Цепочку из шести звёзд, аккуратно расположенных в утреннем небе почти на одинаковом друг от друга расстоянии, наблюдали ещё астрономы Средневековья, однако первооткрывателем Неонового созвездия считается Франсуа Мандельштам, живший намного позже, в эпоху начала Космической колонизации. Исследовав вращающиеся вокруг звёзд планеты, Мандельштам пришёл к выводу, что как минимум семь из них пригодны для обитания человека. В своих трудах учёный доказывал необходимость направить корабли в первую очередь именно к ним, но, к сожалению, так и не дождался — колонисты появились тут уже после его смерти.
От Мандельштама созвездию и звёздам достались лишь названия.
Считается, что их свет напоминал учёному отблески рекламных вывесок, и он дал им звучные имена по названиям газов — наполнителей этих вывесок: Гелий, Неон, Аргон, Криптон, Ксенон и Радон.
Более правдоподобной, впрочем, выглядит не менее широко распространённая версия, согласно которой на выбор Мандельштама повлияли убеждения. Учёный был ярым приверженцем химизма — междисциплинарного философского учения, пользовавшегося определённой популярностью. Сторонники химизма пытались объяснить природные процессы исключительно с позиций химии. В свете этого, вполне логичным кажется название звёзд в честь химических элементов восьмой — самой совершенной в представлении химистов — группы периодической таблицы Менделеева.
Позже, прибывший в систему Ксенона Шервуд Лимбург обнаружил, что две из восьми планет — Эмилия и Полярия — даже без корректировок вполне пригодны для проживания человека. Ещё две — Эдемия и её спутник Авалония — прошли процесс терраформирования и были колонизированы через несколько десятилетий после смерти Шервуда.
Империя Шервуда включала в себя владения на трёх планетах: Эмилии, Полярии и Эдемии. Однако, как известно, в последнее столетие своего существования была разорвана политическими центробежными силами.
Как это произошло, например, с Суорией.
Сепаратистки настроенные правящие круги добились сначала автономии, потом — статуса Протектората Суория, а позже, перед самым падением Лимбургов, провозгласили независимость от Боккории, совершенно не учитывая того, что Суория — исторически первая колония на Полярии. Служила базой для дальнейшего продвижения по планете и поэтому большинством боккорийцев до сих пор воспринимается как часть своей территории.
Утрата Суории означала потерю позиций на Полярии и вызвала крайне болезненную реакцию в боккорийском обществе. Правление новых монархов сопровождалось чередой войн по возврату короне её исконных территорий, и главной целью реваншистской политики была, несомненно, Суория, которая, как и в прежние времена, должна стать плацдармом для дальнейшего победоносного шествия боккорийцев по Полярии…
Почти всё время полёта на «Астрее», флагманском крейсере Аэрской Имперской флотилии, Родерик и Эрлих проводили в офицерской кают-компании. В общении с сотоварищами скучное путешествие проходило быстрее.
Не любивший летать на космических кораблях Родерик вымещал недовольство в саркастичных высказываниях, которые отпускал по любому поводу, а зачастую без какого-либо повода. В один из таких вечеров, на третий день путешествия, за ужином, досталось и Неоновому созвездию.
— Какой же фантазией нужно обладать, чтобы обозвать звёзды подобными именами! — сказал Родерик. — Неужели кроме Мандельштама не нашлось никого, кто мог бы наблюдать созвездие? Наверняка ведь были такие, которых можно назвать первооткрывателями?
Сидящие рядом офицеры заинтересовались затронутой Родериком проблемой. Ожидая продолжения, с любопытством посмотрели на его собеседника.
— Вне всякого сомнения, господин капитан, — согласился Эрлих, разрезая ножом шницель. — Таковые были, и я подозреваю, что не так уж и мало. Ваш великий однофамилец, к примеру… — продолжал Эрлих, однако Родерик не дал ему закончить.
— Кто? — переспросил он.
— Оле Рёмер. Был такой астроном.
— Вот как? Никогда про такого не слышал…
— А между тем, довольно известное в кругах специалистов имя. Великий датчанин знаменит не только тем, что впервые измерил скорость света, но и тем, что открыл Уран — это планета в Солнечной системе. Правда, сам учёный предполагал, что наблюдает всего лишь далёкую звезду… Но не суть важно. Вернёмся к созвездию. Рёмер более семнадцати лет разглядывал небо в телескоп, скрупулёзно записывал всё в толстенные журналы и тщательно систематизировал результаты изысканий. Сегодня не вызывает сомнения тот факт, что задолго до Мандельштама, ещё в семнадцатом веке, Рёмер впервые описал Неоновое созвездие.
Нарочито книжный язык Эрлиха не по душе Родерику, однако энциклопедические познания вызывают уважение. Кроме того, капитану импонирует быть знаменитому астроному однофамильцем. В глубине души безродный Родерик уже считает его своим великим предком.
— Так в чём же проблема? — воодушевлённо начал Родерик. — Необходимо поднять архив Рёмера и найти упоминания созвездия. Какое-нибудь название ему, наверное, дал. И уж наверняка, не такое убогое как Мандельштам…
— К сожалению, это не возможно, — с грустью сказал Эрлих. — Почти все труды астронома погибли во время страшного пожара в Копенгагене в 1728 году. Утверждение о том, что Рёмер наблюдал Неоновое созвездие, основывается на данных из других источников. Строго говоря, этому нет прямых доказательств.
— Какая несправедливость, — заметил Родерик.
— Да, — согласился Эрлих. — Правда, очень жаль. Но вот ведь незадача — всего этого можно было избежать, если бы…
Эрлиха вновь оборвали на полуслове, на этот раз — флотский лейтенант-командор, который вошёл в кают-компанию и громогласно объявил:
— Господа офицеры! Прошу минуту внимания! На борт крейсера прибыл господин гросс-генерал! Приказ всем: через десять минут явиться в центральный зал!