Дотянуться до звёзд

Генерал-майор Леонид Иванович Горегляд поднялся, и произнёс невнятной скороговоркой:

– Товарищ Председатель, товарищи члены Государственной комиссии... – потом сообразил, что его плохо слышно, и начал говорить уже более чётко. – Для очередного космического полёта предлагается утвердить в качестве основного лётчика корабля капитана Титова Германа Степановича, запасным лётчиком – капитана Николаева Андрияна Григорьевича.

Звание капитана Титов получил буквально накануне, вскоре после полёта Гагарина (АИ, в реальной истории – чуть позднее, в апреле 1961 года он ещё был старшим лейтенантом, в августе – уже капитаном).

В этот период терминология ещё не устоялась, кто-то уже называл членов отряда космонавтами, кто-то, в основном – представители ВВС, по привычке ещё именовали их лётчиками. Название должности – «дублёр» тоже ещё было непривычным, во многих документах космонавты-дублёры в тот период именовались «заместителями», а генерал-майор Горегляд по привычке назвал Николаева «запасным лётчиком».

Титов поднялся:

– Товарищ председатель, товарищи члены Государственной комиссии! Разрешите прежде всего выразить горячую благодарность за то доверие, которое вы оказали мне, назначив командиром космического корабля. Разрешите поблагодарить Главных конструкторов и всех остальных товарищей, которые принимали непосредственное участие и оказали мне большую помощь в подготовке к полёту. Заверяю Государственную комиссию, что приложу все свои силы, знания, чтобы оправдать это высокое доверие и выполнить программу полёта. Разрешите от имени коллективов, принимающих непосредственное участие в подготовке этого полёта, посвятить этот полёт нашей славной ленинской партии и её предстоящему 22-му съезду.

Собравшиеся зааплодировали. Сейчас это выступление выглядит «казённым», но в 1961 году оно воспринималось вполне естественно, так говорили все, на каждом официальном собрании.

– Слово предоставляется товарищу Келдышу, – объявил Смирнов.

Мстислав Всеволодович поднялся:

– Дорогой товарищ Титов! 12 апреля ваш друг и товарищ, Юрий Алексеевич Гагарин, совершил замечательный подвиг – облёт на корабле-спутнике вокруг земного шара. Вам предстоит совершить длительный полёт – около миллиона километров в космическом пространстве. Мы все верим в успешный исход вашего полёта. Мы все надеемся, что этот полёт покажет, что человек может свободно себя чувствовать в космосе, что этот полёт ещё более утвердит уверенность в возможности совершения дальних космических путешествий.

Я желаю вам успеха в вашем большом деле, желаю, чтобы вы ещё больше прославили нашу Родину.

Снова послышались аплодисменты. Выступление академика, конечно, по содержанию было протокольным, но по интонации ощущалось, что Келдыш говорил прочувствованно, от души.

В зале становилось уже невыносимо жарко, и Смирнов поспешил завершить собрание:

– Мы все уверены, что все присутствующие здесь лётчики-космонавты готовы выполнить этот полёт. Мы тем более уверены, что товарищ Титов оправдает высокое доверие, оказанное ему, и выполнит задачу, возложенную на него Коммунистической партией Советского Союза, нашим правительством, и всем советским народом.

Разрешите мне, от имени Государственной комиссии, и всех вас присутствующих пожелать товарищу Титову Герману Степановичу счастливого пути и благополучного приземления.

Под аплодисменты собравшихся Смирнов пожал руку космонавту, и на этом официально-протокольная часть была завершена.

По окончании технической подготовки, 21 апреля (в реальной истории – 5 августа) накануне старта, прошла ещё одна короткая торжественная церемония: стартовая команда «передавала» Титову ракету-носитель с космическим кораблём. Народу собралось множество, в основном – военные из многочисленных служб космодрома, и представители промышленности. Мероприятие тоже снимали кинодокументалисты. Появился Титов с цветами в руках, за ним Королёв, Воскресенский, следом – ещё множество народа. К этому моменту на всех уровнях государственного управления уже появилось понимание неповторимости исторического момента, поэтому было принято решение фиксировать на цветную киноплёнку все происходящие события.

В программу полёта Титова были включены важнейшие элементы, без которых нельзя было продвигаться дальше в освоении космического пространства. Герман Степанович должен был попробовать вручную управлять кораблём, это уже была первая стадия подготовки к последующей отработке космического маневрирования и стыковки.

Также ему предстояло провести киносъёмку и видеосъёмку Земли с орбиты. Для этого у него имелись кинокамера и аналоговая видеокамера с ПЗС-линейкой, записывающая изображение на магнитную ленту. (АИ частично, в реальной истории Титов проводил киносъёмку Земли из космоса.) Предполагалось также провести ряд научных экспериментов – измерить уровень радиации на опорной орбите, провести магнитометрические измерения.

Не менее важной была экспериментальная проверка возможности нормальной жизнедеятельности человека и систем жизнеобеспечения корабля в условиях невесомости. Титову предстояло проверить, как человек будет есть, пить, спать, отправлять естественные потребности при отсутствии силы тяжести. Собственно, в успехе этого испытания ни Королёв, ни Келдыш не сомневались. Но нужно было проверить правильность функционирования оборудования корабля. Будет ли удобно пользоваться ассенизационным устройством? Справляется ли система климат-контроля с выделением тепла и влаги космонавтом в различных режимах – от состояния покоя до интенсивной двигательной активности. Сможет ли космонавт спать в невесомости, или нужно как-то модифицировать кресло-ложемент, чтобы следующим космонавтам было удобнее в будущих полётах. Чтобы Титов случайно не проспал сеанс связи, корабль оснастили электрическими часами с будильником.

Особое внимание было обращено на возможность расстройств вестибулярного аппарата. Королёв особо предупредил Германа Степановича:

– Гагарин летал недолго. Мы ещё не уверены, что человек сможет продержаться сутки в космосе без проблем. После нескольких витков может, к примеру, начаться головокружение, потеря ориентации, как у лётчиков при полёте по приборам. Нам нужно найти и экспериментально проверить способы справляться со всеми возможными явлениями. Поэтому докладывай обо всём, что с тобой будет, без утайки и подробно.

– Так это… Сергей Палыч! Медики же мне суточную программу отлетать не дадут! Это же известные паникёры, заставят садиться раньше времени, – Титов забеспокоился не на шутку.

– После первых семи витков, даже если очень захочешь, сесть сможешь только на 17-м, – ответил Королёв. – Нет, сесть, конечно, можно и в океан, спускаемый аппарат позволяет, только вот там шансов погибнуть будет не меньше, чем на орбите.

– Продержусь сутки, что бы ни случилось, – пообещал Титов.

– Не хорохорься раньше времени. Кодовую таблицу держи под рукой и обо всём докладывай.

Медики для удобства ведения переговоров составили таблицу цифровых кодов, состоящую из двузначных чисел, по которой космонавт мог, не информируя весь мир открытым текстом, доложить в ЦУП о любых неприятностях со здоровьем или техникой, если таковые случатся. Эту таблицу закрепили на приборной доске, второй экземпляр вложили в «Блокнот космонавта».

Королёв очень много времени уделял в этот период работе с космонавтами, стараясь сделать их своими единомышленниками, ведь космонавты лучше многих понимали, что нужно улучшить в корабле. Он помогал преодолевать робость в беседах с конструкторами и разработчиками, настаивал:

– Высказывайте свои замечания, предлагайте, ведь вам летать...

Больше других не отставал от Титова:

– Появятся идеи – звони...

Он хотел отработать эргономику корабля так, чтобы ничто не мешало космонавтам в полёте. Всё, что окружает космонавта, должно быть понятным, удобным, чуть ли не на ощупь знакомым и привычным.

Накануне пуска после обеда Королев приехал к Герману, спросил озабоченно:

– Есть ли необходимость ещё раз посидеть в корабле? Корабль уже на старте, лучше бы его не трогать... Но если нужно, организуем...

– Если есть возможность, дайте мне полчасика, – попросил космонавт.

– Хорошо. Через сорок минут будет «окно» в программе подготовки корабля и мы съездим вместе...

Титов пробыл в корабле около получаса. Ведущий конструктор корабля Евгений Фролов, сменивший ушедшего на повышение Олега Генриховича Ивановского, стоял возле люка, давал пояснения, но Герман и так знал всё что нужно. Ему хотелось просто посидеть, ощутить корабль, который уже завтра унесёт его к звёздам.

Все эти полчаса Королёв ждал его внизу...

Вечером Главный конструктор приехал снова. Титов и Николаев ночевали в том же домике Неделина. Неподалёку уже строилась комфортабельная пятиэтажная гостиница, но за прошедшие со старта Гагарина 10 дней строители успели сложить из бетонных плит лишь четыре этажа из пяти (АИ). Королёв, Титов и Николаев гуляли по обочине шоссе, Сергей Павлович устроил им свой собственный, неформальный экзамен. Он снова и снова задавал вопросы, проверял знания, объяснял:

– Каждый полёт неповторим. Надо замечать все новое, ведь мы исследователи, первооткрыватели...

Неформальный экзамен был «отзвуком» предыдущего, официального, проходившего на Госкомиссии с участием самого Устинова. Экзаменовали вторую половину отряда «Интеркосмос». Немцы Зигмунд Йен и Рольф Бергер, поляки Анджей Абламович, Людвик Натканец, чехи – Властимил Давид, Ярослав Шрамек, Рудольф Духонь, индонезийцы Росмин Норьядин, Игнатиус Деванто, и два космонавта из Объединённой Арабской Республики – сириец Хафез Асад и египтянин Хосни Мубарак прошли курс теоретической подготовки, сдали экзамены, получили удостоверения лётчика-космонавта и приступили к предполётным тренировкам (АИ).

Группу готовых к полёту космонавтов 1-го отряда пополнили Владимир Комаров, Георгий Шонин, (реальная история) Амет-Хан Султан и Георгий Береговой (АИ). Также в конце марта 1961 г было принято окончательное решение о формировании женского отряда космонавтов. В него были приняты Валентина Терешкова и Валентина Пономарева. В начале июля вторым приказом в женский отряд были зачислены Марина Попович, Ирина Соловьева, и, как ни сопротивлялся этому решению Каманин – французская лётчица Жаклин Ориоль.

(АИ, в реальной истории женский отряд был организован постановлением Президиума ЦК КПСС от 30 декабря 1961 г, и состоял из 5 женщин. Первые три космонавтки были зачислены 12 марта 1962 г, а Ёркина и Пономарёва – вторым приказом от 3 апреля 1962 г. Татьяна Кузнецова и Жанна Ёркина в АИ будут зачислены в отряд позже).

Рано утром 22 апреля бело-синий автобус «ЛАЗ-695» Львовского автозавода доставил Титова, Николаева и сопровождавших их специалистов на стартовую площадку. Титов, в оранжевом скафандре, неуклюже выбрался из узких дверей автобуса, подошёл к председателю Госкомиссии Смирнову, отрапортовал по уставной форме. Леонид Васильевич рапорт принял, затем от души обнял Германа, долго не выпускал из рук. Так же тепло попрощались с ним Королёв и Келдыш. Титов поднялся по лестнице на нижнюю площадку лифта, с высоты около трёх метров обернулся, коротко поблагодарил советских учёных, инженеров и рабочих за созданный ими космический корабль.

Кабина лифта поехала, увозя космонавта ввысь, к кораблю.

(Далее – реальные переговоры космонавта с Землёй – по книге Г.С. Титов «Голубая моя планета» и д.ф. «Снова к звёздам», «700000 километров в космосе», «Герман Титов — первый после Гагарина»)

Земля: Как слышите?

Титов: Слышу хорошо, чувствую себя хорошо, заканчиваю посадку. Посадку произвел, все в порядке. Приступаю к проверке скафандра.

Земля: Слышу вас хорошо. Приступайте к проверке скафандра.

Титов: Проверка скафандра и кресла закончена. Все в порядке. Как поняли?

Земля: Вас понял. Проверьте УКВ связь.

Титов: Приступаю к проверке связи.

Земля: Слышу хорошо.

Титов: Как слышно ларинги?

Земля: На ларинги слышно хорошо.

Титов: Проверку «Взора» закончил, все в порядке. Приступаю к проверке магнитофона.

Земля: Понял. Все нормально «Взор». Приступайте к проверке магнитофона.

Титов: Проверку работы магнитофона произвел. Работает отлично, переключал. Чувствую себя отлично. Передайте что-нибудь.

Земля: Понял вас, понял вас.

Титов: Проверку работы динамиков «Зари» произвел, все в порядке.

Земля: Понял вас, все идет нормально. Проводите дальнейшие проверки...

Титов: Проверку оборудования в кабины закончил... Время разделения – 9 часов 11 минут 24 секунды. Давление в кабине – 1 атмосфера, температура – 23 градуса, давление в приборном отсеке – 1,2 атмосферы...

Земля: Как самочувствие? Передайте показания часов.

Титов: Чувствую себя отлично. Люк закрыт. Время разделения – 9 часов 11 минут 24 секунды. Бортовые часы показывают 7 часов 46 минут.

Земля: Вас понял, 7 часов 46 минут. Время уточним, дадим отсчет. Объявлена часовая готовность.

Титов: Понял вас, часовая готовность. Самочувствие отличное.

Земля: Сейчас будут опускать площадку обслуживания. Будут шумы. Все идет по программе. Как поняли?

Титов: Понял вас, уже слышу шум опускаемых площадок. Все тарахтит. Люк закрыли. Все идет хорошо... Самочувствие хорошее. Если можно, дайте музыку, хочу подремать под музыку.

Земля: Что лучше: музыка или отдых?

Титов: Можно и то и другое. Под музыку можно подремать.

Земля: Сейчас вам дадим музыку. Получите музыку.

Титов: Получил музыку, прекрасная музыка.

Земля: Вот этот звук... это опускают площадки ферм обслуживания. Все нормально.

