Дон Алехандро и Тайное Убежище

Глава 3

Обитель альварианцев и внутри оказалась довольно-таки красивой. Явно действовали по принципу: «Все лучшее — церкви». Здание длиннющими шпилями стремилось в небо, дополнительную легкость придавал белоснежный камень стены и яркие витражные окна с картинами из жизни святых. То есть я предполагаю, что святых, спрашивать не рискнул, чтобы не показывать Исабель свою полную неграмотность в этом вопросе.

Но, к сожалению, витражи оказались не столь хороши, чтобы сидящая в трапезной парочка пялилась исключительно на них, открыв рот и не закрывая глаз. Парень посматривал на нас подозрительно, его подруга — испуганно. Как будто думали, что мы сюда явились исключительно для того, чтобы присвоить их благословение. Заниматься взломом тайника в таких условиях оказалось невозможным, так что я пожалел об отсутствии Шарика — он бы непременно что-то придумал. Хоть невидимостью бы укрыл кусок стены, чего сам я не умею, а экспериментировать в таких условиях не стоило. Или просто пробежал рядом с девицей: она казалась достаточно нервной, чтобы орать при любом испуге.

Я делал вид, что любуюсь камином, который тоже был хорош, и размышлял. С одной стороны, трапезная огромная — те, кто сидит на другом ее конце, могут не разобраться, что я делаю. С другой стороны, могут и разобраться, потому что тайник расположен высоко и еще неизвестно, не будет ли там каких визуальных или звуковых эффектов. Но выбирать не приходилось. Это мне еще повезло, что тайник в месте общего доступа. Подстраховался падре Хавьер — во внутренние помещения еще поди попади, а сюда может прийти каждый, пусть и за денежку.

Я гипнотизировал нужный камень («Третий кирпич в седьмом ряду справа от камина…» — эти слова настолько крепко врезались в мою память, что я был сам удивлен, когда это обнаружил), но он не желал меня одарять тем, что находилось за ним.

— Алехандро, что дальше? — прошептала Исабель. — Вы молчите и ничего не делаете. Нас ночевать не оставят.

— Здесь тайник. Опасаюсь его открывать при посторонних. Отвлечете эту парочку?

Вместо того чтобы идти выполнять четкие указания, Исабель уставилась на меня в полном восхищении.

— Тайник? Где?

— Исабель, солнце мое, все потом. Сначала вы отвлекаете наблюдателей разговором, причем встаете так, чтобы мы были не на одной линии.

— Как я их отвлеку? Сеньора еще ладно без проблем, но сеньориту вы можете заинтересовать куда больше.

— Она тоже отвлечется на вас, если вы добавить обаяния по отношению к ее парню. Решит, что вам он нужен.

Исабель обернулась.

— Они смотрят на нас.

В ее голосе было слишком много сомнений, чтобы не понять: разрабатывать план отвлечения придется мне.

— Так и я о чем. Нужно, чтобы они смотрели в другую сторону. В конце концов, вы просто можете подойти к ним с невинным разговором, потом завизжать: «Мышь». Главное, укажите в угол поближе к двери. Мне хватит секунд десять, чтобы проверить.

— Я не боюсь мышей, — оскорбилась Исабель.

— От вас и не требуется их бояться. Требуется только визжать.

— Визжать я тоже не умею. Это недостойно благородной донны.

— Тогда просто скажите: «Мышь» и падайте в обморок. Желательно на сеньора, а то он может не сориентироваться и не поймать, и тогда вы ушибетесь.

Исабель опять обернулась, в этот раз я обернулся вместе с ней. Парочка таращилась на нас как завороженная ни на что не отвлекаясь. Не заботятся монахи о клиентах. Могли бы какие-нибудь фантомные развлечения запустить, чтобы посетителям было на что смотреть, кроме как друг на друга.

— Он мне не нравится.

— Вам с ним детей не крестить.

— В смысле? — Она повернулась ко мне. — Крестить — это как?

— В смысле, вы его сегодня видите в первый и последний раз. И ее тоже, — уже с раздражением ответил я. — Исабель, время идет. Появятся монахи — ничего не успеем. Придется задерживаться и получать еще одно благословение. А мне и одного много, с такими ценами.

