Дотянуться до звёзд

Советская позиция по германскому вопросу оставалась неизменной с переговоров 1955 года в Женеве (АИ, см. гл. 01-32). Более того, в этом вопросе СССР, Великобритания и Франция заняли консолидированную позицию, настаивая на закреплении раздела Германии, выгодного всем европейским государствам, в то время как США упорно требовали буквального выполнения Потсдамского договора, где было сказано, что Германия в будущем должна стать единым государством. Понятно, что американцы видели будущую объединённую Германию капиталистической, и входящей в НАТО, что совершенно не устраивало СССР.

Реализация советских предложений по подписанию отдельных мирных договоров с Западной и Восточной Германиями означала оздоровление политической ситуации, признание существования двух германских государств, уже ставших к этому времени по отдельности членами ООН (в реальной истории – с 1972 г). Но подписание мирного договора означало конец американской оккупации Западной Германии. США не собирались выводить из Европы свои войска, и поэтому блокировали советские предложения.

Франция и Великобритания расценивали оккупацию Германии как гарантию сохранения мира в Европе, поэтому тоже выступали против заключения мирного договора, но при этом настаивали на сохранении статус-кво, при котором Германия оставалась разделена.

Кеннеди охарактеризовал советские предложения по заключению мирного договора с Германиями как «угрозу» Западу.

– США и союзники, – заявил JFK, – должны, если это будет необходимо, пойти на риск ядерной войны из-за Западного Берлина.

Президент де Голль в совершенстве освоил искусство балансировать на двух стульях. Он ответил Кеннеди, что, по его мнению, «Россия не хочет войны, но что Западу надо проводить твёрдую линию, защищая свои интересы». Казалось, контакт и понимание между Кеннеди и де Голлем установились. На этой приятной для американского президента ноте закончилась первая часть переговоров.

После первого раунда переговоров был устроен торжественный обед. Помимо де Голля и Кеннеди на нём присутствовали французские официальные лица и основные американские советники: Соренсен, О'Доннел, Селинджер и др. Французская кухня произвела большое впечатление на американцев после однообразного меню столовой Белого Дома.

На обеде Жаклин вновь завладела вниманием французского президента. Она восхитила де Голля своим рассказом о посещении Мальмезона, дома Жозефины Бонапарт. Она непринуждённо болтала о Луи Шестнадцатом и о династии Бурбонов. Очарованный де Голль сказал президенту Кеннеди.

– Ваша жена знает больше о французской истории, чем любая француженка.

После обеда оба президента с супругами и прочими гостями смотрели балет в дворцовом театре. Когда французский и американский президенты возвратились для переговоров в салон Доре, они обсудили ситуацию в Индокитае, где осенью 1960 г был образован Народный фронт освобождения Южного Вьетнама, а в Лаосе в 1958 г утвердилось левоцентристское правительство (АИ, см. гл. 03-16), вызывавшее особенное раздражение у американской администрации.

(В реальной истории Кеннеди и де Голль обсуждали только ситуацию в Лаосе, но в АИ она сильно изменилась, см. гл. 02-28 и 03-16)

Де Голль рекомендовал Кеннеди не пытаться решать проблемы Индокитая путем военного вмешательства:

– Американцы могут рассчитывать лишь на дипломатическую поддержку со стороны Франции, но не более, – прямо заявил французский президент.

Он прямо исключил саму возможность участия французских солдат в военных действиях. Таким образом, Франция недвусмысленно отказывала США в поддержке их авантюристической политики в Индокитае. Американские президенты послевоенных лет не привыкли к такого рода откровенному разговору. И Трумэну, и Эйзенхауэру в западноевропейских столицах обычно поддакивали или же молча соглашались с американскими предложениями. Кеннеди пришлось убедиться, что в Западной Европе многое изменилось.

На второй день переговоров обсуждали проблемы НАТО. И вот тут президент де Голль буквально ошарашил американскую делегацию, подробно изложив свои взгляды на изменения в мире и в международных отношениях.

– Франция, – заявил де Голль, – не намерена больше жить под сенью НАТО. Понимая всю сложность задач, стоящих перед американским президентом, и не стремясь подорвать НАТО, французское правительство не намерено что-либо предпринимать немедленно. Однако вместе с тем оно недвусмысленно заявляет, что в самом ближайшем будущем ситуация с пребыванием Франции в военной организации НАТО должна измениться.

(история реальная, но точной цитаты де Голля найти не удалось, поэтому она не выделена. Источник: Громыко А.А. «1036 дней президента Кеннеди» http://usa-history.ru/books/item/f00/s00/z0000007/st027.shtml)

Как вспоминал позднее Соренсен, американский посол в Париже Гэвин после заседания признался ему, что был «почти испуган этим твёрдым, холодным и безоговорочным заявлением о том, что США не должны вмешиваться в дела Европы».

Кеннеди внешне сохранял спокойствие, но он был более чем взволнован. Впервые он слышал от ведущего государственного деятеля Западной Европы, критику НАТО – основы всей американской внешней политики в Европе. По существу, де Голль объявил НАТО анахронизмом. (там же, http://usa-history.ru/books/item/f00/s00/z0000007/st027.shtml история реальная)

JFK не жалел слов, пытаясь убедить де Голля, что его взгляды по вопросам НАТО и создания Францией своих собственных ядерных сил ошибочны. Он всячески подчёркивал, что США «будут воевать, если на Европу нападут». Кеннеди заявил, следуя советам Пентагона и госдепартамента, что американцы могут первыми нанести ядерный удар «по нападающим». США готовы начать ядерную войну, если его правительство решит, что это «необходимо» или что американские войска «находятся в опасности», или даже если ему только станет известно, что Советский Союз «готовится нанести удар». Президент оставлял за правительством США «право» решать, когда первым нанести атомный удар по социалистическим странам. Несмотря на все его попытки, де Голль твёрдо дал понять, что его точка зрения на НАТО и роль США в Западной Европе остается неизменной.

Тогда Кеннеди раскрыл перед французским президентом свою последнюю карту, заявив, что США готовы пойти на создание под эгидой НАТО общих подводных атомных сил, которые находились бы под контролем США, Франции и Англии. Хотя об этом прямо и не говорилось, это опасное предложение открывало доступ ФРГ, как члену НАТО, к ядерному оружию.

Но и этот последний козырь не подействовал. Де Голль фактически отверг и это предложение, лишь заметив, что оно будет изучено. На дипломатическом языке это чаще всего означает «нет». Как показали последующие события, так оно и было.

Переговоры закончились так же, как и начались, в корректной атмосфере. Многие отмечали, что между де Голлем и Кеннеди установились теплые личные отношения. Однако по ряду крупных международных проблем мнения американского и французского президентов значительно разошлись. Переговоры Кеннеди с де Голлем не принесли больших решений. Визит Кеннеди в Париж оказался бесплодным.

Когда JFK прощался с де Голлем перед вылетом в Вену, он спросил президента Франции:

– Вы 50 лет готовились к тому, чтобы стать главой государства. Удалось ли Вам обнаружить что-либо такое, что должен знать я?

Де Голль обещал ему рассказать об этом при следующей встрече.

Впереди Кеннеди ожидала Вена. На этом этапе его поездки в Европу стало понятно, что и самому JFK, как главе государства, и американской дипломатии в целом, для успешного ведения переговоров не хватало реализма. За первые 10-15 послевоенных лет американцы слишком привыкли, что в Западной Европе все смотрят им в рот и повторяют за ними каждое слово. Они ещё не осознали, что ситуация с тех пор сильно изменилась. Переговоры с де Голлем стали для Кеннеди неприятным отрезвлением. Европейцы, как минимум – французы, не желали больше плясать под американскую дудку, заявляя о намерении проводить самостоятельную политику.

#Обновление 19.11.2017

При подготовке к переговорам, на совещании Серов обратил внимание Хрущёва на чисто внешнюю сторону процесса:

– У вас с президентом большая разница в возрасте. Для политической дискуссии это неплохо, даже очень. Ваш опыт, Никита Сергеич, даёт определённое преимущество. Но вот с точки зрения западного обывателя и прессы преимущество молодости будет на стороне Кеннеди и его супруги. Им легче понравиться публике.

– Ну, извини, Иван Александрович, мы с Ниной Петровной и рады бы помолодеть лет на двадцать пять – тридцать, да не получится, – развёл руками Первый секретарь.

– Это понятно, – ответил Серов. – Я другое предлагаю. Кеннеди летит в Европу с женой и с матерью. Почему бы вам не взять с собой, например, Юлию Леонидовну? Женщина она видная, эффектная, сможет отвлечь на себя репортёров, и смотреться будет не хуже Жаклин. Нине Петровне тоже желательно очень строго подойти к подбору своего гардероба, это важно для общего впечатления. Я, с вашего позволения, дам указания портному.

– Действуй, как считаешь нужным, – решил Хрущёв. – Мне только о женских тряпках не хватало беспокоиться.

Он, разумеется, понимал, что Серов даёт правильные советы. Для Нины Петровны подготовили строгий серый костюм (АИ) и несколько платьев, в том числе – очень красивое тёмное платье, прошитое блестящей нитью, в котором она затем посещала театр в Вене. (Реальная история http://periskop.livejournal.com/576657.html фото 22 и 23)

В Вену советская делегация прибыла на поезде. Первым делом, согласно дипломатическому протоколу, был совершён визит вежливости к президенту и премьер-министру Австрии. Затем, после окончательного согласования, состоялась первая встреча с американским президентом.

Переговоры проходили поочерёдно в американском и советском посольствах. Первый раунд состоялся на американской территории. Серов заранее предупредил, что нежелательно опаздывать на встречу (в реальной истории Хрущёв сильно опоздал), хотя небольшая задержка вреда не причинит. Президент Кеннеди и госсекретарь Раск встретили советскую делегацию прямо на ступенях американского посольства. JFK протянул руку для рукопожатия. Он был сильно выше Хрущёва, да ещё и стоял на ступеньке, из-за чего ему пришлось неловко пригнуться. Никита Сергеевич с улыбкой потянулся навстречу, но сделал вид, что не может поднять руку, и сказал:

– Я пожилой человек, господин президент, мне до вас не дотянуться.

Этот момент они с Серовым специально прорабатывали, после того, как нашли в «документах 2012» фотоснимки с венских переговоров.

Кеннеди с улыбкой спустился «на один уровень» с советским лидером, и они приветствовали друг друга, обменявшись рукопожатием. Таким нехитрым способом Хрущёв вынудил президента «сделать первый шаг навстречу», а заодно и не выглядел в официальной хронике «просителем на приёме». (См. фотохронику переговоров в Вене http://periskop.livejournal.com/576657.html фото 11)

JFK на этой встрече в первую очередь пытался убедить советского руководителя, что он, Кеннеди – человек сильной воли, но уравновешенный и способный к компромиссам. Также он собирался «объяснить Хрущёву, что представляют собой США и их внешняя политика». При том, что собственную внешнеполитическую линию он пока не выработал, и был вынужден проводить прежний политический курс. Та же самая кубинская авантюра была унаследована им от администрации Эйзенхауэра.

Перед встречей в Вене у президента не было ни одного конкретного предложения по разрядке международной напряжённости. Более того, он изначально готовился отвергнуть советские предложения по заключению германского мирного договора. В то же время он всерьёз надеялся заинтересовать советскую сторону перспективами сотрудничества в космосе. В целом такой подход выглядел достаточно наивным.

При этом его отношение к проблеме Индокитая было более взвешенным. После позорного апрельского фиаско наёмников ЦРУ на Кубе президент упорно не поддавался давлению военных и группы политиков, требовавших расширения военного присутствия США в Индокитае, вплоть до ввода регулярных войск. Пока американское присутствие там ограничивалось военными советниками, хотя их число уже превысило несколько тысяч.

В то же время советская делегация ехала в Вену, имея в активе несколько вариантов плана всеобщего разоружения, от крайне радикальных, до достаточно консервативных. Хрущёв также был готов к обсуждению разных вариантов космического сотрудничества, хотя и понимал, что эти проекты будут отложены в реализации минимум на три-пять лет, из-за отставания Соединённых Штатов в космических технологиях. На значимые прорывы в экономическом сотрудничестве Никита Сергеевич не рассчитывал.

Перед самой встречей был сделан ещё один важный политический шаг. На Глиникском мосту между Западным Берлином и Потсдамом 29 мая 1961 года состоялся первый «шпионский обмен». Пилота сбитого самолёта U-2 Фрэнсиса Пауэрса обменяли на раскрытого советского резидента «Джона Смита» – советский разведчик так и не назвал своего настоящего имени.

(АИ частично, в реальной истории Пауэрса обменяли на советского резидента Вильяма Фишера, он же Рудольф Абель, 10 февраля 1962 г)

Этот обмен показал, что стороны готовы искать и находить политические компромиссы даже в наиболее сложных, болезненных и запутанных вопросах.

В то же время встреча началась достаточно неплохо, собеседники общались между собой дружелюбно, даже иногда шутили. После протокольного фотографирования в комнате для переговоров остались только Кеннеди, Хрущёв, Громыко, Раск, и два переводчика – советский и американский.

Никита Сергеевич в шутку заявил президенту:

– Мистер Кеннеди, вы знаете, что мы голосовали за вас?

JFK удивлённо посмотрел на него:

– Каким образом? Как это понимать?

– Помните, перед окончанием избирательной кампании, ваши дипломаты обращались к нам с просьбой вернуть уцелевших лётчиков сбитого разведчика RB-47? – напомнил Хрущёв. – Если бы мы тогда их вернули, это было бы засчитано в актив Никсона. Поэтому мы решили подождать, и вернули их уже после вашей инаугурации.

