Долгая дорога домой v2

Глава 5

Спустя пару часов после заката делаю остановку. И так использовал на лошадях «Ускорение», надо бы им дать отдохнуть, да и укрепляющим отвар не помешает. Думаю, что и мне с Торком нужно плотно поесть, а то почти сутки без еды. Да и всем нам надо поесть.

Снимаю седла, потники и стреноживаю коней. Затем опускаю на шкуры девчушку, а сам развожу костер. Лошадям насыпаю овса, протираю их, а себе ставлю вариться привычный кулеш. Пока он готовиться начинаю разбираться со своей добычей женского пола. Раздеваю и бегло осматриваю: никаких игл или каких-либо артефактов нет. Перехожу на магическое зрение. А вот и причина ее долгого сна — в голове и спинном мозге несколько участков мигают тревожным красным цветом. Одев ее, утаптываю еще один пятачок и черчу необходимую для ритуала исцеления пентаграмму.

Фух, долго. А если бы у меня был не 42 размер ноги, а 37? До полуночи точно возился бы! Ладно, лирику в сторону, девушку в центр звезды и можно начинать…

— А-а-а! Кто ты такой?! — кричит пришедшая в себя «добыча». — Чудь красноглазая, ты не получишь мою душу!

Ух, как от нее разит страхом!

— Спас я тебя, — снимаю котелок с костра, — и не кричи — не дома. И мне не нужна ни твоя душа, ни твое тело.

Девчушка уже набравшая воздуха в легкие, настороженно замолкает. Видимо Торквемаду увидела.

— Так-то лучше — не люблю женских криков. Кис-кис, иди сюда, хвостатый!

— Спасибо тогда. А как ты…

— Не скажу, что легко, но и я не лыком шит, — выдаю коту его порцию мяса.

— А что…

— Пока ты поедешь со мной — мне нужно вернуть одну вещь.

— Ты…

— Нет, я не читаю твоих мыслей, — потираю подбородок, ладонь царапает щетина. — Просто это самые вероятные вопросы, которые может задать человек в твоем положении. Есть будешь?

Вместо девчушки отвечает ее желудок — он жалобно урчит. А я ловлю себя на мысли, что мог бы стать неплохим театральным актером.

— Ешь, давай, — пододвигаю к ней котелок и протягиваю запасную ложку.

— А ты?

— Мне еще с лошадьми и трофеями надо разобраться.

Бросив на нее короткий взгляд, начинаю перебирать травы. Вот эта, эти две не подойдут: кони быстро падут, хотя скорость передвижения будет хорошей. А вот эти снимут усталость. Отложив собранный «веник», принимаюсь за наследство колдуна. С ингредиентами разбираться буду позднее, а вот с драгоценностями сейчас. Перстни массивные, но камни низкокачественные. Браслеты с височными кольцами неплохие. В общем, дешевка. Чар нет, это плюс. Книги, в одной арабская вязь, зато вторая на латыни. Откладываю их в сторону, беру мешочек с монетами и взвешиваю его в руке. Где-то полторы-две гривны, неплохие деньги для этого времени. Вдобавок там не одно серебро, но и золото. Вот от него в первую очередь и избавлюсь! Не люблю я этот металл.

— Спасибо, очень вкусно было.

Недоверчиво хмыкаю и притягиваю к себе котелок. И что она вкусного нашла?

Доедаю, мою котелок и ставлю его на огонь.

— Кто ты вообще такая? — добавляю шиповник и пару травок в будущий отвар.

— Василиса я, знахарка.

С трудом сдерживаю смех…

— И что от тебя хотел колдун? И вообще, откуда ты?

— На Танаисе наш поселок, из казаков я, — она краснеет и, запинаясь, продолжает: — он хотел… он… я еще никогда… с мужчиной…

М-да, еще и девственница на мою седую голову! Как бы еще на ней не женили! А то казаки ребята решительные и боевые. Ставлю котелок на снег — пусть слегка остынет.

— Успокойся, все позади, — говорю ей как маленькому ребенку. — Верну себе одну вещь, а затем довезу тебя до дома.

— Спасибо, дай тебе Бог здоровья! — креститься девчушка и, потупив взгляд, спрашивает: — А кто ты?

— Странник я, дорогу домой ищу.

— А где твой дом? Под землей? — началось, горячий ужин, и присутствие кота привело ее на исконно женскую стезю — неуемное любопытство!

— Нет, не под землей. А где он… — тяжко вздыхаю, — сам не знаю, поэтому и ищу. Родина она ведь одна…

— Бедненький, — вот и нелогичное женское желание кого-нибудь пожалеть проявилось.