Титов: Понял вас, я так и думал. Корабль подрагивает немного, немного подрагивает. Вы сообщили мне, я уже не беспокоюсь. Раз вы руководите, значит, все в порядке.

Земля: Ну, рад, что у вас хорошее настроение. У нас также хорошее настроение. Все идет нормально.

Титов: Свет телевидения выключился.

Земля: Вас понял, телевидения свет выключился.

Земля: Сейчас будут опускать фермы обслуживания. У нас все нормально. Как самочувствие?

Титов: Понял, будут опускать фермы обслуживания. Самочувствие отличное, отличное самочувствие. Как у вас?

Земля: Стартовики, работающие сейчас на старте, передают вам привет и пожелание доброго полёта. Выполняю их просьбу. Как поняли?

Титов: Большое спасибо, спасибо. Немного слышу, что-то погромыхивает... Самочувствие отличное, отличное самочувствие.

Земля: Понял вас. Стартовые фермы обслуживания отведены, и всякие грубые работы, в кавычках, в связи с этим окончены. Вот так. Как поняли?

Земля: Справлялся о твоем самочувствии Главный, желает счастливого пути. Как понял?

Титов: Понял, самочувствие отличное, спасибо за пожелание, спасибо.

Земля: Объявлена десятиминутная готовность. Я тебе дам точный отсчет времени. Проверь свои часы. Передаю время. Сейчас 8 часов 42 минуты 50 секунд, 55 секунд... 43 минуты. Как понял?

Титов: Надел перчатки, гермошлем закрыл.

Земля: Вас понял: перчатки надел, гермошлем закрыл. Как слышали отсчет времени?

Титов: Вас слышал отлично, передавали 8 часов 43 минуты.

Земля: Объявлена пятиминутная готовность. Громкость полностью УКВ. Громкость УКВ полностью, магнитофон автоматически...

Земля: Готовность – одна минута, буду вам транслировать команды. Как поняли?

Титов: Понял. Самочувствие отличное, к старту готов.

Земля: Зажигание... Предварительная ступень... Промежуточная ступень... Главная! Подъём!

Старт второго пилотируемого полёта состоялся 22 апреля 1961 г в 9.00, в разгар Кубинского ракетного кризиса (АИ), показав всему миру, что Советский Союз уверенно продолжает выполнение мирной космической программы.

Титов: Понял вас, понял. Плавно идет ракета, плавно.

Земля: Понял, понял. Плавненько идет. Все работает. Все нормально.

Титов: Все плавно, шум незначительный. Очень незначительный шум.

Земля: Вас понял. Как самочувствие?

Титов: Отличное самочувствие, отличное.

Земля: 70, 70 – все нормально (70 секунд от старта).

Титов: Понял: 70. Перегрузки растут, растут перегрузки незначительно... Слетел конус, слетел конус. Отлично видно все. Все отлично видно.

Земля: Понял вас: обтекатель сброшен. полёт идет нормально.

Титов: В иллюминатор «Взора» видна Земля: Видна Земля, наша родная Земля:..

Титов: Спали перегрузки, отделилась вторая ступень. Как поняли?

Земля: Понял вас хорошо. Все нормально.

Титов: Включилась третья ступень.

Земля: Понял вас: включилась последняя ступень. Все нормально. Привет!

Титов: Слышу вас отлично. Самочувствие нормальное. Приборы проверил. Все работает нормально. Все работает нормально, великолепно! Как поняли меня?

Вибрации и перегрузки старта Герман Степанович, по его собственным словам, «перенёс нормально – все это можно хорошо оттренировать на Земле», но вот последовал мягкий толчок в спину при отделении корабля от третьей ступени, разгон прекратился, и наступила невесомость. Она воспринималась как ощущение, которое испытывает человек в начинающем опускаться лифте, но там это ощущение слабо и мимолётно, а в космическом корабле оно сильнее, и не заканчивается, а продолжается в течение всего полёта.

(Из интервью космонавта Олега Валерьевича Котова, см. д.ф. «Звезда по имени Гагарин» t = 25:30 Из личных ощущений, после полёта в детстве на Ан-2 с.х. авиации – ощущение невесомости довольно мерзкое – как будто подкашиваются ноги, а желудок начинает карабкаться вверх по пищеводу. Я тогда стоял в проёме кабины пилотов, мне было лет 10. Помню, что инстинктивно присел, чтобы заставить желудок вернуться на место. Но в самолёте это ощущение проходит в считанные секунды. Ещё одно место, где можно ощутить невесомость на Земле – качели. Если раскачаться сильно, то в момент начала спуска противно «подхватывает» живот. Представьте, что это ощущение длится целые сутки. Или полгода, если вы на орбитальной станции. В целом – ощущения довольно индивидуальные, у других может быть иначе.)

После наступления невесомости Титов почувствовал себя заметно хуже: «трудно было отделаться от ощущения, что ноги твои задрались куда-то кверху и ты висишь как бы вниз головой». Тем не менее, уже на первом витке он попробовал вручную ориентировать корабль. Всё получилось, управление работало штатно, как на тренажёре.

Позже врачи даже придумали для этого явления специальный термин: «иллюзия перевернутого положения». Очень трудно было убедить себя, что это иллюзия, а не действительно перевернутое положение. Доводы рассудка не помогали, от «иллюзии» инстинктивно хотелось избавиться. Титов начал вертеться в кресле, пытался делать резкие движения, но ощущения подвешенного вниз головой человека не исчезали, а, напротив, постепенно нарастали.

Титов: 9 часов 32 минуты, пересёк экватор. Все идет хорошо. Кругом ночка темная. Будьте спокойны. Слышу вас удовлетворительно.

Титов: Орбита близка к расчётной. Самочувствие отличное, снимаю коррекцию.

Титов: «Глобус» включил 10 часов 59 минут. 10 часов 59 минут. Пятерка - девятка - ноль-ноль секунд.

Титов: Правильно поняли, правильно, давайте музыку.

Титов: Внимание! Внимание! Космический корабль «Север-2» пролетает над Европой. Шлю горячий привет советскому народу и всем народам европейских государств. Космонавт Титов:

Земля: Сообщите данные по ориентации корабля.

Титов: На успокоение, на успокоение объекта потребовалось около 20 секунд, около 20 секунд. На полную ориентацию объекта потребовалось 10 минут, 10 минут. Давление в баллонах системы ориентации 120 атмосфер. Как поняли?

Земля: Вас отлично понял, понял вас отлично.

На Земле, едва войдя в комнату управления полётом, Королёв с порога потребовал:

– Дайте параметры орбиты.

Однако параметры ещё не были определены — не поступили все нужные данные с пунктов наблюдения. Сергей Павлович распорядился:

— Как только будут, по-быстрому считайте и давайте сюда орбиту!

На каждом витке в перигее космический корабль слегка задевает верхние слои атмосферы. Хотя плотность воздуха в этих слоях ничтожная, но при этом происходит еле заметное торможение.

Если орбита окажется ниже расчётной, космический корабль будет на каждом витке погружаться в атмосферу глубже, тормозиться сильнее. Как только скорость его полёта станет меньше первой космической (около восьми километров в секунду), он неминуемо сойдёт с орбиты и по нерасчётной, растянувшейся на тысячи километров траектории устремится к Земле. Такая посадка, в незапланированное время и в незапланированном месте, может пройти удачно только в случае крупного везения. А весь опыт человечества говорит о том, что рассчитывать на везение в технике слишком опасно.

В полёте Гагарина эта проблема не успела сказаться: его корабль вышел на орбиту несколько выше расчётной, и за один виток значительно затормозиться не успел. А вот Титову нерасчётно низкая орбита могла существенно повредить — заставить опуститься на Землю раньше истечения запланированных семнадцати витков, причём, с большой вероятностью – в океан, тайгу, горы, пустыню – только не туда, где его ждут подготовленные спасатели.

В 10.00 по Центральному Телевидению, Всесоюзному Радио СССР и сети «Интервидение» было объявлено о полёте второго космонавта. Миллионы людей вслушивались в произносимые торжественным голосом слова Юрия Борисовича Левитана:

… Передаём сообщение ТАСС. 22 апреля 1961 года в 9 часов московского времени в Советском Союзе произведён новый запуск на орбиту спутника Земли космического корабля «Север-2». Корабль пилотируется гражданином Советского Союза, лётчиком-космонавтом, майором товарищем Титовым Германом Степановичем!

Жена Титова, Тамара, услышав по радио фамилию мужа в сообщении Левитана, от неожиданности не устояла на ногах, и присела. (Из интервью Тамары Васильевны Титовой в д.ф. «Герман Титов – первый после Гагарина»)

Титов: Передаю сообщение. В 11 часов 27 минут поймал Москву, слушал «Марш энтузиастов»; в 11 часов 28 минут слушал сообщение ТАСС; в 11 часов 30 минут слушал песню о Москве; слышно отлично по KB и широковещательной станции.

На втором витке Титов передал по радио приветственную телеграмму для Никиты Сергеевича Хрущёва. Обмен телеграммами был предусмотрен программой полёта. Ответную телеграмму Хрущёва космонавту тоже зачитали по радио:

– Орёл, я Заря-5! Слышу вас хорошо. Примите приветственную телеграмму от Никиты Сергеевича Хрущёва!

«Борт космического корабля-спутника «Север-2». Товарищу Титову.

Дорогой Герман Степанович!

Только что получил Вашу телеграмму с борта космического корабля-спутника «Север-2». Все советские люди бесконечно рады успешному полёту, гордятся Вами. Сердечно поздравляю Вас, верного сына нашей Родины, славной Коммунистической партии! Ждём Вашего возвращения на Землю. Обнимаю. Хрущёв.»

(Текст телеграммы и переговоров – подлинный, кроме названия космического корабля, цитируется по д.ф. 1962 года «Снова к звёздам»)

– Заря-5, Заря-5, я Орёл. Передайте мою большую благодарность Никите Сергеевичу Хрущёву за его отеческую заботу. Большое спасибо! Большое спасибо! Я непременно выполню задание партии и правительства. Программа космического полёта выполняется полностью. Всё идёт отлично! (далее неразборчиво, помехи)

– Орёл, я – Заря-1, прошу обратить внимание на общие впечатления о полёте, как выглядит Земля? Что видно в иллюминаторы?

– Заря-1, понял вас, понял. Что говорить? Хорошо! Земля, вот, особенно, когда она уходит из «Взора» (иллюминатор с нанесённой на нём разметкой для оптического слежения за земной поверхностью) и из иллюминатора бокового вверх, кажется таким громадным шаром, который летит в пространстве. Ещё когда …. (неразборчиво, помехи) всё покрыто облачностью, почти всё покрыто облачностью.

…(помехи, слова разобрать не удалось)

– Вот сейчас видно горы! Горы в снегу! Великолепно просто! Просто великолепно, вершины в облаках...

Корабль прошёл уже три витка вокруг планеты. С Земли запрашивали о самочувствии, в ЦУПе собрались психологи, они анализировали тембр его голоса. Титов, как было условлено, открытым текстом успокоил медиков: «Все в порядке», а затем назвал цифровые коды ощущений по висящей перед ним таблице (АИ) – головокружение, подташнивание. Для себя решил: да, приятного мало, но вытерпеть можно. Он мог спуститься на третьем витке – программа полёта предусматривала досрочную посадку, и никто его не упрекнул бы. Но он понимал, что если прекратит полёт досрочно, то с теми же проблемами столкнутся Николаев, Попович, Быковский и другие ребята, и не факт, что они справятся лучше. Такой исход может закрыть человечеству дорогу в космос на годы. Герман решил перетерпеть и продолжить полёт. Ему самому стало интересно дождаться, когда это мерзкое самочувствие кончится. Он надеялся, что тошнота пройдёт сама собой. Но она всё никак не кончалась.

По графику полётной программы подошло время обеда, но есть не хотелось – тошнота накатывала мерзкими волнами. А есть было надо, потому что обед – это тоже эксперимент. Меню состояло из трёх блюд. На первое – тюбик супа-пюре, на второе – мясной и печеночный паштет, на третье – черносмородиновый сок.

(Из статьи доктора медицинских наук И.И. Касьян)

Обедать Титов не стал, решился только глотнуть чего-нибудь кисленького. Открыл контейнер – «бардачок», пить очень хотелось. В контейнере лежали несколько туб с разными соками, на выбор. Герман перебрал их все. На тубе с клюквенным морсом было рукой Королёва написано маркером – «кислый». Все остальные тубы тоже были подписаны, кислых соков было положено больше, чем сладких. Герман открутил крышечку, выдавил в рот немного бодрящей кислой влаги. Стало полегче.

(АИ. В реальной истории Титов выбрал черносмородиновый сок, который оказался приторно-сладким, и космонавта вырвало. По счастью, сок в невесомости прилип к поролону кабины, зато хотя бы не летал по кораблю...)

Герман вспомнил совет Королёва перед полётом: «Если будет шалить вестибулярный аппарат – попробуй не двигаться, посидеть смирно». Он ещё подумал, что Главный как будто наперёд знал, что может случиться на орбите. На четвёртом и пятом витках Титов сосредоточился на работе, взял кинокамеру, начал снимать Землю.

(Кинокамера «Конвас» с тремя объективами, которую использовал Титов в полёте https://habrastorage.org/files/dd8/378/79c/dd837879c6984f979a8e4da8da5a6978.jpg)

Он старался поменьше двигаться, но муть в голове становилась все плотнее. Закончив с киносъёмкой, взял видеокамеру. Неприятные ощущения не проходили, поскольку снимать кино и видео, совсем не двигаясь, не получалось, а любое движение головы вызывало приступы тошноты.

(В реальной истории неприятные ощущения стали особенно ощутимы на 6-м витке, после того, как Титов выполнил предусмотренный программой полёта комплекс физкультурных упражнений. Возможно, именно физическая активность до окончания период адаптации повлияла негативно, так как в последующих полётах Николаева и Поповича у них подобные ощущения не были выражены так ярко, как у Титова)

Титов: 15 часов 30 минут. Прохожу экватор, невесомость переношу отлично.