– Гм… А если бы победил Никсон?

– Тоже вернули бы, но тоже после инаугурации.

Кеннеди усмехнулся:

– Ваш вывод правилен. Я согласен, что в тот момент даже малый перевес мог стать решающим. Поэтому я признаю, что вы тоже участвовали в выборах и голосовали в мою пользу.

(Из воспоминаний Н.С. Хрущёва «Время, люди, власть»)

– Но должен сказать, что ваше поздравление с инаугурацией было слишком уж экстравагантным, и выглядело не слишком дружественным, – заметил JFK. (АИ, см. гл. 06-01)

– Так и полёты ваших разведчиков тоже выглядели не слишком дружественно, как и высадка наёмников ЦРУ на Кубе, – парировал Хрущёв. – Я думаю, нам обоим стоило бы воздерживаться от подобных выходок, чтобы не нагнетать напрасно ситуацию. Ведь любой подобный инцидент может привести к ядерной войне, которая станет концом цивилизации.

– Пожалуй, – согласился Кеннеди. – Я собирался обсудить этот вопрос в числе прочих.

Далее стороны оговорили повестку дня. Кеннеди сразу заявил, что, в отличие от Эйзенхауэра, он понимает необходимость мирного сосуществования США и СССР, так как альтернативой ему будет ядерная война.

– Хорошо, что вы это понимаете, – ответил Хрущёв. – Проблема в том, что каждая из сторон понимает мирное сосуществование по-своему. Нам придётся как-то сблизить наши позиции по этому вопросу.

Затем перешли к обмену мнениями по германскому вопросу. JFK вновь отверг саму возможность заключения мирного договора с Германией:

– Потсдамские соглашения требуют, чтобы мирный договор был заключён с единой Германией после её объединения. Это условие должно быть выполнено.

– Но с момента заключения Потсдамских соглашений уже многое изменилось, – ответил Хрущёв. – Обе Германии уже являются членами ООН, они признаны на международном уровне. Мы считаем, что Потсдамский договор нуждается в корректировке в этом вопросе, например, путём принятия какого-либо протокола, уточняющего договор с учётом современного положения.

– Нет, – безоговорочно заявил президент. – Потсдамские соглашения должны выполняться в полном объёме, так, как они заключены.

– Тогда придётся убрать из Западного Берлина западногерманскую администрацию. – ответил Хрущёв. – Её присутствие там тоже противоречит Потсдамским соглашениям. Тем более, что протокол Контрольного Совета от 1947 года об этом был признан Соединёнными Штатами год назад, на Парижской встрече (АИ, см. гл. 05-14)

– Так мы ни до чего не договоримся, – заметил Кеннеди.

– Почему же? Вполне договоримся, если американская сторона прекратит практику использования двойных стандартов, – парировал Первый секретарь. – Вы сами требуете выполнения Потсдамских соглашений до последней буквы, но как только мы требуем того же от вас, американская сторона тут же начинает обвинять нас в нежелании договариваться.

Господин президент, договорённость предполагает уступки для достижения компромисса с обеих сторон. Вы же, как я вижу, придерживаетесь типично американской позиции – понимаете компромиссы как односторонние уступки с нашей стороны.

JFK сделал паузу, понимая, что у него нет подходящего ответа:

– Мы настаиваем на безоговорочном выполнении уже заключённых соглашений.

– У меня другое предложение, – продолжил Хрущёв. – Если мы сейчас продолжим обсуждать вопросы, в которых у нас имеются существенные разногласия, мы только потратим время и ни до чего не договоримся. Я предлагаю эти обсуждения перенести на конец переговоров, а сейчас обсудить другие вопросы, в прогрессе которых мы с вами одинаково заинтересованы. Например, возможности сотрудничества в космосе. В обсуждении конкретных проектов нам будет легче найти точки соприкосновения. Возможно, нам даже удастся до чего-то договориться. Если у нас уже будут какие-то договорённости, нам будет легче найти общий язык и по германскому вопросу, и по разоружению, и по остальным проблемам, где пока не было никакого продвижения.

– Но это полностью меняет повестку дня?

Госсекретарь Раск впервые с начала встречи подал голос. До этого он сидел молча.

– Да и пусть её… – Первый секретарь только отмахнулся. – Иначе мы так и будем собачиться, без какого-либо продвижения. Что скажете, господин президент?

– Согласен, – тут же ответил JFK. – Возможно, в обсуждении научно-технических вопросов нам удастся добиться большего взаимопонимания.

Позже Хрущёв в своих мемуарах отметил, что «Кеннеди сам очень хорошо разбирался в международных вопросах и был подготовлен к переговорам. Всё, о чем нужно было обменяться мнениями, он изучил заранее и совершенно свободно владел материалами. Это было абсолютно не похоже на то, что я наблюдал, встречаясь с Эйзенхауэром. Это, конечно, говорило в пользу Кеннеди, и он вырастал в моих глазах. Тут был партнёр, к которому я относился с огромным уважением, хотя мы стояли на разных позициях и были как бы противниками. Я ценил его качества. Если президент сам разбирается в деталях политики, значит, он и определяет её. А так как президент заявил, что с пониманием относится к мирному сосуществованию, следовательно, зарождалась какая-то уверенность в том, что он не станет опрометчиво принимать решения, которые привели бы к военному конфликту; С каждой встречей он вырастал в моих глазах».

– Но прежде, чем мы углубимся в обсуждение перспектив возможного космического сотрудничества, стоит отметить проекты, по которым сотрудничество уже идёт и дало отличные результаты. Я имею в виду совместную работу американских и советских учёных по созданию вакцины от полиомиелита.

– Совместную вакцину? Мне никто не доложил об этом, – JFK явно был удивлён.

Никита Сергеевич коротко рассказал президенту о работах Михаила Петровича Чумакова и результатах проводимой в СССР вакцинации. Президент слушал очень внимательно:

– Это большой успех, господин Первый секретарь. Я ничего об этом не знал, – Кеннеди был несколько обескуражен.

– Видимо, ваши советники были озабочены другими проблемами. – усмехнулся Хрущёв. – Я предлагаю совместно отметить работу ваших и наших учёных на государственном и международном уровне. Товарища Чумакова с коллегами мы выдвинули на получение Ленинской премии, это наша высшая награда для учёных. Полагаю, господина Сэйбина и его коллег тоже следовало бы наградить. Мы с вами также могли бы совместно выдвинуть наших и ваших разработчиков на соискание Нобелевской премии, учитывая международное значение создания этой вакцины.

– Согласен! – тут же ответил президент.

– Вот видите, мы с вами уже смогли прийти к согласию по весьма важному вопросу, – Никита Сергеевич улыбнулся.

– Если бы все вопросы, что нам предстоит решить, были бы такими же простыми… – усмехнулся JFK.

– А кто-то обещал, что будет легко? – в свою очередь, усмехнулся Первый секретарь. – Есть ещё одно, очень важное дело, касающееся медицины.

Он достал конверт с фотографиями, что передала ему Мария Дмитриевна Ковригина, и передал президенту. На конверте по-английски было написано: «Последствия применения препарата «Талидомид» в период беременности».

– Что это?

– Фотографии, сделанные в ФРГ и Великобритании.

Президент достал несколько снимков из конверта. Увиденное заставило его содрогнуться.

– Это же кошмар… Как такое могли допустить?

– Капитализм, – пожал плечами Никита Сергеевич. – Ради 300 процентов прибыли капиталист собственную мать продаст на органы.

Он коротко рассказал историю применения талидомида в европейских странах. Упомянул и о применении препарата для лечения некоторых видов онкологических заболеваний и проказы.

– Спасибо, что сообщили мне об этом, – поблагодарил JFK. – Я дам распоряжение Управлению по контролю качества пищевых продуктов и лекарственных средств тщательно проверить все препараты, в которые входит это вещество.

Кстати, почему бы нам не организовать координацию и обмен информацией между рабочими группами, которые занимаются разработкой лекарств для лечения онкологических заболеваний, и других подобных болезней, от которых пока не найдено надёжных средств лечения?

– Мы не против, если этот обмен будет равноценным и взаимовыгодным, – ответил Хрущёв. – Давайте поручим министрам иностранных дел, с привлечением профильных специалистов, составить проект соглашения по этому вопросу.

– Согласен, – тут же решил президент. – Будем считать, что принципиальное решение принято. Итак, господин Хрущёв, вы готовы обсудить возможные варианты сотрудничества в космосе?

– Готов, – коротко ответил Никита Сергеевич.

– Сразу после моего выступления в Конгрессе вы заявили, что готовы вместе с нами участвовать в совместной лунной программе. Я правильно вас понял? – спросил Кеннеди.

– Вы поняли правильно, – ответил Первый секретарь. – Мы считаем, что такая совместная работа может быть полезна сразу по нескольким причинам. Она позволит нам лучше понимать друг друга. При успешном развитии программы, возможно даже, что удастся сократить военные бюджеты наших стран и перенаправить часть средств, которые сейчас тратятся на военные заказы, на улучшение жизни населения и на расширение освоения космоса. Ну, и, само собой, это позволит сэкономить средства.

Мы хорошо понимаем, что военная промышленность в Соединённых Штатах не заинтересована в сокращении военных расходов, и будет отчаянно сопротивляться. Точно так же мы ожидаем сильнейшего противодействия этому сотрудничеству по линии разведки и со стороны тех политических кругов, которые уже проявили себя с худшей стороны во время моего визита в 1959 году. Полагаю, вы, господин президент, тоже это понимаете.

– Да, такое возможно, – явно неохотно признал Кеннеди.

– О негативной роли военно-промышленного комплекса говорил в своей прощальной речи президент Эйзенхауэр. Вам, господин президент, придётся нелегко, – предупредил Хрущёв. – Придётся найти способ преодолеть сопротивление множества промышленников, военных, банкиров, шпионов и прочей шушеры, которая кормится за счёт военного бюджета. На вас будут оказывать сильнейшее давление законодатели, подкупленные лоббистами военно-промышленного комплекса.

– Я собираюсь купить их лояльность за счёт расширения объёма ассигнований на космические программы, одновременно сокращая неэффективные военные проекты, – ответил JFK. – То есть, корпорации получат те же деньги, но часть из них пойдёт уже не на военные, а на космические заказы.

– Разумно, – согласился Никита Сергеевич. – Что касается непосредственно лунной программы, у нас есть более комплексная и долговременная программа освоения космоса. Подробнее о ней расскажут руководители Главкосмоса, если мы с вами в принципе договоримся сейчас о совместных действиях. Пока я вам обрисую её кратко.

Из того, что мы можем делать уже сейчас – создание глобальных спутниковых систем связи, ретрансляции телевизионных сигналов, навигации и предсказания погоды. У вас есть радионавигационная система «Транзит» («Transit»). У нас – аналогичная система «Циклон». В Париже мы подписали соглашение об унификации частот, используемых этими спутниками. Клиентское оборудование для этой системы уже производят СССР, США и Франция. (АИ, см. гл. 05-14). В создании систем связи и телевидения мы могли бы пойти похожим путём – согласовать частоты и протоколы, чтобы сигнал можно было ретранслировать через ваши и наши спутники.

В ближайшее время мы начнём отрабатывать новый тяжёлый носитель. Это будет чисто космическая ракета, не рассчитанная на использование в качестве баллистической, работающая, как мне сказали, на жидком кислороде и керосине. Двигатели для этой ракеты уже отработаны и изготовляются серийно, поэтому ракета будет недорогая.

Про метановый вариант Хрущёв решил пока не говорить.

– Какая у неё будет полезная нагрузка? – спросил Кеннеди.

– Специалисты обещают около 30 тонн. Она позволит выводить достаточно крупные и тяжёлые спутники на геостационарную орбиту.

– Ого! – Кеннеди и Раск многозначительно переглянулись.

– Такая ракета уже способна отправить тяжёлую автоматическую станцию не только к Марсу или Венере, но и к дальним планетам – Юпитеру, Сатурну, и даже дальше. Она может вывести на низкую орбиту тяжёлый спутник – орбитальную станцию, на которой можно будет организовать вахтовый режим работы космонавтов, по месяцу и более. Если мы собираемся осваивать космос, мы должны научиться там жить, сохраняя здоровье людей, – пояснил Хрущёв. – Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Орбитальную станцию имеет смысл сразу делать международной. На ней будут работать экипажи от трёх до шести человек, возможно – даже девять.

Такая станция послужит прототипом обитаемого отсека межпланетного корабля для дальних космических полётов.

Чтобы доставлять экипажи на станцию, нужно научиться стыковать космические корабли друг с другом. Сейчас наши инженеры и учёные над этим работают. Как только будет освоена стыковка, можно будет запускать орбитальную станцию и посылать туда экипажи, проводить научные эксперименты. Это будет первый этап.

Второй этап – организация исследования Луны и Марса подвижными автоматическими исследовательскими аппаратами – луноходами и марсоходами. Наши специалисты считают, что промышленное освоение Луны имеет смысл только при широком использовании робототехники. Роботам не нужен кислород, вода, пища. Но роботы пока несовершенны, они ломаются, нуждаются в частом ремонте и обслуживании.

Кроме того, человек на месте пока справляется с задачами разведки и поиска значительно лучше любого робота. Только человек сможет выбрать представляющий интерес камень, понять, что это за минерал, и представляет ли он интерес для промышленной разработки. Только человек, оглядевшись вокруг, может заметить что-то интересное, или, например, слушаясь своей интуиции, пойти не налево, а направо, и сделать важнейшее открытие. Роботы когда-нибудь научатся видеть, как люди, но думать как люди они ещё очень долго не смогут.

