слона, то есть на Кентавра. Я попыталась его одёрнуть, но Кристоф остановил меня и жестом предложил Глебу следить за действиями Кентавра. Кентавр сделал то, что он всегда делал в подобных случаях. Он что-то глухо проворчал. Джейми никак не мог знать язык Великих Собак из созвездия Центавра, хотя все лингвистические анализы говорили, что это вовсе и не язык, а лишь набор звуков. Но реакция Джейми была мгновенной. Он вдруг страшно обрадовался встрече, закрутил хвостом и принялся радостно скакать вокруг Кентавра. Кристоф удовлетворённо кивнул и улыбнулся:

— Что и требовалось доказать.

Глеб как-то очень уважительно взглянул на старого друга.