Дотянуться до звёзд

30 сентября 1956 года на станции Кубинка Московской области сбора – в пункте сбора, формирования и подготовки к перебазированию частей и управления полигона был сформирован и отправлен первый эшелон — №10556. На станцию Сары-Шаган он прибыл 10 октября 1956 года. Эшелон доставил личный состав, автотранспорт и имущество войсковой части 03082, автороты и других подразделений.

Дорог на полигоне в начале строительства ещё не было, хотя все грузы на 2-ю площадку, которая находилась в 220 км от станции Сары-Шаган, доставлялись автотранспортом. Для их перевозки обычно формировалась колонна. Впереди ставили 2–3 сильные машины, которые поочередно меняясь, прорезали снежные заносы. Замыкали колонну также одна-две сильные машины, их задачей было вытаскивать застрявших. Добравшись до середины маршрута в районе 6-й площадки, радировали на 2-ю площадку, чтобы колонну встречал тягач. Последние 40 км в низинах можно было преодолеть только с его помощью. На один рейс до 2-й площадки и обратно, с погрузкой и разгрузкой отводилось 5 суток.

В районе площадки 40 к концу 1956 года было введено в эксплуатацию десять сборно-разборных домиков-бараков типа СР-2 – 2 гостиницы, четыре казармы, два общежития офицеров, штаб, столовая и ряд временных сооружений для подрядчика. (Реальная история). С 1957 года, после освоения в производстве морских контейнеров длиной 6 и 12 метров, на полигоне начали появляться сначала контейнерные бытовки, а затем и более сложные многоэтажные каркасно-панельные сооружения (АИ).

26 ноября 1956 года прибыл второй эшелон, в составе которого было восемь подвижных радиорелейных станций Р-400, состоявших из трёх машин каждая. Эти радиорелейные станции предназначались для обеспечения постоянной связи между штабом полигона и 2-м объектом. 30 ноября 1956 года началось развертывание радиорелейной линии вдоль временной дороги между 4-м и 2-м объектами. Линия из 7 станций начала работать через 15 суток. Весь личный состав промежуточных станций был временно размещён в землянках, отрытых уже после развёртывания (Реальная история). В 1957 году, после освоения производства контейнерных домиков условия проживания личного состава были существенно улучшены (АИ).

В первой половине января 1957 года прибыл очередной эшелон из Кубинки, в составе которого была и отдельная смешанная эскадрилья (в/ч 03085), а в середине февраля — пятый и последний эшелон. По прибытию этого эшелона в составе полигона появились авиаэскадрилья (транспортные самолеты Ан-2 и ЯК-12), авторота, радиорелейная рота, взвод связи, взвод охраны, хозвзвод и войсковая часть 03082 (2-й объект).

В 1958 году строительство велось уже на 31 площадке и ряде межобъектных сооружений. Строились линии связи, электропередачи, железные и шоссейные дороги. В стадии строительства было 643 постоянных здания и сооружения (Реальная история).

На совещании в начале 1957 года (АИ, см. гл. 02-23) Хрущёв обратил внимание Кисунько на несколько недостатков, изначально заложенных в проект экспериментальной «системы А», не позволявших построить на её базе полноценную боевую систему, способную перехватывать множественные сложные баллистические цели, т. е. отражать полноценный ядерный удар противника баллистическими ракетами, несущими разделяющиеся головные части и ложные цели. В первоначальном варианте, из-за используемого при наведении метода «трёх дальностей», система была принципиально одноканальной по цели, то есть позволяла перехватить только одну ракету. Соответственно, при появлении ложных целей возможность промаха многократно возрастала, т. к. любой из трёх РТН мог захватить вместо боеголовки ложную цель. В этом случае противоракета наводилась вместо боеголовки в некую виртуальную точку между боеголовкой и ложной целью. (Было проверено в ходе натурного пуска 2 марта 1961 г, когда один из РТН вместо БЧ захватил корпус ракеты)

«Система А» задумывалась для первоначальной проверки концепции ПРО. На этапе теоретических изысканий у неё было множество именитых противников, таких, как член-корреспондент Академии наук Александр Львович Минц, и главный конструктор ЗРК С-75 Александр Андреевич Расплетин (в 1958 г А.Л. Минц был избран академиком, А.А. Расплетин – членом-корреспондентом АН СССР). Крупнейшие специалисты по радиолокации не верили в успех работы, начатой в СКБ-30, и в саму концепцию противоракетной обороны, «стрельбы снарядом по снаряду». Необходимо было доказать саму возможность перехвата цели, движущейся за пределами атмосферы Земли со скоростью более 7 километров в секунду.

Однако Никита Сергеевич уже знал из «электронной энциклопедии», что система, построенная Кисунько, блестяще докажет эту возможность. Теперь его уже волновало, как побыстрее и подешевле превратить экспериментальную систему в полноценную боевую. Однако «побыстрее и подешевле» пока не получалось. Чтобы перейти от определения координат одной боеголовки одновременно тремя радарами к одновременной проводке множества целей одной РЛС, нужен был радиолокатор совершенно нового типа – с электронным управлением перемещением лучей, то есть, с фазированной антенной решёткой и управлением от цифровой ЭВМ. И такой радиолокатор создавался в том же СКБ-30 под руководством главного конструктора Владимира Пантелеймоновича Сосульникова.

В 1950-60-е гг. технология изготовления фазовращателей для фазированных антенных решёток ещё не была достаточно отработана, но уже были освоены методы качания луча посредством изменения частоты в линейных антенных решетках бегущей волны. Поэтому в первых станциях дальнего обнаружения баллистических ракет были использованы активные антенные решетки из линейных излучателей бегущей волны с параллельно-последовательным обзором пространства. Станции с такими антеннами обеспечивали требуемую скорость обзора пространства и заданные дальности обнаружения целей.

Одновременно с созданием ряда РЛС, использующих антенны с частотным качанием диаграммы направленности (ДН), разрабатывались технические средства, которые в дальнейшем обеспечивали применение в этих радиолокаторах фазированных антенных решеток с полностью фазовым качанием лучей при помощи дискретных коммутационных фазовращателей. Дальнейшее развитие техники радиолокации связывалось с разработкой РЛС с цифровым методом формирования ДН на приём, первоначально с параллельно-последовательным, а при работе по перспективным целям – с параллельным обзором пространства.

По воспоминаниям главного конструктора РЛС дальнего обнаружения был лауреат Ленинской премии, доктора технических наук В.П. Сосульникова: «В области создания РЛС дальнего обнаружения Г.В. Кисунько с самого начала повел борьбу за рациональное построение таких средств.

До него группой ученых предлагалось в целях обнаружения и построения траекторий атакующих БР строить двухрядные вертикальные радиолокационные заборы вокруг обороняемых объектов и по двум пересечениям барьеров определять траектории атакующих БР.

Минц в то время отстаивал идею построения системы обнаружения и целеуказания в виде «заборов» вокруг защищаемого района, создаваемых станциями импульсного излучения метрового диапазона; а концепция, положенная в основу создания РЛС «Дунай-2», подразумевала наблюдение по секторам при помощи РЛС непрерывного излучения с дециметровыми длинами волн.»

Понимая, что стоимость постройки крупногабаритных РЛС очень велика, а их в скором времени придётся модернизировать и заменять более современными РЛС с ФАР, Кисунько с самого начала настоял на проектировании такой несущей конструкции антенны, в которой можно было бы заменять излучающие модули в ходе эксплуатации.

Хотя РЛС ПРО и СПРН были уникальными сооружениями, производство их оборудования было серийным, так как в составе каждой РЛС было большое количество одинаковых излучающих и принимающих модулей. (Для иллюстрации: в составе ФАР более поздней РЛС «Дон-2Н» более 8 тысяч излучающих модулей, каждый из которых размером примерно как два холодильника, поставленных один на другой). Подобная схема строительства РЛС позволяла ремонтировать её по частям и даже модернизировать, не прерывая боевое дежурство, для чего была предусмотрена автоматическая система замены модулей (Подобная система используется на РЛС «Дон-2Н»). Основным способом модернизации в таком случае была постепенная замена модулей более совершенными, построенными на новой элементной базе, а также оснащение РЛС новой ЭВМ с увеличенной вычислительной мощностью.

Введение ЭВМ в состав комплекса было необходимо в любом случае – противоракетный бой быстротечен, его расчётное время исчисляется несколькими десятками, в лучшем случае – двумя-тремя сотнями секунд. Суммарные скорости сближения объектов превышают десять километров в секунду. Управлять противоракетой в ручном режиме невозможно – на таких скоростях скорость реакции человека слишком мала. Только ЭВМ могла успеть рассчитать по показаниям радара траекторию цели, вычислить величины требуемых отклонений рулей и передать на противоракету команды управления. Для экспериментальной «системы А» под руководством академика Сергея Алексеевича Лебедева была разработана связка из управляющих ЭВМ М-40 и М-50, а также радиорелейная аппаратура связи, соединявшая радиолокаторы с вычислительным центром системы по каналам беспроводной связи.

Развитие РЛС с фазированными антенными решётками сдерживалось и отсутствием в серийном производстве отработанной конструкции фазовращателя, и недостаточной вычислительной мощностью создаваемых на тот момент ЭВМ. Вторая проблема успешно решалась под руководством академика Лебедева, первую решали в ОКБ завода № 37, где был создан филиал ЦНИИ-108, который затем был преобразован в НИИ-37 с опытным заводом № 37. (В реальной истории данная реорганизация была проведена в 1959-60 гг)

После январского 1957 года совещания НТС СССР по проблемам ПВО и ПРО (АИ, см. гл. 02-23) Григорий Васильевич Кисунько серьёзно пересмотрел принципы построения будущей системы ПРО. Во многом на его решение повлияло плотное сотрудничество по управляющей ЭВМ с академиком Лебедевым. Сергей Алексеевич повторно обратил внимание генерального конструктора системы «А» на принцип открытой архитектуры, о котором говорил на совещании НТС Хрущёв. Но Первый секретарь предлагал использовать этот принцип применительно к комплексам ПВО, а Лебедев предложил Кисунько смотреть на проблему шире:

– Смотрите, Григорий Васильич, вот мы в ИТМиВТ сейчас, при разработке ЭВМ М-40 для вашей системы тоже используем принцип открытой архитектуры, – рассказал академик. – Например, сейчас разрабатывается полупроводниковая память, более быстрая, чем используемая ферритовая. Когда удастся делать микросхемы памяти достаточной ёмкости, мы просто заменим эти шкафы с ферритовыми кольцами на один шкаф с микросхемами памяти. Когда сумеем сделать арифметико-логическое устройство на одной микросхеме – так называемый микропроцессор – вместо шкафа с АЛУ поставим одну плату, которая будет иметь доступ к той же памяти. Но мы при этом обеспечиваем информационную совместимость старых и новых устройств. Вот это и есть принцип открытой архитектуры применительно к ЭВМ.

– Логично и вполне оправданно, – одобрил Кисунько.

– Но ведь этот же принцип можно применить и к любому сложному объекту, управляемому с помощью ЭВМ, – продолжил Лебедев. – Например, к нашей системе «А». Допустим, сейчас мы не можем сделать радар с фазированной решёткой, и вынуждены строить три управляющих радара, чтобы наводить противоракету с требуемой точностью. Допустим, лет через пять-десять РЛС с ФАР появится. Пётр Дмитрич (Грушин) к тому времени сделает новую противоракету. У нас появится более совершенная ЭВМ.

Постепенно заменяя компоненты системы «А» более совершенными образцами, мы в будущем сможем на её основе сделать полноценную боевую систему. При этом сохраняется преемственность разработок, не требуется делать систему полностью с нуля, заново, уменьшаются капитальные затраты на сооружения.

– Товарищ Хрущёв на НТС что-то подобное излагал, – припомнил Кисунько.

– С моей подачи, – подтвердил Лебедев. – Товарищ Хрущёв со многими специалистами советуется, и затем на НТС доносит их мнение до всех, используя, так сказать, свой увесистый партийный авторитет.

– Вот оно что?! – понимающе улыбнулся Григорий Васильевич. – При введении в состав системы более совершенных компонентов, можно параллельно модифицировать её, и даже поменять некоторые основополагающие принципы. Например, перейти от метода трёх дальностей к измерению дальности с помощью одной РЛС с фазированной решёткой, а уменьшившуюся точность наведения компенсировать применением спецБЧ на противоракете. Ну, что ж, давайте попробуем. Только надо решить, с чего в таком случае начать? Если у нас все системы будут постепенно обновляемые, нужно выбрать что-то, что будет объединять все компоненты, даже меняясь само по мере совершенствования системы.

– Начать надо с протокола обмена информацией между всеми компонентами системы, – ответил Лебедев. – Решением НТС была создана рабочая группа для разработки информационных протоколов будущей сети «Электрон». Я участвую в её работе, вместе с товарищами Лившицем, Глушковым и Китовым. Поскольку система ПРО в будущем должна быть интегрирована в общую боевую информационно-управляющую систему страны, логично увязать её внутренние протоколы с общесоюзными (АИ, см. гл. 02-23). Тогда, по мере модернизации системы, мы сможем поддерживать совместимость её старых и новых компонентов между собой и с вышестоящими звеньями.

Таким образом, эскизное проектирование системы ПРО началось с разработки протоколов информационного обмена между всеми компонентами системы, с учётом их последующей модернизации. В будущем этот подход позволил во многом упростить разработку полноценной боевой системы (АИ).

