Диктиона и планета баларов

ЗЛОЙ РОК КОРОЛЯ БАЛАРОВ

І

Король баларов в эти дни был почти счастлив. Он был счастлив настолько, насколько может быть счастлив человек среди чуждых ему существ. Со времени коронации многое произошло, многое незаметно изменилось в обществе баларов. Всё почти оставалось прежним, не снизились налоги, полным ходом шла подготовка к очередной военной кампании, жители планеты были заняты своими привычными делами, но всё же что-то уже было не так. Куда-то ушло привычное напряжение, скрытое недовольство, затаённая ненависть. Ещё не заметив этого, балары постепенно привыкали к спокойствию и уверенности, и отвыкали от пассивной войны, войны со своим королём.

Он обладал сказочным даром, этот новый король. Его богатством, за которое он не раз благодарил богов, было умение располагать к себе окружающих. Его сдержанная искренность сама собой вызывала ответное уважение тех, кого уважал он, любовь тех, к кому он привязывался, заботу тех, о ком заботился. Он не вещал с террасы дворца о своей доброй воле, но каждый балар, с кем он заговаривал в своих апартаментах или на пустынных драконьих пастбищах, ощущал странную избранность перед другими, будто именно его выделил своей милостью молодой король.

Теперь он мог пожинать плоды. У него появились друзья, слуги испытывали к нему подлинное почтение, и даже те, кто продолжал слегка презирать его за тёплую кровь и отсутствие хвоста, считали его сравнительно неплохим и даже хорошим повелителем, полезным для подданных и всей планеты.

Он успокоился. Долгие поединки на мечах, которые он проводил с князем Чесом, помогали ему держать себя в форме. Беседы с красавицей Вим удовлетворяли его потребность в общении, армия так или иначе облагодетельствованных чиновников помогала ему в управлении государством, а для души у него оставалась тихая пещера древностей, хранившая в своих недрах столько сюрпризов и загадок. У него появилось ощущение, что время у него пока всё-таки есть. Что он успеет всё продумать и найти выход из ловушки, где он был зажат между ненавистью недремлющего чёрного жреца Касу и смертельной тайной мерцающего Колодца Забвения. Он слишком уверовал в то, что судьба благосклонна к нему и забыл старую печальную истину: Добро не вечно, оно со временем видоизменяется, перетекая во Зло. Даже добившись победы, нельзя забывать о возможности поражения. Он просто не думал об этом.

Тот день начался для него совсем неплохо. Утро не принесло неприятных неожиданностей. Государственные дела не требовали особого напряжения сил. Быстро разобравшись с ними, он смог удалиться в свои покои, чтоб отдохнуть от утомительных церемоний и многолюдности дворца.

Он сидел на низкой кромке овального бассейна и смотрел, как лениво шевелятся в маслянистой жидкости серебристые ящеры. Здесь было прохладно от проточной воды и лёгкого сквозняка. Рядом с ним присела на скрученный хвост золотоволосая Вим. Она задумчиво смотрела на бронзовое лицо короля, наполовину скрытое волной тонких тёмных волос. Он улыбался, наблюдая за ящерами. Такое можно было увидеть нечасто. Он был немного похож на ребёнка, и Вим чувствовала нежность, глядя на него.

— Я давно хотела спросить… — начала она, решив, что настал момент задать давно занимавший её вопрос.

— Да?.. — не поднимая глаз, кивнул король.

— Почему вас называют живородящими?

На сей раз, он взглянул на неё и усмехнулся.

— Потому что это правда. У наших женщин рождаются живые дети.

— Ты хочешь сказать, что ваши детеныши вызревают прямо в матерях? — изумилась она. — Но это же… Ужасно!

— Почему? Они говорят, что чувствовать в себе живое существо приятно. Они очень ярко ощущают свое единство с детьми. А дети — с ними.

— Выходит, ваши женщины ближе детям, чем отцы? Обидный дисбаланс для мужчин. У нас отец и мать одинаково близки ребёнку.

— У нас отцу приходится завоевывать любовь ребёнка, но, поверь мне, в этом есть особая прелесть.

— Ты говоришь так, будто знаешь, — прищурилась Вим.