Далее он снова назвал несколько цифр, по которым на Земле поняли, что состояние космонавта далеко не такое «отличное», как он сообщил. Тут же начались споры, медики требовали:

– Надо его сажать, пока есть возможность и не стало ещё хуже.

Королёв, зная наперёд, что Титов справится, категорически воспротивился:

– Раз говорит, что всё отлично, значит, чувствует в себе силы перетерпеть. Дадим ему возможность поспать на орбите и нормально отлетать программу. Даже если его стошнит – от этого ещё никто не умирал, а информация о поведении организма в невесомости будет получена ценная. (АИ)

Титов: Внимание! Внимание! Передаю сообщение с космического корабля «Север-2». Наилучшие пожелания народам Австралии. Космонавт Титов: (Сообщение принято многими станциями.)

Земля: Передаю телеграмму: Герману Титову телеграмма от Юрия Гагарина.

«Дорогой Герман! Всем сердцем с тобой. Обнимаю тебя, дружище. Крепко целую. С волнением слежу за твоим полётом. Уверен в успехе завершения твоего полёта, который ещё раз прославит нашу великую Родину, наш советский народ. До скорого свидания. Юрий Гагарин».

Титов: Вас понял хорошо. Благодарю за телеграмму.

Земля: Вас понял. Сообщите давление и температуру в кабине.

Титов: В кабине все по-прежнему, давление нормальное. Отличное давление. Влажность – 70 процентов, температура – 18 градусов Цельсия. Полнейший комфорт. Вам этого желать только остается.

Шёл шестой виток полёта, прошло более 9 часов после старта. На шестом витке Герман воспользовался ассенизационным устройством. Техника работала как надо, никаких трудностей не возникло. (https://aftershock.news/?q=node/550109)

С Земли оператор запросил о самочувствии, при этом ещё и перепутал отчество, по аналогии с Гагариным назвав Титова «Германом Алексеевичем».

– Герман Алексеич, как поужинали, вы не отвечаете нам?

– Герман Степанович был до сих пор! – весело ответил Титов. – Поужинал хорошо, хорошо поужинал! Всё отлично, спокойного отдыха. Под холодную закуску рюмочку бы не мешало! А в общем-то всё хорошо идёт!

Правду Титов открытым текстом не говорил, для этой информации использовались цифровые коды. ТАСС в это время сообщило, что «самочувствие космонавта по-прежнему отличное, настроение бодрое». Воспользовавшись временным облегчением, на 7-м витке по команде с Земли снова попробовал вручную управлять ориентацией корабля:

– Орёл, я Заря-1, разрешаю ручную ориентацию на седьмом витке, следите за давлением.

– Заря-1, я – Орёл, понял, понял, разрешаете, буду следить за давлением, буду следить за давлением.

Качество связи было не самым лучшим, голоса тонули в помехах, и Титов для верности повторял ключевые слова и фразы.

– Орёл, я Заря-1, прошу сообщить давление и температуру в кабине.

– Заря-1, я – Орёл, давление в кабине постоянное, атмосфера и пять сотых, температура до 20 градусов, влажность – 70 процентов, полный комфорт.

Корабль слушается хорошо ручного управления, хорошо слушается. Скорости, я считаю, достаточные для первого раза, угловые скорости, всё проходит отлично, всё проходит отлично. Мне, например, ручная ориентация понравилась, приём!

У него опять всё получилось. На этом эксперименты с управлением пришлось прекратить, чтобы не расходовать рабочее тело – иначе могло не хватить на ориентацию перед посадкой.

Титов: Внимание! Внимание! Передаю привет странам Азии с космического корабля «Север-2». Космонавт Титов:

(Сообщение слышали многие KB и УКВ станции.)

Космонавта продолжало мутить. После 7-го витка посадить его раньше времени уже не могли, поэтому на очередной вопрос оператора о самочувствии, Герман честно ответил:

– Хреновое, – и назвал ряд чисел по кодовой таблице.

(Реальная история, из д.ф. «Герман Титов – первый после Гагарина»)

Титов, однако, не отчаивался. Он помнил, что собаку Белку тоже рвало на четвертом витке, а на Землю она вернулась вполне жизнерадостной. Герман решил поспать, в надежде, что в состоянии покоя вестибулярный аппарат тоже успокоится, и все неприятности кончатся. В океане по трассе полёта заняли позиции корабли контрольно-измерительного комплекса, были задействованы многочисленные дирижабли противолодочных сил флота, с космонавтом поддерживалась непрерывная связь. Он предупредил ЦУП, что собирается уснуть:

– Прошу передать дорогим москвичам «Спокойной ночи», я сейчас ложусь спать. Мне очень хочется спать.

(Реальная фраза из записи переговоров Титова, см. д.ф. «Легенды космоса. Герман Титов»)

Земля: Привет от всех товарищей «Зари-1». Спокойного отдыха.

Титов: Спасибо, спасибо. Я сейчас ложусь отдыхать. Вам тоже желаю спокойной ночи, все идет хорошо.

Земля: Вас понял. Звезды видно сейчас? Как у вас, ночь там или день?

Титов: День, день, сейчас день. Все видно. Я определял момент выхода и входа в тень. У меня получился тут средний период 1 час 29 минут.

(Переговоры реальные, по книге Г.С. Титов «Голубая моя планета»)

Чтобы во время сна прозрачное забрало скафандра не закрывалось – с закрытым стеклом в скафандре было душно, космонавт зафиксировал его предусмотренным в доработанной по результатам полёта Гагарина конструкции шлема винтовым зажимом. Установил сигнал встроенного в приборную панель электрического будильника, чтобы проснуться перед сеансом связи (АИ).

(В реальной истории Титов просунул под стекло шлема веревочку, за которую надо дёргать, чтобы открыть забрало. Образовалась щёлка, через которую стало легче дышать.)

Титов буквально провалился в сон, ему казалось, что спал он очень глубоко, хотя на Земле отметили, что космонавт просыпался дважды. По показаниям коротковолновой системы «Сигнал», передававшей на Землю медицинскую телеметрию, пульс был хороший: 53-67 ударов в минуту. Проснулся от трели будильника, тут же вызвал Землю, доложил о самочувствии. (АИ, в реальной истории будильник в корабле не предусмотрели, и Титов проспал, доставив ЦУПу 37 очень неприятных минут, когда Земля не могла с ним связаться, да ещё и выключил радио, включив его снова, только когда проснулся)

Титов: Спалось хорошо. Самочувствие отличное. На борту все в порядке. Все в порядке на борту. Показания часов и «Глобуса» вам хочу передать. Просили передать, когда буду проходить экватор. Я вам передаю: 2 часа 40 минут, 2-40, 2-40, прошёл 140 градусов восточной долготы, 30 градусов северной широты. Как поняли?

Земля: Вас понял. Даю коррекцию, даю коррекцию. Коррекция 466. Виток 12-й и 4-й нисходящий. Западная долгота 70,5 градуса. Время включения 3 часа 11 минут 19 секунд. Сообщите, как позавтракали?

Титов: Позавтракал хорошо, хорошо позавтракал; все в порядке, ничего особенного нет.

Земля: Мы все здесь на командном пункте вместе с советским народом желаем вам успеха. (Передал С. П. Королёв.)

Титов: Спасибо.

Земля: Сообщите, что видите в иллюминаторы кабины, ваше впечатление о полёте.

Титов: В иллюминаторы сейчас ничего не видно. Только что прошла Земля: Облака. Все пространство покрыто облаками. Кучевая облачность. Вообще наша территория покрыта облаками. Видел горный район. Горы были открытые. А в основном очень много облаков. Как поняли?

Вопреки многим публикациям того периода, после сна неприятные ощущения, исчезли далеко не сразу. Космонавт проснулся с тяжёлой головой, самочувствие оставалось отвратным. При этом, как ни удивительно, но медицинские тесты – вестибулярные пробы в виде разных рисунков, получались хорошо. Координация с открытыми и закрытыми глазами тоже не ухудшилась. Все рисунки – пятиконечные звезды и спирали – выходили не хуже, чем на Земле, почерк сохранился, хотя мерзкая муть в голове не исчезала.

Надо было снова что-то съесть, аппетита опять не было. Он снова достал тубу с кислым клюквенным соком, глотнул немного. Стало легче. (АИ. В реальной истории Титов выпил чуть-чуть жидкого шоколада, и его снова стошнило, но совсем немного: желудок был пустой.) Замер в кресле, стараясь не вертеть головой. Шёл двенадцатый виток полёта. И вдруг он почувствовал: стало отпускать.

Волны мерзкой тошнотной мути, мучившей его в первые часы полёта, постепенно утихли. С каждой минутой Герман чувствовал себя бодрее. Он схватился за приборы, выполнил все замеры, предусмотренные программой полёта. Даже попробовал делать физические упражнения прямо в тесном, облегающем ложементе кресла. Перед посадкой самочувствие окончательно пришло в норму.

(В реальной истории Титов занимался физкультурой на 6-м витке, что могло дополнительно усугубить тошноту)

– Орёл! Орёл! Я – сорок восемь. Готовы ли вы к выполнению заключительных операций по программе полёта?

– Готов, Заря-1, я готов! Готов к выполнению заключительных операций, готов!

Земля: Я – «Ландыш» (под этим позывным в эфир выходил космонавт Павел Попович). Привет тебе, Гера. Ждем тебя, встречаем.

Титов: 8 часов 44 минуты, включился «Спуск-1», индикатор ПКРС тронулся с места, все в порядке. Звук включил. Как поняли?

Земля: Вас понял, мы вас транслируем.

Титов: На борту все в порядке, как по писанному, как должно быть. Как меня поняли?

Земля: Повторите. Включён «Спуск-2» или нет?

Титов: Включён, включён. Когда мы переговаривались, он включился...

Титов: Подготовку к спуску закончил, всё в кабине закреплено.

Во время сеанса связи на 16-м витке в наушниках раздался знакомый голос Сергея Павловича Королёва:

– «Орёл»! Готовы ли к посадке?

– Так точно, к посадке готов!

По данным координационно-вычислительного центра с Земли была дана команда на включение программы посадки на БЦВМ.

Рисковать ориентировать корабль вручную он не решился. Нажал кнопку «ПОС» на пульте управления БЦВМ, запуская процедуру посадки (АИ). Инфракрасная вертикаль отработала на этот раз безукоризненно, развернув «Север» в правильном направлении. Заревела тормозная двигательная установка – звук передавался через конструкцию корабля. Навалилась перегрузка. Корабль затормозился и начал проваливаться в атмосферу.

– Весна, я Орёл, двигатель сработал, всё хорошо!

– Товарищи, очень интересное зрелище! Справа в иллюминаторе такие снежинки пролетают, невероятно, чёрти что такое? Некоторые поближе проходят, совсем голубые становятся.

Снежинки – это затвердевшие хлопья азотной кислоты и воды, образовавшиеся после продувки тормозного двигателя.

Титов услышал громкий щелчок пиропатронов – сработал предложенный Чертоком резак (АИ). Приборы на панели спускаемого аппарата частично отключились, индикаторные лампочки аппаратуры приборного отсека погасли, продолжали работать только установленная в спускаемом аппарате БЦВМ, индикация систем жизнеобеспечения, мягкой посадки и связь. Герман радостно подумал: «Порядок! Приборный отсек отстрелился!»

(В реальной истории он увидел, что все приборы на пульте работают, чего после прерывания подачи электропитания из приборного отсека быть не должно, и услышал стук от ударов приборного отсека о стенку спускаемого аппарата.)

– Произошло разделение, как поняли меня? Произошло разделение!

– Слышите меня? Багровое пламя в иллюминаторе! Великолепное зрелище, внимание, великолепное зрелище в иллюминаторе! Наверное, меня уже никто не слышит.

За шторками иллюминатора билось оранжевое пламя горящей теплозащиты. Навалилась тяжесть, но планирующий на гиперзвуке спускаемый аппарат «Севера» имел некоторое аэродинамическое качество, что отчасти снижало перегрузку. Теоретически, можно было попробовать управлять спуском, вращая корабль, но Герман толком не видел, куда летел, и опасался залететь в нерасчётный район, где его долго пришлось бы искать.

На заданной высоте отстрелился люк парашютного отсека, космонавт отчётливо услышал слившуюся почти в единый удар короткую очередь сработавших пироболтов. Через несколько секунд последовал рывок – раскрылся основной парашют. Перегрузки прекратились, спускаемый аппарат мирно висел на стропах, снаружи, потрескивая, остывала обгоревшая теплозащита. Ещё один удар, на этот раз – снизу. Пироболты отстрелили выполнивший свою работу теплозащитный экран на днище корабля, открывая сопла двигателей мягкой посадки. Ветер подхватил парашют, и нёс спускаемый аппарат. Титов пытался выглядывать в иллюминатор – внизу расстилались бескрайние колхозные поля. В наушниках послышались голоса, его вызывали по радио спасатели. Герман тут же назвал свой позывной

– Я – «Орёл». Слышу вас отлично, самочувствие нормальное.

– Хорошо идёшь, «Орёл», мы рядом, – послышался голос вертолётчика.

Титов не видел в маленький иллюминатор сопровождающих вертолётов, но они сопровождали спускаемый аппарат на снижении. Ветер дул довольно сильный, он подхватил парашют и нёс корабль, пока он не приземлился на мягкую пашню. В заданный момент сработали тормозные двигатели, гася вертикальную скорость, но горизонтальная оказалась непогашенной, и спускаемый аппарат в туче пыли завалился набок. Посадка произошла в 10:18 ДМВ в районе поселка Красный Кут Саратовской области.

