Январь

1 января Розеттский камень

Остановитесь на минуту и поразмышляйте о Божьей точке зрения. Бог есть Дух, не связанный временем и пространством, однако Он то и дело использовал материальные объекты (пылающий куст, огненный столб и т.д.), чтобы видимым образом заявить о Себе на планете Земля. Каждый раз Бог прибегал к какому-либо предмету, чтобы передать послание, после чего двигался дальше. Однако в Иисусе мы видим нечто совершенно новое. Бог стал одним из творений на этой планете — событие, не имеющее аналогов, неслыханное, уникальное в полнейшем смысле этого слова.

Бог, наполняющий вселенную, сжался до того, чтобы стать крестьянским ребенком, которому, подобно всякому земному младенцу, нужно было учиться ходить, говорить и одеваться. В Своем воплощении Божий Сын сознательно сделал Себя «ущербным», обменяв всеведение на мозг, который слово за словом учил арамейский язык, вездесущность — на две ноги или, в лучшем случае, — осла, всемогущество — на руки, достаточно сильные для того, чтобы пилить дерево, но слишком слабые для самозащиты. Вместо того чтобы созерцать одновременно сотни миллиардов галактик, Он смотрел на узкие улочки Назарета, груды камней в Иудейской пустыне или многолюдные улицы Иерусалима.

Благодаря Иисусу, мы теперь можем не сомневаться в Божьем желании близости. Действительно ли Бог хочет близких отношений с нами? Иисус отказался ради этого от Небес. Став человеком, Он восстановил первоначальную связь между Богом и людьми, между видимым и невидимым мирами.

Ричард Нибур провел очень меткую параллель между Божьим воплощением во Христе и Розеттским камнем. До обнаружения этого камня ученые могли лишь догадываться о смысле египетских иероглифов. Но вот, настал незабываемый день, когда они нашли темную каменную плиту, на которой на трех разных языках был высечен один и тот же текст. Сопоставив переводы, ученые расшифровали иероглифическую запись и наконец смогли ясно увидеть мир, доселе затянутый для них туманом.

Далее Нибур отмечает, что Иисус дает нам возможность «восстановить нашу веру». Мы можем довериться Богу, потому что мы доверились Иисусу. Если мы сомневаемся в Боге или считаем Его непостижимым и недоступным для познания, то самое лучшее лекарство для нас — всегда взирать на Иисуса, Розеттский камень нашей веры.

Из книги «В поисках невидимого Бога»

2 января Увеличительное стекло веры

Я также представляю себе Иисуса, как «увеличительное стекло» моей веры. Позвольте объяснить, что я имею в виду. Я являюсь гордым обладателем Оксфордского словаря английского языка, содержащего толкование всех английских слов. Присоединившись к клубу книголюбов, я получил специальное однотомное издание всего за 39,95 долларов. Оно содержит полный текст словаря, и единственный его недостаток заключается в настолько мелком шрифте, что никто на свете не сможет прочитать его невооруженным глазом. Тогда я купил хорошую лупу — такую, как у ювелиров, размером с блюдце, на шарнирном креплении. Теперь с ее помощью (и иногда — при поддержке еще одной, ручной лупы) я могу исследовать смысловые глубины любого английского слова.

Благодаря своему словарю, я узнал об одной особенности увеличительных стекол. Когда я навожу лупу на какое-нибудь слово, в ее центре (т.е. в точке фокуса) мелкий текст выглядит четким и резким, а ближе к краям линзы постепенно расплывается. Я усматриваю в этом точную аналогию. Иисус стал фокусной точкой моей веры, и я постоянно учусь точнее фокусировать на Нем лупу своей веры. В моем духовном странствии, как и в своей карьере писателя, я долго блуждал на окраинах, ломая голову над неразрешимыми вопросами: проблемой страданий, головоломкой молитвы, гранью между предопределением и свободной волей и другими подобными дилеммами. Чем больше я делал это, тем более расплывчатым становилось все вокруг, однако взгляд на Иисуса все проясняет.

Я признаю, что меня беспокоят многие общепринятые доктрины христианства. Как насчет ада? Как насчет тех, кто умер, ни разу не услышав об Иисусе? Когда епископа Амвросия, наставника Августина, спросили на смертном одре, боится ли он предстать пред Божьим судом, он с улыбкой ответил: «Наш Господь благ». Я учусь доверять Богу, со своими сомнениями и внутренней борьбой, через познание Иисуса. Если такое объяснение кажется вам расплывчатым, то я скажу, что оно в точности отражает центральную роль Иисуса в Новом Завете. Мы начинаем с Него, как нашей фокусной точки, а затем позволяем себе осторожно смещать взгляд дальше от центра.

Глядя на Иисуса, я начинаю понимать, что чувствует Бог в отношении происходящего на земле. Иисус проявляет сущность Бога таким образом, что истолковать ее неверно просто невозможно.

Из книги «В поисках невидимого Бога»

3 января Бог стал ближе

Что изменилось благодаря Иисусу? Как для Бога, так и для нас Он сделал возможной близость, которой прежде никогда не существовало. Во времена Ветхого Завета израильтяне, прикасавшиеся к священному ковчегу завета, падали замертво, однако люди, прикасавшиеся к Иисусу, Божьему Сыну во плоти, уходили исцеленными. Евреев, которые не произносили вслух Божьего имени и даже не называли его по буквам, Иисус учил обращаться к Богу совершенно по-новому: «Авва», то есть «Папа». В Иисусе Бог стал ближе.

Августин в своей «Исповеди» описывает, как эта близость повлияла на него. Из греческой философии он знал о совершенном, вечном и нетленном Боге, однако Августин не мог представить, как такой похотливый и расхлябанный человек, как он, может иметь отношения с таким Богом. Перепробовав различные ереси своего времени, он ни в одной из них не нашел удовлетворительного ответа, пока, наконец, не встретился с Иисусом Евангелия — мостом между заурядными человеческими существами и совершенным Богом.

Это удивительное, новое откровение о близости рассмотрено в Послании к Евреям. Вначале автор подробно разбирает требования, которые выдвигались в ветхозаветные времена лишь для того, чтобы приблизиться к Богу. Только раз в год, в День искупления (Йом Кипур), единственный человек (первосвященник) мог войти во Святое Святых. Церемония включала в себя ритуальные омовения, особую одежду и пять отдельных жертвоприношений, и все равно священник входил во Святое Святых в страхе. К краю его одежды были пришиты колокольчики, а к лодыжке привязана веревка на крайний случай. Если его постигнет смерть, то колокольчики перестанут звонить, и другие священники смогут вытащить его тело за веревку.

Послание к Евреям открывает нечто совершенно противоположное. Мы теперь можем «приступать к престолу благодати с дерзновением», без страха. Смело входить во Святое Святых! Для евреев, читавших это, едва ли что-то могло звучать более шокирующим. И тем не менее, в момент смерти Иисуса толстая завеса внутри Храма в буквальном смысле слова разодралась на две части сверху донизу, открыв свободный вход во Святое Святых. Итак, делает заключение автор Послания к Евреям, «да приступаем» к Божьему престолу.

Иисус способствует решению проблемы разочарования в Боге хотя бы тем, что, благодаря Ему, мы можем напрямую приходить к Богу. Нам не нужен человеческий посредник, потому что им стал Сам Бог.

Из книги «Разочарование в Боге»

4 января Бесчувственный Иисус

Какой бы мы получили личностный портрет Иисуса, пройди Он тест у психолога?

Та Личность, которую мы видим в Евангелиях, разительно отличается от образа Иисуса, с которым я рос и который теперь узнаю в некоторых старых голливудских фильмах о Христе. В этих фильмах Иисус произносит свой текст монотонно и без каких-либо эмоций. Он шагает по жизни, как единственный невозмутимый герой среди массовки суетливых статистов. Его ничего не беспокоит. Он изрекает мудрость размеренным, сдержанным тоном. Короче говоря, такой Иисус — бесчувственный.

Однако Евангелия открывают нечто прямо противоположное. Они показывают человека, настолько харизматичного, что люди могли сидеть три дня напролет с пустыми желудками, лишь бы послушать Его захватывающие слова. Иисус был эмоциональным. Он мог импульсивно «сжалиться» над людьми и, «умилосердившись», прикоснуться к ним. Евангелия показывают самые разные эмоциональные реакции Иисуса: внезапное сочувствие к прокаженному, восторг от успехов Его учеников, вспышки гнева по отношению к черствым законникам, скорбь о негостеприимном городе и, наконец, ужасная агония в Гефсимании и на кресте.

Как-то я побывал на семинаре одного мужского движения, целью которого было помочь мужчинам «разобраться со своими чувствами» и разрушить сдерживающие стереотипы о мужественности. Слушая, как мужчины рассказывают о своих трудностях в самовыражении и достижении истинной открытости, я понял, что Иисус был живым образцом совершенной мужественности, которую и 19 веков спустя по-прежнему избегает большинство мужчин. Он как минимум трижды плакал в присутствии Своих учеников. Он не прятал Свои страхи и не колебался, прося о помощи. «Душа Моя скорбит смертельно, — сказал Иисус ученикам в Гефсимании. — Побудьте здесь и бодрствуйте со Мною». Сколько сильных лидеров сегодня позволили бы себе быть настолько уязвимыми?