— Я знаю, — кивнул он и поднялся. Ей показалось, что он хочет скрыть от неё свои чувства, и мысленно поздравила себя с маленькой победой. Она узнала ещё что-то о таинственном пришельце, так старательно оберегающем свои тайны.

А королю стало грустно. Печаль разлуки смешивалась для него с радостью воспоминаний. Этим он не хотел делиться ни с кем. Ему казалось, что балары, доверяющие вызревание своего потомства горячему песку, не в состоянии понять его тоски. Для их прагматичной цивилизации дети имеют чисто практическое значение наследников для богатых и помощников для бедных. Им и в голову не приходило, что значит оберегать и выхаживать маленькое беспомощное существо, ловить его взгляды, ждать улыбки и первые слова. Маленькие балары вылуплялись из кожистых яиц жизнеспособными и смышлёными, всё схватывающими на лету и не так уж нуждающимися в заботах взрослых. Может, балары потому и отличались от людей отсутствием сантиментов?

Он медленно шёл по прохладному залу, затенённому лёгкими драпировками. Ему казалось, что душа его перенеслась куда-то далеко, туда, откуда он ушёл, и где он оставил своё сердце. Остановившись перед креслом, он даже не сразу заметил на нём что-то подвижное и чёрное, а потом какое-то время отсутствующе смотрел на небольшое животное с шестью лапками, двумя клешнями и длинным острым шипом. Наконец, до него дошло, на что он смотрит.

— Что это такое?! — воскликнул он. — Боже мой, да что это!

Вим и дремавший в углу Милдок кинулись на его голос. Они были напуганы, уловив в нём неведомые доселе интонации досады и огорчения. Увидев зверька, Вим выхватила из-за пояса зазубренный кинжал и с размаху пронзила чёрное тельце. Король отнял у неё кинжал и поднёс ещё шевелящееся существо к глазам.

— Господи, да как же я забыл о скорпионах? — бормотал он. — Они же водятся в пустынях! Конечно! Клешни есть у скорпионов, это значит, здесь не было никакого моря!

— Это липас, — испуганно прошипел Милдок. — Они водятся только в чёрных барханах.

— Тебя хотели убить! — заявила Вим. — Это покушение!

— Да ну, ерунда! — отмахнулся король и покачал головой. — Такая была роскошная гипотеза и… Какой я всё-таки дурак!

Отшвырнув кинжал, он вышел из покоев. Возможность покушения не обеспокоила его. Он привык к тому, что вечно кому-то мешает. Его разозлило, что он построил гипотезу на пещерном барельефе и гордился ею, а сам даже не попытался выяснить, известны ли здесь животные с клешнями.

Едва дождавшись, пока ему запрягут повозку, он вскочил на неё, и драконы вынесли его из тени в пекло дня. Охранники, привыкнув к причудам короля, не слишком торопились ему вслед. Они лишь для приличия влезли на своих верховых ящеров и вывели их на солнце, а, увидев вдали облако пыли, поднятое королевской колесницей, спокойно вернулись назад.

Король мчался в свою пещеру. Добравшись до неё, он соскочил вниз, на площадку перед входом и замер, глядя на барельеф.

— Так и есть! Клешни, шесть лап… А это не крыло, а шип. Ах, я дурак!

Сзади раздалось вежливое шипение старика.

— Что это? — резко обернулся к нему король и ткнул пальцем в изображение.

— А… Это? Это липас. Раньше они водились везде, а сейчас, нам на счастье, остались только далеко на западе. Они очень опасны. Пустынный ящер, наступивший на него, умирает в несколько мгновений.

— Да… — огорчённо кивнул король. — Я теряю форму. Раньше мне не доводилось совершать таких глупых ошибок… Ну, пойдем, поработаем, старик. Может, отроем что-нибудь стоящее.

Он спустился вниз и взялся за свои инструменты. Тонкая и кропотливая работа успокоила его, а из песка постепенно поднялся стройный воин с изящной мальчишеской фигурой, изысканно изогнутым хвостом и трезубцем из настоящего металла. Этот трезубец, как и нетрадиционно хрупкое сложение воина показались ему настоящим подарком судьбы. Закончив работу, король долго сидел, любуясь своей находкой и слушая неторопливый рассказ старика о том, что он вычитал в очередных свитках, извлечённых из темноты.