— После потрошения сундука колдуна ни такой я и бедный, — криво усмехаюсь и протягиваю ей посудину с отваром, — пей, нам скоро в дорогу.

Допив отвар, промываю и снова ставлю на огонь котелок. Теперь лошадок надо будет напоить.

Закончив со всем этим, еще час отдыхаем, а затем седлаю и навьючиваю лошадей.

— Поехали, — говорю девчонке, забираясь в седло.

Она с легкостью вспархивает на вторую лошадку. М-да, у меня так не скоро получится — я к ящеру привык. Эх, как там Пепел у Тирны поживает? Мотаю головой, отгоняя непрошеные мысли, и не сильно бью каблуками лошадь под ребра. Если не загоним коней, то к рассвету должны настигнуть этих рыцарей.

Не нагнали, но практически достигли города. Ешкин кот, никак не могу вспомнить названия! Хотя это и не важно.

— Жди здесь, я кое-что проверю, и поедем к казакам, — говорю и, не дожидаясь ответа, телепортируюсь из седла на крепостную стену.

Пережидаю недолгое головокружение, значит, расстояние было больше километра. «Мерцание» заклинание удобное, но у него есть гигантский минус: чем дальше — тем больше энергии нужно. Для получения тактического преимущества незаменимо, а для путешествий нужно что-то другое поискать.

Перемещаюсь вниз и бегу в порт. Что-то у меня дурное предчувствие разыгралось.

Морок работает, но все равно придерживаюсь узких улочек, где практически нет людей. У самого порта отключаю артефакт и набрасываю на себя иллюзию. В теории богатого купца, а вот на практике… Янычары не оборачиваются — значит, ошибок не допустил.

— Где этот мерзавец?! — кричу, подбегая к мелкому чиновнику.

— Кто? О чем вы говорите?

— Тот рыцарь, он обманул меня! Половина монет — фальшивые! Где этот сын шакала?!

— Как он выглядит?

Описываю этого рыцаря.

— Ох, вы не успели — корабль уже отошел…

— Какой?! Где?!

— Вон, из бухты выходит…

Каравелла, чуть больше километра до нее и расстояние увеличивается. Эх, была — не была! Достаю траншейник и телепортируюсь на корабль.

Недолет… Попадаю не на палубу, а бьюсь о борт. Успеваю «зажечь» клинок и всадить его в доски. Ешкин кот, еще и мана заканчивается! Эх, не люблю я этого, но придеться. Прокусываю до крови губу. Больно, но энергии маловато идет. Резко бьюсь головой о борт. Слышится хруст и нос пронзает острая боль. Больше! Бью свободной рукой, сбивая костяшки до крови. М-да, сочувствую адептам некоторых ветвей Искусства… Пока сила «капает» в резерв, надо постараться замедлить корабль.

Ноги и так ниже ватерлинии, провожу рукой, размазывая кровь по доскам. Как раз опробую самодельное заклинание, обращающее кровь, находящуюся вне тела, в серную кислоту. Надеюсь, что имеющийся маны хватит.

Пара жестов, часть энергии и сначала по борту вниз стекает смола, а затем с легким шипением начинают обугливаться доски. Ударом ноги проламываю их и наконец-то есть опора под ногами! Да и вода туда хлынула — отвлечет часть команды.

«Мерцание» и уже стою на палубе, несильно покачиваясь из стороны в сторону. Тяжеловато будет… Большей части команды не видно. На меня никто пока не обращает внимания. Оглушаю пробегающего мимо матроса и выбрасываю его за борт. Стреляю дробью по парусам, и они начинают расползаться. О, паника растет! На себя набрасываю иллюзию невинно убиенного матроса. Теперь пороховой склад и можно брать «языка» с кинжалом.

Порох по идеи храниться в передней надстройке.

Ого, чем этих охранников кормили? Косая сажень в плечах! Два «Паралича» и они продолжают стоять. Взламываю дверь. То, что доктор прописал! Часть бочонков поливаю созданной водой: мне не нужно, чтобы корабль сразу затонул. Ешкин кот, снова носом кровь пошла! Беру один из сухих, выбиваю дно и рассыпаю порох по помещению, так же вывожу дорожку к двери.

Да будет пламя! Сбрасываю десяток искр и бегу к кормовой надстройке. За спиной гремит взрыв, и раздаются крики боли. А меня швыряет вперед воздушной волной и каким-то куском дерева. Успеваю выставить перед собой руки, и это смягчает удар о палубу.

