Кеннеди, привыкший к обтекаемым дипломатическим фразам, и готовый расшифровывать таящийся за ними реальный смысл, был удивлён настолько, что не сразу нашёлся, что ответить. Громыко, рассчитывавший как раз на подобный результат, продолжил:

– Господин президент, мы понимаем, что искажённые реалии западного варианта демократии вынуждают вас, как лидера страны оглядываться на мнение Конгресса, военных, всякого рода лоббистов, финансовые и промышленные круги, – сказал Андрей Андреевич. – Мы также понимаем, что вам связывают руки соображения престижа, заставляя демонстрировать американскому народу решительность и действовать на грани войны.

Первый секретарь Хрущёв тоже вынужден учитывать в своих действиях мнения других членов Президиума ЦК. Он считает войну с США недопустимой, но ваши действия на Кубе, ваша подготовка вторжения и уничтожения дружественного нам правительства Кастро, вынудила нас защищать Кубу, в чём-то даже вопреки нашим собственным интересам. На Первого секретаря тоже давят военные. У нас есть свои «ястребы», вы наверняка это знаете.

– Знаю, конечно, – согласился Кеннеди. – Даже могу назвать их имена.

– Тогда вы понимаете, что эти люди тоже требуют от Первого секретаря решительных действий, точно так же, как ваши военные, наверняка, требуют их от вас, – продолжил Громыко. – Но такие действия опасны возникновением случайного инцидента, когда кнопку может нажать, по своему разумению, любой младший офицер. Вы же не хотите, чтобы третья мировая война началась из-за случайности или недопонимания сторон?

– Безусловно, не хочу, – подтвердил Кеннеди. – Вы правильно понимаете моё положение. От меня ждут решительных действий. Если я не проявлю решительность, генералы вышвырнут меня из Белого Дома в двадцать четыре часа.

(В реальной истории Кеннеди сказал это во время встречи с А.Аджубеем. С Громыко он откровенничать не стал, так как не дождался от него откровенного ответа на поставленные вопросы)

– Мы в нашем противостоянии по всему миру уже подошли к опасной черте, за которой ядерная война может начаться из-за любого пустяка. Самое время обеим сторонам сделать шаг назад и подумать, – сказал Андрей Андреевич. – Это – мнение Первого секретаря товарища Хрущёва. Он готов сделать такой шаг, если американская сторона сделает свой.

– Благодарю вас, господин министр. Теперь я лучше представляю себе позицию советской стороны, – ответил президент. – Перед тем, как мы дадим официальный ответ на послание господина Хрущёва, мне необходимо будет многое обсудить со своей администрацией. Возможно, мне потребуется что-то уточнить у советской стороны. Желательно также, чтобы в прессу попало как можно меньше информации.

– С нашей стороны, мы готовы обсуждать ситуацию в любом формате, господин президент, – ответил Громыко. – В отношении прессы господин Хрущёв тоже разделяет вашу позицию, но если с американской стороны будут сделаны агрессивные политические заявления, советское правительство из тех же политических соображений не сможет оставить их без ответа. Надеюсь, вы понимаете, что мы связаны соображениями престижа в той же степени, что и США. При этом мы готовы обсуждать мирное решение вопроса, независимо от того, какие громкие слова будут сказаны на публику.

– Весьма исчерпывающе, господин министр, – улыбнулся Кеннеди. – Благодарю вас.

Встреча с Громыко лишь подтвердила президенту, что советская сторона ведёт свою игру предельно честно и открыто, и что размещение ракет на Кубе было, в первую очередь, предметом торга, своего рода «фишкой» на игровом поле геополитики.

В разговоре с братом он примерно так и высказался:

– Громыко весьма однозначно дал мне понять, что Советы поставили 90 своих фишек на красное, против 90 наших. Они готовы обсуждать соглашение, даже если возникнут обстоятельства, ведущие к обострению ситуации.

– То есть, похоже, что банк сорвёт та сторона, с чьей подачи стрелка укажет на «зеро»? – усмехнулся Роберт Кеннеди.

– Громыко довольно прозрачно намекнул на это, – ответил президент.

В ходе обсуждений на совещаниях ExCom, о которых Джону Кеннеди подробно сообщал его брат Роберт, у президента постепенно формировалась уверенность, что кризис следует разрешить мирным путём, путём взаимных уступок и компромиссов. Беседа с Громыко убедила его, что советское руководство придерживалось той же генеральной линии, и даже готово было «войти в положение» и учитывало особенности американской «политической кухни». Однако ему приходилось постоянно отбиваться от наседавших военных и «ястребов» из числа политиков и политиканов, настаивавших на военном решении вопроса.

Президент проинформировал трёх наиболее почтенных государственных деятелей – предыдущих президентов Герберта Гувера, Гарри Трумэна и Дуайта Эйзенхауэра, о действиях, которые намерен предпринять, и заручился их поддержкой.

В этот же день президент встретился с 22 наиболее авторитетными сенаторами и конгрессменами. Эта встреча оказалась безрезультатной. Как пояснил затем своим советникам сам Кеннеди: «Вся беда в том, что стоит собрать группу сенаторов, как среди них начинает доминировать самый смелый, требующий твёрдой линии. Так произошло и теперь. Но стоит поговорить с ними поодиночке, как выяснится, что они более разумны. Мир надо сохранить хотя бы потому, что для всех не хватит места в убежище Белого Дома».

(См. Л.Дубова Г.Чернявский «Клан Кеннеди» стр. 449)


По приказу министра обороны Роберта Макнамары был проведён эксперимент для определения возможности переброски войск на грузовых судах. Несколько воинских подразделений погрузились в трюм судна, причём судно стояло пришвартованным у пирса, не выходя в море. Солдаты были обеспечены питанием, водой, у них был свободный доступ к местам общего пользования, туалетная бумага, прохладительные напитки и прочие предметы первой необходимости.

Тем не менее, прошло трое суток, и среди солдат возникли настроения, близкие к бунту, из-за чего эксперимент пришлось досрочно прервать. Исходя из этого, был сделан вывод, что Советский Союз не мог перебросить на Кубу сколько-нибудь значительный воинский контингент. (ЕМНИП, упоминалось в д.ф. «Карибский узел»). В случае принятия решения о высадке на Кубе американцев ждал очень неприятный сюрприз.

Американские вооружённые силы были приведены в состояние повышенной боеготовности. Флот вышел в море, начав величайшую в истории противолодочную поисковую операцию. Стратегическая авиация находилась в готовности к взлёту, но на земле. Лётчики сидели в дежурных комнатах, в часовой готовности к взлёту, но полёты проводились только одиночные, в рамках плановой лётной подготовки. Авианосцам также было приказано не приближаться к Кубе, находясь на пределе дальности удара палубной авиации (АИ).

Противолодочная операция американского флота оказалась неэффективной. Дизельные подлодки уже находились в территориальных водах Кубы, под прикрытием советских самолётов, базирующихся на кубинских аэродромах (АИ). Атомные лодки ходили под под прикрытием авианосной ударной группы, где американцам было их не достать.

Но американцы не менее эффектно показали, что «в эту игру могут играть двое». В Норвежское море – основной позиционный район для запуска ракет «Поларис» – пришла американская авианосная группа, прикрывающая свои атомные подводные лодки. Американские лётчики с самого начала повели себя предельно агрессивно. Их самолёты пикировали на советский вертолётоносец «Ярославль» (АИ, см. гл. 02-30, бывший «Teseus»), проходили над его палубой на малой высоте, провоцируя зенитчиков на открытие огня, облетали советские противолодочные вертолёты, пролетали рядом на сверхзвуковой скорости, стараясь раскачать их, чтобы вертолёт потерял равновесие, пролетали мимо противолодочных дирижаблей, имитируя заход в лобовую атаку. При этом проходы над палубой американцы, в полном соответствии с заключенными международными соглашениями, производили вдоль курса корабля, не пересекая его, и придраться к их действиям юридически было сложно.

К лётчикам палубной авиации присоединились пилоты из состава ВВС США в Европе (USAFE). Норвежское море было отгорожено от СССР территорией условно-нейтральной Швеции и Норвегии, которая входила в НАТО, организовать здесь полноценное истребительное прикрытие не получалось по дальности. Оба авианосца были задействованы в Атлантике, третий – на Тихом океане.

Второй позиционный район в Восточном Средиземноморье удалось надёжно перекрыть базовой патрульной авиацией и небольшими противолодочными кораблями.

Отучить американских лётчиков пролетать над палубой вертолётоносца удалось 22 апреля. С корабля запустили несколько небольших аэростатов – «шаров-прыгунов», которые подняли и развернули в воздухе над кораблём большую полипропиленовую сеть. Для лучшей видимости, и по случаю праздника к сети был прикреплён огромный портрет Ленина, на лёгкой синтетической ткани.

Лик вождя мирового пролетариата, внезапно развернувшийся перед очередным американским пилотом, произвёл магическое действие. Лётчик резко отвернул, заложив вираж с такой перегрузкой, что на несколько секунд потерял сознание, а крылья и фюзеляж самолёта от возросшей нагрузки деформировались настолько, что самолёт после посадки пришлось списать. После этого американцы уже не рисковали летать низко над советскими кораблями. Однако, и проводить противолодочный поиск не удавалось. Руководству ВМФ «со всей капитанской очевидностью» стало ясно, что сама концепция противолодочного вертолётоносца в условиях господства противника в воздухе и на море не работает, и нужно переходить к слежению за подводными ракетоносцами при помощи малошумных многоцелевых атомных подлодок.

Ситуация улучшилась, когда к противолодочному соединению присоединились два ракетных крейсера и дивизия дизельных подводных лодок. Теперь лодки осуществляли слежение под водой за вражескими ПЛАРБ, которые были ограничены в размерах зоны безопасного патрулирования площадью ордера прикрывающей их АУГ. Проблема была в несоответствии скоростей – дизельные лодки не могли угнаться за атомными. Приходилось держать их в виде нескольких завес на пути патрулирования АУГ, чтобы, в случае обнаружения ими подготовки ПЛАРБ к ракетному залпу, хоть какая-то из лодок имела возможность запустить по противнику атомную торпеду.

Появление ракетных крейсеров вынудило американскую АУГ отойти дальше от норвежского побережья, за пределы досягаемости ПКР. При этом ограниченная дальность «Поларисов» уже не позволяла достать до Москвы, хотя Ленинград, Минск, Рига, Калининград, и весь северо-западный регион в целом ещё могли быть ими поражены.

Хотя авианосцы к Кубе и не приближались (АИ), самолёты-разведчики RF-8 то и дело вторгались в воздушное пространство республики. Американская сторона приняла во внимание предупреждение Хрущёва – все пролёты совершались только одиночными самолётами, чтобы их нельзя было истолковать, как массированную атаку. Советские истребители перехватывали их, когда успевали, и отжимали в сторону моря, но успевали не всегда. Американцы начали летать осторожнее, только когда возле интересующих их объектов поставили зенитно-артиллерийские комплексы и начали вести заградительный огонь поперёк курса разведчиков. После этого интенсивность полётов снизилась, а высота пролёта была увеличена. Стрелять на поражение не стали, чтобы не провоцировать эскалацию конфликта.


#Обновление 13.08.2017


21 апреля в комнатке рядом с Овальным кабинетом, в Белом Доме, установили параллельный телетайп. Теперь там постоянно дежурил связист из Госдепартамента. Но президент больше рассчитывал на неформальные контакты по секретному каналу связи. Он опасался, что военные могли прочитать его переписку с Хрущёвым и сорвать все попытки мирного урегулирования. Кеннеди был готов атаковать Кубу, но не спешил переходить к военным методам, пока не исчерпаны все мирные возможности. Тем более, Хрущёв с самого начала обозначил возможность мирного урегулирования.

Пока президент беседовал с Громыко, Фрэнк Хоулмен по просьбе Роберта Кеннеди позвонил Георгию Никитовичу Большакову и предложил встретиться. К этому времени Хоулмен уже не скрывал от Большакова, что он передаёт наиболее важные фрагменты их бесед министру юстиции. На встрече Хоулмен предложил, причём как бы спонтанно: «А не лучше ли тебе самому встретиться с Робертом Кеннеди, тогда бы он имел информацию из первых рук» (см. http://www.sovsekretno.ru/articles/id/485)

Хоулмен понимал, что Большакову необходимо будет согласовать новый контакт, да ещё такого высокого уровня, со своим непосредственным руководством – резидентом ГРУ в Вашингтоне. Когда Большаков доложил о предложении Хоулмена своему начальству, это вызвало по меньшей мере удивление. Резидент, выслушав Большакова, тут же запретил ему идти на контакт со вторым лицом в администрации США. Георгий Никитович уже был готов пойти на риск и отправиться на встречу с Робертом Кеннеди без одобрения резидента. Но тут его снова вызвали к начальству. Резидент молча бросил перед ним шифровку из Центра:

«Разрешить тов. Большакову контакты с представителями высшего круга администрации США. Ивашутин.»

– Если что пойдёт не так – головой ответишь, – предупредил резидент. – Не знаю, кому ты там, наверху, приглянулся, но… смотри у меня.

(АИ. В реальной истории Большаков пошёл на контакт с Р. Кеннеди без разрешения резидента http://www.sovsekretno.ru/articles/id/485)

Естественно, Большаков был поставлен в жесткие рамки. Документ строго регламентировал его полномочия: «Тов. Большакову следует строго придерживаться вышеизложенных указаний. Если Р. Кеннеди поставит другие вопросы, не предусмотренные данными указаниями, то тов. Большаков, не давая ответа по существу, должен зарезервировать право обдумать эти вопросы и обсудить их с Р. Кеннеди позднее» (там же см. http://www.sovsekretno.ru/articles/id/485)

Большаков встретился с Хоулменом, и ещё по телефону, договариваясь о встрече, сообщил, что готов встретиться с Робертом Кеннеди. По ходу беседы Хоулмен эту тему не поднимал, но то и дело поглядывал на часы.

Тебе пора домой? – спросил Георгий Никитович.

Нет, – ответил Хоулмен, – это тебе пора. В шесть тебя ждет Бобби Кеннеди.