Иисус быстро устанавливал близкие отношения с теми, кого встречал на Своем пути. Кто бы это ни был: женщина у колодца, религиозный лидер в саду или рыбак у озера, — Иисус сразу же затрагивал глубинную сущность проблемы, и эти люди быстро открывали Ему свои сокровенные тайны. Иисус вызывал настолько горячий интерес, что люди толпились вокруг Него только ради того, чтобы прикоснуться к Его одежде.

Из книги «Иисус, Которого я не знал»

5 января Перевернутый взгляд

Воспринимать Божье поручение всерьез — это значит учиться смотреть на этот мир словно вывернутым наизнанку, как смотрел Иисус. Вместо того, чтобы искать тех, кто потакал бы моему эго, я нахожу тех, чье эго нуждается в потакании. Вместо влиятельных и состоятельных людей, которые могли бы оказать мне услугу, я нахожу несостоятельных. Вместо сильных я ищу слабых, вместо здоровых — больных. Не таким ли образом Бог примиряет с Собой мир? Разве Иисус не подчеркнул, что Он пришел ради грешников, а не праведников, ради больных, а не здоровых?

Жан Ванье, основатель сети приютов «Л’арш» для умственно отсталых, говорит, что люди часто смотрят на него, как на сумасшедшего. Он, сын канадского генерал-губернатора, получивший блестящее образование, нанимает опытных работников (среди которых был и Генри Ноуэн) для того, чтобы они служили и жили среди инвалидов. Ванье не обращает внимание на тех, кто критикует его выбор, говоря, что готов скорее прослыть сумасшедшим, следуя юродству Евангелия, чем бессмысленным ценностям этого мира. Более того, Ванье настаивает, что служение инвалидам приносит служащим пользу, не меньшую, чем получают те, кому они помогают. Даже люди с самыми большими нарушениями инстинктивно реагируют на любовь, пробуждая тем самым наиболее важные человеческие добродетели: сострадание, щедрость, смирение, любовь. Как ни парадоксально, инвалиды наполняют жизнью тех, кто им служит.

В Индии я побывал на богослужении у прокаженных. Большинство медицинских достижений в лечении проказы связаны с трудом врачей-миссионеров, поскольку только они были согласны жить среди таких пациентов, рискуя заразиться, ради того, чтобы изучить эту ужасную болезнь. Как следствие, в большинстве крупных лепрозориев есть процветающие христианские церкви.

В Мьянме я посетил приюты для сирот, больных СПИДом, где добровольцы-христиане стараются восполнить детям нехватку родительской любви, которую болезнь отняла у них. В центре Жана Ванье в Торонто я наблюдал за тем, как высокообразованный священник выполняет повседневные обязанности по уходу за мужчиной средних лет, настолько отсталым умственно, что не может даже произнести ни слова. Из всех церковных собраний, на которых я когда-либо побывал, наиболее воодушевляющими были служения в Чили и Перу, проводимые в недрах федеральной тюрьмы. Божье Царство укореняется среди убогих, презренных, угнетенных и отверженных.

Из книги «Отголоски иного мира»

6 января Гурманы-бессребреники

Обеспокоенный огромным числом людей, которые ни разу не соприкасались с церковью, Марсель Руссель в 1949 году начал работать среди бедствующих, погрязших в безысходности жителей послевоенной Франции. Он пришел к выводу, что церковь должна не просто ждать, а активно достигать нуждающихся — особенно на рабочих местах. Разве Иисус не работал плотником, а Павел не шил палатки? «Мы можем помогать людям восстановить диалог с Богом везде: в тюрьмах, в гостиницах, на рабочих местах», — говорил Руссель. Для осуществления этой цели он набрал группу молодых женщин, которых назвал «миссионерскими работницами».

Поначалу «работницы» нанимались на фабрики и собирались вместе только для молитвы и изучения Библии, но через несколько лет у отца Русселя возникла идея о создании ресторана, где его соработницы могли бы жить и «сиять, как светила в мире».

Первый такой ресторан, «Ля Вив», открылся в 1960 году в Бельгии. Он был настолько успешным, что за ним вскоре последовали и другие, включая «Агуа Вива» в Лиме, в котором я однажды обедал во время своего визита в Перу в 1987 году.

«Агуа Вива» быстро завоевал популярность среди богатых и влиятельных жителей Лимы. При этом лишь некоторые намеки указывают посетителю на духовные цели заведения. Так, на внутренней стороне обложки его меню есть надпись: «Иисус жив, и этим мы счастливы». Кроме того, каждый день в 10:30 вечера официантки собираются, чтобы спеть традиционный вечерний гимн.

Как сказала сестра Мари, кроме этих признаков, свидетельством служит сама работа. «Не спрашивайте нас, какова наша молитвенная жизнь. Взгляните на наши блюда. Ваша тарелка сервирована безупречно и со вкусом? Официантка обслуживает вас с обходительностью и любовью? Вы ощущаете здесь покой? Если да, то знайте, что мы так служим Богу».

Что бы ни делали сотрудницы этого ресторана: готовили, обслуживали столики, мыли полы или пели, — они все делали в духе Брата Лоренсо, во славу Божью. «Работницы» использовали современный трюк: они предлагают изысканные блюда для того, чтобы служить бедным Лимы.

В конце дня этот же элегантный зал заполнят матери из трущоб Лимы, чтобы прослушать наставления об основах гигиены, воспитании детей и сохранении физического и духовного здоровья. Отработав свою смену, все сотрудники посвящают себя бедным, осуществляя социальные программы, финансируемые за счет доходов от ресторана.

Статья «Гурманы-бессребреники»

в журнале «Христианство сегодня», 15 января 1988 года

7 января Даруя жизнь

«Божья слава — это человек, исполненный жизни», — сказал богослов II века Ириней. К сожалению, это описание не соответствует тому образу, который многие люди видят в современных христианах. Оправданно это или нет, они считают нас ограниченными, скованными, подавленными — людьми, склонными скорее осуждающе грозить пальцем, нежели искренне радоваться бьющей ключом жизни.

Когда же христиане приобрели репутацию могильщиков, а не созидателей жизни? Ведь Сам Иисус сказал: «Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком». Что мешает нам реализовать эту жизнь с избытком?

Однажды писатель Фредерик Бюхнер решил обратить свой литературный талант на исследование жизни святых. Первые три человека, которых он избрал (Брендан, Годрик и библейский Иаков), удивили его, потому что, чем больше Бюхнер исследовал их биографии, тем больше «скелетов в шкафу» обнаруживал там. «Почему же эту сомнительную троицу причислили к лику святых?» — спрашивал он сам себя, пока, наконец, не понял: они дарили жизнь. Страстные, любящие риск, смелые — каждый из этих троих вызывал у окружающих прилив, а не упадок жизненных сил.

Услышав это определение святости, данное Бюхнером, я сразу же подумал о моем друге Бобе. Его родители беспокоились о его духовном состоянии, переживая из-за того, что он проводит слишком мало времени «в Слове» и в церкви. Однако я никогда не встречал человека, более исполненного жизни, чем Боб. Он подбирал бродячих животных, плотничал для друзей, взбирался на горы, прыгал с парашютом, учился готовить, строил собственными руками себе дом… Хотя Боб редко пользовался религиозным лексиконом, я заметил, что все вокруг него, включая и меня, испытывали после общения с ним прилив жизненных сил. Он излучал в материальном мире тот вид радости, которую, должно быть, ощущает Сам Бог. Таким образом, по определению Бюхнера, Боб — святой.

Я знал и других созидающих жизнь христиан. Убежденный пресвитерианин по имени Джек Макконнел изобрел тест для диагностики туберкулеза, принимал участие в разработке тайленола и магнитно-резонансного томографа, а выйдя на пенсию, занялся тем, что начал собирать таких же врачей-пенсионеров для организации бесплатных клиник для бедных. За границей я встречал миссионеров, которые сами ремонтировали свои машины, осваивали несколько языков, изучали местную флору и фауну и делали уколы, если рядом не оказывалось врача. Зачастую этим распространителям жизни не удавалось вписаться в рамки степенных американских церквей. Как ни парадоксально, известные мне «дарители жизни» и сами изобиловали жизнью.

Авторская колонка в журнале «Христианство сегодня»,

23 октября 2000 года

8 января Самая сложная профессия

Однажды, обедая в семье амишей, я узнал об их необычной процедуре избрания пастора. В той части страны лишь немногие представители этой деноминации получают образование выше восьмого класса, и почти ни у кого из них нет богословской подготовки. Все члены общины могут проголосовать за любого мужчину из их числа, в котором видны задатки пастора. Кандидаты, набравшие хотя бы по три голоса, выходят вперед и садятся за один стол. Перед каждым из них лежит сборник гимнов, и в одном из этих случайно выбранных сборников оказывается карточка, указывающая на то, что вытянувший ее кандидат и есть новый пастор. В течение следующего года в его обязанности входит подготовка двух проповедей в неделю, в среднем по 90 минут каждая.

«А что, если выбранный человек не чувствует, что справится со своими обязанностями?» — спросил я своего знакомого амиша. Тот, озадаченно посмотрев на меня, ответил: «Если бы он чувствовал себя способным справиться, то мы бы его не выбрали. Нам нужен человек смиренный, уповающий на Бога».

Я не сторонник метода амишей избирать пасторов (хотя в нем и прослеживаются интересные параллели с ветхозаветной системой вытягивания жребия), однако последнее замечание заставило меня задуматься. Томас Мертон как-то сказал, что основная часть того, что мы ожидаем от пасторов и священников (обучение и наставление других, утешение людей и молитва за них), по сути, должна быть обязанностью всей общины.