На создании единого протокола информационного обмена для систем противоракетной обороны (ПРО), предупреждения о ракетном нападении (СПРН), контроля космического пространства (ККП – наблюдение за спутниками) и противокосмической обороны (перехват спутников), настоял на очередном заседании НТС академик Лебедев, с подачи аналитиков ИАЦ, которые в процессе изучения присланной информации выяснили, что в «той» истории при создании этих систем несколькими различными организациями использовались разные, несовместимые между собой протоколы. В середине 70-х, когда возросшее количество ИСЗ и «космического мусора» потребовало привлекать к задачу их информационной стыковки пришлось решать в срочном порядке, и со значительными затратами.

(По свидетельству генерала Ю.В. Вотинцева: «Вместе с М.И. Ненашевым мы изучили проблему подключения ЦККП к КП СПРН и поняли, что из-за принципиальных различий в применяемых системах координат космических объектов Центр не может принять информацию от радиолокационных станций ПРО и СПРН. Проблемами сопряжения уже занимался главный конструктор В.Г. Репин, и мы обратились к министру радиопромышленности П.С. Плешакову с просьбой передать дальнейшие работы из 45-го СНИИ в ЦНПО «Вымпел».

Нас поддержал В.И. Марков, и предложение было принято. Коллективу В.Г. Репина удалось решить сложнейшую задачу. Реализация единого боевого алгоритма в программах более ста различных ЭВМ, работавших на объектах, рассредоточенных по территории страны, — это поистине научно-технический подвиг В.Г. Репина, А.А. Курикши, В.Г. Морозова, Ю.Ф. Лукьянца, Ю.С. Ачкасова и их коллег». Как известно – подвиги чаще всего приходится совершать для прикрытия чиновной или командной некомпетентности или раздолбайства)

Одной из основных проблем при создании как ПВО, так и ПРО была координация работы различных предприятий, принадлежащих к разным министерствам. Дмитрий Фёдорович Устинов, ознакомившись по «электронной энциклопедии», присланным научным статьям и мемуарной литературе с основными проблемами, возникавшими при создании ПРО, вскоре после совещания по ПВО и ПРО в начале 1957 года скорректировавшего основные направления их развития (АИ, см. гл. 02-23), представил в Президиум ЦК и Совет министров свой план, который и был утверждён соответствующим постановлением.

Согласно этому плану, тематика ПРО изымалась из подчинения Министерства радиопромышленности, несмотря на яростное сопротивление министра Калмыкова, и передавалась в Министерство оборонной промышленности, оставаясь под особым контролем Военно-промышленной комиссии. (в АИ не было преобразования «девятки» оборонных министерств в Госкомитеты в 1957 г, и Миноборонпром сохранился). Решением ВПК противоракетное СКБ-30 было изъято из состава КБ-1 и преобразовано в самостоятельное ОКБ-30, его главным конструктором оставался Григорий Васильевич Кисунько. (Такое отделение было осуществлено в реале, но позднее, но ОКБ-30 оставалось в подчинении МРП, что негативно сказалось на организации работ).

Таким образом, Калмыков и Расплетин были лишены возможности вмешиваться в работы по тематике ПРО. Расплетина Устинов плотно загрузил работой по радиолокаторам для ПВО, не оставив ему времени на интриги против Кисунько и ПРО в целом. Калмыкову же «придавил хвост» уже сам Никита Сергеевич, заставив его лично курировать разработку ЗРК «Даль» (АИ, см. гл. 02-23).

(О «сложных взаимоотношениях» В.Д. Калмыкова и А.А. Расплетина с Г.В. Кисунько подробнее см. в воспоминаниях Кисунько «Секретная зона»)

В то же время и сам Кисунько, оказавшись в Миноборонпроме под общим руководством Константина Николаевича Руднева, не только получил безоговорочную поддержку от своего министра и председателя ВПК Устинова, но и находился под постоянным контролем (АИ).

Для централизации работ по ПРО, СПРН, ПКО и ККП, по рекомендации Военно-промышленной комиссии Постановлением ЦК КПСС и СМ СССР было организовано ЦНПО «Вымпел», сосредоточившее под общим руководством большое количество научных, проектных и производственных организаций, и 45-й Специальный НИИ Министерства обороны.

(В реальной истории 7 февраля 1960 года постановлением ЦК КПСС и СМ СССР принято решение о создании в МО Специального вычислительного центра, впоследствии 45-й СНИИ МО, для моделирования процессов и проведения вычислительных работ, связанных с разработкой и вводом в действие боевой системы противоракетной обороны Москвы «А-35». Днём основания института считается день издания первого приказа по институту — 1 июля 1960 года. ЦНПО «Вымпел» было создано значительно позднее – 15 января 1970 года.)

Первый макетный образец РЛС непрерывного излучения, получивший обозначение «Дунай-1», построили в Московской области ещё в 1955-м году, для проведения различных экспериментов.

Все основополагающие постановления ЦК КПСС и СМ СССР по проблематике ПРО принимались в то время, когда проблема обнаружения и сопровождении головных частей БР, несущих ядерный заряд, ещё не была решена. Её надо было решать до развёртывания работ по созданию системы «А».

К концу января 1956 года силами недавно созданного в КБ-1 СКБ-30 был разработан эскизный проект радиолокационной установки РЭ-1 для исследования радиолокационных характеристик баллистических ракет и их головных частей.

Через год с небольшим, в начале июня 1957 г., мощная локационная установка с 15-метровой поворотной антенной была разработана и изготовлена на заводах, смонтирована на 2-й площадке полигона ГНИИП-10 в Казахстане, настроена и начала производить радиолокационные проводки баллистических ракет Р-2. В проводках РЭ было доказано, что корпус и головная часть БР обнаруживаются, разрешаются по дальности и даже могут отдельно сопровождаться. С помощью РЭ была определена величина эффективной площади рассеивания головной части баллистической ракеты. Выяснилось, что поверхность рассеяния головных частей составляет около 0,3 кв. м, а корпуса — несколько десятков квадратных метров. Результаты проводок регистрировались на киноленте для последующей обработки и с целью получения статистических характеристик радиолокационных сигналов.

К середине 1957 г. изготовление основных аппаратуроёмких технологических средств объектов системы «А» на заводах, участвовавших в кооперации по Постановлениям СМ СССР в основном завершилось, а на площадках полигона строительные, энергетические и инженерные работы только разворачивались. Чтобы не терять время, было принято решение, проверку функционирования трех радиолокаторов точного наведения РТН и, по возможности, всех других элементов системы «А» провести в Москве на стендах ОКБ-30 КБ-1 и ИТМиВТ с действующим макетом ЭВМ М-40. В этих работах активное участие принимал заместитель главного конструктора по системе «А» ОКБ-30 генерал-майор, кандидат технических наук Николай Кузьмич Остапенко.

С этой целью был создан Московский комплексный стенд (МКС) системы «А», который начал работать с середины 1957 г. Вся основная аппаратура трёх радиолокаторов точного наведения (РТН) поступающая с заводов-изготовителей, проверялась на этом стенде. МКС включал в свой состав реальный автопилот, рулевые машины и электронную модель противоракеты В-1000. Аппаратура стенда была подключена к макету ЭВМ М-40 в здании ИТМ и ВТ через штатную систему передачи данных (СПД).

Это позволило в опережающем режиме времени выявить и исправить аппаратурные ошибки и нестыковки, и произвести большой объем работ по совершенствованию алгоритмов, входивших в основную боевую программу (ОБП). Комплексные работы на МКС велись в течение 1957–1958 гг.

Впоследствии разработчиками системы «А» совместно с военными инженерами-испытателями был создан и реализован на ЭВМ цифровой комплексный испытательный моделирующий стенд (КИМС), который использовался при всех испытаниях системы и позволил ввести в практику полигонных испытаний полунатурный эксперимент, так называемый электронный выстрел — наведение на реальную цель имитированной противоракеты.

Натурные испытания систем ПРО, РКО и СПРН стоили очень дорого. Каждая боевая работа обходилась в десятки миллионов рублей. Для экономии средств испытываемые объекты заменяли их имитаторами, преимущественно цифровыми, реализуемыми в ЭВМ.

В дальнейшем КИМСы стали широко использоваться при испытаниях всех систем ПВО и РКО, создаваемых на базе ЭВМ, и тренировках боевых расчетов.

На Балхашском ГНИИП-10 началась постройка радиолокатора «Дунай-2». Секции фазированной антенны и волноводов новой РЛС имели размеры в несколько десятков метров. Их изготавливали в Казани, на авиазаводе, где велась сборка бомбардировщиков Ту-16 и Ту-95 – только там можно было выделить требуемые площади. В огромном сборочном цеху отгородили площадку размером 40х40 метров, на которой собирались секции волноводов сечением метр на метр и длиной в десятки метров.

Весной 1958 года большая группа выпускников Военно-воздушной академии им. проф. Н.Е. Жуковского была распределена в ЦНИИ-108 Министерства обороны СССР, откуда затем часть сотрудников была переведена в НИИ-37, где велась разработка РЛС «Дунай-2». Они же затем направлялись на полигон, для сборки и настройки локатора.

После приземления самолета на балхашском аэродроме все новоприбывающие сразу обращали внимание на необычную местность. Вокруг не было никакой растительности. Голая каменистая степь-пустыня. По дороге от аэродрома до полуострова, где оформлялись пропуска, было три или четыре КПП, опутанных колючей проволокой. На каждом КПП вооружённые солдаты проверяли документы у пассажиров. Все вокруг свидетельствовало о серьезности и важности проводимых здесь работ. На самом полуострове больших зданий не было, были одноэтажные строительные бараки. Потом появились жилые бытовки, сделанные из контейнеров, и многоэтажные контейнерные общежития (АИ). Большие панельные дома построили позже, из них сложился город Приозёрск. Дорога от полуострова до места прибытия не была ещё полностью заасфальтирована. Около 14-й площадки – приемной позиции РЛС «Дунай-2», и около 15-й площадки – передающей позиции и в военном городке, дорога была грунтовой. Иногда, при сильном ветре, при шторме, её захлестывали волны. Позже дорогу подняли и заасфальтировали. Сам городок в 1957-59 гг представлял собой несколько двух и трех этажных зданий, где размещались штаб воинской части, казарма роты охраны, квартиры офицеров, гостиница для командированных. Гостиница первоначально представляла собой такой же барак типа СР-2, туалеты в ней были, но горячей воды не было. К концу 1959 года здание гостиницы барачного типа передали для хозяйственных нужд полигона, вместо них построили новую гостиницу из типовых железобетонных панелей на стальном каркасе (АИ частично, в реальной истории новая гостиница была построена несколько позже).

Сборка первой РЛС «Дунай-2» началась в августе 1958 года на площадках №№ 14 (приемная позиция) и 15 (передающая позиция) Государственного Научно-исследовательского полигона (ГНИИП-10) на берегу озера Балхаш. Здесь поднялись ажурные конструкции антенн, между которыми, в двухэтажных каменных зданиях располагалась аппаратура станции. Антенны имели впечатляющие размеры: передающая часть — 150х8 м, приёмная часть — 150х5 м. Станция могла обнаруживать баллистические ракеты на дальности до 1200 км с точностью определения дальности 1 км.

Чтобы не терять время, приступили к монтажу и настройке, не дожидаясь готовности жилья. Во время стыковки и настройки аппаратуры прямо между шкафами поставили железные кровати и раскладушки, тут же, на электроплитках готовилась еда. Энтузиазм сотрудников был такой, что инженеры не гнушались выполнением любой черновой работы. Руководство полигона вскоре обеспечило сборку контейнерных общежитий для персонала НИИ-37 (АИ), а в 1959 году для размещения командированных были построены удобные многоквартирные дома современного образца (АИ частично, в реальной истории с середины 1959 г людей действительно размещали в многоквартирных домах, по 9-11 человек в трёхкомнатной квартире.)

6 августа 1958 г новый локатор выполнил первую пробную проводку головной части баллистической ракеты Р-5.

Началась подготовка к более сложной работе по обнаружению, сопровождению баллистической ракеты, измерению её координат и передаче их ЭВМ М-40, на которой по этим координатам аппроксимировалась траектория полёта БР и вычислялись команды целеуказания РТН. Такое испытание впервые было проведено 6 ноября 1958 г.

Для достижения необходимой дальности обнаружения БР станция должна излучать очень большую мощность. Главный конструктор станции В.П. Сосульников предусмотрел для этого синхронную работу двух мощных генераторов на одну антенну. Но инженеры-монтажники никак не могли добиться синхронной работы генераторов.

Тогда Владимир Пантелеймонович выгнал всех из передающего центра и попросил через каждые три часа приносить ему чайник крепкого кофе. Он работал без перерыва двое суток, не выходя из помещения. Добившись нужной синхронизации, главный конструктор за несколько часов написал детальную методику настройки передатчика, растолковал её своим инженерам, убедился, что они его поняли, и только после этого ушел спать.

«Боевые» проводки баллистических целей начались в конце 1959 года. Это был период, когда понятие «рабочий день» перестало что-либо обозначать. Предрассветное время пуска баллистической ракеты вычисляли с астрономической точностью, их запускали в 3–4 часа ночи, чтобы ракета была подсвечена лучами восходящего солнца, а кинотеодолит при этом визировал её через воздух, ещё находящийся в земной тени и поэтому пока не прогретый. Для упрощения визуального обнаружения ракету окрашивали в белый цвет. При пусках ракет на полигоне было задействовано более семи основных средств. Чтобы их подготовить, к совместной работе приходилось выходить на работу за три — четыре часа до пуска. Нередко разработчики какого-либо средства просили задержки на устранение появившейся неисправности. Иногда из-за этого пуски ракет приходилось отменять.