Они встретились в парке, недалеко от министерства юстиции. Роберт Кеннеди спешил и не тратил время на хождение вокруг да около. Он заявил сразу:

Послушай, Джорджи, я хорошо знаю твое положение. Знаю, что ты близок к ребятам из окружения Хрущёва: Аджубею, Харламову, Юрию Жукову. Поэтому было бы неплохо, если бы они получали правдивую информацию из первых рук, от тебя. Я полагаю, они найдут возможность передавать её Хрущёву. (Там же)

Затем они поднялись в кабинет министра юстиции. Откровенный разговор продолжался несколько часов. Кеннеди говорил о проблемах, с которыми вынужден сталкиваться президент, о том, что Джон не так уж свободен в своих действиях, как может показаться, несмотря на внешнее благополучие. Он объяснил, что президент США вынужден учитывать общественное мнение, он зависит от конгресса, от «ястребов» в Пентагоне и ЦРУ и многого другого. «Они могут убрать его в любой момент. Поэтому в некоторых вопросах он должен действовать очень аккуратно и не идти напролом…» – пояснил Роберт Кеннеди.

Братьям Кеннеди требовался секретный канал связи, по которому можно было бы доводить до сведения Хрущёва свои проблемы. Имея такой канал, они могли бы конфиденциально объяснить советскому лидеру, почему они вынуждены принимать то или иное решение. Тем более, в момент, когда с юга отчётливо запахло жареным, и отнюдь не арахисом.

Большаков уже получил инструкции от Ивашутина и потому сориентировался моментально (АИ). Он тоже пояснил министру юстиции, что Хрущёв вынужден учитывать мнение ЦК КПСС, Верховного Совета СССР, военных, разведки, и в своих решениях свободен не более, чем президент США.

Он также предупредил, что Никита Сергеевич импульсивен без меры, в гневе увольняет министров и партийных работников, невзирая на послужной список, может и целую отрасль расформировать, или, наоборот, создать, а когда услышал о перевороте в Греции и просьбе короля Павла о помощи – рвал и метал, требуя нанести ядерный удар по лагерю заговорщиков. Соратникам в Президиуме якобы даже пришлось его долго уговаривать и отпаивать валерьянкой. Эти подробности Большаков передал специально, работая на формирование у противника образа «непредсказуемого Хрущёва», чтобы удержать президента от необратимых решений. (АИ)

На первой встрече Роберт Кеннеди не решился обсуждать вопрос вывода ракет. Ему нужно было обсудить с братом результат первого контакта. Поздно вечером он доложил президенту итоги своей беседы:

– Большаков хорошо информирован об обстановке в верхних эшелонах власти Советов. Похоже, что у него действительно есть связи наверху, и немалые. Он сообщил, что «ястребы» из числа военных и разведки тоже часто вынуждают Хрущёва принимать более жёсткие решения, чем тому хотелось бы. Джорджи не говорил прямо, но есть большая вероятность, что с размещением ракет на Кубе на Хрущёва именно надавили. Во всяком случае, если я правильно понял его намёки. Сам Никита скорее склоняется к мирному решению любых вопросов, то есть, те предложения мирного сотрудничества, что он так щедро раздаёт направо и налево, может быть, даже не притворство красных. Возможно, Хрущёв на самом деле так думает.

Но надо учитывать его импульсивность, Никита заводится с пол-оборота, моментально приходит в ярость, и в таком состоянии способен отдать приказ на пуск, даже если сам потом пожалеет об этом.

– То есть, Большаков в целом подтвердил то, что мне говорил Громыко, и даже ещё добавил «штрихи к портрету», – задумался JFK. – На следующей встрече поговори с ним о ракетах. Объясни, что Соединённые Штаты не могут допустить шантажа с чьей бы то ни было стороны, и в случае огласки я буду вынужден принять жёсткие решения. Но если Советы по-тихому уберут своё барахло из Западного полушария, я не стану отрывать им левое полужопие.

– Я так понял, что Громыко упирал на полную законность размещения советской военной базы на Кубе? – уточнил Роберт. – В таком случае наши заявления, выдержанные в «высоком стиле», вроде «Америка не потерпит», не возымеют никакого действия на Советы. Они в своём праве, и хорошо это знают. Они нас не обманывали, и открыто предупредили о своих намерениях сразу после развёртывания ракет. В такой ситуации ООН их поддержит, после того, что мы устроили на Кубе.

– Ещё хуже. Громыко прямо заявил, что если я отдам приказ бомбить Кубу, красные снесут наши ракетные базы в Англии и Италии, причём без применения ядерного оружия, хирургическими ударами конвенциональными средствами, – ответил президент. – Но если мы не будем принимать жёстких решений, красные готовы договариваться. Поэтому мы будем делать то, что умеем лучше всего.

– Что же?

– Торговаться.

– Но их условия нам совершенно не подходят! Они хотят разменять одну базу на все наши?

– Да. Но если подумать, то всё не так. Мы размениваем ракеты в Англии и Италии на ракеты красных на Кубе и в Гватемале. 2 на 2. При этом отказываемся от размена бомбардировщиков, потому что у нас их больше, и нам этот вариант не подходит.

– Но тогда Советы не выведут свои бомбардировщики с Кубы! Или даже разместят там стратегическую авиацию!

– Да и пусть их. Сколько у них той авиации? Сотня «Медведей» (Ту-95) и сотня «Бизонов» (3М). А у нас – почти полторы тысячи.

– У них ещё есть полно «Бэджеров» (Ту-16), которые с Кубы вполне достанут всё восточное побережье...

– Пусть сначала прорвутся! Да и не рискнут они развёртывать свои дорогущие стратеги на Кубе, до которой нашим истребителям 8 минут лёту от Ки-Вест. Пойми, Бобби, Куба слишком близко, а поднять стратеги – дело не минутное. Наши сидят в Великобритании, на Гуаме, до которых красным за несколько минут не дотянуться, если только баллистической ракетой, а это – уже гарантированный ответный удар. Поэтому мы успеваем поднять авиацию, а Советы с Кубы могут и не успеть. Наверняка кремлевские вояки это хорошо понимают, и потому Хрущёв делает ставку на ракетные субмарины.

– Ты предлагаешь смириться с тем, что Советы оставят свои войска на Кубе?

– Какую-то часть. Безусловно, мы потребуем вывести всё. Но, по разговору с Громыко, я понял, что красные зацепились за юридическую сторону вопроса, и будут оспаривать его в Международном суде ООН, если мы будем слишком сильно давить. В этом случае к обсуждению неизбежно притянут нашу операцию против Кастро, и прочие очень неприятные для нас подробности. Ну, и зачем оно нам? Для нас важно, чтобы они убрали с Кубы ракеты, способные достать до США, и ядерные боеголовки. Требовать будем больше, но это – необходимый минимум.

– А что с этими ракетами в контейнерах, о которых говорили на совещании?

– Мутный вопрос. Мы пока не знаем, что у них есть, и есть ли вообще. Если информация исходит от ЦРУ, то её надо делить на 10. Вообще, нам нужна нормальная армейская разведка (РУМО было образовано в октябре 1961 г), а Даллеса с Бисселом надо гнать взашей, после того, что они учудили на Кубе. Советы ловко выбрали момент, и теперь заявляют, что разместили свои ракеты для защиты Кастро.

– Согласен. Так что мне говорить Большакову?

– О’кэй, скажи ему вот что…

Президент продиктовал брату точные инструкции.

– Подчеркни, что ждать мы не можем, и на шантаж Советов не поддадимся. Сейчас важно избежать огласки и непродуманных решений. Но Большакову скажи, что на меня давят вояки, и требуют нанести удар с воздуха по ракетным позициям на Кубе. Мне нужен какой-то примирительный жест от Хрущёва, который я смогу представить, как нашу дипломатическую победу. В этом случае мы согласны обсуждать его вариант и торговаться вокруг его предложений. Это позволит нам отодвинуть военных с их игрушками и раздутым самомнением, и перейти к конструктивному диалогу. Ещё передай, что в случае огласки газетчики поднимут вой, и мне придётся говорить на публику то, чего я говорить не хотел бы. Поэтому Хрущёву тоже было бы желательно не болтать лишнего, чтобы не сорвать возможную сделку.

В качестве дополнительного аргумента держи в уме вариант с последующим выводом наших ракет из Англии и Италии, но под видом их устаревания, примерно через полгода-год, чтобы газетчики не смогли связать вывод Советами ракет с Кубы, и вывод наших ракет из Европы. Тогда нас не смогут обвинить в сдаче Америки Советам.

– Понял, а что будем делать с тактическими зарядами?

– О них будем договариваться вторым этапом, – ответил JFK. – Сейчас важно убрать с Кубы то, что может долететь до Вашингтона, а то, что долетает до Флориды, может подождать. Позиция у красных юридически хорошо обоснована, и если мы потребуем слишком много, они нас просто пошлют, причём вытащат в ООН всю грязь, которую нам обеспечил Даллес. Чёртов Кастро уже готовит для нас дёготь и щиплет перья.

– А как быть с требованием убрать базу в Гуантанамо?

– Чёрта с два! Договор с кубинским правительством у нас железный. С какой радости нам выводить эту базу?

– А что делать с теми кубинскими парнями, что попали в плен к Кастро?

– Да чёрт с ними, Бобби, у нас своя задница дымится! Кастро взял их в плен – вот пусть он их и кормит. Нам сначала надо разобраться с главным вопросом, а потом уже будем думать об этих беднягах, – президент успокоился и продолжил: – Пойми, мне их очень жалко, но когда по Вашингтону могут приложить 50-мегатонной боеголовкой, я вынужден думать в первую очередь об этом, а не о кубинских революционерах.

– Но нам придётся что-то сообщить прессе! Меня тоже уже достали газетчики! После телешоу, которое устроили красные, нас осаждают репортёры и требуют комментариев. Фактически, мы виноваты в провале операции. Нам придётся что-то им сказать.

Президент задумался, затем, через несколько секунд, ответил:

– Хорошо. Я всё возьму на себя, как Верховный Главнокомандующий. Скажи Теду, пусть подготовит моё заявление для прессы, – он коротко продиктовал основные тезисы, которые Соренсену предстояло развернуть при написании текста будущего заявления.

21 апреля президент выступил с заявлением для прессы по поводу неудавшегося вторжения в заливе Свиней. Он взял всю вину за провал операции на себя, как Верховный Главнокомандующий, и заверил американский народ, что «борьба за свободу будет продолжаться». (Реальная история)

Заявление президента было воспринято как мужественный шаг, и обеспечило ему поддержку более чем 80% населения.


Вечером 21 апреля Хрущёву позвонил Сергей Павлович Королёв. Обычно он старался не пользоваться прямой линией без крайней необходимости, но сейчас дело не терпело отлагательств.

– Никита Сергеевич, это Королёв.

– Слушаю вас, Сергей Палыч, – уставший за день Первый секретарь тут же встрепенулся. Этого звонка он ждал уже несколько дней.

– У нас всё готово. Можем запускать завтра утром. Ждать нежелательно, иначе не успеем выполнить международную программу. Как там политическая обстановка? Позволяет?

– Требует, Сергей Палыч! Ваш запуск станет дополнительным элементом психологического давления.

– А не шарахнут американцы, с перепугу?

– Перепуга у них не будет, – подумав, решил Хрущёв, – Скорее – огорчение и разочарование. Фон Брауну нагореть может, руководство NASA торопить начнут. В целом, для нас процессы благоприятные. Президенту я телеграмму отправлю. Когда пуск?

– Завтра утром, около 9.00.

– Вот сегодня вечером и отправлю. Сейчас позвоню в Кремль, продиктую телеграмму. А вы не ждите, запускайте. Корабль не подведёт?

– Да вроде уже всё вылизали. Все замечания после полёта Гагарина учли, их, к счастью, не так много и было. Всё же отработка на фоторазведчиках пошла на пользу.

– Ну, и запускайте. Удачи вам!

– Спасибо, Никита Сергеич. Понял вас, запускаем.

Телеграмма с предупреждением пришла в Вашингтон во второй половине дня 21 апреля, учитывая разницу во времени:


«В связи с напряжённой международной обстановкой извещаем вас заранее, что завтра, около 9.00 по времени космодрома, в Советском Союзе планируется запуск космического корабля. Полёт производится с мирными, строго научными целями. Никакой опасности для Соединённых Штатов запуск не представляет.

С уважением. Н.С. Хрущёв»


Президент погрустнел. Первый полёт русского космонавта не стал для него неожиданностью – разведка держала его в курсе дел. Он заранее знал, что советская космическая программа вплотную подошла к началу пилотируемых полётов. Знал и о многочисленных проблемах, с которыми столкнулись в NASA. Поэтому JFK допускал, что первым в космосе окажется не американец, и заранее настроился, что уж второе место Соединённые Штаты не упустят. И вдруг – красные в кратчайшие сроки, всего через 10 дней после первого полёта космонавта, уже собираются запустить второго!

Он позвонил Макджорджу Банди и приказал вызвать назавтра руководство NASA и главного конструктора американской космической программы Вернера фон Брауна.

Утром 22 апреля – по московскому времени, в США была ещё глубокая ночь – советское радио сообщило о полёте космонавта Германа Титова.

(АИ, в реальной истории Титов полетел только 6 августа, т. к. после полёта Гагарина пришлось долго доводить корабль. В АИ доводка была проведена во время запусков спутников фоторазведки, сделанных несколько раньше, чем в реале. Подробно о полёте Титова будет в одной из последующих глав.)

Одновитковый полёт Гагарина не произвёл большого впечатления на американскую администрацию. Его ждали, было понятно, что обе страны готовились к первому запуску человека в космос, и первенство во многом определялось случайными обстоятельствами. Но последовавший за ним суточный полёт Титова был воспринят совершенно иначе. О длительности полёта сразу не объявляли, и сначала на Западе решили, что второй советский космонавт летит тоже на один, максимум – на три витка. Сообщение о запуске пришло в Штаты ночью, и президент, засыпая, решил, что утром уже получит известие о посадке. Однако настало утро, а русский всё ещё летал в космосе. Приехали специалисты NASA, а полёт ещё продолжался.