— Хорошо, — вздохнула донна с видом особы, делающей мне глубокое одолжение. — Но потом вы мне покажете все, что найдете в тайнике.

— Там, может, уже ничего нет.

— Тогда не покажете, — легко согласилась она и наконец пошла к молчаливым зрителям нашего тихого разговора

Я же подтянул медальон к горловине рубашки и притворился, что любуюсь картиной, которая висела почти над нужным кирпичом. К слову, картина была тошнотной, художник наверняка рассчитывал, что мы проникнемся местом, куда попадают грешники, и постараемся не грешить. Или в крайнем случае — успеем искупить грехи. Золотыми доранами, разумеется, — на это намекало изображение монаха с чашей для даров.

— Вы не знаете, как долго нам придется ожидать? — мило защебетала за моей спиной Исабель.

— Понятия не имеем, — неприязненно ответила ей девица.

— Мы здесь впервые, — более спокойно ответил ее спутник.

— Ой, что это? — вполне естественно испугалась Исабель. — Мышь?

— Мышь⁈ Где?!!

Исабель визжать не пришлось, за нее это сделала девица и так качественно сделала, что, когда я обернулся, все внимание было уделено углу в трапезной, а на меня никто не смотрел. Девица же голосила как пароходная сирена, заглушая все и вся. Я торопливо вытащил медальон падре и приложил к стене. Она оказалась не кирпичной, а покрытой плиткой, его имитирующей. Одна сдвинулась в сторону, и я извлек из обнажившегося тайника несколько свитков и небольшой мешочек. Все это мгновенно перекочевало ко мне за пазуху. Плитка же, после того как я ее сдвинул назад, встала на место, как будто и не открывалась.

И все это время девица голосила так, что уши закладывало. Исабель стояла, скромно сложив руки на груди и делая вид, что она вообще тут ни при чем. Вот что значит правильно мотивировать других на выполнение задачи. Сразу видно, что дочь герцога воспитывали правильно.

Долго любоваться на эту картину мне не пришлось, потому что в комнату вломился монах, наверняка решивший, что тут кого-то убивают. В отличие от падре Хавьера этот был худой, но жилистый. На силу он не полагался, потому что в руках его формировались какие-то неприятные чары. Исабель испуганно ойкнула, теперь уже не наигранно, и попятилась ко мне. Я же, напротив, прошел к ней: и чтобы поддержать, и чтобы отвлечь внимание от стены. Хотя смотреть там, конечно, уже не на что…

Сеньорита, впечатленная появлением монаха с чарами на изготовку, наконец замолчала. Тишина показалась настолько оглушительной, что я начал опасаться, что посторонние услышат, как похрустывая трутся друг о друга и о медальон свитки на моей груди.

— Что происходит? — спросил монах, поворачивая голову от нас ко второй парочке и обратно.

— Мышь, — коротко ответил парень.

— Где?

— Убежала, наверное…

И умерла от разрыва сердца в своей норке. Никакая мышь не выживет после столь суровой голосовой атаки. Этой повезло, что ее никогда не существовало.

— Нас скоро благословят? — чуть подрагивающим голосом спросила Исабель.

— Ждите, глава занят, — ответил монах и вышел.

— Получилось? — шепнула подошедшая Исабель.

— Получилось, — подтвердил я. — Можно уходить.

— Нельзя без благословения.

— Почему это?

— Запомнят, что заплатили и ушли, ничего взамен не получив.

— Можно поскандалить и потребовать вернуть деньги.

Словно в ответ на мои слова, в трапезную вошли два монаха. Один нес блюдо с пирожками, другой поднос, на котором стоял кувшин и четыре стакана, по числу ожидающих. Они молча выставили на стол и вышли. Вот и думай, нам это или не нам? С одной стороны, за те деньги, что мы выдали ради попадания в это помещение, могли бы и побольше принести. С другой — а кто сказал, что это вообще нам и в случае, если мы зажуем, не выяснится, что пища здесь слишком благословенная, чтобы выдавать ее без дополнительной платы? Парочка, которая так и сидела на противоположной от нас стороне, наверняка решила так же, потому что на еду они только посмотрели, но даже движения в ее сторону не сделали. Из опасения? Я подумал еще и о третьем варианте: когда в еду добавляют разные нехорошие вещества. После последнего визита к Ортис де Сарате я для себя решил — никакой еды где попало, только в местах, в которых уверен.