II

Во дворец он возвращался в прекрасном расположении духа. Остановив колесницу у подножия лестницы, привычно спрыгнул прямо на ступени и начал легко подниматься наверх, к чёрному провалу входа. Навстречу ему спускался князь Чес. Король ещё издалека разглядел, как мрачно и сурово сверкают глаза его любимого военачальника. Говорить с Чесом о находке было бессмысленно, и потому король приготовился слушать.

Чес встретил его на полпути и остановился, чтоб отвесить церемониальный поклон, но король, не задержавшись, жестом пригласил его следовать за собой. Князь молча повиновался. Они быстро миновали бесконечный ряд древних ступеней и вошли в тёмный коридор, по которому король прошёл впервые в день коронации. Обычно он, не задерживаясь, проходил через сводчатый зал, где стоял его неудобный трон, но теперь понял, что Чес сопровождает его именно туда. Напряжённое молчание молодого князя уже начинало тревожить его. Потом он услышал гул голосов и, едва войдя в зал, замер в недоумении. Недоброе предчувствие заставило его нахмуриться, а тут ещё дрожащий Элса с мольбой кинулся ему в ноги. Король даже не взглянул на старика. Он смотрел на собравшихся в зале аристократов, которые взирали на него с какой-то мрачной решимостью.

— Что здесь происходит? — спросил он, и его тихий голос раскатился под сводами. Даже Элса, который ещё мгновение назад причитал, вдруг смолк.

Все молчали. Король скользил взглядом по лицам своих придворных и вдруг упёрся в одно, поразившее его. Это молодое и недавно красивое лицо было искажено страданием. Золотистые волосы безжизненно поникли, а голубые глаза померкли. Принц Элку, закованный в тяжёлые кандалы, бессильно обвис на руках палачей.

Ещё до того, как из-за колонны неслышной тенью возник начальник полиции Брухон, король успел вспомнить и сопоставить факты. Он всё понял, и на мгновение ему показалось, что глаза его застелила мгла. Он пошатнулся, но сумел устоять на ногах. Впору было проклясть себя за глупость и беспечность, но что проку? Он был так увлечён своей несостоятельной гипотезой, основанной на пещерном барельефе, что упустил вещь куда более важную. Он в самом начале утратил контроль над ситуацией, и жестокая машина Закона сработала без его участия.

— Мне поручено было провести следствие по поводу прискорбного случая, произошедшего утром… — выпуская длинный раздвоенный язык, чуть слышно прошипел Брухон. — Согласно Закону, любая попытка убить короля должна быть немедленно расследована, дабы найти виновного и передать его в руки правосудия.

— Да… — прошептал он, пересохшими губами и, ни на кого не глядя, прошёл к трону.

За ним проследовали: Чес, грозно глядя по сторонам, готовый грудью прикрыть его от любой опасности, Элса — ползком и тихо поскуливая, и Брухон, всё той же жуткой тенью.

— Сначала наши подозрения пали на слуг… — сообщил начальник полиции.

Элса тут же отчаянно завопил, но король раздражённо отмахнулся:

— Займитесь делами!

Старик послушно отполз в сторону и пропал из поля зрения. Брухон проводил его взглядом и снова вперил горящие щели зрачков в бледное лицо короля.

— Слуги оказались не причём. Но они видели принца Элку, который входил в апартаменты короля, когда тот был в зале Совета. Затем нами было установлено, что принц не так давно в песчаных банях Эрикура грозился отомстить королю за поруганную честь своей невесты, как он называл Вим, дочь князя Броста. Он неоднократно посещал четвёртый чёрный храм, где имел тайные беседы с жрецом Касу, давно вызывающим у нас подозрения во враждебной деятельности против короля. А вчера вечером в дом князя Линны прибыл гонец с запада. На допросе он показал, что по просьбе принца Элку привёз ему липаса в каменной шкатулке. Имея такие улики, мы смогли арестовать принца Элку. Поскольку он упорствовал, нам пришлось прибегнуть к пытке, после чего он сознался во всём. Он покушался на жизнь короля из ревности.

Закончив доклад, Брухон отступил с низким поклоном.

— Эти известия всколыхнули весь город, — раздался над ухом сладкий голос Энии.

— Кто допустил разглашение этого дела? — спросил король.