– Итак, господа, красные запустили уже второго космонавта! – президент обвёл взглядом директора NASA Джеймса Уэбба, сменившего Гленнана, его заместителя Хью Драйдена и Вернера фон Брауна. – Когда же мы запустим нашего?

– Сэр, подготовка к полёту уже вышла на финишную прямую…

– Вы говорили это ещё предыдущей администрации.

– Нет, сэр, сейчас это действительно так. Мы столкнулись с проблемами в последних пусках, и были обязаны всё ещё раз проверить. Но теперь мы будем готовы. В начале мая, сэр.

– Хорошо. Мне придётся вам поверить. Но неудачи быть не должно!

– Именно потому мы решили проверить всё ещё раз, сэр. Мы могли бы запустить астронавта и раньше, но не было уверенности, что он сможет приводниться живым и невредимым. Мы не могли рисковать его жизнью, надеюсь, вы меня понимаете?

– Да, мистер Уэбб. Но получать щелчки по носу от красных очень обидно.

– К сожалению, сэр, процесс доводки техники затянулся дольше, чем мы рассчитывали.

– Я думал, что они запустят его максимум на три витка. Но этот русский летает уже целый день?

– Видите ли, сэр, – осторожно пояснил доктор Драйден, – у красных не самые лучшие условия для посадки. Земля под кораблём вращается, и трасса полёта постепенно смещается на запад. После третьего витка спускаемый аппарат сядет в Европе, предположительно – во Франции. Есть возможность посадить его в период от 4 до 7 витка, на нисходящей ветви проекции траектории. Но для Советов удобнее запускать корабль либо на один виток, либо сразу на сутки. В этом случае можно посадить его в наиболее удобном для посадки районе.

– То есть, они смогли запустить человека на сутки? – уточнил президент.

– Да, сэр.

– А сколько времени пробудет в космосе наш астронавт?

– Э-э-э… – руководители NASA смущённо замялись.

– Говорите, как есть.

– Видите ли, сэр… «Атлас» до сих пор не готов для космического полёта… а «Редстоун» не сможет вывести капсулу с астронавтом на круговую орбиту… у него не хватит мощности. Поэтому мы планируем на май этого года суборбитальный полёт. Наш астронавт пробудет в полёте в общей сложности 15 минут, и около 5 минут проведёт в невесомости.

– Пять минут? – переспросил JFK. – Вы собираетесь послать человека в космос на пять минут? Красные отправили человека в космос на сутки! А великая Америка, самая сильная сверхдержава в мире, уже который год пыжится изо всех сил, пытаясь запустить своего астронавта на пять минут?

– Дело в том, что русские с самого начала сделали очень мощную ракету, сэр… Мы уже испытываем двигатель для тяжёлой ракеты. Он очень мощный, много мощнее русского, но мы столкнулись с большими техническими трудностями, и они пока не решены в полной мере…

Президент только рукой махнул:

– С вами всё ясно, господа… О'кэй, мистер Браун, я хотел ещё узнать ваше мнение о новой ракете красных.

Кеннеди передал фон Брауну лист с предположительным техническим описанием ракеты, составленным на основании письма Хрущёва. Само письмо держали в секрете, хотя, как вскоре выяснилось, в недостаточно строгом. Немец внимательно прочитал описание. По мере чтения, его лицо вытягивалось.

– Это очень серьёзно, мистер президент, – ответил конструктор, возвращая Кеннеди описание. – Невероятно серьёзно.

– Меня это тоже сильно обеспокоило, – признал JFK. – Мне сказали, что эти мобильные пусковые установки очень трудно отследить. Красные вмонтировали пусковую в железнодорожный вагон. Их сотни тысяч, и крыши у многих типов вагонов выглядят одинаково.

Фон Браун напряжённо размышлял:

– Сэр, мы можем выйти в сад? Признаюсь, переволновался, и очень хочется закурить.

– Извольте, – Кеннеди открыл высокое, от пола до потолка, французское окно Овального кабинета, расположенного на первом этаже Западного крыла.

Они вышли в Розовый сад. Немец достал сигареты, прикурил. Президент обратил внимание, что его рука с зажигалкой слегка дрожала.

– Вы не обратили внимание на один момент – фон Браун жадно затянулся папиросой. – В техописании сказано, что их мобильная пусковая может применить как РГЧ, так и супербомбу. Мобильная! Это спускает все наши тактические расчеты в унитаз. Русские, вероятнее всего, не стали разрабатывать что–то новое. Они взяли первую ступень существующей двух- или трёхступенчатой МБР, и вместо второй ступени установили существующий боевой блок от их тяжелой МБР SS-6 (Р-7). Примерные параметры этой ракеты мы знаем, массу блока тоже. Более того, хотя может у них и есть твердотопливная ракета, я думаю, что они взяли в качестве первой ступени чуть модифицированную первую ступень от другой тяжелой МБР – SS-8 (Р-9).

Исходя из этого, я делаю вывод, что по миниатюризации зарядов они не хуже нас. Корпус супербомбы Айк видел своими глазами рядом с той самой SS-8. Её вес, если брать плотность равную нашим зарядам – 14-18 тонн. Но, сэр! Бояться, на самом деле, надо не супербомбу!

Вес блока разделяющихся боеголовок – от пяти до семи тонн, его красные запускают аналогом орбитальной ракеты, которая выводит их спутники-разведчики. Стартовая масса первой ступени – вероятно, несколько удлиненной – около 100 тонн. Получается, супербомбу их мобильная пусковая может бросить где-то на тысячу миль, а разделяющийся заряд – на 2000. Мегатонную же боеголовку можно упаковать вообще вместе с двухступенчатой ракетой, переделав вторую ступень – тогда дальность будет межконтинентальная.

Вот так, – немец стряхнул пепел и затянулся снова, – Теоретически, они могут устроить Армагеддон для всей Европы, запустив всего десяток ракет. Сколько там у нас ракет в Европе?

– 60 «Торов» в Англии и 30 «Юпитеров» в Италии, – напомнил президент.

– Так вот, сэр, 90 наших ракет, и 90 этих вот монстров – это таки немножко разные 90 ракет. «Тор» и «Юпитер» несут по одной боеголовке, пусть даже большой мощности. Русская ракета несёт 18 боеголовок, каждая из которых примерно равна по мощности хиросимской бомбе. То есть, она накрывает залпом много большую площадь. Одна такая ракета своими 18 боеголовками может вынести нахрен всю Западную Германию. Наше счастье, сэр, что красным негде поставить такие ракеты в Западном полушарии, в пределах досягаемости территории США, – фон Браун ещё не знал о письме Хрущёва. – Иначе это была бы катастрофа.

После разговора с фон Брауном и руководителями NASA Кеннеди чувствовал себя ещё хуже, чем после неудачи в заливе Свиней. В конце концов, там проблема была в некомпетентности исполнителей и недостатках планирования операции. Но в делах космоса всё выглядело много хуже. Во время выборов он победил Никсона, раздув легенду о «ракетном отставании» США от Советов. Имелось в виду отставание по баллистическим ракетам. Кеннеди хорошо знал, что в действительности по боевым ракетам отставания у США не было. Но вот по космическим носителям оно было, и не количественное, а качественное.

У JFK уже несколько месяцев складывался некий план, на который он возлагал немалые надежды. Вот только это нападение на Кубу, и связанный с ним ракетный кризис пришлись куда как не ко времени… Сейчас такой удачный момент – смена администрации, можно было бы изобразить поворот в политике, смену приоритетов, если бы недоумки из ЦРУ не втравили его в кубинскую авантюру, совершенно не просчитав при этом вероятную реакцию красных. Разведка и военные с чего-то вдруг решили, что Хрущёв проглотит наезд на своего союзника Кастро, и ничего не предпримет в ответ. А проклятый лысый ухитрился поставить всю Америку раком, несмотря на 20-кратный американский перевес по ядерным зарядам, и 6,5-кратный – по бомбардировщикам. Теперь обиду придётся проглотить американцам. Только бы не случилось утечки в прессу… В этом случае можно будет сделать вид, что ничего не было. С русскими, конечно, придётся разговаривать жёстко, очень жёстко, чтобы не дать своим же консерваторам в Конгрессе повода усомниться в способности президента защитить демократию. Но в итоге сейчас будет намного выгоднее изобразить миролюбие…


20 апреля 1961 г в Лондоне был завербован сотрудник ГРУ Олег Владимирович Пеньковский. Его допросили относительно состава советского контингента на Кубе. Кеннеди получил эту информацию вечером 22 апреля, уже после беседы с фон Брауном. Информация Пеньковского хотя и лишённая подробностей, подтверждала выводы фон Брауна. Кроме того, Пеньковский сообщил важнейшую деталь – у советских войск на Кубе есть тактические ядерные боеголовки, и командующий советским контингентом маршал Рокоссовский имеет полномочия на применение ядерного оружия в случае вторжения.

В Совете Национальной безопасности продолжались обсуждения и консультации, но президент уже принял для себя ключевое решение – добиваться мирного разрешения кризиса. Роберт Кеннеди снова встретился с Большаковым, и сообщил ему условия президента:

– Передайте Хрущёву: он должен немедленно убрать ракеты средней дальности и всё ядерное оружие с Кубы. Это – главное условие. Взамен президент готов дать обещание не нападать на Кубу в дальнейшем. Всё должно быть проведено в тайне. Необходимо избежать огласки. После этого возможен торг по отдельным позициям из предложения Хрущёва.

Большаков передал ответ американской администрации в Москву. Ответ был получен уже 21 апреля, и Георгий Никитович, как было условлено, позвонил Хоулмену:

– Фрэнк, мне нужно увидеть твоего приятеля.

Под «приятелем» подразумевался Роберт Кеннеди. Хоулмен тут же организовал им встречу. Большаков сообщил министру юстиции ответ Хрущёва:

– Первый секретарь удовлетворён позитивным настроем президента, но на него давят военные и разведка. Такой расплывчатый ответ не может их удовлетворить. Им нужны гарантии, иначе получится, что мы выведем свои аргументы, а Соединённые Штаты нас обманут. Первый секретарь напоминает, что нахождение советских ракет на Кубе полностью законно и обосновано двусторонним советско-кубинским соглашением, так же, как базирование американских ракет в Европе. Любые силовые действия США повлекут за собой симметричный ответ в Европе. При этом советская сторона не заинтересована в эскалации конфликта. Необходимо официальное соглашение о взаимном выводе ракет с Кубы и из Европы, согласованный график вывода и международная инспекция. Поймите, мы не можем слепо доверять администрации, только что организовавшей интервенцию на территорию дружественной нам страны.

Роберт понял, что русские готовы торговаться дальше, но вполне обоснованно не доверяют США, как «партнёру с плохой кредитной историей» – в политическом смысле, конечно.

– Я передам ваши требования президенту, – ответил министр юстиции. – Гарантировать, что он согласится, я не могу.

По окончании беседы Роберт тут же поехал к президенту и доложил результаты:

– Как мы и опасались, лысый нам не доверяет. Он требует заключения официального соглашения, и вывода ракет одновременно, под международным контролем ООН. Его можно понять, Даллес и вояки подставили нас так, что нам теперь вообще никто на слово не поверит, не то что Хрущёв.

– Это – проблема, – президент озабоченно потёр лоб. – Понятно, после залива Свиней сложно ожидать, что красные кинутся нам на шею с восторженными лобзаниями… Но международный контроль – это неминуемая огласка, которой нам необходимо избежать! Как нам из этого вылезти – не представляю… Я только сейчас начал осознавать глубину той ямы с дерьмом, в которую нас усадили Даллес, Бёрк и Лемнитцер. Подготовку вывода под международным контролем невозможно провести без участия Госдепартамента, а это значит, что о проблеме узнают сотни людей. Будем думать. Поезжай и предложи им вариант с выводом наших ракет из Англии и Италии примерно через полгода после вывода русских ракет с Кубы.

Президент не был в восторге от требований советской стороны, но понимал, что доверия между сторонами нет, и ему придётся как-то его добиться.

Пока Роберт Кеннеди вёл тайные переговоры, советника посольства СССР Фомина попросил о встрече известный в то время обозреватель телеканала Эй-би-си Джон Скали. Под фамилией «Фомин» работал резидент Первого Главного управления КГБ СССР Александр Семенович Феклисов. Роберт Кеннеди задействовал второй, запасной канал связи. Встреча состоялась в зале ресторана гостиницы «Оксидентал». Первые встречи Скали и Феклисова проходили с большой осторожностью с обеих сторон. Собеседники «прощупывали» друг друга, так как, в отличие от Хоулмена и Большакова, их не связывало длительное знакомство. Их беседы носили общий, предварительный характер.

Тем же вечером, пока президент выступал по телевидению с заявлением об операции в заливе Свиней, Роберт Кеннеди приехал в советское посольство и встретился с послом Добрыниным. На встрече также присутствовали Георгий Большаков и Александр Фомин, он же Феклисов. (В реальной истории на этой встрече присутствовал только Феклисов, без Большакова.)

– Передайте Хрущёву, что мы согласны вывести ракеты из Англии и Италии, но это не должно восприниматься политиками и прессой как результат шантажа, – ответил Роберт Кеннеди. – Мы выведем их, скажем, через полгода или год, под видом их устаревания, когда всю эту историю заслонят другие, более свежие новости.

«Устаревание» ракет «Тор» и «Юпитер» было откровенной байкой, попыткой «сохранить хорошую мину при плохой игре». «Тор» был принят на вооружение в 1959-м, а «Юпитер» в 1960-м, и говорить об их «устаревании», хоть в 1961, хоть в 1962 годах было смешно. Эта версия была запущена для прикрытия.

– Я передам в Москву ваши предложения, но не уверен, что Хрущёв на них согласится, – предупредил посол.

– Ему придётся согласиться, иначе президент будет вынужден выступить с заявлением для прессы, и тогда договориться будет много сложнее. Газетчики сильно на нас давят, требуя объяснений по Кубе, – пояснил Роберт.