Не пренебрегаем ли мы с нашей современной сосредоточенностью на должностных инструкциях и профессиональной компетентности самой важной характеристикой пастора: необходимостью знать Бога? Помнится, индус Ганди, лидер полумиллиардной нации, даже в разгар переговоров о независимости отказывался поступиться своим принципом соблюдения каждого понедельника как дня тишины. Он верил, что, не проявив почтения к этому дню духовного назидания, он станет менее эффективным в течение остальных шести дней.

Интересно, насколько бы более эффективными стали наши духовные лидеры, если бы мы каждую неделю даровали им один день тишины для размышлений, молитвы и личного обучения? Насколько более эффективными стали бы наши церкви, сделай мы основным своим приоритетом не эффективность пастора, а его духовное здоровье?

Авторская колонка в журнале «Христианство сегодня»,

21 мая 2001 года

9 января Невидимый наставник

С творчеством Клайва Льюиса я впервые познакомился в его «Космической трилогии», и оно произвело на меня неизгладимое впечатление. Льюис изображал сверхъестественное настолько правдоподобно, что я исподволь задавал себе вопрос: «А может, все это было на самом деле?»

В конце 1960-х, всего лишь через три года после смерти писателя в 1963 году, я как раз учился в колледже. Я вел с его книгами ожесточенную полемику, как с живыми оппонентами, и в то же время чувствовал, как меня, упирающегося, брыкающегося и орущего, непреодолимо тянет в Божье Царство, — в точности так, как это было с самим Льюисом. С тех пор он стал для меня кем-то вроде невидимого наставника, который всегда находится рядом, побуждая меня совершенствовать свой литературный стиль, образ мышления и видение.

Будучи моим невидимым наставником, Льюис научил меня стилистическому подходу, который я пытаюсь применять и в своих книгах. Выражаясь словами Уильяма Джеймса: «В сфере сверхъестественного и религии четко сформулированные доводы убеждают нас только в том случае, когда наше бессвязное восприятие реальности уже подверглось влиянию в пользу того же заключения». Иначе говоря, мы редко принимаем какой-либо логический аргумент, если он не вписывается в подсознательное ощущение реальности. Задача писателя — простимулировать это подсознательное ощущение, как это в случае со мной сделал Льюис с помощью своей «Космической трилогии» еще до того, как я столкнулся с его апологетикой.

Благодаря своему атеистическому, полному сомнений прошлому, Льюис на всю жизнь сохранил чуткость и сочувствие к тем читателям, которые не принимали его слов. Он смело состязался с Богом в перетягивании каната лишь для того, чтобы обнаружить, что Бог на другом конце каната совершенно не такой, каким он Его себе представлял. Подобным же образом и мне пришлось бороться с образом Бога, ужасно искаженным злой, законнической церковью. Я сражался с воображаемым космическим громилой лишь для того, чтобы обнаружить Бога благодати и милости.

Сомневаюсь, что Льюис предвидел бешеный успех своих книг, и что по мотивам его произведений будут снимать фильмы и создавать товарные бренды. Если бы ему сообщили об этом при жизни, то он, наверное, испуганно отпрянул бы. Как он часто говорил: «Мы, писатели, — не существительные, а всего лишь прилагательные, указывающие на великое Существительное истины». Льюис так и поступал — искренне и мастерски, — и, благодаря этому, многие тысячи смогли познать и возлюбить это Существительное. Включая и меня.

Авторская колонка в журнале «Христианство сегодня»,

июль 2008 года

10 января Богословие грязных шуток

У Клайва Льюиса был литературный дар юмориста. Он был очень остр на язык и однажды сказал следующее: «В отсутствие любого другого доказательства, ключевые аспекты естественного богословия можно аргументировать на основании таких человеческих явлений, как грязные шутки и отношение к смерти».

Начнем с грязных шуток. Почти все они обыгрывают выделения и размножение — два наиболее «естественных» процесса на земле. Тем не менее, своими ухмылками и двусмысленными намеками мы изображаем их неестественными и даже комичными. Функции, общие для всего животного мира, кажутся странными одним только людям.

Что касается смерти, то люди в своем поведении пред ее лицом еще меньше напоминают животных. Природа рассматривает смерть как нормальное, повседневное явление, и только люди относятся к ней со страхом и отвращением — так, как будто мы не можем свыкнуться с этой реальностью, какой бы она ни была универсальной.

Льюис говорит о том, что эти аномалии (как и чаще упоминаемая в связи с этим человеческая совесть) выдают устойчивое состояние противоречия внутри человеческих существ. Каждая отдельно взятая личность — это дух, созданный по образу Божьему, но соединенный с плотяным телом. Грязные шутки и страх перед смертью выражают явное несогласие с этим промежуточным состоянием. Мы должны ощущать диссонанс. В конце концов, мы — нетленные существа в тленной среде. Мы не ощущаем внутренней гармонии, потому что между нашей тленной и нетленной составляющими когда-то давно возникла зияющая пропасть. Богословы, проследив начало этой линии разлома, определили его как грехопадение.

Согласно библейскому взгляду на человеческую природу, для нас вполне естественно смущаться при виде выделений и испытывать отвращение к смерти. Подобные вещи кажутся чуждыми, потому что они действительно чужды. На всей земле нет ничего подобного духу и бессмертию, соединенному с материей. Ощущаемое нами смущение — это, пожалуй, наиболее правильное человеческое переживание, поскольку оно напоминает нам, что мы не совсем «отсюда родом».

Льюис, конечно же, преувеличивал. Было бы непросто вывести ключевые аспекты богословия, опираясь на аргументы в виде грязных шуток и нашего отношения к смерти, но еще сложнее отвергать всякое естественное богословие пред лицом этих и других отголосков чего-то высшего.

Из книги «Я просто интересуюсь»

11 января Проблема удовольствий

Почему нам нравится секс? Почему нам нравится еда? Почему существуют разные цвета?

Однажды, после прочтения очередной книги о проблеме страданий, меня вдруг осенило, что я никогда еще не встречал книг о «проблеме удовольствий». Как не встречался мне и философ, который ходил бы, сокрушенно качая головой, в раздумьях над фундаментальным вопросом: «Почему мы получаем удовольствие от тех или иных вещей?»

Каков источник удовольствия? Для меня это — вопрос огромной важности. Для атеистов он является философским эквивалентом проблемы страданий для христиан. Но почему же атеисты и светские гуманисты не чувствуют себя обязанными объяснить происхождение удовольствий в мире хаоса и бесцельности?

Я знаю как минимум одного человека, решившего прямо взглянуть в лицо этой проблеме. В своей уникальной книге «Ортодоксия» Г. К. Честертон рассматривает причины своего обращения ко Христу в разрезе удовольствий. Он увидел, что материализм слишком ничтожен, чтобы отвечать за чувство восхищения и радости, которое иногда вспыхивает в этом мире, — чувство, переводящее такие простые человеческие явления как секс, рождение детей и художественное творчество в разряд едва ли не волшебства.

Удовольствия — это одновременно и великое благо, и смертельная опасность. Начав стремиться к удовольствиям как самоцели, мы по пути можем упустить из виду Того, Кто дал нам такие чудесные дары, как сексуальное влечение, вкусовые рецепторы и способность воспринимать красоту. Как сказал Екклесиаст, чрезмерное увлечение удовольствиями, как ни парадоксально, ведет к состоянию полной безысходности.

Христиане почему-то приобрели репутацию противников удовольствий, и это — невзирая на тот факт, что они верят, что способность получать удовольствие была заложена в нас Самим Создателем. У нас, христиан, есть выбор. Мы можем выставлять себя чопорными занудами, которые жертвенно отказываются от половины радостей жизни, ограничивая себя в сексе, еде и других чувственных удовольствиях. Или же мы можем начать радоваться удовольствиям во всей полноте, но так, как это предусмотрено Творцом.

Христианскую философию удовольствий как дара, которому лучше всего радоваться в рамках Божьего замысла, принимает не каждый. Некоторые скептики поднимают на смех любое требование умеренности. Для таких скептиков у меня есть ряд простых вопросов. Почему нам нравится еда? Почему существуют разные цвета? Я до сих пор так и не услышал нормального объяснения, которое бы не содержало слово «Бог».

Из книги «Я просто интересуюсь»

12 января Миг полета

Я никогда не забуду одну встречу с поразительной силой искусства. Как-то я приехал в Рим, и в первый же день, встав задолго до рассвета, добрался на автобусе до реки Тибр, которая протекает прямо возле Ватикана. Я стоял на мосту, украшенном колоннадой из ангелов работы Бернини, и наблюдал за восходом солнца. Потом я тихо, неспешно прошел несколько кварталов к собору Святого Петра. В столь ранний час под его просторным куполом было настолько тихо, что звук моих шагов эхом отражался от изящных стен. Там не было никого, кроме меня и нескольких верных монахинь, стоящих на коленях в молитве.