Титов открыл люк и на четвереньках выбрался из спускаемого аппарата. Местные жители заметили спускающийся на огромном парашюте аппарат, и сопровождающие его вертолёты. К приземлившемуся кораблю бежали люди, огромная толпа местных жителей, некоторые подъехали на грузовиках и прыгали с них на ходу, остальные пришли пешком, кто-то приехал на велосипеде. Люди бегом бросились к месту посадки спускаемого аппарата. Подъехал и остановился ГАЗ-51 с кузовом, полным детей, они прыгали с обоих бортов и бегом кинулись к спускаемому аппарату.

Рядом приземлились вертолёты. Спасатели с трудом уговорили людей отойти подальше, чтобы не мешать работать и не попасть под вращающиеся винты. Из севшего ближе всех Ми-4 один за другим выбрались Гагарин, Каманин, Яздовский, врачи Евгений Алексеевич Фёдоров и Иван Иванович Брянов. Они помогли космонавту подняться, поздравили его с присвоением звания майора, тут же посыпались вопросы:

– Молодец, порулил кораблём вручную. Как ощущения? – прежде всего спросил Гагарин.

– Управлять кораблём легко. Никаких сложностей при выполнении ручной ориентации не почувствовал, – ответил Титов.

То же самое он подтвердил и на послеполётном разборе.

– Вот и отлично, – искренне порадовался за него Юрий Алексеевич. – А то я никак не могу понять, кто я: то ли первый человек в космосе, то ли — последняя лиса.

(Слегка подправленная фраза Гагарина, по Ю.Ю. Караш «Тайны лунной гонки»)

В Куйбышев летели самолетом. На всём пути до аэродрома – митинги, цветы, Титов, с цветами в руках, забрался по неудобной лесенке в Ил-12, повернулся в дверях, помахал рукой, прощаясь с гостеприимными жителями. В полёте он был очень возбуждён, смеялся, все время порывался куда-то идти – медики не могли его усадить, чтобы взять кровь на анализ. На волжской даче, прежде чем уложили его на медицинские пробы, он в нарушение послеполётного водно-солевого режима выпил бутылку пива, но никто из врачей не решился его остановить. До заседания Госкомиссии Титов усадил рядом с собой Николаева, Поповича, Финштейна и Быковского и сказал.

– Плохо дело, ребята. Очень хреново себя чувствовал. Что делать будем? Вас подводить не хочу, но и правду скрывать нехорошо...

Все дружно решили: надо говорить правду.

Евгений Алексеевич Фёдоров, опытный авиационный медик, настоял:

– Гера, об этом расскажи на комиссии подробно. Это штука очень серьёзная.

Разбор полёта проходил 24 апреля на той же обкомовской даче. В креслах вокруг большого стола сидели почти все те же люди, которые только недавно здесь же, в этой комнате, слушали доклад Гагарина. Только космонавты в этот раз «поменялись местами»: Юрий Алексеевич сидел почти на том самом месте, где был тогда Герман, а Герман стоял там, где 13 апреля отчитывался Гагарин.

Марк Лазаревич Галлай запомнил фразу одного из членов Госкомиссии:

– Сейчас в этой комнате собралось сто процентов космонавтов, имеющихся на земном шаре.

Титов описывал свои впечатления, ярко, образно, чётко, эмоционально… Заметил много мелких деталей и подробностей, позволивших воссоздать в воображении живую обстановку на борту летящего по орбите корабля.

Например, он рассказал, как открыл тюбик с соком:

– Вдруг выскочила капля сока. И повисла у меня перед лицом в воздухе! Поймал её крышечкой…

Вспомнил, как во время вращения корабля Луна прошла в иллюминаторе, как в фильме «Весёлые ребята». А клочья наружной теплоизоляционной обшивки, срывающиеся на спуске в верхних слоях атмосферы, описал совсем поэтично:

– Как хлопья снега в новогоднюю ночь…

В остальном его рассказе поэзии было мало, зато информация эта оказалась крайне важной. Как и просил Фёдоров, Герман подробно рассказал о нарушениях в работе вестибулярного аппарата. Однако, уточнил, что особенно сильно они проявились на 6-м витке, а стоило ему принять исходную собранную позу и зафиксировать неподвижно голову, как эти неприятные явления стали заметно слабее. И лишь к 14-му витку, через некоторое время после того, как он поспал, тошнота и головокружение почти полностью исчезли.

На Госкомиссии рассказ Титова огорчил многих, в первую очередь – Королёва. Сергей Павлович сидел хмурый. Титов оказался первым человеком, столкнувшимся в полёте с одной из наиболее сложных проблем космонавтики. Королёв, конечно, знал о проблеме заранее, из присланных книг, но не ожидал, что она окажется настолько серьёзной, вопреки очевидности, надеялся на лучшее.

Информация, добытая Титовым, заставила существенно усилить тренировки космонавтов, направленные на общее укрепление вестибулярного аппарата, а также разработать специальные правила поведения в космическом полёте, особенно в период первоначальной адаптации: меньше менять позу, не вертеть головой, избегать резких движений… Методика сработала: явлений вестибулярного дискомфорта у последующих космонавтов не наблюдалось.

Титова, само собой, забросали вопросами. Гай Ильич Северин, тогда ещё начальник лаборатории ЛИИ, где делали кресла для «Востока», а в будущем – Главный конструктор скафандров и систем жизнеобеспечения, деликатно поинтересовался:

– Не сложно ли было мочиться?

Герман Степанович не смутился, он понимал, что на будущее надо знать и такие подробности, ответил серьёзно:

– Во время тренировок на Земле было сложно, а в невесомости легче. Знаете ли, он как-то сам всплывал вверх...

– Минуточку, минуточку! – закричал Пилюгин. – То есть, это как «сам вверх»? Прошу пояснить...

Собравшиеся захохотали так, что в небольшом зале зазвенели окна.

(Подробности по Я. Голованов «Королёв: Мифы и факты», и М.Л. Галлай «С человеком на борту»)

Правительственную встречу Титову устроили не менее торжественную, чем Гагарину. Хрущёв помнил, что Герман Степанович сильно переживал из-за того, что оказался лишь вторым. Была точно такая же встреча в аэропорту Внуково, красная ковровая дорожка от трапа до трибуны, толпы народа, и родственники рядом с членами правительства, на той же трибуне. Тут же присутствовала и Нина Петровна, она беседовала с родителями космонавта пока ждали посадки самолёта.

Более того, ко второму полёту уже сложился более-менее отработанный ритуал встречи. Народ теперь не толпился в нескольких шагах от ковровой дорожки – для удобства кино- и телевизионной съёмки был выстроен своего рода квадрат, по типу строя «каре», четвёртую сторону которого замыкал самолёт.

Первый секретарь подошёл к семье космонавта, познакомился с родителями и женой Титова Тамарой. Она, в присутствии первых лиц государства очень стеснялась, терялась, пока её на выручку не пришёл сам Хрущёв:

– Откуда родом, доченька? – спросил Никита Сергеевич.

– С Украины…

– Да ты шо? Звiдкиля? – Хрущёв тут же перешёл на украинский.

– С Луганской области.

– Так у меня ж там дивизия стояла! – Никита Сергеевич с этого момента искренне воспринимал Тамару, как свою землячку. Они тут же разговорились, беседовали о Луганске, и, можно сказать, моментально подружились. Хрущёв весь день не отпускал Тамару от себя, называл дочерью, при всех перемещениях по Москве сам, лично, приглашал:

– Пойдём, пойдём, Тамара...

(Реальная история, из воспоминаний Тамары Васильевны Титовой, см. д.ф. «Герман Титов – первый после Гагарина»)

Подрулил самолёт, дверь открылась, Герман Степанович спустился по трапу, по звуки духового оркестра, играющего «Марш авиаторов», печатая шаг, прошёл по красному ковру к трибуне.

(Описание реальной церемонии, по д.ф. «Снова к звёздам»)

– Товарищ Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза! Докладываю! Задание Центрального Комитета и Советского правительства выполнено! На корабле-спутнике «Север-2» 22 и 23 апреля 1961 года совершён 25-часовой космический полёт... – Титов рапортовал, вскинув руку к козырьку.

Никита Сергеевич, растрогавшись, смахнул правой рукой слезу радости.

– Облетел более 17 раз вокруг земного шара, – продолжал докладывать космонавт, – и благополучно приземлился точно в заданном районе. Всё оборудование космического корабля работало безотказно. Чувствую себя превосходно, готов выполнить любое задание партии и правительства! Майор Титов!

(Подлинный рапорт Г.С. Титова по д.ф. «Снова к звёздам». Изменены только дата полёта и название корабля)

Выслушав рапорт Титова, Никита Сергеевич обнял его, расцеловал, по русскому обычаю, пожал руку, и сказал:

– Вот теперь, после первой космической суточной вахты, мы знаем о космосе больше. С вашего полёта начнётся настоящая работа по освоению космоса.

Затем его обнимали и поздравляли Тамара, отец, мать, сестра, встречавший его со всеми Юрий Алексеевич Гагарин долго сжимал Германа в объятиях. Поздравляли члены Президиума ЦК, председатель Президиума Верховного Совета Мазуров, председатель Совета министров Косыгин, председатель ВПК Устинов (АИ), министры профильных отраслей... Пионеры вручили цветы космонавту, его семье, членам ЦК партии и правительства.

Весь протокол встречи Гагарина повторили скрупулёзно. Титов с женой Тамарой и Сергеем Павловичем Королёвым ехали в открытом «ЗиС-111» по Ленинскому проспекту столицы, превратившемуся в «живое ущелье» из толпы приветствующего их народа, Хрущёв с Келдышем – следом, на втором «ЗиСе». Точно так же вывесили портрет Германа на здании Исторического музея. Был и митинг на Красной площади, и выступления с трибуны Мавзолея, и репортёры кинохроники. Толпа несла флаги Советского Союза, плакаты, портреты космонавта, даже макеты космического корабля, на палочках. По поведению собравшихся было видно, что это – не скучный официоз, ликование было искренним. Люди радовались новой победе советской науки.

Поднявшись на трибуну Мавзолея, Герман Степанович отчитался уже не только перед Первым секретарём ЦК и членами правительства, это был настоящий отчёт перед всем советским народом:

– …Космический корабль «Север-2» – замечательный корабль. Он оснащён первоклассной, безупречной техникой, совершенной аппаратурой, действовавшей на протяжении 25 часов 18 минут полёта безотказно!... Хочется крепко обнять каждого из творцов этой изумительной техники! За 17 с половиной оборотов корабля вокруг Земли я имел возможность сделать весьма ценные наблюдения, имеющие большое научное и познавательное значение.

На всём пути полёта я ощущал заботу дорогой Отчизны, меня согревала теплота и ласка всего Советского народа! Приветственная телеграмма Никиты Сергеевича Хрущёва, поступившая на борт корабля, придала мне новые силы для успешного осуществления длительного и сложного космического полёта.

Спасибо Вам, Никита Сергеич, спасибо вам, все советские люди, за ваше внимание, за вашу заботу и ласку!

(часть подлинного рапорта Г.С. Титова с трибуны Мавзолея, по д.ф. «Снова к звёздам»)

С ответным поздравлением выступил Никита Сергеевич Хрушёв:

– Весь народ, все честные люди на Земле, поздравляют и славят наших учёных, конструкторов, инженеров и рабочих, чьим гением и трудом созданы космические корабли, штурмующие безбрежный океан Вселенной! Партия, правительство, весь советский народ, гордятся тем, что наша Родина первой прокладывает пути в космос! Все мы высоко оцениваем великий подвиг товарища Титова!

Наши мощные ракеты, равных которым нет ни в одной стране, используются для решения мирных задач, для расширения и углубления наших знаний о Вселенной! Новые данные, полученные советской наукой во время последнего полёта в космос, станут достоянием всех учёных, всех народов, и, таким образом, сослужат добрую службу делу прогресса всего человечества, делу мира!

Вечером состоялся торжественный приём в Кремле, с множеством приглашённых гостей. На приёме Никита Сергеевич объявил:

– Президиум Верховного Совета присвоил Вам, Герман Степанович, звание Героя Советского Союза! Центральный комитет Коммунистической Партии Советского Союза, до истечения кандидатского стажа принял вас в члены великой партии коммунистов! Поздравляю вас с этим большим событием в жизни вашей.

С большим уважением поздравляю Ваших родителей, Александру Михайловну и Степана Павловича. Им есть чем гордиться! Они воспитали мужественного сына! Мы поздравляем жену Германа Степановича, Тамару Васильевну, и признательны ей за мужественные проводы любимого человека на подвиг во имя Родины!

(Подлинные слова из поздравления Н.С. Хрущёва, по д.ф. «Снова к звёздам»)

Председатель Президиума Верховного Совета СССР Мазуров (АИ, в реальной истории – Брежнев) вручил Герману Степановичу Золотую Звезду Героя Советского Союза и орден Ленина.

На приёме выступили известные учёные: Президент Академии наук СССР академик Келдыш сказал:

– Полёт Юрия Гагарина сравним с подвигом Колумба и Магеллана, а полёт Германа Титова не сравним ни с чем!

Профессор Яздовский подтвердил сделанный учёными основной вывод:

– Человек может жить и работать в длительном космическом полёте.

С большим трудом пробившись к виновнику торжества, Марк Лазаревич Галлай с улыбкой сказал:

– Вот видите, Гера, таки я оказался прав. Чествуют вас не хуже, чем Юру.

Титов с улыбкой признал, что всё действительно организовано на высшем уровне.

Потом был митинг на заводе № 88. Титов поблагодарил создателей корабля и ракеты, рассказал, как протекал полёт и передал бортжурнал корабля его создателям.

Все советские газеты публиковали статьи с описанием полёта, биографию космонавта, комментарии советских учёных о большом значении научных результатов, полученных в ходе полёта.

Мировая пресса тоже откликнулась на известие о втором советском космическом полёте. На Западе не ожидали, что он состоится так скоро после первого, да ещё сразу на сутки. Западные газеты писали:

«Советы не просто первыми вырвались в космос, опередив ведущие страны свободного мира. Они начали осваивать космическое пространство поистине семимильными шагами».