– Это ваши проблемы, не надо было лезть на Кубу, – возразил Большаков. – Сами виноваты. Соблюдали бы нормы международного права – мы бы сейчас не оказались в такой сложной ситуации. Теперь давайте вместе думать, как из неё выбираться.

Последнюю фразу он вставил специально, чтобы создать у Роберта Кеннеди ощущение совместной работы над проблемой. Это было принципиально важно для следующего этапа плана. Александр Феклисов хотя и не принимал активного участия в обсуждении, но его присутствие свидетельствовало, что кремлёвские «ястребы» тоже внимательно отслеживают ситуацию и следят за развитием переговоров.

Роберт Кеннеди собирался снова встретиться с Большаковым, но ему пока нечего было предложить собеседнику. И тут ему позвонил Хоулмен:

– Наш друг хотел бы с вами встретиться, сэр. У него есть что-то новое.

Роберт тут же дал согласие. Они встретились, и Большаков передал министру юстиции ответ Хрущёва:

– Советское правительство рассмотрело американские предложения. У нас есть идея получше. Мы с вами, совместно, могли бы представить нашу договорённость, как результат двусторонних переговоров, проводившихся в глубокой тайне, в течение нескольких месяцев. Президент может даже заявить, что эти переговоры были начаты по инициативе американской стороны, в связи с его глубокой обеспокоенностью международной ситуацией, и проводились в секрете, чтобы их не сорвали безответственные политиканы. Можно кивнуть на кого-то из ваших противников в Конгрессе, используйте эту ситуацию на усмотрение президента. Это поможет ему заработать дополнительные политические очки.

Тем самым снимаются любые обвинения в капитуляции президента под давлением извне. Наше условие – Соединённые Штаты дают обещание прекратить враждебные действия против Кубы и Гватемалы, как и было предложено вами ранее, обещают не вторгаться в эти страны, и выводят с территории Кубы базу Гуантанамо. В этом случае советское руководство поддержит легенду о тайных переговорах о сокращении вооружений.

Роберт как сидел, так и застыл на месте – такой «подачи» от русских он не ожидал. Он рассчитывал, что советское руководство вынужденно, с неохотой и большим «скрипом» согласится с американскими условиями. И вдруг – Хрущёв делает администрации Кеннеди предложение, от которого в этой ситуации весьма сложно отказаться.

– Но... почему господин Хрущёв вдруг предлагает нам такое? – с подозрением спросил министр юстиции. – С чего вдруг такое расположение к противнику?

– Это – не расположение к противнику. Товарищ Хрущёв, так же как и вы, не хочет войны, – ответил Большаков. – Раз уж мы с вами, нашими обоюдными решениями загнали мир в ситуацию, когда следующим шагом может стать взаимное ядерное уничтожение, никто, кроме нас, его из этой ситуации не выведет. Товарищ Громыко уже говорил вам: каждый из нас должен сделать шаг назад. Вы сделали свой шаг, мы – свой. Следующий шаг от края пропасти мы можем сделать совместно.

Наша выгода очевидна – мы получаем безопасность, Куба получает безопасность. Соединённые Штаты убирают угрозу от своих берегов. Все довольны.

В мае прошлого года товарищ Хрущёв, президенты Эйзенхауэр, де Голль и премьер Макмиллан после Парижского саммита совместными усилиями организовали спасательную операцию в Чили, когда там произошло землетрясение (АИ, см. гл. 05-14), – напомнил Большаков. – Если мы вместе смогли спасти чилийцев, и при этом не сумеем вместе спасти самих себя – это уж совсем смешно получится, как считаете?

Роберт напряжённо обдумывал ситуацию. Предложение Хрущёва решало все проблемы – кроме одной.

– Согласен. Но как мы сообщим прессе о советских ракетах на Кубе? Ведь общественность пока об этом не знает? Для всех это будет выглядеть односторонним выводом американских ракет из Европы.

– Да, – согласился Большаков. – Поэтому нужно организовать утечку информации. Президент встречался с сенаторами и конгрессменами, и обсуждал с ними положение вокруг ракет на Кубе. Пусть кто-то из них проболтается прессе. Начнётся страшная шумиха, важно только её не затягивать. Скандал нужно погасить в день его возникновения.

В тот же день президент выступит с обращением к нации, и заявит, что советские ракеты находятся на Кубе уже достаточно давно, что правительство США знало об этом с самого начала, и вело секретные переговоры об их выводе. Эти переговоры буквально на днях триумфально завершились подписанием двустороннего договора о выводе ракет средней дальности – советских – из Западного полушария, американских – из Европы.

Одновременно товарищ Хрущёв делает аналогичное заявление в Москве. Таким образом, каждая из сторон сможет объявить подписание договора своей дипломатической победой. Тексты заявлений мы согласуем.

Президент в глазах нации будет выглядеть победителем – он сумел договориться, не начиная войну. Товарищ Хрущёв тоже увеличивает свой авторитет в социалистических странах. Общая напряжённость в мире снижается, президент зарабатывает очки у прессы, как миротворец, открывается окно возможностей для дальнейшего развития отношений и сокращения вооружений.

– Неплохо… очень неплохо, – Роберт обдумывал предложение со всех сторон. – Но тогда у «ястребов» возникнет законный вопрос: почему президент не разбомбил эти ракеты на Кубе сразу, а вступил в переговоры, окончившиеся уступками противнику?

– Да и чёрт с ними, пусть возникает! Можно заявить, что были выборы, потом – период передачи власти от Эйзенхауэра, или ещё что-нибудь. Надо только с Айком договориться, чтобы он подыграл и не ляпнул чего лишнего.

Важно сразу объявить договор уже подписанным. Пусть президент в своём обращении подаст ситуацию, как выдающийся успех американской дипломатии, а победителей не судят. Протесты правых потонут в хоре восторженных голосов. Вам только надо грамотно поработать с репортёрами, но это уже ваши проблемы. Манипулировать прессой в Штатах любят и умеют, не мне вам объяснять, – усмехнулся Большаков. – Текст договора подготовят товарищ Громыко и господин Раск, а подписать его по-настоящему можно будет во время встречи на высшем уровне. Такую встречу желательно подготовить в ближайшее время.

– Но как мы объявим договор подписанным, если встречи на высшем уровне не было?

– Скажем, что в связи с особой важностью и срочностью вопроса договор был согласован госсекретарём и министром иностранных дел, после чего экземпляры договора были доставлены самолётами в Москву и Вашингтон, и подписаны обеими сторонами по очереди, – предложил Большаков.

– Обычно так не делается… – Роберт всё ещё сомневался.

– Так и ситуация необычная! Ради спасения мира, можно, наверное, разок отойти от протокола? – Большаков криво ухмыльнулся. – Можно даже обставить ситуацию соответствующим случаю спектаклем. Скажем, в Московском аэропорту Внуково садится президентский «Боинг», пустой, к нему подъедет лимузин, покатается по Москве, самолёт ждёт пару часов, и улетает. Одновременно на базе Эндрюс садится наш Ту-114, к нему тоже подъедет лимузин, самолёт также ждёт пару часов и улетает. Газетчики будут заинтригованы, а нам только этого и надо.

– Спектакль? – усмехнулся Роберт. – Оригинально! Это что, тоже Хрущёв предложил?

– Нет, это уже я придумал, только что. Да, ещё. Если президент согласится, в качестве жеста доброй воли и для снижения риска начала военных действий мы предлагаем отвести флоты с занимаемых ими позиций, – продолжил Георгий Никитович, «добивая» собеседника. – Вы уводите свою АУГ и ракетные подводные лодки из Норвежского моря, а мы отводим свои корабли с их позиций в Атлантике. На период урегулирования кризиса. Потом походы будут проводиться в обычном режиме. Это желательно сделать, пока какой-нибудь придурок в фуражке не начал стрелять. Можно договориться о времени отвода эскадр и проконтролировать их отход с самолётов.

– Хорошо, – Роберт Кеннеди поднялся. – Я передам ваше предложение президенту.


– Невероятно! – Джон Кеннеди, услышав рассказ Роберта, не сразу поверил своим ушам. – Это предложил Хрущёв? Он готов нам подыграть? Вот так «жопа с ушами»! А ты говорил, что он нам не доверяет!

– Так он и придумал этот ход с договором, потому что не верит нам на слово, – ответил Роберт. – Имея подписанный договор, можно будет не спеша согласовать сроки вывода ракет.

– Так... А в чём подвох? Что выигрывают красные? Что проигрываем мы?

– Выигрывают безопасность. Обе стороны. Войны не будет. Мы проигрываем базу в Гуантанамо. Но у нас этих баз – не одна сотня. Одной больше, одной меньше... За это Хрущёв готов нам подыграть и вывезти ракеты.

– Гм… Но где гарантия, что красные после этого по нам не ударят? – президент был осторожен и недоверчив.

– Ну, не идиоты же они? Договор будет опубликован в газетах, о нём заявят по телевидению, и мы и они начнём демонстративно готовиться к выводу ракет. А главное – зачем? Цель красных – обезопасить себя от внезапного удара из Англии и Италии, который трудно обнаружить и укрыться, из-за малого подлётного времени, и обезопасить Кубу от нашего вторжения. Наша цель – обезопасить себя от такого же внезапного удара красных. Обе цели с заключением договора будут достигнуты. При этом и у них и у нас остаётся достаточно средств устрашения, чтобы остудить горячие головы под большими фуражками.

– Допустим… Но мы всячески старались избежать огласки, а тут, наоборот, придётся всё обнародовать… – JFK всё ещё сомневался.

– Нам уже становится сложно сдерживать прессу. Они обеспокоены активностью флота в Атлантике, а мы не даём им никакой информации. Этак они начнут добывать её сами, и это будет ещё хуже. Важно скормить газетчикам ту версию, которая нам выгодна, и сделать это в наиболее выгодный для нас момент, – пояснил Роберт. – Действия флота можно объяснить учениями. Собственно, пока так и заявлено.

– О’кэй… – президент всё ещё прикидывал все «за» и «против». – Но ты же понимаешь, что будет, как минимум, паника на бирже, а то и паническое бегство из городов?

– Если статьи в газетах и твоё заявление будут опубликованы в один и тот же день, с интервалом в несколько часов, то бегства из городов, скорее всего, не будет, просто не успеют. А паника на бирже… Воспринимай её, как возможность прикупить по дешёвке акции некоторых компаний, – усмехнулся Роберт.

– П-ф-ф! Выходит, мы с тобой действуем как инсайдеры, используя служебное положение для личного обогащения? – напряжение впервые за несколько дней отпустило президента, и JFK рассмеялся.

– Если получится – надо будет договориться с Хрущёвым, чтобы он периодически устраивал подобные встряски, – в тон ему усмехнулся Роберт. – Причём это безопасно – ну кто поверит, что президент Соединённых Штатов сговорился с Первым секретарём ЦК КПСС, чтобы играть на биржевой панике?


Подготовка заняла ещё несколько дней. Стороны долго и нудно торговались относительно количества выводимых вооружений – каждая хотела заставить противника убрать как можно больше, и каждая, в свою очередь, сопротивлялась нажиму. Громыко и Раск ежедневно встречались друг с другом в здании ООН в Нью-Йорке. Это место было выбрано для встреч специально, там легко было как бы случайно пересечься друг с другом в коридорах и кафетериях. Многочисленные встречи министра и госсекретаря не остались не замечены репортёрами. Все чувствовали, что что-то происходит, но не понимали, что именно.

Громыко и Раск на публике улыбались, шутили, ловко уходили от ответов, а, уединившись, сосредоточенно работали над текстом договора. Президент, опасаясь, что его телеграммы перехватят военные, общался с Хрущёвым через Роберта Кеннеди, Хоулмена и Большакова. Когда начался торг по отдельным позициям, к переговорам с советской стороны подключился Косыгин. Георгий Никитович Большаков в процессе этих переговоров, можно сказать, подружился с Робертом Кеннеди.

(Реальная история. Роберт Кеннеди даже высказывал пожелание вместе с семьей Большакова провести отпуск на Кавказе, если ему дадут въездную визу, см. http://www.sovsekretno.ru/articles/id/485)

В итоге стороны договорились о выводе советских ракет средней дальности с Кубы, и американских – из Великобритании и Италии (АИ). О выводе бомбардировочной авиации договориться не удалось – тут американцы стояли насмерть, понимая своё преимущество. Тогда Хрущёв через Большакова передал Кеннеди, что СССР оставляет за собой право базирования стратегических бомбардировщиков и заправщиков на Кубе и в Гватемале. Президент не стал возражать, хорошо понимая, что в случае реального конфликта эти бомбардировщики будут уничтожены моментально.

Громыко и Раск в основном согласовали текст договора. Теперь необходимо было организовать утечку информации в прессу. Тут президенту пришлось нелегко. Он уже «посоветовался» с тремя предыдущими президентами и 22 сенаторами и конгрессменами, разболтав им реальное положение дел. Теперь нужно было убедить всю эту толпу поддержать согласованную с Хрущёвым легенду, а среди этих 25 человек были упоротые «ястребы». Ему удалось относительно легко уговорить Эйзенхауэра, престарелого (87 лет) Герберта Гувера, и часть относительно умеренных сенаторов. А вот Гарри Трумэн упёрся рогом, заявив, что это – «сделка с дьяволом». К счастью, президент беседовал с каждым из 25 политиков по отдельности. Остальных ему удалось разными путями убедить или заставить молчать. Но Трумэн представлял собой нешуточную проблему.

Однако, на следующий день после беседы с президентом, Трумэн был найден мёртвым в своей спальне (АИ). Его нашли лежащим на полу, лицом вниз. Вскрытие показало обширный инфаркт. Лицо бывшего президента было искажено, как будто он был чем-то очень сильно испуган.

С одной стороны, JFK был обеспокоен – если эта история просочится в прессу, у налогоплательщиков могут возникнуть неприятные ассоциации и подозрения. С другой – он не мог не отметить, что смерть 77-летнего политика произошла как нельзя кстати. Похоже, он не успел ничего разболтать репортёрам, хотя и собирался. На его письменном столе была найдена записная книжка, открытая на странице с номером телефона известного журналиста «Saturday Evening Post» Стюарта Олсопа. Телефон был сдвинут со своего обычного положения, судя по следам пыли на столе, как будто Трумэн собирался звонить.