— Я, — заявил Чес. — Это постыдное и оскорбительное для всех баларов преступление. Оппозиция должна ответить за него. Военный король Брамон пал от рук Линны, но никому не удалось изобличить его. Теперь же преступник у нас в руках. Мы можем раз и навсегда искоренить это змеиное гнездо! Я намеренно созвал сюда цвет нашей аристократии, чтоб каждый честный балар, облечённый властью в государстве, мог приложить свою руку к заслуженному приговору. И ни один трус и злопыхатель не мог потом осудить короля за излишнюю жестокость!

Король почувствовал, что его бьёт мелкая дрожь. Всё, чем он гордился, оборачивалось против него. Его друзья были искренни в своём рвении. Они действовали из добрых побуждений, но тем самым связали ему руки, заставляя послать на эшафот глупого влюблённого мальчишку. Он нервно провёл пальцами по лбу и приказал себе успокоиться. Проклятая роль, которую он вёл всё это время! Он незаметно стал её заложником…

— Оппозиция здесь не причём… — произнёс он. Ему стоило немалых усилий, чтоб не допустить дрожи в голосе. — Брухон сказал, что мотивом была ревность…

— Ревность по закону является отягчающим обстоятельством. Подобные чувства — грех для баларов, — пропела Эния.

Король взглянул на неё. Она была довольна. Не ударом, который сама того не ведая наносила ему. Она била по Линне, который с каждым днем всё более терял свои позиции, лишаясь потенциальных союзников. Он был слишком слаб теперь, и его можно было уничтожить.

— Не припомню, чтоб в Законе говорилось, что за ревность одного балара должны нести наказание все члены его партии, — отрезал король.

— Пусть так! — спокойно кивнул Чес, ничем не выказав своего разочарования. — Но тогда пусть Элку ответит за то, что хотел смерти короля. Пусть каждый скажет своё слово о том, какое наказание должен понести преступник. И я надеюсь, что на сей раз, король прислушается к нашему мнению.

— В прошлый раз я прислушался именно к вашему мнению, князь, — напомнил король.

— Но отвергли мнение других… — слегка смутившись, пояснил Чес и тут же возвысил голос: — Впервые за долгие века нам повезло с повелителем. Впервые сбывается обещание счастливого правления, мир и покой воцарились в нашем бедном государстве. И глупый эгоист, опьянённый низкими чувствами, из личной ненависти стремился оборвать это краткое доброе время. Я призываю всех, кто слышит меня, вспомнить при принятии решения о том, что мы судим не несмышлёного ребёнка, а взрослого балара, который не мог не понимать, что своим поступком ввергает нашу планету в новые страдания и муки ожиданий. Я прошу моего короля воздать смертью преступнику не за попытку оборвать его личную судьбу, а за попытку вновь жестоко низвергнуть наше государство во тьму смут и неизвестности.

— Пусть слово моё не имеет здесь силы, — прозвенел рядом голос Вим, — но я хочу сказать, что я оскорблена тем, что этот негодяй моим именем хотел убить лучшего из наших королей, дружбой с которым я горжусь! И я требую смерти для Элку!

Королю казалось, что он сходит с ума. Громкие речи, пропитанные столь яркими эмоциями, он слышал не из уст мальчишек своей расы, а из уст сдержанных баларов. Это был уже не стадный инстинкт. Балары не способны играть в такие игры. Их поразило даже не само покушение, они были потрясены, неожиданно поняв, как дорого для них присутствие здесь этого странного чужака, которого хотел убить утром их сородич. Король мог бы гордиться таким эффектом, если б результатом его не была гибель мальчика, который умел любить несмотря на то, что здесь это не модно.

Внезапная тишина заставила короля встрепенуться и поднять голову. Все смотрели на балара, который молчал, глядя перед собой. Его лицо было спокойно, но глаза пусты. Он не мог повторить приговор. Сердце короля вздрогнуло и сжалось от боли. Он ошибался в баларах. Они умели любить, любить по-настоящему. И своих детей в том числе. Князь Линна молчал. Гордость и здравый смысл не позволяли ему просить жизни для единственного сына, но требовать для него смерти он не мог.

— Князь Тумма… — произнёс король, взглянув на следующего.

— Я требую смерти! — провозгласил молодой аристократ.

