Дракон, эрл и тролль

Глава 28

Джим сидел за высоким столом, над которым неровно горели факелы, освещая Большой зал; было уже душно и очень жарко, хотя все смотровые щели и бойницы были широко открыты. Стройная женская фигурка в потертом коричневом плаще с капюшоном, низко надвинутым и закрывавшим лицо от нескромных взглядов, скользнула на пустой стул рядом.

— Это я. — Энджи приподняла капюшон и показала свое лицо. — Ты трезв! Хорошо. Я беспокоилась, и мне не хотелось посылать сюда Анну или кормилицу, если их лорд уже напился, поэтому я надела плащ Анны и пришла сама. — Она развязала веревку вокруг талии и отшвырнула плащ, оставшись в зеленом вечернем платье, более соответствующем ее статусу почетной гостьи, которая разговаривает с мужем. — Я беспокоилась.

— И было из-за чего.

Действительно было из-за чего. Обеды заканчивались все позже и позже с каждым днем праздников, вино все меньше и меньше разбавляли водой, а поведение гостей становилось все разнузданнее. Было между девятью и десятью часами вечера, то есть три-четыре часа утра по стандарту двадцатого века. Остававшиеся в зале гости — а таких было большинство, ведь граф еще не вышел из-за стола — составляли тесный кружок собутыльников, любивших бесконечные обеды. Они сидели за столом, начиная с часа или двух пополудни. Общая атмосфера уже давно перестала быть спокойной, а теперь прибавилось ощущение явной опасности.

— Так ты трезв? Ты не сидишь бездумно и способен действовать с ясной головой?

— Да. На этот раз я их перехитрил. Мне удалось пить одну воду, добавляя вино лишь для цвета. Теперь я уже только делаю вид, что пью, чего от меня и ждут… Уф, вот и еще один.

Подвыпивший рыцарь средних лет, в плотно облегавшем могучую фигуру коричневом одеянии возник на противоположном конце стола. Он приблизился, держа в руках кубок, в котором плескалось красное вино.

— Я хочу выпить с тобой, сэр Дракон! — невнятно произнес он, размахивая кубком и расплескивая вино, — За драконов!

Джим поднес свой кубок к губам и, отпив немного, провозгласил:

— За сэра Рендалла!

— Ты оказал мне честь, — произнес рыцарь и отошел.

— Не лучше ли было поднять тост, назвав его фамилию? А если Рендаллом зовут кого-нибудь еще?

— Нет, только его, — сказал Джим. — Я не могу запомнить все фамилии. Если забываю какую-нибудь, смотрю на герб у них на одежде. Или просто что-нибудь бормочу. Не смотри на меня так, Энджи. Я просто хочу не опьянеть, пока граф не уйдет или не отключится. Полагаю, еще чуть-чуть, и он заснет.

— Надеюсь, ты прав. Мне кажется, тебе полезно быть здесь, когда все в таком состоянии.

— Сомневаюсь.

Джим оглядел зал. Около трети гостей уже напились до бесчувствия или были весьма близки к этому. Они сидели на стульях.

Но было еще достаточно рыцарей, подобных сэру Рендаллу. Они оставались на ногах и вели себя, как обычно. Среди них выделялись действительно опасные люди.

Они старались не пить сверх меры и теперь сидели, напряженно выпрямившись, и так улыбались, будто приглашали схватиться с любым, кто был в состоянии приблизиться.

Улыбка, особенно на лицах таких людей, как Брайен и сэр Гаримор, подобна улыбке тигра, на которого леди из Черного Нигера по ошибке села на прогулке.

Я слишком благороден, чтобы начать поединок, говорила эта улыбка, но, если ты соблаговолишь меня задеть, я буду счастлив любому поводу для встречи.

— Помнишь, — задумчиво сказал Джим, — весенние каникулы в университете в Ривероуке, Энджи? У нас было десять дней, и первые день-другой казалось, что время бесконечно. В эти дни происходило так много всего, что казалось, пройдет полжизни до тех пор, когда нам придется возвращаться в университет. Но внезапно мы просыпались и обнаруживали, что от каникул осталось всего два или три дня и все вот-вот кончится. Помнишь?