Джон и Роберт Кеннеди несколько дней выжидали, на случай, если газетчики рискнут обнародовать полученную от покойного информацию. Но Олсоп и его частый соавтор Чарльз Бартлетт публиковали вполне обычные статьи.

Тем временем Раск и Громыко окончательно подготовили договор к подписанию. О ликвидации ракет средней дальности речь не шла. Стороны лишь договорились не размещать их за пределами своей национальной территории. Размещение БРСД на территории СССР и США не ограничивалось. Предполагалось развернуть вывезенные из Европы и с Кубы ракеты на Чукотке и Аляске, а также, для СССР – на территории европейской части страны, против стран НАТО, не участвовавших в разработке договора. Это было необходимо, так как в Великобритании шла разработка ракеты средней дальности «Blue Streak». Франция тоже разрабатывала собственные баллистические ракеты, и пока ещё оставалась членом НАТО.

Размещение БРСД на Аляске позволяло американцам держать под прицелом советскую базу МБР в бухте Провидения, а советские БРСД могли с Чукотки уничтожить радиолокационные станции «линии Дью» (DEW – Distant Early Warning Line – https://en.wikipedia.org/wiki/Distant_Early_Warning_Line американская система раннего предупреждения на севере Канады). Однако ракеты обеих сторон в этом случае не доставали до густонаселённых районов и столиц. Для 1961 года даже такая ограниченная договорённость была уже существенной подвижкой в сторону от «ядерной пропасти», в которую заглянули обе сверхдержавы.

В качестве предварительной меры по снижению напряжённости стороны пришли к соглашению об отводе своих флотов из позиционных районов запуска ракет на период урегулирования кризиса (АИ). 24 апреля американская АУГ ушла из Норвежского моря, а советская отошла к побережью Ирландии, откуда крылатые ракеты с подводных лодок и кораблей уже не доставали до США.

Предложенная Георгием Никитовичем Большаковым идея «спектакля» с полётами президентского «Боинга» в Москву и советского Ту-114 на авиабазу Эндрюс получила развитие 25 апреля, причём, уже даже не как спектакль. На президентском самолёте в Москву летал госсекретарь Раск. Он встретился с Хрущёвым и Косыгиным и передал им экземпляр договора с подписью президента Кеннеди. Руководители Советского Союза поставили на нём свои подписи. Второй экземпляр договора, подписанный ими, был одновременно доставлен в США на самолёте Ту-114 и передан на подпись президенту Андреем Андреевичем Громыко. Подписанные обеими сторонами экземпляры договора были доставлены обратными рейсами самолётов. Эти полёты не остались незамеченными прессой. Как и ожидалось, газетчики начали копать. 26 апреля Роберт Кеннеди подбросил информацию своим знакомым репортёрам. Пресс-секретаря Белого Дома Пьера Сэлинджера с самого начала кризиса держали как можно дальше от любой информации. «Что знает Пьер – будет знать вся Америка», – пояснил своё решение президент.

27 апреля газета «Saturday Evening Post» напечатала статью Стюарта Олсопа и Чарльза Бартлетта «Америка под прицелом русских ракет на Кубе» (АИ). Её тут же перепечатали в виде цитат большинство других газет, отдельные фрагменты из статьи были зачитаны ведущими информационных программ на основных телеканалах, по телевидению выступил с комментариями известный политический обозреватель Уолтер Липпман. Через полчаса после появления новости биржевые индексы рухнули. На бирже началась паника.

Её ждали. Специально нанятые маклеры тут же получили указание скупать дешевеющие акции заранее определённых американских компаний. Биржевая паника в США усилиями финансового отдела при Первом Главном управлении КГБ СССР принесла в бюджет несколько сотен миллионов долларов в виде скупленных по дешёвке акций множества компаний. Над несколькими особенно интересовавшими разведку компаниями удалось установить полный финансовый контроль. Смена собственности маскировалась через цепочку швейцарских холдингов и инвестиционных фондов, и вычислить реального собственника было очень сложно (АИ).

Джон и Роберт Кеннеди тоже дали указания своим биржевым маклерам, и к концу дня стали богаче на несколько миллионов долларов, причём – без какой-либо огласки.

Проблема оказалась в другом. Заместитель начальника штаба ВВС генерал Кёртисс Лемэй, которого, по причине повышенной упоротости, держали подальше от информации о ракетах на Кубе, узнав от подчинённых о статье в газете, тут же начал звонить своему непосредственному руководителю – начальнику штаба ВВС генералу Уайту. Дозвониться сразу ему не удалось – Уайт где-то задержался. Тогда Лемэй, охваченный патриотическим угаром, заявил, что принимает на себя командование и отдал приказ объявить по ВВС уровень боевой готовности DEFCON-2.

(АИ частично. В реальной истории уровень DEFCON-2 был объявлен в ходе осуществления морского «карантина» вокруг Кубы)

Впервые в истории были открыты в боевое положение крышки ракетных шахт. Стоящие на боевом дежурстве МБР «Атлас» и «Титан-1» оставалось лишь поднять на поверхность, заправить и запустить (Эти ракеты использовали жидкий кислород, поэтому прямо из шахт их запускать опасались). Лётчики бомбардировщиков B-52 и B-47 заняли места в кабинах в ожидании приказа на взлёт. Патрульные бомбардировщики, находившиеся в воздухе – полного запрета на полёты, разумеется, не было, был запрещён только массированный взлёт – направились в сторону советской границы.

Положение усугублялось тем, что на тот момент у ВВС США был единственный план действий – SIOP (Single Integrated Operational Plan), предусматривавший только массированный удар по СССР и всем странам коммунистического блока, в рамках действовавшей доктрины «массированного возмездия». Лемэй доложил о своём решении председателю ОКНШ генералу Лемнитцеру.

Лемнитцер тут же позвонил в Белый Дом, и попросил принять его по неотложному делу. Сообщать президенту о столь важном событии по телефону он не решился. Сразу попасть на приём к руководителю страны не мог даже председатель Объединённого комитета начальников штабов. Пока Лемнитцер ехал в Белый Дом и ждал в приёмной, мир стоял на пороге ядерной войны. Сохранить объявление готовности DEFCON-2 в тайне не удалось. Многочисленные звонки гражданского персонала авиабаз своим родственникам породили среди населения ещё большую панику, чем само известие о русских ракетах на Кубе. Люди по всей Америке хватали в охапку детей, деньги, прыгали в машины и мчались по направлению к канадской и мексиканской границам. В Мексике стихийно возникли обширные временные кемпинги, лишённые даже элементарных удобств, вроде водоснабжения и туалета, где пытались переждать надвигающуюся ядерную войну сотни тысяч американцев. (Из воспоминаний Н.С. Леонова, в то время – сотрудника Первого Главного управления КГБ СССР в Мексике. д.ф. «Карибский узел»)

В это время в Кремле репортёры аккредитованных в Москве западных газет и телекомпаний осаждали помощника Хрущёва и, по совместительству, пресс-секретаря Кремля (АИ) Олега Александровича Трояновского. Они уже пронюхали об объявлении в ВВС США высокого уровня готовности, и спешили получить комментарии другой стороны. Трояновский, как мог, успокаивал репортёров, ему самому о панике в США никто не сообщил. Сообщили Хрущёву.

К репортёрам неожиданно вышел сам Никита Сергеевич:

– Здравствуйте, господа, здравствуйте, товарищи! – Первый секретарь приветливо поздоровался со всеми.

На него тут же обрушился град вопросов. Хрущёв поднял руку, призывая собравшихся к тишине и спокойствию:

– Тихо, тихо, господа! Значица, так. Ракеты на Кубе действительно стоят. Точно так же, как стоят американские ракеты в Англии и Италии. Эту проблему мы с президентом Кеннеди решаем мирным путём, и уже почти решили. Но тут, как видно, кто-то из ваших коллег решил набрать себе личных очков, и приподняться на жареной сенсации. А недальновидные господа из числа американских военных, не разобравшись в ситуации, вспомнили о своих «обязанностях» поджигателей войны и решили проявить инициативу, там, где следовало проявить выдержку.

Так вот, я вам заявляю официально: если какой-нибудь дурак в погонах не потеряет самообладание, и не нажмёт на кнопку – войны не будет. Мы с президентом уже договорились по принципиальным вопросам, у нас с ним есть взаимопонимание. Пока ещё не полное, но достаточное, чтобы не ввергнуть весь мир в преисподнюю.

– Мы сейчас живём в очень опасном мире, – продолжил Никита Сергеевич.– Вот, в прошлом году, в феврале, тряхнуло Марокко, а в мае – Чили. Такой удар стихии сам по себе может разрушить целую небольшую страну, а мы, люди, ещё и безответственно усугубляем последствия. К примеру, жители Калифорнии, сейчас читают газеты, смотрят на карту и надеются, что до них не долетит. Но при этом забывают, что живут они возле разлома, этого... как его... Сан-Андреас. А разлом – это, знаете ли, дело опасное. Надо бы им помнить, что Калифорния может отделиться от США не только по результатам референдума.

– Или астероид может упасть, это ещё пострашнее будет, если достаточно большой камень упадёт. Вот на противостоянии подобным природным угрозам и следовало бы сосредоточиться великим державам. А мы всё бомбами меряемся, у кого больше да толще...

Заявление Хрущёва вызвало у репортёров шок. Большинство хорошо помнило фильм «Звёздный удар» производства «Paramount», вышедший в июле 1959 года, незадолго до землетрясения в Йеллоустоуне (АИ, см. гл. 04-13). В нём, среди прочих ужасов, были показаны кадры, на которых от американского континента отвалилась Калифорния. Слухи о наличии у СССР тектонического оружия с 1959 года бродили в жёлтой прессе, и многие восприняли слова Никиты Сергеевича, как тонкий намёк.

Хрущёву задали вопрос, как СССР будет реагировать на угрозу со стороны США и повышение боеготовности их ВВС? В ответ Никита Сергеевич многозначительно вытащил из внутреннего кармана пиджака свой «телефон Судного дня»:

– А чего там реагировать? Пусть господин президент своих генералов призовёт к порядку, чтобы не чудили. А то ведь, если на нас нападут, нажму вот эту кнопочку на телефоне – и нету больше вашей Америки. Но вообще – мы люди мирные и спокойные, нас не трогай, и мы не тронем.

После этих его слов сразу несколько репортёров бегом кинулись звонить в Штаты.


Пьер Сэлинджер, отвечавший за связь с прессой, доложил президенту по телефону об интервью Хрущёва.

– Что он сказал? Что?... Вот прямо так и сказал? Да хранит нас святой Патрик... – президент прижал рычаг телефона и тут же позвонил брату:

– Бобби, ты срочно нужен мне в Белом Доме.

Президент, не дожидаясь, пока подъедет Роберт Кеннеди, тут же позвонил Джону Скали:

– Джон, я прошу вас встретиться с тем русским из посольства, Фоминым, и передать ему, что я не отдавал приказа на переход к DEFCON-2, это не более, чем инициатива наших военных, и этот дурацкий приказ Лемэя уже отменён. Мы должны попытаться убедить Хрущёва, что это – случайность, и наши договорённости остаются в силе. Передайте, что я готовлюсь выступить с заявлением о заключении договора о взаимном выводе ракет средней дальности.

В этот момент президенту доложили, что в приёмной его ожидает генерал Лемнитцер.

– Срочно его сюда! – распорядился JFK.

Услышав от Лемнитцера подтверждение объявленной Лемэем готовности DEFCON-2, Кеннеди пришёл в ужас:

– Чёрт подери, как это могло случиться? Лемэй и его генералы мне головой ответят! Кто нибудь слышал, чтобы я отдал приказ перейти к DEFCON-2? Я отдал приказ быть готовыми к DEFCON-3! Но, наверное, у меня амнезия? Вы мне докладываете, что наши ядерные силы перешли к DEFCON-2!

– Приказы предназначались для наших стратегических сил на территории континента, – ответил Лемнитцер. – Генерал Лемэй совершенно прав, и SAC обладает исключительными полномочиями...

(SAC – Strategic Air Command – Стратегическое Авиационное Командование ВВС США)

– Полномочиями обладаю я! Я – Верховный Главнокомандующий, и я решаю, когда мы вступим в войну!

– Война начнётся после перехода к DEFCON-1.

– Генерал! Командование подало сигнал к усугублению отношений с русскими! Я не собирался усугублять наши отношения, и приказ от меня вы не получали!

Он снова взял телефонную трубку и посмотрел на Лемнитцера:

– Осадите вашего Лемэя, пока он не спровоцировал ядерную войну. А я попробую убедить Хрущёва, что это не инициатива администрации США, а дурацкая выходка наших военных. Теперь убирайтесь!

– Да, сэр...

Получив приказ, Лемнитцер тут же позвонил Лемэю из приёмной президента и отдал приказ отменить готовность DEFCON-2.

Кеннеди отнюдь не был альтруистом. На последнем заседании ExCom его участники обсуждали очередной вариант OPLAN-316 – план вторжения на Кубу. Предлагалось задействовать 40 тысяч морских пехотинцев, 15 тысяч парашютистов, 90 тысяч обычной пехоты, при поддержке 1000 боевых самолётов и 180 кораблей. Общая численность войск, привлекавшихся к операции, достигала 500 тысяч человек. Он отклонил этот план по единственной причине – Хрущёв предупредил, что на Кубе размещено тактическое ядерное оружие, которое будет использовано в случае высадки десанта.

Будь у него возможность безнаказанно уничтожить Советский Союз, JFK без колебаний отдал бы приказ, как и большинство американских президентов. Но безнаказанно пока что никак не получалось, а рисковать политической карьерой из-за неминуемой гибели десятков миллионов американцев президенту совершенно не хотелось.