Они все требовали смерти. Король понимал, что не может игнорировать их мнение и простить второго преступника подряд. Он понимал, что этим он поставит под угрозу их доверие. Они искренни, и его милосердие оскорбит их. Все высказали своё мнение. Нет, он понимал, что некоторые всё же повторили свой приговор за другими, потому что боялись потерять то, что успели получить от короля, но многие сказали, что думали. Они хотели казни Элку.

Король встал, чувствуя на себе требовательные и решительные взгляды. Он подошёл к преступнику и посмотрел в усталое, почти безумное лицо. Он ощущал боль и страх этого мальчика. И боль его отца, стоявшего за спиной.

— Принц Элку будет казнён, — произнёс он. Гул голосов вознёс победу единодушной знати к сводам потолка. Король продолжил: — Принц Элку — не обычный балар. Он потомок королевского рода и член партии оппозиции. Ни один балар с таким положением ещё не подвергался казни. Смерть его не должна уравнять древний род с предателями и убийцами. Казнь на солнце будет позором для его семьи. Там, откуда я прилетел, людей его ранга казнят иначе… — король обернулся и взглянул на притихших придворных. — Солнце — это то, что есть даже у бедняка. Но есть на нашей планете то, что предназначено только для королей. Это вода. Принц Элку будет удостоен особой чести. Его казнят водой. Завтра. На рассвете.

Балары молчали, переваривая сказанное им. Это было необычно, и они не знали, как отнестись к этому, но и возражать не стали. Король дал знак, что они могут расходиться. Князь Чес, вполне удовлетворённый, подошёл к королю, чтоб получить инструкции относительно церемонии новой казни, но король молчал, печально глядя вслед поникшему князю Линне.

III

Душная ночь снова опустилась на Город. Чёрные громады пирамид мрачно темнели на фоне красного неба. Они выглядели угольными кристаллами на остывающей жаровне. Тонкие голубые огоньки звёзд казались сегодня ещё дальше, чем обычно. Они были недосягаемы и манили фантастическими мечтами о реках, водопадах и тёплом нежном океане, возле которого так спокойно, и нет ни времени, ни печали… Король смотрел на них, прижавшись лбом к горячим прутьям оконной решётки. Он уже начал забывать, что такое прикосновение холодного металла. Тут всегда и всё раскалено.

— Что тревожит моего повелителя? — услышал он за спиной голос князя Чеса.

Тот почему-то решил, что должен охранять короля в эту ночь. Может, это и к лучшему? Как тяжко было бы остаться совсем одному.

— Скажите мне, друг мой… — задумчиво произнёс король. — Вы ведь солдат, вы привыкли к смерти. А вам приходилось убивать детей?

— Детей? — изумлённо переспросил тот. — Конечно, нет!

— Счастливчик, — вздохнул человек и, отойдя от окна, сел в низкое кресло.

К нему, шелестя маленькими крыльями, тут же засеменил комнатный дракончик.

Князь некоторое время недоумённо взирал на своего повелителя, но потом вдруг рассердился.

— Элку — не ребёнок, государь!

— Для меня он именно ребёнок.

— Но он хотел убить вас!

— Он не мог этого сделать, князь. У него для этого слишком мало сил. Он оказался игрушкой в руках судьбы. Он думал, что совершает поступок… А на деле его лишь использовали в игре против меня.

— Его действия были направлены против государства!

— Ошибаетесь, мой милый. Вы, должно быть, никогда не влюблялись.

— Я влюблён, но не задумываясь пожертвовал бы своей любовью ради блага моего короля.

— Вы преданный друг, князь, — слабо улыбнулся король. — Но я предпочёл бы, чтоб вы задумались при этом. И почувствовали, что уходит от вас… Иногда это бывает страшнее смерти.

Чес непонимающе смотрел на него. Король покачал головой.

— Простите, я говорю вещи, не доступные для вашего понимания. Я слишком сильно скован со своим миром. Там немного другие ценности… Как вы думаете, о чём сейчас думает принц Элку?

— Он трясется от страха, — с презрением заявил Чес. — Линна жалел своего отпрыска, он не сделал из него солдата.

— Вам чуждо сострадание, князь?

— Сострадание к убийце, глупцу и трусу? Да!

— Вы слишком молоды. А я живу так долго, что стал сентиментальным… А, может, был таким всегда.