Поэтому нужен третий этап – пилотируемые полёты к Луне, Марсу, отправка исследовательских автоматов в пояс астероидов, и, возможно, пилотируемый облёт Венеры с выводом на её орбиту долговременного исследовательского аппарата. Вывод орбитальной станции на окололунную орбиту и организация исследования Луны регулярными экспедициями на эту станцию.

Четвёртый этап – организация постоянно действующей исследовательской базы на поверхности Луны и начало промышленной эксплуатации Луны при помощи роботов.

Пятый этап – организация такой же базы на Марсе, более углублённое исследование автоматами пояса астероидов, Венеры и Меркурия. Начиная с с третьего и четвёртого этапов, параллельно предполагается отправка исследовательских автоматов к дальним планетам, спутникам Юпитера и Сатурна.

Шестой этап – строительство орбитальной верфи между Землёй и Луной, в точке, где их притяжение уравновешено, не помню, как она там называется (точка Лагранжа). Там мы будем в дальнейшем собирать космические корабли для полётов к Марсу и дальним планетам.

Хрущёв не упомянул о проекте терраформирования Марса, но и того, что он перечислил, хватило, чтобы у Кеннеди отвисла челюсть.

– Сколько же на это нужно денег? И в какие сроки вы собираетесь это реализовать?

– Сроки – до конца столетия, – ответил Первый секретарь. – Денег нужно будет существенно меньше, чем мы уже сейчас тратим на вооружения, поэтому мы и настаиваем на политике разоружения. Поймите, наконец, нам неинтересно захватывать Европу, там ничего нет, никаких ценных ресурсов. Мы сейчас преобразуем природу у себя – сажаем лесополосы в степях, распахиваем целинные земли, преобразуем пустыни в цветущие сады, превращаем поля Нечернозёмной зоны в плодородные земли, подобные чернозёмам Курска и Украины. Помогаем с тем же нашим арабским союзникам.

По поводу финансирования этих проектов – советская плановая экономика работает по-другому, не так, как капиталистическая. Производительность труда человека достаточно высока. Например, в сельском хозяйстве один земледелец может создавать прибавочный продукт, которого хватает, чтобы прокормить 20 человек. Труд механизированный и автоматизированный имеет производительность ещё намного большую.

При капитализме всю прибавочную стоимость, созданную этим трудом, забирает капиталист и использует по своему усмотрению, оставляя рабочему ровно столько, чтобы тот не умер с голоду. Только очень высококвалифицированный рабочий получает достаточно большую зарплату.

При социализме вся прибавочная стоимость, которую у вас растаскивают по кубышкам сотни тысяч капиталистов, аккумулируется в госбюджете, из которого финансируются государственные программы индустриализации, армия, правоохранительные органы, а также бесплатные образование, медицина, строительство жилья, пенсии для пожилых работников, и общественные фонды потребления, вся социальная сфера, культура и отдых для населения.

При этом правительство имеет возможность концентрировать очень большие средства на том направлении, которое в данный момент является приоритетным для развития народного хозяйства. Если таким направлением станет, к примеру, космическая техника, то и финансирование будет соответствующее.

Вот тут до президента начало доходить.

– Вы хотите сказать, что социалистическая страна действует как суперкорпорация?

– На внешнеполитической арене – да, – подтвердил Хрущёв. – Внутри устройство много сложнее. Корпорация обычно не заботится о семьях сотрудников, за редким исключением, вроде подарков на рождество, или корпоративных праздников. Для нас от рождения до смерти ценен каждый человек, каждый гражданин страны, разделяющий наши идеалы, и готовый строить коммунизм вместе с нами. Поэтому государство берёт на себя заботу о его образовании, трудоустройстве, медицинском обслуживании, жилище, и пенсионном обеспечении.

– И как вы собираетесь окупить эти вложения? – поинтересовался Кеннеди. – Ведь не ради одной только науки вы планируете столь дорогостоящую программу?

– Конечно, нет. В космосе полно ресурсов, – ответил Первый секретарь. – Я уже говорил президенту Эйзенхауэру про пояс астероидов. Там летает множество астероидов из камня, металлов и замёрзших углеводородов, вроде метана. Полно железо-никелевых астероидов, есть редкоземельные и драгоценные металлы. Можно прилетать и добывать ценные ресурсы прямо в космосе.

– А на Земле не дешевле будет их добыть?

– Смотря для чего, – пояснил Первый секретарь. – Как мне объясняли наши специалисты, на Земле эти металлы существуют в виде химических соединений, руды, которую надо ещё обогатить, очистить и переплавить. А для использования в космосе – ещё и поднять на орбиту. В астероидах эти металлы не окислены, они там находятся в самородном виде, потому что в космосе нет кислорода. Их можно сразу плавить в атомной печи, добавляя легирующие элементы, и получать высококачественную продукцию. Можно перегонять астероиды орбитальным буксиром на орбиту Земли, но это пока – задача для отдалённого будущего.

Вот, коротко, та программа, в которой мы приглашаем принять участие и вас, и другие страны. Французы уже интересовались возможностью участия, в том числе – в разработке спутников, и присоединились к программе разработки стандартного стыковочного узла (АИ, см. гл. 05-14). Если вы не согласитесь – не страшно, сами справимся. Просто это займёт чуть больше времени. Но я глубоко убеждён в том, что программа исследования космоса должна быть международной и осуществляться в интересах всего человечества.

– Да-а... А мы-то всего-навсего на Луну высадиться собрались, – после некоторой паузы произнёс JFK, глядя на госсекретаря Раска.

– Это – вполне годная, достойная цель. Для одного из этапов, – ответил Хрущёв. – Мы понимаем, что у вас горизонт планирования ограничен двумя президентскими сроками. Очень хорошо, что мы взялись обсуждать перспективы сотрудничества в космосе уже в первые полгода вашего президентства. Наша система планового хозяйства позволяет планировать на 15-20-30 лет вперёд.

Если вы согласны подключиться к совместной работе – со мной приехали наши ведущие учёные и разработчики. Мне докладывали, что с вами прилетели и ваши руководители космической программы. Мы могли бы собраться после перерыва в расширенном составе, и обсудить некоторые детали.

– Почему нет? – ответил Кеннеди. – Я летел сюда, чтобы договориться с вами о совместном освоении космоса. Да, господин Хрущёв, признаю, своей программой вы крепко утёрли мне нос. Но какая разница, если это позволит нам прийти к соглашению?

После событий вокруг Кубы я много думал и многое переосмыслил. Мне стало совершенно ясно, что продолжать вести политику с позиции силы – непродуктивно. Соглашениями и взаимными уступками можно добиться много большего. Наш представитель в ООН Эдлай Стивенсон сказал мне: «если мы без промедления сможем начать [сотрудничать], это послужит основой для ослабления напряженности, а также облегчит продвижение к общему и полному разоружению» (реальная цитата из слов Стивенсона, см. Ю.Ю. Караш «Тайны лунной гонки»), и я склонен с ним согласиться. Наше успешное сотрудничество в космосе могло бы стать прологом к разоружению.

Не скрою, среди моих советников высказывались и другие мнения. К примеру, мистер Ачесон убеждал меня, что «Советский Союз должен чувствовать твёрдую американскую руку до тех пор, пока не смягчит свою позицию по Западному Берлину». Он не рекомендовал мне обращаться к вам с какими-либо предложениями о сотрудничестве, ибо считал, что вы расцените их как проявление слабости со стороны США (Там же).

– Глупость какая, – фыркнул Хрущёв. – Давить на нас и угрожать действительно бесполезно, а договариваться мы готовы, и сейчас, и всегда. Какая может быть слабость со стороны Соединенных Штатов? Это должен быть, и будет диалог равных, уважающих друг друга партнёров. Мы согласны только на такую постановку вопроса, и никак иначе.

– Очень хорошо, – улыбнулся Кеннеди. – Думаю, на первой расширенной встрече будет неплохо, если ваши и наши специалисты познакомятся друг с другом, и обсудят поподробнее возможности и варианты, а мы с вами их послушаем, зададим вопросы, чтобы самим представлять, что они нам предлагают.

– Годится, – согласился Никита Сергеевич. – Так я приглашаю наших товарищей из Главкосмоса?

– Конечно, – кивнул Кеннеди. – Люди из NASA здесь и готовы подключиться в любой момент.

Хрущёв повернулся к Громыко:

– Андрей Андреич, передайте товарищу Захарову, пусть наши космические специалисты подъезжают.

Для переговоров в расширенном составе пришлось перейти в зал побольше. Здесь стоял длинный стол для совещаний, к нему с одной стороны буквой «Т» приставили второй стол. На стене висел экран, перед ним разместился проектор. Кеннеди и Хрущёв уселись во главе стола, рядом. Позади пристроились переводчики, по обеим сторонам – Громыко и Раск. В углу за отдельным столом расположились два секретаря, советский и американский, они вели письменный протокол совещания.

Подъехал микроавтобус с советскими специалистами. Их провели в посольство, прямо в зал для совещания. Тут же появились и американцы. Приветствия при первой встрече были сдержанными. Стороны пока только осторожно присматривались друг к другу.

– Полагаю, для начала стоит познакомиться, – предложил Кеннеди. – Я представлю руководителей NASA, а уже они представят остальных. Итак, директор Джеймс Уэбб, и его заместитель по науке доктор Хью Драйден.

– Научный директор Главкосмоса академик Мстислав Всеволодович Келдыш, технический директор и Главный конструктор Сергей Павлович Королёв, административный директор Василий Михайлович Рябиков, – тут же представил советское космическое руководство Хрущёв.

Джеймс Уэбб продолжил представление со своей стороны:

– Технический руководитель проекта «Сатурн» Вернер фон Браун. Менеджер проектов «Меркурий» и «Сатурн», руководитель Исследовательского центра Льюиса Эйб Сильверстайн. Руководитель Целевой космической группы Роберт Гилрут.

– Руководитель разработки космического корабля «Север» и проекта орбитальной станции Михаил Клавдиевич Тихонравов, – представил Келдыш. – Главный проектант корабля Константин Петрович Феоктистов.

– Технический руководитель разработки кораблей «Меркурий», «Джемини» и «Аполло» Джим Чемберлин. Главный разработчик кораблей «Меркурий» и «Аполло» Макс Фаже.

Специалисты обеих сторон рассаживались по порядку должностей, и оказались прямо напротив. Фон Браун и Королёв рассматривали друг друга с тщательно скрываемым интересом. Не меньший интерес, но уже менее скрываемый, был заметен на лицах Феоктистова и Фаже.

Дождавшись, пока переводчик закончит переводить, президент предложил:

– Итак, господа, мы с Первым секретарём Хрущёвым пришли к принципиальному соглашению о сотрудничестве в освоении космоса. Господин Хрущёв рассказал мне о наличии в Советском Союзе многоэтапной космической программы, рассчитанной, как минимум, до конца столетия. Я предлагаю ознакомить наших русских коллег с имеющимися начальными наработками по лунной программе. Господин Первый секретарь, а ваши специалисты могли бы затем поподробнее рассказать о вашей комплексной программе освоения космоса?

– Конечно, – ответил Никита Сергеевич. – Я думаю, ознакомившись с вашей лунной программой, они и по ней смогут предложить интересные варианты.

– Мистер Гилрут, начнём с вашего варианта, прошу вас, – пригласил Уэбб. – Постарайтесь не увлекаться терминологией, пожалейте переводчиков.

Роберт Гилрут подошёл к проектору с пачкой слайдов в руке.

– Погасите свет, пожалуйста.

Он вставил слайды в лоток и включил проектор.

– У нас есть два основных варианта, и мы ещё не сделали окончательный выбор. Первый вариант, который мы прорабатывали – прямой полёт с Земли на Луну без выхода на промежуточную орбиту.

(Т.н. Direct Ascent – ранний вариант проекта, отвергнутый чуть позднее, летом 1961 г, когда стало ясно, что разработка ракеты «Nova» слишком затянется. https://en.wikipedia.org/wiki/Direct_ascent)

Большая ракета стартует с Земли и выводит сразу на трассу полёта к Луне двухступенчатую ракету много меньшего размера, с кабиной экипажа.

(https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/1/17/Apollo_Direct_Ascent.png/330px-Apollo_Direct_Ascent.png)

Подлетая к Луне, эта вторая двухступенчатая ракета разворачивается «хвостом вперёд», включением двигателей нижней ступени гасит скорость и опускается на Луну на реактивной тяге на широко расставленные опоры посадочного устройства. Когда научные задачи миссии будут выполнены, астронавты вернутся в свой командный модуль. Верхняя ступень ракеты стартует с Луны и ложится на обратный курс. Командный модуль «Аполло» с астронавтами тормозится в атмосфере Земли, выпускает парашюты и садится в океан.

Свой рассказ Гилрут иллюстрировал сменой слайдов. На картинках всё выглядело просто и красиво. Королёв и Келдыш многозначительно переглянулись.

– Размеры носителя для этого варианта просчитывали? Они вас не смущают? – спросил Сергей Павлович.

– Да, это как раз тот момент, который нас останавливает, – признал Джеймс Уэбб, выслушав переводчика. – Для такого путешествия нужна очень большая ракета. По нашим оценкам – высотой более 100 метров в пересчёте на привычные вам единицы измерения, и массой примерно в 5000 тонн.

– В принципе, мы представляем, как её сделать, – ответил Гилрут. – Проект ракеты «Nova» разрабатывается с 1959 года. Двигатель F-1, пригодный для установки на её первую ступень, в апреле этого года впервые показал полную тягу, но ещё нуждается в доводке. Для первой ступени «Nova» потребуется 8 таких двигателей тягой по полтора миллиона фунтов каждый. (680 т.с.)

