Майские праздники — это как майские указы президента. Точно никто не знает, что там к чему, но обязательную программу выполнить придётся. Кстати, а может быть, это праздники в честь этих указов и есть? А может, это и была суть указов президента? Знаете, боюсь, придётся смириться с тем, что мы этого никогда не узнаем.
Государственные финансы — это искусство передавать деньги из рук в руки до тех пор, пока они не исчезнут.
Продолжу разговор о целевых показателях майских президентских указов 2012 и 2018 гг. Я уже рассмотрел исполнение указа Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике» по трем показателям: 1) количество высокопроизводительных рабочих мест; 2) относительный уровень инвестиций в основной капитал (по отношению к ВВП); 3) доля продукции высокотехнологичных и наукоёмких отраслей экономики в валовом внутреннем продукте. Результаты проверки неутешительные: полный провал в выполнении указа по перечисленным показателям.
Четвертым в списке показателей указа № 596 стоит следующий: «увеличение производительности труда к 2018 году в 1,5 раза относительно уровня 2011 года».
Прежде чем перейти к рассмотрению результатов исполнения указа по четвертому показателю, отмечу, что производительность труда считается важнейшим показателем эффективности экономики. Согласно нынешним экономическим теориям результаты экономической деятельности определяются вкладом трех основных факторов производства: 1) рабочей силы («живой труд»); 2) капитала (имеются в виду основной капитал в виде производственных фондов, или «овеществленный труд»); 3) природные ресурсы. Эффективность использования основного капитала измеряется с помощью показателя фондоотдачи, эффективность использования природных ресурсов — показателем материалоемкости. А вот эффективность «живого труда» измеряется именно с помощью показателя производительности труда.
На протяжении многих лет разного рода экономические исследования и публикации в СМИ твердят о том, что у России гигантское отставание о «цивилизованных» стран по уровню производительности труда (ПТ). Хотел бы внести некоторую ясность в данный вопрос. Статистические службы большинства стран мира рассчитывают показатель ПТ по простой формуле: произведенный экономикой (отраслью, сектором, предприятием) продукт, поделенный на величину трудозатрат. Продукт считается по-разному: одни статистические службы считают валовой продукт, другие — чистый продукт (т. е. только добавленную стоимость). А трудозатраты измеряются в человеко-часах, т. е. они зависят от численности работников и времени их участия в производстве. Таким образом, производительность труда измеряется в денежных единицах в расчете на 1 человеко-час.
К сожалению, Росстат в таких единицах производительность труда не измеряет (по крайней мере, в таком виде данных не публикует). Он дает лишь относительные показатели — индексы ПТ. Поэтому сравнивать ПТ в России и других странах на основе российской статистики не представляется возможным.
Но есть кое-какие зарубежные оценки, которые позволяют такие сравнения провести. Так, по оценкам Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в 2014 году среднечасовая выработка на одного работника в Российской Федерации составила 25,9 долл. В то же время в США она была равна 67,4 долл., а в Европейском Союзе (среднее значение) — 55,9 долл. Даже в такой неблагополучной стране ЕС, как Греция, показатель составил 36,2 долл. Получается, что в США ПТ была в 2,6 раза выше, чем в России, а в ЕС — в 2,2 раза.
Одно из последних международных сопоставлений ПТ содержится в докладе Национальной статистической службы Великобритании (НССВ). Она провела в 2017 году сравнительный анализ ПТ в Европейском Союзе и в Российской Федерации по основным секторам экономики.
Производительность труда в России и Европейском Союзе в основных секторах экономики (среднее значение в 2017 году, в евро в расчете на 1 чел. — час]
* В пересчете рублей в евро по официальному курсу
В целом, по оценке НССВ, уровень производительности труда в России был почти в три раза ниже, чем в Европейском Союзе. Это уже более существенный разрыв, чем тот, который был зафиксирован ОЭСР в 2014 году.
Если анализировать данные по производительности труда, рассчитанные не на основе официального (рыночного) валютного курса рубля, а по паритету покупательной способности (ППС), то превосходство Европы над Россией по производительности труда будет менее впечатляющим. В частности, в сельском хозяйстве — в 2,5 раза, в промышленности — в 1,3 раза, в торговле — в 1,4 раза, в секторе финансов разрыв будет почти символическим. Я не хотел бы далее погружаться в тему международных сопоставлений ПТ. Отмечу, что не сторонник пропагандистских клише, что, мол, Россия на десятилетия отстала от «цивилизованного» Запада по производительности труда.
Россия в 1980-е годы в лице союзной республики РСФСР имела мощные производительные силы и достаточно квалифицированных работников. При правильных, добросовестных расчетах неизбежно приходишь к выводу что накануне развала Советского Союза (несмотря на обострившиеся проблемы) Россия имела производительность труда в отраслях реального сектора экономики вполне сопоставимую с уровнем США и стран Западной Европы. Разрыв по уровню ПТ образовался и быстро нарастал в 1990-е годы под влиянием таких факторов, как уничтожение производительных сил, резкое сокращение объемов производства, нарастание скрытой безработицы (люди числились в штатах предприятий, но не были задействованы в полной мере).
В нулевые годы дальнейшее падение производительности труда в экономике России прекратилось и наблюдалось даже некоторое восстановление утраченных позиций по показателю ПТ. По оценкам Росстата, с 2002 по 2008 гг. производительность труда выросла почти в полтора раза. В 2009 году Россию поразил мировой финансовый кризис, что привело к падению производительности труда. За период 2009–2011 гг. производительность труда выросла менее чем на 3 %. В эти же годы вновь наметилось отставание России по показателю ПТ от «цивилизованных» стран.
Вероятно, это и привело к тому, что в майском указе № 596 показатель ПТ был включен в список основных целевых показателей и предусматривалось, что в период 2011–2018 гг. производительность труда в российской экономике вырастет в 1,5 раза. Видимо, авторы указа рассчитывали, что удастся повторить успех, достигнутый в период 2002–2008 гг. И каковы же результаты? Вот данные Росстата по индексам ПТ (изменение по сравнению с предыдущим годом):
2012 г. — 103,3
2013 г. — 102,2
2014 г. — 100,7
2015 г. — 98Д
2016 г. — 99,7
2017 г. — 101,5
На основе указанных индексов нетрудно подсчитать, что в 2017 г. производительность труда в российской экономике была выше уровня 2011 года всего на 4,2 %. Индекса ПТ за прошлый год Росстат еще не обнародовал. Но предварительные экспертные оценки показывают, что по отношению к 2011 году ПТ в 2018 года приросла всего лишь на 5–5,5 %. Результат выполнения майского указа 2012 года по показателю ПТ можно охарактеризовать как полный провал.
В майском президентском указе 2018 года «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» в списке национальных целей (всего их девять) повышение производительности труда во всей российской экономике уже не значится. Причины такого непостоянства, я думаю, вам понятны.
Но сама тема производительности труда осталась. В списке 12 национальных проектов и программ, упоминаемых в указе, мы находим национальную программу в сфере повышения производительности труда и поддержки занятости. В пункте 9 указа говорится:
«Правительству Российской Федерации при реализации совместно с органами государственной власти субъектов Российской Федерации национальной программы в сфере повышения производительности труда и поддержки занятости обеспечить в 2024 году:
а) достижение следующих целей и целевых показате
лей: рост производительности труда на средних и крупных предприятиях базовых несырьевых отраслей экономики не ниже 5 процентов в год; привлечение к участию в реализации указанной национальной программы не менее 10 субъектов Российской Федерации ежегодно; вовлечение в реализацию указанной национальной программы не менее 10 тыс. средних и крупных предприятий базовых несырьевых отраслей экономики».
Как мы видим, вместо показателя ПТ по всей экономике предложено использовать показатель ПТ «средних и крупных предприятиях базовых несырьевых отраслей экономики». Новый показатель весьма витиевато сформулирован. Думаю, что для Росстата он явно непривычный. Никаких индексов ПТ по средним и крупным предприятиям базовых несырьевых отраслей экономики» Росстат до сих пор не рассчитывал и не публиковал. Как можно проконтролировать выполнение указа, если у Росстата нет данных по показателю. И насколько я знаю, на данный момент нет даже методологии расчета такого показателя.
На голову Росстата сразу свалилась куча вопросов. Например: что считать «базовыми несырьевыми отраслями экономики»? В спешном порядке Минэкономразвития разработал документ под названием «Методика расчета показателей производительности труда предприятия, отрасли, субъекта Российской Федерации», который был утвержден приказом министра 28 декабря 2018 года. В документ было включено наскоро подготовленное определение «базовых несырьевых отраслей экономики». Тем же приказом был утвержден еще один документ под названием «Методика расчета отдельных показателей национального проекта «Производительность труда и поддержка занятости»». Росстату не позавидуешь: ведомству приходится исполнять любую прихоть авторов президентских указов, подстраивать работу статистической службы под все новые и новые фантазии чиновников, указующих путь к светлому будущему России. Трудно рассчитывать на то, что в ближайшее время можно будет действительно мониторить выполнение майского указа по новому показателю. Нынешний руководитель Счетной палаты РФ Алексей Кудрин, выступая на Гайдаровском форуме в январе нынешнего года, посетовал, что выполнение майского указа президента пока сложно и даже невозможно из-за отсутствия соответствующей статистики.