О, мана пошла. Ногой выбиваю дверь. Трое, мечи обнажены. Разряжаю оставшиеся патроны. Центральный цел, а вот крайние корчатся на полу, зажимаю развороченные дробью животы. Шаг вперед. Отбиваю меч чеканом в сторону и бью рыцаря в подбородок кулаком. Он откидывает голову и делает шаг назад. Теперь плашмя по запястью. Меч со звоном падает на пол.

— Где кинжал и бумаги?!

— Кто ты…

Пинаю его ногой в живот.

— Где они?!

— Я не знаю…

Еще удар.

— Отвечай!

— Я, правда, не знаю, о чем ты говоришь! — говорит он, но периодически косится на сундук стоящий в углу капитанской каюты.

Бросаю в рыцаря «Шок», закрываю дверь и подпираю ее столом. Затем быстро перезаряжаю обрез. А теперь сундук. Заперт!

Разбиваю крышку и начинаю выбрасывать на пол содержимое. Тряпки, снова тряпки, бутылки, по-видимому, с вином. Шкатулка. Закрыта. В дверь начинают ломиться. Время!

Вскидываю рыцаря на плечи, разбиваю окно. Жалко картечь. Мана есть, можно попробовать в несколько прыжков. Как бы не надорваться…

Первый… Падаем в море. Бр-р-р, холодно! Бросаю короткий взгляд назад. Пламя пожирает паруса с такелажем. Те, кто ещё мог стоять на ногах, стараются погасить пылающий нос судна.

Второй… Песок под ногами. Кое-как принимаю горизонтальное положение, и за шкирку поднимаю «языка». Еще один прыжок. Из носа так и хлещет кровь. Еще один раз!

Четвертый… Вот и девчушка с лошадьми. Связываю пленника и забрасываю через седло своей лошади. Сам же взбираюсь в седло второй.

— Садись, и быстро уезжаем отсюда, — хриплю я.

Она кивает и забирается передо мной. Обнимаю ее за талию и утыкаюсь лицом ей в спину.

— Гони, надо спешить, — произношу и отключаюсь.

— Странник, очнись! — кто-то настойчиво трясет меня.

С трудом открываю глаза. Надо мной склонилась моя «добыча» и рядом с ней прохаживается Торквемада.

— Мы далеко уехали? — интересуюсь и пытаюсь сесть, не получается. — Помоги подняться.

Мышцы просто разрываются от боли, да и общее состояния можно выразить одной фразой: «Убейте, чтоб не мучился!». Все же надорвался, теперь декаду как минимум восстанавливаться.

— Не знаю, но уже полночь, — произносит она, помогает мне и придерживает за плечи, чтобы я не упал. — Я кулеш приготовила, будешь?

Молодец, костер развела, стянула с меня балахон и повесила сушиться. Меня же укрыла тулупом. Пленник так же лежит возле костра, на него наброшены бараньи шкуры. Во рту у него кляп и все, что он может — зло сверкать глазами. Кони стоят в сторонке стреноженными.

— Найди в моей торбе оранжевую коробочку, сухую одежду и дай все это мне.

Вскоре она нашла ее. Аптечка индивидуальная, комплектация для военного времени или сотрудников государственных силовых структур. И как только прапорщик смог ее достать? Правда, сколько мне пришлось денег на их приобретение потратить, ужас. Да и часть препаратов в ней устарели лет на пять-десять, но за то в комплекте есть шприц-тюбик наркотического анальгетика!

Расстегиваю поясной набор и приспускаю штаны. Делаю укол в мышцу бедра. Лепота…

— Помоги раздеться, — прошу девчушку.

Она резко отстраняется, вскакивает на ноги, а я заваливаюсь на спину. Пристально смотрю на нее. Девчонка вся красная, нижняя губа подрагивает, а в глазах блестят слезы, и от нее так и фонит страхом.

— Дура! — сплевываю на снег. — Никто тебя к плотским утехам не принуждает, да и ты не в моем вкусе. Мне нужно снегом растереться и переодеться в сухое!

— И-и-извини, — заикается она, — п-просто ты ш-ш-штаны стянул…

Тьма, дай мне терпения! Какая озабоченная малявка попалась! Кое-как сажусь и развязываю шнуровку сапог. Хорошо хоть заледенеть не успели. Стягиваю их и, вытащив стельки, ставлю сушиться. Портянки, кто сказал, что носки лучше? Он никогда десяток километров с хорошим грузом за спиной, да еще и по жаре, не ходил! Броня с поддоспешником, штаны, рубаха и следом за ней трусы. Девчонку игнорирую — пусть думает, что хочет, плевать!

— Кулеш подогрей и кота покорми.