– Но вы влетели в высокочастотные колебания, и теперь пытаетесь от них избавиться? – усмехнулся Королёв. – Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Мы на этом много шишек набили, и, в итоге, решили ограничить размеры камеры сгорания, поставив больше двигателей меньшей мощности. Так можно быстрее получить результат. В итоге, у нас уже есть отработанный двигатель с тягой 150 тонн на уровне моря и 170 тонн в вакууме.

Большая ракета – это ещё и дорогой стартовый комплекс, и большие проблемы при вывозе ракеты на старт. А другие варианты вы рассматривали?

– Прошу вас, мистер Браун, – ответил Уэбб.

Фон Браун заменил слайды в проекторе на свои:

– Мы предлагаем более простой вариант. Пуском двух ракет меньшего размера собрать экспедиционный корабль на земной орбите. В этом случае годится даже ракета с двумя двигателями F-1 на первой ступени. Сейчас у нас готовится к первому запуску ракета «Сатурн-1». Старт предварительно запланирован на осень этого года. Ракета послужит макетом для отработки более мощного носителя. Она может вывести на орбиту в двухступенчатом варианте около 9 тонн. Вообще это будет целая линейка носителей разной мощности, отличающихся полезной нагрузкой, двигателями и конструкцией.

– Есть ещё третий вариант, – подал голос Джим Чемберлин. – Его предложил один парень из нашей группы, Джон Хуболт. Оставить основной экспедиционный корабль на орбите Луны, и сажать на поверхность только относительно небольшой модуль. При взлёте с Луны он разделится на две ступени, используя нижнюю как стартовый стол. После взлёта он состыкуется с командным модулем, астронавты перейдут в него, а отработавший своё лунный модуль сбросят обратно на Луну. Это позволит заметно сэкономить массу, доставляемую к Луне. В этом случае можно будет обойтись одним пуском, и носитель получается несколько проще и меньше, чем «Nova», с 5-ю двигателями F-1 на первой ступени.

(Т.е. – «Сатурн-5». Все три варианта см. «Мировая пилотируемая космонавтика» стр. 96)

– Это – хороший вариант, – одобрил Королёв. – Хотя всё равно придётся делать очень большой носитель. Но можно с минимумом затрат сделать ещё лучше.

– Как? – тут же встрепенулись все американцы.

– Товарищ Хрущёв, разрешите рассказать наш вариант?

– Вы, Сергей Палыч, обрисуйте американским коллегам поподробнее первые три этапа нашей космической программы, что вы для обсуждения подготовили, – попросил Первый секретарь. – Президенту и госсекретарю я коротко рассказал, а остальные пока не в курсе.

– Хорошо. В общем, мы проанализировали всё, что удалось к настоящему времени узнать о Луне, Марсе, Венере, и пришли к выводу, что наиболее перспективным объектом для освоения является не Луна, а Марс и пояс астероидов. При этом безатмосферные объекты вроде Луны и астероидов правильнее изучать и осваивать автоматами и роботами. Но первичную разведку на местности всё равно должен проводить человек, потому что автоматы пока что глаза и разум человека заменить собой не могут. И ещё долго не смогут. Лет пятьдесят – точно, – пояснил Королёв.

В то же время известно, что серийная продукция всегда обходится дешевле, чем уникальные объекты, спроектированные под одну определённую задачу. Ваш большой носитель как раз и выходит этаким уникальным объектом, потому что тянет за собой всю инфраструктуру обслуживания, заточенную под одну только лунную миссию.

Мы решили пойти другим путём, и сделать универсальный носитель, меньшей мощности, но при этом несколько одинаковых блоков можно объединять вместе, наращивая мощность в достаточно широких пределах. Эту концепцию мы отработали на ракете меньшей мощности «Союз-2». Взяли за основу серийную баллистическую ракету первого поколения, заменили на ней двигатель, удлинили, а потом приделали с боков ещё две такие же первые ступени, и получили носитель «Союз-2.3». А потом подумали: что, если взять, несколько таких же двигателей, например, семь? И вот что у нас получилось.

Королёв, в свою очередь, подошёл к проектору, вставил свои слайды. На экране появился контур «Днепра-1.7», только контур, без всяких деталей, лишь с указанием размеров и основных данных. Ракета выглядела очень просто и непритязательно, как сплошной цилиндр одинаковым диаметром 6 метров по всей длине, с конусом обтекателя наверху.

Фон Браун одобрительно крякнул:

– Просто и со вкусом... Как я понимаю – настолько дешёвая, насколько это вообще возможно для ракеты таких габаритов. Как вы там сказали тогда, господин Хрущёв? У вас ракеты делают как сосиски? М-да... вот именно такой и должна быть массовая дешёвая ракета для промышленного освоения космоса... Думаю, с водородной второй ступенью она и все 35 тонн на LEO вытащит. (LEO – Low Earth Orbit – «низкая околоземная орбита»). Какая у вас вторая ступень, мистер Королёв?

– Пока такая же, как и первая, – ответил Сергей Павлович. – Мы работаем над водородным двигателем, но пока продвинулись меньше, чем хотелось бы. Да, мы делали её максимально простой и дешёвой. Она закрывает большинство задач по выводу полезной нагрузки – вывод спутников на геостационар, отправку автоматических станций к Луне и другим планетам, вывод орбитальных станций на низкую орбиту. То есть, её можно и нужно выпускать серийно. Её конструкция полностью адаптирована к серийному выпуску.

Если же нужно вывести что-то потяжелее, мы присоединяем к первой ступени по бокам ещё от двух до шести таких же ступеней, и получаем...

– ...лунную ракету, которая в семиблочном варианте, пожалуй, перекрывает даже «Нову», – закончил фон Браун. – А если мы поставим вторую и третью водородные ступени с двигателями J-2 на вашу связку из первых ступеней, полезная нагрузка получится ещё больше.

– Но в семиблочном варианте на первой ступени у них будет 49 двигателей, – заметил Гилрут. – Таким оркестром будет нелегко дирижировать. Нужна очень непростая система управления. Доводка такой ракеты займёт годы...

– Вот поэтому мы и планируем доводить её постепенно, – ответил Королёв. – И тут схема со стыковкой на орбите как раз позволяет не ждать доводки сверхтяжёлой ракеты. Тем более, что у нас уже есть готовый, отработанный корабль, пригодный для полёта к Луне, и готовая орбитальная станция, ожидающая лишь носителя и отработки стыковки, которая может послужить основой для экспедиционного корабля. Всё, что нужно для высадки на Луну – разгонный блок и лунный посадочный модуль. Собираем всё это воедино несколькими пусками на земной орбите и отправляем хоть к Луне, хоть к Марсу, хоть к Венере, только меняем разгонные блоки в зависимости от задачи.

– А стоит ли тащить орбитальную станцию к Луне в первом же полёте? – спросил Фаже. – Может быть, имеет смысл сначала провести разведку, а потом отправить орбитальную станцию на орбиту Луны в беспилотном варианте? Это самый тяжёлый компонент, его придётся выводить отдельным пуском.

– Возможен и такой вариант, – согласился Сергей Павлович. – Но обитаемый форпост на орбите Луны нам всё равно понадобится, если мы собираемся всерьёз осваивать Луну, а не просто флаг воткнуть и пару камней на сувениры привезти. Ведь, насколько я понимаю, ваша высадка на Луну задумывалась как предприятие в большей степени политическое? – он хитро посмотрел на президента.

JFK задумчиво почесал нос:

– Да, господин Хрущёв, нелегко вам приходится. У вас все специалисты такие ехидные? – спросил он, выдержав небольшую паузу.

– Ещё и какие! – подхватил Никита Сергеевич. – Бывает, вынесем какую-нибудь идею на НТС, Научно-технический совет СССР, то есть, вроде бы и идея хорошая, а расчехвостят так, что выходишь оттуда, и думаешь: «Да пропади оно пропадом, чтоб я хоть раз ещё туда полез…».

Все засмеялись.

– А что будет представлять собой ваша орбитальная станция? – спросил доктор Драйден. – Возле Луны – это понятно, а какие задачи планируется решать на орбите Земли? Научные исследования?

– Да, прежде всего – мы должны понимать, с чем столкнёмся во время дальних полётов, и научиться предотвращать и компенсировать вред, который наносит человеческому организму долгое пребывание в космосе, – ответил академик Келдыш. – Для этого нам понадобится научная лаборатория и жилой дом на орбите, где космонавты смогут проводить длительное время в комфортных условиях. Никита Сергеич, об орбитальной станции разрешите поподробнее рассказать?

– Да, расскажите, как и планировали, – разрешил Хрущёв.

Границы откровенности были чётко определены перед поездкой, и все специалисты получили список того, о чем можно упоминать.

– Михаил Клавдиевич, прошу вас, – пригласил Келдыш.

Тихонравов подошёл к проектору со своими слайдами. На экране появилось схематическое изображение орбитальной станции, с основными размерами и краткими характеристиками.

– Собственно, основной модуль станции – это большая бочка со стыковочными узлами на торцах, массой более 20 тонн. На боковой поверхности есть ещё четыре стыковочных узла, что позволит затем пристыковать к ним дополнительные модули, таким образом наращивая функционал станции. К ним же можно будет стыковать, к примеру, баки с водородом и кислородом, дополнительно прикрепляя их к корпусу фермами. Таким образом, станция превращается в обитаемый отсек тяжёлого межпланетного корабля для перелётов к другим планетам.

– Довольно многофункциональный аппарат получается, – Хью Драйден заинтересовался. – Ведь к торцевым стыковочным узлам тоже можно дополнительные модули стыковать?

– Торцевые узлы предполагалось использовать для причаливания космических кораблей, но если дополнительный модуль оснастить стыковочными узлами с обоих концов, то почему бы и нет. Корабль может в этом случае стыковаться к дополнительному модулю, – ответил Тихонравов.

Драйден вопросительно посмотрел на Джеймса Уэбба:

– А почему бы нам в будущем не сделать собственный модуль для стыковки с русской станцией? Если проект с самого начала предполагается международным?

Он повернулся к Кеннеди и продолжил:

– Господин президент, это весьма интересная идея, практическая польза от которой будет даже больше, чем от полёта на Луну. На этой станции можно проводить самые разные научные эксперименты, отрабатывать технологии, которые могут быть затем использованы не только для космоса, но и для вполне земных нужд.

– Только для большей совместимости и безопасности я бы вам сразу рекомендовал отказаться от использования атмосферы чистого кислорода, – посоветовал Королёв. – Это – слишком пожароопасный вариант.

– Но… это означает полный пересмотр проекта! – запротестовал Фаже.

– Было бы что пересматривать, – заметил Гилрут. – Наша работа над «Аполло» только начинается, на этом этапе можно пересмотреть что угодно.

– А я бы поставил вопрос иначе, – вдруг сказал Феоктистов. – Зачем вообще тратить время на разработку «Аполлона»? Корабль у нас уже есть, отработанный и более удобный, с достаточно большим внутренним объёмом, с учётом орбитального отсека, который можно сделать любой длины, в разумных пределах, конечно.

Феоктистов, в свою очередь, подошёл к проектору и вставил слайд, где был изображён общий вид космического корабля «Север» в виде бокового профиля, а под ним – такой же боковой профиль будущего «Союза», но с удлинённым орбитальным отсеком.

– Сейчас мы работаем над созданием на базе «Севера» нового орбитального корабля «Союз». Он будет отличаться набором разных орбитальных отсеков, и приборным отсеком с увеличенным объёмом топлива, а также более совершенным бортовым оборудованием для обеспечения маневрирования и стыковки. Три дня полёта до Луны, пару суток первой экспедиции и ещё три дня полёта обратно космонавты вполне могут провести в орбитальном отсеке «Союза».

– Что нам нужно для решения задачи высадки на Луне – так это верхние ступени на водороде, разгонный блок и лунный посадочный модуль. Причём его надо делать многоразовым и одноступенчатым, чтобы он мог курсировать между лунной орбитальной станцией и поверхностью Луны. В этом случае отправляемая к Луне масса для каждой экспедиции уменьшается до предела. Сначала мы выводим на орбиту Луны орбитальную станцию. Затем пристыковываем к ней многоразовый лунный модуль, правильнее будет назвать его лунным кораблём. Это – два запуска «Днепра-1.7» После этого нам придётся отправлять к Луне только пилотируемый корабль с разгонным блоком и запасом горючего для него.

После этого нам придётся отправлять к Луне только пилотируемый корабль с разгонным блоком и запасом горючего для него, а с этим справится и «Союз-2.3», если сделать разгонный блок одновременно четвёртой ступенью и танкером для топлива лунного корабля.

Мы же всё равно будем перед посадкой проводить пробные облёты Луны? Сначала беспилотные, потом – пилотируемые. А чем такой беспилотный облёт отличается от вывода беспилотного аппарата на орбиту Луны? Парой дополнительных манёвров, которые всё равно придётся выполнять каждой экспедиции перед посадкой. Зато мы сразу же получаем долговременную базу на орбите Луны, которую можно будет использовать несколько лет.

– Собственный корабль для полётов на орбиту Земли Соединённым Штатам всё равно понадобится, – заметил Королёв. – Но этот корабль получается в любом случае проще и дешевле «Аполлона», который для полётов на низкую орбиту явно избыточен. Думаю, это должно быть что-то среднее по массе между «Аполлоном» и «Джемини». Для его вывода на орбиту будет вполне достаточно того носителя «Сатурн-1», который у вас уже разработан и должен полететь осенью. Таким образом, сроки реализации полёта фактически будут определяться сроками создания многоразового лунного корабля, и именно на его создании нам нужно сосредоточить общие усилия. Это получается наиболее сложный и ответственный элемент всего комплекса. А для полётов к Луне я бы предложил на будущее вообще использовать отдельный корабль, который будет курсировать между орбитальными станциями на орбите Земли и на орбите Луны.