А что скрывается за формулировкой «средние и крупные предприятия»? Тут для Росстата еще одна голово-ломка. До сих пор с горем пополам Росстат еще как-то вычленял из общего массива предприятий и организаций категорию «средних предприятий». Средние предприятия — юридические лица с численностью работников от 101 до 250 человек и годовым доходом, не превышающим 2 млрд. руб. Таковых в 2015 году, по данным Росстата, было 19.278. В 2016 году — 13.346. За 2017 и 2018 гг. данных мне обнаружить не удалось. А вот по категории «крупных предприятий» у Росстата вообще нет никакой информации. Сколько их в России? Сотня? Две сотни? Тысяча? Пять тысяч? — Может быть, это военная тайна?
Это становится тем более интересным, что в майском указе 2018 года предусмотрено «вовлечение в реализацию указанной национальной программы не менее 10 тыс. средних и крупных предприятий базовых несырьевых отраслей экономики». Десять тысяч средних и крупных предприятий — это много или мало? Какова хотя бы примерно доля 10 тысяч предприятий к общей численности средних и крупных предприятий базовых несырьевых отраслей экономики? Увы, даже пытливый исследователь на эти вопросы не ответит.
Очень меня умиляет фраза «вовлечение в реализацию». Не выполнение каких-то конкретных заданий и достижение каких-то конкретных производственно-экономических показателей, а именно «вовлечение». Почему-то вспоминается фраза из истории советского и мирового спорта: «главное — не победа, а участие».
И уж совсем умилительно выглядит следующая фраза из указа: «привлечение к участию в реализации указанной национальной программы не менее 10 субъектов Российской Федерации ежегодно». Мол, главное не повышение производительности труда, а участие в национальной программе по этому самому повышению. И что значить участие в программе субъекта Российской Федерации? — Будет ли в ней персонально участвовать губернатор? Предусматривается ли тотальное участие в программе всех предприятий, действующих в рамках субъекта РФ? Должны ли предприятия субъекта РФ учитываться отдельно или предполагается, что они будут входить в состав тех самых десяти тысяч предприятий? А перемножив 10 субъектов РФ на шесть лет реализации национальной программы получим 60 субъектов. Всего на начало текущего года было 85 субъектов Российской Федерации. Значит, оставшиеся 25 субъектов выпадают из-под действия майского указа 2018 года. Список вопросов, которые возникают при чтении нескольких строк майского указа, касающихся национальной программы в области производительности труда, можно долго еще продолжать. Почему-то читая эту часть указа, вспомнил слова В.И. Ленина: «Один дурак может задать столько вопросов, что и сто мудрецов не ответят» («Как нам преобразовать Рабкрин»). Переиначивая эту ставшую крылатой фразой, можно также сказать: «один дурак может написать такой приказ (указ, постановление), что и сто мудрецов разобраться не смогут».
Думаю, что пункт 9 президентского указа писали таким образом, чтобы Министерство экономического развития, на которое, судя по всему, возложили почетную обязанность реализации национальной программы по повышению производительности труда и поддержке занятости, могло максимально гибко адаптировать указ под свои потребности. А затем (в далеком 2024 году) бодро отчитаться об исполнении. А потребности, как уже сейчас видно, немалые. Под реализацию национальной программы закладывается около 50 млрд. руб. бюджетных денег. Плюс еще несколько миллиардов из внебюджетных источников. Бывалые люди говорят, что будет грандиозный «распил».
Судя по всему, указанную национальную программы правильнее назвать «пилотным проектом» с неопределенным на данный момент кругом участников. Если еще откровеннее, то есть риск, что все выродится в «междусобойчик» по «распилу» казенных денег.
Отразятся ли попытки участников пилотного проекта повысить свою производительность труда на общем состоянии российской экономики, сказать трудно. Но думаю, что влияние будет в пределах статистической погрешности. Давайте прикинем. Даже если предположим, в указанном «пилотном проекте» будут задействованы все средние предприятия России, и они действительно добьются повышения производительности труда, то это не сможет «сделать погоды» во всей России. Беру в руки обзор «Сектор малого и среднего предпринимательства: Россия и Мир» (Июль, 2018), подготовленный Институтом экономического роста им. П.А. Столыпина. В середине прошлого года численность занятых в секторе малого и среднего бизнеса России выглядела, согласно этому обзору, следующим образом (тыс. чел.): микропредприятия (число занятых на предприятии — до 15 чел.) — 5.427; малые предприятия (16-100 чел.) — 6.285; средние (101–250 чел.) — 1.938. Итого общее число занятых в секторе малого и среднего бизнеса (МСБ) — 13.650 тыс. чел. В нашем сценарии повысят производительность труда только работники среднего бизнеса, численность которых равна 14 % общего числа работников МСБ.
Согласно свежим данным Росстата, в январе нынешнего в России трудящихся граждан было 71,2 млн. человек. При самом оптимистичном раскладе упомянутая в майском указе национальная программа по повышению производительности труда охватит 3–4 миллиона человек. Да и то, участие предприятий в проекте не сопряжено ни с какими особыми обязательствами со стороны участников, за исключением обязательств со стороны наиболее привилегированных участников «правильно освоить» бюджетные деньги. Чем-то это мне напоминает «пилотные проекты» поздних советских времен, когда по указанию сверху создавались отдельные «образцовые» заводы и фабрики, а на селе рождались совхозы и колхозы-«миллионеры». Но есть примеры и более ранние. Например, в эпоху Екатерины II Светлейший князь Григорий Александрович Потёмкин-Таврический в 1787 году приказал вдоль маршрута императрицы во время её поездки в 1787 году в Северное Причерноморье построить бутафорские селения. Впоследствии они получили название «потемкинские деревни».
В майском указе 2018 года таких «потемкинских деревень» предусмотрено немало. И одна из них — национальная программа повышения производительности труда.
Продолжу разговор о выполнении майских президентских указов 2012 года (всего их было подписано 11). Начал я с рассмотрения указа Президента РФ от 7 мая 2012 г. № 596 «О долгосрочной государственной экономической политике». Был проведен анализ по четырем целевым показателям: 1) количество высокопроизводительных рабочих мест; 2) относительный уровень инвестиций в основной капитал (по отношению к ВВП); 3) доля продукции высокотехнологичных и наукоёмких отраслей экономики в валовом внутреннем продукте; 4) производительность труда.
По всем четырем показателям получен примерно один и тот же результат, который можно выразить словами: «полный провал». Например, по последнему из упомянутых показателей задание было увеличить за период 2011–2018 гг. производительность труда в 1,5 раза, а она (даже с учетом известных всем «стараний» Росстата) выросла лишь на 5–5,5 %.
Перейдем к оценке исполнения последнего в списке основных целевых показателей указа № 596. Под номером пять значится: повышение позиции Российской Федерации в рейтинге Всемирного банка по условиям ведения бизнеса со 120-й в 2011 году до 50-й — в 2015 году и до 20-й — в 2018 году.
Прежде чем приступить к оценке исполнения, хотел бы остановиться на самом показателе. Если другие показатели майских указов 2012 года рассчитываются российскими организациями и ведомствами (преимущественно Росстатом), то рейтинг по условиям ведения бизнеса, как видно из формулировки указа № 596, рассчитывается Всемирным банком. Итак, получается, что оценка долгосрочной экономической политики Российской Федерации предполагается на основе каких-то внешних рейтингов. То, что в президентском указе поставлена задача развиваться, используя в качестве ориентиров зарубежные (международные) рейтинговые оценки, я воспринимаю как «оговорку по Фрейду». Власть неосознанно признает, что страна находится под внешним управлением. Ориентация страны на внешние оценки — важный признак слабости или даже отсутствия у государства национального суверенитета.
Есть смысл на время отойти от нашей основной темы майских указов и рассмотреть вопрос о том, насколько Россия вообще зависит от внешних рейтинговых оценок. Еще каких-то полвека назад в мире таких оценок почти не было. Мировая экономика оценивалась и измерялась с помощью привычных стоимостных и натуральных показателей. При этом в силу того, что курсы валют были фиксированными, можно было без труда проводить международные сопоставления национальных экономик. После Ямайской международной валютно-финансовой конференции фиксированные курсы были отменены, мир вступил в полосу всеобщей «волатильности» и привычные стоимостные показатели стали плохими ориентирами. Появились рейтинговые оценки, которые стали делаться разными международными организациями (типа Всемирного банка или Всемирного экономического форума) и «независимыми» экспертами. За ними, как правило, стояли влиятельные «заказчики», которым рейтинговые оценки нужны были для достижения своих экономических, финансовых и политических целей.