— Помню, но я также помню, что последние дни каникул были наполнены событиями, как и первые, только тогда мы не обращали внимания на время и жили так, будто перед нами вечность. А затем внезапно наступал последний день. Знаешь…— Она замолчала и оглядела зал. Каждый был занят собственными разговорами и проблемами. — Знаешь, если подумать, сейчас у нас наилучшая возможность поговорить о личных делах. В наших комнатах по соседству с Анной, кормилицей и малышом Робертом это вряд ли возможно. И все вокруг забито людьми. Не думаю, что кто-нибудь в этом мире знает, что такое частный разговор.

— Да, здесь это не принято, — сказал Джим, оглядывая зал и молча соглашаясь с мнением Энджи о частной жизни в средневековье.

— Так вот, для меня это возможность кое-что сказать тебе. Знаешь ли ты, что Агата Фалон подкупила всех слуг, чтобы они следили за нашими комнатами? Она, конечно, хочет увидеть Роберта, когда представится случай, но остерегается беспокоить нас больше, чем необходимо. Разве я не хороший сторож для малютки?

— По крайней мере, она так считает, — сказал Джим, раздумывая, как успокоить явно встревоженную Энджи.

— Ты не внимателен, Джим, — сухо произнесла Энджи. — Это средневековое стремление уничтожить человека, доведенное до абсолюта. Сейчас она распространяет слухи о том, что я не выше служанки, что я такая же, как Анна и кормилица. Все должны понимать, что в действительности я даже не леди. Это оскорбительно в окружающем нас обществе, особенно если речь идет о женщине, которая выше рангом.

— Ну, — недовольно начал Джим, — я не думаю, что она может что-нибудь сделать, вот и распускает язык. Она сидела за столом вместе с графом с начала обеда.

— Она еще здесь? — Энджи незаметно покосилась на два пустых сиденья и крупную фигуру графа. — Я вошла в боковую дверь. — Она уже не сдерживалась. — Не думала застать всех еще за столом. Она пьяна?

— Трудно сказать. Насколько я понял, она умеет пить и держится лучше графа при его-то весе.

— Мы скоро услышим о ней от графа, — мрачно произнесла Энджи. — Во всяком случае, Джим, нам осталось провести вместе с ней совсем немного дней. И я уверена, что она попытается что-нибудь предпринять против нас или малютки Роберта. Я хочу, чтобы перед дверью поставили еще одного часового, когда ты или Брайен отсутствуете. И часовой не должен говорить с кормилицей и Анной, и они с ним тоже. Можно это устроить?

— Еще одного вооруженного человека?

Энджи кивнула.

— Я полагаю, это выходит за пределы разрешения, которое граф из любезности дал нам. Но не думаю, что сейчас, когда прошло уже много дней, это имеет значение. Сколько у нас осталось времени? Пожалуй, только завтра и послезавтра, не так ли?

— Не говори мне, что ты забыл.

— Я ничего не забыл, я помню, какой это день. Но понимаешь, я очень занят с Мнрогаром и кабаном. Брайен делает все, что может, но будет чудом, если боров и Мнрогар сделают все, что должны сделать, во время турнира. Кроме того, имеется еще одна проблема. Мнрогар не осмелится ничего сказать и, наверное, так и не заговорит, даже если попытается. Ему нужен паж или герольд, который шел бы перед ним и оповещал, что Мнрогар вызывает всех на бой. — Джим прочистил горло: — Если надеть на тебя штаны в обтяжку и двойной…

— Не сходи с ума, Джим! Я замужняя женщина. Возможно, при королевском дворе, при особых условиях, которые одобрит король, что-нибудь в этом духе возможно. Но все местное дворянство после этого откажет нам от дома. Разве можно нарядить Брайена в клоунский костюм и заставить делать кульбиты, чтобы рассмешить народ?

— Нет, — согласился Джим, испуганный видением скачущего в клоунском наряде Брайена, — но он ведь рыцарь.

— А я жена рыцаря. Баронесса. Приличные леди менее свободны в выборе, чем рыцари, и то, чего не делается сейчас, не делается вообще. Пора бы тебе это знать, Джим.

— Но, возможно, никто не догадается, что это ты, переодетая пажом.

— А, возможно, и догадается, — мрачно возразила Энджи, — тогда об этом услышат все. Нет.

— Может, ты и права.

— Конечно, я права. Кстати, о переодеваниях и представлениях, ты не забыл, что играешь роль Иосифа в сцене с яслями в последний вечер праздника? Я хотела порепетировать, но нигде не могла тебя застать.

