— Ну и ну, Джеймс! — воскликнул Каролинус. — Ты все еще не доверяешь учителям, как не доверял им, когда учился на магистра искусств в том мире, откуда явился. Помню, ты мне рассказывал о своих мучениях. Разве ты был тогда прав? Только уважая учителя, можно самому стать учителем. Тебе передают знания, и поначалу ты их должен использовать для мелкой, может быть, рутинной работы. У учителя до многого не доходят руки.
Джим с горечью вспомнил своего научного руководителя, профессора Тибальта Шорлса, декана исторического факультета Ривероук-колледжа. Выходит, Джим был несправедлив к профессору.
— Святой долг ученика выполнять черновую работу, трудиться в поте лица и доводить до конца дело, начатое учителем, — с воодушевлением продолжал Каролинус. — Святой долг ученика и работать самостоятельно, порой на свои страх и риск. Я напоминаю тебе об азбуке ученичества, которую ты забыл, Джеймс. Стыдись, мой мальчик!
У Джима голова пошла кругом. Только сейчас он заметил, что, побив слона противника королевской пешкой, оставил своего короля без последней зашиты. Все тяжелые фигуры Джима были брошены в наступление и в решающий момент сражения оказались не у дел. Исход партии решил ход конем Каролинуса. Гроссмейстер одержал победу.
Разумеется, Джим мог бы упрекнуть Каролинуса в бессердечности, но какая была бы от того польза? В четырнадцатом веке старшие по рангу или положению в обществе неукоснительно почитались людьми, призванными служить, не щадя сил, своим господам. А сказать магу что-нибудь вроде: «Не думал, что ты бросишь нас с Энджи на произвол судьбы», — и вовсе бессмысленно. Каролинус себе не изменит. Да и что толку сетовать. Скулеж делу не поможет.
— Тебе видней, Каролинус, — раздраженно проговорил Джим. — Но не могу сказать, что твои слова обрадовали меня.
— Джим! — укоризненно воскликнул маг.
— Оставим этот разговор, Каролинус. Мне пора заняться спектаклем и, уж не сомневайся, я обойдусь без твоей помощи.
— Искренне надеюсь на это, — сказал маг и исчез.
Джим зашагал дальше. Солнце садилось. Небо на западе горело золотом. Наступал вечер. Надо было спешить.
— Я уже послала стража за зрителями, — сказала Энджи, едва заметив Джима. — А некоторые не стерпели и пришли сами. Посмотри, Джим, темнеет. Ты не можешь осветить сцену?
Пожалуй, лучше всего сделать светящимися деревья, решил Джим. На деревьях вокруг сценической площадки засветилась каждая ветка. Чистая работа, мысленно хмыкнул Джим.
Трибуну заполняли зрители. Никто из них даже головы не поднял, чтобы взглянуть на необычное освещение. На фоне еще достаточно светлого неба иллюминация не бросалась в глаза.
— Кстати, Джим, ты ничего не заметил? — спросила Энджи. — Каролинус убрал стену. Сказал, что не видит в ней надобности. Послушать его, так зрители и с места не тронутся, достаточно попросить их об этом. А вот в случае опасности стена помешает рыцарям и воинам прийти нам на помощь.
— Убрал стену? — недовольно пробурчал Джим. Каролинус верен себе. Поступает, как ему вздумается. Ладно, пора начинать спектакль.
Джим и Энджи прятались на сцене за декорацией. Кто же показывается публике в театральных костюмах до начала представления? Джим прильнул к щели в стене хлева. Трибуна заполнилась почти до отказа. Да и маг не преминул явиться. Справа от Каролинуса Джим увлдел графа. Агату Фалон и принца. Джим повернулся к Энджи:
— Граф уже здесь. Он не привык ждать. Да и солнце вот-вот зайдет. Ты готова?
— Готова, — ответила Энджи и посмотрела на мужа долгим взглядом. — Джим, ты плохо выглядишь. Что-нибудь случилось?
— Немного устал, вот и все. Не обращай внимания.
Энджи потянулась к Джиму, поцеловала его и пошла объявлять о начале спектакля.
Джим растаял, но ненадолго. Приласкали, и сразу раскис, выругал он себя. Джим снова припал к щели, Энджи была хорошо видна. За ней темнели ряды зрителей. Джим прикрыл глаза, вызвал зрительный образ Энджи и представил себе, что она говорит громко. Они договорились, что она не станет повышать голос. Энджи и так намаялась со спектаклем, подумал Джим. Вложила в него всю душу.