В финансово-экономический мир внедрились три всемирно известных рейтинговых агентства — Fitch, Moody's, Standard & Poor’s. Их везде представляют как «независимые агентства», но на самом деле они находятся под жестким контролем «хозяев денег» (главных акционеров Федеральной резервной системы США) и действуют исключительно в их интересах. Я эти три рейтинговых агентства называю «дирижерами» международной финансовой системы и мировой экономики. Примечательно, что своей «кухни» агентства не раскрывают, все должны верить им на слово. Более чем странно, что они на протяжении многих лет выставляют высшие оценки американской экономике, имеющей самый большой в мире долг в абсолютном выражении и один из самых высоких в относительном (по отношению к ВВП). Самым настоящим позором для «большой тройки» было то, что указанные рейтинговые агентства не сумели просигнализировать в 2008 году о наступлении мирового финансового кризиса. Я уже не говорю о таких «мелочах», как, скажем, история с суверенным дефолтом Украины в декабре 2016 года. Это был момент, когда Киев должен был погасить свой суверенный долг перед Россией на сумму в 3 млрд. долл. Киев (подстрекаемый Вашингтоном) этого не сделал. А Международный валютный фонд и рейтинговые агентства «большой тройки» этого не «заметили». В частности, ни одно из указанных агентств не изменило своих оценок в отношении Украины.
Прискорбно, что Россия уже в 1990-е годы прочно «подсела» на рейтинговые оценки «большой тройки». Денежные власти страны (Центробанк и Минфин) писали нормативно-методические документы, в которых в обязательном порядке предусматривалось использование рейтинговых оценок «большой тройки». Получить оценки «большой тройки» стремились большие российские компании и банки, которые выходили на мировые финансовые рынки (в частности, в случае размещений своих бумаг в виде IPO). Лишь когда против России стали вводиться экономические санкции (с весны 2014 года) и даже слепому стало понятно, что «большая тройка» по команде со стороны «хозяев денег» играет откровенно против нашей страны, российскими властями были приняты решения об отказе от использования рейтинговых оценок зарубежных агентств. В июле 2015 года был принят закон «О деятельности кредитных рейтинговых агентств в РФ», а еще через два года произошел окончательный переход на рейтинговые оценки, осуществляемые российскими агентствами по так называемой «национальной шкале».
Но в мире сегодня существуют десятки других международных рейтингов, в которых фигурирует Россия. И, к сожалению, следует признать, что наши чиновники и прочие руководители нередко находятся под гипнотическим влиянием соответствующих рейтинговых оценок. Статус и авторитет международных рейтингов очень разный. Некоторые, как я уже сказал, разрабатываются международными организациями (ВБ, ВЭФ), другие крупнейшими информационными агентствами и авторитетными периодическими изданиями («Блумберг», «Форчун», «Форбс» и др.), третьи — частными банками и корпорациями мирового уровня, четвертые — университетами и «мозговыми фабриками». Перечислю лишь некоторые мировые рейтинги, в которых уже на протяжении многих лет фигурирует Российская Федерация:
Global Competitiveness Index (Индекс глобальной конкурентоспособности, разработчик — Всемирный экономический форум);
MD World Competitiveness (Рейтинг конкурентоспособности стран, швейцарская бизнес-школа IMD);
Index of Economic Freedom (Индекс экономической свободы, The Heritage Foundation);
Рейтинг лучших стран для ведения бизнеса (журнал Forbes);
Legatum Prosperity Index (Индекс процветания стран мира, британский исследовательский центр Legatum Institute);
Рейтинг лучших стран (журнал U.S. News&World Report совместно с консалтинговой компанией BAV Consulting и Университетом штата Пенсильвания);
Индекс человеческого капитала (Всемирный банк; отдельно такой же индекс разрабатывает Всемирный экономический форум);
Всемирный рейтинг счастья (Sustainable Development Solutions Network — подразделение ООН; аналогичный рейтинг составляет Международный исследовательский центр Гэллапа — Gallup International).
Я назвал только малую толику рейтингов, в которые включается Российская Федерация. Картина по оценкам, получаемым Россией, очень пестрая. Вот, например, последняя раскладка по некоторым рейтингам (на конец 2018 года): 199-е место в рейтинге университетов; 154-е место в глобальном индексе миролюбия (в последней десятке стран); 110-е место по уровню благотворительности; 104-е место в рейтинге качества автомобильных дорог; 96-е место в рейтинге благосостояния; 53-е место в рейтинге здравоохранения; 52-е место в мировом экологическом рейтинге; 49-е место в рейтинге самых счастливых стран; 47-е место по скорости интернет-соединения; 43-е место в Индексе глобальной конкурентоспособности; 43-е место в Индексе человеческого капитала (рейтинг ВБ); 25-е место в рейтинге инноваций; 2-е место в рейтинге вооружений.
По многим рейтингам «кухня» расчетов не раскрывается. По другим методики представлены, но в этих методиках много «мусора» и «субъективных» показателей (например, показатели рисков). Некоторые рейтинги используют социологические опросы, но методика опросов и круг опрашиваемых, как правило, не раскрываются. В общем, рейтинги напоминают «кота в мешке». Они также напоминают какую-то детскую игру в песочнице. Хотя цели тех, кто организовал такие игры, совсем не детские. Это средство управления экономическими и политическими процессами в мире. Если рейтинг достаточно «раскручен», то можно смело утверждать, что за ним стоят «хозяева денег», ибо на «раскрутку» требуются немалые деньги.
И вот теперь вернемся к майскому указу № 596 с его показателем «позиция Российской Федерации в рейтинге Всемирного банка по условиям ведения бизнеса». Честно скажу: становится неловко за президента и обидно за державу, что для оценки экономической политики России предлагается использовать указанный рейтинг.
Во-первых, потому, что это внешняя оценка. Причем она делается Всемирным банком. А в этом международном финансовом институте «контрольный пакет акций» (как и в Международном валютном фонде) принадлежит Соединенным Штатам. Конкретно США во Всемирном банке представляет Министерство финансов США — то самое, которое разрабатывает все новые и новые пакеты экономических санкций против России. Ориентироваться на рейтинговые оценки ВБ — примерно такое же безумие, как если бы Сталин во время войны с гитлеровской Германией принимал бы военные решения с учетом «рекомендаций» генерального штаба армии Третьего Рейха.
Во-вторых, потому что указанный рейтинг Всемирного банка (Doing Business Rating, DBR) уже давно имеет дурную репутацию. Первый рейтинг был опубликован в 2005 году. Тогда на первом месте оказалась Новая Зеландия. С 2007 по 2016 гг. рейтинг неизменно возглавлял Сингапур, с 2017 года лидерство вернула себе Новая Зеландия.
Каждой стране присваивается общий Индекс условий ведения бизнеса (Doing Business Index — DBI). Он базируется на десяти внутренних индикаторах: 1) начало бизнеса (процедуры, время, затраты и минимальный капитал для основания предприятия); 2) работа с разрешениями на строительство (процедуры, время и затраты на строительство склада; 3) получение электроснабжения (процедуры, время, затраты на получение электроснабжения); 4) регистрация имущества (процедуры, время и затраты на регистрацию коммерческой недвижимости); 5) получение кредита (сила юридических прав, глубина кредитной информации); 6) защита прав инвесторов (открытость финансовых показателей, ответственность руководства и лёгкость судебных исков от инвесторов); 7) уплата налогов (количество налогов, время на подготовку налоговых отчетов, общий налог как доля прибыли); 8) международная торговля (количество документов, затраты и время необходимое для экспорта и импорта); 9) обеспечение контрактов (процедуры, время и издержки на принуждение уплаты долга); 10) закрытие предприятия (процент возмещений, время и дополнительные расходы на закрытие неплатёжеспособной фирмы).
Уже на старте рейтинговая система DBR подверглась критике. Отмечалось, что она основывается только на изучении и квантификации законов, постановлений и правил, касающихся ведения предпринимательской деятельности. Индекс не учитывает более общие условия, такие как инфраструктура, инфляция, преступность, коррупция, доходность бизнеса и прочие. Между оценками ВБ и реальной картиной экономического положения отдельных стран, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Рейтинг ВБ представляет собой оценки не реальной, а «бумажной» экономики. Рейтинговые оценки DBR имеют ярко выраженную политическую окраску.
Так, уже несколько лет в первую десятку рейтинга входит Грузия. Она гордо соседствует с Новой Зеландией, Сингапуром, Данией, Гонконгом и Южной Кореей. Оказывается, что в одной из беднейших стран Европы условия ведения бизнеса лучше, чем в США. Такой результат для страны, чей ВВП на душу населения в текущих ценах едва перевалил за 4 тыс. долл., вызывает изумление. Не понятно также, почему значительная часть ее трудоспособного населения ищет работу за пределами своей страны. Время от времени в рейтингах Всемирного банка на высоких строчках оказываются такие страны, как Замбия или Руанда, опережая ряд европейских стран. Эксперты объясняют эти парадоксы очень просто: речь идет не об условиях ведения бизнеса «вообще», а об условиях ведения бизнеса транснациональными корпорациями (ТНК).