Тем более, в переговорном процессе только что наметился существенный прогресс. Был подписан первый в истории договор между СССР и США, закладывавший первоначальный контур соглашений о системе взаимной безопасности. Ему оставалось лишь заявить о заключении этого важнейшего соглашения. И в этот важнейший момент один-единственный придурочный генерал может одним своим приказом послать коту под хвост напряжённую работу Госдепартамента и администрации президента?! Кеннеди был готов своими руками удавить Лемэя.

– Идиот! Чёртов идиот! – пробормотал JFK. – Я только что добился хоть какого-то минимального доверия Хрущёва, а этот четырёхзвёздочный кретин всё испортил!

В этот момент в Овальный кабинет буквально влетел только что вышедший генерал Лемнитцер:

– Сэр! Мистер президент! Я передал ваш приказ, но... Генерал Лемэй уже приказал бомбардировщикам атаковать Кубу...


#Обновление 20.08.2017



(Картинки не имеют прямого отношения к сюжету, и добавлены чисто для создания настроения)


В 1961 году бомбардировщики SAC ещё не были оснащены какой-либо системой безопасности, ограничивавшей применение ядерного оружия, как и баллистические ракеты первого поколения. Но первые жидкостные МБР «Атлас» и «Титан-1» для запуска требовали согласованных действий многочисленного расчёта, что само по себе было некоторой гарантией от несанкционированного пуска.

Впервые в США задумались о необходимости введения системы кодов запуска уже после Карибского кризиса, когда на вооружение поступили твердотопливные МБР «Минитмен», не требовавшие сложной предварительной подготовки к пуску. Но и тогда американцы подошли к построению системы безопасности запуска предельно пох...истически. Код пуска был сделан единым для всех пусковых шахт МБР, никогда не изменялся, и его знала каждая собака. Сам код был простейший – восемь нулей.

(Не сказка, реальная история, один и тот же код использовался на протяжении 20 лет http://www.dailymail.co.uk/news/article-2515598/Launch-code-US-nuclear-weapons-easy-00000000.html)

Но бомбардировщики SAC в 1961-62 гг не имели вообще никакой системы безопасности, кроме собственной дисциплины членов экипажей. Название и координаты целей выдавались командиру экипажа в запечатанных конвертах, которые надлежало вскрыть после получения приказа по радио. Однако никто не мог помешать экипажу направить самолёт куда угодно в пределах его досягаемости и атаковать любую цель. (Информация из д.ф. «DEFCON-2. Cuban missile crisis» )

В момент объявления DEFCON-2 в воздухе находились несколько бомбардировщиков, совершавших типовые тренировочные и патрульные полёты. В отличие от советских бомбардировщиков, к которым ядерные бомбы почти никогда реально не подвешивались, американцы всегда летали с ядерным оружием, готовые его применить.

(В СССР практиковалось в основном дежурство «на яме», т.е. на земле, в готовности к подвеске боеприпасов со спецБЧ)

Успешное применение с советских бомбардировщиков крылатых ракет Х-20 в кассетном снаряжении (АИ, см. гл. 04-18), стало причиной экспериментов по оснащению кассетными БЧ крылатых ракет воздушного базирования AGM-28 «Hound Dog» и контейнеров MB-1 для средних бомбардировщиков B-58A «Hustler» (АИ). AGM-28 также оснащались системой радионавигации по станциям системы LORAN (АИ). Эти боеприпасы предназначались для использования в локальных конфликтах, а также использовались как учебные, во время тренировочных полётов, так как позволяли отрабатывать поражение площадных целей. 27 апреля, среди прочих бомбардировщиков, в воздухе находились два «Хастлера» и два В-52, оснащённых для выполнения тренировочных ударов по учебным целям (АИ). Психологический порог ответственности при применении неядерных боеприпасов у экипажей, приученных ежедневно летать с термоядерными бомбами, предсказуемо оказался вообще ниже плинтуса.

(B-58A «Hustler» http://aviadejavu.ru/Site/Crafts/Craft21294.htm несколько фото и основные особенности)

После объявления DEFCON-2 генерал Лемэй отдал приказ паре «Хастлеров» пролететь над Кубой, «проверить, что там вытворяют эти красные и показать им, что мы за ними наблюдаем». Бомбардировщики B-58 могли летать на большой высоте со скоростью 2300 километров в час, быстрее большинства перехватчиков того периода. Лемэй справедливо предположил, что они смогут пересечь Кубу в районе Гаваны с севера на юг и уйти в нейтральное воздушное пространство раньше, чем силы ПВО на острове успеют поднять перехватчики. Самолёты были обычными ударными бомбардировщиками и не несли фотоаппаратуры для съёмки с больших высот. Командир пары принял решение пролететь над островом на малой высоте. Здесь самолёт не мог развить своей максимальной скорости, но был меньше заметен для радаров, и перехватчики на малых высотах тоже не могли разогнаться до максимума.

После получения сообщений о повышенной боеготовности в ВВС США силы ПВО и ракетчики на Кубе были подняты по тревоге. Маршал Рокоссовский приказал подготовить к пуску ракеты Р-12 и Р-14. К ним пристыковали ядерные боеголовки, ракеты установили на стартовые столы и подготовили к заправке, но пока не заправляли. Хотя в СССР уже использовались ампулизированные модификации ракет Р-12, заправленные на заводе, везти ракеты на Кубу в заправленном состоянии было сочтено слишком опасным. Их везли пустыми, предполагая заправить на технических позициях уже на Кубе.

Р-14 размещались в эллингах для дирижаблей, их пока не открывали, высота эллингов позволяла поставить ракету на стартовый стол, не раскрывая укрытие. Р-12 находились в контейнерных тентовых укрытиях, высота которых не позволяла поставить ракету на стартовый стол под тентом. Чтобы поставить их на стартовые столы, тенты пришлось убрать.

Приближающиеся с севера «Хастлеры» были обнаружены дирижаблем ДРЛО, который выдал целеуказание на зенитно-ракетные комплексы С-75, прикрывавшие позицию БРСД. Зенитчиков на Кубу перебрасывали со всех концов страны, подбирая лучших. Эту позицию прикрывала 57-я зенитно-ракетная бригада, в 1960-м году несшая службу в районе Свердловска. В «той» истории зенитчики этой части сбили U-2 Фрэнсиса Пауэрса. В «этой» – Пауэрса сбили над полигоном Сары-Шаган, но маршал Гречко решил дать 57-й бригаде возможность отличиться, и приказал отправить хорошо подготовленную часть на Кубу (АИ).

Сразу после известия о переходе ядерных сил США в готовность DEFCON-2, по приказу маршала Рокоссовского над Кубой было организовано постоянное дежурство в воздухе истребителей-перехватчиков. Новейшие истребители МиГ-21 и перехватчики Як-27, с подвесными баками, сменяя друг друга, совершали патрульные полёты с выходом на рубежи обнаружения дирижаблей ДРЛО. Лётчики заодно практиковались в дозаправке в воздухе от Ту-104, переделанных в танкеры (АИ).

B-58 шли слишком низко для применения оружия. Контейнер MB-1 обычно сбрасывали с больших высот. Зенитчики взяли «Хастлеры» на сопровождение и приготовились стрелять, но приказа на уничтожение целей пока не поступало.

Американские лётчики видели по приборам, что их облучают радарами, но характерного для С-75 всплеска мощности, за которым следовал пуск ракеты, аппаратура пока не регистрировала. Бомбардировщики пронеслись на малой высоте над районами, помеченными как «возможные стартовые площадки». Пилоты увидели стоящие на стартовых столах ракеты Р-12 и тут же доложили по радио:

– Видим баллистические ракеты, готовые к запуску. Готовы их уничтожить.

Генерал Лемэй, услышав доклад о готовых к старту ракетах, не колебался ни секунды. Он даже не задумался о том, что это – лишь одна из многих позиций. Докладывать наверх и запрашивать разрешение на удар, как ему представлялось, было уже поздно. Генерал понял, что судьба дала ему шанс стать спасителем свободного мира.

– Уничтожить немедленно! – приказал Лемэй.

«Хастлеры» пролетели над береговой линией и заложили широкий вираж над морем, набирая высоту и скорость для атаки. Они разошлись в стороны, чтобы атаковать с разных направлений. Зенитчики видели их манёвр на радарах и приготовились. Командир 2-го зенитно-ракетного дивизиона 57-й бригады майор Михаил Романович Воронов приказал подготовить к старту все шесть ракет, и передал в соседние дивизионы просьбу об огневой поддержке. Зенитно-ракетные комплексы в местах дислокации БРСД расположили так, чтобы их зоны обстрела частично перекрывались, это было необходимо при отражении групповых налётов.

Бомбардировщики стремительно приближались к цели с разных сторон. Воронов дал команду операторам перейти на автоматическое сопровождение с ручной подстройкой. Он уверенно опознал цели как «Хастлеры», ещё на их предыдущем пролёте. Командир знал, что эти бомбардировщики вооружались только термоядерным оружием. Неконтролируемого страха у него не было – к этому моменту он и его подчинённые готовились ежедневно.

– Внимание, цели разделились! – доложил офицер наведения старший лейтенант Эдуард Фельдблюм. – Малые цели приближаются, быстро снижаясь, большие отворачивают и уходят.

(Фельдблюм Эдуард Эмилевич. Список награждённых за перехват 1 мая 1960 г РИ см. https://profilib.com/chtenie/86792/v-yakovleva-radi-zhizni-na-zemle-sbornik-44.php)

– Пусть уходят, – пробормотал Воронов, – они уже пустые.

Он знал, что «Хастлер» несёт только один ядерный заряд, и, сбросив его, становится неопасным. Огромная скорость «Хастлера» позволяла ему сбрасывать контейнер с большой высоты, не входя в зону эффективного огня зенитно-ракетных комплексов.

(В-58А «Хастлер» нёс 17-метровый контейнер MB-1C под фюзеляжем, бывший одновременно подвесным топливным баком и свободнопадающей термоядерной бомбой. Заряд устанавливался в центре контейнера между двумя топливными баками. Четыре дополнительные термоядерные бомбы Mk.43 на внешней подвеске и двухкомпонентный контейнер TCP появились на B-58 только в 1963 году.)

– Наводить на малые цели! АС-АП!

Операторы переключились на полностью автоматическое сопровождение целей.

– Есть АС-АП по дальности!

– Есть АС-АП по азимуту!

– Есть АС-АП по углу!

Два 17-метровых сигарообразных контейнера MB-1 с остатками топлива и боевыми частями, вращаясь вокруг продольной оси, летели с заоблачной высоты в сторону позиций БРСД. Майор поёжился: стоит чуть промедлить, и прямо над головами рванёт термоядерная боевая часть, вмонтированная в контейнер. Счёт шёл на секунды – нужно было успеть опередить взрыв. Контейнер почему-то шёл заметно ниже, чем следовало бы для термоядерного взрыва. Майор подумал, что противник, возможно, выбрал вариант приземного подрыва на малой высоте, чтобы огненным шаром взрыва с гарантией уничтожить стоящие на стартовых столах БРСД, и при этом уменьшить ущерб для окрестностей. Но рассуждать о необычных деталях было некогда.

– Цели уничтожить тремя, очередью, в гарантированной зоне!

Ракеты на пусковых развернулись в стороны целей и поднялись под углом 45 градусов к горизонту. Воронов был уверен, что началась третья мировая война. Он не подозревал, что контейнеры, вместо термоядерных БЧ, снаряжены кассетными суббоеприпасами.

– Цели подходят к зоне пуска!

– Внимание! Первая – пуск!

– Стартовала первая!

– Вторая – пуск! Третья – пуск!

Ракеты одна за другой ушли в небо. Два дивизиона – 2-й, майора Воронова, и 1-й, капитана Николая Ивановича Шелудько – поделили цели между собой, один стрелял ракетами по одному контейнеру, другой – по второму. Комплекс С-75 был одноканальным по цели, то есть мог единовременно обстреливать только одну цель, либо несколько целей, следующих в плотной группе, прицеливаясь по одной из них, без выбора конкретной цели.

Майор стиснул в руке секундомер.

– Десять! – крикнул Фельдблюм, когда первая ракета приблизилась к цели на 10 километров.

Секунды текли медленно, как патока. И вот:

– Первая, разрыв! Вторая – разрыв! Третья... промах!

Одна за другой две ракеты из трёх поразили цель. В небе вспухло бесформенное клубящееся облако взрывов, из которого по инерции дымными щупальцами летели вперёд обломки.

– Цель уничтожена, расход три!

– Вторая цель?

– Сбита соседями.

Второй контейнер расстрелял соседний дивизион капитана Шелудько.

– Ракеты с подготовки не снимать! Если это война, будут ещё атаки, – распорядился Воронов, поправил наушники, взял микрофон рации и доложил на КП бригады:

– Ока-4, цель один уничтожена, расход – три. Так точно. Есть быть готовым к следующей атаке!

Пилоты «Хастлеров» видели, что сброшенные ими контейнеры не достигли цели:

– Цели не поражены, повторяю, цели не поражены! Район прикрывают зенитные ракеты красных. Они чертовски эффективны.

Лемэй тут же связался с экипажами двух B-52, находившихся в нескольких сотнях километров от Кубы и передал им разведанные «Хастлерами» координаты целей:

– Приказываю немедленно уничтожить обнаруженные цели!

В этот момент до него дозвонился генерал Лемнитцер:

– Лемэй! Сукин сын, какого чёрта ты там творишь?

– Сэр, мои парни обнаружили на Кубе готовые к старту баллистические ракеты красных! Я отдал приказ атаковать! Генерал Уайт был вне досягаемости, сэр! Я не мог рисковать!

– Идиот!!! Немедленно отмени приказ, кретин! Эти ракеты приведены в боевую готовность, потому что ты объявил DEFCON-2! У нас всё было под контролем, пока ты не проявил инициативу! Я говорю из приёмной президента! Ты только что начал третью мировую войну!

– Что?? Сэр! Тогда мы должны атаковать красных всеми наличными силами, немедленно! Это – наш лучший шанс покончить с коммунизмом!

– Молчать! Идиот! Отозвать бомбардировщики, немедленно! Приказ Верховного Главнокомандующего – отменить DEFCON-2, вернуться на DEFCON-3! Я доложу президенту!