Спустя некоторое время я поднялся по лестнице на крышу. Осмотрев скульптуры, я выглянул вниз на площадь и увидел, как к собору приближается длинная вереница людей. Как оказалось, это были не туристы, а хор из двухсот человек, прибывший на автобусах из Германии. Когда они вошли в собор, я уже стоял на балконе под куполом работы Микеланджело. Внизу подо мной хор сформировал большой круг и запел а капелла. Часть слов была на латыни, часть — на немецком, но это было не важно. Внутри этого величественного купола с его идеальной акустикой я буквально воспарил в звуках музыки. У меня было такое чувство, что если я подниму руки, то так и повисну в воздухе.

Микеланджело (наверное, величайший из всех когда-либо живших художников) позже признался, что его труд вытеснил его веру. На закате своих дней он написал следующие строки:

Вот, из-за страсти сей безумной,

Что повлекла творить меня для идола и короля,

Познал ошибок бремя я,

Что эта страсть несет с собою.

О, сколько бед берут исток в страстях людских…

И легкомыслие мирское лишило времени меня,

Что было мне дано о Боге размышлять.

Возможно, это действительно так, но Микеланджело и другие, подобные ему, своими трудами помогают нам отвратиться от легкомысленности этого мира, давая время для размышлений о Боге. В тот миг в соборе Святого Петра я оказался в славных, неземных сферах. Это был момент времени вне времени. Искусство произвело свою работу.

Из статьи «Посох, гвоздь и надписи на песке»

в журнале «First Things», февраль 2009 года

13 января Созерцание Мессии

В 1993 году я прочитал в газете о так называемом «созерцании Мессии» в нью-йоркском районе Краун-Хайтс (Бруклин), где на тот момент жило двадцать тысяч любавичских евреев-хасидов, многие из которых верили, что Мессия живет среди них в лице ребе Менахема Мендла Шнеерсона.

Слух о появлении ребе на публике распространился по улицам Краун-Хайтс со скоростью молнии, и вскоре изо всех переулков к синагоге, где обычно молился Шнеерсон, начали сбегаться облаченные в черное хасиды с длинными пейсами.

Ребе уже шел девяносто второй год. Незадолго до этого он пережил инсульт и с тех пор не мог говорить. Когда занавес, наконец, открыли, толпа в синагоге увидела дряблого, длиннобородого старика, который был в состоянии лишь махать рукой, кивать головой и двигать бровями. Впрочем, никого из собравшихся это ничуть не смущало. «Долгих лет жизни нашему господину, нашему учителю и нашему ребе, Царю, Мессии навеки и веки!» — запели они в унисон, повторяя эти слова снова и снова, и с каждым разом — все громче, пока, наконец, Шнеерсон не сделал какой-то таинственный жест рукой, и занавес закрылся. Хасиды расходились медленно, наслаждаясь моментом, находясь в состоянии экстаза.

Впервые прочитав эту новость, я едва не расхохотался. Престарелый немой «Мессия» из Бруклина? (Он умер в 1994 году.) Кого эти люди пытаются обмануть?! Но вдруг меня поразила мысль: я реагирую на ребе Шнеерсона в точности так же, как люди первого столетия реагировали на Иисуса. Мессия из Галилеи? Сын плотника? Не смешите меня!

Презрение, которое я ощутил, читая об этом ребе и его фанатичных последователях, указало мне на причину, по которой Иисус постоянно сталкивался с противлением. Его соседи спрашивали: «Не Его ли мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? Откуда же у Него эта мудрость и эти чудодейственные силы?» Другие же Его земляки насмехались: «Из Назарета может ли быть что доброе?» От Иисуса пытались отделаться даже Его родственники, считавшие, что Он сошел с ума. Религиозные эксперты стремились убить Его. Что же касается сторонних простолюдинов, то один раз они клеймили Иисуса бесноватым, а в другой пытались силой возвести Его на царский трон.

Из книги «Иисус, Которого я не знал»

14 января Неприемлемые

Иисус был евреем… И все же, некоторым образом Он вел Себя не как еврей. Сама архитектура Храма отражала веру евреев в существование иерархической лестницы, ведущей все выше к Богу. Язычники и «полукровки», наподобие самарян, допускались только во внешний двор язычников. От следующего помещения, в которое допускались еврейские женщины, их отделяла стена. Еврейским мужчинам разрешалось продвинуться на один этап дальше, и только священники могли войти в святилище.

То общество, по сути, представляло собой религиозную кастовую систему, построенную на ступенях приближения к святости, и щепетильность фарисеев изо дня в день лишь укрепляла эту систему. Все их правила омовения рук и уклонения от скверны были попыткой сделать себя приемлемыми для Бога. Разве не Бог дал перечень приемлемых (безупречных) и неприемлемых (ущербных, нечистых) для жертвоприношения животных? Разве не Бог запретил входить в Храм грешникам, женщинам с менструальным кровотечением, калекам и другим «нежеланным»?

И вот, среди этой жесткой религиозной кастовой системы появился Иисус, Который без малейших сомнений входил в общение с детьми, грешниками и даже самарянами. Он прикасался к «нечистым» (прокаженным, калекам, женщине с кровотечением, душевнобольным и одержимым), и они прикасались к Нему. Хотя левитский закон предписывал день очищения после прикосновения к больному, Иисус совершал массовые исцеления, в ходе которых Он прикасался к множеству людей. Его никогда не заботили критерии осквернения из-за контакта с больным или даже мертвецом.

Вне всякого сомнения, Иисус перевернул вверх дном общепринятую мудрость Своих дней. Фарисеи верили, что прикосновение к нечистому человеку оскверняет прикоснувшегося, однако Иисус, прикоснувшись к прокаженному, не стал нечистым, а вот прокаженный очистился. Когда распутная женщина омыла Иисусу ноги, она ушла прощенной и преображенной. Когда Иисус пренебрег обычаем, войдя в дом язычника, слуга этого язычника исцелился. Как выразился Уолтер Уинк: «Инфекция святости побеждает инфекцию нечистоты».

Другими словами, Иисус сместил акцент с Божьей святости (исключительная) на Божью милость (всеобъемлющая). Вместо: «Неприемлемые не допускаются», Он провозгласил: «В Божьем Царстве неприемлемых нет».

Из статьи «Раскрывая Иисуса»

в журнале «Христианство сегодня»,

17 июня 1996 года

15 января Поражения в культурных войнах

Однажды мне предстояло выступать на тему «Культурные войны» перед большой аудиторией сторонников либерально-демократических убеждений с влиятельным еврейским меньшинством. Я был избран как представитель от евангельских христиан для теледебатов, в которых также принимали участие президенты компаний «Disney Channel» и «Warner Brothers» и президент колледжа Уэллесли.

Готовясь к выступлению, я просмотрел Евангелия в поисках водительства, но лишь в очередной раз увидел, насколько аполитичным был Иисус. Сегодня, каждый раз, когда приближаются очередные выборы, христиане вступают в полемику: кто из кандидатов является «Божьим избранником» (или избранницей) для Белого Дома. Я с трудом представляю себе Иисуса, размышляющего над тем, кто является «Божьим избранником» для руководства империей: Тиберий, Октавий или Юлий Цезарь.

Я также был поражен, увидев, что происходит, когда христиане проигрывают культурные войны. Например, во время всплеска гонений в 1960-х и 1970-х годах в Китае верующих штрафовали, сажали в тюрьмы и подвергали пыткам. Однако, вопреки притеснениям со стороны властей, разразилось духовное пробуждение, которое вполне можно считать крупнейшим за всю историю Церкви. О своей верности невидимому Царству заявили около пятидесяти миллионов китайцев, хотя царство видимое заставляло их из-за этого страдать.

Когда мне дали слово, я сказал, что являюсь последователем палестинского еврея первого столетия, Который также был вовлечен в культурную войну. Он пошел против несгибаемой религиозной элиты и языческой империи. Эти две силы, зачастую конфликтующие друг с другом, составили совместный заговор, чтобы избавиться от Него. И как же Он отреагировал? Вместо борьбы, Он отдал жизнь за Своих врагов, указав на эту жертву как свидетельство Своей любви. Одними из Его последних слов перед смертью были: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают».

После передачи ко мне подошел один известный телеведущий, имя которого знакомо каждому из вас. «Должен сказать, ваши слова пронзили меня прямо в сердце», — признался он. — «Я был настроен против вас, потому что мне не нравятся христиане правого толка, и я думал, что вы — один из них. Я не являюсь последователем Иисуса. Я — еврей. Но когда вы сказали, что Иисус простил Своих врагов, я осознал, насколько я далек от такого отношения. Мне нужно у Иисуса многому учиться».

Из статьи «Раскрывая Иисуса»

в журнале «Христианство сегодня»,

17 июня 1996 года

16 января Коротких путей не бывает

Я уверен, что большинство вопросов о водительстве, направленных на получение простых советов, неверны в самой своей сути. Обычно они обусловлены нашим американским нетерпением найти короткий путь к «волшебству» — выгоде от общения со Всемогущим Богом. Но никакого «волшебного» короткого пути не существует, по крайней мере, такого, который можно легко свести к схеме из трех пунктов. Существует только возможность постоянного поиска близости с Богом, Который, как обнаружил псалмопевец, иногда кажется близким, иногда — далеким, иногда — любящим, иногда — забывающим.

Направляет ли нас Бог? Я верю, что да. В большинстве случаев Божье водительство едва уловимо. Он помещает в наш разум мысли, обращается к нам через неутихающее чувство неудовлетворенности, вдохновляет на поступки, которых мы сами не совершили бы, выявляет скрытые опасности искушения и, безусловно, вносит коррективы в определенные обстоятельства. (Бог также может по-прежнему направлять через видения, сны и пророческие высказывания, однако я не в состоянии говорить об этих формах водительства, поскольку они лежат вне сферы моего опыта.) Божье водительство дает реальную помощь, но так, чтобы не попрать мою свободу.