– Тогда типовая экспедиция на Луну будет выглядеть совершенно по-другому, – добавил Фаже. – С Земли астронавтов доставляет на орбитальную станцию обычный корабль, типа вашего «Севера» или нашего… пока назовём его, скажем, «СуперДжемини». Там они пересаживаются в лунный шаттл, который доставляет их к лунной орбитальной станции. Причём он может летать и в беспилотном варианте, доставляя к Луне расходные материалы. На лунной станции они садятся в лунный посадочный корабль, опускаются на Луну, выполняют программу, взлетают и оставляют его пристыкованным к лунной станции. На лунном шаттле летят обратно к Земле, стыкуются к орбитальной станции, переходят в корабль, на котором прилетели и в его спускаемом аппарате возвращаются на Землю.

– Как-то сложно это выглядит, по-моему, – с явным сомнением произнёс Кеннеди.

– Только на первый взгляд, сэр, – покачал головой Гилрут. – По энергетике и затратам этот вариант намного дешевле нашего, и рассчитан на постоянные полёты, в течение десятков лет. Это, по сути, получается открытая система. Любой из её компонентов можно будет в любой момент заменить более совершенным образцом, не завязанным на характеристики остальных компонентов, а все наши предложения основывались на очень жёстком расчёте масс и требовали создания сверхтяжёлого носителя.

В наших вариантах мы каждый раз должны были запускать новый лунный модуль и тащить его к Луне. Это огромные энергозатраты и немалые деньги. Здесь же мы можем обойтись двумя типами средних носителей, один из которых у русских уже летает, а второй находится на завершающей стадии разработки.

– Правильно, – подтвердил академик Келдыш. – По-моему, это ваш писатель Хайнлайн сказал: «Если вы можете вытащить ваш корабль на орбиту, вы уже на полпути куда угодно» (Роберт Хайнлайн сформулировал это правило, обсуждая полёт к Луне с Джеффри Пурнеллом http://www.imperiyanews.ru/details/452647ca-dd8e-48b1-9886-5f0e40986eb1). Он хоть и фантаст, но проблему понял и обозначил предельно точно. Основные энергозатраты уходят именно на подъём грузов из «гравитационного колодца» Земли на околоземную орбиту. Потому так важно будет развернуть производство конструкционных материалов и топлива сначала на Луне, а затем и на астероидах. Но это уже задача на отдалённое будущее.

– То есть, нам ещё нужно будет сделать лунный шаттл, – констатировал Роберт Гилрут.

– В общем-то, не нужно, он уже есть, – ответил Сергей Павлович. – На первое время можно использовать обычный корабль «Север» или его следующую модификацию «Союз», с дополнительным разгонным блоком, а для дальнейших исследований, когда понадобится возить большие объёмы грузов, у нас уже разработан транспортный корабль снабжения. Вот его и будем использовать как лунный шаттл.

Он поднялся, подошёл к проектору и вставил в него следующий слайд. На нём был изображён ТКС, но в варианте без спускаемого аппарата, зато со вторым стыковочным узлом. Челомея в Вену не взяли, так как он занимался в основном военным космосом, и его мирные разработки взялся представлять сам Королёв.

– Эти парни опередили нас на десять лет… – с вытянувшимся лицом произнёс доктор Драйден, прочитав краткие технические данные со слайда.

– Просто у нас плановая экономика и социалистическая система хозяйствования, – ответил Хрущёв.

– Так он у вас в виде картинки существует, или уже летает? – уточнил Эйб Сильверстайн.

– Он сделан «в железе» и лежит в цехе завода, в ожидании испытаний носителя, – ответил Никита Сергеевич. – Мне его уже показывали, вместе с орбитальной станцией.

Американцы молча переглянулись.

– Следующим логическим шагом должна быть разработка двухступенчатого аэрокосмического самолёта, который позволит дёшево доставлять экипажи, топливо и расходные материалы на орбитальную станцию, – предложил Джим Чемберлин. – Причём это должен быть проект не в виде нашего «Dyna Soar», а именно аэрокосмическая система с многоразовой первой ступенью в виде самолёта. Но не как наша экспериментальная связка B-52 плюс X-15, а специально разработанный крылатый сверхзвуковой высотный носитель.

– Такие разработки у нас ведутся, но они пока далеки от завершения, – ответил Королёв.

– В этом варианте, так же как и в наших втором и третьем, всё завязано на отработку стыковки на орбите, – констатировал Уэбб. – Стыковка – это «Святой Грааль» ближайших нескольких лет астронавтики. Отработаем стыковку – сможем летать и на орбиту, и на Луну. Сейчас все силы надо бросить на создание космического корабля, способного доставлять на орбиту трёх человек и обеспечивать стыковку. Да, у русских есть готовый корабль, но для США создание собственного корабля является вопросом престижа.

– М-да… Ох уж этот престиж… Так, может быть, имеет смысл разрабатывать сразу аэрокосмический самолёт? – спросил президент. – Мы уже вбухали кучу денег в проект «Валькирия» и решили ограничиться двумя или тремя самолётами. У вас же был проект использования XB-70 как первой ступени для ракетоплана «Dyna Soar»? Так хоть какая-то польза от этих затрат будет.

– Сэр, вопрос использования XB-70 мы обязательно изучим и представим свои соображения, – ответил Уэбб. – Но самолёт ещё ни разу не поднимался в воздух. (Первый полёт XB-70 «Валькирия» состоялся в 1964 г). Да и «Dyna Soar» – чисто экспериментальный аппарат, до какого-либо реального использования там ещё далеко. Отработка аэрокосмической системы – дело долгое, оно займёт лет десять. Этот проект можно продолжить с расчётом на будущее использование, так же, как этим занимаются наши русские коллеги.

В то же время «Сатурн-1» полетит осенью, в течение года-двух мы его отработаем до требуемой надёжности, а за это время можно разработать вполне пригодный для отработки стыковки корабль, используя опыт полётов по программе «Меркурий». Только этот корабль нужно делать сразу из расчёта запусков на «Сатурне», большего размера, чем разрабатываемый сейчас «Джемини», но меньше, чем «Аполло», и сразу оснащать его стыковочным узлом.

–Я бы взял за основу прорабатываемый вариант спускаемого аппарата для «Аполло» и сделал для него приборный отсек поменьше и попроще, чем планировалось для полёта к Луне, – предложил Фаже. – Корабль получится меньше и легче, а заодно и дешевле.

– Вообще-то Макс дело говорит, – поддержал его Чемберлин.

– А по-моему, нам надо сосредоточить усилия на разработке лунного посадочного корабля, – возразил доктор Драйден. – Пока что это самое узкое место всего проекта. Орбитальный корабль у наших русских коллег уже есть, а к разработке лунного корабля ни мы, ни они ещё толком не приступали.

– А спускаемый аппарат «Аполло» нельзя использовать для посадки на Луну? – спросил JFK.

– Нет, сэр, – ответил Чемберлин. – На Луне нет атмосферы и низкая гравитация. Поэтому корабль для посадки на Луну и корабль для посадки на Землю отличаются очень сильно. При посадке «Аполло» и русского корабля «Север» астронавт лежит на спине – так легче переносить перегрузки. При посадке на Луну перегрузок не будет, зато важно видеть, куда садишься, иначе потом можно и не взлететь, даже если жив останешься. Астронавт должен иметь возможность смотреть вперёд и вниз, как при посадке вертолёта.

– Понятно, – кивнул президент.

– Ещё одна необходимая разработка – луноход, автоматическая колёсная тележка с телекамерами, для разведки района посадки и предварительного исследования поверхности Луны, – добавил Королёв. – Работы по проектированию лунохода у нас начаты, но пока находятся на ранней стадии проекта.

– А про луноход вы мне ничего не говорили, Сергей Палыч! – удивился Хрущёв.

– Так пока хвастаться было нечем, Никита Сергеич, – ответил Королёв. – Вот когда хотя бы первый луноход в железе сделаем – обязательно вам покажем. Пока у товарищей Кемурджиана и Бабакина готов только эскизный проект и начат выпуск конструкторской документации.

(Александр Леонович Кемурджиан был назначен начальником отдела новых принципов движения в 1959 г, в реальной истории занимался разработкой планетоходов с 1963 г. С 1959 по 1963 г занимался мертворожденным проектом боевой разведывательно-дозорной машины на воздушной подушке. Эскизный проект лунохода в реальной истории был утверждён осенью 1966 г, а к концу 1967 г была готова вся конструкторская документация. В АИ Королёв привлёк его к проектированию лунохода пораньше)

– То есть, вы хотите сначала посадить на Луну эту тележку, чтобы с её помощью выбрать место для посадки? – спросил Драйден. – Основательный подход... Кстати, названных вами фамилий я раньше не слышал...

– Ещё услышите, – ухмыляясь, пообещал Хрущёв. – Товарищ Бабакин разработал спускаемый аппарат, который недавно прислал фотографии поверхности Марса (АИ, см. гл. 06-09)

Драйден и Уэбб молча переглянулись. Теперь уже лица вытянулись у них обоих.

– Итак, похоже, с лунной программой у нас кое-какая ясность появилась, – подытожил Первый секретарь. – Что скажете, господин президент?

– А что скажут специалисты? – спросил JFK.

– Программа, предложенная русскими коллегами, вполне реалистична и осуществима, – ответил Драйден. – Более того, она выходит существенно дешевле, за счёт использования серийного носителя, и рассчитана на долгосрочные исследования, тогда как наша программа предполагала 8-9 полётов. (Исходя из 3-х ракет «Сатурн-5», оставшихся после 6 полётов по программе «Аполлон».)

– Тогда, господин Хрущёв, мы будем рады работать над этой проблемой вместе с вашими специалистами, – ответил президент. – Я надеюсь, что на поверхность Луны советский космонавт и американский астронавт спрыгнут вместе, с одной ступеньки лестницы, и флаги наших стран в лунном грунте будут стоять рядом.

– Это во многом будет зависеть от международной обстановки, – сразу оговорился Никита Сергеевич. – Теперь нам обоим будет нелегко. Придётся сдерживать шпионов и генералов с обеих сторон, чтобы они не испортили нам весь гешефт.

Кстати, раз уж американская сторона так беспокоится о соблюдении буквы различных договоров и соглашений, вроде Потсдамских, я предлагаю поручить товарищу Громыко и господину Раску составить на основании протокола совещания договор о совместном участии в исследованиях космоса. Мы с вами его подпишем, а в приложении к договору, при помощи наших с вами специалистов распределим, какую часть работы делает каждая из сторон по отдельности, и что мы делаем совместно. Распределим сроки работ, обозначим ответственных и назначим санкции за срыв сроков и заданий.

Кеннеди медленно повернул голову, слегка наклонив её от удивления, и вытаращился на сидящего рядом Хрущёва.

– А вы как думали? – усмехнулся Никита Сергеевич.

– Гм... Договор мы, безусловно, составим и подпишем, – согласился президент. – Но санкции... Господин Хрущёв, это же совершенно неисследованная область науки! Наши с вами специалисты могут столкнуться с любыми техническими трудностями, в том числе – с непреодолимыми! Возможны любые задержки. Какие санкции вы предлагаете применять к учёным в таком случае? Сажать в ГУЛАГ?

– Мы согласны взять деньгами, – ухмыльнулся Хрущёв. – Василий Михалыч, – он обратился к административному директору Главкосмоса Рябикову. – Поясните, пожалуйста, американским коллегам, что к чему.

– Понятно, что пока идут исследования, возможно всякое, – согласился Рябиков. – Но, когда программа выйдет на уровень опытных образцов, и будут задействованы производственные предприятия, за ними нужен жёсткий контроль. Сроки будут контролироваться, срыв сроков и поставки некачественных изделий по нашим, советским правилам – наказуемы. Насколько я знаю, у вас за срыв условий контракта тоже всегда предусматриваются санкции. Что вас так удивило?

Американцы сидели с охреневшими лицами.

– Ничего, ничего, мистер фон Браун, – ухмыляющийся Королёв впервые обратился к своему немецкому коллеге напрямую. – Я вас научу, как сухари сушить и как правильно портянки наматывать. Утро сизое, бревна склизлые, в ледяной воде...

«Советская» сторона стола, не удержавшись, грохнула многоголосым хохотом, глядя на сбледнувших с лица американских ракетчиков.

Громыко и Раск вышли в соседнюю комнату, чтобы спокойно поработать над текстом договора.

– Господин Королёв, вы не могли бы рассказать коллегам из NASA о вашей долгосрочной космической программе, хотя бы в том объёме, что рассказал мне господин Первый секретарь, – президент обращался к Сергею Павловичу, и в его голосе звучало искреннее уважение.

– Никита Сергеич, разрешаете? – Главный конструктор осторожно посмотрел на Хрущёва.

Объём информации, выдаваемый американцам, был строго определён и согласован с КГБ. Все участники делегации дали отдельную подписку. До подписания всех договоров и соглашений решено было давать только общую информацию качественного характера, без точных цифр и конкретных сроков.

– Разрешаю, Сергей Палыч. Что можно говорить – вы знаете.

Королёв рассказал людям из NASA то же самое, что Первый секретарь недавно сообщил президенту. Даже в таком, максимально урезанном виде, советская космическая программа вызвала эффект разорвавшейся бомбы.