Лемнитцер бросился обратно в Овальный кабинет. В это время пара B-52 уже запустила крылатые ракеты по Кубе. Генерал сообщил президенту о приказе Лемэя атаковать Кубу.

Кеннеди, не медля ни секунды, схватился за телефон. Всё-таки, в прошлом он был командиром торпедного катера, от моментальных решений которого в бою зависела жизнь корабля и экипажа.

– Соедините меня с Пентагоном и с командным центром стратегической авиации, на базе Оффут, в Небраске!

– Пентагон слушает.

– Говорит Верховный Главнокомандующий! Немедленно арестовать генерала Лемэя! Это приказ, выполняйте!

– Есть, сэр, мистер президент!

– Мистер президент, – вклинился голос телефонистки. – Оффут на связи.

– Говорит Президент Соединённых Штатов! Как Верховный Главнокомандующий, я временно принимаю командование SAC. Связь с экипажами бомбардировщиков, быстро!

Офицер на командном пункте базы Оффут лихорадочно щёлкал переключателями:

– Говорите, сэр!

– Говорит Верховный Главнокомандующий! Всем экипажам немедленно вернуться на базы! Генерал Лемэй отстранён и арестован, все его приказы недействительны! Не предпринимать никаких действий без моего личного приказа! Всем понятно?

В ответ посыпались доклады командиров бомбардировщиков:

– Да, сэр!

– Так точно, сэр!

– Есть сэр!

– Кхм... Сэр... мы только что запустили четыре ракеты по Кубе... Согласно приказу генерала Лемэя. Он передал координаты...

– О боже... ракеты ядерные? – упавшим голосом спросил президент, более всего опасаясь услышать в ответ: «Других не держим».

– Никак нет, сэр, ракеты конвенциональные, с кассетным снаряжением.

– Слава Господу! – выдохнул JFK.

– Сэр! Вам лучше пройти в бомбоубежище! – вмешался Лемнитцер. – Если красные ответят, Вашингтон может быть уничтожен в любую минуту...



– К дьяволу! – ответил Кеннеди. – Я должен предупредить Хрущёва. Может быть, мне удастся убедить его, что это – ошибка...

– Позвольте мне, сэр, я выясню, с какой позиции были запущены ракеты, чтобы передать красным, с какого направления ожидать атаки, – предложил Лемнитцер. – Возможно, они сумеют их сбить...

Президент передал ему трубку и прошёл в соседнюю комнатку, где несколько дней назад установили телетайп прямой связи.

Судя по недавнему докладу Раска, в СССР не было заметно проведения мобилизации. У военкоматов оживление не больше обычного. Хотя беспокойство чувствовалось. На улицах часто попадались люди с противогазными сумками на боку, была остановлена часть предприятий, в школах отменены занятия, города почти опустели – все, кто не занят на оборонных заводах, выехали на дачи и в сельскую местность. Вокруг городов были развёрнуты зенитно-ракетные комплексы, в небе патрулировали дирижабли ДРЛО и барражирующие перехватчики Як-25. Из этого JFK сделал вывод, что Советы не собираются воевать, а лишь провели учения Гражданской обороны, и приготовились к отражению нападения со стороны США. Это обнадёживало.

Кеннеди продиктовал короткое послание Первому секретарю ЦК КПСС:


«Господин Первый секретарь!

В результате случайной ошибки несколько наших бомбардировщиков обстреляли ракетами позиции ваших войск на Кубе. Экипажи были введены в заблуждение. Виновные будут наказаны. Просим вас не предпринимать необратимых шагов. Я надеюсь, что количество жертв пока невелико и ещё есть возможность разрешить эту ситуацию мирным путём

Искренне ваш, Джон Кеннеди.»


Затем он перезвонил в офис репортёра Джона Скали. Секретарша ответила, что её босс договорился с кем-то встретиться в ресторане гостиницы «Оксидентал», и недавно уехал. Президент попросил телефонистку соединить его с гостиницей.

Телеграмма президента пришла в Кремль через несколько минут после телеграммы Рокоссовского с Кубы, в которой маршал сообщал о нападении. Но Рокоссовский свою телеграмму зашифровал, и пока её расшифровывали, телеграмму президента Хрущёву принесли на несколько минут раньше. Олег Александрович Трояновский перевёл её Хрущёву прямо с телетайпного бланка.


Джон Скали и Александр Феклисов встретились в ресторане вашингтонской гостиницы «Оксидентал». Скали без всяких предисловий заявил:

– По поручению высшей власти я прошу вас передать в Москву, что переход наших стратегических сил на готовность DEFCON-2 произошёл по ошибке...

– Высшей власти? High Authority? Это что за High Authority? – уточнил Феклисов. – Кого вы имеете в виду?

– John Fitzgerald Kennedy – the Prezident of the United States! – торжественным тоном отчеканил Скали.

– Ну, и, что хочет нам передать президент?

– Господина Скали к телефону, – объявил официант.

– Сюда! – Скали поднял руку.

Официант принёс телефон и воткнул вилку в розетку на ножке столика. Скали взял трубку.

– Да, мистер президент! Да, мистер Фомин со мной... Это – вас, – он передал трубку Феклисову.

– Мистер Фомин? Это президент Соединённых Штатов, – в трубке послышался хорошо знакомый Феклисову по телерадиообращениям голос президента Кеннеди. – Только что произошла ужасная ошибка. Наши бомбардировщики случайно атаковали ваши войска на Кубе. Это не было моим приказом. Я уже отправил телеграмму Первому секретарю Хрущёву, но не уверен, что этого будет достаточно. Вы можете передать мои слова по своему каналу связи?

Феклисов похолодел.

– Да, господин президент... Я передам. Сделаю всё возможное. В конце концов, я нахожусь в том же городе, что и вы.

– Благодарю вас, господин Фомин... Поторопитесь. Если мы останемся живы... полагаю, мы как-нибудь увидимся.

В трубке щёлкнуло. Феклисов выразительно посмотрел на Скали:

– Президент сообщил, что ваши бомбардировщики атаковали наши позиции на Кубе. Он утверждает, что это ошибка. Я передам своему руководству послание президента. Передайте ему, что если это намеренная провокация, и американская армия вторгнется на Кубу, мы будем вынуждены в ответ атаковать Западный Берлин.

Скали едва не уронил очки. Феклисов с удовлетворением отметил, как вытянулось круглое лицо собеседника.

– Я немедленно еду в посольство. Свяжитесь с президентом и передайте ему наше предупреждение, – Александр Семёнович жестом подозвал официанта.


– Какого чёрта? – возмутился Никита Сергеевич. – Они там, в Вашингтоне, перепились, или ох…ели?

Перед ним лежали две телеграммы. В одной Рокоссовский сообщал, что одна из позиций баллистических ракет Р-12 была атакована двумя бомбардировщиками B-58. Сброшенные ими контейнеры удалось сбить в падении зенитными ракетами. В другой телеграмме президент уверял, что это – ужасная ошибка, и всё произошло по случайному стечению обстоятельств. Теперь ему предстояло принять решение – отдать немедленный приказ на удар всеми наличными силами по Соединённым Штатам, или, рискуя, что его могут обмануть, поверить президенту и повременить с приказом несколько минут.

Он связался с командованием ПВО/ПРО страны:

– Доложите обстановку! Есть признаки активности американской авиации или ракет?

– Никак нет, товарищ Первый секретарь! – ответил маршал Бирюзов. – Всё даже несколько спокойнее, чем обычно. Что-то случилось?

– Ещё не знаю... не уверен, – ответил Хрущёв. – Если что – немедленно известите меня и Неделина.

– Есть известить вас и Неделина!

Хрущёв позвонил маршалу Соколовскому, прочитал обе телеграммы. Соколовский не колебался ни секунды:

– Товарищ Хрущёв, полагаю, президент не лжёт, это действительно ошибка или дурацкая выходка кого-то из военных. Первый удар был бы массированным. А тут атакована всего одна ракетная позиция, да и атака какая-то... необычно скромная, что ли, для американцев. Я бы рекомендовал не спешить с решением на ответный удар.

В этот момент принесли ещё одну телеграмму от президента:


«Господин Первый секретарь!

По уточнённым данным, прежде, чем мой приказ был доведён до руководства SAC, по вашим позициям на Кубе были сброшены два бомбовых контейнера с самолётов B-58 и запущены 4 крылатые ракеты AGM-28 «Hound Dog». Все боеприпасы – с конвенциональным снаряжением, ядерные боевые части не применялись. В настоящий момент генерал Лемнитцер пытается связаться с вашим командующим на Кубе маршалом Рокоссовским, чтобы предупредить его о 4-х подлетающих ракетах. Мы пытаемся помочь вашим зенитчикам их перехватить.

Господин Первый секретарь!

Мне очень не хочется рисковать нашим с вами взаимопониманием, которое только начинает складываться, но в этой ситуации я вынужден предупредить вас, что любую ядерную ракету, запущенную из Кубы против любой страны в Западном Полушарии, мы будем расценивать как нападение Советским Союзом на Соединенные Штаты и нанесём полномасштабный ответный удар по Советскому Союзу.

Прошу вас не предпринимать решительных шагов, о которых пожалеет весь мир. Мы только-только начали понимать друг друга. Все достигнутые договорённости остаются в силе.

Искренне ваш, Джон Кеннеди»


Хрущёв прочитал телеграмму по телефону Соколовскому.

– Так это что же, война? Мы же, вроде, обо всём договорились? – Первый секретарь был в некоторой растерянности.



– Это, Никита Сергеич, ежели по-простому, по-солдатски, называется – «довы@бывались», – ответил Соколовский. – США – это вам не Англия и не Франция в 1956 году, их особо не напугаешь. Они сами хоть кого напугать могут. Но, полагаю, это всё-таки не война, а жёсткое предупреждение, как раз чтобы война не началась. Ядерные боеприпасы не применялись?

– Пишет, что не применялись.

– Это точно не начало войны, товарищ Первый секретарь, – ответил Соколовский. – Кеннеди пишет про «любую ракету», то есть – про одиночный, провокационный пуск. Он понимает, что в случае войны удар будет массированным. Только бы Константин Константиныч в ответ не жахнул. Прошу вас, не торопитесь с решениями.

– Понял, Василь Данилыч, спасибо! Будьте у телефона, мало ли что, – поблагодарил Хрущёв.

Он тут же продиктовал радиограмму Рокоссовскому и велел передать её открытым текстом, чтобы не тратить время на шифровку и расшифровку:


«Президент прислал две телеграммы, в которых уверяет, что атака произошла по ошибке, и сообщает, что к вам приближаются ещё 4 ракеты «Хаунд Дог» без спецБЧ, с кассетным снаряжением. Будьте готовы их сбить.

Приказываю: до выявления признаков массированной атаки противника ракеты Р-12 и Р-14 применять только по моему прямому приказу, ракеты Р-10 держать в готовности к пуску. Хрущёв».


Едва Хрущёв закончил диктовать радиограмму, позвонил Гречко:

– Никита Сергеич, тут вот у меня Кузнецов с Неделиным, и Серов на связи. Мы считаем, что сейчас самый удобный момент, можно бомбардировщики янки на земле подловить, а ракеты – на заправке, если всё точно до минуты рассчитать. Их базы под агентурным наблюдением. Бомберы стоят на полосе, ракеты ещё из шахт не подняты и не заправлены, потому что кислород испаряется.

Если мы прямо сейчас шарахнем Р-десятыми по авиабазам, янки засекут старт и начнут заправку ракет и взлёт бомбардировщиков. У нас будет минут 10-15, подлётное время наших ракет с Кубы меньше, чем время заправки американских ракет. Ну, или сравнимо. Какая-то часть бомбардировщиков успеет взлететь, их собьём при прорыве, остальных на земле накроем. Тут же вторым залпом накрываем ракеты в момент заправки. По ракетным базам в Англии и Италии тоже ударим, ракетами из Европы.У нас всё готово, можем в течение 15 минут запустить всё, что есть.

– Отставить! – рявкнул Хрущёв. – Вы там совсем сбрендили, что ли? Забыли про 80 «Поларисов» на подлодках? Про бомбардировщики на авианосцах тоже забыли?

– Какие-то потери, конечно, будут... – Гречко не ожидал такого яростного отпора.

– Какие-то потери?! 80 «Поларисов» всю европейскую часть страны на х..й вынесут! – взревел Хрущёв. – Вы во что меня втравить хотите, олухи?! Запрещаю без моего приказа даже думать об этом! – Никита Сергеевич с лязгом бросил трубку «кремлёвки» на рычаги. – Идиоты! Повоевать им захотелось...

В это время принесли расшифрованную телеграмму от Феклисова. Он успел доехать до посольства и отправить короткое сообщение, ставшее ещё одним подтверждением слов президента. Тем временем Джон Скали звонил в Белый Дом, пытаясь передать сообщение для JFK.

Маршал Бирюзов сообщил Первому секретарю, что все американские бомбардировщики разом выполнили разворот и возвращаются на территорию США.

– Спасибо, Сергей Семёныч, это добрый знак!

Хрущёв ещё раз позвонил Соколовскому, прочитал ему телеграмму Феклисова.

– Ого! Неслабо, видать, у Джона нашего Фитцджеральда припекло, – прокомментировал Василий Данилович. – Сразу по нескольким каналам сообщения шлёт! Никита Сергеич, вы не спешите приказ отдавать, я более чем уверен, что атака на Кубу – идиотская выходка кого-то из генералов, и президент тут ни при чём. Сейчас нам очень важно проявить выдержку, тогда, может быть, всё обойдётся. Зажарить президента в Овальном кабинете ещё успеем.

– Я ему сейчас сообщу, что его телеграммы получены, и мы пока ждём, что он справится со своими дураками самостоятельно, – ответил Первый секретарь. – Напишу образно, проникновенно, чтобы он сразу понял, что мы воевать не хотим.

Андрей Андреевич Громыко был в Вашингтоне, Олег Александрович Трояновский общался с прессой, поэтому Хрущёв продиктовал телеграмму и отослал без дополнительных правок.