В народном сознании и Гагарин, и Титов воспринимались не просто как герои, они были такими же родными и близкими для каждого советского человека, как будто родственники. Про них даже сочиняли анекдоты, вроде таких:

«Армянское радио спросили: у кого жена лучше – у Гагарина, или у Титова? Армянское радио ответило: «Мы не знаем, у кого лучше, но знаем, что от хороших жён в космос не летают».

(Анекдот реальный, рассказала Тамара Васильевна Титова, в д.ф. «Герман Титов – первый после Гагарина»)

#Обновление 17.09.2017

Когда обсуждалась сама концепция полётов по программе «Интеркосмос», высказывалось две точки зрения. Первая – её поддерживали руководство ВВС и часть партийных функционеров из ЦК – заключалась в том, что полёты международных экипажей имеют в большей степени символическо-пропагандистское значение. Они считали, что достаточно «покатать» союзников из стран ВЭС по орбите в течение суток, не загружая их в полёте никакими серьёзными задачами.

Вторая – её сторонниками были руководители Главкосмоса – предусматривала полноценное участие пилотов из других стран в проведении полётных экспериментов и управлении космическими аппаратами. На совещании-«междусобойчике» в узком кругу «посвящённых» Сергей Павлович Королёв пояснил Хрущёву свою позицию следующим образом:

– Если мы будем наших союзников просто «катать», это только задержит нашу собственную космическую программу. Если же они будут полноценно задействованы в ходе всех полётных экспериментов, то «всем миром» мы будем быстро продвигаться вперёд, а у союзников не будет возникать ощущение, что они для нас – бесполезный балласт. Сейчас у нас намечены первые полёты по программе «Интеркосмос». Первоначально они преследовали только идеологические цели, но Мстислав Всеволодович предложил вариант, который позволит нам уже сейчас существенно продвинуться в отработке системы сближения для последующей стыковки.

– Это как? – тут же спросил Никита Сергеевич.

– В «той» истории мы проводили групповой полёт «Востока-3» и «Востока-4», – напомнил академик Келдыш. – Сначала запустили Николаева, а через сутки точно подгадали момент, когда «Восток-3» проходил над космодромом, и запустили Поповича. Повторяемость орбит позволила сблизить корабли настолько, что космонавты видели друг друга невооружённым глазом и могли свободно переговариваться по радио. Конечно, потом корабли разошлись, но задача полёта была выполнена.

Сейчас у нас запланированы два старта – из Индии и из Французской Гвианы. Но космодром Шрихарикота лежит в 13 градусах севернее экватора, а Куру – в пяти градусах севернее, и у них большая разница по долготе. Нам придётся запускать «Север-4» с задержкой, чтобы они встретились в космосе, не прибегая к ухищрениям, вроде сложного орбитального маневрирования.

– И как же вы собираетесь их сблизить? – спросил Хрущёв.

– За счёт более мощного носителя «Союз-2.3» и запуска с космодрома Куру вблизи экватора у нас есть запас по полезной нагрузке, – пояснил Королёв. – При старте с Шрихарикота запас тоже есть, но меньше. Поэтому мы запустим не обычные корабли «Север», модификации 3КА, а переходную модель 3КБ, с приборным отсеком и системой маневрирования от будущего «Союза». Заодно и отработаем некоторые системы.

– То есть, корабль Николаева – это что-то среднее между «Севером» и «Союзом»? – уточнил Первый секретарь.

– Да, он оснащён запасом топлива, двигательным комплексом, системами маневрирования и сближения, как у «Союза», но орбитального отсека и стыковочного узла у модификации 3КБ ещё нет.

Никита Сергеевич уже успел посмотреть новый мультфильм Котёночкина и Миядзаки (АИ), где, среди прочего, разъяснялись на понятном даже ребёнку уровне особенности орбитальных манёвров, и потому понял с полуслова.

– Вы хотите запустить из Куру Николаева с задержкой по времени, чтобы их корабль взлетел в тот момент, когда «Север-3» будет проходить вблизи космодрома?

– Именно, – улыбнулся Келдыш. – Не зря, значит, мы Вячеслава Михайловича (Котёночкина) консультировали. Куру и Шрихарикота разделяют по долготе примерно 132 с лишним градуса, это 0,36 от окружности Земли. Чтобы синхронизировать орбиты, нам придётся запускать корабли в разное, очень точно рассчитанное время. В «той» истории подобная задача была успешно решена в ходе полёта «Союз» – «Аполлон». Экипажу Николаева придётся немного поманеврировать, поэтому на кораблях серии 3КБ увеличен запас топлива.

– Отработка орбитальных манёвров нам очень пригодится, – добавил Королёв. – Прежде всего, мы получим необходимый опыт маневрирования, точного расчёта орбит, который понадобится для дальнейших совместных полётов, и с французами, и с индийцами, и с американцами, если с ними удастся договориться.

На будущее, мы планируем запустить беспилотный корабль с новой дополнительной четвёртой ступенью – блоком «Д». Отработка полёта с разгонным блоком открывает возможность отправки корабля для облёта Луны. «Союз-2.3» для такого полёта слабоват, но летом мы планируем впервые запустить «Днепр», пока – в варианте одиночного УРМ. И вот его как раз хватит для такого полёта.

– Вот это да! – обрадовался Никита Сергеевич.

– Не в первом полёте, конечно, – окоротил его энтузиазм Главный конструктор. – Только после тщательной отработки. Но «Днепр» технически проще, чем «семёрка», он сделан по той же идеологии, что и Р-9, ГР-1 и «Союз-2.3», только «отмасштабирован» под более мощные двигатели. У него на первой ступени всего 7 камер сгорания, а у «семёрки» – двадцать, не считая рулевых. Поэтому можно рассчитывать, что мы его отработаем за пару лет. Потом отправим вокруг Луны пару беспилотных кораблей «Север», и если всё пройдёт удачно, можно будет облететь Луну уже с экипажем. Возможно, уже в 1963-м. В ходе облёта экипажи смогут сделать высококачественные снимки лунной поверхности, и осмотрят её собственными глазами. Это поможет выбрать район для будущей безопасной посадки.

(Аналогично реальным облётам Луны кораблями 7К-Л1 «Север» под обозначениями «Зонд-5» … «Зонд-8». Для этого в АИ «пропустили» этап создания КК «Восток» и «Восход», решив сразу делать аналог 7К-Л1 «Север», из которого затем можно сделать 7К-ОК «Союз» добавлением орбитального отсека и стыковочного узла)

– Понял вас, товарищи, – заулыбался Первый секретарь. – Считайте, что вы меня убедили. Работайте. Если кто-то из руководства Вооружённых Сил или ЦК будет ставить вам палки в колёса – мой прямой телефон, Сергей Палыч, у вас есть. Только позвоните – я приложу все усилия, чтобы их переубедить.

Для сложного «двойного» полёта Центром подготовки космонавтов были подготовлены 4 экипажа – два основных и два дублирующих. По их составу были большие споры. Первому секретарю пришлось использовать свой авторитет, чтобы убедить командование ВВС разрешить выполнить сложную миссию опытным пилотам союзников. В итоге из Французской Гвианы должны были стартовать Андриян Николаев, Жан-Мари Саже и Любомир Зекавица. Их дублёрами были назначены Павел Попович, Жан Куру и Боян Савник. На орбиту их выводила трёхступенчатая ракета-носитель «Союз-2.3» (АИ)

С космодрома Шрихарикота на «Союзе-1» – трёхступенчатой Р-7, должен был взлететь второй интернациональный экипаж – Вольфганг Бюттнер, Индер Мохан Чопра и Чжао Баотун. В дублирующем экипаже были Клаус-Юрген Баарс, Капил Бхаргава и Чунг Цзун. (АИ)

Состав этого экипажа вызвал больше всего споров. Индийская сторона, разумеется, очень хотела бы видеть командиром экипажа индийского космонавта, но индийцы, к счастью, понимали, что им не хватает опыта. Собственно, космического опыта пока не было ни у кого, но у немецких лётчиков было больше часов налёта на советских реактивных самолётах, и они лучше освоили русский язык, что в международном полёте было немаловажным фактором.

ВВС в лице маршала Вершинина и генерала Каманина настаивали на назначении командиром второго экипажа советского космонавта. Но тут вмешалась политика. По плану программы «Интеркосмос» до полёта Шеппарда следовало запустить максимальное количество космонавтов из разных стран ВЭС. Вторая причина – не было советских дублёров на оба экипажа, в достаточной мере подготовленных для работы с совершенно новой, ещё неосвоенной аппаратурой сближения. Назначить в индийский экипаж Поповича было можно, его дублёром мог бы стать Быковский, не смотря на то, что он недавно «проштрафился», но Финштейна Никита Сергеевич зарезервировал для следующего полёта, проводившегося «в рамках обеспечения» сложнейшей дипломатической операции, затеянной вскоре после его поездки в ООН в сентябре-октябре 1960 года. Амбиции военных могли сорвать очень важную игру дипломатов, поэтому Вершинину пришлось снять свои предложения.

В то же время все четыре космонавта из ГДР сосредоточенно готовились, осваивая на тренажёрах управление космическим кораблём, работу с пеленгатором и ответчиком. Их участие в полёте очень активно лоббировали руководители ГДР. После смерти президента ГДР Вильгельма Пика в сентябре 1960 года в республике прошла реформа государственного устройства. Пост президента ГДР был упразднён, главой государства официально считался Первый секретарь правящей партии – СЕПГ Вальтер Ульбрихт, пост премьера сохранил за собой Отто Гротеволь. Они очень хорошо понимали, насколько поднимет престиж страны участие их космонавта уже в третьем космическом полёте в качестве командира экипажа, и приложили максимум усилий, чтобы полёт состоялся именно в первоначальном составе.

ГДР всерьёз готовилась к аэрокосмическому прорыву. К традиционному авиасалону в июне 1961 года в Ле-Бурже немецкие производители замышляли выкатить представительную экспозицию, гвоздём которой собирались сделать новый авиалайнер Baade BB-152 и авиационные двигатели «Pirna» (АИ). Представлять их на авиашоу, по замыслу Ульбрихта, должен был первый космонавт социалистической Германии. Советское партийное руководство активно поддерживало идею Ульбрихта, как утверждающую превосходство социализма.

В республике была организована собственная программа разработки спутников, для их последующего запуска на советских ракетах-носителях. Немецкие конструкторы занимались также разработкой отдельных систем космических аппаратов, их изделия использовались в интересах общей космической программы Альянса (В реальной истории, к примеру, немецкие фотоустановки для съёмки Земли из космоса использовались на советских орбитальных станциях).

Длительность и программу полётов согласовывали задолго до полётов Гагарина и Титова. Королёв по-прежнему настаивал на трёхсуточном, а Каманин, как представитель ВВС – на суточном полёте. Общее руководство подготовкой космонавтов осуществляли ВВС в лице Каманина, в том числе – и подготовкой по программе «Интеркосмос». Участники программы были, в основном, военными лётчиками или испытателями, для них руководство военных было привычным и естественным.

Первоначально Главком ВВС утвердил программу полёта на одни сутки с возможностью продления до трёх. Решение о продлении должна была принять Госкомиссия уже во время полёта. Споры между ВВС и промышленностью обострились. В итоге Королёву удалось убедить генералов, что программу полёта сложно будет выполнить за сутки, а упрощать её чрезмерно было невыгодно. На организацию запуска с двух столь зарубежных космодромов были потрачены немалые средства, и не только СССР, и теперь политическое руководство 6 стран ждало соответствующих результатов. Командование ВВС нехотя пошло на уступки. Каманин обсудил с космонавтами возможность двухсуточных полётов для обоих кораблей. Члены экипажей его поддержали. Но затем с космонавтами встретился Королёв и убедил их в необходимости трёхсуточного полёта. Каманин, возмущённый «вмешательством промышленности не в своё дело», оказал давление на космонавтов, и они обещали отстаивать двухсуточные полёты.

В споре с «промышленностью» Каманин попытался «объехать» Королёва, находившегося на Байконуре, и согласовать длительность с председателем Госкомиссии Смирновым и его заместителем Сергеем Алексеевичем Зверевым. Но Смирнов в отсутствие Королёва отказался даже обсуждать этот вопрос. А Зверев прислал Каманину официальное предложение Королева о трёхсуточных полётах с предложением его согласовать, чем вызвал крайнее негодование Николая Петровича.

20 апреля под председательством Л.В.Смирнова состоялось заседание комиссии по пуску. Каманин доложил, что космонавты готовы к трёхсуточному полёту, но продолжал настаивать, что лететь надо только на двое суток. Поэтому вопрос с продолжительностью полёта остался нерешённым. Но затем заместитель Главкома ВВС маршал Сергей Игнатьевич Руденко дал согласие на трёхсуточный полёт.

21 апреля все космонавты примеряли свои скафандры. Затем каждый экипаж садился в корабль и проводил там всю предстартовую подготовку. Вечером на техническом совещании было подтверждено, что оба корабля – 3КБ «Север-3» и 3КБ «Север-4» будут готовы к пуску 29 апреля.

Уже 22 апреля, сразу после старта Титова, две заранее отобранные группы космонавтов на самолётах Ту-114 вылетели во Французскую Гвиану и в Индию. Времени на подготовку было мало, а программа полёта была достаточно сложной.

27 апреля состоялось окончательное заседание Госкомиссии. Королёв доложил о готовности кораблей, а Каманин – о готовности космонавтов.

Групповой полёт стал возможен только за счёт тщательного сетевого планирования всей космической программы и связанных с ней работ множества субподрядчиков. ОКБ-918 заранее произвело доработки космических скафандров и аварийных комплектов НАЗ, а завод № 918 (НПО «Звезда») изготовил скафандры для всех 12 космонавтов, по индивидуальным меркам.