Почти одновременно с испытаниями РЛС дальнего обнаружения начались испытания аппаратуры радиолокаторов РТН.

Три радиолокатора точного наведения (РТН-1, РТН-2, РТН-3) служили главным инструментом для точного определения координат цели и противоракеты. В составе каждого РТН были большая антенна РС-10 диаметром 15 м — для обнаружения и сопровождения баллистических целей, и малая антенна РС-11 диаметром 4,6 м — для сопровождения противоракет. РТН выглядел как низкое плоское здание, на крыше которого располагались два обтекателя в виде усечённых снизу сфер, одна большая, вторая – намного меньше.

Захват головной части баллистической ракеты на автосопровождение РТН могли осуществлять по данным целеуказания от ЭВМ на средней дальности 700 км. Захват противоракеты производился с момента начала её наведения по команде с управляющей ЭВМ. Данные о цели, поступающие от РТН, отличались высокой точностью. По ним методом триангуляции строилась и пролонгировалась траектория цели, рассчитывались место и время встречи противоракеты с целью, время её старта и угол разворота пусковой установки. После захвата антенной РС-11 противоракеты соответствующие данные использовались для наведения противоракеты на цель.

Радиолокаторы располагались на полигоне на расстоянии в 170 км друг от друга, образуя равносторонний треугольник. По расчётам такое расположение обеспечивало точность измерений 5 м.

В отсутствии РЛС с фазированной антенной решёткой одной из наиболее серьезных была проблема определения координат баллистической цели и противоракеты с точностями, достаточными для использования осколочных зарядов. Методом наведения был выбран метод параллельного сближения противоракеты с целью на встречных курсах, что было вызвано существенным превышением скорости цели над скоростью противоракеты и обеспечивало условия для поражения головной части ракеты дисковым полем осколков БЧ противоракеты.

Из Москвы прилетела группа конструкторов — разработчиков аппаратуры, выпускники лучших вузов — МФТИ, МАИ, МЭИ. Они обучали военный персонал полигона, в процессе отладки и ввода в нормальное функционирование сложной и капризной аппаратуры РСФ-60. Наработка на отказ у неё была поначалу всего 5–10 минут. По воспоминаниям испытателей полигона: «Аппаратура напоминала инфарктника с полным набором других болезней. Наша задача — сделать так, чтобы шкаф заработал и начал проверять станцию автономно и в составе системы. Работаем по 16 часов в сутки, поспал — и снова на станцию.

В ноябре 1958 г. завершилась монтировка чашки большой антенны РТН, которая, повизгивая, перекидывалась от северного края горизонта на юг, с востока на запад, пробуя проходить все точки полусферы. Когда включали мощность, то верещала сигнализация и горела красная лампа. Нам объяснили, что для будущих детей — это невидимые смертоносные лучи. Поэтому, отправляясь на работу, при подаче СВЧ мы двигались зигзагами, пробегая к станции в моменты, когда антенна смотрела в зенит.

На самой станции устройство РСФ-60 подавало коды выставки антенны.»

Станция вывода противоракеты (РСВПР) была необходима на первых секундах пуска, она вводила противоракету, стартующую с находящейся в стороне позиции, в узкие лучи антенн радиолокаторов РТН, следящих за целью и противоракетой на этапе точного наведения.

Три антенны РСВПР – антенна захвата противоракеты (ПР) диаметром 0,9 м, антенна сопровождения ПР диаметром 7,5 м и антенна передачи команд управления на борт ПР размещались на общей колонке, установленной на стартовой позиции шестой площадки вблизи пусковой установки. Аппаратура была размещена в подземном бункере, прикрытом восьмиметровым слоем бетона, ибо противоракета весила почти 9 тонн, и хрен её знает, куда она полётит, особенно на начальном этапе испытаний. Однажды противоракета В-1000, у которой не сработала аварийная ликвидация, улетела под Караганду, разрушив при падении подъездные железнодорожные пути.

В соответствии с полученным от головного разработчика системы «А» заданием дальность действия В-1000 должна была составлять 55 километров при угле наклона траектории полёта 27 градусов. Этой точки, находившейся на высоте 25 километров, ракета достигала через 55 секунд после старта. В ней, с точностью до нескольких миллисекунд по времени и до нескольких десятков метров по расстоянию, должен был происходить перехват противоракетой летящей строго навстречу боеголовки баллистической ракеты. При этом средняя скорость полёта противоракеты должна была составлять 1000 метров в секунду, а её система управления обеспечивать маневрирование с перегрузками 2– 3 единицы на высотах 22–28 км. Противоракета была оснащена твердотопливным разгонным двигателем ПРД-33 — в то время самым мощным пороховым двигателем в мире. Она размещалась на стационарной пусковой установке.

(Стартовая масса В-1000 составляла 8785 кг, длина корпуса — 14,5 м, скорость разгона 630 м/с. Вес боевой части конструкции К.И. Козорезова — 500 кг, радиус поля поражения — 75 м. В качестве поражающих элементов использовались десятки тысяч шариков с запрессованными зарядами взрывчатого вещества, укладываемыми в строго определенной последовательности.)

В ходе боевой работы по командам с ЦВС пусковая установка разворачивалась по заданному азимуту и поднималась на угол старта, который был постоянным — 78 градусов. Время подготовки к старту было строго ограниченно — 30 секунд.

Боевая часть противоракеты В-1000 массой 500 кг снаряжалась 15-ю тысячами, (позже 16 тысяч) готовых поражающих элементов в виде прочных стальных шариков, начинённых взрывчаткой. В центре заряда ВВ находился высокопрочный шарик-сердечник. При столкновении на большой скорости с целью поражающий элемент пробивал её внешнюю оболочку и взрывался внутри уже пробитой вражеской боеголовки. Заряд разгонял центральный шарик, который и должен был с высокой вероятностью вызвать детонацию одного из инициирующих зарядов взрывателя ядерной боеголовки. Эти заряды должны взрываться синхронно, с очень высокой точностью. Если хоть один из них взорвётся раньше, от удара шарика, ядерного взрыва не будет.

(Очень упрощённое объяснение взамен тяжеловесного, приведённого в источнике)

Первый бросковый пуск ракеты В-1000 (1БА) состоялся утром 13 октября 1957 г. Всего было осуществлено четыре таких пуска, заканчивавшихся, как правило, через 2–4 секунды разрушением ракеты. В четвёртом, состоявшемся 21 июня 1958 г., была впервые предпринята попытка включения маршевого ЖРД С3.42Б, разработанного в ОКБ-3 НИИ-88.

31 августа 1958 г. состоялся первый пуск штатного варианта В-1000, оснащенного ускорителем ПРД-33, развивавшим тягу порядка 200 т. Во время этого пуска ракета впервые достигла максимальной скорости полёта 1500 м/с. Отработка ускорителя ПРД-33 завершилась в начале 1959 г. Осенью того же года начались первые автономные испытания противоракеты, оснащенных этим двигателем и макетом боевой части.

Первые пуски штатного варианта противоракеты производились в целях проверки её управляемости командами управления, передаваемыми ЭВМ М-40.

Мозгом системы был двухмашинный вычислительный комплекс из ЭВМ М-40 и М-50, располагавшийся на 40-й площадке полигона. ЭВМ М-40 была создана Институтом точной механики и вычислительной техники АН СССР, возглавляемым академиком С.А. Лебедевым. В состав ЦВС входили ЭВМ М-40 и М-50. Обе ЭВМ уже строились полностью на полупроводниковой элементной базе, разработанной к тому времени в НИИ-35. Средняя производительность 64-хразрядной М-40 была около 80 тыс операций в секунду, объём ОЗУ на плакированном проводе составлял 128 кб.

(АИ, реальной истории производительность ламповой М-40 составляла 40 тысяч операций в секунду, объем ОЗУ — 4096 слов, объем внешней памяти — 150 тысяч слов.)

ЭВМ М-50 предназначалась для обработки записанной в ходе боевой работы цифровой и аналоговой информации и являлась модификацией М-40.

Главным конструктором ЭВМ М-40 и М-50 был Всеволод Сергеевич Бурцев, ставший позднее одним из крупнейших специалистов в области вычислительной техники.

(В.С. Бурцев — главный конструктор ЭВМ для системы РКО, впоследствии академик АН СССР).

В ряде книг, посвященных ПРО, при описании системы «А» упоминается её Главный командно-вычислительный центр (ГКВЦ). На самом деле никакого единого ГКВЦ в системе «А» не было. Была установленная в огромном зале ЭВМ М-40, также именуемая в документации как центральная вычислительная станция (ЦВС), и этажом выше, в маленькой комнате – центральная индикаторная станция (ЦИС), из которой осуществлялось на предстартовом этапе управление боевыми работами по испытанию системы «А».

Все компоненты системы располагались на нескольких площадках, удалённых друг от друга на сотни километров. Для осуществления информационного обмена между ними была выбрана радиорелейная связь. Требования к системе передачи данных (СПД) были очень жёсткими. Например, из миллиарда импульсов можно «потерять» только один. Главный сигнал по системе «А» на подрыв боевой части необходимо было передать с точностью до трёх тысячных долей секунды. Каждая из станций систем радиорелейной связи имела мачту высотой от 50 до 80 метров. На мачте устанавливались рупорно-параболические антенны. Главным конструктором системы передачи данных был Фрол Петрович Липсман.

Параллельно, не дожидаясь окончания работ по экспериментальной системе «А», 8 апреля 1958 года Президиум ЦК КПСС принял Постановление «Вопросы противоракетной обороны» о создании боевой системы ПРО. Система получила условное название: система «А-35».

Боевая система «А-35» должна была обладать возможностями:

- отражения налета группы целей, атакующих АХРК (административно-хозяйственный район-комбинат) или его ключевые промышленные центры, для особенно больших регионов;

- оснащения специальной боевой частью;

- перехвата цели за пределами атмосферы.

Генеральным конструктором системы «А-35» был назначен Г.В. Кисунько. НИИ-4 Министерства обороны разрабатывал тактико-технические требования к системе, которые были выданы Министерством обороны в декабре 1959 г. (Плановое задание (ПЗ) МО на разработку и создание системы «А-35» (ТТЗ)). Система должна обеспечивать оборону территории объектов площадью до 400 кв. км от атаки межконтинентальными баллистическими ракетами.

Андрей Антонович Гречко, ознакомившись в ИАЦ с историей создания системы ПРО А-35, внёс собственные поправки в проект. В первоначальном варианте проектного задания, составленного НИИ-4, система должна обеспечивать оборону от межконтинентальных баллистических ракет (МБР) типа «Титан-2» и «Минитмен-2», на последнем этапе представляющих собой головную часть и корпус последней ступени БР, оснащенных моноблочными боеголовками с ядерными зарядами. Маршал уже знал, что к моменту постановки системы на вооружение, у вероятного противника появятся перспективные МБР и БРПЛ, оснащённые разделяющимися головными частями, в том числе, индивидуального наведения, ложными целями, дипольными отражателями и источниками активных помех. Поэтому Андрей Антонович дал указание вписать в ПЗ способность системы к перехвату групп сложных баллистических целей. После июльского «ракетного шоу» 1958 года, когда запущенная с Байконура Р-7 обрушила в Тихий океан сразу 18 боеголовок (АИ, см.гл. 03-10), все, включая генерального конструктора Кисунько, не сомневались, что в США уже начаты работы над аналогичной системой.

(В реальной истории работы по созданию многоканального стрельбового комплекса МКСК «Аргунь», как развитие второй очереди системы ПРО А-35 АПР г. Москвы были заданы постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР №297-318 от 05.11.65 г. и №387-144 от 03.05.67 г.)

В ноябре 1959 г. в КБ-1 был завершен первый вариант аванпроекта системы «А-35». 10 декабря 1959 года в Постановлении ЦК КПСС и СМ СССР «О системе «А-35» аванпроект был одобрен и принято решение о начале опытно-конструкторских работ по созданию системы противоракетной обороны административно-промышленного района (АПР) Москвы — «А-35» и опытного полигонного образца стрельбового комплекса системы «А-35» — комплекса «Алдан» на полигоне ГНИИП-10. Работы по развертыванию и испытанию системы «А-35» и комплекса «Алдан» проходили одновременно. Постановлениями ЦК КПСС и СМ СССР от 10 декабря 1959 года «О системе «А-35» и 7 января 1960 года «О создании системы ПРО Московского промышленного района» были определены исполнители и график работ. Головным разработчиком системы было назначено ОКБ-30 — генеральный конструктор Г.В. Кисунько, противоракета А-350 (код НАТО АВМ-1) создавалась в ОКБ-2 Петра Дмитриевича Грушина, разработка ядерной боевой части для А-350 была поручена НИИ-1011 (Челябинск-70).

В состав системы «А-35» входили: главный командно-вычислительный центр, РЛС дальнего обнаружения баллистических целей, стрельбовые каналы. Каждый из стрельбовых каналов должен был состоять из радиолокатора точного наведения (РТН), РЛС вывода противоракеты, станции передачи команд управления противоракетой и команды подрыва боевой части ПР, пусковых установок противоракет А-350, оснащенных двумя вариантами (обычной и ядерной) боевой части. Обычная БЧ разрабатывалась на основе конструктивных решений, реализованных в БЧ противоракеты В-1000.