Обезболивающее подействовало в полную силу, так что все же доползаю до ближайшего сугроба. Хорошенько извалявшись в снегу, встаю и растираюсь рубахой. Хорошо-то как! Быстро надеваю сухую одежду и толстые шерстяные носки, взятые на всякий случай. Для лучшего сугрева делаю глоток коньяка из фляжки, и мы приступаем к ужину.

— Покормишь этого? — киваю на связанного пленника.

— Хорошо, а кто он такой?

— Птичкой певчей будет у царя нашего, — криво усмехаюсь, выбирая травы, помогающие при простуде. — Как закончишь, приготовь отвар, хорошо?

С этим разобрался, теперь заняться медитацией и проверить, насколько повреждены энергетические каналы организма…

— Странник, я приготовила, — эти слова вырывают меня из транса. — А как тебя зовут? А то неудобно, все время тебя странником называть.

— Меня не зовут — я прихожу сам, как война, голод или мор, — какой я скромный, аж жуть! — Можешь называть Лисом.

Разминаю шею с плечами, а то затекли.

Прихлебывая отвар, размышляю об увиденном во время медитации. Каналы вдоль позвоночника и идущие к правой руке сильно повреждены. Значит, классическую магию лучше не использовать. Восстанавливаться они будут как минимум две декады, и это в лучшем случае! Да и в случае чего придеться заниматься мазохизмом и применять магию крови…

Остатки отвара вливаю в пленника, а то не доедет. А я эту тушу на собственном горбу с корабля тащил, чуть пупок не развязался! Все, что мог — решил и сделал, а теперь спать.

Просыпаюсь рано — снова кошмары. Хоть новых действующих лиц, не смотря на то, что мое личное кладбище увеличилось, не появилось. И это радует. Все старое, все привычное, тьфу!

С трудом, но сажусь. Мышцы почти не ломит, но думаю, что это продлится недолго. Анальгетик тратить нельзя, придется или терпеть, или в травах что-то подходящее поискать. Насморк отсутствует, горло не болит, хоть что-то хорошее. Девчонка с котом спит в обнимку, пленник тревожно ворочается. Подбрасываю поленья на багрово-алые угли костра.

— Утро доброе, Лис, — раздается голос Василисы, когда кулеш почти сварился.

— Это придумали всякие бояре, которым работать не приходиться.

— Что ты говоришь?! — возмущается она. — Они с погаными бьются, землю нашу защищают!

— Думай, что хочешь, — пробую варево на вкус.

— Ты… ты…

— Подумай, прежде чем договаривать, — ставлю котелок на снег. — Я же не сказал, в каком виде ты попадешь домой.

Василиса дуется, как мышь на крупу.

— Торквемада, кис-кис, — подзываю хвостатого и даю ему кусок мяса.

Эх, мясо заканчивается…

Поев, покормив пленника и сводив его до ветра, отправляемся в путь.

После полудня, в двухстах метрах от нас, видим стадо каких-то рогатых животин. Я не биолог и не охотник, так что точнее не скажу. Козлы какие-то одним словом, зато жирные и крупные.

— Остановись, — говорю Василисе.

Для обреза далеко, кони их не догонят, да и я в седле как мешок. Значит магия. «Иглы» не надежны — перед глазами все плавает, значит «Танец крови». Сползаю с лошадиного крупа. Обретя устойчивость, стягиваю перчатки и рассекаю кожу на ладони. Стекающую кровь собираю в составленные ковшиком ладони.

Горсть есть. Три слова и выплёскиваю кровь в сторону стада. В полете, она собирается в слабое подобие стрелы. Заклинание набирает скорость. Удар сердца и оно попадает в какого-то зверя. Стадо срывается с места и быстро удаляется. Мгновение и виден эффект: животное взбрыкивает, пытаясь последовать за остальными, но его ноги подламываются и оно падает на снег. Из его тела вырываются тонкие «нити» крови и, переплетаясь или расходясь в разные стороны, несутся в мою сторону. Завораживает этот «танец»! А раньше казался неприятным зрелищем… «Нити» попадают мне в грудь, и чувствую, что запас маны начинает пополняться. Да и самочувствие улучшается: зрение проясняется, и голова почти перестает кружиться. Повторюсь наверно, но кто бы ни создал это заклинание, был гением: соединить коварство магии крови и изящество тёмного целительства!

— Что это было?! — вскрикивает девчушка.

— Магия, — опираюсь на заднюю луку седла и смахиваю пот со лба.

— Это грех! Это посулы Диавола, ты отдашь ему свою бессмертную душу за это! Ты должен будешь исповедаться, и на тебя наложат епитимью!

М-да, еще один фанатик на мою седую голову. Хотя какой царь — такой и народ.

