Дракон, эрл и тролль

Глава 3

Несомненно, это был край света. Указательных знаков, конечно, здесь никаких не имелось, и на скале поблизости надписей тоже не было, но просто невозможно было себе представить, что это какое-нибудь иное место.

Край света напоминал шпору, выступавшую на большой высоте из склона горы. Гора, частью которой он, возможно, являлся, скрывалась в тумане, а видимый ее выступ достигал высоты пятнадцати-двадцати футов.

Книзу шпора сужалась, переходя в острие, упиравшееся, кажется, в бесконечность, если только бесконечность могла существовать за плотной пеленой тумана, скрывавшего гору и мешавшего определить, что таится за острым краем шпоровидной скалы.

В нише, которую образовала скала футах в двадцати от края шпоры, висело огромное гнездо, на вид сработанное из чего-то золотистого, похожего на крученый шелк. В гнезде дремал кто-то, смахивающий на павлина, но величиной со страуса.

Однако это был не павлин. Прежде всего потому, что таких красивых павлинов в природе не бывает. Хвостовое оперение птицы включало весь спектр цветов и такое буйство оттенков, что у Джима голова пошла кругом.

Птица дремала с довольной улыбкой в изгибе клюва, не дремали только громадные песочные часы возле ее гнезда. Они были выше Джима, но лишь очень тонкая струйка песка могла медленно одолеть крохотное отверстие между верхней и нижней частью.

Часы состояли из двух гигантских стеклянных шаров, соединенных узким горлышком, и были заключены в изящный каркас из темного дерева. Песок, практически весь, находился в верхней половине часов, и только несколько песчинок успело проникнуть вниз, где было изображено счастливое лицо. Точнее, оно было изображено некогда как счастливое, но теперь являлось каким угодно, только не счастливым. Джим вынужден был взглянуть на него дважды — только тогда он сообразил, что лицо перевернуто. И действительно, это было очень несчастное счастливое лицо, перевернутое вверх тормашками.

— Феникс! — резко произнес Каролинус. — Феникс и его тысячелетние песочные часы!

Джим и Энджи уставились на гнездо и часы.

— Отчего же…— начал Джим, но его прервали часы, на счастливом лице которых внезапно разверзся рот.

— Действительно, отчего же? — пронзительно заверещали часы сердитым голосом, — Ты это хотел спросить? Я ведь делаю свое дело? Я ведь терпелив? Я прождал целое тысячелетие, разве нет? Разве я просил сверхурочных? Разве я просил отдыха? У меня не было никаких неприятностей с сотворения мира, я имел дело с бесчисленными Фениксами, пока не явился этот. У него хватило наглости, смелости…

Счастливое лицо начало брызгать слюной, и Каролинус поднял руку.

— Тише-тише, — успокаивающе заговорил он, — мы все понимаем.

— Что ж, я рад, что меня хоть кто-то понимает, — сказали песочные часы, внезапно переходя на бас. — Можете себе представить, Джим и Энджи…

— Откуда ты знаешь наши имена? — спросила Энджи.

— Тихо, помолчи! — нетерпеливо прервали ее часы.

— Тихо, помолчи! — вторил им Каролинус.

— Но откуда ты знаешь? — настаивала Энджи.

— Я знаю все! — ответили часы, вновь переходя на фальцет. — Как вам это нравится? Видите, он спит. А его время вышло! Просрочено уже девять дней тринадцать часов сорок шесть минут… а он все спит. Это не моя вина. Я разбудил его вовремя, как раз, когда истекло его тысячелетие. Кто мог вообразить, что Феникс с его пренебрежением к своим обязанностям, с его…— Часы снова забрызгали слюной.

— Ну-ну, — успокаивающе проговорил Каролинус.

— Но это невыносимо, маг, ты же знаешь, — ответили Каролинусу часы.

— Здесь нет твоей вины, — отозвался тот. — Ты его будил. Он поднялся, и с этого момента ответственность легла на его плечи.

— А как же я? — вскричали часы. — Ведь я считаю уже вторую тысячу лет. Вы полагаете, что этот бездельник проспит еще тысячу лет, а мир будет его ждать? Это его вина, но мир-то смотрит в первую очередь на меня. Все смотрят на меня и думают: «Почему же он ничего не предпринял?»

— Нет, тебя не осудят. Расскажи обо всем Джиму и Энджи и ты сам увидишь, согласятся ли они с тем, что это твоя вина и что кто-нибудь сможет тебя обвинить.

— Возьмите это на заметку, ДжимиЭнджи, — сказали часы вновь на басовом регистре, в порыве чувств выговорив оба имени слитно, отчего они прозвучали как имя одного человека. — Я разбудил Феникса, а его не так-то просто разбудить. Он всегда был страшным соней. Я разбудил его, и он встал, слегка пошатываясь, поискал в гнезде, нашел кремень и сталь, попытался высечь огонь, но высек лишь крохотную искорку, недостаточную, чтобы вспыхнуло пламя и он смог, сверкая, взлететь к небесам, подобно горящей звезде, как ему и подобает, ведь он должен предвещать Земле начало нового тысячелетия. С этой минуты и до двадцать четвертого столетия, вы ведь это понимаете?