— Энджи, я не могу. У меня на шее висит турнир с Мнрогаром, который состоится в тот же день, но раньше. И еще желающие посетить замок драконы. Мне нужно придумать что-нибудь, чтобы они здесь не задержались. Пусть они не увидят никого, кроме принца, и то очень недолго, перед уходом. Кроме того, остается вопрос о куче троллей, которые окружают замок, а значит, и нас. Причем никто не знает, что им взбредет в голову. Мне нужно весь день свободно перемещаться. Я не могу быть привязан к тебе и к сцене с яслями.

— Если ты не можешь, не будет и сцены. Но мне нужен Иосиф.

— Тогда вот что. Я могу вызвать с помощью магии кого-нибудь из Маленконтри. Мы наденем на него костюм, и я внушу ему все движения и слова, которые ты хочешь от него услышать.

— Разве ты никогда не имел дела с актерами-любителями?

— Ты же знаешь, что нет.

— Ну, а я имела. И шанс, что все пойдет не так, как задумано, равен девяносто девяти к одному. Кто бы ни был Иосифом, он должен уметь импровизировать, чтобы справиться со случайностями, которые так часто возникают по ходу пьесы. Человек из Маленконтри, которого ты начинишь словами и движениями, сможет только, как попугай, повторять их. Ты единственный, кто способен импровизировать.

— Могу только сказать, что постараюсь сделать все, что в моих силах, когда придет время, но лучше бы тебе иметь в запасе кого-нибудь, кто сможет выступить. Возможно, я сумею с помощью магии внушить и тебе, и ему необходимые слова, если что-нибудь пойдет не так.

— Джим, разве мой голос похож на твой баритон?

— Я сделаю твой голос таким, как у Жозефа, он будет звучать баритоном. Но… позволь мне пока забыть об этом. У меня слишком много проблем, которые надо решить.

— Тогда все в порядке. Ты добьешься решения всех проблем. Я верю в тебя. Когда ты все уладишь, мы вновь вернемся к роли Иосифа. А сейчас забудь об этом. А в чем самая большая трудность с Мнрогаром и кабаном?

— В том простом факте, что Мнрогар — тролль, а кабан — боров.

— Ты имеешь в виду, что они хотят драться друг с другом?

— Не совсем. Самое сложное, что они не хотят делать одно и то же в одно и то же время. Полагаю, можно сказать, что они хотят драться. Но не хотят этого делать по чужой воле. Каролинус пытается уладить это с помощью магических способов. Когда он с ними разговаривает, неважно о чем, они идут за ним, как пара ягнят. Кабан становится красивым конем, Мнрогар превращается в громадного, но надежного Черного Рыцаря в доспехах и гарцует верхом. Но именно с этого мгновения все становится очень сложным. Кабан выглядит как конь, но этот конь все порывается вести себя как кабан. Мнрогар, в свою очередь, в доспехах выглядит, как рыцарь, но хочет действовать как тролль. Каролинус прав. Существуют базовые проблемы…

— Подожди минутку! — вскричала Энджи. — Я совсем забыла, что наверху тебя ждет Гоб Первый, он сказал, что спешит. Его дожидается Секох, который надеется получить от тебя сообщение. Гоб в камине нашей первой комнаты и, конечно же, невидим для Анны и кормилицы.

— Они не обидят его.

— Скажи ему об этом сам, — произнесла Энджи, — Он верит только мне, потому что я связана с тобой. Кстати, он хотел срочно поговорить с тобой, поэтому я и решилась спуститься и проверить, как ты тут… Хотя подумывала об этом и раньше.

— Это смешно! — возмутился Джим. — Гоблин чересчур много на себя берет. Он просто обязан ждать. Я решил не уходить отсюда, пока граф здесь. Кажется, он недолго продержится, но…— Внезапно Джим замолчал. — О нет! — воскликнул он.

— Что означает «о нет»? — Энджи повернулась, чтобы взглянуть в ту сторону, куда был устремлен взгляд Джима. — В чем дело? Я не вижу ничего, что нарушало бы порядок. Брайен сидит и спокойно беседует с мужчиной, который выглядит таким же трезвым, как и он.

— Это-то меня и беспокоит. Этот другой мужчина — сэр Гаримор. Помнишь его?