— Ты предпочитаешь с голода сдохнуть? А может вернуться к колдуну?

— Господи! Сохрани и помилуй, рабу свою грешную!

— Значит — нет. Тогда клянись самым святым, что никому и никогда не расскажешь то, что знаешь или узнаешь про меня!

— Как же колдуну слово давать?!

Нет, я точно сейчас ее придушу и домой отвезу хладный труп! Не зря тогда подумал, что дурак. Вот и подтверждение!

— Или ты клянешься, или я оставляю тебя тут! — пристально смотрю на девчушку. — Выбирай!

— Господи, прости меня за это! — Василиса неистово креститься. — Клянусь землей родной, здоровьем батюшки и матушки, что никому и никогда не расскажу, что знаю или узнаю о страннике Лисе!

— Умница, ничего твоей душе не грозит — это же мой грех! — криво усмехаюсь. — Ты сможешь разделать зверя?

— Да, — кивает девчушка и еще раз крестится.

— Тогда поехали, — с трудом забираюсь в седло позади нее. — Сколько до твоего дома?

— Почти декаду, — она посылает лошадь вперед неспешным шагом.

С разделкой возимся почти до заката: я из-за физической слабости, Василиса… Не знаю, да и не хочу знать, почему. Мечтаю лишь о том, чтобы поскорее выполнить данное ей обещание! Надеюсь, что она ночью не попытается меня прирезать. Куски мяса и печень заворачиваем в свежеснятую шкуру.

На ужин вареное мясо и перловая каша на бульоне. Эх, еще бы хлеба горбушку. Но и так наелся до отвала. Торквемада вообще лежит черным ковриком. Лишь движения хвоста свидетельствуют о том, что он жив. Пленник накормлен и напоен. Кони тоже, правда скоро овес закончится. Медитирую и ложусь спать.

А вот на четвертый день замечаю вдалеке черные точки. Использую «Зоркость». Кочевники. Думаю, меня они точно заметили: черная клякса на белом фоне. Что поделать, привык я к костюму охотника.

— Отъедь на полет стрелы от меня, — говорю Василисе, спрыгиваю на землю и расстегиваю кобуру обреза.

— Что случилось?

— Гости незваные, — проверяю на месте ли небольшой кистень в рукаве.

Слышу хруст наста под копытами коней. Стягиваю перчатку с левой руки, правой беру чекан. Шестьдесят метров — несколько «Игл» в правого, двадцать — картечью по живым. Но это если они решать взять меня живым и более-менее целым!

Двести метров… Взвожу курок обреза. Сто пятьдесят… Рассекаю два пальца. Сто…

Пора! «Иглы» попадают в крайнего справа. Он падает на шею скакуна и сползает с него, нога застревает в стремени и труп волочиться за конем.

Двадцать пять метров… Разряжаю два патрона в оставшихся. На втором выстреле рука вздрагивает, и ствол уводит в сторону. Один всадник вместе с конем катиться кубарем. Минус один транспорт, жаль. Второй продолжает нестись на меня, уже приготовив саблю. По его лицу стекает кровь.

Чеканом отбиваю саблю, но ногу сводит судорога, и я падаю на снег. Кочевник разворачивает коня и теперь уже пытается растоптать меня. Уворачиваюсь, рассекаю подпругу, несильно раня брюхо коня. Он взбрыкивает, но я успеваю схватить всадника за ногу и дернуть на себя.

Кочевник что-то кричит и приземляется рядом со мной. «Шок»! Подползаю к нему, бьющемуся в конвульсии от заклинания, рассекаю артерию и начинаю пить кровь. Фу, шею нужно хоть изредка мыть!

Напившись вдоволь, отрываюсь от полумертвого кочевника. Снегом протираю лицо. Хорошо-то как! Ничего не болит, настроение повышенное. Жаль, что это не на долго. Добиваю всадника ударом траншейника в сердце. После чего вытираю его и чекан об одежду очередного трупа. Хм, перстень на четверть заполнен. Вечером надо будет по энергетическим каналам попробовать прокачать ману.

Поднимаюсь на ноги и подбираю обрез. Вытерев его насухо, перезаряжаю и убираю в кобуру. Эх, патроны с обычной картечью заканчиваются, да и ее не так уж и много с собой брал. Придеться телекинезом из трупов доставать.

В ладони сжимаю окровавленную горстку свинцовых шариков, а перед глазами плавают разноцветные круги. М-да, теперь их как-то надо почистить…

Примерно через час мы отправляемся дальше. Наш караван увеличился на двух лошадей, лично я разжился парой кошелей и кое-какой ювелиркой, снятой с трупов. Да и коллекция сабель пополнилась. Вот так и становятся мародерами!