Однако меня не покидает ощущение, что вся эта шумиха вокруг Божьего водительства, из-за которой толпы ищущих устремляются на семинары, а книги продаются многотысячными тиражами, сильно преувеличена. В действительности, этот вопрос заслуживает ровно столько внимания, сколько ему уделяет внимания Библия.

Социолог Бронислав Малиновский объясняет различие между колдовством и религией следующим образом: колдовство — это манипуляция божеством для того, чтобы оно исполнило твои желания, а религия — это подчинение себя воле божества. Истинное водительство не может иметь сходства с колдовством, когда мы пытаемся убедить Бога открыть нам короткие пути и дать джинов в бутылках. Вместо этого оно должно соответствовать данному Малиновским определению религии. В таком случае оно будет протекать в контексте близких взаимоотношений между вами и Богом. Когда существуют такие взаимоотношения, Божье водительство из самоцели превращается просто в еще одно средство, с помощью которого Бог взращивает нашу веру.

Из буклета «Водительство»

17 января Ночное водительство

Хочу вам кое в чем признаться. Для меня водительство становится очевидным, только когда я оглядываюсь назад, спустя месяцы и годы. Тогда становится ясно, куда вел окольный путь, и я четко вижу Божью руку. Однако в момент принятия решения я, в основном, колеблюсь и пребываю в растерянности. Вне всякого сомнения, почти все водительство в моей жизни было едва уловимым и косвенным.

Например, на память приходит момент серьезного распутья в моей карьере. Работая в журнале «Студенческая жизнь», я ощущал постоянную борьбу между двумя непримиримыми силами. Одна из них тянула меня к менеджменту, бизнесу, маркетингу и бюджетам, а другая — к редакторскому и писательскому труду. На протяжении многих месяцев я пытался заниматься и тем, и другим, будучи не в силах сделать свой выбор. Каждая из этих сфер предоставляла возможности для служения и сулила равные награды. Мне нравились обе роли. Учитывая существующие в организации нужды, большинство советчиков вокруг склоняли меня к менеджменту. Я часто молился об этой проблеме, но так ни разу и не получил какого-либо конкретного водительства.

Впрочем, со временем я обратил внимание на одну тенденцию: меня начала мучить бессонница. Внешне я хорошо справлялся с напряжением руководящей работы и во всех отношениях чувствовал себя нормально. Однако у меня были частые приступы бессонницы, настолько сильные, что за всю ночь я мог сомкнуть глаза только на час или два. Прошел почти год, прежде чем я заметил одну деталь: во время работы над писательскими проектами я спал нормально, а занимаясь менеджментом, терял сон. В течение последующих нескольких месяцев я пытался не обращать внимания на эти признаки, однако они стали до смешного явными (если можно считать бессонницу смешной).

Был период, когда я мог одну неделю работать над писательскими проектами, а всю следующую заниматься менеджментом. И что вы думаете? В течение «писательских недель» я спал, как младенец (точнее сказать, как младенец с коликами), а в течение «недель менеджмента» — можно сказать, вообще не спал. Могло ли это быть Божьим водительством? Я не знал, что и думать. Я слышал, что Бог говорит через сны, но чтобы через бессонницу!..

Ситуация к лучшему не менялась, и, в конце концов, я пришел к выводу, что через бессонницу Бог наиболее очевидным для меня способом подводит к определенному решению. Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что это послание было удивительно прямым.

Из буклета «Водительство»

18 января Взгляд в прошлое

Я размышляю об обстоятельствах, приведших к появлению на свет некоторых моих книг. Например, «Где Бог, когда я страдаю?» родилась вследствие отвержения. В далеком 1975 году меня посетила, как мне казалось, превосходная идея для книги. Я только что открыл для себя произведение Джона Донна «Размышления о непредвиденных обстоятельствах», написанное в то время, когда Донн страдал смертельно опасной болезнью. Изложенные в этой книге принципы были изумительны, однако из-за английского языка эпохи короля Иакова они тяжело воспринимались многими современными читателями. Я написал нескольким издательствам, предложив сделать с «Размышлениями» то же, что Кен Тейлор сделал с переводом Библии короля Иакова, то есть выпустить современную версию книги. Я потратил немало часов на подготовку образцов, и все признали мою идею отличной как литературное упражнение, но совершенно несостоятельной с точки зрения продвижения на современном книжном рынке.

Тогда Гарольд Майра, в подчинении у которого я в то время работал, внес конструктивное предложение. «Проблема не просто в устаревшем языке, — сказал он, — а в устаревшем контексте и, я бы даже сказал, — устаревшем образе мыслей. Почему бы тебе не написать собственную книгу на тему боли и страданий, опираясь на современные примеры?» Так появилась книга «Где Бог, когда я страдаю?»

В процессе работы над ней я встретился с Полом Брендом — всемирно известным экспертом в вопросе боле и страданий. Я узнал о нем «случайно», когда моя жена наводила порядок в шкафу на складе одной из христианских благотворительных организаций. «Тут в отчете об одной международной конференции есть статья о боли. Думаю, она тебе понравится», — сказала она. Уникальный взгляд доктора Бренда привел меня в такой восторг, что я сразу же договорился с ним о встрече. Все закончилось тем, что он показал мне потертую рукопись с изложением его духовных бесед, которая пролежала в ящике его стола двадцать лет. Эта рукопись легла в основу моих книг «Ты дивно устроил внутренности мои» и «По образу Его».

Оглядываясь назад, я вижу в этом и многих других решениях Божью руку. Я всегда воспринимал водительство как нечто, указывающее в будущее, однако на своем собственном опыте понял, что направление необходимо сменить на обратное. Для меня водительство проясняется только тогда, когда я смотрю в прошлое. В настоящем же я должен быть сосредоточен на своих взаимоотношениях с Богом — насколько я Ему послушен и насколько на Него уповаю.

«Жизнь следует понимать, оглядываясь на прошлое, однако жить мы должны, глядя в будущее», — сказал Кьеркегор.

Из буклета «Водительство»

19 января Постоянство

Я сразу научился никогда не задавать себе вопрос: «Тебе сегодня хочется идти на пробежку?» Я просто встаю и бегу. Почему? По многим причинам. Так, регулярные упражнения позволяют мне есть то, что я хочу, не тревожась об избыточном весе. Кроме того, бег приносит долговременную пользу легким и сердцу и дает мне способность заниматься другими видами активного отдыха, вроде катания на лыжах и альпинизма. Все эти преимущества представляют собой нечто вроде «отсроченного вознаграждения».

Как и в случае с физическими упражнениями, польза от молитвы, в основном, проявляется в результате постоянства — простой дисциплины. Писательница Нэнси Мейрз говорит, что она посещает церковные собрания по той же причине, по которой каждое утро садится за свой рабочий стол: если вдруг придет какая-то важная мысль, она просто не хочет ее пропустить. Подобным же образом я отношусь и к молитве. Очень часто мне бывает сложно сформулировать, в чем же заключается ее непосредственная польза, и все же я продолжаю молиться независимо от того, ощущаю я что-то особо полезное или нет. Я проявляю постоянство в надежде лучше познать Бога и, возможно, — услышать что-нибудь от Него одним из тех способов, которые доступны только в тишине и уединении.

На протяжении многих лет я противился молитве как повседневной обязанности, считая, что общение с Богом должно быть спонтанным и непринужденным. Как следствие, я молился лишь от случая к случаю и без особого удовольствия. Со временем я понял, что спонтанность обычно проистекает из дисциплины. Леонардо да Винчи провел десять лет, рисуя уши, локти, руки и другие части тела в разных ракурсах, а потом в один прекрасный день перестал упражняться и начал рисовать то, что видел. Подобным же образом, спортсмены и музыканты никогда не достигают высот без постоянных тренировок и репетиций. Я обнаружил, что для достижения необыкновенных моментов свободного общения с Богом мне нужна дисциплина постоянства.

Слово «медитация», означающее глубокое молитвенное размышление, происходит из латыни, где имеет оттенок многократного повторения, репетиции. Так, Вергилий говорит о некоем пастушке, «медитирующем» на своей флейте. Зачастую мои молитвы действительно напоминают репетицию. Я повторяю основные ноты (молитва Господня), освежаю в памяти знакомые фрагменты (Псалмы) и пытаюсь разучить новые мелодии. Но главное — я просто проявляю постоянство.

Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»

20 января Все правильно

«Я никогда не буду молиться, как Мартин Лютер… У меня никогда не будет такой силы духа, как у Матери Терезы». Согласен. Мы призваны к тому, чтобы не копировать кого-то на земле, а осознать свою неповторимость. Как сказал Томас Мертон: «Для меня быть святым — это значит быть самим собой».

Я давно понял, что те вещи, которые моей жене как работнику социальных служб и капеллану хосписа удаются интуитивно, для меня просто недостижимы. Встречая человека, оказавшегося в отчаянном положении, я начинаю его расспрашивать. Когда же такого человека встречает моя жена, она сразу же настраивается на волну их тревог. Еще одно различие между нами лежит в плоскости молитвенной жизни. Я предпочитаю молиться по расписанию, в четко определенное время, она же молится спонтанно, по несколько раз в день.