— Мой король и должен быть милосердным, — немного смущённо произнёс Чес. — В ваших руках судьбы народа, который так отличается от вашего. Но мне кажется, что осужденный преступник не заслуживает вашего сожаления. Он осужден и, следовательно, отвергнут. У него есть время побыть наедине со своим преступлением и осознать то, что его ждёт. Может, у него всё же хватит твёрдости встретить свою смерть достойно.

— Вы смелый балар и закалённый воин, — возразил король. — Вы знаете, что такое смерть. И ваш страх несравним с его, Вам не понять ту бездну ужаса, что открылась ему. Мои соплеменники понимают это. Даже осуждённый на смерть преступник у нас имеет право на сострадание.

— Осуждённый? У вас очень странный мир.

— Возможно, — король решительно поднялся. — Останьтесь здесь, а я пойду в темницу. Мне нужно поговорить с принцем Элку.

— Зачем? — воскликнул князь.

Король с сожалением взглянул на него и ответил:

— Я хочу уточнить некоторые детали его поступка. И забудьте то, что я вам говорил. Это всё неважно.

Он вышел из покоев и по потайной лестнице спустился вниз, в подземные казематы, где располагались темницы. Он иногда бродил здесь по узким коридорам, заглядывая в низкие душные камеры с поблескивающими цепями на стенах. Некогда переполненные, сейчас многие из них пустовали. Именно вид пустых камер согревал ему душу.

Охраны возле камеры не было. Никто и подумать не мог, что узника могут выкрасть. На этой планете освобождение государственного преступника считалось несмываемым позором для того, кто содействовал побегу. Дверь была заперта на простую задвижку. Король открыл её и вошёл в каменный мешок, где к низкому ложу был прикручен ремнями принц Элку. От его красоты теперь не осталось и следа. Его глаза были туманны и пусты. Маска страдания сковывала его лицо, и неясно было, что мучает его: страх или жёсткие ремни, впившиеся в израненное тело.

Король склонился над ним и ослабил путы, потом присел рядом и отвёл с лица молодого балара спутанный липкий локон.

— Зачем ты сделал это, мальчик? — тихо спросил он. — Почему ты не пришёл ко мне и не сказал всё в глаза?

Элку тоскливо смотрел на него. Его гордость осталась где-то далеко, за стенами дворца, за порогом этого страшного дня. Он был слаб и несчастен.

— Я боялся… — прошептал он.

— Боялся, — кивнул король. — Я понимаю. Но иногда нужна смелость. Особенно в любви.

— Она хочет моей смерти… — простонал принц. — Я сделал это ради неё, а она…

— Я знаю, что это больно.

— Очень… Иногда я думаю, что лучше мне, и правда, умереть. Но потом я вспоминаю, что завтра… И мне становится страшно. Я не хочу умирать. Не хочу…

— Ты боишься того, чего не знаешь, мальчик. Не надо бояться того, что ждёт тебя утром. Смерть на солнце долгая и мучительная. На рассвете всё будет иначе. Ты просто погрузишься в тихий голубой покой, за которым тебе откроется новая жизнь. И только от тебя зависит, какой она будет. Ты уснёшь и проснешься совсем другим. Только нужно верить в это и помнить, что нельзя повторять прежние ошибки.

— Не надо любить… — эхом произнёс Элку.

— Надо. Именно любить, не только её. Не только себя. Нужно любить других. Нужно искать в них любовь. И нужно быть смелым и сильным. Нужно иметь мужество отстаивать своё. Женщины: люди или балары, любят отважных мужчин, и не любят тех, кто бьёт из-за угла.

— Я умру завтра утром, — Элку с неожиданной серьёзностью взглянул на короля. — Почему?

— Ты не умрёшь. Ты уснёшь, чтоб пробудиться к новой жизни. Ты не так прожил эту, и тебе будет дан новый шанс.

— А если я снова ошибусь?

— Другого, скорее всего, уже не будет.

— Это ваша религия?

— Религия, — задумчиво кивнул король. — Думай не о смерти. Думай о жизни. Готовься к ней. Найди в себе силы не плакать, а жить. Даже сейчас. Стань, наконец, мужчиной…

— Почему вы говорите мне всё это? Я отвержен. Даже отец не пришёл ко мне.

— Для меня нет отверженных. А может… — король устало опустил голову. — Может, дело в том, что когда-то и я не смог прийти к своему сыну в такую минуту.