Просидели мы еще час, за это время к нам добавились еще две пары. И то, что все они были именно парами — юноша-девушка, честно говоря, меня немного напрягало, настолько, что я не удержался и спросил Исабель:

— На что обычно получают благословение?

— На счастливый брак, разумеется. Поэтому я и уточняла, что нам — на исполнение Замысла.

— А зачем? Я имею в виду, зачем нужно благословляться на счастливый брак?

— Затем, что такой брак всегда счастливый.

— Да ну? — недоверчиво сказал я. — Почему же тогда здесь нет паломников, желающих получить такое благословение?

— Меня удивляет, Алехандро, что вы не знаете простейших вещей, — бросила Исабель.

— Я рос вдали от цивилизации, многое упустил из виду. Так все же, почему в таком случае здесь так мало людей?

— Во-первых, дорого. Во-вторых, благословение может не лечь, — непонятно пояснила Исабель.

— В смысле? То есть деньги заплатили, а благословлять никто не пришел?

— Нет, разумеется. Это значит, что воззвали, но Всевышний не снизошел и метки не будет.

— Какой метки?

— Будущей счастливой семьи, — Исабель отвечала с таким видом, как будто разговаривала с умалишенным.

Но я все так же не понимал, зачем все это нужно.

— И как часто эта метка появляется?

— Очень редко. Не уверена, но не чаще, чем одна на сотню запрашиваемых благословений. А может, и тысячу. Я лично не знаю ни одной такой пары.

Теперь я посмотрел на ситуацию с другой стороны: получается, что монахи сегодня получат четыре дорана, просто создав видимость, что что-то запрашивали, а что ничего на выходе не получилось — это не их вина. Остается удивляться, что до сих пор находятся идиоты, которые несут им деньги.

— Зачем вообще запрашивают такое благословение? Какой в нем прок?

Ответа я не услышал, так как двери открылись и давешний монах, который прибегал сражаться с мышью, торжественно встал справа от них, оглядывая трапезную короткими внимательными взглядами.

Сразу после этого вошла процессия. Впереди вышагивал пузан с таким же солнцем на цепи, как висевшее у меня на шее. Только у меня было настоящее, а у него поддельное. И не уверен, что падре Хавьер хотел бы, чтобы я передал медальон именно этому типу. Очень уж неприятно-высокомерным было у него лицо.

Он вошел, воздел руки к потолку и забормотал что-то невнятное. Как я понял, просил небеса дать ему силы аж на четыре благословения, чтобы не пришлось откладывать столь тяжелое деяние на другой день.

Но что я не ожидал, так это то, что небеса откликнутся и на нас прольется золотой свет. На нас — это на нас с Исабель. Не ожидал этого и главный монах, который застыл и уставился на нас с таким видом, как будто перед ним воплощение Всевышнего на земле. Опомнился он быстро и сказал:

— Благословение получено, дети мои. Сам Всевышний сегодня снизошел к вам.

И тут я понял, что что-то пошло не так. Более того, в моей ауре рядом с меткой ученика появилась еще одна. Свою Исабель тоже обнаружила — иначе с чего бы ей так испуганно ойкать.

— Простите, падре, но нам нужно было благословение на исполнение Замысла.

— Всевышнему лучше знать, на что вас благословлять, — пафосно сказал главный монах, но глаза его забегали. — Возрадуйтесь, дети мои, он обратил на вас свое внимание.

— Но нам надо было, чтобы вы запросили благословение на исполнение Замысла, — Исабель пришла в себя, разозлилась и присоединилась ко мне в наезде на монаха: — Мы не собираемся вступать в брак.