– Вы планируете пилотируемый полёт на Марс? На каком двигателе? Постоянные базы на Луне и Марсе? На поверхности? Под куполом? Или под поверхностью? Добыча полезных ископаемых в поясе астероидов? А как вы планируете доставлять их на Землю? Исследования Венеры и Меркурия? Можете рассказать поподробнее? – американцы наперебой задавали вопросы. Хью Драйден и Вернер фон Браун были удивлены, пожалуй, больше всех остальных. Королёв ответил коротко:

– Я пока уполномочен лишь коротко обрисовать намеченную программу. Никаких подробностей до заключения официальных соглашений о сотрудничестве мы раскрывать не будем. Если договоримся – вы получите ответы на свои вопросы.

О полётах в космос у нас мечтали ещё в прошлом веке. Великие умы – Кибальчич в тюремной камере преступного царского режима, Циолковский, Кондратюк, Цандер – в голодающей, разорённой гражданской войной и интервенцией стране – мечтали и планировали полёты к другим планетам, – Сергей Павлович заранее согласовал с Хрущёвым основные моменты своего выступления. – Сейчас настал самый удобный момент, чтобы отбросить мелочные разногласия и двинуться навстречу их мечте. Если вы не заинтересованы в сотрудничестве, мы справимся и сами. Но было бы логично объединить усилия сначала великих держав, а затем – и всего человечества, разделить расходы, чтобы вместе пользоваться научными дивидендами от внедрения в обычной жизни космических технологий.

– Мы в NASA обсуждали возможность постройки лунной базы, но полёты на Марс и, тем более, разработка ресурсов на Луне и астероидах, пилотируемый облёт Венеры – у нас подобные планы строят только фантасты, – честно признал доктор Драйден. – Господин президент, думаю, все со мной согласятся, что участие астронавтов Соединённых Штатов в совместном полёте на Марс с русскими коллегами было бы грандиозным успехом нашей дипломатии и науки, и центральным событием всего столетия, во всей истории человечества. Я глубоко убеждён, что история не простит нам, если мы, руководствуясь чисто политическими соображениями, упустим такой редкостный шанс. Это могло бы стать причиной окончания «холодной войны», и вы, сэр, можете стать президентом, который положит конец конфронтации.

– Я, безусловно, согласен с доктором Драйденом, – поддержал его Джеймс Уэбб. – Сэр, это – шанс, который судьба предлагает один раз в жизни.

– Я думаю, господин президент понимает, что капиталистическая верхушка военно-промышленного комплекса не допустит участия Соединённых Штатов в совместной космической программе с коммунистами, – подначил Кеннеди Первый секретарь. – В конце концов, дипломатия – дипломатией, а военные заказы, оплачиваемые из бюджета США – это такие деньги, за которые нас всех убьют и не поморщатся. А жаль. Мы были бы не против объединить усилия двух великих держав ради такой достойной цели.

Президент изменился в лице, помрачнел. В зале наступила тишина.

– Господин Хрущёв, если я предложу вам честное партнёрство – вы согласились бы? – спросил JFK. – Я имею в виду совместный полёт на Марс и участие в остальных этапах намеченной вами программы?

– Если это «честное партнёрство» будет скреплено соответствующими международными договорами, в качестве открытого проекта, к которому сможет присоединиться любая страна, то – почему бы и нет? – ответил Никита Сергеевич. – Дело в том, что мы очень скептически относимся к честности капиталистов, и не склонны доверять им на слово. Безусловно, мы можем справиться с этими проектами и самостоятельно, но вместе получилось бы быстрее и дешевле.

– Я не совсем понимаю причины вашего недоверия...

– Ну как же, господин президент... Во время войны мы с вами были союзниками. А потом у вас появилась атомная бомба, и вы тут же начали нам угрожать. Силу почуяли. Господин Черчилль, земля ему стекловатой, такого наговорил в Фултоне... Думаете, мы об этом когда-нибудь забудем? Думаете, мы не знаем, кто конкретно из капиталистических кланов натравил Гитлера на СССР?

Кеннеди слегка побледнел. Возможно, ему вспомнилась недавняя смерть Трумэна. (АИ, см. гл. 06-07) Доказательств причастности к ней Советов не было никаких, но сам факт, что политик такого масштаба прямо в Вашингтоне был уничтожен радикалами, которых так и не удалось найти, президента не вдохновлял.

– Господин Хрущёв, я, к счастью, не участвовал в тех событиях, я был слишком молод. Мне вы можете доверять. Мой принцип – вести дела честно. Весь комплекс договоров и соглашений будет разработан, подписан, ратифицирован Конгрессом – это я вам обещаю.

– «Доверять нельзя никому. Никогда. Мне – можно», – процитировал Никита Сергеевич полюбившуюся ему фразу. – Вы уверены, что сможете преодолеть сопротивление в Конгрессе? Всех этих ваших бесчисленных лоббистов от военно-промышленных корпораций? А что будет после окончания вашего президентства? Как можно планировать что-то серьёзное, если через 4-8 лет настроения вашей администрации могут диаметрально измениться?

– Договориться с Конгрессом будет нелегко, признаю. Но я приложу все усилия, чтобы это сотрудничество состоялось. Политика Соединённых Штатов обычно не меняется кардинально с приходом новой администрации, – ответил президент.

– Сэр, долгосрочная программа освоения космоса, предложенная советской стороной, весьма благотворно скажется на состоянии экономики, в отличие от военных заказов, – вставил Драйден. – Она обеспечит стабильную занятость в самом высокотехнологичном секторе промышленности как минимум на 40 лет. Это будет госпрограмма, финансируемая из бюджета. Настоящий подарок судьбы для любой участвующей в ней корпорации. Сами же бизнесмены выступят в защиту программы, которая кормит их и массу других людей. Это ведь хорошо оплачиваемые рабочие места и немалые прибыли. Это будет выгодно и сенаторам и конгрессменам, ведь лоббисты корпораций будут драться за космические заказы, их деньги от заказов корпорациям лягут в карманы законодателей.

Избиратели будут довольны, что страна тратит деньги не на горы оружия, а работает на перспективу, создавая рабочие места на десятилетия вперёд. Сейчас, после первых космических полётов, людьми овладела настоящая эйфория, все бредят космосом, он стал олицетворением научно-технической революции. Подобная программа обеспечит и рабочие места, и прибыли от сопутствующего внедрения новейших технологий, а в придачу – и популярность в массах для политиков. Кто станет против этого возражать? Нужно лишь правильно подать эти мысли Конгрессу и налогоплательщикам, так на то есть политтехнологи.

– Господа, я не меньше вашего хочу, чтобы нога американца до конца столетия ступила на Марс! Даже если рядом с нашим астронавтом будет сотня коммунистов, я это как-нибудь переживу. Если нашему флагу суждено быть воткнутым в грунт Луны и Марса рядом с советским – да будет так! Иначе и этого не будет. По отдельности, я считаю, ни нам, ни вам марсианскую экспедицию не осилить. Во всяком случае – в этом столетии. А вот вместе – это возможно.

– Допустим, – Хрущёв всем своим видом олицетворял скептицизм, показывая американской стороне, что не верит им ни на грош. – Доверие, господин президент, появляется по результатам действий.

– Хорошо... Тогда... начнём прямо сейчас, – президент явно «завёлся», озадаченный и даже слегка обиженный столь открытым недоверием. – Господин Королёв, какой двигатель вы собираетесь использовать для вашего марсианского корабля? Я спрашиваю не из праздного любопытства. У нас c 1952 года разрабатывается ядерный ракетный двигатель в рамках проекта NERVA. Полагаю, вы о нём слышали. Вероятнее всего, у вас подобные исследования тоже проводятся.

Специалисты NASA объяснили мне, что этот двигатель невыгодно использовать в военных целях, его нежелательно включать в нижних слоях атмосферы. Он пригоден для освоения дальнего космоса. Я предлагаю объединить усилия наших учёных, совместно довести этот двигатель до готовности к практическому применению и использовать его на вашем марсианском корабле.

Королёв, Келдыш и Хрущёв переглянулись.

– Сергей Палыч, я думаю, можно рассказать чуть подробнее о нашем проекте ТМК. Пока – на пальцах, без картинок, – предложил Первый секретарь.

– Что есть ТМК? – тут же заинтересовались фон Браун и Драйден.

Остальные американцы тоже насторожились.

– Тяжёлый межпланетный корабль, – ответил Королёв. – Разрабатывается уже несколько лет, но пока существует в виде эскизного проекта. В основе опять-таки лежит модуль орбитальной станции, но, учитывая продолжительность полёта к Марсу, корабль будет дополнен модулем оранжереи, для снабжения экипажа свежими овощами и фруктами. Сейчас рассматриваются несколько вариантов двигателей, в том числе ядерный, похожий на вашу разработку NERVA, а также несколько видов двигателей малой тяги, например, ионных, для создания постоянного ускорения и микрогравитации в полёте. Вероятнее всего, итоговый вариант будет каким-либо комбинированным, например, разгон на жидкостных ракетных двигателях, или атомном двигателе, с последующим доразгоном на ионниках. Торможение у Марса – тоже на ионниках, с окончательным аэродинамическим торможением с помощью экрана в атмосфере Марса.

(Реальный королёвский проект 1962 г, см. В. Бугров «Марсианский проект Королёва»)

Королёв, разумеется, не упоминал о ведущихся параллельно альтернативных разработках, вроде EmDrive, VASIMR, и атомно-импульсного привода (АИ).

– Кстати, лунный шаттл, этот ваш транспортный корабль снабжения, можно тоже оснастить ядерным двигателем, меньшей мощности, – предложил Макс Фаже. – Тогда его можно будет использовать, например, для снабжения марсианской экспедиции, и для регулярных рейсов между земной и лунной орбитой.

– Такой вариант мы тоже рассматривали, – подтвердил Королёв.

– А как вы собираетесь защищать экипаж от радиации? – спросил Драйден.

– Очень просто. Основной источник радиации в пространстве – Солнце. Но интенсивность его излучения падает пропорционально квадрату расстояния до Солнца. То есть, на орбите Марса энергии солнечных батарей будет недостаточно. Придётся так или иначе ставить на корабль ядерный реактор. Если у нас на борту есть реактор – всё равно придётся защищать экипаж от его излучения, теневой защитой, например, из слоёв воды и толстого полиэтилена. Водород, используемый как топливо для ЖРД или рабочее тело для ЯРД, тоже хорошо задерживает радиацию. Таким образом, мы размещаем основные баки между реактором и обитаемым отсеком, после разгона ориентируем корабль кормой на Солнце, и радиация нам не страшна. Ионные двигатели делаем поворотными и ставим так, чтобы вектор тяги всегда проходил через центр масс. Излучение от реактора всё равно будет много опаснее, чем излучение Солнца, потому что реактор находится рядом. Если мы делаем защиту от излучения реактора, излучение Солнца она задержит автоматически.

Радиационные пояса Земли мы на скорости 11,2 километра в секунду проскочим за час. Основной опасностью будут вспышки на Солнце. Их можно будет пересидеть в радиационном убежище, которым будет оборудован корабль. Небольшая камера с мощной радиационной защитой. Её можно заодно использовать как шлюзовую для перехода в высадочные аппараты и спускаемый аппарат для возвращения на Землю.

Слушая Королёва, Макс Фаже тут же набросал с его слов на листе бумаги предполагаемую компоновочную схему межпланетного корабля:

– То есть, мистер Королёв, ваш корабль выглядит примерно так?

Сергей Павлович взглянул на эскиз:

– Скажем так – похоже на одну из обсуждавшихся нами компоновок.

– Как бы мне хотелось поучаствовать в создании этого корабля! – Фаже не скрывал своего энтузиазма.

– Это будет зависеть от того, как наши лидеры договорятся.

– Итак, господин Первый секретарь, как мы договоримся? – спросил президент.

– Думаю, пока наши специалисты не договорятся с вашими о том, какой порядок сотрудничества им лучше всего подходит, мы можем разве что вписать пункт о подготовке совместного полёта на Марс в общий, так сказать, «рамочный» договор о сотрудничестве в космосе, – ответил Хрущёв.

– То есть, что-то вроде протокола о намерениях?

– Нет, такой протокол – это всего лишь «бла-бла-бла», которое ни к чему не обязывает. Соглашение должно быть таким, чтобы у сторон не было возможности разорвать его «по желанию левой ноги», если вдруг одна из сторон почувствует, что условия для бизнеса изменились, – возразил Никита Сергеевич. – В то же время договор должен учитывать возможные изменения политической ситуации. Он должен служить одновременно фактором, удерживающим обе стороны от военных и политических авантюр в третьих странах. Вы же не думаете, что мы продолжим сотрудничество, если Соединённые Штаты устроят вторжение на Кубу или где-нибудь ещё, против наших союзников?

– М-м-м... Господин Хрущёв, ну сколько можно тыкать нас этой Кубой... – грустно скривился JFK. – Признаю, это был просчёт с моей стороны... Мне следовало отставить в сторону все подобные мероприятия, запланированные предыдущей администрацией.

(Не сказка, в ходе венской встречи Кеннеди реально признал, что вторжение наёмников ЦРУ на Кубу было «просчётом». см. А.А. Громыко «1036 дней президента Кеннеди»)

– Вот я и хочу, чтобы этот договор стал гарантией от подобных «просчётов», – ответил Хрущёв. – Своего рода «якорем на ноге», удерживающим от необдуманных шагов. Я дал соответствующие инструкции товарищу Громыко. В конце концов, вы, господин президент, много и красиво говорите о необходимости сохранения мира и поиска компромиссов. Вот пусть этот договор и удерживает его участников от соблазна нарушить мир.