В начале текущего десятилетия была создана независимая группа экспертов, которая должна была подготовить заключение о целесообразности продолжения Всемирным банком подготовки рейтинговых оценок. Группа в 2012 году предложила прекратить такую деятельность. Однако вставший у руля Всемирного Банка новый руководитель Джим Йонг Ким спас систему DBR. Он поклялся пересмотреть рейтинговую систему, сделать ее более «прозрачной» и «объективной». Однако почти ничего не изменилось. А вот в прошлом году во Всемирном банке произошел настоящий скандал. Главный экономист ВБ Пол Ромер 12 января 2018 посмел подвергнуть публичной критике рейтинг «Doing Business». Это вызвало панику во властных структурах Вашингтона, и затем Пол Ромер был уволен из Всемирного банка (бывший профессор экономики в университете Нью-Йорка вернулся на прежнее место работы).
Думаю, что в 2012 году, когда готовился проект указа № 596, ловкие чиновники добились включения в него оценки DBR, ибо повысить оценку было несложно с помощью подготовки кучи различных нормативных документов. И, если внимательно изучать то, что было сделано по «бумажной» части, то документы писались как раз по десяти группам критериев, необходимых для расчета общего индекса DBI. В «бумажной» экономике наши чиновники поднаторели и действительно могут дать фору бюрократам других стран.
В 2011 году Россия занимала 120-е место. А вот сегодня она уже находится на 31-й строчке. На строчку выше России — Испания (30-е место), на одну позицию ниже — Франция (32-е место). Да, формально указ президента не был выполнен, ибо он требовал выйти в 2018 году на 20-ю строчку. Но вместе с тем взлет головокружительный: со 120-го места на 31-е. И всего-то за семь лет! Ну, не дотянули немного до заветной 20-й строчки, но динамика-то какая! И министр экономического развития Максим Орешкин в конце прошлого года, когда был опубликован последний рейтинг DBR, раздувался от важности и с гордостью говорил об «экономических достижениях» страны. Как не раздуваться от гордости, если в рейтинге ниже России оказались Швейцария, Бельгия, Нидерланды, Италия и многие другие европейские страны.
Но сдается мне, что оценки ВБ — из той самой «оперы», в которой министра тем больше хвалят на Западе, чем более успешно он сдает позиции России этому Западу. Помните, как в свое время Алексея Кудрина за океаном называли «лучшим министром финансов»? А теперь Всемирный банк «подыгрывает» министру экономического развития Орешкину, который на своем посту четко исполняет все заповеди «вашингтонского консенсуса». А чиновники из Швейцарии, Бельгии и других европейских стран совсем не переживают, что оказались ниже
России и посмеиваются про себя, ибо понимают, что рейтинг ВБ предназначен для «нецивилизованных туземцев»
Очень печально, что и в новом майском указе «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» мы видим: российская власть продолжает находиться в зависимости от международных рейтингов. Так, в пункте 5 указа говорится: Правительству Российской Федерации при разработке национального проекта в сфере образования исходить из того, что в 2024 году необходимо обеспечить… вхождение Российской Федерации в число 10 ведущих стран мира по качеству общего образования». Значит, опять надо ориентироваться на международные рейтинги, оценивающие уровень образования. Я уже писал, что подобные рейтинги только разрушают образование, так как стимулируют коммерциализацию деятельности учебных заведений.
А в пункте 10 указа, где говорится о национальном проекте в сфере науки, ставится следующая задача: «обеспечение присутствия Российской Федерации в числе пяти ведущих стран мира, осуществляющих научные исследования и разработки в областях, определяемых приоритетами научно-технологического развития». Собственных рейтингов стран по уровню развития науки и техники Россия не разрабатывает. Следовательно, скорее всего, опять придется ориентироваться на зарубежные рейтинговые оценки. А они, как следует из всего выше сказанного, являются ненадежными и даже опасными ориентирами.
P.S. Кстати, господин Орешкин, судя по ряду его выступлений, продолжает считать, что рейтинг Всемирного банка по условиям ведения бизнеса по-прежнему для него остается важнейшим целевым показателем.
И обещал, что Министерство экономического развития добьется выполнения установки указа № 596 по выведению России на 20-е место в рейтинге ВБ. Если это (не дай Бог) произойдет, то, скорее всего, российская экономика будет уже мало чем отличаться от экономики Замбии, Руанды или Грузии.
В прошлой статье я начал разговор о национальной программе в сфере развития международной кооперации и экспорта, основные параметры которой обозначены в пункте 14 майского указа президента «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года». Я разбирал эту программу с «филологической» точки зрения, показав на ее примере, что весь майский указ написан «эзотерическим» языком, который скрывает истинные цели и интересы чиновников и который нам надо уметь переводить на обычный русский.
Теперь от филологии перейдем к экономической части указанной программы. В пункте 14 указа есть несколько конкретных стоимостных целевых показателей (на 2024 год): «достижение объёма экспорта (в стоимостном выражении) несырьевых неэнергетических товаров в размере 250 млрд, долларов США в год, в том числе продукции машиностроения — 50 млрд, долларов США в год и продукции агропромышленного комплекса — 45 млрд, долларов США в год, а также объёма экспорта оказываемых услуг в размере 100 млрд, долларов США в год».
Для начала начну с самого простого. Сдается мне, что целевые показатели по наращиванию машин и оборудования, а также продукции агропромышленного комплекса не будут выполнены. На чем основываются мои сомнения? — На статистике. По данным Росстата, в период 2012–2017 гг. экспорт по товарной группе «Машины, оборудование и транспортные средства» составил (млрд, долл.): 2012 г. — 26,6; 2013 г. — 28,8; 2014 г. — 26,5; 2015 г. — 25,4; 2016 г. — 24,5; 2017 г. — 28,1. За шестилетний период прирост экспорта составил всего 1,5 млрд, долл., или 5,6 %.
А вот статистика по экспорту продукции АПК. По данным Росстата, в период 2012–2017 гг. экспорт по данной товарной группе составил (млрд, долл.): 2012 г. — 16,8; 2013 г. — 16,3; 2014 г. — 19,0; 2015 г. — 16,2; 2016 г. — 17,1; 2017 г. — 20,7. За шестилетний период прирост экспорта составил всего 3,9 млрд, долл., или 23 %.
Чтобы выйти на целевой показатель 2024 года по экспорту машин и оборудования, его следует увеличить по отношению к 2017 году в 1,8 раза. Чтобы выйти на целевой показатель 2024 года по экспорту продукции АПК, его следует увеличить в 2,2 раза. Уже совсем печальная картина обстоит с экспортом услуг. В 2017 году, по данным Банка России, российский экспорт услуг составил лишь 15,4 млрд. долл. Чтобы выйти на заданный в 2024 году уровень, экспорт услуг надо увеличить в 6,5 раз. Было бы разумнее, если бы авторы проекта указа поставили задачу по торговле услугами хотя бы избавиться от хронического и большого дефицита торговли услугами. Например, в 2017 году этот дефицит (превышение импорта над экспортом) составил 8,4 млрд. долл.
Тут не надо быть экономистом и большим знатоком внешней торговли, чтобы сказать, что целевые показатели по экспорту взяты с потолка. Такие запредельные показатели можно было бы устанавливать лишь в том случае, если бы, скажем, в стране стартовала индустриализация. Тогда, действительно можно было бы рассчитывать на такие «рывки». Но про индустриализацию, мобилизацию экономики и создание эффективной системы управления экономики в майском указе — полное молчание.
Удивительным образом в указе обойден вопрос о том, предполагаются ли радикальные изменения структуры внешней торговли России и ее места в международном разделении труда в предстоящие шесть лет. Или же все сохранится по-прежнему, т. е. Россия будет оставаться сырьевым придатком Запада, экономикой трубы. Из приведенных выше цифр непонятно, будет ли наращивание несырьевого экспорта замещать экспорт природных ресурсов (нефти, природного газа, руд металлов, необработанного леса и др.) или оно будет лишь дополнением к существующему сырьевому экспорту. Короче говоря, из общей картины выхвачен отдельный кусок, фрагмент, а всей картины мы не видим. Есть подозрение, что ее не видят и те, кто готовил проект указа.
Напомню, что за годы существования Российской Федерации было множество заклинаний по поводу того, что структуру внешней торговли страны надо менять, уходить от «экономики трубы», сокращать в экспорте долю нефти и других сырьевых товаров и наращивать долю продукции обрабатывающей промышленности, особенно машиностроения. Такие мантры звучали даже во времена Ельцина. Звучат они и после 2000 года, когда на Олимпе российской власти произошла «смена караула».
Каковы результаты этих заклинаний? Обратимся к данным Росстата. Доля товарной группы «Минеральное сырье» в экспорте Российской Федерации была следующей (%): 1995 г. — 42,5; 2000 г. — 53,8; 2010 г. — 68,5; 2016 г. — 59,2. А вот показатели по товарной группе «Машины, оборудование и транспортные средства» (%): 1995 г. — 10,2; 2000 г. — 8,8; 2010 г. — 5,4; 2016 г. — 8,6.