Остальные пары смотрели на нас со страдальческими лицами, но не потому, что нам сопереживали, а потому, что благословение не досталось им, если одно отмерили на сегодня.

— Вот именно, — подтвердил я слова Исабель, — поэтому забирайте это благословение и выдайте нам другое.

— Всевышнему лучше знать, кого и на что благословлять, — уперся монах, не желая признавать свою забывчивость. — Но ради исключения я запрошу лично для вас второе благословение. Вот увидите, Всевышний окажется глух к этой просьбе.

Он опять воздел руки к потолку и забормотал. Я временно решил помолчать, понадеявшись, что этому пройдохе удастся если не отменить, то хотя бы поменять благословения. Но мои надежды оказались тщетны, потому что когда на нас пролился еще один золотой поток, то я обнаружил дополнительную метку. Теперь у меня их оказалось три. Черт возьми, мне никогда не нравилось число три, особенно если в данной ситуации правильным было только одно — ноль. Потому что Замысла, на который нас благословили, у нас тоже не было, а насколько я успел понять, метка эта будет, пока не получим определенный результат. А какой может быть результат, если благословили непонятно на что?

— Возрадуемся, дети мои, — завопил монах. — Всевышний явил чудо и дважды благословил одну из пар. Восславим же его!

Молитву в этот раз завели все, а главный попытался слинять с места преступления, но не тут-то было. С одной стороны за рясу его ухватил я, с другой — весьма недовольная таким поворотом Исабель.

— Падре, — прошипел я, — вы забыли у нас забрать лишнее благословение.

— Это подарок от Всевышнего. Кто я такой, чтобы вставать на пути божественных замыслов? — ответил он, дергая полы рясы в попытках освободиться. — Если слишком надоедать Всевышнему, он может забрать у вас и второе благословение.

Этот вариант не испугал ни меня, ни Исабель. Я даже спрашивать ее не стал ответил за обоих:

— Мы согласны.

— А я нет, — заартачился падре. — Негоже докучать Всевышнему ерундой. Он все решил, вас благословил. Возрадуйтесь же, дети мои.

— Потом возрадуемся, когда получим благословение согласно уплаченным деньгам, — я решил воздействовать на монашескую жадность, если уж остальное не работает. — А то так каждый придет и, заплатив единожды, получит десяток благословений. Это непорядок. Заберите лишнее.

— Второе считайте подарком от нашего ордена, — выкрутился падре. — Кто мы такие, чтобы брать деньги за волеизъявление Всевышнего? Грех это.

— Грех вы берете на свою душу, падре, потому что мой отец не будет доволен первым благословением и снимет его единственным для него возможным способом. Так что смерть дона Алехандро будет на вашей совести.

Теперь мне случившееся не понравилось еще сильнее, потому что, даже если герцог Болуарте не способен справиться со мной личной силой, у него есть другие ресурсы. Значительные, поскольку не самый бедный герцог мне будет противостоять.

— Вашему отцу, донна, придется принять волю Всевышнего, а то Всевышний может не только благословить.

Что и продемонстрировал монах у двери, на руках которого опять загорелись недружелюбные чары. От главного нас оттерли, и он удрал с прытью недостойной духовного лица. Скандал закатить не удалось даже Исабель, потому что слушать нас не стали, вернули деньги за недобросовестно оказанную услугу и выставили вон. На месте Всевышнего я бы конкретно оскорбился, потому что налицо настоящий демпинг божественных благословений. Два нам обошлись всего лишь в серебряную монету, да и та осела в карманах рясы жуликоватого монаха. Провожавший нас заявил:

— Обида — это грех. Вы просто не осознаете, как вам повезло, потому что после исчезновения падре Хавьера в Обители не случилось ни одного благословения от Всевышнего.

— И больше не случится, — мрачно предрек я, сообразив, что виноват не меньше, чем Всевышний, потому что последнего наверняка привлек замечательный медальон альварианцев, висящий на моей шее.

А ведь у меня возникала мысль подбросить эту святыню в местный храм после того, как очищу тайник. Фиг им теперь, а не дар от меня. Но, может, не все так страшно? Благословение — это же не брак?