— О, — сказала Энджи. — Ты имеешь в виду рыцаря, который предложил сопровождать меня домой с соколиной охоты в один из первых утренников? Он действительно ехал вместе с Брайеном, сопровождая Геронду и меня в замок. Что плохого в том, что они разговаривают?

— Ничего, пока они только разговаривают. Но они не любят друг друга, и я думаю, им надоело ждать, когда кто-нибудь завяжет с ними ссору. Поэтому сэр Гаримор так приветлив с Брайеном, и все это может кончиться поединком на мечах… По обоюдному согласию, конечно.

— Но зачем им это? — удивилась Энджи. — Я полагала, они хотят встретиться на турнире в последний день праздников.

— Вероятно, так и есть, — сказал Джим, — но все это гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Ты же знаешь, как важно для Брайена получить на турнире приз, который он сможет продать, чтобы выручить деньги на ремонт и содержание замка Смит. А сэр Гаримор достаточно состоятелен, чтобы не беспокоиться о доходах, но он знает, что Брайен почти всю жизнь нуждается в деньгах. Каждый из них выиграл по два из четырех турниров, в которых они сражались друг против друга. И один из них готов заключить пари, что на сей раз выиграет,

— Пусть это будет Брайен. Ему скоро потребуются деньги. Мне об этом рассказала Геронда, но не сказала, зачем.

— Ему всегда нужны деньги. Во всяком случае, сэр Гаримор это знает. Гаримор сам из тех, кто всегда стремится быть лучшим. Помнишь, как во время вторжения морских змеев, когда сэр Джон Чендос был с нами в замке, во дворе внезапно разгорелась схватка?

— Помню.

— Так вот, ты помнишь, что эта схватка оказалась показной? — продолжил Джим. — Брайен во главе кучки воинов пытался пробиться к двери Большого зала, а сэр Джон возглавлял группу бойцов, которые стремились во что бы то ни стало не пустить их?

— Помню. Но что здесь общего?

— Тогда ты помнишь, что я остановил схватку своим появлением и оба, Брайен и Джон Чендос, принесли мне свои извинения, ведь я был их хозяином. Но, извиняясь, Чендос очень хвалил Брайена, назвав его, в частности, лучшим мечом королевства.

— Правда, — сказала Энджи, — теперь я вспомнила. Брайена распирало от гордости, И я тоже гордилась им… и, конечно, Герондой…

— Так вот, эти слова пошли гулять среди рыцарей и достигли слуха сэра Гаримора, которому невыносимо думать, что люди считают Брайена лучшим бойцом, чем он. Поэтому он готов на что угодно, чтобы возвыситься над Брайеном. Вот почему я боюсь, что то, что выглядит спокойной беседой, на самом деле составление плана, как выбраться отсюда и тотчас же решить дело на мечах. Оба достаточно много выпили, чтобы отбросить обычную осмотрительность.

— Но они ведь не убьют друг друга? Во всяком случае, пока являются гостями замка? Я знаю, здесь происходит много страшного, но ведь гости обычно не убивают друг друга?

— Нет, — подтвердил Джим, — разумеется, нет. Это было бы, по меньшей мере, нарушением законов гостеприимства. Обычно этого не случается, но боюсь, Гаримор все продумал. Он только притворялся, что весь вечер пил, а потому может схватиться с подвыпившим Брайеном и ранить его… Не настолько серьезно, чтобы лишить возможности участвовать в турнире, но достаточно, чтобы получить перевес, когда они сойдутся в поединке через два дня.

— Но… может, тебе следует рассказать все, или…

Джим покачал головой:

— Нет, это никогда не срабатывало. Это поставит графа в неловкое положение, сделает сэра Гаримора моим смертельным врагом и, возможно, разрушит нашу дружбу с Брайеном. Но ты права. Я должен как-то остановить их…— Внезапно лицо его просветлело: — Энджи! Твой кошелек сейчас у тебя на поясе? Есть ли там бумага и ножницы, которые ты заказала у нашего кузнеца в Маленконтри?

Энджи, подобно многим дамам, носила кошелек на декоративном поясе вокруг талии. Среди прочего в этом кошельке всегда лежали бумага французского производства и несколько угольных палочек, которыми женщины обычно писали записки друг другу. Ножницы предназначались для того, чтобы отрезать кусок бумаги, на котором писалось сообщение.

