До мурашек

44. Гулико

На следующий день с самого утра позвонил Лёвка. Скинула его, потому что как раз был обход, но он настойчиво набирал и набирал, пока я не отправила смску, что перезвоню чуть позже. В голову кровь ударила, страх сковал горло, заложил уши.

Неужели знает?

Сквозь вату слушала план лечения, советы, что есть при анемии, какие лекарства купить. С трудом дождавшись конца обхода, я сползла со своей койки и поплелась на полусогнутых в коридор, сжимая в повлажневшей слабой ладони телефон. Набрала Лёвку, только, когда нашла самую уединенную кушетку в длинном больничном коридоре.

- Привет, - просипела первая, увидев, что он взял трубку.

Секундное молчание в динамике красноречивей любых слов…

- Гулико, ты в больнице? – с нажимом.

- Да…

- Почему не сказала?!

- Только ночью попала, Лёв, - устало прикрыла глаза, - А сейчас обход был, поэтому не брала…

- Что случилось? И ты могла до обхода позвонить, - он явно был взвинчен от волнения, и потому сыпал и вопросами, и обвинениями вперемешку.

- Я спала до обхода.

- Что случилось? – повторил требовательно.

- Ничего, по- женски…Откуда ты узнал, что я тут?

- Дед приезжал, привозил посылку, и ему при мне твоя мать звонила…Что это за болезнь такая – «по-женски», Гуль? – не отставал Лёвка.

- Можно я не буду рассказывать, - взмолилась на это, - Не переживай, всё хорошо, скоро уже выпишут.

Ответом мне был раздраженный длинный выдох в трубку и тяжелая молчаливая пауза.

- Когда у вас часы приема? – чуть спокойней.

- Я ещё не знаю, сейчас подойду к посту и напишу тебе, хорошо? – испытала мгновенную радость, что придёт. Такую острою, будто разрывающий толчок в груди – даже голова закружилась.

- Что-нибудь принести?

- Нет, не надо. Хотя…Я тоже напишу тебе, ладно?

- Давай…Гуля, - и снова напряженная пауза, а после вкрадчиво дрогнувшим голосом, - Ты говорила с родителями? Мы эту дурацкую тему закрыли?

- Да, закрыли, - соврала, кусая щеку изнутри и чувствуя, как моё тело вдавило в кушетку неподъемным чувством вины перед Лёвой.

Но не за то, что солгала про разговор – в моей голове он всё равно уже давно состоялся, а после того, что случилось, я вообще всерьез эту проблему перестала воспринимать.

Какой к черту Гела? В следующий раз просто наотрез откажу и ему, и родне.

А вот то, что Лёвка не знает, почему я тут…Как я ему скажу?!

Как объясню, что раньше не сказала? Как отреагирует? Страх липкой пленкой покрыл кожу, выступил испариной слабости на лбу, пульс испуганно сбился на нитевидный… Боже, как я ему в глаза посмотрю?! Я прекрасно помнила свои доводы тогда, когда принимала решение, но, слыша Лёвкин голос в трубке, сама же находила их жалкими и до безумия неубедительными…

- Я очень соскучилась, жутко… - прошептала в динамик хоть какую-то правду. Стало немного легче.

- Я тоже, Гулён, чуть с ума без тебя не сошёл, - его бархатный, сразу ставший ласковым голос как наждачка для моей совести.

- Мне пора, Лёв, - опять соврала, не выдерживая внутреннего напряжения.

Общая физическая слабость после операции и потери наслоилась на внутренние переживания, вызывая вполне реальную дурноту.

- Да, давай, расписание жду.

- Хорошо.

***

Оказалось, что часы приема — вот как раз сейчас, и в тот день подъехать у Лёвки не получилось, не выпустили из училища. Это оказалось и к лучшему, потому что проведать меня приехали родители. Привезли кучу продуктом, повышающих гемоглобин, накупили гору таблеток, полчаса молчали, сидя на кушетке у моей палаты, понурив головы.

Папа попытался пристыдить меня, что нельзя такое делать, тем более молоденьким девушкам, и почему ничего не сказала… Грозно прожигал мать ледяным взглядом, и чувствовалось, что они уже успели в пух и прах поругаться и, как только выйдут из больницы, поругаются ещё, но при мне держали себя в руках. Я безразлично молчала, пялясь в одну точку перед собой. Сказывалась поднимающаяся температура и общее отупение от слишком тяжелых, депрессивных мыслей, застрявших в моей голове. Поняв, что только мешают мне восстанавливаться, родители уехали, отпустив меня в палату дальше лежать и пытаться побольше спать и поменьше думать.

Следующим утром разбудили медсестры с капельницами, уколы и новый обход. В этот раз опять пришел тот суровый дядечка с тяжелым взглядом, которого я впервые увидела в послеоперационной палате. Теперь я уже знала, что это Петр Иванович – местный светила и по совместительству зав отделения.

- Так, Гулико Теймуразовна…- он остановился у моей кровати, третьей по счету, и зашелестел листами медицинской карты, - Как самочувствие? - резанул по мне проницательным отстранённым взглядом.

- Нормально, - села на кровати, поправляя футболку.

- Ну по анализам я бы так не сказал. Ложитесь обратно, давайте живот пропальпируем.

Снова откинулась на спину, задирая майку и приспуская пижамные штаны. Холодные пальцы доктора вызывали мелкую дрожь и точечную острую боль внизу живота.

- Так...Так… А тут? – надавливал сильнее, и я кривилась от неприятных ощущений.

- Ну…жить будете, - обнадежил доктор, оправляя мне футболку обратно, - Но вообще конечно, так бы в угол поставил. Что ж вы, Гулико Теймуразовна, не в курсе о рисках аборта для нерожавшей девушки, да еще в таком юном возрасте, а?

- В курсе, - прохрипела, облизывая губы, чувствуя, как загораются щёки болезненным румянцем, особенно почему-то левая, будто смотрит кто-то в упор, - Но ведь всё будет хорошо?

- А вот это я не знаю, Гулико Теймуразовна, но… Будем надеяться. Отдыхайте пока, и гематоген в прикуску с чаем не забывать. С вашей анемией в ближайший год точно. Молодой человек, а вы собственно к кому? Часы приёма позже, - доктор резко обернулся в сторону приоткрытой двери.

И я тоже. И на миг решила, что сердце у меня сейчас разорвется – так больно его кольнуло, прострелив до самого локтя. Лёвка, одетый по форме, с огромным букетом розовых роз, пустой трехлитровой банкой, бледным как смерть лицом и горящими глазами, прожигающими меня насквозь, словно прямо сейчас решил затащить меня на костёр.

- К Гулико Теймуразовне я, - кивнул в мою сторону, так и не смотря на доктора, - Которая про аборты не знает. Простите, что в это время. Когда смог.