Президент в это время говорил с Джоном Скали. Услышав, что Хрущёв, в ответ на атаку Кубы грозит атаковать Западный Берлин, Кеннеди и вовсе побелел. Западный Берлин был не только «сверкающей витриной капитализма», но и весьма болезненной точкой для Запада.

– Дьявол! Лысый нашёл способ наступить нам каблуком на яйца, – пробормотал президент.

– Сэр! Телеграмма от Хрущёва!

Переводчик президента в несколько минут перевёл текст на английский, но предупредил:

– Сэр, я не уверен насчёт перевода нескольких слов в тексте… Я оставил их без перевода, подписал их произношение на русском, английскими буквами...

– Давайте, если что – запросим уточнение, – отмахнулся Кеннеди.

Переводчик передал ему бланк телеграммы с вписанным между строк английским переводом.


«Господин президент!

Ваши генералы совсем opizdeneli или как? Мы же уже обо всём договорились?! Что за huynia у вас там творится?!

Я получил ваши сообщения. Если других атак на наши позиции не будет, я не стану предпринимать решительных действий. Мне сообщили, что ваши бомбардировщики возвращаются на базы. Я рассчитываю на вашу государственную мудрость и способность справиться со своими идиотами самостоятельно.

Мы и вы не должны тянуть за концы веревки, на которой у нас завязан узел войны. Поскольку, чем больше оба из нас тянут, тем крепче узел будет затянут. И затем будет необходимо разрубить этот узел, и то что это означало бы – не мне вам объяснять.

Я участвовал в двух войнах, и знаю, что война заканчивается тогда, когда она катится через города и деревни, всюду сея смерть и разрушение. Для некоторых, существует логика войны. Если люди не проявят мудрость, они будут сталкиваться как слепые кроты, а затем – начнётся взаимное уничтожение. (подлинная цитата из послания Н.С. Хрущёва президенту Кеннеди от 26 октября 1962 г http://vvord.ru/tekst-filma/Tuman-Voynyi–Odinnadcatj-Urokov-Iz-Zhizni-Roberta-S–MakNamaryi/4)

Сейчас я ожидаю рапорта от маршала Рокоссовского с Кубы. Решение будет принято в зависимости от результатов. Если всё так, как вы написали, у меня нет причин начинать третью мировую. Я склонен полагать, что сейчас обеим сторонам необходимо сдержаться и подойти к ситуации предельно осторожно и ответственно. Надеюсь, вы со мной согласны?

С уважением, Н.С.Хрущёв»


– Я правильно понимаю, что Хрущёв не собирается отдавать приказ на пуск, если его командующий на Кубе не наговорит ему всяких ужасов? – уточнил президент у переводчика.

– Я тоже так это понял, сэр.

– О'кэй, пойду, спрошу Лемнитцера, удалось ли ему связаться с русским маршалом.

Лемнитцеру удалось установить прямую голосовую связь с Гаваной, со штабом Рокоссовского, и предупредить его о приближении ракет. Маршал ответил, что советская ПВО на Кубе видит их и уже принимает меры для перехвата


Дирижабль ДРЛО фиксировал подробности атаки «Хастлеров». Через некоторое время он обнаружил четыре скоростные цели, приближающиеся с северо-востока, и начал наводить на них перехватчики.

Самолёты и дирижабль были оснащены аппаратурой «Воздух-1П» для автоматизированного наведения на цели. Ситуация несколько осложнялась тем, что ракеты летели поодиночке, широким фронтом, и на каждую пришлось наводить отдельный перехватчик, причём за короткое время, так как B-52 стреляли ракетами не на полную дальность.

Теперь судьба мира оказалась в руках четверых молодых лётчиков, лейтенантов и старших лейтенантов, всего год назад успешно освоивших новейшие советские истребители. Старший лейтенант Сергей Сафронов вёл свой Як-27 по маршруту патрулирования, поглядывая на прохождение контрольных команд системы наведения.

(АИ, в реальной истории истребитель старшего лейтенанта Сергея Ивановича Сафронова был сбит зенитной ракетой 1 мая 1960 г, в ходе перехвата U-2 Фрэнсиса Пауэрса. Т.к. в АИ перехват был при других обстоятельствах, Сафронов не должен был погибнуть.)

Самолёт вела система автоматического управления по приборам, получавшая данные от командной радиолинии «Лазурь-М». По этой линии на борт поступала вся необходимая информация для успешного перехвата цели. Лётчик последовательно получал указания: заданный курс, команду на включение форсажа, включение РЛС, затем – команды целеуказания, пуска ракет, отворота от цели. Истребитель-перехватчик, приблизившись к объекту-нарушителю на расстояние обнаружения – порядка 8 километров, должен был захватить его собственной РЛС, и затем поразить цель ракетами, наводящимися по радиолучу. Атака цели производилась в заднюю полусферу на высоте, равной высоте самолета-перехватчика. Максимальной высотой перехвата был практический потолок истребителя.

В условиях начала 60-х, скоростные стратегические бомбардировщики и крылатые ракеты сравнялись по скорости и высоте полёта с перехватчиками. Если крылатые ракеты тогда летали только по прямой, то бомбардировщики могли уклониться от перехвата, даже совершив простой маневр курсом, выполняя его в точно рассчитанное время. При этом перехватчик оказывался далеко в стороне или позади, и имея ограниченный запас топлива, не успевал повторно догнать цель.

(см. учебное пособие под ред. ген.-май. Якушин М.Н. подп. Важин Ф.А. «Воздушный бой пары и звена истребителей» стр. 101-104 статья гв. подп. Л.И. Савичева «О перехвате маневрирующей цели» М.Воениздат 1958)

Система «Воздух-1» заметно повышала шансы на успешный перехват. Лётчик получал от КП точные данные относительно режима полёта цели, учитывающие упреждение, маневры цели, взаимное положение цели и перехватчика, и другие полётные параметры. Радиусы съёма, отображения и передачи воздушной обстановки составляли от 150 до 300 километров для маловысотной радиолокационной роты, 300 километров для радиотехнического батальона, и от 600 до 1200 километров для КП соединения ПВО. Высоты целей передавались в диапазоне от 0 до 31750 метров, при этом дискретность составляла не более 250 метров то есть – меньше дальности уверенного визуального опознания цели. Плоскостные координаты снимались при участии оператора, в полуавтоматическом режиме, с индикатора кругового обзора типа «Звезда», подключенного к РЛС и линии цифровой передачи данных системы «Электрон». Передача и последующее отображение полученной радиолокационной информации осуществлялось в автоматическом режиме.

(подробности по https://topwar.ru/76135-vozduh-1-sistema-navedeniya-perehvatchikov-na-cel.html)

Многие летчики в возрасте, привыкшие к наведению на цель голосовыми командами, саботировали её применение, докладывали, что команды не проходят. На самом деле – не доверяли молчаливой технике, потом говорили: «Ну вас в жопу с вашими буквами да стрелками, ты мне голосом скажи куда лететь».

(Информация из http://www.rusarmy.com/forum/threads/navedenie-perexvatchika-v-avtomatizirovannom-rezhime.11079/page-17)

В планах разработчиков системы было дополнить её речевым информатором, чтобы не оставлять «за бортом прогресса» многоопытных ветеранов. Работы велись, но на 1961 год ещё были далеки от завершения.

В то же время молодые лётчики успешно осваивали современную технику, благодаря молодёжной восприимчивости и нацеленности на всё новое. Сафронов с удовольствием летал по командам АСУ ПВО, вовсе не чувствуя себя, как утверждали многие коллеги, «придатком машины». Напротив, он чувствовал машину частью себя, продолжением своего тела, чутко откликающимся на каждое движение руки.

На притемнённом наклонном стекле ИЛС высветилась буква «Ф» – команда на включение форсажа. Сергей двинул вперёд рычаг управления двигателем. Его ощутимо вдавило в кресло, перехватчик рванулся в небо, быстро набирая скорость. Высвечиваемые знакопечатающей проекционной электронно-лучевой трубкой, на дисплее ИЛС быстро менялись цифры – высота, скорость, курс, расстояние до цели. Вторая проекционная ЭЛТ выводила векторную графическую информацию – очень простую, в виде прицельного круга и линии направления на цель. Сафронов немного довернул самолёт, выводя линию в вертикаль, и подождал, пока самолёт набрал требуемую скорость и вышел на опорную высоту.

На ИЛС засветилась буква «Г» – команда выполнить «горку». Лейтенант потянул ручку на себя, перегрузка снова вдавила его в кресло, самолёт задрал нос и взмыл вверх, выходя на заданное системой превышение относительно высоты полёта цели. Автоматически включилась бортовая РЛС. Строб (отметка зоны захвата) поплыл по дисплею и лёг на цель. Сергей довернул нос самолёта на цель, загоняя строб в центр круга, обозначающего конус захвата полуактивных головок самонаведения. Захват цели система выполнила автоматически. Теперь РЛС перешла из режима поиска в режим сопровождения. Луч радара перестал метаться, сканируя пространство, и сосредоточенно удерживался на цели. Перехватчик, скользя на форсаже вниз «с горки», разогнался и быстро догонял ракету. В уголке ИЛС светилась буква «Ч» – «чужой» – это была отметка системы автоматического опознавания. В другом углу быстро уменьшаясь, менялась цифра дистанции до цели. Лейтенант двумя уверенными нажатиями кнопок на приборной панели выбрал оружие – две ракеты на передних пилонах.

Внизу посередине ИЛС замигали буквы «ОВ» – сигнал на открытие створок отсека вооружения. Сафронов нажал кнопку «ОВ» на приборной доске, лампа-кнопка засветилась – признак того, что створки открыты. Скорость замедлилась, вначале немного, затем, когда трапеции ракетных пилонов выдвинулись в поток – самолёт ощутимо затрясло. Лётчика бросила вперёд отрицательная перегрузка, но ремни надёжно притягивали его к креслу. Ощущение было не из приятных – казалось, что глаза вот-вот выскочат из глазниц. Сергей удерживал строб как можно ближе к центру прицельного круга. В наушниках послышался размеренный прерывистый писк, означавший ожидание захвата. Головки самонаведения ракет поймали сигнал РЛС, отражённый от цели. Прерывистый писк превратился в сплошной.

Тряска продолжалась недолго – перехватчик вышел на дистанцию уверенного поражения цели, и на месте погасших букв «ОВ» замигали буквы «ПР» – команда «Пуск разрешён»

Лейтенант вдавил кнопку на ручке управления. Истребитель дважды коротко содрогнулся, когда две ракеты, одна за другой, сошли с направляющих и огненными кометами рванулись к цели. Сафронов тут же закрыл отсек вооружения, и выматывающая тряска прекратилась. Система управления огнём отсчитывала время полёта ракет и стремительно сокращающуюся дистанцию между ракетами и целью. Самой цели – крылатой ракеты «Хаунд Дог» Сергей так и не увидел. Далеко впереди сверкнули две вспышки и вспухло небольшое дымное облачко. Строб уцепился было за крупный обломок, сопровождая его несколько секунд, затем отцепился и лениво поплыл по экрану – РЛС снова автоматически переключилась в режим поиска, обшаривая небо. Сафронов выключил радар, доложил по радио:

– Я – «Ромашка-3», цель уничтожена, возвращаюсь на базу, – и нажал кнопку «Возврат».

Система переключилась на радиомаяк дальнего привода, теперь линия на дисплее указывала направление на аэродром. Автопилот вывел машину на курс возвращения и автоматически выстроил заход на посадку. Теперь прицельный круг на дисплее обозначал правильную траекторию полёта. На подходе к аэродрому включился курсо-глиссадный режим. Самолёт автоматически вышел точно в створ полосы, индикаторные линии системы инструментальной посадки «прилипли» к центру круга, не смещаясь ни вверх-вниз, ни вправо-влево. Перехватчик автоматически выдерживал глиссаду снижения – правильную расчётную кривую, выводящую его в начало ВПП на заданной высоте и скорости. Перед радиомаяком ближнего привода, за километр до аэродрома, на дисплее замигала буква «Ш» – напоминание выпустить шасси. Закрылки самолёт выпускал автоматически. Сергей выпустил шасси, система автоматического управления отключилась, теперь лётчику оставалось лишь мягко, постепенно убрать газ, и потянуть ручку на себя, контролируя по прибору вертикальную скорость и выдерживая направление. Отяжелевший от недостатка тяги самолёт плавно просел, приподняв нос, и коснулся колёсами бетонки. Сафронов осторожно дал ручку от себя, опуская носовое колесо, и нажал кнопку выброса тормозных парашютов. Они распахнулись позади, с двойным пушечным хлопком. Полёт был закончен.

(Описание перехвата – по реальному описанию работы АСУ ПВО «Воздух-1» на самолёте Су-15, с небольшими «усовершенствованиями», учитывающими больший прогресс электроники в АИ. В реальной АСУ «Воздух-1» индикация была стрелочная, электромеханическая, без ИЛС http://www.rusarmy.com/forum/threads/navedenie-perexvatchika-v-avtomatizirovannom-rezhime.11079/page-17#post-734628)

Перехватчикам удалось перехватить две ракеты над морем. Третью сбили над самой береговой линией. Четвёртая прорвалась в район ракетных позиций. Зенитчики получали целеуказание от той же системы «Воздух-1П», и были готовы к перехвату.

– Первая, пуск! Вторая, пуск!

Две ракеты В-750 устремились к цели. «Хаунд Дог» летел на сверхзвуковой скорости, полого пикируя на стартовую площадку баллистических ракет. Две зенитных ракеты одна за другой пересекли траекторию его полёта, и в небе вспухли рядом два косматых дымных облака. Обломки ракет по инерции пролетели вперёд, но было уже ясно, что опасность на этот раз удалось отвести.

Константин Константинович Рокоссовский доложил об успешном перехвате в Москву. Следом пришло сообщение от президента Кеннеди, в котором он сообщил, что готовность DEFCON-2 отменена, все американские бомбардировщики получили приказ вернуться на базы и в настоящее время заходят на посадку. Никита Сергеевич тут же отправил ответную телеграмму:

Загрузка...