Первоначально в системе «А-35» в соответствии с техническими требованиями сохранялись принцип «трёх дальностей», но в дальнейшем, после экспериментальной проверки на полигоне с пуском реальной БР по программе ОБП-16, дальномерный принцип был заменен одностанционным со снижением точности наведения противоракеты при компенсирующем её увеличении мощности ядерного боевого заряда. Частично изменились технические характеристики радиотехнических средств, увеличивались высота и дальность действия противоракет, средства поражения — ядерная боевая часть, поражение цели на встречно-пересекающихся курсах (в системе «А» — на строго встречных).

Планировалось, что система ПРО Москвы будет поставлена на боевое дежурство к 7 ноября 1967 года.

К осени 1960 г. автономные и совместные испытания по функциональным подсистемам системы «А» в основном были завершены. Проведено несколько десятков работ в разных боевых режимах.

Всю вторую половину 1960 г. велись интенсивные комплексные испытания системы «А». Было проведено десятка два боевых работ, но ожидаемого результата они не дали. Случались сбои в работе радиолокационных станций, управляющей ЭВМ.

На подготовку и проведение боевой работы обычно отводилось менее 40 минут расчетного времени, из которых 6–7 минут занимало обнаружение, сопровождение и уничтожение цели. Но фактически на каждую работу затрачивалось время в десятки раз больше расчётного из-за постоянных задержек готовности к пуску цели (баллистической ракеты) и отказов элементов испытываемой системы, выявляемых при проведении их функционального контроля.

Наиболее длительными оказывались задержки по причинам, не зависящим от сотрудников полигона. Вероятный противник внимательно отслеживал все, что делалось на полигоне. Мощнейшие по тем временам импульсы электромагнитных излучений радиолокационных станций обнаружения и сопровождения ракет скрыть было невозможно. Включение наших станций по команде «Готовность 30 минут» свидетельствовало о подготовке на полигоне боевой работы. По этой команде с сопредельных территорий в воздух поднимались самолеты-разведчики США и начинали барражировать вдоль нашей границы, записывая интересующие их сигналы, излучаемые нашей аппаратурой.

О появлении таких самолетов на нашей южной границе сообщали из штаба Среднеазиатского округа ПВО. С ЦИС немедленно на все объекты полигона выдавалась команда — «Задержка 2 часа», по которой радиолокационные станции прекращали работу не два, а на на несколько часов, пока у самолета-разведчика не кончится топливо, и он не улетит на свой аэродром. После этого снова объявлялась команда «Готовность 30 минут», и все начиналось сначала. Зачастую так повторялось многократно, а цикл боевой работы растягивался на несколько суток. Круглосуточная работа обеспечивалась сменными боевыми расчётами. У Григория Васильевича Кисунько в углу ЦИС стоял диван, на котором он проводил служебные разговоры и отдыхал при затянувшихся паузах в боевых работах.

Первая комплексная работа системы «А» прошла 24 ноября 1960 г. В этот день была произведена стрельба реальной противоракетой В-1000 по реальной цели – боеголовке ракеты Р-5 в замкнутом контуре управления. Из-за неготовности боевой части конструкции Козорезова, чтобы не срывать график проведения испытаний, решено было использовать альтернативную БЧ конструкции А.В. Воронова.

Сопровождение цели, вывод противоракеты в расчётную точку встречи и подрыв её боевой части проходили в заданном режиме. Цель была перехвачена в пределах радиуса поражения боевой частью противоракеты неядерного снаряжения. Однако определить степень поражения головной части баллистической ракеты не представилось возможным, поскольку вместо ядерного заряда в ней использовался весовой макет – стальная плита. Анализ обломков упавшей на землю боеголовки показал, что боевая часть конструкции А.В. Воронова не обеспечила поражение головной части баллистической ракеты. По результатам пуска было принято решение «вороновскую» БЧ не использовать. Впредь все противоракеты оснащались только боевой частью конструкции Козорезова.

Под самый конец 1960 года на полигон прибыл генеральный конструктор ОКБ-52 Министерства авиационной промышленности академик Владимир Николаевич Челомей в сопровождении Сергея Никитича Хрущёва.

Беседа длилась не менее трёх часов. Челомей задавал множество вопросов по обнаружению и сопровождению космических объектов. В это время в ОКБ-52 началась работа по спутнику-перехватчику ИС, и Владимир Николаевич интересовался, как решены сходные проблемы у Кисунько. Никаких каверзных или порочащих систему «А» вопросов задано не было. Все вопросы были деловые, познавательные.

(АИ частично, Челомей и С.Н. Хрущёв на полигон приезжали, но в реальной истории руководитель ОКБ-52 в этот период готовил предложение по системе ПРО «Таран» на основе баллистической ракеты УР-100.)

Управление боевой работой в системах ПРО осуществляется с Главного командно-вычислительного центра (ГКВЦ). В системе «А» роль ГКВЦ выполняли центральная индикаторная станция (ЦИС) и центральная вычислительная станция – ЭВМ М-40 с боевым расчётом программистов, находящимся за пультом управления. Оба эти объекта были соединены громкоговорящей связью (ГГС).

В небольшой комнате ЦИС был установлен пульт-индикатор (ПИ). На нём размещались кнопки управления, электронные часы, индикаторы команд и сигналов, два экрана. Во время боевой работы на часах высвечивалось время, оставшееся до пуска противоракеты, а после пуска — время её полёта. На индикаторах команд и сигналов высвечивались подаваемые команды управления и поступающие сигналы от управляемых объектов. На экранах высвечивались точки стояния РТН, стартовой позиции, отметки полёта баллистической цели и наводящейся на неё противоракеты, отклонение протворакеты от расчетной точки наведения вплоть до встречи с целью.

Перед Новым годом всю радиоэлектронную аппаратуру гоняли целую неделю, без остановок и выключений, на ходу меняя перегорающие элементы. Идею подобного прогона предложил Кисунько. Расчёт был простой – дав предельную нагрузку, «выжечь» все ненадёжные элементы, заменить их и проверить функционирование всей системы.

На 30 декабря был намечен ещё один пробный пуск, но по техническим причинам его перенесли на 31-е. Новогодняя попытка оказалась неудачной.

На пульте управления РТН-1 (объект «Сокол») был технический руководитель работ от генерального конструктора Леонид Кондратьев, рядом – представитель полигона Герман Пархоменко.

Готовность одна минута. Уже пошли певучие сигналы «Протяжка-1» и «Старт-1», эти «позывные» – три длинных и один короткий, были знакомы всему персоналу полигона. Их прохождение отображалось на табло ЦИСа. На измерительных пунктах запущены лентопротяжные механизмы записывающих устройств и, по команде «Старт-1», уже произведён старт ракеты Р-5. На табло ЦИСа один за другим вспыхнули транспаранты «Захват СДО», «Захват РТН», на экране появилась и начала ползать отметка точки падения Р-5, прогнозируемой по данным СДО – системы дальнего обнаружения – и затем уточняемой по данным РТН – радиолокаторов точного наведения. По мере уточнения точка падения стабилизируется… Наконец, стартовала противоракета. По отметкам на экране и по светящимся табло на ЦИСе было видно, что ракета устойчиво наводится на цель по данным РТН. И вдруг… при переходе в режим точной ступени пропал сигнал сопровождения цели радиолокатором точного наведения на объекте «Сокол». Кисунько запросил по громкоговорящей связи:

– «Сокол», от вас нет 16-9!

– Я «Сокол». 16-9 нет и не будет.

Из-за отсутствия точных координат цели наведение на неё прошло с большими ошибками, цель прошла без поражения. Это была шестая неудачная попытка после 24 ноября. Как оказалось, сигнал на РТН-1 был неустойчив, хотя система вела сопровождение. Но лучшее — враг хорошего. Кондратьев захотел получше перезахватить сигнал от БР и нажал кнопку сброса захвата. Однако перезахват не состоялся, и пуск был сорван.

Уже на борту Ил-18, по пути в Москву, Кондратьев честно признался генеральному конструктору:

– Григорий Васильевич, а ведь мы могли её сбить сегодня. Цель была захвачена автоматом, но мне очень уж захотелось подстраховать захват вручную, кнопкой. И почему-то нажал кнопку «сброс». Какое-то наваждение получилось. Всего-то и надо было: смотреть на экран и не вмешиваться.

Признание виновника не рассердило, а обрадовало главного тем, что аппаратура оказалась ни при чем.

– Не расстраивайся, Лёня, – ответил Кисунько. – Зато ты теперь на всю жизнь усвоишь, зачем в автоматику обязательно надо вводить «защиту от дурака». А твой секрет пусть останется между нами – иначе ребята выпихнут нас без парашютов из этого великолепного лайнера.

К 10 января 1961 г. сотрудники КБ, НИИ и промышленных предприятий вернулись на полигон. Система была доработана, чтобы не давать людям вмешиваться своими «хотелками» в процесс наведения. Испытания системы «А» продолжались с переменным успехом, но боеголовки ещё в пяти пусках в режиме «Боевая работа» оставались неуязвимыми.

В Новом году в первом же запуске 13 января пропал сигнал ответчика на 38,4 секунде полёта противоракеты. Зато в этом пуске и в четырёх последующих – 14 января, 18 и 22 февраля и 2 марта – весь наземный комплекс работал безотказно – явно помог предновогодний недельный прогон. Это позволило наконец-то заняться радиолокационной селекцией головной части от обломков корпуса баллистической ракеты: 14 января – вручную, 18 и 22 февраля – автоматически с использованием схемы сторожевых стробов.

Во всех трёх случаях попытки селекции оказались неудачными, но были получены данные для доработки схемы сторожевых стробов. Эти данные незамедлительно передавались по ВЧ-связи в ОКБ-30 для дальнейшего анализа.

Доработки системы, по большей части в организационно-технических направлениях, производились по результатам каждого пуска. Особенно много доработок производилось в основной боевой программе ОБП, увеличивая надежность её функционирования, устойчивость к внешним и внутримашинным сбоям и отказам ЭВМ. В результате этих доработок технические характеристики элементов системы с каждым днем улучшались.

Кропотливая работа по доводке системы продолжалась до 4 марта 1961 г.

(Большинство исторических и технических подробностей – по сборнику «Щит России. Системы противоракетной обороны» под. ред. В.М. Красковского, Н.К. Остапенко)

Руководил боевыми работами всегда ответственный представитель генерального конструктора, даже если на ЦИСе присутствовал сам генеральный.

2 марта 1961 года, был проведен очередной пуск. Аппаратура работала безотказно, но оператор радиолокатора точного наведения № 2 по недосмотру вместо головной части захватил корпус, и противоракета наводилась на некоторую фиктивную цель между головной частью и корпусом.

4 марта 1961 года целью служила янгелевская Р-12. Отсчет времени вёлся от назначенного времени пуска баллистической ракеты с полигона Капустин Яр. Одна за другой звучали команды цикла боевой работы: «Готовность 30 минут», «Готовность 20 минут», «Готовность 10 минут», «Готовность 5 минут», «Готовность одна минута», «Протяжка-1», «Старт-1». По каждой команде на всех объектах системы боевые расчеты выполняли строго определенные графиком работы. До объявления 30-минутной готовности операторы проводили проверку состояния объектов системы с помощью ЭВМ М-40 по программам функционального контроля (ФКС).

По команде «Протяжка-1» на измерительных пунктах ожили лентопротяжные механизмы записывающих устройств. Сигнал «Старт-1» означал, что с Капустина Яра состоялся запуск цели — баллистической ракеты.

– Обнаружены корпус и боевой блок ракеты! – доложил оператор-программист.

Точно на расчётной дальности – 975 километров, РЛС дальнего обнаружения «Дунай-2» обнаружила цель. На электронных часах пульта-индикатора ЦИС высветилась цифра «360», и пошёл посекундный обратный отсчёт. Вначале операторы РЛС вели цель вручную, затем, на дистанции 790 километров, когда на часах пульта-индикатора высветилась цифра «272», на табло ЦИСа появился ответный сигнал: «Захват СДО». Теперь РЛС «Дунай-2» автоматически вела цель, передавая данные в управляющую ЭВМ М-40.

На 145-й секунде, на дистанции 480 километров, машина «зохавала» данные от РЛС ДО и начала расчёты. Для простоты контроля, к ЭВМ были подключены динамики, по звукам которых программисты отслеживали этапы работы той или иной подпрограммы (примерно так, как можно было отслеживать загрузку программ ZX Spectrum по звукам из динамика магнитофона). Из репродуктора ЭВМ один за другим послышались тринадцать напоминающих рычание звуков. Это «рычали» итерации «программы Подшивалова» (по фамилии программиста), определяющей точку перехвата и выработку команды «Пуск» для противоракеты.

На этот пуск собрались все главные конструкторы системы (АИ). Из Москвы на полигон прилетел академик Лебедев. Он, единственный «посвящённый» из присутствующих, знал, что в «той» истории на 145-й секунде взорвалась одна из ламп в устройстве управления памятью ЭВМ М-40, и программу пришлось перезапускать в аварийном режиме. Сейчас ни единой лампы в машине не было, она вся была собрана на микросборках, диодах и транзисторах. Надёжность всех электронных компонентов повысилась на несколько порядков (АИ).

– Захват РТН-3! Назначена предстартовая подготовка!

На 125-й секунде обратного отсчёта, в 417 километрах от расчётного места падения боеголовки, третий РТН первым захватил цель. Секунды текли медленно, для всех, присутствующих на ЦВС и ЦИС, они, казалось, растягивались в годы.

– Захват РТН-2! – второй РТН на дистанции 394 километра захватил невидимым радиолучом подлетающую боеголовку. Часы отсчитывали 115-ю секунду до расчётного времени перехвата.

Все замерли, только по всему комплексу разносились по громкой связи отчёты операторов.

