Добрый аист

Однажды у шаха (великого шаха!)

Шёл пир небывалый во славу аллаха.

Там было великое множество вин:

Горящих под солнцем, как чистый рубин,

Струящих дурманящий аромат

И угольно-чёрных, как чёрный агат;

Вин светлых, прозрачных, как горный хрусталь,

Сквозь кубок видна необъятная даль…

В высоком тюрбане, с серьгами в ушах,

Сидел на диване задумчивый шах.

Сидел он и думал: о царстве, о троне,

О древнем законе, о сложных вещах…

И кушал лениво крыло куропатки,

Крыло куропатки, дроздовы лопатки.

Гостям улыбался, придворным кивал,

Крыло куропатки вином запивал…

Большая толпа перед ним пировала.

А кстати, чего на пирах не бывало!

И то, и другое… Обычно сперва

Раздоры, и ссоры, и злые слова.

А там и до рук постепенно доходит…

И взором толпу повелитель обводит

И видит: солдаты ведут мудреца,

Ведут мудреца в подземелье дворца.

Видать, надерзил он кому-то изрядно.

А это любому, конечно, досадно.

Но всё же зачем старика обижать?!

Зачем старика в подземелье сажать?!

— Эй, стражи! — солдатам кричит повелитель. —

Что сделал вам этот пророк и целитель?

Несладкое слово сказал? Не беда!

Ведите немедленно старца сюда!

И вот, натерпевшись великого страха,

Поклонами старец приветствует шаха.

И слуги с напутствием «Выпей до дна!»

Подносят философу чашу вина.

В честь мудрого старца звучали свирели,

И звёзды в наполненной чаше горели.

Но старец её осушить не спешил

(Как видно, помиловать звёзды решил).

Стоит он с наполненной чашей заздравной:

Сто лет пусть живёт повелитель наш славный!

И выплеснул на пол остатки вина.

(А пить полагалось, конечно, до дна.)

— О горе ему! — закричали назиры.

— О горе ему! — возопили визиры. —

Он спятил с ума, накажи его шах!

Какой он мудрец? Он бродячий ишак!

Он выплеснул на пол божественный дар —

Напиток царей, несравненный нектар!

…О мудрость! Дорога твоя не легка!

Хотели бедняге отвесить пинка.

Но, словно в сраженьях испытанный воин,

Был шах на пиру необычно спокоен;

Он тихо от вин и закусок хмелел

И дерзкий поступок простить повелел,

Сказав мудрецу: — Попрошу объясненья!

Здесь могут быть, видишь ли, разные мненья…

— О шах! Объясниться я, собственно, рад:

Лишь только в кистях я люблю виноград!

Лишь только в кистях он достоин вниманья,

Почтенья, участья, любви, пониманья:

Его подаёт нам Природа сама

Для бодрости тела, для силы ума…

Но тот виноград, что идёт на вино,

Приносит нам слабость и горе одно.

Я знаю, божественный этот напиток

Готовил мне в будущем тысячу пыток.

Меня бы свалил этот хитрый нектар,

Но меткий нанёс я нектару

Удар!

— Увы нам, увы! — закричали назиры,

— Увы нам, увы! — возопйли визиры,

Завыли, как ветры над пропастью: —

О-о!

Он вылил вино!

Он не выпил его!

Но шах рассердился: — Молчите, рабы,

Достойные более низкой судьбы!

Мерзавцы! Вы в пьяницы только годитесь,

Да, кажется, этим ещё и гордитесь!

Льстецы и лукавцы! Да грош вам цена!

От вашего пьянства страдает казна!

Он каплю пролил — вы кричите: «Бунтарство!»,

А сами по капельке пропили царство!

(О небо! У шаха на старости лет

Советников много, а умного нет!)

Его назначаю на должность визира!

Ему доверяю в правленье полмира!

Глупцы!

Чересчур вы довольны собой…

Отныне он ведает вашей судьбой!

Но… то ли от мудрости, то ли от страха,

Мудрец уклонился от милостей шаха,

И ночью, как только заснул караул,

Упрямый старик из дворца ускользнул.