(В реальной истории к апрелю 1961 г были готовы только два скафандра – для Гагарина и Титова, а также после полёта Гагарина проводились множественные доработки КК «Восток», что задержало следующий полёт до августа 1961 года.)

Запуск обоих экипажей был осуществлён 29 апреля, с интервалом в несколько часов. Первым взлетел немецко-индийско-китайский экипаж – Вольфганг Бюттнер, Индер Мохан Чопра и Чжао Баотун, с космодрома Шрихарикота. Затем, выждав строго рассчитанное время, чтобы Земля под кораблём успела «провернуться» на заданный угол, с космодрома Куру был запущен второй корабль, с советско-французско-югославским экипажем – Андриян Николаев, Жан-Мари Саже и Любомир Зекавица (АИ). Продолжительность полёта установили от 1 до 3 суток, по состоянию членов экипажа.

(По такой же схеме производился запуск кораблей «Союз» и «Аполлон» в ходе миссии ЭПАС)

Если экипажу «Север-3» не требовалось совершать никаких сложных манёвров, то Николаеву, Саже и Зекавице пришлось после первого витка менять наклонение орбиты. Управление манёвром осуществлялось с советского судна контрольно-измерительного комплекса, находившегося в Тихом океане. По команде с Земли корабль «Север-4» был автоматически сориентирован, затем включился двигатель, и поданный импульс вывел его на орбиту, близкую к орбите «Север-3». За счёт точного расчёта орбит корабли оказались в нескольких километрах друг от друга. Разглядеть корабль партнёров визуально космонавтам не удалось, но как только Николаев включил систему сближения «Игла», её антенны тут же приняли сигнал корабля «Север-3». Экипажу «Север-4» оставалось только сориентировать корабль по пеленгу, рассчитать орбитальные параметры и дать импульс.

(АИ, в полёте «Восток-3» и «Восток-4» Николаев и Попович видели друг друга с расстояния около 6500 м, но там точность совпадения орбит при выведении из одной и той же географической точки была много лучше)

Проделать такой фокус без БЦВМ, на аналоговой технике, в «той» истории смогли лишь во второй половине 60-х, но «там» и сам «Союз» появился много позже, из-за большой потери времени на полёты «Востоков» и «Восходов». Радиосистему «Игла» для обеспечения сближения кораблей делали одновременно со стыковочным узлом, так как обе этих системы по отдельности были бесполезны. Сейчас же, радиолокатор передавал данные о скорости, направлении движения и положении корабля-цели в БЦВМ, и дальше их обработка проводилась уже в цифровом виде (АИ). Сопряжение «Иглы» с БЦВМ позволяло космонавтам рассчитывать траектории, ориентацию корабля, время и длительность подачи импульсов в полуавтоматическом и полностью автоматическом режиме. Для этого на «Север-4» уже поставили новую версию БЦВМ УМ2-К, конструкции всё того же Староса, но теперь уже – с 8-битным процессором 6502 вместо 4-битного 4004. БЦВМ была ещё не серийная, её делали «на коленке», из тщательно отобранных и протестированных по отдельности и вместе комплектующих первой установочной партии (АИ).

Задачей полёта была поставлена только отработка дальнего этапа сближения. «Север-4» приблизился к «Север-3» на расстояние около 200 метров. На этапе сближения экипажи установили между собой радиосвязь и переговаривались, «помогая» системе осуществлять подход.

После сближения корабли несколько часов летели рядом, пока орбитальная механика не начала «разводить» их друг от друга. За это время оба экипажа попробовали управлять кораблями вручную. На протяжении первого дня полёта возможность поуправлять космическим кораблём, прочувствовать его поведение, была предоставлена каждому из шести членов экипажей. Чтобы не пересаживаться из одного кресла в другое в тесноте спускаемого аппарата, да ещё в громоздких скафандрах, космонавты использовали для управления кораблём переносной пульт, соединённый кабелем с приборной панелью. Ручки управления были установлены на нём, его можно было либо установить на приборной доске, либо снять с неё и пристегнуть ремнём к ногам выше колен (АИ).

Теперь роль «активного» взял на себя «Север-3». Под управлением Вольфганга Бюттнера он облетел вокруг «Севера-4», и занял позицию на линии, направленной к Солнцу. Само Солнце было закрыто корпусом приборного отсека. Космонавты провели наблюдение и фотографирование солнечной короны несколькими фотоаппаратами, заряженными разными типами плёнок, с разными светофильтрами (АИ, в реальной истории схожий эксперимент проводился в ходе полёта «Союз» – «Аполлон»).

В первые же сутки полёта Андриян Николаев впервые попробовал отстегнуться от кресла и «поплавать» в тесном спускаемом аппарате корабля, насколько это было возможно. До этого и Гагарин и Титов летали плотно пристёгнутыми к креслам. Сейчас это кажется странным, но первоначально существовало опасение, что отстегнувшись, космонавт потом не сможет вернуться в кресло-ложемент. При посадке это могло привести к травмам, вплоть до летального исхода, из-за перегрузок при торможении в атмосфере. В составе экипажа второй космонавт, оставаясь пристёгнутым к креслу, имел возможность вручную вернуть отстегнувшегося товарища в безопасное положение.

После Николаева отстегнуться попробовали и остальные члены экипажа. Наслаждаться невесомостью пришлось по очереди, всё-таки космонавты сидели втроём, да ещё в скафандрах. В «Севере-3» проделали такой же эксперимент, первым отстегнулся Вольфганг Бюттнер, потом в невесомости по очереди поплавали индийский и китайский космонавты.

На борт космических кораблей по радио были переданы поздравительные телеграммы от Никиты Сергеевича Хрущёва, президента де Голля, Иосипа Броз Тито, Вальтера Ульбрихта, Джавахарлала Неру, и председателя КНР Гао Гана (АИ). Космонавты обоих экипажей тоже отослали главам государств-организаторов полёта поздравительные телеграммы.

В ходе полёта была впервые организована телевизионная трансляция с орбиты. На обоих кораблях были установлены телекамеры, и при пролёте кораблей в зонах видимости территории стран, чьи космонавты участвовали в полёте, с ними устанавливалась видеосвязь. В первый день полёта в программах новостей транслировались отдельные сюжеты по несколько минут, которые затем передавались по сети «Интервидения» на всей территории ВЭС. На второй день полёта был проведён полноценный телемост, в ходе которого телезрители могли позвонить в студию по телефону, их вопросы записывали и передавали космонавтам, а те отвечали по телевидению.

Для этого телемоста космонавты подготовили специальную программу, в ходе которой демонстрировали перед камерой некоторые трюки, происходящие с привычными предметами в космосе. Интерес к этим передачам у населения был невероятный. Впервые обычные люди увидели космонавтов не на трибуне Мавзолея, а непосредственно «по месту работы», в скафандрах, плавающими по кабине космического корабля. Телезрители своими глазами видели, как плавают мелкие предметы в невесомости, как ведёт себя, к примеру, капля воды, как внезапно кувыркается в воздухе вращающаяся гайка.

При первом соединении с каждой страной, с космонавтами коротко побеседовали по видеосвязи лидеры государств, а затем задать экипажам вопросы могли уже все желающие. Больше всего вопросов было задано на чисто «житейские» темы – как в невесомости есть, пить, спать, умываться и отправлять естественные надобности. На последний вопрос Андриян Николаев уклончиво ответил:

– Тут есть свои особенности. Используется специальное устройство, чтобы потом капельки по кабине не летали, – а потом добавил, под дружный хохот Жана-Мари и Любомира. – Но разрешите уж нам такие подробности не демонстрировать.

Собственно, «продемонстрировать» было можно, к примеру, сжав тубу с соком, но само ассенизационное устройство пока решили не «засвечивать».

– Пусть американы сами подумают, незачем им готовые решения подсказывать, – заявил Сергей Павлович и категорически запретил всем космонавтам рассказывать о конструкции «космического туалета». Все зарубежные участники отряда космонавтов были предупреждены и давали подписку о неразглашении секретных сведений, составляющих «коммерческую тайну». К государственным тайнам их, тем более, старались не допускать.

В течение 2-х суток полёта экипаж «Севера-4» по радиокомандам с Земли несколько раз корректировал орбиту включением двигателя, чтобы не слишком удаляться от «Севера-3». Совсем точного совпадения орбит добиться, конечно, не удалось, но за счёт этих коррекций примерно двое суток корабли летели на расстоянии прямой видимости друг от друга. На третьи сутки, когда запас топлива на коррекцию был израсходован – «небесная механика» всё же развела корабли. Пора было готовиться к посадке.

Так как к концу полёта орбита «Севера-4» уже была близка к орбите «Север-3», сажать оба корабля было решено в индийском Раджастане. Туда транспортными самолётами Ан-12 была переброшена поисково-спасательная группа. К поиску были привлечены вертолёты индийских ВВС, со смешанными индийско-советскими экипажами (АИ).

Базой поисковой операции был аэропорт Кишангар. Здесь сосредоточились вертолёты, самолёты, привлечённые к поискам, и три дирижабля, в том числе – дирижабль ДРЛО, с которого осуществлялось наблюдение за входом спускаемых аппаратов в атмосферу и общее управление поисковой группой.

Посадка обоих аппаратов состоялась 2 мая, в районе между городами Нагаур, Саянгар и Кишангар, с разбросом около сотни километров, что было очень хорошим результатом (АИ). Дирижабль ДРЛО отслеживал полёт спускаемых аппаратов в атмосфере, и в режиме реального времени наводил на них поисковые группы. Методика поисков была отработана во время полётов Гагарина и Титова, и космонавтам даже не приходилось ждать на земле. Вертолёты сопровождали снижающиеся на парашютах спускаемые аппараты и приземлялись почти одновременно с ними. Как только рассеивалась пыль, поднятая при посадке, спасатели подбегали к кораблю и помогали космонавтам выбраться.

Спускаемые аппараты садились в полях, и к месту посадки, само собой, сбежались местные крестьяне. Они, вначале, не поняли, что вообще происходит, и почему по их полям бегают военные, садятся вертолёты и какие-то «летающие жбаны». Телевизоры и даже радио для индийских крестьян на тот момент были совершеннейшей экзотикой. Местные жители ничего не знали о космическом полёте, и вообще не задумывались о том, что там, наверху.

Когда из спускаемого аппарата выбрался Индер Мохан Чопра и доходчиво объяснил собравшимся, что такое космос, что Земля круглая, и он с товарищами трое суток вокруг неё летал, пожилой брахман упал перед ним на колени и провозгласил его богом:

– Внемлите, люди! Он спустился с неба на вимане, летающей без крыльев! Воистину, он – воплощение самого Вишну!

Смущённый таким актом поклонения космонавт поспешил поднять почтенного старца, но тот оказался впечатлён ещё больше – он побежал в деревню, с криками:

– Меня коснулся Вишну! Меня коснулся Вишну!

Впоследствии на месте посадки «Севера-3» местными жителями был построен храм с портретами его экипажа (АИ).

Космонавтов доставили вертолётом в аэропорт Кишангара, а оттуда в Дели, где их торжественно встретил Джавахарлал Неру. В своей приветственной речи премьер-министр Индии, обращаясь к космонавтам и всему индийскому народу, сказал:

– Сегодня Индия сделала важнейший шаг, чтобы стать космической державой. Интернациональный экипаж, в составе которого был наш соотечественник, гражданин Индии, Индер Мохан Чопра, взлетел с индийского космодрома и побывал там, где ещё не бывали граждане ведущих стран Запада – Соединённых Штатов, Великобритании и других. Мы очень благодарны Советскому Союзу за возможность участвовать на равных в общей космической программе ВЭС. Я горжусь тем, что в подготовке этого великого события есть и частица моего собственного вклада.

3 мая экипажи отдыхали в Дели, а вечером вылетели на Ту-114 в Москву, где их уже ждали руководители остальных стран-участниц подготовки полёта. Туда же отправился и Неру. Попутно был проведён мини-саммит, на котором были намечены основные направления дальнейшего сотрудничества в области освоения космоса и других наукоёмких отраслях.

Встреча космонавтов вышла невероятно торжественной. В отработанный после полётов Гагарина и Титова сценарий пришлось внести множество изменений, так как на мероприятии присутствовало в 6 раз больше официальных лиц, и членов семей. К многочисленным советским зрителям добавилось ещё и множество иностранных туристов, из числа оказавшихся в тот день в Москве и, после сообщения Левитана по радио, рванувших во Внуково, чтобы хоть одним глазком посмотреть на космонавтов. Охрана из 9-го управления КГБ стояла на ушах, пришлось даже прибегнуть к помощи внутренних войск, чтобы обеспечить порядок. Больше всего опасались даже не теракта, а массовой гибели людей из-за случайно возникшей давки.

Рапортовать о полёте командирам экипажей Андрияну Николаеву и Вольфгангу Бюттнеру пришлось сразу шестерым главам государств. Приветственные речи по такому случаю были короткими. Выступавшие поздравляли космонавтов с успешным завершением полёта и выполнением полётной программы, говорили о большом значении космического сотрудничества в общем спектре взаимодействия стран ВЭС, выражали пожелания дальнейшего продолжения полётов по программе «Интеркосмос». Однако по довольным лицам и поведению лидеров было понятно, что первый полёт международных экипажей они оценивают как блистательный успех.

Королёв, Келдыш, Рябиков, как руководители Главкосмоса, не успевали получать поздравления и отвечать на рукопожатия. Это был подлинный триумф советской науки.

Длинная кавалькада лимузинов помчалась из Внуково по Ленинскому проспекту на Красную площадь. На этот раз в двух передних машинах ехали космонавты, а главы государств, рассевшись в лимузины по трое, двигались следом. Когда садились в машины, де Голль в шутку предложил:

– Давайте сядем по экипажам. Господин Хрущёв, господин Тито и я – в одну машину, господа Ульбрихт, Неру и Гао Ган – в другую

– Да, хоть на полчаса космонавтами себя почувствуем, – улыбнулся Тито. – Если программа «Интеркосмос» пойдёт такими темпами, скоро придётся в автобусах ездить.

