До мурашек

8. Гулико

Я помню нашу первую встречу тем летом так отчетливо, будто она, стоит закрыть глаза, происходит прямо сейчас.

Помню, как я онемела, зайдя в дом к деду и наткнувшись на Лёвку, помогающему бабушке Марине перебирать смородину. Как нестерпимый жар прилил к щекам, когда он вскинул свою льняную голову и уставился на меня лучистыми серыми глазами, и словно штормом их заволокло, как еле выдавила севшим голосом "привет".

Откуда ни возьмись, на меня налетела Алиска, кинулась обнимать, целовать, весело щебетать что-то взахлеб, а я так и косилась на ее брата, не в силах отвернуться и разорвать зрительный контакт. По телу токи шли, пробирали каждый нерв испуганным восторгом.

Это оно...Оно!

Мое первое чувство. И оно взаимно.

Мне и страшно было, и радостно. Я была совсем не готова, что увидимся сейчас после разлуки и переписки, и накроет так, что даже пол под ногами закачался.

Алиска все-таки утащила меня от Лёвки на второй этаж тогда, в свою комнату, и я помню, как щекотно и сладко жгло лопатки от его провожающего взгляда.

А через пару часов он зашел к нам и сказал, чтобы собирались, поедем вместе с его друзьями на озеро.

В старенький минивен отца Егора Васильева - Левкиного приятеля, рассчитанный на восемь человек, нас забилось двенадцать. За рулем был старший брат Егора, прихвативший с собой еще одного своего друга, рассевшегося на переднем пассажирском сидении, мы же набились в салон сзади как шпроты в консервную банку. Понятно, что всем мест не хватило, и разрумянившиеся от жары и хорошего настроения девчонки расположились на коленках у парней, не забывающих отпускать по этому поводу двусмысленные острые шуточки.

Меня к себе на колени затащил Лёвка. Я даже сама не поняла, как так вышло. Вот только я шагнула в забитый ребятами салон, а Лёва уже обхватывает мою талию и устраивает на своих бедрах. Беззвучно охнула от неожиданности, пересеклась на секунду с ним взглядом и замерла, боясь лишний раз вздохнуть. Такое нервное будоражащее напряжение сковывало, словно меня на электрический стул посадили, а не к мальчишке на колени. И разрядами прошивало так же, заставляя сердце в груди обезумевше тарахтеть.

Так он был близко...

Обостренные органы чувств захлебывались первыми запретными ощущениями. Юношеское горячее твердое тело, прижатое к моему, поднимающаяся от учащенного дыхания крепкая грудная клетка, сердечный ритм, отдающий мне в плечо, тонкие приоткрытые губы рядом с моими, пряное облачко пара, оседающее на моей щеке, потемневший, затуманенный взгляд, блуждающий по моему профилю, уже совсем мужские жилистые руки, незаметно трогающие бедро, когда Лёвка меня придерживал на частых кочках горной проселочной дороги, и слишком красноречивая твердость в его шортах, которую я просто не могла не замечать, вжимаясь в нее ягодицами.

Я была еще совсем девчонкой, и эта естественная, уже взрослая Левкина реакция на нашу близость, меня ошеломила.

Я дышать не могла, смотреть на него не могла, двигаться не могла, вся сгорая от смущения и первого ответного возбуждения, которое еще с трудом осознавала. Мне просто было странно и трепетно, и я молча ловила каждую секунду нашей поездки, до крови покусывая щеку изнутри.

Вокруг весело шумели наши друзья, ржали как кони, подкалывали друг друга, что-то пели, а мы тихо плавились в друг друге и своих ощущениях, лишь рассеянно улыбаясь в пустоту.

В какой-то момент, на очередном ухабе, Лёвка качнулся ко мне ближе и прижался губами к коже за ушком. И так и не отстранился больше до самого озера, влажно и тяжело дыша мне в шею. Из-за этого интимного жеста все волоски дыбом встали от бегающих по телу знойных мурашек, сами собой прикрывались потяжелевшими веками глаза. Мне стало почти плевать, замечает кто-то и нет, что мы творим, стало все равно, что наверно так неправильно. Вообще все отошло на второй план кроме этой близости.

Из машины будто пьяная вышла, колени подгибались, голос сел. На Лёвку так взглянуть и не могла. Не от стыда, нет. От будоражащего ожидания, что же будет дальше. От смутного представления, что вообще дальше бывает. От того, как это остро всё.