– Сейчас я не стану об этом спорить, чтобы не разрушить с таким трудом достигнутое согласие, – ответил Кеннеди. – Поговорим об этом позже, когда вопросы сотрудничества в космосе будут закреплены договором. Я дам указания мистеру Раску пойти вам навстречу. В конце концов, если это действительно поможет сохранить мир – почему нет? Мне было бы чертовски обидно упустить шанс вместе высадиться на Марсе из-за минутной ссоры по поводу какого-нибудь упёртого латиноамериканского диктатора.

– Рад, что вы пришли к таким выводам, господин президент, – ответил Хрущёв. – Пожалуй, теперь нам стоит дать возможность нашим специалистам пообщаться в более неформальной обстановке. Пусть они сами договорятся, как им будет удобнее сотрудничать. А мы пока подготовимся к вечернему мероприятию.

На вечер был назначен дипломатический приём. В первый день – в американском посольстве, на второй – в советском, а по окончании переговоров приём устраивал канцлер Австрии во дворце Хофбург.

Разумеется, давать полную свободу действий специалистам не планировалось. Когда перед поездкой обсуждались взаимоприемлемые варианты, учитывалось, что американцы пока сильно отстают, и обязательно будут пытаться вести разведку под видом «сотрудничества». Будут приглашать советских специалистов посетить свои заводы и лаборатории, а затем требовать ответных визитов – такая практика уже использовалась американскими атомщиками во время визита адмирала Риковера в СССР. Будут пытаться «произвести впечатление» на партнёров высоким уровнем жизни инженеров частных компаний, выполняющих заказы NASA.

Поэтому решено было на первое время, пока у американцев не начнёт летать свой космический корабль, пригодный для отработки стыковки, ограничить сотрудничество информационным обменом. Для этого решили проводить регулярные встречи ведущих разработчиков «на нейтральной территории». О месте этих встреч ещё предстояло договориться. Это было поручено Василию Михайловичу Рябикову.

Кеннеди и Хрущёв с переводчиками вышли из зала. Президент сделал знак Джеймсу Уэббу и Хью Драйдену, а затем сказал:

– Господин Первый секретарь, я хотел бы прояснить один вопрос, который не даёт мне покоя. Вы не могли бы позвать ваших руководителей Главкосмоса?

Никита Сергеевич подозвал академиков Келдыша и Королёва. Все прошли в комнату, где проходил первый раунд переговоров. Президент достал и развернул длинную бумажную ленту, на которую были наклеены цветные снимки Луны, сделанные АМС «Луна-3». На ленте, ближе к началу, был пропуск – два снимка явно отсутствовали.

– Доктор Драйден, прошу вас, – пригласил Кеннеди.

– Мистер Хрущёв. Мы в NASA проанализировали снимки Луны, которые вы передали президенту Эйзенхауэру, и установили, что в этой последовательности не хватает двух цветных снимков, – сообщил Драйден. – Мы также поняли, что цветные снимки составлялись из трёх монохромных, снятых через разные светофильтры. Это так?

– Да, верно, – по знаку Хрущёва подтвердил Королёв. – Снимали через красный, зелёный и синий светофильтры, затем совмещали снимки. Организовать химический процесс цветной проявки на борту АМС было очень сложно.

– Остроумное решение, – одобрил Кеннеди. – Но мне интересно другое. Эти два снимка. Почему они отсутствуют? Вы хотели что-то от нас скрыть?

– На тот момент у нас не было уверенности, что мы с президентом Эйзенхауэром сумеем найти общий язык, – пояснил Хрущёв, доставая из папки два недостающих снимка. – Хотя ещё в 1955-м, встречаясь с ним в Женеве, мы обсуждали возможность объединения усилий в случае появления общего врага, но тогда эта возможность была чисто гипотетической. Однако, к 1959-му ситуация несколько изменилась.

– Что вы имеете в виду? – удивился JFK.

– Вот это, – Первый секретарь выложил на полированный стол перед президентом оба недостающих снимка.

Кеннеди, Уэбб и Драйден склонились над ними так быстро, что едва не столкнулись головами.

– Что это? Вот это, сначала тёмное, потом светлое, и снова тёмное?

– Как будто что-то дало отблеск на повороте.

– Это может быть случайно попавший в кадр метеорит или что-нибудь подобное? И почему на каждом снимке по три изображения?

– Это-то как раз понятно, сэр – потому что каждый цветной снимок – суперпозиция трёх монохромных, наложенных друг на друга.

Драйден достал карту обратной стороны Луны, карандаш, и аккуратно нанёс на карту несколько точек, ориентируясь по кратерам. Затем соединил их линией, проведя её карандашом по коробке сигар, как по линейке.

– Нет, господин президент. Это – не метеорит. Метеориты таких маневров не делают, – уверенно ответил Драйден.

Линия на карте между 3, 4 и 5 отметками изгибалась примерно на 20 градусов.

– Жаль, что мы не можем установить высоту полёта объекта над лунной поверхностью, – сказал Королёв. – Тогда можно было бы определить его размеры и скорость полёта. Хотя и так ясно, по смещениям, что скорость была очень приличная.

– А куда оно делось дальше? – спросил президент.

– Вышло за пределы лунного диска и пропало на фоне космоса, – пояснил Уэбб.

– Что это могло быть, по-вашему?

– Сэр... подобные изменения траектории характерны для объектов искусственного происхождения, – осторожно произнёс Хью Драйден.

Американцы переглянулись.

– Господа, а это не мог быть какой-то фрагмент, отвалившийся от вашего лунника? – уточнил JFK, глядя на Королёва.

– Даже если бы что-то отвалилось от АМС, оно едва ли закладывало бы такие пируэты, – ответил Сергей Павлович.

– Вообще-то, если бы мне поручили организовать скрытное наблюдение за Землёй, и дали аппаратуру достаточно высокого разрешения, лучшего места, чем Луна – трудно найти, сэр, – заметил Уэбб. – Луна всегда обращена к Земле одной стороной, на другой стороне можно расположить любые объекты, не опасаясь их обнаружения. В то время как Земля вращается, и с Луны можно обозревать большую часть её поверхности.

– Мы тщательно изучили все снимки Луны, со всех сторон, – сообщил Мстислав Всеволодович. – Не обнаружили ничего, кроме кратеров. Но разрешающая способность аппаратуры наших АМС была невелика.

– Но... вы ведь посылали к Луне ещё один зонд? – уточнил JFK. – Он ничего не обнаружил?

– На Луне – нет, – ответил Келдыш. – Но это мало что значит.

– В конце концов, мы от ваших разведывательных спутников тоже научились прятаться, – усмехнулся Королёв.

– Зато наша АМС увидела ещё кое-что на Марсе.

Никита Сергеевич положил на стол ещё два снимка.

– Матерь божья... – упавшим голосом произнёс президент.

Со снимков на него смотрело изображение, напоминающее человеческое лицо, обращённое вверх.

– Что это, чёрт возьми? Лицо? – пробормотал Джеймс Уэбб.

Хью Драйден достал лупу и несколько минут тщательно изучал снимки.

– К сожалению, сэр, разрешение снимков слишком низкое, какие-либо детали рассмотреть трудно. Впрочем, вот здесь заметен необычный холм, напоминающий пирамиду.

– Он расположен приблизительно к югу от этого... «Сфинкса», – сообщил Мстислав Всеволодович.

– Это может быть природным образованием? – спросил президент.

– Не исключено. Чтобы проверить, нужны снимки с большим разрешением. Возможно, это всего лишь причудливо выветренный холм. А может быть – и нет. Пока рано делать однозначные выводы.

– Где на Марсе это находится?

– Вот здесь, – академик указал по карте почти в середину северного полушария Марса.

– Оно как-нибудь ориентировано по сторонам света?

– Пока непонятно. Звёздное небо с Марса выглядит несколько иначе, чем с Земли, а на нашем посадочном аппарате нет камеры, обозревающей верхнюю полусферу, – пояснил Королёв. – Да и сел он далеко от этого района.

Список информации, которую решено было сообщить президенту, был тщательно подготовлен и выверен при участии специалистов 20-го Главного управления.

– Можно было бы попытаться развернуть орбитальную ступень «Зонда» и заснять небо его камерой, но плёнка в кассете уже закончилась, – пояснил Келдыш. – А разрешения телекамеры недостаточно, чтобы разглядеть звёзды. Интервал отправки АМС к Марсу – около 19 месяцев.

– Сэр, – медленно произнёс доктор Драйден. – Я припоминаю, что в 1954 году в газетах писали, что один астроном-любитель якобы обнаружил на фоне Луны пролетающий по орбите странный объект. Но этот любитель увлекался уфологией, и большинство исследователей не приняли это сообщение всерьёз, сочтя газетной уткой.

– А что в нём странного? – спросил Кеннеди. – Может быть, это был спутник?

– Сэр... В 1954 году спутников на орбите ещё не было.

– А почему мне о нём ничего не сообщили? – строго спросил президент.

– Мы не сочли это важным, сэр... Хотя, в свете полученных новых данных...

– Вот именно.

– Но... сэр, если мы будем передавать вам бред каждого сумасшедшего уфолога...

– Это понятно, но с таким подходом мы рискуем узнать о вторжении инопланетян на Землю из утренних газет, – усмехнулся JFK. – Господа, а ваши специалисты эту штуку не видели? – он повернулся к советским гостям.

– Мы делали проводки этого объекта, – сообщил Келдыш. – Он движется по эллиптической околополярной орбите, поверхность у него чёрная и почти не отражает свет. Радиоволны он тоже отражает не во всех диапазонах, поэтому радарами его обнаружить трудно. Хотя нам это удалось.

– Благодарю вас, господа. Полагаю, вам сейчас стоит обсудить вопросы будущего взаимодействия. Разумеется, прошу вас не упоминать ни слова о том, что мы с вами только что видели, – предложил президент. – Это совершенно секретная информация. А я хотел бы поговорить об этих находках с вами, господин Первый секретарь. С глазу на глаз, только в присутствии переводчиков.

– Конечно, – кивнул Хрущёв.

Королёв, Келдыш, Уэбб и Драйден присоединились к остальным космическим специалистам, продолжавшим обсуждать технические вопросы. Через открытую дверь Хрущёв услышал голос Тихонравова:

– Сергей Палыч, мы тут как раз прикинули водородные ступени на разные варианты нагрузок, посмотрите, довольно интересно получается...

Дождавшись, пока руководители Главкосмоса и NASA присоединятся к остальным, президент сам закрыл дверь и сел напротив Никиты Сергеевича.

– Мне всё меньше нравится эта ситуация, господин Хрущёв, – JFK явно был обеспокоен. – Вокруг планеты летает какая-то неведомая штуковина. Ваш лунник обнаруживает над обратной стороной Луны неопознанный объект явно искусственного происхождения. Да ещё это «лицо» на Марсе... Такое ощущение, что за нами наблюдают...

– ...но при этом не спешат выходить на связь, – закончил его мысль Никита Сергеевич, стараясь усилить параноидальное ощущение у президента. – Теперь вы понимаете, почему нам так не нравятся полёты ваших самолётов и спутников-разведчиков?

– Но... это же совсем другая ситуация! Идёт «холодная война», мы должны были понимать, представляет ли ваша страна угрозу для Америки, или нет! А тут... мы ведь ничем не можем угрожать этим... кто бы они ни были...

– Ну, а для нас, вы, капиталисты – такая же агрессивная инопланетная форма жизни, с которой невозможно мирно договориться, и которая только и ждёт, чтобы уничтожить большую часть нашего мирного населения, разграбить наши ресурсы, а оставшихся в живых навсегда сделать рабами, – ответил Первый секретарь. – И попробуйте доказать мне, что я не прав.

JFK вытаращил глаза от удивления.

– Почему с нами невозможно договориться?

– А кто из раза в раз отвергает с порога все наши мирные инициативы по разоружению?

– Но, господин Хрущёв, поймите, военные заказы дают работу для десятков миллионов человек!

– А то я не понимаю! – криво усмехнулся Никита Сергеевич. – Что мешает перевести эти заводы на выпуск мирной продукции?

– Рынок мирной продукции переполнен, на нём много не заработаешь.

– Вот с этого и надо начинать! – проворчал Хрущёв. – Советский Союз нужен вам как пугало, чтобы иметь возможность оправдать военные расходы и сверхприбыли корпораций, выпускающих военную технику. Вы тратите гигантские деньги на военные побрякушки, и вынуждаете тратить нас почти столько же, а в это время в половине стран мира население дохнет от голода, балансируя на грани выживания. Вам не кажется, господин президент, что это аморально?

– Да, – подтвердил Кеннеди. – Меня тоже иногда посещают такие мысли.

– Если за нами действительно следит некая более развитая цивилизация – неужели она пойдёт на контакт с нами? – продолжил Первый секретарь. – Да мы для них – агрессивные дикари, которые не могут навести порядок и сохранить мир на собственной планете! Не говоря уже о том, что капитализм, действующий по принципам социал-дарвинизма, для них безусловно противоестествен и омерзителен!

– Это почему? – удивился JFK.

– Потому что иначе они уже вступили бы с вами в контакт, дали вам своё оружие, и социалистические страны лежали бы в руинах, – пояснил Хрущёв. – Если этого до сих пор не произошло, то либо другие цивилизации до нас ещё не добрались, что маловероятно, исходя из имеющихся свидетельств. Или, что более вероятно, они настолько высокоразвиты, что уже находятся в стадии высшего коммунизма, и то, что они видят здесь, для них настолько противно, что они не желают вступать в контакт. Огородили нас предупреждающими знаками и устроили своего рода «заповедник гоблинов», чтобы другие сюда не совались. Наблюдают за нами издалека, через приборы, как за тараканами или микробами в естественной среде обитания, чтобы самим не заразиться «вирусом стяжательства».