О чем свидетельствуют приведенные цифры? За более чем двадцатилетний период сырьевая ориентация российского экспорта даже усилилась, а позиции в области промышленного (машиностроительного) экспорта неуклонно слабели. Сегодня не любят вспоминать статистику советского периода, а я напомню, что до начала 1970-х гг. экспорт Советского Союза был преимущественно промышленным, а не сырьевым. В 1950 году на товарную группу «Машины, оборудование и транспортные средства» приходилось 11,8 % экспорта СССР, а на группу «Топливно-энергетические ресурсы» — лишь 3,9 %. В 1960 году соотношение этих двух товарных групп было 20,5 % и 16,2 %; в 1970 году — 21,5 % и 15,6 % соответственно.
Когда в 1973-74 гг. разразился мировой энергетический кризис и цены на черное золото взлетели в четыре раза, Советский Союз подсел на «нефтяную иглу» и структура внешней торговли СССР стала стремительно меняться. В частности, в 1975 году доля машин и оборудования в советском экспорте несколько снизилась — до 18,7 %, а вот доля топливно-энергетических ресурсов резко взлетела — до 31,4 %. Экспорт уже приобрел сырьевую ориентацию. В 1985 году ситуация была еще более неприглядной: на машины и оборудование приходилось лишь 15,5 %, а вот доля топливно-энергетических ресурсов взлетела до 46,5 %. В эпоху «застоя» Советского Союза развитие внутреннего производства средств производства и потребительских товаров замедлилось, потребности стали покрываться в первую очередь за счет импорта, оплачиваемого нефтедолларами. В середине 80-х годов на мировом рынке нефти произошел обвал
цен (спецоперация, спланированная и проведенная Вашингтоном), что, в свою очередь, нанесло тяжелейший удар по экономике Советского Союза. От этого удара СССР не сумел оправиться, страна шла к своему концу. Данная история является наглядным пособием, объясняющим, какие угрозы несет сырьевая ориентация экономики и экспорта. Она также показывает, что нельзя ни в коей мере допускать перекосов в сторону чрезмерного вовлечения страны в сферу международной торговли и в сферу международного движения капитала, ибо обе эти сферы контролируются Западом. Россия может сохранить свой национальный суверенитет лишь в том случае, если будет иметь свой развитый внутренний рынок, а международный рынок может быть лишь дополнением.
А тон майского указа таков, что, мол, России любой ценой надо и далее продолжать процесс интеграции в мировую торговлю и мировую экономику. Это у таких стран и юрисдикций, как Сингапур, Люксембург или Нидерланды нет альтернативы такой интеграции, поскольку они мизерны по территории, численности населения, не имеют природных ресурсов, в принципе не способны создать емкий внутренний рынок. К тому же они не претендуют на то, чтобы играть сколь-нибудь заметную роль в мировой политике. А Россия обязана быть самодостаточной. У нее для этого есть все условия (обширная территория, большое население, природные ресурсы, исторический опыт — индустриализация 1930-х годов и т. д.). Без такой самодостаточности Россия может вообще исчезнуть с политической карты мира.
А что мы видим в Российской Федерации? Никто из чиновников даже слова «индустриализация» не произнес за последние годы. Когда начались экономические санкции Запада против России в 2014 года, в лексиконе властей появилось слово «импортозамещение».
Но сегодня почему-то его не вспоминают. В майском указе президента ни слова об импортозамещении. Зато стоят целевые показатели наращивания экспорта. Для того, вероятно, чтобы «дойная корова» под названием «Российская Федерация» давала Западу больше «молока». Какая польза России, ее народу от наращивания экспорта, если экспортная выручка почти не возвращается в Россию? А если формально и возвращается, то потому уходит в направлении, о котором российские власти не знают. Кроме того, сильная зависимость России от экспорта (и соответственно импорта) позволяет Западу управлять нашей страной (например, через управление рынком «черного золота», через запреты на ввоз в Россию тех или иных товаров).
Давайте посмотрим, насколько глубоко Россия «увязла» во внешнеторговом обмене (на языке политкорректности — «интегрировалась» в мировую экономику). Для этого используется показатель величины экспорта (импорта, товарооборота) по отношению к валовому внутреннему продукту (ВВП). В начале 1980-х гг., согласно экспертным оценкам, доля экспорта в ВВП СССР составляла 7–8 %. Относительный уровень экспорта России (в рамках союзной республики РСФСР) накануне развала Советского Союза в 1991 году был равен 13,3 %. В первый год существования Российской Федерации (1992 г.) показатель взлетел до 62,3 %. На следующий год (1993 г.) он составил 38,2 %. Эти цифры говорят о том, что вновь возникшее государство немедленно подверглось мародерскому разграблению. Затем показатель относительного уровня экспорта стал несколько снижаться. Следующий пик был достигнут в 2000 году — 44,1 %. А вот показатели последних лет (%): 2010 г. — 29,2; 2011 г. — 28,0; 2012 г. — 26,9; 2013 г. — 27,0; 2014 г. — 27,1; 2015 г. — 28,6; 2016 г.-25,7; 2017 г.-26,0.
Главные торговые державы на сегодняшний день — Китай и США. А как у них выглядит относительный показатель экспорта. В 2017 году у Китая экспорт составил 19,8 % ВВП, а у США — 11,9 %. Россия опережает и Китай, и США, но такое опережение отнюдь не вызывает чувства гордости за державу.
По итогам 2018 года значение российского показателя еще официально не опубликовано, но можно уверенно сказать, что он будет значительно выше, чем в 2017 году. Ибо прирост ВВП за прошлый год составил 2,3 %, а прирост экспорта — 25,8 %. По моим оценкам, российский экспорт в 2018 году составил почти 32 % ВВП. Это рекордный показатель в текущем десятилетии. Еще раз повторяю, что нам такие рекорды не нужны. Они свидетельствуют лишь об усиливающемся ограблении страны и об усиливающейся ее зависимости от Запада.
В майском указе по национальной программе развития экспорта имеется такой целевой показатель: «формирование в обрабатывающей промышленности, сельском хозяйстве, сфере услуг глобальных конкурентоспособных несырьевых секторов, общая доля экспорта товаров (работ, услуг) которых составит не менее 20 процентов валового внутреннего продукта страны».
Даже если под «кудрявой» формулировкой «глобальных конкурентоспособных несырьевых секторов» понимать все то, что не относится к сырью в чистом виде (в виде энергоносителей, металлических и неметаллических руд, необработанной древесины и сырья сельскохозяйственного происхождения), то в последние годы на эти несырьевые сектора приходится в среднем примерно 1/3 всего российского экспорта. Итак, к 2024 году доля таких секторов в российском экспорте должна составить не менее 20 процентов ВВП. А если структура экспорта останется прежней, то весь экспорт должен выйти на уровень 60 % ВВП. Т. е. экономика должна будет работать больше на внешний рынок, чем на внутренний.
Можно, конечно, по-другому интерпретировать поставленную задачу: относительный уровень экспорта останется на прежнем уровне, примерно равном 30 %, а доля так называемого «сырьевого» экспорта понизиться до 10 % ВВП. То есть сырьевой экспорт России к 2024 году должен сократиться (округленно) в два раза. Судя по последним амбициозным заявлениям руководителей Газпрома, Роснефти, Лукойла, Металлоинвеста (экспорт железной руды), Уралкалия (экспорт калийных руд) и других крупнейших компаний энерго-сырьевого сектора российской экономики, они не собираются сворачивать экспорт энергоносителей и других полезных ископаемых, наоборот, есть планы наращивания. Итак, скорее всего, эзотерические формулировки майского указа следует расшифровать следующим образом: наращивание российского экспорта по всем направлениям, а не только на направлении «несырьевых» секторов. Иначе говоря, приоритет за внешними рынками. Что касается внутреннего рынка, то о нем в майском указе ничего не сказано. Значит, «по умолчанию», как и раньше его развитие будет осуществляться по «остаточному принципу». Значит, российская экономика будет и далее деградировать, становиться все более монокультурной (сырьевой).
Я склоняюсь в пользу этой версии и потому, что под вывеской «несырьевых секторов» в российской экономике скрываются производства со слабой степенью обработки сырья. Чтобы не быть голословным, приведу картину несырьевого неэнергетического экспорта РФ, представленную на сайте Федеральной таможенной службы (ФТС)[44]. По данным ФТС, в 2017 году такой экспорт составил 133,7 млрд, долларов, или 37 % всего товарного экспорта России. Вот основные товарные позиции несырьевого экспорта (доля в % в общем объеме несырьевого экспорта):
— машины, оборудование, транспортные средства — 21
— продовольствие и сельскохозяйственное сырье — 15
— металлы и изделия из них — 27
— продукция химической промышленности — 18
— драгоценные металлы и драгоценные камни — 5
— ткани, одежда, обувь — 1
— прочие товары — 14.