Кроме того, что мы должны быть пред Богом самими собой, никаких других требований к молитве не предъявляется. Каждый из нас — это уникальный набор особенностей характера, взглядов на жизнь, воспитания, талантов и слабостей, и у каждого — своя уникальная история взаимоотношений с Церковью и Богом. Как сказала Роберта Бонди: «Если вы молитесь, то вы уже делаете это правильно».

На протяжении столетий Церковь постоянно смещала свои акценты в молитве. Первые христиане молились о силе и смелости. Затем государственная церковь придумала возвышенные молитвы. В средние века все сводилось к покаянию и мольбам о милости. Позже Ансельм и Бернар Клервоский вновь открыли Божью любовь и милость, а Франциск Ассизский призвал к беззаботной радости. Мейстер Экхарт, Тереза Авильская и квакер Джордж Фокс исследовали внутреннее, мистическое безмолвие сердца, в то время как брат Лоренс находил Божье присутствие в повседневном труде. Лютер побуждал к практическому посвящению, а Кальвин делал ударение на Божьем величии.

Это разнообразие актуально и сегодня. Однажды я стоял в русском православном соборе, наблюдая за тем, как старушки плачут под звуки молитв на старославянском языке, едва ли понимая в них хоть слово. Также я слышал, как в Чикаго ночь напролет поют гимны и громко молятся корейцы-пресвитериане. В некоторых афроамериканских церквях за всеми этими «аминь!» и «да, Господь!» вы едва сможете различить саму молитву. В Японии во время общецерковных молитвенных собраний все молятся вслух и одновременно. В Германии члены одной домашней ячейки, состоящей из одних китайцев, по-прежнему придерживаются строгих правил их церкви на родине, иногда пребывая в посте и молитве по три дня. В Украине люди, когда молятся, встают, а в Африке — танцуют.

Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»

21 января Иисус и бравый Норман

Когда настало время учить о Заповедях блаженства мой класс в чикагской Церкви на улице Ласалль, я в процессе подготовки просматривал фильмы об Иисусе. Поскольку я выбирал фрагменты из пятнадцати разных картин, на их поиск и просмотр эпизодов у меня за неделю ушло несколько часов. При этом основную часть времени я просто сидел, ожидая, пока видеомагнитофон перемотает пленку к нужной сцене. Чтобы было не так скучно слушать бесконечное жужжание и щелканье магнитофона, гоняющего туда-сюда кассету, я включил как фон в телевизоре канал CNN. Пока механизм мотал пленку, скажем, к отметке «18 минут 20 секунд» фильма «Царь царей» Сесила де Милля, я между делом смотрел международные новости, после чего нажимал кнопку воспроизведения и вновь переносился в Палестину первого столетия.

В ту неделю 1991 года, когда я учил о Заповедях блаженства, в мире произошло много важных событий. В наземной операции, которая длилась всего лишь сто часов, войска международной коалиции одержали блестящую победу над Ираком в ходе войны в Персидском заливе за освобождение Кувейта. Как и большинство американцев, я не мог поверить, что эта война, которой все так долго боялись, закончилась так быстро и почти без потерь со стороны Америки. Пока мой видеомагнитофон отсчитывал кадры очередного фильма об Иисусе, на экране разные телекомментаторы с помощью схем и карт иллюстрировали происходящее в Кувейте. Затем на экране появился генерал Норман Шварцкопф.

Дикторы CNN объявили об изменениях в телепрограмме ввиду прямого включения с утренней пресс-конференции командующего коалиционными силами. Какое-то время я пытался продолжать подготовку к своим занятиям. Пять минут я смотрел версию Пазолини Нагорной проповеди Иисуса, затем несколько минут — версию генерала Шварцкопфа захвата коалиционными войсками столицы Кувейта.

Вскоре я полностью отвернулся от видеомагнитофона — бравый Норман был слишком уж увлекателен. Он эмоционально говорил о маневре в обход элитного подразделения иракской республиканской гвардии, о дезориентирующем вторжении с моря, о том, что коалиционные войска прошли маршем до самого Багдада, не встретив сопротивления. Он отметил большой вклад Кувейта, Британии, Саудовской Аравии и других участников коалиционных сил. Речь Шварцкопфа, уверенного в важности своей миссии и безмерно гордившегося солдатами, выполнившими эту миссию, была наполнена нескрываемой бравадой. Помню, я тогда подумал: «Вот настоящий образец военачальника».

(Продолжение см. 22 января)

Из книги «Иисус, Которого я не знал»

22 января Заповеди блаженства наоборот

(Продолжение от 21 января)

Пресс-конференция завершилась, на CNN включили рекламу, и я вернулся к своим видеокассетам. На экране появился светловолосый, бледный Макс фон Сюдов в роли Иисуса. Его интерпретация Нагорной проповеди в фильме «Величайшая из рассказанных историй» была просто немыслима. «Блаженны… нищие… духом», — медленно вещал он с сильным скандинавским акцентом, — «ибо… их… есть… Царство… Небесное». По сравнению с брифингом генерала Шварцкопфа эта сцена выглядела невыносимо тягучей, и через несколько секунд ее созерцания меня посетила ироничная мысль: «Да ведь это же были Заповеди блаженства наоборот!»

«Блаженны сильные, — гласило послание генерала. — Блаженны триумфаторы. Блаженны армии, достаточно состоятельные, чтобы обладать самонаводящимися бомбами и ракетными комплексами ‘Пэтриот’. Блаженны освободители, солдаты-победители».

Сопоставив эти два диаметрально противоположных послания, я вдруг осознал, насколько сильный эффект должна была произвести Нагорная проповедь на свою изначальную аудиторию — палестинских евреев первого столетия. Вместо генерала Шварцкопфа у них был Иисус, дающий угнетенному народу, жаждущему свободы от римского ига, ошарашивающие, неприятные советы. Если вражеский солдат даст тебе пощечину, подставь ему другую щеку. Радуйся в гонениях. Благодари за свою бедность.

Иракские войска, потерпев поражение на поле сражения, учинили гнусный акт мести, совершив поджог кувейтских нефтяных скважин; Иисус же заповедал не мстить врагам, а любить их. Сколько бы смогло продержаться царство, опирающееся на подобные принципы, против Рима?

«Счастливы разбомбленные и бездомные, — вполне мог сказать Иисус. — Блаженны проигравшие и оплакивающие павших товарищей. Блаженны курды, по-прежнему страдающие под иракским гнетом». Любой специалист по греческому языку скажет вам, что вариант перевода «блаженны» звучит слишком мягко и возвышенно, в результате не передавая того ударного эффекта, на который рассчитывал Иисус. В действительности, соответствующее греческое слово означает что-то вроде радостного возгласа: «О, вы, счастливчики!»

По сути, Иисус сказал: «Как посчастливилось несчастным!»

Из книги «Иисус, Которого я не знал»

23 января Будущие награды

Одним летом я встретился с группой «Общества переводчиков Библии Уиклифа» в их аскетической штаб-квартире, устроенной в пустыне Аризоны. Многие из них жили в трейлерах, а наши собрания проходили в блочном бетонном здании с крышей из листового металла.

Меня глубоко тронуло посвящение этих профессиональных лингвистов, которые были готовы жить в нужде и лишениях в отдаленных уголках света. Им особенно нравилась одна песня, в которой были такие слова: «Итак, Я посылаю вас трудиться без награды, служить без платы и любви, признания и славы». Услышав ее, я вдруг подумал, что она не совсем верна. Эти миссионеры не собирались трудиться без награды. Они служили Богу, надеясь, что Он со Своей стороны по достоинству оценит их усилия — если не в этой жизни, то в вечности.

По утрам я выходил на пробежку по пыльным дорогам, вьющимся между гигантскими кактусами. Опасаясь гремучих змей и скорпионов, я, в основном, смотрел вниз на дорогу перед собой. Однако в один из дней, пробегая по новому маршруту, я поднял глаза и увидел мерцающие в горячем воздухе очертания фешенебельного курорта. Он выглядел почти как мираж. Я обнаружил два олимпийских плавательных бассейна, залы для занятий аэробикой, гаревую беговую дорожку, пышные цветники, бейсбольную площадку, футбольные поля и конюшни. Я выяснил, что все это принадлежит одной известной гастроэнтерологической клинике, обслуживающей кинозвезд и спортсменов.

Я возвращался медленной трусцой к беспорядочно разбросанным домикам базы Уиклифа, остро ощущая их контраст со сверкающей на солнце архитектурой клиники. Первая организация старалась спасти чьи-то души и подготовить людей к служению Богу на земле и в вечности, другая же занималась сохранением тел и подготовкой людей к радостям жизни. И было очевидно, какую из них почитал этот мир.

В Заповедях блаженства Иисус почтил тех, кто, возможно, не обладал большими привилегиями в земной жизни. Он заверил нищих духом, плачущих, кротких, жаждущих правды, изгнанных за правду и чистых сердцем, что их служение не останется незамеченным. Они получат обильную награду. Как сказал Клайв Льюис: «Мы — недоумки, забавляющиеся выпивкой, распутством и успехом, когда нам уготована великая радость; так упрямо возится в луже ребенок, не представляя себе, что родители хотят повезти его к морю».