– Захват РТН-1! Система ведёт противоракетный бой!

На 95-й секунде отсчёта, в 337 километрах последний РТН захватил цель. Три луча РЛС скрестились на боеголовке. Данные о её положении ежесекундно поступали в управляющую ЭВМ, которая в цикле постоянно уточняла траекторию цели и строила соответствующую ей встречную траекторию противоракеты.

Не полагаясь на ненадёжные рефлексы людей, электронный мозг с нечеловеческим терпением отсчитывал кажущиеся бесконечными секунды в ожидании расчётного времени пуска противоракеты. Только на электронном табло размеренно сменяли друг друга секунды и десятые доли секунд обратного отсчёта: 45, 44, 43,7...

– Выполнен пуск противоракеты!

Система вывода противоракеты (РСВПР) захватила её лучом, направляя свою стремительную подопечную в перекрестие лучей радаров точного наведения.

Хотя программисты из состава боевого расчёта находились за пультом, весь процесс наведения противоракеты на цель проходил в автоматическом режиме и вмешиваться в него никто не мог. Система доверяла людям только информировать друг друга о ходе боя по громкой связи.

Внимание ответственного представителя генерального конструктора, ведущего боевую работу, самого генерального конструктора и всех присутствующих на ЦИСе, было приковано к сигналам на табло и особенно к отметкам на экранах взаимных положений цели и противоракеты.

В 14 секундах от точки встречи четырёх с половиной-метровые антенны РС-11 всех трёх РТН скрестили свои радиолучи на противоракете, в то время, как 15-метровые антенны РС-10 вели в своём перекрестии цель. Бесстрастная машина с недоступной человеку точностью выводила противоракету прямо в лоб подлетающей боеголовке. За ними в этот момент следили не только радары, но и кинотеодолиты КТ-50, задачей которых была оптическая проводка и фиксация попадания.

Вся входная и выходная информация ЭВМ М-40 по каналам связи с управляемыми объектами записывалась на магнитные ленты в лаборатории контрольно-регистрирующей аппаратуры (КРА). Это позволяло при необходимости многократно воспроизводить в реальном масштабе времени условия боевых работ для последующего анализа и достоверной оценки их результатов.

Два изделия сошлись в прозрачном мартовском небе. Прошла главная команда.

– Подрыв!

На электронных часах высветился ноль. Корпус боевой части противоракеты лопнул, разбрасывая 15 тысяч поражающих элементов в виде плоского диска, летящего навстречу боеголовке со скоростью 1000 метров в секунду. Собственная скорость боеголовки составляла в этот момент две с половиной тысячи метров в секунду. Она врезалась в летящий навстречу смертоносный «забор» из начинённых взрывчаткой стальных шариков. Кинотеодолиты беспристрастно зафиксировали облако взрыва.

– Противоракетный бой закончен, расход – одна противоракета! – доложил программист полигона, сидящий за пультом ЦИС.

После завершения боевой работы все высшее руководство во главе с Григорием Васильевичем Кисунько спустилось из ЦИСа в машинный зал, где результаты боевой работы для предварительного анализа распечатали на узкий, длинный, более 50 м, рулон бумажной ленты. Эта информация была представлена в цифровом виде и оперативно расшифровать её могли только несколько программистов. Информация на ленте относилась к категории «Совершенно секретно». Во время пусков у принтера стоял сотрудник секретного отдела, который отмечал начало и конец ленты, измерял её длину и после оживленного предварительного анализа результатов работы уносил с собой.

В последующие 3–4 дня был проведён детальный анализ хода боевой работы и её результатов. Анализировалась вся информация, записанная на магнитные ленты КРА и кинофотопленки на контрольно-измерительных пунктах. Результаты анализа обсуждались на общем совещании.

После каждого такого совещания вносились какие-либо усовершенствования конструктивного или организационного характера в разные элементы системы.

После проявки плёнок кинотеодолитов начальник 1-го управления полигона Або Сергеевич Шаракшанэ доложил Кисунько, что головная часть противоракеты после попадания развалилась на несколько частей. На тот момент никто ещё не знал, как ведёт себя при поражении осколочно-фугасными элементами головка баллистической ракеты, снаряженная вместо боевой части стальной плитой весом в полтонны. В ней нечему взрываться, и она, вероятнее всего, продолжала лететь как продырявленная железяка. Генеральный конструктор распорядился ускорить поиски обломков.

На следующий день всё тот же Шаракшанэ снова позвонил Генеральному:

– Григорий Васильевич, я очень виноват перед вами. Вчера я доложил вам о плёнках со слов солдата, проявлявшего плёнки. Сейчас я посмотрел их сам и могу вас обрадовать: после подрыва боевой части начала разваливаться на куски баллистическая головка. Сейчас принимаем меры к поискам её остатков. Все наши офицеры поздравляют вас.

- Приезжайте ко мне с пленками и поручите группе анализа подготовить проект шифровки на имя Никиты Сергеевича, в ЦК КПСС, – ответил Кисунько.

(Цитируется по Г.В. Кисунько «Секретная зона»)

Весть об успехе быстро разнеслась по полигону, и к домику потянулись полигонные военные и представители промышленности. Первый в истории перехват боеголовки баллистической ракеты отмечали разбавленным (а кто – и неразбавленным)спиртом, закусывая яичницей с салом и сырыми яйцами, которые Григорий Васильевич купил накануне на рынке в Сары-Шагане.

Григорий Васильевич вместе с начальником полигона Степаном Дмитриевичем Дороховым направили в адрес Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущёва телеграмму следующего содержания:

«Докладываем, что 4 марта 1961 года в район полигона «А» с ракетного полигона Минобороны была запущена баллистическая ракета Р-12, оснащённая вместо штатной боевой части её весовым макетом в виде стальной плиты весом 500 кг. Цель запуска — проверка функционирования экспериментального комплекса средств ПРО (система «А»). Средствами системы «А» цель была обнаружена на дальности 1500 км после выхода её над горизонтом. По данным радиолокатора «Дунай-2» центральная вычислительная машина построила и непрерывно уточняла траекторию цели, выдавала целеуказания радиолокаторам точного наведения, рассчитала и выдала на пусковые установки углы предстартовых разворотов, рассчитала момент пуска. По команде ЭВМ был произведен пуск противоракеты В-1000 с пусковой установки №1. полёт противоракеты и наведение её на цель проходили нормально, в соответствии с боевым алгоритмом. На высоте 25 км по команде с земли от ЭВМ был произведен подрыв осколочно-фугасной боевой части противоракеты, после чего, по данным кинофоторегистрации, головная часть баллистической ракеты начала разваливаться на кусочки. Службами полигона ведутся поиски упавших на землю остатков головной части Р-12. Таким образом, впервые в отечественной и мировой практике продемонстрировано поражение средствами ПРО головной части баллистической ракеты на траектории её полёта. Испытания системы «А» продолжаются по намеченной программе».

Поисковым группам удалось найти три больших обломка головной части ракеты Р-12 – массивный кольцевой шпангоут, габаритно-весовой имитатор ядерного заряда – ту самую полутонную стальную плиту, и смятый, деформированный конус обтекателя.

После 4 марта система «А» действительно словно бы решила посрамить своих многочисленных недоброжелателей. Её объекты как будто приработались друг к другу, сократилось число отказов, предпусковых задержек. 26 марта была уничтожена боеголовка ракеты Р-5: ее штатная боевая часть, содержащая 500 килограммов тротила, взорвалась на траектории под воздействием поражающих элементов противоракеты. Представитель поисковой группы ракетных войск сказал офицерам полигона: сверлите дырки в кителях.

Всего в системе «А» было проведено 11 пусков с уничтожением баллистических боеголовок, а также пуски противоракет в специальных исследовательских комплектациях: С2ТА – с координатором для тепловой головки самонаведения, Р2ТА – с радиовзрывателем, Г2ТА – с оптическим радиовзрывателем. Эти исследовательские пуски были задуманы как часть научного задела для следующего поколения средств ПРО.

Факт перехвата баллистической ракеты имел не только большое военно-техническое, но и политическое значение, так как в то время даже одиночная ракета считалась абсолютным оружием.

Никита Сергеевич понимал это, как никто другой. В «той» истории из-за секретности сам факт перехвата боеголовки баллистической ракеты стал известен далеко не сразу. К тому же на него «наложился» эффект от полёта Гагарина, надолго «забивший» своей значимостью все прочие околокосмические достижения. Изучая «историю будущего», сразу несколько «посвящённых» – Королёв, Келдыш, Гречко – обратили внимание на упоминания, что осуществлённый советскими учёными перехват боеголовки произвёл сильное впечатление на президента Кеннеди, вынудив его учитывать в своих планах возможность прикрытия советских городов комплексами ПРО. Возможности советской промышленности, сумевшей за три года оснастить войска ПВО страны сверхсовременными на тот момент зенитно-ракетными комплексами С-75, были очевидны для вероятного противника.

(ЗРК С-75 был принят на вооружение в 1957 году, уже в 1959-м он поставлялся в Китай, где ракетой комплекса в том же году был сбит разведчик RB-57D, а в 1960-м РИ был сбит U-2 в районе Свердловска)

Поэтому к марту 1961 года промышленность освоила производство надувных макетов сооружений системы «А» – зданий с куполами РЛС, пусковых установок и технических позиций противоракет (АИ). Под куполами прятались ложные антенны излучателей, сделанные из простой стальной сетки на сварной раме. Они имитировали в эфире работу РЛС. Радиопередатчики для них были такими же, как радарах системы «А», то есть, их теперь начали производить большой серией (АИ), что удешевляло стоимость каждого экземпляра.

6 марта в вечерней новостной программе был показан сюжет, от которого встали на уши все иностранные военные атташе и прочие шпионы. Юрий Борисович Левитан с соответствующим случаю торжественным выражением зачитал следующее сообщение :

«В Советском Союзе впервые в мире был осуществлён перехват боеголовки баллистической ракеты.

4 марта 1961 года в район испытательного полигона зенитно-ракетных войск с ракетного полигона Минобороны была запущена баллистическая ракета средней дальности, оснащенная габаритно-весовым макетом боевой части. Средствами опытного комплекса противоракетной обороны цель была обнаружена на значительной дальности после её появления над горизонтом. Вычислив по данным радиолокатора расчётный момент пуска, центральная вычислительная машина комплекса в полностью автоматическом режиме произвела пуск противоракеты. Полёт противоракеты и наведение её на цель проходили в штатном режиме, в соответствии с боевым алгоритмом. На заданной из соображений безопасности высоте по команде ЭВМ с земли был произведен подрыв боевой части противоракеты, после чего, по данным объективного контроля, головная часть баллистической ракеты распалась на фрагменты и упала на землю в стороне от расчётной точки падения. Впервые в отечественной и мировой практике продемонстрировано поражение средствами противоракетной обороны головной части баллистической ракеты на траектории её полёта. Испытания опытного комплекса ПРО будут продолжены по намеченной программе».

Объявление сопровождалось видеорядом старта ракеты Р-12, снятого с удалённой точки, без подробностей, изображением чашеобразной антенны радиолокатора, вращающейся под круглым куполом, и старта «противоракеты», которую изображала обычная зенитная ракета комплекса С-75. Это тоже было элементом дезинформации. Пусть противник думает, что у нас каждый ЗРК способен перехватывать баллистические ракеты.

Ход перехвата изображался мультипликацией. Нарочито достоверной деталью был показанный на мультипликации внешний вид радиолокатора РТН с двумя куполами разного размера. Его всё равно сфотографировали бы со спутника. Но в видеосюжете было показано управление одним локатором, вместо трёх, чтобы запутать противника (АИ).

В качестве вишенки на торте в сюжете показали несколько секунд реальной записи перехвата, заснятой кинотеодолитами на полигоне, тот самый момент встречи боеголовки с противоракетой и облако взрыва. Однако, чтобы усложнить западным экспертам расшифровку, над плёнкой, переданной на Гостелерадио, предварительно немного поколдовали, наложив на изображение постоянно меняющийся узор случайных шумов, т. н. «снег». Его можно, хотя и с трудом, отфильтровать в телевизионном сигнале, но «снег», впечатанный на киноплёнке, убрать средствами начала 60-х было крайне трудно, а до появления компьютеров, способных прогнать видеосюжет через фильтр «General Convolution» было ещё лет 40.

(«General Convolution» – один из самых мощных, но сложно программируемых фильтров в программе обработки видео Virtual Dub, способный убирать шумы, улучшать резкость, или наоборот, сглаживать изображение небольшим размытием)

На следующий день, 7 марта 1961 года, Хрущёв устроил пресс-конференцию «для советских и иностранных журналистов». Официальным поводом для встречи с прессой было объявление Международного Женского дня 8 марта нерабочим днём (АИ, в реальной истории 8 марта объявлено нерабочим днём с 1966 г Указом Президиума ВС от 8 мая 1965 г) Никита Сергеевич свято соблюдал правило: о хороших событиях народу должен объявлять высший руководитель, а о плохих может сообщить и диктор Гостелерадио.

Как и ожидалось, официальный повод проведения пресс-конференции иностранных репортёров интересовал мало. Олег Александрович Трояновский, согласно плану встречи с прессой объявил:

– Товарищи и господа, можете задавать вопросы.

На Хрущёва тут же обрушился шквал вопросов от аккредитованных в Москве зарубежных, в основном – американских и британских репортёров:

– Господин Хрущёв, вчера в новостях показали совершенно невероятный сюжет о перехвате боеголовки баллистической ракеты. Это – правда, или очередная коммунистическая пропаганда? Ведущие западные специалисты считают, что перехватить боеголовку на современном уровне техники нереально.