В этот день, по моим прикидкам, мы прошли гораздо больше. Вот и польза заводных коней, да и рощицы встречаются все чаще.

После ужина решаю заняться оружием и шкатулкой.

Вот за что люблю наших конструкторов оружия, так это за простоту и нелюбовь к мелким деталям механизмов! Особенно это ценно сейчас, когда мелкая моторика не очень. Почистил, смазал, готово! Набиваю барабан патронами и убираю обрез в кобуру.

Теперь шкатулка. По привычке провожу ладонью над крышкой. Ого, а содержимое еще как фонит в магическом диапазоне! Пробую открыть, не получается.

Подсовываю лезвие траншейника под крышку и выламываю замок. Вон и он… Полная безвкусица и не функциональность! Ножны украшены россыпью мелких самоцветов, литая рукоять из золота, в нее инкрустированы два нужных мне камня.

Кот подходит, обнюхивает кинжал и громко чихает.

— Это точно. Игрушка! — достаю и начинаю крутить в руках трофей.

Неспешно начинаю выдвигать клинок из ножен, и поражено замираю. Сталь с голубоватым отблеском. Где-то я видел подобное. Обоюдоострый клинок в полторы ладони, с четким долом. Рукоять неудобная — золотая, украшенная камешками, в общем, парадно-дворцовая, а не боевая. Проверяю остроту лезвия на ногте. Затем начинаю строгать толстую ветку. Как по маслу! Снова проверяю клинок — ни капли не затупился. Резко бью им плашмя о чурбачок. Раздается мелодичный звон, лезвие не переламывается. Узора характерного для булата нет, цвет тоже странный. Был не прав, неплохая вещица.

На дне шкатулки лежат какие-то запечатанные сургучом с печатью свитки и письма. Пусть царь всея Руси с ними разбирается, мне-то, зачем эта информация? Но с пленником надо пообщаться, разумеется, на тему кинжала.

— Рыцарь, а рыцарь, ответь мне, — вынимаю у него кляп изо рта, — зачем тебе нужен был этот кинжал?

— Это подарок наместника, в знак дружбы, — хрипло произносит он.

— Скромный какой-то подарок, цена ему — деревушка. Для магистра это слишком мелко, тогда зачем он тебе?

— Я правду сказал! Клянусь рыцарской честью!

— Вы свою честь давно променяли на золотого тельца, — качаю головой, — или ты говоришь правду, или я начинаю резать тебя на куски.

— Это просто подарок!

Взвешиваю траншейник в руке и подхожу вплотную к рыцарю.

— Ты что, правда, будешь его резать?! — влезает Василиса.

— Это тебя не касается, не мешай взрослым дядям общаться!

— Это не по-христиански! Так нельзя! Он же не басурманин!

Мало того, что фанатик, так еще гуманистка и идеалистка! И это в 16 веке! Дурдом на прогулке! Да и логика убивает, значит, басурман резать можно, а рыцарей и остальных нет, дурость какая-то. Резко вбиваю клинок в дерево, в миллиметре от уха рыцаря. Он вздрагивает и косится на рукоять.

— Будешь говорить?

Мужчина хранит гордое молчание.

— Значит, буду отрезать по кусочку пальца, пока не заговоришь!

— Стой! Я скажу! — кричит он, после того как я рассекаю ему кожу на указательном пальце в районе первого сустава.

— Начинай, я внимательно слушаю.

— Это Генрих! Он нашел и рассказал магистру легенду о волхве и его посохе!

— Что за Генрих? Ты знаешь эту легенду?

— Чародей, он многое может, — тихо поясняет рыцарь. — Волхв не хотел, чтобы идолов рубили и сжигали, он хотел уничтожить вашего князя!

— Что было дальше?

— Его посох был могущественным оружием. Волхв, в своей лютой злобе, поклялся уничтожить всех, кто отринул старых богов, — голос мужчины опускается до едва различимого шепота. — Оставшиеся волхвы не смогли его убить, поэтому заключили в страшную темницу до скончания времен, а посох разделить на части.

Хм, веселый у меня знакомый. Я и раньше не хотел отдавать ему посох, а уж после этой легенды, вообще нет желания делать это.

— За остальными частями кто-нибудь поехал?! — вздергиваю его на ноги, спиной вдавливая в ствол дерева.

— Я не знаю, честно не знаю! Мне приказали достать кинжал и заключить союз!