— Тогда вынь их и пойдем со мной, — сказал Джим, вставая. — Полагаю, я знаю, как их остановить. С моей точки зрения, это настоятельно необходимо. Без Брайена мне ни за что не научить Мнрогара ездить на кабане-коне так, как положено Черному Рыцарю; кроме того, он должен владеть копьем. Поэтому надо остановить их.

И они направились к боковому спуску с возвышения, па котором стоял высокий стол, и, обогнув угол длинного стола, где беседовали Брайен и сэр Гаримор, прошли несколько шагов к двери, ведущей в коридор, тянувшийся вдоль зала и выходивший на двор.

— Сколько бумаги тебе надо? — спросила Энджи, пока они шли.

Джим посмотрел на жену. Она уже достала из кошелька ножницы и начала вытаскивать бумагу, свернутую в трубочку, шести дюймов шириной и футов трех длиной. Энджи уже вытянула из кошелька около шести дюймов бумаги. Джим размышлял всего мгновение:

— Около фута, пожалуй. Да, двенадцать дюймов.

— И что ты будешь с ней делать? Послушай, нельзя ли остановиться на минутку? Трудно резать бумагу на ходу.

— Ты права. Пожалуй, и мне надо хоть ненадолго сесть за стол. Здесь куча пустых стульев. Мы можем поговорить, не опасаясь, что нас подслушают. Никто сейчас ни на кого не обращает внимания.

Они остановились и сели. Энджи отрезала необходимый кусок бумаги. Джим взял ее и начал складывать гармошкой.

— Ты мне не ответил, — сказала Энджи. — Что ты собираешься делать с бумагой и почему ты ее так складываешь?

— Помнишь, мы складывали так бумагу, вырезали куклу, а потом развертывали гармошку и получали цепь держащих друг друга за руки кукол?

— Конечно.

— Так вот, я не могу производить в замке никаких магических действий из-за благословения епископа. Но, возможно, я смогу вызвать мысль о магии, которая поможет удержать Брайена и Гаримора от глупостей.

Он встал, сунул сложенную гармошкой бумагу и ножницы в кошелек на своем ремне и пошел к тому месту, где сидели Брайен и Гаримор, но их там не оказалось.

— Ушли!

— Они только что направились к двери. Взгляни!

— Вижу. — И Джим поспешил к выходу. — Мы перехватим их на дворе. Так даже лучше. Поспешим. Но не показывай вида, что торопишься.

— Хорошо тебе говорить! У тебя ноги длиннее, чем у меня!

— Скорей!

Брайен и сэр Гаримор, шедшие впереди, уже прошли в дверь. Коридор, который они миновали, был слабо освещен факелами, размещенными далеко друг от друга. Джим и Энджи прошли в дверь сразу за рыцарями. Те спустились только на полдюжины ступенек, которые вели в следующий коридор, не оборачиваясь на звук шагов сзади. Джим шел быстрее, оставив Энджи за своей спиной. Он попытался перехватить рыцарей, когда те проходили освещенный факелом участок:

— Господа! Остановитесь!

К тому времени, как он произнес последнее слово, Энджи поравнялась с ним, они были за спиной рыцарей. Те остановились. Джим тоже остановился. Рыцари повернулись одновременно, как поступили бы на их месте тренированные солдаты в более поздние века.

Джим посмотрел в глаза, которые не засветились от радости при виде его и Энджи.

— Извините, что вторгаюсь в разговор, сэры, — начал Джим, хотя Брайен и сэр Гаримор не обменялись ни словом, но на это никто не обратил внимания. — Я спешил убедиться, что сумею докопаться до причин предзнаменования, которое только что получил. Не знаю, смогу ли сказать что-нибудь о завтрашнем дне, но думаю, сегодня я в состоянии предупредить вас. Правда, я сомневаюсь, что один из вас попадет в беду, какой бы ответ я ни получил. Весьма неправдоподобно, чтобы вы затеяли ссору с кем-то до турнира. Если же кто-то попытается сделать это, я бы не стал беспокоиться о вашей безопасности. Тем не менее, предупрежден значит вооружен.

— Дурное предзнаменование, Джеймс? — осведомился Брайен. Огонь все еще светился в его глазах, как, впрочем, и в глазах сэра Гаримора, но в голосе Брайена прозвучало легкое опасение.