Намеченный на 2024 год экспорт несырьевых неэнергетических товаров в размере 250 млрд. долл, за вычетом запланированного экспорта продукции машиностроения (50 млрд, долл.) и продукции АПК (45 млрд, долл.) должен составить 155 млрд. долл. И тут мы видим, что за вывеской развития «несырьевого неэнергетического экспорта» скрываются планы наращивания того же сырья с небольшой («косметической») обработкой. Это, прежде всего, черные и цветные металлы и металлоизделия, экспорт которых заметно превышает вывоз всех видов машин и оборудования. Это продукция химической промышленности, которая по стоимости экспорта почти не уступает машинам и оборудованию. Это кругляк или слегка обработанная древесина, а также сырье сельскохозяйственного происхождения. В категорию несырьевого неэнергетического экспорта попадают даже драгоценные камни и драгоценные металлы, стоимость экспорта которых сегодня намного больше, чем товаров народного потребления.
Власть постоянно твердит о «рывке» и «прорывах», имея в виду повышение темпов экономического роста и радикальное изменение структуры экономики в пользу обрабатывающей промышленности. Особенно в пользу машиностроения и высокотехнологических производств. Но внимательное изучение майского указа в части, касающейся национальной программы развития экспорта, показывает, что документ не предусматривает никаких прорывов в структуре экспорта. Будет продолжаться экстенсивное наращивание сырьевого экспорта, и сырьевой характер экспорта будет прикрываться фиговым листочком «косметического облагораживания» природных ресурсов и присвоения им почетного звания продукции глобальных конкурентоспособных несырьевых секторов.
Как уже сообщалось, бухгалтер Берлага бежал в сумасшедший дом, опасаясь чистки. В этом лечебном заведении он рассчитывал пересидеть тревожное время и вернуться в ГЕРКУЛЕС, когда гром утихнет, то есть товарищи с серенькими глазами перекочуют в соседнее учреждение. Все дело сварганил шурин. Он достал книжку о правах и привычках душевнобольных, и, после долгих споров, из всех навязчивых идей был выбран бред величья. — Тебе ничего не придется делать, — втолковывал шурин, — ты только должен всем и каждому кричать в уши: «Я Наполеон!» или «Я Эмиль Золя!». Или Магомет, если хочешь!
Аккурат к первой годовщине Указа президента Российской Федерации от 7 мая 2018 г. № 204 «О национальных целях и стратегических задачах развития Российской Федерации на период до 2024 года» (известный в народе как «майский указ») Правительство Российской Федерации подготовило документ, который был очень широко анонсировал ведущими российскими СМИ. Документ называется «Единый план по достижению национальных целей развития Российской Федерации на период до 2024 года». 8 мая 2019 года он был подписан премьер-министром ДА. Медведевым и стал для правительства руководством к действию.
В пояснительной записке правительства, в частности, данный документ характеризуется следующим образом: «Единый план по достижению национальных целей развития РФ на период до 2024 года представляет собой траектории выхода показателей, характеризующих данные цели, на целевые уровни, а также перечень инструментов и механизмов, направленных на их достижение вне зависимости от принадлежности к государственным программам и национальным проектам и программам».
Документ имеет семь разделов: общий и шесть, посвященных конкретным целям, сформулированным в майском указе. За цели второго и третьего разделов (демография и социальные проблемы) отвечает вице-премьер Т.А. Голикова; за цель четвертого раздела (жилищная проблема) — вице-премьер В.Л. Мутко; за цели пятого раздела (технологическое развитие) — вице-премьер В.А. Акимов; за цели шестого раздела (цифровизация экономики и социальной сферы) — опять же В.А. Акимов;
за цели седьмого раздела (ускорение экономического развития и развитие ориентированных на экспорт отраслей) — первый вице-премьер и министр финансов А.Г. Силуанов.
Таким образом, за выполнение майского указа и его результаты отвечают четыре заместителя премьера. А под каждым вице-премьером — соответствующие министры. Очевидно, что министр экономического развития в предложенной схеме обязательно будет отчитываться перед А.Г. Силуановым. Впрочем, не исключаю, что Максиму Орешкину придется отвечать и перед другими вице-премьерами, хотя распределение целей и проектов по министерствам и ведомствам в документе не прописано.
Обращает на себя большая лаконичность документа «Единый план» — всего 25 страниц (не считая приложения в виде таблицы на двух страницах). Для сравнения: майский указ имеет объем 19 страниц. Я внимательно изучил «Единый план» и с удивлением обнаружил, что документ представляет собой пересказ майского указа. В некоторых местах буквально слово в слово. Одно практическое отличие «Единого плана» от майского указа заключается в том, что в первом из них названы имена четырех вице-премьеров, отвечающих за выполнение майского указа. И для подготовки такого документа-пересказа потребовался целый год?
Второе, на что я обратил внимание: в «Едином плане» еще больше «перлов», чем в майском указе. Предлагаю для примера пройтись по седьмому разделу, за цели которого отвечать поручено первому вице-премьеру А.Г. Силуанову.
Вот, буквально второй абзац раздела: «Темпы роста мировой экономики в 2017 году составляли 3,7 % и, по предварительной оценке Минэкономразвития России, снизились до 3,3 % в 2018 году. Темпы роста российской экономики в последние два года стабилизировались на уровне 1,5–2,5 %».
Как-то уж очень фривольно и странно авторы документа обращаются со статистикой. Например, вызывает удивление фраза «Темпы роста мировой экономики… по предварительной оценке Минэкономразвития России, снизились до 3,3 % в 2018 году». Документ, напомню, был подписан Д.А. Медведевым 8 мая. По крайней мере за месяц до этого на сайте МВФ уже была размещена окончательная (а не прогнозная) цифра прироста мировой экономики (суммарного ВВП всех стран-членов Фонда), равная 3,3 %[45]. Возникает ряд вопросов:
Минэкономразвития России не доверяет статистическим данным МВФ?
Минэкономразвития России имеет собственную информационную базу, позволяющую рассчитывать темпы развития мировой экономики?
Случайно или неслучайно Минэкономразвития дал цифру прироста в 3,3 %, которая точно совпала с цифрой МВФ?
Если в мае Минэкономразвития дает «предварительную оценку», когда от него ждать окончательную цифру прироста мирового ВВП за предыдущий год?
Я задаю эти риторические вопросы авторам документа. Но догадываюсь, что ответ один и очень простой: Минэкономразвития России таким образом решил придать себе важность. Заимствовал цифру МВФ, но сказал, что этого его «предварительная оценка». А словосочетание «предварительная оценка» сегодня входит в обиход Минэкономразвития и подведомственного ему Росстата. Росстат теперь ничего не говорит окончательно. Оставляет за собой право пересматривать те цифры, которые он публиковал ранее. Философы на разные лады повторяли и продолжают повторять: «Любая истина относительна». А Минэкономразвития и Росстат с умным видом говорят: «Любая цифра статистики не окончательна и может быть пересмотрена».
Не менее странно звучит следующая часть абзаца: «Темпы роста российской экономики в последние два года стабилизировались на уровне 1,5–2,5 %». Слово «стабилизация» применяется тогда, когда значение показателя держится на одном уровне хотя бы несколько лет. Вышеприведенная фраза некорректна. С большой натяжкой можно было бы еще сказать о стабилизации, если бы значения за оба года были одинаковыми. Но 1,5 и 2,5 — «две большие разницы» (как говорят в Одессе). Итак, слово «стабилизация» — пример семантической неграмотности. Тут же возникает вопрос, имеющий прямое отношение к статистике и цифрам. Росстат после пересмотра статистических данных за прошлый год назвал темпы роста в 2018 году, равные 2,3 %. А мы в документе, подписанном Медведевым, находим другую цифру -2,5 %. Приписка? Очередной (уже не пойму какой по счету) пересмотр показателя? Ошибка или неряшливость?
Видите, мы разобрали лишь три с половиной сточки из документа, а недоуменных вопросов и сомнений в профессионализме и честности авторов документа более чем достаточно. И на такие «странности» натыкаешься по многу раз на каждой странице и даже иногда в каждом абзаце «Единого плана». Когда я полвека назад учился в институте, то нам за подобные тексты (там были курсовые работы) ставили «неуд».