– Вы считаете, такое действительно может быть? – президент явно чувствовал себя неуютно.

– Возможно, – «предположил» Первый секретарь. – Хотя, я рад был бы ошибиться. Хорошо, если вся эта муть окажется объектами природного происхождения. А если нет?

– Вот и я опасаюсь того же – а если нет? – признался Кеннеди. – Вот чёрт... вы меня сильно озадачили, господин Хрущёв.

Он вдруг откинулся на спинку кресла.

– Признайтесь честно, вы решили согласиться на сотрудничество с нами после того, как увидели это «лицо» на Марсе? Так?

– Не только... но это обстоятельство, безусловно, имело своё значение.

– Господин Хрущёв, эта находка очень важна. Полагаю, нам следует пока сохранить всё это, – JFK указал на лежащие на столике фотографии, – в строжайшей тайне. – А сейчас нам стоит прерваться, чтобы подготовиться к вечернему приёму.

Советская делегация покинула американское посольство. Встречу на следующий день собирались продолжить уже в советском посольстве. До приёма ещё оставалось немного времени.

– Как считаете, Сергей Палыч, мы американцам не слишком много информации дали? – спросил Хрущёв.

– Нет, мы же только обозначили основные направления. Никаких технических подробностей мы не обсуждали, товарищ Серов нам очень строго обозначил границы разглашаемых сведений по всем вопросам, – ответил Королёв. – Дождёмся начала конкретной работы – и только тогда, по чайной ложке, только в пределах необходимого, будем делиться информацией, исключительно того технического уровня, что доступен в США на момент обсуждения.

Кеннеди тоже обсуждал итоги первого дня переговоров со своими советниками и руководителями NASA:

– Итак, господа, что вы можете сказать по итогам первого совещания?

Уэбб и Драйден выдержали многозначительную паузу:

– Сэр... обсудив проект лунной программы с русскими, мы пришли к выводу, что ваше решение привлечь их к сотрудничеству и сделать программу совместной было в этих обстоятельствах единственно верным, – заявил Драйден. – Иначе наша попытка опередить их на Луне обернулась бы очередным провалом.

– Вы уверены, доктор Драйден?

– Сэр, а вы разве не слышали, что они рассказали? У них готова почти вся техника для полёта к Луне, кроме лунного посадочного корабля, которым мы тоже ещё не начинали заниматься. Лет за пять они его сделают и отработают.

– А мы?

– Мы – тоже, но у нас пока нет ничего – ни носителя, ни корабля, ни высадочного средства. На разработку и тесты уйдёт лет 7-8. В то же время у русских уже есть готовый, уже неоднократно летавший корабль, готовая орбитальная станция, готовый лунный шаттл, готовый стыковочный узел, и близкий к готовности носитель.

– Но ведь у нас «Сатурн-1» тоже близок к готовности?

– Да, сэр, только ракета русских перекрывает «Сатурн-1» по полезной нагрузке раза в три. А их концепция объединения нескольких одинаковых ракет в связку позволяет штамповать эти ракеты серийно и дёшево, попутно используя их для вывода коммерческих спутников на геостационарную орбиту. У нас пока нет таких возможностей.

– Сэр, я считаю – нам очень повезло, что русские согласились на это сотрудничество, – добавил Уэбб. – Иначе получилось бы следующее: мы с большой помпой заявили на весь мир, что до конца десятилетия высадимся на Луне, и начинаем работать.

В это время русские примерно за два года отрабатывают свой трёхблочный носитель, за пять лет делают лунный посадочный корабль, и где-нибудь в 1967-м, к 50-летию своей революции, высаживаются на Луне, а в 1971-м садятся на Марсе. Потому что по той схеме, что обрисовал их Главный конструктор, собрать марсианский корабль на орбите они смогут уже лет через 5-6. Задержка только в двигателе, но, учитывая, что разница между первой и второй космической скоростью для Марса всего полтора километра в секунду, они могут рискнуть и полететь к Марсу на ионолёте с обычными ЖРД для начального разгона.

– А мы? Мы можем так полететь?

– Нет, сэр. У нас пока нет ни носителя для вывода тяжёлых грузов на орбиту, ни корабля, ни орбитальной станции, ни ионного двигателя. Всё это ещё предстоит разрабатывать с нуля. Представляете, что написали бы после этого в газетах?

– Это был бы полный разгром... – произнёс JFK. – Но... почему такое возможно? Как им удаётся постоянно опережать нас на несколько шагов вперёд?

Все замолчали.

– Потому что, сэр, наша политико-экономическая система не рассчитана на быструю реализацию больших проектов, – нарушил паузу Теодор Соренсен. – Она прекрасно работает на уровне малого и среднего бизнеса, она хороша для создания больших транснациональных корпораций, но, когда речь идёт о проектах планетарного масштаба, способных одним рывком продвинуть вперёд на десятилетия всё человечество, не обойтись без масштабного финансового и организационного участия государственных структур. Чтобы запустить человека в космос, нам пришлось создать NASA, которое координировало всю работу. Ни одна из самых могущественных наших корпораций не смогла сделать ничего подобного в одиночку.

Если вспомните, экономические реформы президента Рузвельта и проект строительства трансконтинентальных шоссе президента Эйзенхауэра стали возможны только при финансировании из бюджета и менеджменте государственных структур.

А у русских вся политическая система изначально нацелена на подобные проекты планетарного масштаба. Как сказал мистер Хрущёв, она умеет концентрировать усилия на направлении главного прорыва. Там, где мы вынуждены терять недели и месяцы, выпрашивая финансирование у Конгресса, русские решают вопрос одним словом Первого секретаря.

До недавнего времени у них был провал в части среднего и мелкого бизнеса, удовлетворяющего потребности населения. Но сейчас они, похоже, нашли правильное сочетание... правильный процент необходимого государственного регулирования в экономике. Сейчас их система объединила сильные стороны социализма и капитализма, при этом от пороков капитализма она избавлена изначально. У них нет ни безработицы, ни экономических кризисов, ни жадных лоббистов, ни корпораций, дерущихся за бюджетное финансирование. У них бесплатное образование, жильё и медицина. Их детям не нужно рваться вперёд по головам неудачников в битве за место под солнцем.

Свой главный недостаток – неповоротливость крупных предприятий, они успешно научились компенсировать развитием мелкой кооперации и малых госпредприятий, работающих на наполнение товарами потребительского рынка. В этих кооперативах всемерно поощряется народная инициатива, это – выход для энергии духа свободного предпринимательства, на котором держится наш мелкий бизнес.

Как только они избавятся или сумеют свести к минимуму естественные недостатки своей социалистической системы – засилье неприкасаемых номенклатурных чиновников, надувательство на всех уровнях отчётности, и воровство в системе распределения – русские рванут вперёд такими шагами, что ни мы, и никакая другая страна свободного мира за ними не угонятся.

– Вот дьявол... И что нам в таком случае делать, Тед? – спросил президент.

– Сэр, я много думал об этом, и пришёл к выводу, что сейчас, на данный момент, всё, что мы могли, мы уже сделали. Благодаря вам и Первому секретарю Хрущёву мы сумели договориться о первом и величайшем совместном проекте в истории человечества, – ответил Соренсен. – Теперь нам предстоит долгий и очень тяжёлый путь конвергенции, приспособления нашей политической системы к политической системе, изобретённой русскими. Мы будем понемногу впитывать лучшее из их опыта, они, несомненно, будут брать что-то полезное у нас.

На этом пути нам придётся нести жертвы, постепенно избавляясь от фундаментальных недостатков капитализма, которые мы, по своей недальновидности, до недавнего времени считали преимуществами. Эта конвергенция займёт не один десяток лет, она будет сопровождаться периодами регрессии, отступления, но нам всё равно придётся постепенно приспособиться к новой реальности. Иначе нас сметут собственные граждане, видя, что в социалистических странах люди постепенно начинают жить лучше, чем у нас.

– Тед... Но... то, что вы имеете в виду – это же смерть демократии и американского образа жизни?

– Сэр, если для выживания нам придётся отказаться от демократии и американского образа жизни, мы должны это сделать. Нас сама жизнь заставит. Главная опасность для нас сейчас – главы корпораций, мечтающих подмять под себя весь мир, всё человечество, превратить планету в свою корпоративную вотчину, загнать человечество в планетарное кредитное рабство. Вот они будут опаснее всего.

– Я должен это обдумать, Тед, – президент явно был в шоке. – Сейчас я не готов принимать подобные решения.

– Никто не готов, сэр, – ответил Соренсен. – Но принимать их придётся. Пример Советского Союза будет постоянно находиться перед глазами нашего населения. Пока что нашей пропаганде удавалось запугивать людей «ужасами ГУЛАГА», «тоталитаризмом», и десятками выдуманных страшилок. Пока русские жили неизмеримо хуже нас – это работало. Как только они начали догонять нас – эта пропаганда с каждым годом работает всё хуже. А теперь представьте, что будет, когда – не «если», а «когда» – они нас перегонят?

#Обновление 26.11.2017

Президент переодевался к вечернему приёму, пытаясь разобраться в произошедшем днём. Казалось бы, первый день переговоров прошёл как нельзя более продуктивно. Хрущёв оказался именно таким, как его описывали спецы из ЦРУ и Соренсен – ершистым, жёстким под своей маской «толстого добряка», но настроенным довольно доброжелательно и готовым договариваться. Он не позволял сесть себе на шею и свесить ноги, как того хотели «дипломаты старой школы» во главе с Ачесоном, но если только разговор шёл на равных, с уважением, если собеседник демонстрировал готовность к компромиссу – советский лидер тоже был готов договариваться, хотя и аргументировал свою позицию идеологическими штампами самой кондовой советской пропаганды. Президент был в ужасе от некоторых высказанных им взглядов, но, в то же время, Хрущёв демонстрировал полное здравомыслие в вопросах научного сотрудничества.

И всё же JFK не мог избавиться от ощущения поражения, прошедшего почти рядом. Он-то рассчитывал увлечь «этих красных» перспективой совместного полёта на Луну, заставить уверовать в технологическую мощь и величие Америки. А этот лысый толстый ушастый крестьянин в ответ развернул перед президентом Соединённых Штатов программу космических исследований до конца столетия, да ещё и снисходительно посочувствовал тому, что американцы не могут планировать свои космические программы дольше, чем на два президентских срока.

Ощущение усугубилось печальным известием из Франции. В тот самый момент, когда Кеннеди и Хрущёв совещались в Вене, 3 июня на авиасалоне в Ле Бурже, при большом стечении народа, разбился американский бомбардировщик B-58 «Хастлер». Не самая лучшая реклама для хвалёной американской технологии. Хрущёв, конечно, выразил соболезнования, искренне посочувствовал, сказав, что в СССР тоже, бывает, падают самолёты, чаще, чем хотелось бы.

– Позовите мисс Джонс, – попросил президент охранника.

Сара Джонс появилась через несколько минут, с неприметным чемоданчиком.

– Мисс Джонс, мне нужна инъекция перед приёмом. Переговоры затянулись, и были непростыми.

– Да, сэр. Закатайте рукав, пожалуйста.

Сара достала шприц – из новых, пластиковый, одноразовый, их, вроде бы, привозили из Греции (АИ).

– В этот раз лекарство что-то не так мощно подействовало, как обычно.

– Сэр, я немного уменьшила дозу. Доктор Якобсон слишком переусердствовал. Для обычного обезболивания такие дозы избыточны. Вообще я рекомендовала бы вам перейти на менее сильное средство, если хотите – я подберу замену.

– Сара, вы не понимаете, дело не только в боли. Её достаточно немного приглушить – и я смог бы перетерпеть. Средство доктора делает меня энергичным, работоспособным, а главное – снимает депрессию.

– Сэр, ваша депрессия... она возникает как последействие от инъекции. Когда добавки перестают действовать. Мнимая работоспособность возникает лишь потому, что вы насильно подхлёстываете организм. Он несколько часов работает немного быстрее, а потом вы вынуждены расплачиваться часами депрессии – или колоть всё новые и новые дозы.

Сейчас есть новый, недавно появившийся способ лечения самых тяжёлых депрессий – электростимуляция блуждающего черепно-мозгового нерва. Его можно комбинировать с обычными обезболивающими, и он не вызывает нежелательного привыкания. Не хотите попробовать? – предложила Сара.

– Прямо сейчас?

– К сожалению, нет, требуется простейшая мини-операция, вживление электродов в районе ключицы. Это даже проще, чем выглядит на первый взгляд, сэр.

– Гм... – JFK задумался. – Напомните мне об этом, когда вернёмся. Если эта электростимуляция снимет депрессию, я согласен немного потерпеть боль.

– Конечно, сэр. Обязательно.

Космические специалисты, как американские, так и советские, на приёмы не ходили. Им было намного интереснее пообщаться друг с другом. На американских ракетчиков внезапно свалилась бездна новой информации, да и советским специалистам было интересно пообщаться вживую с теми, с кем ещё вчера они заочно соревновались. Пока в приёмном зале посольства шёл светский раут, ракетчики продолжали обсуждать теоретические вопросы освоения космоса.

Это обсуждение продолжалось весь следующий день, а Хрущёв и Кеннеди в это время вернулись к обсуждению политических вопросов. На второй день переговоры проходили на территории советского посольства.

Никита Сергеевич сильно опасался, что, вновь заговорив о Германии, JFK опять упрётся рогом в Потсдамские соглашения. Во время переговоров в Вене Хрущёв снова применил уже испытанную тактику – с самого начала расположил к себе оппонента, говоря ему то, что тот хотел услышать, добился первоначального взаимопонимания, а сложные вопросы, из-за которых переговорный процесс в целом мог забуксовать, отложил «на потом».