— Что за предзнаменование? — требовательно спросил сэр Гаримор.

— Предзнаменование, — медленно и внушительно произнес Джим, — пляшущих человечков!

Оба рыцаря воззрились на него. Наконец Брайен задал главный вопрос:

— Никогда не слышал о предзнаменовании пляшущих человечков. Что это такое, Джеймс? И что оно значит?

— Разрешите мне показать вам, — продолжал Джим все так же медленно и важно. — Вы оба знаете, что благодаря благословению доброго епископа в замке во все двенадцать дней рождественских праздников невозможны никакие магические действия, но такое явление, как предзнаменование, не обязательно связано с магией. — Он поднял бумагу. — Наблюдайте! Я буду резать бумагу как угодно, позволив ножницам идти, как они хотят.

Сколько времени минуло с тех пор, когда он, совсем молодой, был очарован фокусом с ножницами, но он еще помнил, как это делается.

Он начал вырезать сверху руку, плечо, круглую голову, другое плечо и руку, все время спускаясь к нижнему краю бумаги. Поднялся и до конца вырезал руку и снова спустился, вырезав одну и вторую ногу. Получилось что-то вроде снежной бабы с ногами.

Все еще крепко держа бумагу, Джим опустил ножницы в кошелек у себя на поясе и, не обращая внимания на упавшие на пол обрезки, обеими руками растянул сложенную бумагу во всю длину — показалась цепь фигурок с соединенными руками и ногами.

— Пляшущие человечки! — мрачно возгласил он.

Взгляд у обоих рыцарей явно изменился. Глаза по-прежнему блестели, но в них появилось новое выражение — выражение осторожности. Джим со значением помолчал.

— Не знаю, что это должно означать, но скоро выясню. Однако это, наверняка, предупреждение о большой неудаче. Конечно, я хотел остеречь тебя, Брайен, и мне повезло, что я встретил тебя здесь с сэром Гаримором. Это позволяет мне передать предупреждение и ему. Мне это приятно, ведь я испытываю огромное уважение к сэру Гаримору, особенно после того, как мне посчастливилось наблюдать за его учебным боем с сэром Батрамом.

— Какое несчастье ожидает кого-то, сэр Джеймс? — спросил Гаримор.

Джима поразило, что рыцарь явно одержим желанием возобладать над всем и не очень верит в то, во что наивно верят остальные люди средневековья, с которыми имел дело Джим. Вероятно, подумал он, сказывается желание верховодить. Сейчас рыцарем двигала неулегшаяся злоба на что-то, что может помешать его надеждам скрестить мечи с Брайеном.

Джим сознательно выдержал паузу, глядя на сэра Гаримора.

— Этого, — сказал он, стараясь выглядеть как можно значительнее, — я не могу тебе сообщить, сэр Гаримор. Знаю только, что несчастье, которое предвещают пляшущие человечки, случается обычно с тем, кто меньше всего ожидает этого, и там, где его совсем не ждут. Поэтому против предзнаменования нет защиты, кроме осторожности во всех действиях, особенно таких, которые могут легко привести к несчастью. — Он немного помолчал, затем тщательно сложил пляшущих человечков, отправил их к себе в кошелек и повернулся к Энджи: — Миледи, поднимемся наверх. Доброй ночи, Брайен и сэр Гаримор, Желаю вам всяческого удовольствия. Возможно, предзнаменование относится к совсем другим людям. Я упомянул о нем просто потому, что верю: никогда не вредно предупредить человека о такой возможности. Доброй ночи.

— Доброй ночи, Джеймс, — отозвался Брайен. — Подождите, возможно, я поднимусь с вами, раз уж наши пути сошлись…— Он повернулся к сэру Гаримору: — Я прав, сэр Гаримор? Ты согласен со мной? Мы продолжим нашу беседу в другое время.

— Конечно, — согласился сэр Гаримор, — это мудро. Надеюсь вскоре увидеть вас.

— Не сомневайтесь.

— Тогда доброй ночи вам всем, милорд, миледи, сэр Брайен. Сэр Гаримор слегка поклонился, повернулся, спустился в коридор, открыл дверь и вошел в зал.

— Пойдем, Брайен. — Руки Энджи скользнули под локти мужчин. — На сегодня вполне достаточно.