Из книги «Иисус, Которого я не знал»

24 января Бог все же справедлив

У многих христиан сегодня стало немодным акцентировать внимание на будущих наградах. Мой бывший пастор Билл Лесли как-то отметил: «По мере роста благосостояния и успеха церквей, их предпочтения в песнях прославления меняются с ‘Я в гостях в этом мире, я здесь — лишь прохожий’ на ‘Это мир моего Отца’». В Соединенных Штатах христиане настолько привыкли к комфорту, что мы больше не отождествляем себя с теми неприглядными состояниями, о которых говорил Иисус в Своих Заповедях блаженства.

И все же, мы не имеем права умалять ценность будущих наград. Для того чтобы понять утешение, которое дает вера, достаточно прислушаться к песням, сочиненным американскими рабами. «Спустись пониже, Божья колесница, и увези меня домой». «Когда я попаду на небо, я в белые одежды облекусь и буду громко восклицать в Божьих небесах». «Скоро мы будем свободны, скоро свобода придет, скоро Господь нас домой призовет». Они мало на что надеялись в этом мире, но зато ничто не могло поколебать их надежду на мир грядущий.

Я больше не применяю к вечным наградам, упомянутым в Заповедях блаженства, насмешливого эпитета «журавль в небе». Что толку надеяться на будущие награды? А что толку было английскому заложнику Терри Уэйту верить в то, что он не проведет остаток своей жизни прикованным к двери в грязной бейрутской квартире, но дождется возвращения в мир, где его ждали родные и друзья, милость и любовь, музыка, нормальная пища и хорошие книги, если только сможет найти в себе силу продержаться еще немного? И что толку было рабам верить в то, что Богу не нравится мир, в котором присутствуют непосильный труд и хозяева, вооруженные кнутами и веревками для линчевания? Верить в будущие награды — это значит верить, что могущественная Господня рука склоняется к справедливости, что однажды гордые будут низложены, смиренные вознесены, а алчущие исполнятся благ.

Перспектива будущих наград ни в коем случае не подразумевает, что нам больше не нужно сражаться за справедливость сейчас, в этой жизни. Скорее, она делает нас способными верить в то, что Бог все же справедлив. Обещание Иисуса о наградах, подобное звуку колокола, долетающего из другого мира, — это заявление о том, что в будущем не будет зла, а только добро, как бы сегодня ни выглядели наши обстоятельства.

Из книги «Иисус, Которого я не знал»

25 января Божья «авантюра»

Пол Турнье сказал: «Есть две вещи, которые мы не можем совершить в одиночку: вступить в брак и быть христианином». Из своих взаимоотношений с Церковью я усвоил, что она крайне важна и даже — жизненно необходима. Мы — Божье «новое общество» на земле.

Конечно, я осознаю, и осознаю с болью, что совершенная церковь — это мираж. Многие церкви предлагают больше развлечений, чем поклонения; больше однообразия, чем свободы; больше самодостаточности, чем желания влиять на этот мир; больше закона, чем благодати. Ничто не тревожит мою веру больше, чем разочарование той Церковью, которую я вижу.

И все же, я должен напоминать себе слова Иисуса, обращенные к Его ученикам: «Не вы Меня избрали, а Я вас избрал». Церковь была Божьим рискованным шагом — Его, так сказать, «авантюрой». В ее ущербном лике я даже увидел парадоксальный признак надежды. Решив жить в нас, глиняных сосудах, Бог сделал человечеству наивысший комплимент.

Я несколько раз прочитал Библию целиком, «от Бытия до Откровения», и каждый раз не переставал удивляться тому, что Церковь является кульминацией, реализацией изначальных Божьих замыслов. Тело Христа становится новым, всеобъемлющим явлением, которое разрушает барьеры между расами, национальностями и полами и делает возможным сообщество, которого нигде больше в мире не существует. Достаточно прочитать первые абзацы каждого из посланий Павла к общинам, разбросанным по всей Римской империи. Все они — «во Христе», и это гораздо важнее их расового или экономического статуса, или любых других категорий, которые может выдумать человечество.

Моя сущность во Христе важнее моей сущности американца или жителя Колорадо, или белокожего мужчины, или протестанта. Церковь — это место, где я торжествую о своей новой сущности и реализую ее потенциал в окружении тех, у кого много различий, но есть и самое важное общее. Наш долг — своей жизнью продемонстрировать перед глазами наблюдающего мира, который все больше погружается во взаимную вражду и разделения, существование альтернативного общества.

Из книги «Много шума из-за церкви»

26 января Полночная церковь

Однажды я побывал в «церкви», которая, не будучи причастной ни к одной деноминации и не имея оплачиваемых сотрудников, умудряется каждую неделю привлекать на свои собрания миллионы посвященных людей. Название этой организации — Анонимные алкоголики. Я пришел туда по приглашению одного из моих друзей, который незадолго до этого признался, что у него — проблемы с алкоголем. «Загляни на наши собрания, — сказал он. — Мне кажется, что первая Церковь выглядела именно так. Думаю, тебе будет интересно на это взглянуть».

В полночь с воскресенья на понедельник я переступил порог ветхого дома, который в тот день уже успел принять шесть собраний. В воздухе, подобно слезоточивому газу, витали едкие клубы разъедавшего глаза сигаретного дыма. Тем не менее, я быстро понял, что именно имел в виду мой друг, сравнивая это собрание с первой Церковью.

Так называемое «время общения» словно сошло со страниц учебника по проведению малых групп. Люди сочувственно выслушивали друг друга, давали сердечные советы, дружески обнимались… Каждый из участников собрания рассказал о своих личных успехах в борьбе с зависимостью. Мы то смеялись, то плакали. Большинству присутствующих явно нравилось, что они окружены людьми, которые сквозь внешний фасад могут прямо глядеть им в душу. Там не было причин для неискренности — все находились в одной лодке.

У групп анонимных алкоголиков нет во владении недвижимости, никаких офисов, пресс-центров, штатных консультантов на зарплате и советников по инвестициям с личными самолетами. Основатели этого движения изначально приняли меры к тому, чтобы отсекать все, что ведет к бюрократизации. Они верили, что их программа будет действенна только в том случае, если останется на самом базовом уровне личного общения, когда один алкоголик посвящает свою жизнь помощи другим алкоголикам. Эти группы оказались настолько эффективными, что в мире появилось еще 250 других сообществ — от «Анонимных шоколадоголиков» до групп раковых больных, — сознательно копирующих их методику.

Для моего друга вступление в ряды анонимных алкоголиков оказалось спасением в буквальном смысле этого слова. Он знает, что единственный срыв может… нет, не может, а непременно отправит его раньше времени в могилу. Его партнер по группе анонимных алкоголиков не раз отвечал на его звонки в четыре утра и находил его среди зловещих огней ночного ресторана сгорбленным над блокнотом, страницы которого он судорожно, подобно наказанному школьнику, исписывал единственной фразой: «Боже, помоги мне продержаться еще пять минут».

Из книги «Много шума из-за церкви»

27 января Учителя-алкоголики

Группы анонимных алкоголиков восполняют нужды людей таким способом, который недоступен для поместной церкви. По крайней мере, так получилось с моим другом. Я попросил его назвать одно качество, которое отсутствует в поместной церкви, но почему-то присутствует на собраниях анонимных алкоголиков. Мой друг долго смотрел на свою чашку кофе, а потом тихо произнес: «Ощущение зависимости».

«Никто из нас не может справиться с этим в одиночку, — объяснил он. — И не для этого ли пришел Иисус? Но в большинстве церквей люди напускают на себя самодовольный вид набожности и превосходства. Я не думаю, что они осознанно полагаются на Бога или друг на друга. Внешне их жизнь в порядке. Алкоголик, попадая в церковь, чувствует себя второсортным и неполноценным».

«Это даже смешно, — сказал в заключение мой друг. — Бог, чтобы привлечь меня к Себе, использовал то, что я в себе больше всего ненавидел: мой алкоголизм. Благодаря этому, я теперь знаю, что без Бога не выживу. Я вынужден полагаться на Него, чтобы прожить каждый следующий день. Возможно, в этом заключается искупительная ценность алкоголизма. Может быть, Бог призывает нас, алкоголиков, учить святых, что значит зависеть от Него и Его народа на земле».

У полночной «церкви» моего друга я научился необходимости смиряться, а также быть полностью искренним и радикально зависимым от Бога и сообщества сострадательных друзей. Размышляя об этом, я увидел, что именно такие качества имел в виду Иисус, когда основал Свою Церковь.

Анонимные алкоголики возникли в результате одного открытия, сделанного Биллом Уилсоном. Он воздерживался своими силами от алкоголя в течение шести месяцев до того момента, пока не уехал в другой город в командировку, в ходе которой у него сорвалась сделка. Угнетенный, Билл брел по холлу гостиницы, как вдруг услышал знакомые звуки смеха и звона льда о стекло. Он сразу же направился в бар с мыслью: «Мне нужно выпить».

И вдруг, его осенила неожиданная догадка: «Нет, мне нужно не выпить… Мне нужен другой алкоголик!» Вместо бара, Билл направился к висящему на стене телефону и сделал несколько звонков, в результате которых он связался с доктором Бобом Смитом — будущим соучредителем Общества анонимных алкоголиков.

Церковь — это место, где я могу без стыда сказать: «Мне не нужно грешить. Мне нужен другой грешник».