Разжимаю руки, и рыцарь сползает вниз. Надо спешить тогда, но сначала стереть из памяти рыцаря эту легенду и то, что у него была часть артефакта…

В задумчивости раскуриваю трубку. Почему все мои путешествия, мало того, что некомфортные, так еще напоминают дикую гонку с препятствиями?! И что же теперь делать? Если этот волхв действительно поклялся, то, вернув ему посох, я практически собственноручно уничтожу свой народ. И почему раньше не понял, что дело-то с душком?

Что-то от такой новости снова все разболелось! Выбиваю и убираю трубку. После медитации, ложусь спать.

Выезжаем рано, периодически подгоняя коней.

— Лис! Куда ты так торопишься? — окликает меня девчушка. — За нами же никто не гонится!

— «Птичка» кое-что интересное рассказала, — неохотно отвечаю ей. — У меня меньше времени, чем я рассчитывал.

Поворачиваю голову и успеваю увидеть ее кивок. И зачем было спрашивать?

После полудня восьмого дня, замечаю вдалеке холм, по окружности которого вздымается земляной вал. Перед ним возвышается сторожевая вышка. Казаки! Похоже что это перевалочный пункт — отбиться с такими укреплениями можно лишь от небольшого отряда.

— Помнишь свою клятву? — интересуюсь у Василисы.

— Да, Лис. Спасибо тебе, что спас меня.

— Будем считать, что твое молчание это моя благодарность, — улыбаюсь уголками губ.

Торквемада мяукает из-за пазухи. И пойми, что он этим хотел сказать!

— Поехали быстрее! — говорю девчушке, и несильно бью лошадке под ребра.

Осталось метров пятьсот. Набрасываю иллюзию на лицо и с трудом сдерживаю болезненный стон. Надо отдохнуть и полностью вылечиться, только некогда. Хотя такое же стало привычным…

— Стой! Кто такие? — раздается окрик, когда мы подъезжаем на расстоянии полета стрелы до стены.

— Странник. Вот девчушку выручил, Василиса-знахарка, может, слыхал? отбрасываю капюшон. — Говорит, что из ваших.

— Вроде похожа на дочку атаманову. Да только давно она пропала, — с сомнением произносит он. — А кто третий?

— «Птичку» певчую поймал, заслушаешься ее песен. Ценная, думаю, наш государь по-царски за нее наградит.

— Ладно, подъезжайте — пусть кошевой с вами разбирается.

— Поехали, — говорю, повернув голову к девчушке.

— Как… почему… — сбивчиво начинает она.

М-да, какая впечатлительная особа. Потираю подбородок, о, коротенькая бородка уже отросла. Побриться или все же вернуться к привычной эспаньолке в стиле Генриха IV?

Ворота со скрипом распахнулись. Внутри нас ждала тройка обритых наголо мужчин с роскошными усами. А где характерные чубы? Одеты в зипуны, на поясах сабли.

— Дядя Ваня! — кричит девчушка, спрыгивает с коня и подбегает к одному из мужчин.

— Василиска! — он прижимает ее к груди. — Жива! А то мать все рыдает, а у отца седины прибавилось! Как ты спаслась?

— Никак, — подъезжаю к ним. — Это моя заслуга, я в Азов по делам заезжал…

— А ты кем будешь? Служивый али как?

— А какая разница? — улыбаюсь уголками губ. — С Дона выдачи нет!

— Это да, — местный голова опускает руку на оголовье сабли, — но все же — кто ты такой?!

— Странник, можешь Лисом называть, — спускаюсь с седла. — Девчушку доставил и заодно «птичку» привез, вы уж ее царю доставьте. А кто ты?

— Кошевой я тут, Георгием родители назвали. Что за «птичка»?

— Лыцарь, из Европы. Магистры с Крымским ханством побрататься хотят.

— А не брешешь? — влезает в разговор один из спутников головы.

— Собаки брешут, а я говорю, запомнил? — сжимаю рукоять чекана.

— Николай, успокойся, — произносит кошевой. — Ну а ты чем докажешь, что правду сказываешь?

— Есть письма и свитки, да и допросить можно этого рыцаря, — пожимаю плечами.

— У нас остановишься? — переходит на новую тему он.

— Лучше двинусь дальше. Правда, если коней поменяете и припасами поделитесь.

— Сегодня никак, — качает казак головой, — надо спасение Василисы отпраздновать, да и щебетанье твоей «птички» послушать.

— И долго ее песни слушать будете?

— Послезавтра снаряжу в дорогу как князя, любо? — притопывает он ногой, одетой в сапог из качественной коричневой кожи.

— Любо, — киваю и слегка расслабляюсь, — как князя не надо, а вот как казака в поход можно.