– Перехват боеголовки – это чистый эксперимент, или у вас уже есть отработанный, готовый к развёртыванию комплекс?

– Будут ли такие системы поставляться на экспорт, как вы сейчас поставляете в страны ВЭС свои зенитные ракеты SA-2? (НАТОвское обозначение ЗРК С-75)

Никита Сергеевич успокаивающе поднял руку:

– Не все сразу, господа, не все сразу. Отвечаю по порядку. Да, показанный вчера сюжет действительно кажется невероятным. У меня самого, реально, челюсть отвалилась, когда увидел в новостях, хотя мне, конечно, телеграммой доложили сразу же после расшифровки телеметрии пуска, или как это у них там называется. Наша ракета, можно сказать, попадает в муху в космосе! В общем, господа, это – не пропаганда, а суровая коммунистическая реальность. Пока вы там, в НАТО и Пентагоне строите свои агрессивные планы, трудовой народ Советского Союза, под руководством наших гениальных учёных, талантливых инженеров, ведомый Коммунистической партией, уже готовит для них свой жёсткий пролетарский ответ!

Что же до мнений ваших «ведущих специалистов», то могу им только пожелать – господа, в следующий раз считайте лучше. Плоховато у вас с математикой, раз уж наши инженеры вас обсчитали, – Первый секретарь ехидно улыбнулся и помахал рукой в телекамеру.

Все засмеялись. Подождав, пока стихнут смешки, Хрущёв продолжал:

– По развёртыванию комплекса – оно уже идёт полным ходом. Пока опытный образец заканчивает испытания на полигоне, вокруг наших городов уже строятся площадки для размещения локаторов и противоракет, советская промышленность работает на полную мощность, и совсем скоро вся европейская часть страны, Кольский полуостров, и ключевые города Сибири и Дальнего Востока будут прикрыты от удара баллистических ракет распределённой сетью позиций противоракетной обороны.

Где и в какие сроки будут развёрнуты эти средства – я вам, конечно, не скажу. Но такие крупные объекты, как локаторы ПРО, спрятать от обнаружения со спутников фоторазведки невозможно. Теребите господина Даллеса, он сможет предоставить вам всю информацию. Заодно отвлечёте его от коварных агрессивных планов, а то он, бедный, наверное, уже язву заработал.

Все снова засмеялись.

Здесь Никита Сергеевич слегка приврал. Промышленность действительно работала на полную мощность, но пока, в основном, резинотехническая. Но вот площадки для размещения комплексов ПРО размечались и строились вполне настоящие. То есть, после создания системы А-35, её объекты вполне могли заменить «резинотехнические изделия» и встать на уже подготовленные фундаменты по всей европейской территории страны. На текущем этапе пока что велись только земляные работы, прокладывались дороги, коммуникации и инженерные сети.

– Теперь по экспорту, – продолжал Хрущёв. – Этот вопрос будем ещё не один раз обсуждать. Комплекс ещё нужно доиспытать, техника это сложная, достаточно капризная, требующая очень высокой квалификации военного персонала. Сначала, безусловно, мы должны прикрыть от ракетного нападения наши собственные города. Если же какие-то дружественные страны в будущем проявят интерес к покупке противоракетных комплексов, мы этот вопрос рассмотрим в каждом конкретном случае. Тут надо понимать, что система ПРО – это очень сложный комплекс объектов, требующий в каждом конкретном случае отдельной привязки к местности. Это не танк и не пушка, которые можно продавать как автомобили в магазине. Да и не так много в мире покупателей, заинтересованных в таких системах. Вы сами знаете, между какими странами сейчас существует противостояние, в котором могут быть востребованы противоракетные системы.

Вскоре после выступления Хрущёва в закрытой обзорной литературе новых видов вооружений появились беспокойные комментарии стран: США, Англии, ФРГ. Пресса тоже на все лады комментировала успех советской науки. Оценки, в зависимости от направленности и авторитета издания, разнились от скептических до панических.

Шумиха в прессе и на телевидении не могла пройти мимо внимания Белого Дома. Администрация США была крайне обеспокоена репортажем советского телевидения, продублированным на ABC, CBS, и других телеканалах, и последовавшей за ним пресс-конференцией Хрущёва. Президент Кеннеди собрал в Зале Кабинета своих основных помощников:

– Господа! – на лице президента было заметно выражение крайней озабоченности. – Господин Макнамара, господин Даллес. Меня крайне озаботил сюжет, показанный по советскому телевидению, и заявления господина Хрущёва о разработке в СССР системы противоракетной обороны. Я хочу знать ваше мнение. Можно ли вообще верить тому, что показали по телевидению, и тому, что говорил на пресс-конференции Хрущёв? По вашим оценкам – на какой стадии находится создание системы противоракетной обороны в Советском Союзе? Можем ли мы что-то противопоставить этой системе, и что именно?

– Пока у нас недостаточно исходных данных для выработки сколько-нибудь достоверной оценки, господин президент, – осторожно ответил Даллес.

– Так добудьте их, чёрт подери! – жёстко ответил JFK. – За это вам деньги платят. Немалые, между прочим.

– Безусловно, господин президент, мы уже над этим работаем, – заверил Даллес. – Пока могу только сказать, что на полигоне в Казахстане действительно развёрнута действующая система противоракетной обороны. Работы на полигоне ведутся с 1956 года. В последнюю пару лет наши станции радиоразведки регистрировали импульсы радиолокаторов необычайно большой мощности, расположенных на этом полигоне. В последнее время источники похожих импульсов регистрируются в районах Москвы, Ленинграда, Новосибирска, Киева, Сталинграда, Новороссийска, на Кольском полуострове и в Крыму (АИ). Агентурная разведка сообщает о сооружениях в виде гигантских белых куполов, воздвигнутых вокруг перечисленных городов, причём в очень короткие сроки. Наши аналитики полагают, что импульсы исходят от радиолокационных станций, накрытых надувными куполами для защиты от атмосферных воздействий.

– То есть, Советы действительно развёртывают систему ПРО? – переспросил президент.

– К сожалению, да, сэр, – подтвердил Макнамара. – Учитывая несомненную важность баллистических ракет, как наиболее современного и опасного вида угрозы, полагаю, Советы начали опережающее развёртывание, не дожидаясь окончания испытаний на полигоне.

– И само это обстоятельство свидетельствует о том, что они не сомневаются в техническом успехе своей разработки, – добавил Макджордж Банди. – Иначе не стали бы вкладывать столь значительные средства в капитальное строительство объектов для системы, ещё не прошедшей испытания.

Банди и все остальные при этом не подозревали, что «излучение РЛС», регистрируемое американскими станциями радиоразведки, исходит от действующих макетов, генераторы для которых, пусть и вполне работоспособные, размещались в быстросборных конструкциях на каркасах морских контейнеров, излучающая антенна представляла собой макет, наскоро сваренный из стальных профилей и сетки-рабицы, а приёмной антенны и аппаратуры в этих сооружениях и вовсе не было.

Президент несколько секунд сидел молча, пытаясь осмыслить информацию.

– Чем это может нам грозить?

– Как минимум тем, что наши перспективные системы вооружений – «Атлас», «Титан», «Минитмен», «Поларис» – в случае необходимости реального применения, не дай Бог, конечно, могут оказаться неэффективными, – прямо ответил Макнамара. – Если Советы научились сбивать ядерные боеголовки баллистических ракет, получается, что мы выкинули сотни миллиардов долларов псу под хвост.

– И, что гораздо хуже для настоящего политического момента, эта информация уже вброшена в прессу, – тихим голосом произнёс Теодор Соренсен.

Он развернул свежий номер «Нью-Йорк Таймс»:

– Вот редакционная статья: «Миллиарды долларов налогоплательщиков выброшены на ветер». И далее: «Красные разработали систему противоракетной обороны – шах и мат для «Минитменов» и «Поларисов». Пока наша администрация тратила бюджетные деньги на невероятно дорогостоящие баллистические ракеты, Советы в опережающем темпе работали над системой, которая на голову превосходит все американские разработки...» (АИ). Ну, и так далее, в том же духе. И это – «Нью-Йорк Таймс», газета консервативная, и весьма осторожная в оценках. Представьте, что пишет по этому поводу более радикальная пресса...

– М-да... Кажется, господа, мы в очередной раз сели в лужу, – задумчиво произнёс президент.

– Причём, традиционно для последних лет – с разбегу, и по уши, – добавил госсекретарь Раск. – Красные в очередной раз доказали, что могут решать любую возникающую проблему нестандартно.

– Что мы можем противопоставить противоракетной системе красных, мистер Макнамара? – спросил Кеннеди.

– Массовость, сэр. Любую систему можно перегрузить, если наносить удар по цели большим количеством ракет, чем то количество противоракет, что имеется у красных. То есть, если они разместят вокруг Москвы, скажем, сотню противоракет, достаточно нацелить на Москву, скажем, сто десять наших МБР.

– Вы с ума сошли! – возмутился Кеннеди. – Это же невероятные расходы. Мы планируем поставить на дежурство тысячу «Минитменов» и полсотни «Титан-2», когда они будут готовы. Если на каждую цель на территории СССР нам придётся вываливать по сотне ракет, мы без штанов останемся! Сколько стоит одна противоракета?

– Гм... Таких данных у нас нет, но, полагаю, дешевле, чем МБР, – ответил Банди. – Многое зависит от типа боевой части. Если она ядерная, то стоимость будет сравнима с МБР, или даже немного дороже, а вот если осколочная – то дешевле, и существенно. Самый дорогой компонент там – гироплатформа. Ну, ещё радиоприёмник для приёма управляющего сигнала и рулевые машинки, это уже мелочь.

– Сэр, не следует забывать, что у нас есть ещё ракеты средней дальности в Англии и Италии, и главное – «Поларисы», которых у нас будет более 650, – напомнил Макнамара.

– Только эти ваши «Поларисы» базируются на подводных лодках, каждая из которых сама стоит миллионы долларов! – отрезал Кеннеди.

В 1961-м году доллар ещё не был «резаной бумагой», а имел вполне реальное золотое содержание – 35 долларов за тройскую унцию (31 грамм).

– Господа, нам необходимо найти более дешёвое решение, – заключил президент.

– Такое решение есть, и наши специалисты уже над ним работают, – ответил Макнамара. – Это MRV, multiple re-entry vehicle, многозарядная боевая часть для баллистической ракеты, несущая от трёх и более боевых блоков и многочисленные ложные цели. Вместо одной боеголовки каждая ракета будет выводить на траекторию целый ворох мусора, который на радаре выглядит неотличимо от настоящей боеголовки, сэр. Русские радары просто запутаются в мешанине одинаковых импульсов. Им придётся перехватывать все цели, потому что цена риска неприемлема, а это – невероятный расход противоракет.

– Уф-ф, – Кеннеди облегчённо выдохнул. – И как скоро мы сможем оснастить такими боеголовками наши ракеты?

– Лет через пять, возможно – несколько дольше, может быть, лет десять. (В реальной истории ракеты с разделяющимися боеголовками и ложными целями появились в середине 70-х, а первые рекламные сообщения о них – в 1968-70 гг). Как раз к тому времени, когда ПРО красных будет развёрнута полностью, они вдруг узнают, что их дорогостоящая система совершенно неэффективна, – ответил Макнамара.

– Сюрприз, – усмехнулся президент.

– Причём – крайне неприятный, – добавил Банди.

– Полагаю, если господин Даллес обеспечит нас информацией о ходе постановки ПРО красных на боевое дежурство, к тому моменту, как эта работа будет завершена, нам стоит опубликовать в прессе рекламные материалы по созданию боевых частей ракет, оснащённых ложными целями и генераторами помех, – предложил Соренсен. – В этом случае экономический ущерб для красных будет максимальным.

– Очень хорошо, – Кеннеди откинулся на спинку кресла. – Но до тех пор, пока такие боеголовки у нас не созданы, расслабляться нельзя. Нам постоянно придётся учитывать наличие у Советов действующей системы ПРО, при составлении наших планов. Прошу помнить об этом постоянно, господа.

Ещё вопрос: в каком состоянии наши собственные разработки по системам ПРО? Стоит ли их продолжать? Ведь красные могут точно так же оснастить свои ракеты ложными целями. Разделяющуюся головную часть они нам уже продемонстрировали в 58-м, и весьма эффектно. Если их ПРО не сможет перехватить наши боеголовки, то и наша едва ли сможет перехватывать боеголовки красных.

– Работа над нашей системой ПРО ведётся, сэр, – ответил Макнамара. – Наша система «Найк-Геркулес» в прошлом году перехватила боеголовку ракеты «Капрал». К 1964 году мы планируем развернуть 174 батареи и прикрыть все основные города страны от ударов авиации и одиночных боеголовок.

– Гм... «Капрал» – это далеко не МБР... – скептически заметил Кеннеди.

– Конечно, перехват боеголовок МБР и БРСД – задача заметно более сложная, – подтвердил Макнамара. – Если же красные оснастят свои ракеты ложными целями, то «Найк-Геркулес» будет бесполезен. Сейчас ему на смену разрабатывается более совершенная противоракета «Найк-Зевс». Её испытания уже идут, первый успешный пуск в полной комплектации состоялся 3 февраля прошлого года, но успешного перехвата цели у нас пока не было. В октябре прошлого года открыт наш новый ракетный полигон на атолле Кваджалейн, мы планируем запускать испытываемые баллистические ракеты в этот район, а на атолле будет размещён опытный комплекс ПРО «Найк-Зевс», чтобы расчёты ПРО могли тренироваться на каждой запускаемой ракете.