Раздался громкий голос Энджи, словно она была рядом с Джимом:
— С милостивого разрешения его высочества принца, его светлости графа Сомерсетского и его преосвященства епископа Бата и Уэльса в этот последний день Рождества мы начинаем спектакль. Вы сначала услышите, а потом и увидите историю, случившуюся с Господом нашим Иисусом Христом. — Энджи замолчала. — Начинаем, — сказала она.
Наступила тишина.
Наконец вновь раздался голос Энджи:
— Во время пребывания в Вифлееме Иосифа и Пресвятой Девы Марии, матери Господа нашего Иисуса Христа, честолюбивый и кровожадный царь Ирод, услышав от волхвов о новорожденном царе, происхождение и место рождения которого были ему неизвестны, и опасаясь, чтобы он не отнял со временем у него престол, решил избить всех вифлеемских младенцев мужского пола до двухлетнего возраста, По трибуне прокатился гул негодования. Когда шум стих, Энджи продолжила:
— Слух об этом кровавом замысле заставил Иосифа и Марию бежать вместе с Богомладенцем Иисусом в Египет. Иосиф и Мария взяли с собой льва, вола, осла, лошадь и верблюда, чтобы те охраняли их. И шли они много дней, пока однажды не застала их в пути ночь. И тогда Иосиф развел огонь и построил хлев на три стойла. И нашли приют Мария с Иисусом в одном стойле, а в двух других — вол и осел. Сам Иосиф лег у входа в хлев, а рядом с ним нашли себе место лошадь, лев и верблюд. И заснули все спокойным сном. А когда встало солнце, то проснулись они и увидели чуть поодаль от хлева скалы, а меж ними деревья. И вот из-за деревьев показались драконы. Испугался Иосиф, а все твари разбежались, кто куда. И тогда из яслей раздался голос младенца Иисуса: «Не бойся, Иосиф, а лучше вспомни, что царь Давид сказал: „Хвалите Господа от земли, драконы и все бездны“. Драконы пришли за благословением моим. Пусть приблизятся, и я благословлю их».
Энджи остановилась. Не иначе как затем, чтобы произвести впечатление, решил Джим.
— Оставил Иосифа страх, — продолжила свой рассказ Энджи. — Отошел Иосиф в сторону, а драконы приблизились к Богомладенцу, и он благословил их. И ушли драконы, не причинив никому зла.
На трибуне раздался одобрительный гул.
— А сейчас вы своими глазами увидите всю историю от начала до конца, — заключила Энджи. Она обошла декорацию и вернулась к Джиму:— Ты готов? — Джим кивнул. — Ты не забыл свою роль?
— Не беспокойся, все будет в порядке, — ответил Джим, отрываясь от щели. — Мы же понимаем друг друга с первого взгляда.
— Тогда пошли. Обойдем хлев с разных сторон и встретимся посреди сцены. Я заговорю первая. Хорошо?
Джим снова кивнул.
Джим и Энджи направились в разные стороны, обогнули хлев и, встретившись посреди сцены, повернулись лицом к зрителям,
— Я — Мария, — сказала Энджи. — А это Иосиф. — Анджела показала рукой в сторону Джима. — А в яслях, в хлеву, младенец Христос. — Энджи показала рукой на хлев.
Джим прикрыл глаза — из яслей раздался младенческий крик.
С трибуны послышались возбужденные голоса. Были то возгласы удивления или восторга, Джим не понял. Сейчас было не до раздумий. Пришел черед говорить Иосифу.
— Мария, близится ночь, — сказал Джим, посмотрев из-под руки на темнеющее небо. — Мы зашли в дикое место. Здесь не найти ни крова, ни очага. И все же не ведай страха. Я построю укрытие, и ты с младенцем проведешь ночь под крышей. Я лягу у входа и буду охранять вас. Даст Бог, с нами не случится беды.
— Не сомневаюсь в этом, муж мой, — сказала Энджи. Она повернулась, вошла в хлев, подошла к яслям и стала что-то рассказывать сладко спящему Роберту.
Зрители следили за спектаклем с неослабевающим вниманием. Все взоры обратились на Энджи.
Что оставалось Джиму? К сожалению, одно — улечься у входа в хлев и охранять покой Марии и младенца Иисуса. Только сейчас Джим сообразил, что ему придется лечь прямо на снег. Что делать! Он опустился на мерзлую землю и, повернувшись спиной к зрителям, свернулся калачиком. В хлеву тепло, а тут лежи на снегу и мерзни, мысленно буркнул Джим. А что, собственно, он разлегся? Разве он сейчас нужен на сцене? Когда человек спит, он не разговаривает. А раз так, можно, оставив вместо себя муляж, на время исчезнуть. Неплохая мысль! Отправлюсь к драконам, решил Джим. Скоро их выход. Джим прикрыл глаза и представил себе, что на сцене у входа в хлев остался лежать Иосиф, а он сам стоит в лесу посреди драконов.