— Любо! — кошевой хлопает меня по плечу. — Пойдем чарку-другую для сугрева выпьем! Лошадей тут оставь, озаботятся о них…

Моя голова… Я читал, что зимой казаки «зипуны пропивают», но не думал, что они столько пьют! Но должен признать, делают это организовано — пока часть напивается до состояния не стояния, другая несет караульную службу на стенах.

— Проснулся? — в полуземлянку заглядывает кошевой.

— Вроде да, подай топор!

— Зачем? — удивляется он.

— Голову снести, а то болит.

И это не только от выпивки, но и оттого, что полуземлянка топится по-черному. Бедно еще, казаки, живут!

Мужчина начинает хохотать, я же морщусь и сжимаю виски. Как же мне плохо!

— Пошли — подлечишься, — предлагает он. — А потом к твоему рыцарю пойдем.

— Он теперь твой, как и Василиса, — открещиваюсь от его слов.

— Ух, люб ты мне, странник! Жаль, что не веры нашей, но все равно молодца!

Криво усмехаюсь и сползаю с тюфяка.

Подправив здоровье парой чарок, и закусив жареным мясом, отправляемся к «птичке». Кот не идет со мной, предпочитает погулять сам по себе.

Очередная полуземлянка, печи нет, из мебели: невысокий колченогий столик с разложенным на нем инструментом заплечных дел мастера, да скамья. Свет, как и тепло, идет он большой жаровни, расположенной в углу. У стены сидит на бараньей шкуре связанный по рукам и ногам рыцарь. Не особо холодно тут, заболеть не должен.

— Сейчас Федор подойдет, тогда и начнем, — произносит голова, присаживаясь на низкую скамеечку у стены.

— Без меня не обойтись? — интересуюсь, набивая и раскуривая трубку.

— Можно, — Иван пожимает плечами, — не хочешь смотреть?

— Я не люблю пытки, — выдыхаю дым. — Понимаю что они необходимы, но кто сказал, что я получаю от этого удовольствие?

— Понятно, — протягивает казак и, следуя моему примеру, раскуривает трубку.

— Давно меня на Руси не было, расскажи, что да как тут.

— Новости до нас доходят долго, — попыхивая трубкой, произносит мужчина извиняющимся тоном, — царевичу Дмитрию уже три года исполнилось, кораблей много строят, да стрельцов учат уму-разуму.

Какой царевич Дмитрий?! Он же в младенчестве утонул! По глупости царской — не послушался старца, наперекор пошел!

— А в остальном? Как там Европа, дрожит от османов?

— Поговаривают, что из какой-то Священной империи послы часто к нашему царю приезжают с дарами и грамотами. А, она всегда дрожит, нету сейчас там воинов. Да и веру на золотого тельца променяли, и рыцари их греховными деяниями в своих замках занимаются, тьфу!

Хм, интересно. Неужели Карл не разочаровался в идее всеевропейской империи и теперь мечтает за счет победы над турками сделать это? С одной стороны османов давно пора давить, а с другой — нам не нужна сильная империя под боком! Хотя это не мои проблемы, да и Габсбурги всегда были верны своему слову и до ужаса принципиальны.

— А в этой империи, кто правит? — прохаживаюсь по комнате. — Карл?

— Не знаю, — разводит руками казак.

Подхожу к пленнику и парой оплеух привожу его в сознанье.

— Кто сейчас правит Священной Римской империей?!

— Император Карл…

— Какой именно?! Пятый?!

— Да…

— Лис, да нам какое дело? — кошевой подходит ко мне.

— Ты умеешь хранить тайны?

— Вот те крест! Я никому ничего не скажу!

— Ждите, — наклонившись, продолжаю шептать ему на ухо, — будет война. Османы с прихлебателями падут…

— Не врешь?! — казак нервно хлопает себя по бедрам. — Давно пора!

— Может не в этом году, — качаю головой, — но похоже, что все идет к этому.

— Слава тебе Господи! — мужчина размашисто крестится и отвешивает земные поклоны. — Живот за победу положим!

— Но никому, а то лазутчики везде есть.

— Да чтобы казак, да братство предал?! Никогда такому не бывать!

Братство… Предают все, вопрос только в цене… Смаргиваю пару слезинок и рукавом стираю кровавые следы. Вроде кошевой ничего не заметил.

— Кошевой, — раздается голос со стороны входа в сруб, — этого задохлика будем расспрашивать?

— Да, Федор, его.

— Иван, вы потом куда? Сразу в Москву, к царю?

— Нет, — качает головой казак, — сначала в Раздор.

— Тогда дай пару лошадей и припасов на седьмицу-полторы — мне надо одно дело завершить, а потом я вас догоню.

— Лады, пошли…