– Хорошо задумано, – одобрил президент.

– К сожалению, сэр, там есть свои сложности, – признал Макнамара. – Ракета «Найк-Зевс» пока что выходит существенно дороже, чем наши баллистические ракеты, не говоря уже о ракетах красных.

– Почему? – тут же спросил Кеннеди.

– Её электроника слишком сложная и дорогостоящая, сэр. Задача, выполняемая противоракетой, много сложнее задачи МБР, она должна очень быстро лететь и эффективно маневрировать. Поэтому у нас пока не получается сделать противоракету дешёвой.

– А почему у красных получилось?

– Мы пока не знаем ни реального соотношения стоимости противоракет и МБР красных, ни того, какая система наведения используется на их противоракетах, сэр, – пояснил Даллес.

– Ясно. Думаю, работы в направлении ПРО безусловно, необходимо продолжать, – заключил Кеннеди. – Но, пока наши противоракеты обходятся дороже, чем МБР, – президент развёл руками, – согласитесь, джентльмены, они бесполезны. То, чем уничтожают, должно быть дешевле того, что уничтожают, это аксиома. Я не смогу убедить Конгресс выделить средства на развёртывание слишком дорогой системы.

Дальнейшие направления работ по ПРО обсуждались и на НТС СССР. Как обычно, перед основным НТС, Хрущёв собрал только «посвящённых», чтобы посоветоваться, обсудить возможные варианты на основе присланной информации, и выработать основные линии для обсуждения.

Вначале свои соображения изложил начальник НИИ прогнозирования маршал Соколовский:

– Изучая по присланным документам развитие средств отечественной системы ПРО в «той» истории, следует отметить наличие определённых «метаний» из стороны в сторону, отвлечения коллективов разработчиков от основных направлений, что крайне негативно сказалось на сроках ввода в строй системы ПРО А-35.

Сейчас мы, безусловно, не допустим отклонений от магистральной линии. Надеюсь, – Соколовский многозначительно посмотрел на Первого секретаря.

– Ну, я тоже перед совещанием кое-что по теме почитал, – улыбнулся Хрущёв. – Товарищ Челомей сейчас занят другой тематикой, вместо УР-100 основной ракетой у нас будет твердотопливная РТ-2 товарища Королёва, поэтому система «Таран», как тема для обсуждения, полагаю, вообще не возникнет.

– Там не только в «Таране» дело, – произнёс Устинов. – Коллектив СКБ-30 более двух с половиной лет занимался проработками по системе территориальной ПРО «Аврора». От неё надо будет взять РЛС «Истра» и «Руза», которые затем использовались в комплексе «Аргунь», и применить их в составе системы А-35. Территориальная ПРО в том виде, как она предполагалась в проекте «Аврора», вероятнее всего, вообще не нужна.

– Это почему? – спросил Первый секретарь.

– Противник будет бить не по деревням, а по основным промышленным центрам, – ответил маршал Гречко. – Радиус досягаемости противоракет дальнего перехвата, применявшихся в «той» истории в системе А-35, составляет сотни километров. Поэтому, прикрыв комплексами А-35 основные цели, мы, по сути, и получим ту самую территориальную систему ПРО.

– Концепция системы ПРО «Аврора» предусматривала при массированном ударе баллистическими ракетами с применением ложных целей производить дальний «расчищающий» удар противоракетой А-900 с ядерной боевой частью большой мощности с последующим добиванием выявленных реальных БЧ всевысотной противоракетой А-351, разработанной на базе противоракеты А-350, создаваемой сейчас для системы А-35, – добавил Устинов. – Ближний эшелон перехвата с неядерными противоракетами при этом не предусматривался.

Американцам в нашей истории ещё предстоит это доказать, но они определили, что ядерный взрыв создаёт в космосе большое облако плазмы, затрудняющее последующее обнаружение уцелевших боеголовок. Поэтому концепция «ядерной расчистки» сама по себе неправильна. Как оказалось, позиция товарища Кисунько, настаивающего на применении осколочно-фугасных боевых частей хотя бы на противоракетах ближнего, атмосферного рубежа перехвата, представляется более правильной. В атмосфере ложные цели отстанут, а по идентифицированным боеголовкам уже можно будет бить осколочными противоракетами. Там основная сложность будет в применении противником разделяющихся головных частей индивидуального наведения, то есть, противник сможет перегрузить систему ПРО своим массированным залпом. Поэтому также будут более предпочтительны неядерные противоракеты, так как стоимость расщепляющегося вещества ядерного заряда составляет большую часть стоимости противоракеты, в нашем варианте радиокомандного наведения. Ну, и ядерных взрывов в атмосфере, да ещё возле городов, тоже желательно избежать.

– Главной проблемой ПРО была и ещё долго будет оставаться селекция ложных целей, – заметил Лебедев. – Мы с товарищами Кисунько и Сосульниковым эту проблему неоднократно обсуждали, и уже запланировали ряд экспериментов в этом направлении. Летом этого года будут проведены эксперименты по селекции ложных целей и источников радиопомех на существующей системе «А». Система А-35 уже разрабатывается с учётом обеспечения нескольких вариантов селекции целей, то есть в варианте, близком к тому, что в присланных материалах именуется А-35М, как раз с теми самыми РЛС «Истра» и «Руза», о которых упоминал Дмитрий Фёдорович (АИ). Но их ещё предстоит разработать.

(http://militaryrussia.ru/blog/topic-347.html Позиция комплекса «Аргунь» на полигоне ГНИИП-10 в Сары-Шагане )

– Замечу ещё, что в «той» истории на развитие систем ПРО негативно повлиял Договор 1972 года по противоракетной обороне, – продолжил Соколовский. – Тем более, что в итоге США в конце столетия всё равно его денонсировали, как только у них наметились реальные успехи в разработке собственной системы ПРО.

А ведь у нас на 10-м полигоне в Сары-Шагане уже был развёрнут экспериментальный комплекс «Аргунь», фактически – один из восьми предусмотренных проектом стрельбовых комплексов системы А-35М, по сути – единственный вариант РЛС, способной осуществлять с высокой точностью проводку и определение орбит искусственных спутников и производить селекцию баллистических целей по их «поляризационным портретам». И из-за договора 1972 года комплекс «Аргунь» так и остался опытным, а его стрельбовая часть была демонтирована.

– М-да... – Хрущёв поморщился. – Вы считаете, что договор по ПРО был не нужен?

– Скорее, с ним поторопились, и заключили его на невыгодных для страны условиях, – ответил Соколовский.

– Тогда, Василий Данилыч, как вы сами видите дальнейшую линию развития ПРО? – спросил Хрущёв.

– Мы знаем, что в «той» истории были последовательно разработаны комплекс А-35, с возможностью одновременного перехвата до 8 боеголовок. Система стояла на боевом дежурстве с 1972 года – в опытной эксплуатации, с 1974 года – на вооружении, и до 1990 года, – сообщил Соколовский. – С 1978 г была проведена её модернизация до уровня А-35М, способной на перехват минимум одной сложной баллистической цели. Дальнейшее развитие системы оказалось заблокировано договором по ПРО от 1972 г, так как по договору стрельбовые средства полигонного комплекса «Аргунь», на котором проводилась отработка, были демонтированы, и далее он использовался только как средство траекторных измерений.

Параллельно шла разработка комплекса ближнего перехвата С-225 «Азов» с противоракетами 5Я26 ближнего перехвата конструкции товарища Люльева, и среднего перехвата 5Я27, конструкции товарища Грушина. Комплекс не был доведён до постановки на боевое дежурство из-за ограничений договора по ПРО, хотя на полигоне успешно перехватывал учебные баллистические цели.

Разработка системы ПРО второго поколения А-135, с радиолокационной станцией «Дон-2Н», противоракетами дальнего перехвата А-925 51Т6 конструкции Грушина и среднего перехвата ПРС-1 53Т6 конструкции Люльева, способной проводить ограниченную селекцию целей и перехватывать до сотни объектов – по числу развёрнутых противоракет – завершилась её постановкой на вооружение в 1995 году.

– Нашим детям ещё повезло, что основные испытания системы были завершены до развала страны, и пьяный ублюдок Ельцин не развалил хотя бы то, что уже было сделано, – жёстко подытожил Хрущёв. – А что у американцев?

– Их ранняя противоракетная система «Найк-Геркулес» пока не способна перехватывать боевые части МБР, но может осуществлять перехват одиночных боеголовок тактических ракет, – ответил Соколовский. – Сейчас они делают ей на смену противоракету «Найк-Зевс», но, насколько нам известно, от её развёртывания в той истории они отказались, из-за очень большой стоимости противоракеты.

По перспективным системам «Сентинел» и «Сейфгард» информации меньше, но из документов Веденеева известно, что, после заключения договора по ПРО американцы в 1975 году развернули комплекс «Сейфгард» на выбранной ими в качестве защищаемого объекта базе МБР Гранд-Форкс, однако уже в 1976 году поставили его на консервацию, сделав ставку на баллистические ракеты морского базирования, которые, в отличие от шахт МБР, не нужно прикрывать противоракетами. На принятие такого решения повлияла дороговизна американских противоракет, из-за сложной и дорогой электроники они получались дороже, чем наши баллистические ракеты, которые им предстояло сбивать. Простейший экономический расчёт показал, что подобная система будет неэффективна, так как СССР всегда может запустить на прорыв больше ракет, чем у США имеется противоракет.

Через 11 лет, в 1983 году американцы с большой помпой объявили о перехвате боеголовки баллистической ракеты. Потом, правда, выяснилось, что боеголовка-цель была оснащена радиомаяком, на который и наводилась противоракета.

Из этого следует, что к моменту заключения договора по ПРО системы, пригодной для отражения нашего удара, у противника не было, поэтому договор оказался нужнее им, чем нам. Это подтверждается и тем, что США денонсировали договор 72-го года, как только у них к концу столетия появились достаточно дешёвые противоракеты морского базирования.

– Понятно, – произнёс Хрущёв. – Ваши рекомендации, Василий Данилыч?

– В создании систем ПРО у нас и у американцев подход противоположный. Они на момент заключения договора по ПРО вообще не собирались прикрывать свои города, и сосредоточились на прикрытии базы своих МБР, для обеспечения ответного удара.

Для нас такой подход неприемлем, так как и из экономических, и из этических соображений, целью создания нашей ПРО является сохранение наибольшего количества населения, то есть, защита городов, – подчеркнул Соколовский. – Мы также знаем основные направления перспективных разработок, в частности, создание гиперзвуковых маневрирующих боевых блоков для МБР, траекторию которых вражеской ПРО будет значительно сложнее рассчитать, чтобы навести на них свои противоракеты.

– Боеголовка обычной баллистической ракеты летит по красивой, но легко просчитываемой дуге, – пояснил Устинов. – А гиперзвуковая боеголовка может вилять и уклоняться, её траекторию просчитать будет очень сложно, если вообще возможно, по крайней мере – до конца этого столетия. Сейчас у нас по гиперзвуку уже есть определённый задел, у товарища Туполева с его Ту-136 и у товарища Челомея... – Дмитрий Фёдорович недовольно поморщился. – Я вынужден признать, что его система «Кувшинка» с разделяющимися боевыми блоками индивидуального наведения получается весьма впечатляющей (АИ).

– Понятно, – кивнул Хрущёв. – Ну, и к чему же вы пришли, Василий Данилыч?

– Исходя из вышеперечисленного, посоветовавшись с товарищами Гречко и Устиновым, мы предлагаем:

– Переговоры по ПРО вести, но всячески затягивать, договор не заключать, как минимум до конца века. Сосредоточиться на проблеме селекции целей. В состав создаваемой системы А-35 включить РЛС с фазированными антенными решётками и второй, атмосферный эшелон перехвата со скоростными противоракетами конструкции Люльева, возможно – оснащёнными неядерной осколочной боевой частью. Это выясним по результатам испытаний, – отчеканил явно заготовленные заранее выводы Соколовский. – Задел по комплексу С-225 войдёт в систему А-35 как её ближний эшелон перехвата. Стрельбовые комплексы системы А-35 развернуть на подготовленных позициях по всей европейской территории страны, не ограничиваясь Москвой, а также на Кольском полуострове, в Крыму, Новороссийске и на Дальнем Востоке, доведя их функциональность до уровня комплекса 5Ж19 «Аргунь».

Изучить возможность размещения противоракет ближнего перехвата на морской платформе, используя концепцию «корабль-арсенал». То есть, берём сухогруз класса «река-море», набиваем его противоракетами в УВП, ставим станцию вывода противоракет, и он прикрывает морской район и побережье, а наведение будет обеспечивать противоракетный комплекс, прикрывающий ближайшую морскую базу, к примеру – северную оконечность Кольского полуострова, Севастополь в Крыму, Новороссийск, Ленинград или Владивосток.

– Та-ак, а какие ракеты предполагается использовать? – заинтересованно спросил Хрущёв.

– Тут пока неясно, судя по габаритно-весовым характеристикам разместить на судне противоракеты ближнего перехвата 53Т6 вряд ли получится, – ответил Соколовский. – Я предлагаю поручить товарищу Люльеву сделать на наработках по его удачной 9М38 противоракету лёгкого класса, по типу упоминаемых в присланных товарищем Веденеевым статьях американских «Стандарт» SM-3 и SM-6.