Больше всего меня в седьмом разделе документа поразила, конечно, та высшая цель, которая поставлена перед правительством страны: «Вхождение Российской Федерации в число пяти крупнейших экономик мира, обеспечение темпов экономического роста выше мировых при сохранении макроэкономической стабильности, в том числе инфляции на уровне, не превышающем 4 процентов». Полвека почти изучаю мировую экономику но первый раз встречают такую странную цель экономического развития. Что-то тут неуловимое из разряда психологии и комплексов неполноценности (желание что-то доказать другим, произвести внешний эффект). Впрочем, это формулировка из майского указа, в «Едином плане» она воспроизводится буквально. Далее следуют глубокомысленные рассуждения на тему сегодняшнего места России в мировой экономике: «В настоящее время Россия занимает 6-е место по объему ВВП по паритету покупательной способности (ППС) согласно оценке МВФ. В 2017 году отставание от Германии (которая занимает 5-е место) по данному показателю составило 4,4 %, при этом ВВП России больше, чем ВВП Индонезии, занимающей 7-е место, на 19,1 %». Далее следуют очень пространные рассуждения о том, куда движется мировая экономика с упоминанием таких стран, как Индия, Аргентина, Турция и Китай. И, наконец, следует последний абзац, разъясняющий непонятливым и сомневающимся, что Россия просто обречена на то, чтобы стать пятой экономикой мира: «Достижение национальной цели развития предполагает выход темпов роста российской экономики на уровень несколько выше 3 %. Такие темпы роста будут достаточными для сокращения разрыва по объему ВВП России по ППС от Германии, занимающей 5-е место в мире, и позволит сохранить положительный отрыв от Индонезии, находящейся на 7-й позиции, а также будут выше прогнозируемых темпов роста мировой экономики».
Даже не знаю, к какому жанру отнести подобные тексты. Может, это постановление правительства, за неисполнение которого должны лететь головы нерадивых бояр? — Вроде бы не похоже. То ли это жанр фантастики в духе Жюль Верна или Герберта Уэллса? — Тоже вроде бы не похоже. То ли это утопии в духе Томаса Мора и Сен-Симона? — Тоже не напоминает. Думаю, этой новый литературный жанр, предполагающий, что автор произведения является… Наполеоном. Нет, я не имею в виду того конкретного исторического героя по имени Наполеон Бонапарт, который более двух веков назад завоевывал Европу и даже пытался завоевать Россию. Нет, в нашем случае «Наполеон» — собирательный образ человека с диагнозом мании величия. Все признаки такой мании у авторов документа налицо. Они пребывают в мечтах и фантазиях, воображая, что управляют не только экономикой Российской Федерации, но всего мира. И поставили перед собой очень конкретную цель — вывести российскую экономику на пятое место в мире. При этом нажав на педаль газа российской экономики и слегка надавив на педали тормоза других экономик. В документе упоминаются две экономики — Германии и Индонезии. Вероятно, господин Силуанов вместе с господином Медведевым и примкнувшим к ним Максимом Орешкиным имеют рычаги управления немецкой и индонезийской экономиками. Может быть, у них там агенты влияния на уровне премьер-министров, министров финансов, экономики, промышленности, торговли? А вообще-то экономическая история последнего века показывает, что каждое десятилетие (и даже чаще) в той или иной стране начинается бум, называемый в простонародье «экономическим чудом». Буквально каждое десятилетие в мире меняется расстановка отдельных стран по уровням экономического развития. Такие «квантовые скачки» бывает зачастую сложно или даже невозможно спрогнозировать.
Но те наши господа, которые готовили майский указ и последующий «Единый план» не так просты, как кажутся. Они не занимаются гаданием на кофейной гуще. Они люди конкретные. Они управляют и Россией, и Германией, и Индонезией, и всеми остальными странами мира. Поэтому только у нас в России могут появляться такие указы, планы и постановления, которые точно определяют, какой стране на каком месте находиться в 2024 году. Говорят, что наши «Наполеоны» уже готовят план для России и всего мира на 2050 год. Интересно, знает ли об этом Трамп?
P.S. Впрочем, у наших «Наполеонов» после длительного пребывания в состоянии эйфории иногда наступают моменты депрессии и упадка. В редкие минуты просветления они вдруг начинают понимать, что не могут управлять не только мировой экономикой, но даже своей собственной, российской. Один из таких «Наполеонов» — министр экономического развития Максим Орешкин вчера находился в крайне редком для него состоянии просветления и успел сказать нечто противоположное тому, что говорил в привычном для себя состоянии фрустрации или эйфории. 23 мая на коллегии Минэкономразвития глава ведомства Максим Орешкин признал, что законченной модели, которая заставила бы экономику расти с темпами выше мировых, наращивая, а не теряя долю в глобальном ВВП, на данный момент нет. Так и хочется сказать: «Вот вам, дедушка, и Юрьев день». Прошло лишь две недели после утверждения премьером «Единого плана», рассчитанного до 2024 года. И уже на старте выясняется, что выполнить его нельзя. Думаю, что если во власти у нас будут находиться все нынешние «Наполеоны», то к 2024 году мы окажемся не на пятом и даже не на шестом месте в мировой экономике, а будем находиться ниже Индонезии, Бразилии и иже с ними.
Хороший лозунг в сто раз лучше хорошего решения.
Наш главный долг — не путать лозунги и решения.
Некоторые критики правительства РФ обвиняют его в полном бездействии в части, касающейся экономики. Я с этим согласиться не могу. Оно проявляет активность в экономической сфере и, порой, завидную. Активность сосредоточена всего на нескольких направлениях.
Во-первых, она проявляется в подготовке и реализации гигантских престижных проектов. Таких, как создание объектов для проведения Олимпиады в Сочи или подготовки инфраструктуры для мирового чемпионата мира по футболу (ЧМ-2018). Только на ЧМ-2018 было потрачено в валютном эквиваленте около 55 млрд, долл., в том числе 51 млрд. долл, в виде капитальных вложений. Для сравнения: военный бюджет Российской Федерации на 2018 год был запланирован в размере, эквивалентном 48 млрд. долл. Почему власти любят такие суперпроекты? Потому что эффективность «распила» денег выше. Прокуратура и следственный комитет еще не один год будут заниматься изучением того, куда испарилась добрая половина казенных денег на организацию спортивных игрищ.
Во-вторых, для таких грандиозных «распилов» нужны деньги. Для этого власть повышает «эффективность» сбора налогов и придумывает все новые и новые сборы, пошлины и налоги для пополнения казны. При этом почему-то власть стремится обобрать простое (зачастую нищее) население до последней копейки, а олигархам предоставляет право становиться «налоговыми нерезидентами» (эвфемизм, означающий, что олигарх освобождается от обязанности платить налоги в российскую казну, а может их платить в казну американскую, британскую и иную нероссийскую). Об этом я распространяться не буду, это сегодня главная тема российских СМИ. Итак, вторая сфера, где власть проявляет завидную активность, — фискальная.
В-третьих, архиважным направлением так называемой «экономической активности» власти является выдвижение разного рода лозунгов, имеющих прямое или косвенное отношение к сфере экономики. Вот об этом направлении и об одном из лозунгов я и хочу поговорить подробнее.
Есть восточная поговорка: «Хоть сто раз скажи «халва», от этого во рту слаще не станет». Однако российская власть восточной мудрости не сильно доверяет. Видимо, ей больше нравится опыт одного из идеологов Третьего Рейха, который говаривал: «Мы добиваемся не правды, а эффекта». Власть явно рассчитывает на то, что своими лозунгами может добиться эффекта сладости во рту голодных и полуголодных людей без всякой «халвы».
По памяти приведу лишь некоторые лозунги, которые власть вбрасывала в широкое обращение с начала нынешнего века (в скобках — время рождения лозунга): «Удвоение ВВП» (2003 год); «Четыре «И»» (Институты, Инвестиции, Инновации, Инфраструктура; 2008 год); «Превратим Москву в международный финансовый центр» (середина «нулевых» годов).
Периодически делаются вбросы лозунгов по деофшо-ризации российской экономики, ее дедолларизации, по превращению российского рубля в международную валюту, по переходу экономики в «постиндустриальную» фазу, по построению «цифровой» экономики, по созданию «экономики знаний» и т. п.
Некоторые из лозунгов получают даже какой-то легитимный статус. Они находят свое отражение в указах президента, постановлениях правительства, законодательных актах Государственной Думы и т. д. В этой связи можно вспомнить майские указы 2012 года президента РФ, содержащие целевые установки на период до 2018 года. Власть так и не отчиталась о результатах реализации тех майских указов. Но я не поленился, провел собственную проверку и пришел к выводу, что задания указа были полностью провалены. Об этом с приведением конкретных цифр я рассказал читателям в ряде своих статей[46]. Никаких последствий от провала для чиновников не последовало. Все остались на своих местах.
Я, наконец, окончательно пришел к выводу, что почти все указы, постановления и многие законы являются документами не юридическими, а политическими. Причем с уклоном в пропаганду. Они и не предполагают предоставление народу не то что «халвы», даже обычного хлеба. Они призваны создать иллюзию даже не сладости во рту, а лишь отсутствия острого голода. Что-то в духе ставших афоризмом слов Д.А. Медведева «Денег нет, но вы держитесь».
Чтобы лозунги оказывали на народ какой-то психотерапевтический эффект, их надо периодически менять.
Лозунги типа «дедолларизация» или «деофшоризация» можно отнести к категории «дискретных» — они периодически возникают и потом неожиданно исчезают, их жизнь имеет некие таинственные циклические закономерности. Уже давно все забыли лозунг о Москве как международном финансовом центре. Власть на фоне прекращения роста ВВП с 2012 года старается не вспоминать о лозунге «удвоении ВВП». А что такое «Четыре «И»» уже далеко не все могут расшифровать. Но появляются новые лозунги, вернее это старые лозунги, но переодетые в новые мундиры.