Небрежно расстелив на берегу покрывала, мы с девчонками скинули летние сарафаны и с визгом побежали в прохладную из-за множества бьющих горных ключей воду. Раскалённая от жары кожа будто шипела от освежающих брызг. Вода обнимала приятным тугим коконом.

Я нырнула и поплыла вперед, остывая и пытаясь прийти в себе. Была под водой, пока легкие не загорелись от нехватки кислорода, и только потом резко вынырнула. В голове звенела пустота из-за смены давления, а перед глазами снова оказался Лёвка. Близко - близко. И как только отследил.

Влажная потемневшая челка налипла на его высокий лоб, серый поплывший взгляд словно пожирал меня, по его золотистой коже ползли змейками капли воды, привлекая к себе внимание. И до зуда хотелось дотронуться пальчиками до этих мокрых дорожек на его голом теле. Просто хотелось дотронуться...

- Давай, покидаю тебя, - каким-то совсем взрослым, хриплым голосом предложил Лёва отрывисто.

- Давай.

Подплыла совсем близко. Думала, он нырнет, чтобы подставить плечи, а он за талию обнял и прижал к себе. Застыла, смотря ему в глаза. Казалось, сердце сейчас из груди выпрыгнет прямо к нему.

Так испепеляюще тлело всё внутри, и такая холодная мокрая кожа ощущалась под моими руками – головокружительный контраст. И грудь прижималась к груди, а бедра к бедрам. Мы разглядывали друг друга, словно в первый раз.

Лёвкина правая ладонь медленно сползла с моей талии ниже и сжала ягодицу, трогая. Пальцы забрались под плавки, чуть сдвигая ткань. Его зрачки расширились, топя серую радужку. А у меня от шока, наверно, глаза на лоб полезли, потому что уже через мгновение руку Лёвка убрал, криво и как-то отчаянно усмехнувшись.

- Ну что замерла, Гулён, топи меня.

Всё перевел в шутку. И я рассмеялась. Счастливо, заливисто, откидывая голову. Внутри будто струна порвалась, ошпаривая внутренности. Затопила невероятная легкость - мне еще было слишком сложно выдерживать такое взрослое напряжение, я не знала, что с ним делать, не знала, как применить. А тут всё знакомое, обычная игра.

Мы стали дурачиться, как и все остальные, присоединились к ребятам, игравшим в квача. Лёвка так и продолжал иногда, хватая, зажимать меня, торопливо и жарко шаря руками по моему телу, но сразу отпускал, будто просто приучивал к себе, к этому ощущению физической близости.

И я расслабилась, ушло напряжение. Остались только привкусы счастья и лета на языке. Я сама уже вешалась на Лёву, запрыгивая сзади и пытаясь потопить. Украдкой гладила широкие твердые плечи, мимолетно прижималась губами к его мокрой холодной спине. Лишь из интереса.

Ничего особенного, обычные детские игры, да?

Домой мы с ребятами засобирались, когда уже совсем стемнело. Уставшие, счастливые, притихшие, все как один с посиневшими губами. Расселись в машине так же, как и ехали до этого, половина практически сразу завалилась спать. Я тоже задремала, уткнувшись носом в Левкину выпирающую ключицу, убаюканная его частым горячим дыханием, путающимся в моих волосах.

Брат Егора не стал нас развозить по домам, высадив на центральной остановке. Компания разделилась на три части, и каждый пошел в свою сторону. Мы брели впятером: Я, Лёва, Алиска и еще двое парней.

И как-то так вышло, что мы с Лёвой отстали. Молча шли близко-близко, дыша южной июльской ночью и то и дело касаясь ладоней друг друга при ходьбе. В очередное такое касание Лёва перехватил мою руку и крепко сжал. Я чуть слышно выдохнула и в ответ переплела наши пальцы. Губы сами собой разъехались в рвущейся из самой глубины улыбке.

Внутри всё пело. Так хорошо.

Покосилась на Лёву из-под опущенных ресниц и увидела, что он тоже рассеянно улыбается, запрокинув голову и пялясь на крупные яркие звезды, щедро рассыпавшиеся над нами. Такие большие звезды бывают только в горах. Ведь в горах ты ближе к Богу.