Он с нежностью провёл пальцами по чешуйчатому лицу балара.

— Не бойся ничего, мой мальчик. Всё самое страшное уже позади.

ІV

Всю ночь придворные мастера работали над странным сооружением. Они выдолбили в каменном полу одной из пустовавших зал глубокую ванну, напоминающую формой традиционную баларскую ладью. Они наполовину наполнили её тончайшим песком и подвели к ней широкий жёлоб, подсоединённый к рукаву дворцового водопровода, перекрыв его тяжёлой заслонкой. Король сам выбрал этот зал и сделал чертежи. К рассвету всё было готово.

Места для зрителей было более чем достаточно. Они пришли пораньше, сверкая дорогими тканями и изысканными украшениями. Они пришли, как на праздник. Заранее заняв удобные места, они обсуждали идею короля, восхищались прекрасной казнью и говорили о том, что вздорный мальчишка не заслуживает такой чести.

— Равнять с королями! Сына Линны!

— Дорогая, но ведь королей не казнят, а Линна — королевского рода.

Линна встал в стороне. Вокруг него было пусто. Он мрачно смотрел на каменный сосуд с песком на дне. Он постарел за одну ночь, и придворные перешёптывались, поглядывая на него с интересом. И всё же он ещё внушал и уважение, и трепет. У него хватало силы сохранять отсутствующее выражение на лице. Он не показывал своих чувств никому. Даже себе.

Когда вошёл король, придворные замолчали, глядя на него. Чёрный плащ, расшитый серебром, и широкий капюшон, покрывающий голову в венце, так отличались от разноцветных костюмов аристократии, что по рядам пробежал смущенный шёпот. Король сумрачно взглянул на яркую толпу и встал у изголовья ладьи.

Его молчание и траурный плащ, напоминающий одежду плакальщика, умерили веселье и настроили зрителей на более серьёзный лад. Они застыли каменными изваяниями, в ожидании дальнейших событий.

Успокоившийся со вчерашнего дня Элса в своем торжественном одеянии вошёл и, развернув свиток из драконьей кожи, зачитал приговор. Затем ввели осуждённого. Принц мог передвигаться лишь с помощью двух стражников, поддерживающих его. Но он был спокоен. В его голубых глазах отражались безмятежность и сила. Едва войдя, он отыскал взглядом короля, и тот чуть заметно опустил ресницы. Элку улыбнулся. Его подвели к ладье, но он на мгновение замер, впившись взглядом в лицо отца. Князь Линна кивнул. Элку закрыл глаза и позволил палачам уложить себя на песок в ладье. Его пристегнули широкими мягкими ремнями, и он замер на дне, словно погружённый в глубокий сон.

Король взглянул на палачей, и те, подойдя к тяжёлой заслонке, быстро подняли её. По жёлобу побежала широким журчащим потоком прозрачная вода. В несколько минут она заполнила ладью, и палачи установили заслонку на место. Элку лежал неподвижно под прозрачной толщей воды. Лишь вереница легких пузырьков поднялась от его приоткрытых губ.

— Это его душа… — вздохнула в общей тишине вдовствующая королева Эния.

Придворные восторженно зашумели. Князь Линна подошёл к самому борту ладьи и посмотрел на тело сына, а потом стремительно вышел из зала. После этого к шуму добавилось и веселье.

— Думаю, что оппозиция получила чувствительный удар! — произнёс князь Чес, обращаясь к золотокосой Вим.

— Да! — согласилась она. — Это большая победа королевской партии. Элку — это потеря для Линны.

— И вам не жаль его?

Вим обернулась на голос и едва не вздрогнула, встретив тёмный взгляд из тени чёрного капюшона.

— Он преступник!

— Конечно… — согласился король и пошёл к выходу, но вдруг замер. В уголке, никем не замечаемая стояла принцесса Тура. Она вытирала заплаканные глаза. Король подошёл к ней. — Вы оплакиваете убийцу, поднявшего руку на вашего повелителя?

— Но он был так молод… — виновато всхлипнула девушка.

Король улыбнулся.

— Мне понадобится ваша помощь. И ваше молчание.

Уходя, он подозвал к себе палачей.

— Когда здесь никого не останется, заложите вход камнями. Это приказ.