Например, вместо лозунга «удвоение ВВП» появился лозунг «Россия станет пятой экономикой мира». Такая задача поставлена в известном майском (2018 года) указе президента. И повторена в только что утвержденном (8 мая 2019 года) Правительством документе «Единый план по достижению национальных целей развития Российской Федерации на период до 2024 года». И прошлогодний майский указ президента, и нынешний «Единый план» правительства (фактически изложенный иными словами тот же майский указ президента) никакого отношения к практическому решению социально-экономических проблем России не имеют. Набор красивых обещаний и лозунгов. Это документы политические с уклоном в пропаганду, нацеленные на достижение психотерапевтического эффекта в широкой аудитории. А также, как отмечают многие эксперты, являющиеся легальным основанием для мобилизации гигантских финансовых ресурсов и их последующего «распила».
Одним из популярных лозунгов, появившихся в России пять лет назад, стал призыв к импортозамещению. Рождение лозунга было не случайным, ибо весной 2014 года против России стали вводиться первые экономические санкции (в связи с возвращением в состав Российской
Федерации Крыма, а также в связи с подозрением Запада, что Москва оказывает военную поддержку «сепаратистам» на юго-востоке Украины — ДНР и ЛНР). Впрочем, задача импортозамещения поначалу не выглядела как лозунг. Было принято множество постановлений правительства, были установлены целевые показатели по импортозамещению, в бюджете на проекты и программы импортозамещения выделялись немалые деньги. В 2015 году Правительство РФ даже создало Комиссию по импортозамещению. Была принята государственная программа импортозамещения до 2020 года. В рамках ее были определены четыре основных направления импортозамещения: сельское хозяйство (аграрный сектор), информационные технологии, машиностроение, запрещенные к импорту товары для госзакупок. К мероприятиям по импортозамещению был подключен Росстат, который создал специальный раздел национальной статистики под названием «Импортозамещение» для того, чтобы освещать успехи России в деле эмансипации от иностранных товаров, услуг и технологий. Как уже у нас принято, практическое импортозамещение было подкреплено мощной информационно-пропагандистской кампанией, на которую правительство выделило большие деньги. Пик такого показателя, как частота использования слова «импортозамещение» в российских СМИ пришелся на 2015–2016 гг. После этого слово стало встречаться реже. А сегодня, в 2019 году оно вообще стало экзотическим. В чем дело?
Версия первая. Программа импортозамещения полностью выполнена, проблема исчезла, слово «импортозамещение» больше не нужно.
Версия вторая. Экономические санкции сняты, либо Москва ожидает их снятия, поэтому импортозамещение более не актуально, оно отменяется.
Версия третья. Власть попыталась проводить им-портозамещение. Но у нее ничего не получилось. Власть «устала» заниматься импортозамещением. В этой связи она отозвала лозунг импортозамещения. Когда-то была популярна мрачная шутка: «Нет человека — нет проблемы». Применительно к нашему случаю этот афоризм можно переиначить: «Нет лозунга — нет проблемы».
Как вы догадываетесь, первая и вторая версии не отражают реалий нашей жизни. Ситуацию объясняет третья версия. Власть «устала». А чтобы замаскировать свою недееспособность, она решила начисто «забыть» об импортозамещении. Власть уподобилась страусу, который, как говорят, в моменты опасности засовывает голову в песок.
О том, что никакого импортозамещения за пять лет не произошло, каждый может узнать, зайдя на сайт Росстата в раздел «Импортозамещение». Или просто включить поисковик со словами «Провал импортозамещения». Выскочат десятки публикаций на эту тему. Вот, например, в начале прошлого года в российских СМИ появились интересные данные, полученные на основе социологических опросов, проводимых среди руководителей промышленных предприятий. В 2015 году, когда начиналась кампания импортозамещения, каждое третье предприятие выражало готовность сократить закупку зарубежных станков и технологий, а уже в конце 2017 года таких осталось лишь 7 %. Зависимость отечественной промышленности от зарубежных инвестиционных товаров выросла до 93 %. Не потому, что патриотизм наших промышленников так резко упал, а потому, что на российском рынке не оказалось нужных станков и оборудования. Эксперты говорят, что даже цемент в России изготавливается на импортном оборудовании. Отечественных аналогов и технологий не осталось[47]. Чиновники иногда для красивой отчетности приводят цифры так называемой «локализации» производства, особенно если речь идет о производстве конечной продукции военного назначения. Однако зачастую такие цифры оказываются «липой», откровенным обманом. Во-первых, какой-то узел для конечной продукции может производиться на российском предприятии, но он, в свою очередь, может включать в себя некоторые исходные компоненты иностранного происхождения. Во-вторых, некоторые из таких предприятий являются российскими только с точки зрения их регистрации в российской юрисдикции. А по составу капитала они могут быть полностью или частично иностранными. Надеюсь, читателю понятно, какие угрозы могут исходить от таких якобы «российских» предприятий.
Ярким примером того, что никакого импортозаме-щения в России за последние пять лет не произошло, может служить российский авиапром. Он уже был почти уничтожен к 2014 году. Никаких реальных успехов в деле возрождения национального авиастроения с тех пор не было. А недавняя гибель в Шереметьево самолета SSJ-100 высветила неприятный факт. Самолет оказался «российским» лишь по месту окончательной сборки. А собран он из деталей и комплектующих преимущественно иностранного происхождения.
Казалось бы, власть должна была объявить тревогу, принять срочные, чрезвычайные меры для исправления угрожающей ситуации. О том, что импортозамещение, мягко говоря, «пробуксовывает», и власти, и руководителям предприятий агросектора, промышленности и оборонно-промышленного комплекса стало окончательно ясно уже в 2017 году. А в это самое время чиновники из администрации Президента и правительства уже готовили первые наброски будущего майского указа президента, который он должен был быть подписать сразу же после своей инаугурации.
Давайте еще раз пробежимся по тексту этого документа, которому пошел уже второй год. Там мы с вами не найдем упоминания «импортозамещения». А ведь это стратегия государства на шестилетний период до 2024 года. Утвержденный 8 мая 2019 года «Единый план», призванный конкретизировать задания майского указа 2018 года также обходится без упоминания «импортозамещение». Да и, по существу, там ничего не говорится о необходимости укрепления экономической безопасности страны путем создания национальной промышленности (включая производство станков и других средств производства) и перехода на модель самодостаточной экономики.
Более того, вместо импортозамещения в указанных документах ставится задача всяческого наращивания экспорта. Как отмечают эксперты, в прошлом году Россия имела самый высокий в мире показатель положительного сальдо торгового баланса по отношению к ВВП — 8 %. Все мы понимаем, что это экономическая модель «дойной коровы», которая поставляет миру «молоко» в виде нефти, нефтепродуктов, природного газа и прочего сырья. За четверть века доля углеводородного сырья в экспорте России не изменилась, составляя 60–65 %. В «Едином плане» правительства читаем: «Обеспечение темпов экономического роста выше среднемировых требует повышения вовлеченности России в глобальную экономику (в частности — в международную торговлю). Это предполагает рост российского экспорта как товаров, так и услуг, что должно достигаться путем повышения конкурентоспособности отечественной продукции и, соответственно, увеличением доли России в международной торговле». Для приличия в документе что-то говорится о необходимости повышения международной конкурентоспособности российской экономики, о повышении в экспорте доли продукции высокотехнологических производств. Но это не более чем отвлекающие мантры. Я эти мантры слышу уже четверть века. Под их аккомпанемент России как поставляла, так и продолжает поставлять на мировой рынок сырье. Итак, вместо импор-тозамещения и экономической независимости власти продолжают курс на сохранение страны в качестве «дойной коровы». При том экономическом курсе, который заложен в майском указе президента и «Едином плане» правительства, «корову» в самое ближайшее время доведут до полного и окончательного истощения. А куда после этого таких животных отправляют, я думаю, все вы знаете.
P.S. Косвенным признаком того, что в стране не происходит импортозамещение, является сокращение российского импорта машин и оборудования. Ведь по большому счету импортозамещение — это индустриализация. А для индустриализации (как показывает отечественный опыт 1930-х гг.) необходимы машины, оборудование, другие средства производства, которые можно приобрести на мировом рынке. По данным Федеральной таможенной службы, поставки в Россию технологий и оборудования из-за рубежа падают уже три года подряд. Называется три группы причин падения: 1) санкци-онные запреты на некоторые виды машин и оборудования; 2) нехватка средств у российских предприятий на закупки инвестиционных товаров; 3) заниженный курс российского рубля, делающий импорт чрезвычайно дорогим. Между тем износ основных фондов в промышленности (не только обрабатывающей, но и добывающей), согласно данным Росстата, продолжает увеличиваться. Истощение «коровы» прогрессирует.