Желательно также усилить Тихоокеанский флот большим количеством ПЛАРБ, так как американская система ПВО/ПРО «NORAD» в настоящий момент в основном просматривает северное направление, а в перспективе будет сосредоточена на северо-западном направлении, так как с него ожидается основной удар наших баллистических ракет по США.

(См. карту в статье «Иджис» — с запада и «THAAD» — с востока» http://army-news.ru/2015/02/idzhis-s-zapada-i-thaad-s-vostoka/)

В этом случае у нас будет возможность нанести более мощный удар по противнику с плохо прикрытого его системой СПРН тихоокеанского направления.

– Я, конечно, не совсем специалист по ПРО, но в процессе экспериментов кое-чего поднахватался, да и присланной литературы по проблеме перечитал немало. Если позволите, вставлю свои пять копеек в дискуссию, – вдруг произнёс академик Лебедев.

– Пожалуйста, Сергей Алексеич, – пригласил Хрущёв.

– Мы сейчас вместе с товарищем Сосульниковым работаем над модернизацией РЛС «Дунай-2» до уровня «Дунай-3», уже с фазированной антенной решёткой и электронным сканированием. Станция получается габаритная, конечно, но на корабль большого водоизмещения, типа танкера, должна поместиться, – продолжал Лебедев. – Возможно, понадобится атомная силовая установка.

Основная проблема, стоящая перед ПРО – селекция целей. Насколько я знаю, американцы собираются испытывать свои МБР, запуская их в район атолла Кваджалейн. А свободу мореплавания никто пока не отменял, – улыбнулся академик.

Хрущёв, Соколовский и Гречко переглянулись:

– Гениально, Сергей Алексеич! – усмехнулся Соколовский. – Американцы за нашими пусками подглядывают, а ведь в эту игру могут играть двое!

– Учитывая дальность обнаружения этой РЛС, мы можем занять позицию хоть в тысяче километров от этого атолла, – добавил Гречко. – И пусть только попробуют какие-то претензии предъявить. Я с товарищем Кузнецовым договорюсь, чтобы обеспечить этому кораблю сопровождение крейсеров ПВО и эсминцев.

– Мы, таким образом, сможем снять реальные поляризационные характеристики боеголовок американских ракет и используемых ими ложных целей, – пояснил свою мысль Лебедев. – В идеале, конечно, было бы разместить на корабле РЛС «Истра» будущего комплекса «Аргунь». которая будет специально под это заточена, да и габариты у неё поменьше.

При этом, после того, как американцев из Ирана выпнули (АИ, см.гл. 03-10), они уже не могут полноценно отслеживать своими радарами запуски наших ракет по южной трассе, с Кап Яра на Сары-Шаган. То есть, поляризационные характеристики наших боеголовок им снять будет существенно труднее.

– Очень хорошая идея, Сергей Алексеич, – одобрил Хрущёв. – Если только будет такая техническая возможность вворотить РЛС с антенной большого размера на корабль, пусть даже на танкер, вроде нашей «Софии», для такой задачи денег жалеть нельзя, это просто преступно выйдет. Вы эту идею обсудите с товарищами Кузнецовым и Бутома, а я вас обязательно поддержу.

На НТС СССР, уже с участием непосредственных разработчиков систем ПРО и СПРН, выводы Соколовского ещё раз обсудили, после чего они обрели законную силу в виде постановления ЦК и Совета Министров.

Кроме того, эти выводы получили развитие в направлении совместной разработки систем ПРО, противокосмической обороны, системы предупреждения о ракетном нападении и системы контроля космического пространства. В составе СПРН было решено организовать космическую спутниковую систему обнаружения стартов баллистических ракет, а также рассмотреть возможность включения в состав системы ПРО боевых спутников, способных поражать стартующие вражеские ракеты на этапе выведения. С подачи того же академика Лебедева, рассказавшего о своей работе по созданию единого информационного протокола для ПРО, ПКО, ККП, и СПРН, разработку этих систем решено было вести параллельно, в рамках создаваемого ЦНПО «Вымпел» (АИ частично, такие решения были приняты в середине 70-х).

Разработчики экспериментальной системы ПРО получили Ленинские премии, а Григорий Васильевич Кисунько, Пётр Дмитриевич Грушин, Сергей Алексеевич Лебедев и Всеволод Сергеевич Бурцев – звания Героев Социалистического труда. (АИ частично, в реальной истории Ленинские премии были вручены позже, в 1966 г)

В продолжение испытаний системы «А» летом 1961 года на полигоне ГНИИП-10 в Сары-Шагане испытывались боевые части ракет Р-5, оснащённые системой прорыва ПРО конструкции Петра Сергеевича Плешакова (впоследствии – министр радиопромышленности СССР).

Первым испытывалось изделие «Верба» – надувные ложные цели. Уже из беседы с Плешаковым Григорий Васильевич Кисунько понял, что отражённые сигналы от надувной ложной цели на экране РЛС будут более спокойными, чем быстро пульсирующие сигналы от боеголовки и корпуса баллистической ракеты. Этот признак «Вербы» был указан в инструкции операторам радиолокаторов, так что с учётом запрета на захват сигналов от надувных ложных целей, в остальном работа операторов ничем не должна отличаться от работы по привычной для них парной цели: головная часть – корпус.

После множества проведенных пусков операторы безошибочно научились различать друг от друга сигналы от головной части и корпуса по признакам, которые постигаются только опытом и не могут быть описаны словами. Но командование полигона потребовало написать инструкцию, в которой будут указаны инвариантные признаки идентификации головной части среди облака ложных целей. Боеголовка и корпус ракеты, к тому же, существенно отличались размерами и, следовательно, величиной эффективной площади рассеивания (ЭПР)

Кисунько записал в инструкции для операторов: «захвату на автосопровождение подлежит тот из двух «невербных» сигналов, который соответствует объекту, летящему впереди другого». В этом была возможность ошибки, так как в некоторых случаях корпус на траектории после разделения обгонял боеголовку. Так и случилось при испытании плешаковского изделия.

Как писал впоследствии Григорий Васильевич Кисунько:

«Во время работы по «вербной» Р-5 с локаторов на центральный пульт системы «А» по громкоговорящей связи шли взволнованные доклады: «Сработали по инструкции, но надо явно наоборот!» Но центр отвечал: «Прекратить разговоры, выполнять инструкцию!» Между тем все шло четко по боевому алгоритму системы «А». Вот уже зарычали в динамике ЭВМ подшиваловские итерации, сейчас на табло высветится «Пуск» – и противоракета устремится на перехват… корпуса Р-5. И тут мне подумалось, что это даже к лучшему, что мы сейчас жахнем по корпусу, в котором наверняка есть остатки топлива, последует их взрыв в точке встречи, и это будет полезное зрелище для незадачливого Плешакова, чтоб знал, какие могут быть на вербе груши. Так оно и произошло, и на этом закончились испытания «Вербы». (цитируется по Г.В. Кисунько «Секретная зона»)

С помехами типа «Кактус» дело обстояло ещё проще: они вообще не раскрылись на траектории ракеты Р-5.

Система постановки активных помех «Крот» представляла собой аппаратуру, специально созданную для генерации радиошумов в диапазоне частот радиолокаторов системы «А». «Крот» был рассчитан на выдачу шумовых посылок в ответ на каждый зондирующий импульс локатора. В качестве контрмеры специалисты СКБ-30 ввели впереди каждого зондирующего импульса короткий «импульс подначки», провоцирующий выдачу помехи до прихода зондирующего импульса. Таким образом, радиолокатор нормально сопровождал цель, в то время как помеха работала, зацепившись за «подначку».

В другом пуске «подначку» запустили с такой высокой частотой следования импульсов, от чего «Крот» словно бы захлебнулся и вообще замолк. Как говорили сотрудники СКБ-30 и специалисты полигона – «Крот» сдох.

(реальная история испытаний лета 1961 г, описанная в книге Г.В. Кисунько «Секретная зона»)

#Обновление 09.07.2017

4. Пламя среди тюльпанов.

К оглавлению

19 января 1961 г. Роберт Гилрут, руководитель Целевой космической группы, вызвал к себе семерых астронавтов и объявил им, что первым летит Алан Шепард, вторым – Вирджил Гриссом, а Джон Гленн будет дублировать обоих. Эти три имени были названы на пресс-конференции месяц спустя, но до 2 мая имя первого американского астронавта оставалось в секрете.

31 января 1961 года ракета «Редстоун» в ходе пуска под обозначением MR-2 («Mercury-Redstone») подняла в космос капсулу «Меркурий» № 5, на борту которой находился шимпанзе Хэм. Предполагалось получить данные по физиологии и поведению животного в суборбитальном полёте, опробовать систему жизнеобеспечения (СЖО), медицинскую аппаратуру и проверить системы обнаружения аварийных ситуаций, ориентации, тормозных двигателей, амортизирующего устройства. При выводе на орбиту из-за «залипания» регулятора тяги двигатель работал на повышенной тяге. Окислитель был полностью израсходован за 5 секунд до расчётного момента выключения. По падению давления в камере САС определила преждевременную остановку ЖРД и «оторвала» корабль от ракеты. Капсула получила дополнительный мощный «толчок». Проведя в невесомости 6 мин 40 сек, Хэм поднялся на высоту в 253 км вместо 185 км и улетел на 212 км дальше расчетной точки приводнения. Корабль приводнился в 672 километрах от места старта.

Обезьянке досталось по полной программе. Сначала – аварийный разгон, во время которого 18-кратные перегрузки едва не убили Хэма. Потом вышло из строя устройство, которое «наказывало» шимпанзе ударом тока, если он неверно реагировал на световые сигналы. Теперь его било током и за правильные, и за неправильные действия с кнопками и рычагами. Можно представить, что думал Хэм о людях в эти минуты. На спуске тепловой экран сорвался, сильно ударив по корпусу и повредив воздушный клапан. Хэм едва не изжарился в своей капсуле, которая свалилась в океан более чем в 200 километрах от расчетной точки.

При посадке через повреждённый воздушный клапан в капсулу начала поступать вода. Нашли чуть живого Хэма только через три часа после приводнения. К прибытию спасателей полузатопленный корабль вовсю набирал воду. Хэма едва успели вытащить. По результатам пуска MR2 в конструкцию ракеты было внесено семь изменений, чтобы устранить «заброс по тяге» в полётах MR1A и MR2. Руководитель Целевой космической группы Роберт Гилрут предлагал идти на пилотируемый пуск, но команда Вернера фон Брауна настояла на ещё одном беспилотном полёте для оценки внесенных изменений. Этот «зачётный» пуск под обозначением MRBD был успешно выполнен 24 марта 1961 г. с макетной капсулой на доработанной ракете № 5. По плану полёта ракета Редстоун и макет космического корабля Меркурий не разделялись, они пролетели вместе 494 км до приземления, за исключением последних 8-ми км и упали в Атлантический океан, разрушаясь в полёте. Пуска был признан успешным, а система «Меркурий-Редстоун» – объявлена готовой к пилотируемому полёту. Полёт был назначен на 28 апреля 1961 года.

В своей инаугурационной речи, произнесенной 20 января 1961 г., Кеннеди призвал Советский Союз «вместе с США исследовать звезды». А через десять дней в своем первом «Послании конгрессу о положении страны» особо подчеркнул: «Эта администрация (Кеннеди) намерена безотлагательно исследовать все возможные сферы сотрудничества с Советским Союзом и прочими нациями, «чтобы наука давала пищу пытливым умам, а не несла человечеству смерть и разрушения». В частности, я сейчас же приглашаю все нации, включая и Советский Союз, начать вместе с нами разработку глобальной программы предсказания погоды, новой глобальной программы спутниковой связи и телевидения, а также начать сотрудничество в подготовке полётов автоматических зондов на Марс и Венеру. Зондов, которые однажды помогут нам разгадать глубочайшие тайны Вселенной.

В настоящее время эта страна (президент имел в виду США) находится впереди в области космических исследований и технологий, в то время как Советский Союз имеет преимущество по средствам выведения на орбиту тяжелых аппаратов. Обе нации могли бы помочь друг другу, а также другим нациям, если бы не делали {указанные программы} предметом жёсткого и бессмысленного соперничества в духе холодной войны. Соединенные Штаты желали бы объединиться с Советским Союзом, а также учеными всех стран мира, чтобы общими усилиями сделать плоды этих новых знаний доступными всем...»

У президента было пять причин, по которым он отдавал приоритет сотрудничеству, а не соперничеству в космосе.

У Кеннеди не было твердой уверенности в том, что США смогут догнать и перегнать Советский Союз в космосе. Президенту очень не хотелось ввязываться в гонку, в результате которой СССР ещё больше подчеркнул бы своё превосходство в космической области.

Кеннеди не был убежден в научной значимости широкомасштабной пилотируемой космической программы. В докладе комитета Визнера (группы, возглавляемой Джеромом Визнером) программа «Меркурий» была охарактеризована как «второстепенная» и к тому же «способная дискредитировать страну и, в частности, администрацию Кеннеди».

На него в немалой степени подействовало предупреждение Эйзенхауэра о возможном воздействии на политику государства военно-промышленного комплекса и научно-технической элиты. «Космическая гонка» явно способствовала укреплению политического влияния этих экономических и социальных структур. А они, почуяв сверхприбыли, в свою очередь, стали бы не только ускорять данную «гонку», обещающую им большие бюджетные вливания, но и пытались бы объединить её с военной сферой, также привлекавшей их перспективами больших госзаказов.

Кеннеди опасался, что поэтому, а также вследствие создания новых ракетных технологий, «гонка» в космосе могла привести к ускорению гонки вооружений, и, в результате, к ещё большему усилению холодной войны.