– Эх, не сообразили вовремя, надо было купить шесть круглых аквариумов, можно было бы вместо шлемов на головы надеть, – пошутил Хрущёв.

В таком отличном настроении доехали до Красной площади и поднялись на трибуну Мавзолея. Площадь была плотно заполнена народом. Люди держали транспаранты, портреты космонавтов, красные флаги СССР и Китая соседствовали с чёрно-красно-жёлтыми флагами ГДР, сине-бело-красными флагами Франции и Югославии, и оранжево-бело-зелёными индийскими – на площади было полно туристов.

– Я уже стоял на этой трибуне, но никогда не думал, что буду приветствовать французского космонавта в центре Москвы, – признался де Голль.

– Так и скажите об этом всем, – Никита Сергеевич улыбнулся, приглашающе указывая на микрофон.

– А что, и скажу! – задорно ответил президент.

Сначала слово предоставили командирам экипажей. Первым выступил Андриян Николаев:

– Товарищи! Я не буду произносить официальных речей, я хочу поделиться с вами своими впечатлениями. Это был великолепный полёт! Мы провели в космосе трое суток. Техника работала на «отлично», не было никаких сбоев. Впервые мы поднялись на орбиту не поодиночке, а в составе экипажей, и очень рад, что дорогу в космос мы, советские люди, прокладываем не в одиночестве, а вместе с друзьями и коллегами из дружественных стран.

За эти три дня мы выполнили полностью всю намеченную программу полёта. Полученные научные и практические результаты продвинули наше совместное освоение космоса на несколько лет вперёд. Мы доказали, что наши космические корабли могут свободно маневрировать на орбите. Они легки в управлении и полностью предсказуемы. Будь у нас в тот момент установлены стыковочные агрегаты, мы смогли бы состыковаться – на тренажёрах у нас уже хорошо получается.

Предложенный нашими руководителями путь совместного освоения космоса – залог нашего общего успеха. Спасибо партии Ленина, нашим замечательным учёным, инженерам и рабочим за отличные корабли, на которых мы летаем. Спасибо всему советскому народу, народам стран ВЭС и всех дружественных стран! Там, наверху, мы ежеминутно ощущали вашу поддержку.

Вольфганг Бюттнер, неплохо освоивший русский язык за время подготовки, тоже говорил по-русски:

– Товарищи! Я рад и горд тем, что стою сейчас здесь, на этой трибуне, в присутствии глав наших государств и перед лицом представителей наших народов, в качестве первого космонавта Германской Демократической Республики, и командира одного из двух первых в истории человечества международных экипажей, поднявшихся за пределы земной атмосферы. За эти три дня мы более 50 раз облетели вокруг нашей прекрасной планеты. И вот что я хочу вам сказать. Она очень красивая, если смотреть на неё оттуда. Огромный шар, как будто большой глобус, покрытый кое-где пеленой белых облаков.

Оттуда, с орбиты, мы видели моря и океаны, видели пустыни, горы, реки, поля, леса, города. Все они сверху выглядят примерно одинаково. Но вот чего сверху не видно, так это – разделяющих нас границ. Наша планета огромна, но космос, окружающий её, неизмеримо больше. Успех нашего совместного полёта стал лучшим доказательством того, что осваивать космос проще всего сообща, вместе, дружными усилиями всего человечества.

После космонавтов выступали главы государств. Никита Сергеевич вначале пригласил высказаться гостей. Президент де Голль, встав к микрофону, заявил:

– Я уже не первый раз стал гостем вашей страны, но ещё недавно я никак не ожидал, что у меня будет возможность обратиться к советскому народу и поблагодарить всех советских людей, правительство СССР и лично господина Хрущёва за величайшую в истории возможность отправить на орбиту в составе международного экипажа космонавта Французской Республики! Жан-Мари Саже, французский лётчик-испытатель, – де Голль подозвал и демонстративно обнял за плечи французского космонавта, – стал первым французом, своими глазами, без помощи телевидения, увидевшим Землю такой, какой её видели до него только Юрий Гагарин, Герман Титов и Господь Всемогущий. И я очень рад, что был хотя бы немного причастен к организации этого великого события! Мир и дружба между многими великими народами сделали возможной программу «Интеркосмос». Мы пока делаем в космическом пространстве первые робкие шаги, и именно сейчас очень важно крепко держаться за руки, чтобы эти шаги давались человечеству без ненужных жертв и потрясений. Мы обязательно продолжим это космическое сотрудничество и дальше.

После де Голля выступили Ульбрихт, Неру, Гао Ган, Тито. Хрущёв специально высказался последним:

– Дорогие мои товарищи! Дорогие москвичи, уважаемые гости, весь советский народ, и народы всего мира! Позвольте поздравить вас с большим достижением! Это не просто победа советской науки и техники, это – победа всего человечества над бездонной пустотой космоса!

Впервые на орбите летали сразу два корабля. Летали экипажами из трёх человек, и эти экипажи провели в космическом пространстве целых трое суток. Это само по себе – огромный успех. Но ещё важнее то, что эти экипажи на практике проверили возможность управлять космическими кораблями на орбите, свободно летать на них, перемещаясь относительно друг друга, менять орбиты. Я надеюсь, что очень скоро там, наверху, появятся долговременные обитаемые станции, где люди смогут находиться не два-три дня, а месяцы и даже годы. Наши гениальные учёные уже работают над проектами таких станций.

Я с большим удовольствием предоставляю слово Главному конструктору, чья работа сделала этот великолепный полёт возможным – Сергею Павловичу Королёву!

Королёв, приземистый, плотный, в своём «счастливом» чёрном пальто и глубоко надвинутой шляпе, лучился счастьем:

– Товарищи! Человечество долго жило в своей прекрасной колыбели! Но оно выросло, и делает первые шаги за её пределами. Шаги ещё неуверенные, но ведь это – только начало! Мы действительно работаем над возможностью посылать людей в космос надолго. На этом непростом пути ещё предстоит преодолеть немало трудностей, но вместе, общими усилиями наших народов, мы их обязательно преодолеем!

Когда-нибудь, пусть не при нашей жизни, может быть, в следующем веке, люди будут жить и работать не только на Земле, но и на Луне, на Марсе, может быть, даже в верхних слоях атмосферы Венеры, хотя эта планета очень негостеприимная. Работы предстоит много. Хватит всем!

После митинга на Красной площади и космонавтам и главам государств было предоставлено время для отдыха, но отдыхать никто не хотел, вместо этого лидеры шести стран долго расспрашивали космонавтов о том, как проходил полёт, какие были трудности и что нужно в первую очередь улучшать, чтобы освоение космоса шло успешно.

На этом обсуждении Андриян Николаев с удовольствием рассказал, как он впервые отвязался от кресла и плавал в невесомости:

– Наступил момент, когда по программе нужно было выйти из кресла. Я отвязал ремни и… поплыл к потолку. Чуть оттолкнулся пальцем от стенки кабины и, как мяч, отлетел к другой стене. Прямо как в сказке... Я стал легче пушинки! В течение часа работал в отвязанном состоянии. Ткнул пальцем в потолок кабины и очутился опять в кресле.

(Выдержка из реального отчёта Андрияна Николаева, цитируется по книге «Мировая пилотируемая космонавтика»)

– Так там же тесно было! – удивился Хрущёв. – Вы же втроём, в скафандрах, в аппарате еле помещаетесь!

– Ну, там, конечно, потеснее, чем на кухне в новых пятиэтажках, – засмеялся Николаев, – но всё же не совсем как кильки в банке. Приподняться над креслом можно было. Но для длительных полётов, конечно, нужен новый «Союз», с орбитальным отсеком, а ещё лучше – орбитальная станция.

Вечером на ставшем уже традиционном приёме в Кремле космонавтам вручали награды. По общему межгосударственному соглашению перекрёстных награждений решено было не устраивать. Каждый космонавт получал высшую награду своей страны. Николаев был награждён Золотой Звездой Героя Советского Союза и орденом Ленина, Саже – орденом Почётного Легиона, и т. д.

– Иначе такими темпами космонавтам некуда будет награды вешать, – пошутил Никита Сергеевич.

Общее праздничное настроение охватило всех. Министр обороны маршал Андрей Антонович Гречко, шутя пожаловался Хрущёву:

– Никита Сергеич, ты, это, давай-ка, этот конвейер космический малость притормози! А то вот опять уже, новый экипаж запустили. После полёта каждый раз – приём в Кремле. Да этак мы такими темпами сопьёмся нафиг!

– А ты, Антоныч, заведи себе специальную рюмашку для приёмов, как у меня, – отшутился Никита Сергеевич, демонстрируя подаренную женой американского посла Томпсона рюмку из очень толстого стекла, куда помещалось меньше напёрстка.

(Реальная история, у Хрущёва была именно такая рюмка для приёмов – подарок жены американского посла. См. С.Н. Хрущёв «Реформатор»)

#Обновление 23.09.2017

Страны ВЭС не секретили сам факт наличия программы «Интеркосмос», но сообщения в СМИ ограничивались короткими дежурными новостями в телеграфном стиле: «Космонавты готовятся к полётам, продолжают тренировки на тренажёрах» и т.п. С космодрома Шрихарикота до этого было запущено всего лишь несколько спутников в интересах стран ВЭС – метеоспутники, спутники связи, телевизионный ретранслятор «Молния», передававший программы советского телевидения в рамках сети «Интервидение» на страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Со стартового комплекса в Куру ещё не проводилось ни одного старта, и даже жилая инфраструктура на космодроме не была окончательно достроена. Для обеспечения подготовки к полёту на французский космодром были завезены и смонтированы комплекты временных контейнерных домов, в том числе – многоэтажных (АИ).

Известие о совместном полёте международных экипажей было для широкой общественности неожиданным. «Те, кому положено», т.е. ЦРУ, АНБ и MI-6, знали, что на обоих космодромах ведётся подготовка к космическим стартам, но полагали, что планируется запуск спутников связи или телеретрансляторов. Космический триумф СССР, Франции, Югославии, ГДР, Индии и Китая оказался неприятным сюрпризом для Запада. Специалисты ЦРУ и NASA ожидали, что будет проведён суточный полёт одного экипажа из двух человек, со стартом с Байконура. Прогнозы о том, какая страна первой пошлёт своего космонавта в составе международного экипажа, были самые различные, называли Чехословакию, Польшу, шансы Китая, ГДР и Югославии на участие в первом же международном полёте оценивались как «маловероятные» по идеологическим причинам.

Внезапный старт сразу двух кораблей, с экипажами по три человека, их совместный полёт, орбитальные маневры, демонстрируемые по телевидению в прямом эфире теленовостей, и телемост шести государств с космонавтами на орбите ошеломили общественность. Полёт пришлось приурочить к празднику 1 мая, причём вынужденно – всё население ВЭС приникло к радиоприёмникам, а где уже было телевещание – к телевизорам.

В Китае прошли массовые митинги в поддержку китайско-советской дружбы и сотрудничества, в них приняли участие более 100 миллионов человек. Первый «тайконавт» страны Чжао Баотун стал национальным героем, в его честь называли школы и улицы (АИ). За счёт дисциплинированности китайцев все массовые мероприятия обошлись без жертв.

Во Франции только-только закончился мятеж военных в Алжире. Французские генералы во главе с командующим Морисом Шаллем, не приняли политику де Голля, начавшего переговоры с ФНО. 22 апреля началось восстание, подготовленное ультраправой организацией ОАС. Посол СССР во Франции Сергей Александрович Виноградов передавал де Голлю неоднократные предупреждения советской разведки о возможности подобного мятежа, но самоуверенный генерал к ним не прислушивался (АИ). Однако, когда события начались, президент повёл себя более чем решительно. 23 апреля он объявил на всей территории Французского Союза чрезвычайное положение. Уже 26 апреля восстание было подавлено. Судебный процесс над лидерами повстанцев состоялся 11 июля: восемь из обвиняемых приговорены к смертной казни, включая генерала Рауля Салана, осужденного заочно.

На таком сложном политическом фоне полёт первого французского космонавта изрядно поднял рейтинг как самого де Голля, так и компартии Франции. Морис Торез и Жак Дюкло, по согласованию с Хрущёвым, заявили, что полёт состоялся благодаря дружественным отношениям французских и советских коммунистов, и сама идея этого полёта родилась и первоначально обсуждалась на партийном уровне. Де Голль, искренне считавший идею совместного полёта своей единоличной заслугой, поначалу высказал недовольство, но потом признал, что руководители французской компартии могли обсуждать возможность полёта с Хрущёвым и «подготовить почву» для обсуждения на встрече лидеров государств.

Рядовые французы реагировали восторженно. Города были увешаны плакатами с изображениями французского космонавта, летящего среди звёзд космического корабля, раскрашенного в цвета национальных флагов СССР, Франции и Югославии, во время полёта в каждом кабачке и бистро люди прилипали к телевизорам, ловя каждый выпуск новостей, каждый репортаж с орбиты. Возле советского посольства в Париже прошёл небольшой стихийный праздничный митинг, организаторы которого передали послу Виноградову памятный подарок – бутылку дорогого вина, оформленную в виде ракеты «Союз-2.3» (АИ).

Даже французские буржуа, в массе не одобрявшие «слишком тесное», по их мнению, сотрудничество Франции с Советским Союзом, в разговорах между собой честно признавали, что «ставка на русских» оказалась правильной. В их разговорах всё чаще проскакивали необычные для европейцев высказывания:

– Красные, конечно, не те соседи, которых я хотел бы видеть на другой стороне улицы, но факт остаётся фактом, французский космонавт облетел вокруг Земли на русском корабле, а американцы, сколько ни подпрыгивали, пока что даже за пределы атмосферы не выбрались.