Из книги «Много шума из-за церкви»

28 января Забота о «никто»

В комнату, где мы договорились встретиться, вошел худощавый слегка седеющий мужчина. Извинившись за пятна крови на лабораторном халате, он объяснил, что только что производил вскрытие броненосца — единственного из известных живых существ, кроме человека, которое может быть носителем бактерий проказы. Этот мужчина старомодно одевался, жил в арендованном бунгало на территории больницы в Луизиане и ездил на видавшей виды машине. В своем сердце Пол Бренд оставался миссионером, которого не впечатляют и не привлекают ни относительное процветание, ни слава.

Тот первый визит длился неделю. Я сидел рядом с Брендом, когда он осматривал покрытые язвами конечности пациентов, и сопровождал его в лабораторию. По вечерам же мы общались с ним и его женой Маргарет (известным офтальмологом) в их деревянном домике за тарелкой риса с карри. После ужина Пол поудобнее устраивался в своем кресле, я включал диктофон, и мы начинали говорить о чем угодно от лепрологии и теологии до проблемы голода в мире и сохранения плодородия почв.

Какой бы я ни поднимал вопрос, оказывалось, что Пол уже размышлял на эту тему. Он цитировал Шекспира и обсуждал происхождение слов из греческого, иврита и латыни. Во время перерывов Пол мог рассказывать, например, как определить спелый инжир (надо понаблюдать, на какие плоды чаще садятся бабочки; перепробовав несколько, они обязательно перепорхнут на более спелые); или что африканские птицы-ткачи строят свои сложные гнезда с помощью только одной ноги и клюва.

Особо хотел бы выделить те наши беседы, в которых он вспоминал о некоторых пациентах в Индии — их называли «никто», — которым Пол оказывал надлежащий медицинский уход. Начав свои пионерские исследования, он стал единственным хирургом-ортопедом в мире, где живут 15 миллионов жертв проказы. Вместе с Маргарет Пол сделал некоторым из своих пациентов десятки операций. С помощью новаторского метода пересадки сухожилий он восстанавливал подвижность негнущихся рук, реконструировал ступни, предотвращал слепоту, трансплантировал брови, формировал новые носы…

Пол рассказывал мне истории о семьях своих пациентов; об отвержении, которое они претерпевали, когда проявлялась болезнь; о лечении методом проб и ошибок, когда врач и больной помогали друг другу. Почти всегда, вспоминая страдания этих людей, Пол вытирал слезы, которые то и дело наворачивались ему на глаза. Для него эти люди, наверное, самые отверженные на земле, были не «никто», а теми, кто сотворен по образу Божьему, и он посвятил свою жизнь тому, чтобы своим трудом почитать этот образ.

Из книги «По образу Его»

29 января Истинное смирение

Мы с доктором Брендом были странным тандемом. Он — седовласый хирург с истинно британской сдержанностью, и я — молодой, энергичный журналист слегка за двадцать, с пышной прической а-ля Арт Гарфанкел. Я брал интервью у многих: актеров и музыкантов, политиков и успешных бизнесменов, олимпийских чемпионов и лауреатов Нобелевской и Пулитцеровской премий…

И все же, в докторе Бренде было нечто такое, что привлекало меня больше, чем в случае с любым другим интервьюируемым. Мой отец умер вскоре после моего первого дня рождения, а доктор Бренд во многом соответствовал моим представлениям об отце. Я познакомился с ним уже взрослым, и потому мне не пришлось проходить через подростковый бунт и агонию формирования личности. С первого же дня нашего знакомства я благоговейно внимал всему, что видел и слышал.

Чуть ли не впервые я повстречался с истинным смирением. В качестве образца смирения апостол Павел указал на Иисуса: «В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божьим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам». Встретив доктора Брэнда, я понял, что неверно истолковывал смирение как негативное представление о самом себе. Пол Бренд явно знал свои дарования. Он достиг пика в своей карьере ученого и посетил немало банкетов в честь его награждения за очередные заслуги. И все же, Пол относился к своим дарованиям именно как к дарам любящего Творца, используя их в Христовом служении.

Когда я впервые встретился с ним, доктор Бренд все еще привыкал к жизни в Соединенных Штатах. Бытовая роскошь нервировала его. Он тосковал по простой жизни поближе к земле. Пол был знаком с президентами, королями и знаменитостями, однако упоминал о них редко. Он открыто говорил о своих неудачах и всегда пытался переложить заслуги в своих успехах на помощников. Однако, что впечатляло меня больше всего, — этот мудрейший и образованнейший человек из всех, кого я когда-либо встречал, посвятил большую часть своей жизни одним из наиболее презираемых людей на планете: представителям индийской касты неприкасаемых, страдающим проказой.

Из книги «По образу Его»

30 января Руки, не умеющие бездействовать

В июне 2003 года мне позвонили и сообщили, что доктор Бренд упал, когда нес коробку с книгами в кабинет на втором этаже его дома, ударился головой о перила лестницы и теперь лежит в коме в больнице Сиэтла. Нам с женой через несколько дней предстояло лететь в Новую Зеландию, и после нескольких настойчивых звонков в авиакомпанию «United Airlines» мы смогли изменить маршрут перелета, чтобы он проходил через Сиэтл.

В письме, которое я прочитал уже в самолете, дочь доктора Бренда, Полина, вспомнила эпизод из книги «Лев, Колдунья и Платяной шкаф»: «Когда девочки нашли обритое и связанное тело Аслана, они увидели, что, хотя этим и пытались лишить льва его достоинства, но в результате лишь подчеркнули его. Это так напоминает мне моего бедного папу. Он лежит с наполовину обритой головой, уродливыми швами от операции и множеством трубок, прикрепленных к его лицу, шее и груди. А посреди всего этого — его благородное пожилое лицо…».

Оказавшись у его кровати, я вдруг ощутил, что эмоции переполняют меня, и я не в состоянии говорить. Почти тридцать лет этот человек гигантом возвышался в моей жизни. Именно к нему я обращался в поисках совета, мудрости, вдохновения и веры. Теперь же от него осталась одна лишь оболочка: физическое тело, о состоянии которого я уже упомянул выше. Наклонившись, я поцеловал его по-младенчески гладкую, обритую голову.

Пол приподнял левую руку, как будто пытался взять что-то, и я вложил в его пальцы свою ладонь. Каким-то невероятным, почти сверхъестественным образом он начал исследовать мою руку, пробегая по ней своими пальцами, сжимая ее, ощупывая, анализируя. Пока я стоял возле кровати Пола, он проделал то же самое со своей правой рукой, безжизненно лежащей вдоль туловища. Инстинкты хирурга-ортопеда с пятидесятилетним опытом настолько отпечатались в синапсах его мозга, что проявились даже тогда, когда значительная часть этого мозга была разрушена. Пол часто говорил мне, что помнит руки своих пациентов лучше, чем их лица. Теперь же он не мог говорить, скорее всего, не мог мыслить, и едва мог дышать, но по-прежнему протягивал руку, принесшую здоровье стольким людям.

(Продолжение см. 31 января)

Из книги «По образу Его»

31 января Опьяняющая доброта

(Продолжение от 30 января)

Несколько дней спустя, из электронного письма, пришедшего с другого конца света, я узнал, что Пол Бренд сделал свой последний вздох 8 июля — за неделю до своего 89-летия. Всю ту неделю я ловил себя на том, что начинаю плакать в самые неожиданные моменты: просыпаясь утром, принимая душ, во время молитвы… «Что с тобой?» — спрашивала меня жена первые несколько раз. — «Тоскую по доктору Бренду», — отвечал я. У меня в голове вертелась одна и та же фраза: «Я не готов идти один».

Когда во время поминальной службы подошла моя очередь говорить, я прежде всего снял с себя туфли и носки, оставшись стоять босым. Мне почему-то казалось правильным почтить столь малым человека, снимавшего с себя обувь при каждой возможности, боровшегося с лозунгом: «Нет обуви и рубашки — нет служения» — и тратившего тысячи часов на поиск наилучшего способа защитить бесчувственные ноги своих прокаженных пациентов, для которых тесные туфли или грубые сандалии представляли опасность.

Я и по сей день не готов идти по жизни один. Но уже тем, что я вообще продолжаю это опасное странствие веры, я во многом обязан силе, полученной от гиганта веры, на которого я тридцать лет опирался, как на могучее лесное дерево. Судя по услышанному на поминальной службе, след, оставленный Полом Брендом, протянулся очень далеко, охватив несколько континентов. Этот человек оказал влияние не только на своих коллег-хирургов, но и на медсестер, больных проказой пациентов, соседей и обычных людей, к жизни которых он прикоснулся.

Я не знаю никого, кто был бы лучшей иллюстрацией к часто цитируемому утверждению Иисуса: «Кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее». С точки зрения помешанного на успехе общества, хирург-ортопед, проведший свою профессиональную жизнь среди одних из самых бедных и угнетаемых людей на планете, — это пример «потери своей души». И тем не менее, я не встречал ни одного человека, чья жизнь была бы более полнокровной и насыщенной, чем у доктора Бренда. В ней смешались смирение, благодарность и восхитительное чувство приключения.

Для меня — честь, что я смог, как соавтор наших книг, пролить свет на его жизнь. Для того, чтобы уверовать, вам достаточно повстречаться с одним святым, а у меня была неоценимая привилегия проводить свободное время в близком общении с выдающимся и верным последователем Иисуса. Доктор Бренд, спасибо вам за это.

Из книги «По образу Его»

Загрузка...