Джим умудрился вырасти, словно из-под земли, перед самым Секохом. От неожиданности дракон вздрогнул и угрожающе приподнял крылья.
— А, милорд, — пробасил он, облегченно вздохнув. — Не ожидал увидеть тебя.
— Тихо! — поспешно проговорил Джим. Он уже успел оглядеться. Драконы подошли почти к самой сцене. Чего доброго, их услышат зрители.
— Ведите себя тихо, — сказал Джим, обводя взглядом драконов. — Особенно те, кто предстанет перед маленьким принцем. Секох, ты уже отобрал пятерых?
— Да, милорд, — ответил Секох. — Со мной пойдут Горбаш, Тигитал, Норгонаш и Аргхнач.
— Сейчас и отправитесь, — сказал Джим. — Маленький принц благословит всех драконов — и тех, кто к нему подойдет, и тех, кто останется здесь, в лесу.
Вокруг поднялся радостный шум.
— Мне пора возвращаться, — сказал Джим. — Секох, когда я со сцены посмотрю в сторону леса и скажу, что вижу драконов, ты и те четверо, что будут с тобой, подойдете к хлеву, к тому стойлу, в котором стоит вол. Осла не надо пугать. Он поднимет крик на весь лес. Ближе чем на десять футов к хлеву не подходите. Никому и в голову не должно прийти, что маленькому принцу угрожает опасность.
— Я понял, милорд, — сказал Секох.
— Вот и прекрасно, — с удовлетворением сказал Джим. — Я возвращаюсь на сцену.
Не дойдя до хлева, Джим столкнулся с Арагхом.
— Арагх! — воскликнул Джим. — Рад тебя видеть.
— Радоваться нечему, — ответил Арагх. — Братья-близнецы набрались храбрости и вот-вот вызовут Мнрогара на бой. А за ними притащатся и остальные тролли. Рады-радешеньки поглазеть, как другие дерутся. Сами они никого не тронут. Ты бы так и передал двуногим, что на трибуне.
— Тролли не помешают спектаклю? — спросил Джим.
— Нет, — ответил Арагх и, оскалив зубы, беззвучно рассмеялся: — Хочешь верь, хочешь нет, но и троллям нравится представление. Они, правда, ничего толком не понимают, а уши все равно развесили. Ничего подобного в жизни не видели. Досмотрят до конца, если только братья-близнецы не войдут в раж. Но я думаю, им еще надо распалить себя.
— Спасибо за информацию, — сказал Джим. — А теперь мне пора на сцену. Мнрогар все еще на поляне?
— Там, — ответил Арагх. — Застыл на месте как изваяние. Мозолит глаза зрителям. Правда, теперь те не обращают на него внимания. Смотрят спектакль.
— Спасибо, — еще раз поблагодарил волка Джим. — Ты к себе?
— Останусь пока здесь. Мало ли что может случиться.
— Ладно. — И Джим направился к хлеву.
Подойдя к строению с тыльной стороны, Джим остановился и перевел дыхание. Пора снова укладываться на снег. Он сосредоточился и представил себе, что лежит у входа в хлев на месте больше не нужного муляжа.
Джим вовремя возвратился! Энджи ясно давала понять, что снова пришел черед говорить Иосифу.
Джим сладко потянулся, встал и повернулся лицом к зрителям:
— Мария, уже утро. Возрадуйся солнцу. Ночь не принесла нам беды. Разве неприветливы эти скалы? Посмотри…
Джим уже хотел было исторгнуть отчаянный крик и изречь дрожащим от страха голосом, что видит драконов, когда с трибуны раздался душераздирающий вопль:
— Тролли! Кругом тролли! Они пришли убить нас!
Зрители разом вскочили со своих мест. Джим огляделся. Повсюду среди деревьев мелькали фигуры троллей. Вряд ли они сейчас нападут, решил Джим. Если братья-близнецы одолеют Мнрогара, тогда тролли могут и расхрабриться. И все-таки надо успокоить публику, да и Мнрогара тоже. Что бы такое придумать? В голову, как назло, ничего не лезло.
Мнрогар выпрямился. Казалось, чудовищный великан неожиданно вырос из-под земли. Данная зловещая тень, отброшенная гигантом, поднявшимся навстречу пробивающимся сквозь деревья последним лучам заходящего солнца, добежала до края поляны и замерла у ног выступивших из леса трофей во главе с братьями-близнецами. Тролли попятились, оставив вожаков.
— Мнрогар! — завопили близнецы в один голос. — Я пришел сразиться с тобой!
Близнецы бросились на поляну навстречу Мнрогару.