– Да, похоже, хвалёные американские технологии распространяются только на их прожорливые 6-метровые драндулеты, в которых на парижских улицах даже не развернёшься…

Весь Берлин был полон портретов первого космонавта ГДР Вольфганга Бюттнера, а спокойные, обычно флегматичные немцы, как будто с ума посходили. На следующий день после старта жители Западного Берлина увидели, как из-за стены поднялся аэростат в виде космического корабля, к которому был прицеплен портрет Бюттнера на фоне флага ГДР, с издевательской надписью: «Эй, а вы так можете?» (АИ)

Западногерманские пограничники не выдержали, и выстрелили по аэростату, в надежде, что он сдуется и упадёт. Но аэростат был сделан хитро, с мелкоячеистой оболочкой, как у американских дрейфующих аэростатов-фоторазведчиков, и поэтому не сдулся.

Восточные немцы на этом не успокоились. Вскоре из-за стены западным соседям показали сделанную из картона и не так давно пущенной в продажу строительной пены ракету. Для пущей издёвки ракету сделали без головного обтекателя, с моделью космического корабля, но раскрасили очень неприлично, воспользовавшись несколько фрейдистским видом спускаемого аппарата корабля «Север», у которого отсутствовал орбитальный отсек.

В Югославии в честь полёта появилась новая марка сливовицы под названием «Зекавица», с портретом первого югославского космонавта. Югославы праздновали полёт своего соотечественника с большим размахом. Иосип Броз Тито пригласил его вместе с дублёром и их семьями отдохнуть в своей резиденции на острове Бриони, в то время как по всей стране проходили митинги и торжественные собрания, посвящённые полёту в космос.

В Индии празднование полёта Индера Мохана Чопра превратилось в настоящий фестиваль, затмивший размахом традиционный праздник Дивали. Побочным эффектом полёта стало заметное увеличение количества студентов, поступавших в университеты Индии на технические специальности, что благотворно сказалось на общем уровне образования (АИ).

Для советских граждан это был уже третий космический полёт в течение одного месяца, но общий восторг от этого не убавился. Скорее наоборот, появился дополнительный повод для гордости. К частым запускам спутников люди уже успели привыкнуть, но не менее частые пилотируемые полёты, да ещё в составе международных экипажей, удивляли и внушали уверенность в скорых новых успехах освоения космоса. На заводах и в организациях парторги в ходе политинформаций растолковывали трудящимся значение международного сотрудничества в космосе.

В большинстве случаев особых пояснений и не требовалось. На собраниях в трудовых коллективах рабочие одобрительно высказывались о программе «Интеркосмос»:

– А что, это же наши союзники. Из ГДР мы точные станки и оптику получаем, из Индии – фрукты, китайцы, вон, дороги и дома для нас строят, детишки наши с Дальнего Востока на Хайнань отдыхать летают, а теперь ещё и какао оттуда возить начали, в Югославию тоже отдыхать ездим, французские «Ситроены» уже лет пять как «одомашнили», самолёты пассажирские вместе с ними делаем. Так разве ж всё это добро, что они для нас делают, не стоит того, чтобы их космонавты вместе с нашими в космосе полетали?

Западная пресса после известия о двойном полёте совместных экипажей взорвалась аршинными газетными заголовками. Оценки кардинально различались. Правая пресса откровенно злобствовала: «Красные устроили опасный цирк на орбите», «Русские посылают людей в космос пачками на недостаточно отработанных кораблях», и даже «Зоопарк в космосе». В то же время более ответственные издания центристского толка освещали полёт намного более взвешенно. В «Нью-Йорк Таймс» было опубликовано интервью Вернера фон Брауна (АИ). Немец прямо ответил на вопрос репортёра:

– Весь этот бред, что печатают некоторые газеты, не стоит даже упоминания. Красные уже неоднократно показывали, что очень ответственно относятся к безопасности во всех её проявлениях. Если космонавты их международного отряда сумели выполнить такую сложную программу уже в третьем-четвёртом полётах, это свидетельствует не о безрассудстве русских, а о техническом совершенстве и качественной отработке их корабля, и об отличной подготовке космонавтов.

Я просмотрел опубликованные данные по биографиям их космонавтов – почти все, кого красные запустили в космос – опытные лётчики, либо военные, либо испытатели. Чего удивляться, что такие профессионалы отлично справились с заданием?

Левая пресса Франции, Италии, Бельгии и других стран откровенно праздновала советский успех. Канал ONN сделал ряд нейтральных, информационно насыщенных репортажей, максимально подробно, насколько позволяла открытая информация, освещавших весь ход полёта.

Скандальный бельгийский политик Жан Тириар в очередной раз обрушился с критикой на правительство:

– Почему премьер-министр не воспользовался прошлогодней ситуацией, когда русские и французы помогли эвакуировать наших граждан из Конго? Можно было уже тогда договориться об участии бельгийского космонавта в программе «Интеркосмос». Вы только посмотрите – в космос уже летали не только француз и немец, но и югослав, и индиец, и китаец! Почему в этом ряду нет гражданина Бельгии? Тем более, у нашей королевы хорошие отношения с русскими.

Что нам дало участие в НАТО? Ничего, кроме лишних расходов. Кто на нас собирается нападать? Русские? Не смешите меня, они открыты для сотрудничества со всем миром, не только со странами Альянса, это доказывает пример Франции. Соединённые Штаты намеренно нагнетают напряжённость, в то время как русские проводят спокойную взвешенную политику – помогают своим союзникам и не дают спуску своим противникам. Пропаганда? Конечно! Они честно используют свои успехи в космосе для пропаганды своего коммунистического строя. Вы скажете, американцы не стали бы пропагандировать свой «американский образ жизни», окажись первый космонавт не русским, а американцем? Да от их пропаганды и рекламы уже и так деваться некуда!

Конгрессмен Виктор Анфусо после известия о двойном полёте международных экипажей публично потребовал расследовать «саботаж», по его мнению творящийся в NASA (АИ):

– Почему красные запустили 4 корабля и 8 космонавтов меньше, чем за месяц, а Соединённые Штаты, провозгласившие себя лидером свободного мира, до сих пор не могут запустить ни одного? Нет ли тут саботажа? Я считаю, необходимо тщательно расследовать деятельность NASA специальной комиссией Конгресса.

Для Кеннеди первый полёт по программе «Интеркосмос» оказался очередной неприятной неожиданностью. К чести президента, он воспринял это известие внешне спокойно. Когда Пьер Сэлинджер буквально ворвался в Овальный кабинет с несколькими газетами в руках, JFK спокойно ответил:

– Положите, Пьер, я посмотрю.

Он прочитал статьи, просмотрел видеозаписи сюжетов новостей, но не стал сразу звонить в NASA, а сначала обсудил ситуацию с Теодором Соренсеном:

– Как вы считаете, Тед, мы можем что-то сделать для ускорения полёта нашего астронавта?

– Сэр, в данной ситуации дополнительное давление на NASA не даст ничего, – прямо ответил Соренсен. – Эти парни не хуже нас понимают, что на карту поставлен престиж Америки, и делают всё возможное. Если мы будем ещё больше на них давить, они лишь сделают больше ошибок при подготовке. Это верный способ угробить Шеппарда и сорвать выполнение программы.

– Да, Тед, я понимаю… Но вы только посмотрите на состав экипажей! Если бы там летали только русские, это было бы не так унизительно. Чёрт, я бы пережил даже участие немца и француза, но югослав! Китаец! Индиец! Индиец, чёрт подери! Кого они запустят в следующий раз? Негра из Касаи? Папуаса? Или иннуита? Как они там называют свои народы Севера?

– Э-э-э… – Соренсен взял с книжной полки справочник, покопался в нём. – Нет, сэр, не иннуиты, у русских эти народы называются чукчи и эвенки.

– Вот-вот, вы понимаете, как нашу администрацию будут полоскать в прессе, если в следующем полёте в космос полетит чукча? А американец там до сих пор не был? Да после такого мне останется только запереть Белый Дом, выкинуть ключи в Потомак, уехать в Юту, и спрятаться где-нибудь в мормонской общине!

Кеннеди встал из-за стола и прошёлся по Овальному кабинету, пытаясь успокоиться:

– При этом их не просто катали, каждый из их космонавтов сам управлял кораблём, я своими глазами видел это в телесюжетах ONN! Наши борзописцы могут брехать хоть до посинения, но факт остаётся фактом – индиец управлял космическим кораблём на орбите! Индиец, Тед! Не американец! Индиец!

– Но, сэр! Это всего лишь цирк красных. Ну, подумаешь, покатали они на своей ракете каких-то аборигенов из бывших колоний, нам-то что? Вот если бы те же индийцы построили собственную ракету и корабль, и полетели раньше нас – это было бы обидно.

– Тед, это мы с вами понимаем такие тонкости! Электорат, налогоплательщики в них не вдаются! Они видят по TV, как чёртов индиец управляет космическим кораблём! И делают вывод, что технологическая мощь Америки ничего не стоит! И думают: «А зачем тогда вообще тратить деньги на космос?»

–Насколько я знаю, парни из NASA уже вышли на финишную прямую. Сейчас лучшее, что мы можем сделать – не мешать им. И ещё у меня есть одна мысль, прямо скажем, не совсем привычная… Что, если наш астронавт полетел бы на русском корабле?

– Я думал об этом, Тед, – признался президент. – Если мы просто попросим русских об участии нашего астронавта в их программе «Интеркосмос», они, разумеется, не откажут. Для красных это будет невероятной пропагандистской победой. Именно поэтому мы не можем на это пойти, ультраправые республиканские политиканы нас съедят. Чёрт подери, они вцепятся в нас, как свора бульдогов!

Такой полёт возможен только в том случае, если у нас с русскими будет отдельное соглашение, в котором мы будем равноправными партнёрами. Вы знаете, что у меня есть планы на такой случай, и я вполне допускаю, что наш астронавт мог бы полететь вместе с русским, но только в рамках подготовки к какому-то более серьёзному и масштабному проекту. И то, лучше бы устроить так, чтобы сначала наш астронавт пролетел по орбите в американской капсуле, потом сделать совместный полёт русского и американского кораблей, и только потом, как закономерный следующий шаг, можно было бы лететь в составе совместного экипажа.

– Это было бы наиболее разумно, сэр, – согласился Соренсен. – Осталась самая малость – убедить красных в необходимости совместного освоения космоса. После таких успехов, я полагаю, они решат, что мы им вообще не нужны.

– У меня есть такие опасения, – признал Кеннеди. – К тому же, мой вариант всё равно требует нескольких самостоятельных первых полётов. Поэтому я всё же считаю, что сейчас любое вмешательство политиков в работу NASA только навредит.

– Это точно, сэр, – согласился Соренсен. – Наша ракета готова к полёту и стоит на старте. Остановить программу «Меркурий» сейчас – всё равно, что остановить бегуна перед финишем. Мы потеряем ценных специалистов. Они просто уйдут из NASA, не видя перспективы.

– Даже если мы объявим о начале лунной программы?

– Да. Ведь если мы начали одну программу, затем бросили её, не доведя до конца, и перекинули людей на другую, то кто поручится, что следующая администрация не бросит точно так же лунную программу? Не знаю, как вы, сэр, а я бы не смог плодотворно работать, зная, что результаты моих трудов спустят в унитаз. Моё мнение – «Меркурий» надо запускать, тем более, что у нас всё равно сейчас нет ничего другого, и ещё неизвестно, когда будет. Мы можем отстать от красных лет на десять, если будем ждать реализации лунной программы. К тому же, учёным и инженерам надо нарабатывать практический опыт космических полётов.

– Думаю, вы правы, Тед, – поразмыслив, согласился Кеннеди. – Если мы сейчас отменим «Меркурий», а красные не согласятся сотрудничать, мы останемся вообще ни с чем.

– Именно так, сэр. И я рекомендовал бы удержать от необдуманных шагов тех конгрессменов, которые уже требуют проведения расследования деятельности NASA комиссией Конгресса.

Он имел в виду выступление Анфусо.

– Безусловно, Тед, я попрошу Бобби поговорить с этим конгрессменом, – согласился президент. – Нашим специалистам в NASA и без того сейчас хватает работы, чтобы ещё трепать нервы, отбрёхиваясь от нападок всяких бездельников из Конгресса.

После успешного, хотя и не безупречного, полёта шимпанзе Сэма NASA вновь начали преследовать неудачи, неизбежные при доводке новой техники. По сути, американцы форсированно, и под значительным политическим прессингом, проходили тот же этап разочарований, который советские специалисты преодолевали в 1957-1959 годах. 21 февраля 1961 года состоялся запуск капсулы «Меркурий» на ракете-носителе «Атлас», обозначавшийся MA-2 (2-й полёт «Mercury-Atlas» ракета №67D, капсула №6). Корабль запустили по суборбитальной траектории для проверки прочности теплозащитного экрана при нагреве и перегрузках в максимально сложных условиях возвращения в плотные слои атмосферы, а также для испытания системы обнаружения аварийных ситуаций. После аварии MA-1 было сделано временное усиление верхних секций бака окислителя ракеты в районе переходника, соединяющего корабль с носителем.

«Меркурий» находился в невесомости 4 мин 45 секунд. Угол входа в плотные слои атмосферы оказался выше расчётного, и нагрев при торможении корабля в атмосфере также был сильнее ожидаемого.

18 марта на острове Уоллопс был проведен пуск, обозначенный LJ-5A. Капсулу «Меркурий» №14 запускали на короткой и толстой ракете «Литл Джо», с теми же задачами, что и в неудачном испытании 8 ноября – испытание срабатывания системы аварийного спасения в конце активного участка.

В ходе полёта случилось преждевременное срабатывание САС, в результате произошло нештатное отделение корабля собственными двигателями. На высоте 12 километров благополучно вышли все три парашюта. Капсула приводнилась почти через 24 минуты после запуска. После полёта корабль был восстановлен для дальнейшего использования.