Джим и Энджи согласно кивнули,

— Так вот, искра не занялась и, и… я не знаю, как это сказать, — всхлипывая, продолжали часы, — но он сразу зашвырнул куда-то кремень и железо, и я слышал, как он говорил: «О, к чертовой матери все это!» Потом он поплелся обратно в гнездо и тотчас опять заснул.

Капельки влаги выступили на стекле там, где оно соединялось с каркасом, и покатились вверх по выпуклой стенке верхнего шара к узкой перемычке и вокруг нее.

— Вот, смотрите, — фальцетом всхлипнули часы, — даже мои слезы текут неправильно!

— Ну-ну, — сказала Энджи.

— И они еще обвинят меня, — хлюпали часы.

— Нет, не будут, — хором проговорили Джим и Энджи.

Слезы перестали течь вверх, и лицо на нижнем шаре песочных часов попыталось слабенько улыбнуться:

— Вы правда так думаете?

— Я уверена! — заявила Энджи, — Нельзя быть таким нечестным!

— Хуже всего то, — проговорило лицо более спокойным и рассудительным тоном, — что на Земле мне никто не помогает. Если бы кто-то потрудился устранить неприятности, которые люди создали для самих себя, Феникс проснулся бы снова, хочет он или нет, и уж тогда он не смог бы больше заснуть. По-вашему, это случится?

— Я уверена в этом, — твердо сказала Энджи.

— Это меня успокаивает, — сказали часы. Они уже улыбались, лицо на шаре стало по-настоящему счастливым. — Я узнаю об этом сразу же, потому что тогда я вновь повернусь правильной стороной и песок, который уже просочился сквозь горлышко, вновь посыплется туда, куда положено. Ох, просто не могу дождаться!

— Полагаю, — голос Каролинуса звучал почти зловеще, — вам лучше закончить разговор, Энджи и Джим. И отправляться. До свидания.

— До свидания, — ответили часы. — До свидания, ДжимиЭнджи.

И они вновь оказались у стены замка Маленконтри. Солнце немного поднялось над горизонтом, и казалось, что действительно слегка потеплело. Брайен, Геронда и Арагх со всем своим окружением уже приближались к воротам в стене.

— Ну, вот, — сказал Каролинус Джиму, — вот ты и увидел. Темные Силы вновь принялись за свое, и их надо остановить. Тебе есть что делать, и твоя работа начнется с посещения праздника у графа, поедете оба, и ты, и Энджи.

— Увы, — сокрушенно вздохнул Джим, — я вновь против Темных Сил!

— Конечно! — сказала Энджи. — Это просто нечестно, Каролинус! Ты же сам сказал, что посылаешь мага ранга С совершить то, что не в состоянии сделать самые могущественные маги этого мира!

— Конечно, это нечестно! — оборвал ее Каролинус. — Но кто внушил тебе мысль, что в этом мире должна править честность? И разве она правила там, в том мире, откуда вы прибыли?

Энджи молчала.

— Неважно, — устало произнес Джим. — Я, конечно, поеду, Энджи…

За стеной послышался крик, почти утонувший в шуме и гаме, поднятыми часовыми, которые сообщали, что у ворот остановились и хотят войти сэр Брайен и леди Геронда, Энджи сжала локоть Джима, будто говоря, что тоже готова ехать, если поедет он.

— Впустите их! — крикнул Джим часовым и повернулся к Каролинусу: — За чем я, собственно, должен следить?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил тот. — Темные Силы не могут действовать прямо и прибегают к иным способам и методам. Ты просто должен следить за всем, что происходит не так, как следовало бы. Следите за тем, что кажется неразумным или может входить в намерения Темных Сил, стремящихся поставить Историю над Случаем или наоборот. Как я уже сказал, они будут действовать неподалеку. — Он немного помолчал, пристально вглядываясь то в Джима, то в Энджи. — И еще одно. Поскольку они действуют именно так, они могут использовать даже тех, кто и не догадывается, что его используют. Не намекайте никому ни о чем. Даже таким близким людям, как сэр Брайен и леди Геронда, они тоже могут не догадываться, что их используют.

— И, конечно, Арагх, — сказал Джим; в его голосе помимо воли прозвучал сарказм.

— Сомневаюсь, что Арагх появится где-то поблизости. Мысль о празднике у графа нравится ему не больше, чем вам. Он очень рискует, если его увидят те, кто его не знает. Ваши приятели из гостей, например рыцари, готовые охотиться на все, что движется, Арагха могут принять за разновидность дичи, загнать и убить.

Между тем Брайен, Геронда и их свита уже прошли через открытые главные ворота и вступили в Большой зал.

— Нам надо спешить вниз, — напомнила Энджи, глядя, как Брайен с Герондой исчезают в больших створчатых дверях.

— Отлично, — сказал Каролинус, — но вы оба понимаете, ты тоже, Энджи: никто не должен знать, что Джим занят проблемой, которую я только что изложил.

— Нет-нет, — ответила Энджи, не спуская взгляда с Большого зала.

— Прекрасно, тогда спускаемся.

Каролинус исчез. Энджи и Джим еще шли по помосту к ближайшей лестнице, ведущей на двор замка, когда Каролинус вновь возник перед ними на помосте и исподлобья оглядел их.

— Зачем же ты попусту тратишь время? — резко сказал он Джиму. — Используй свою магическую энергию, юноша! Обрати ее наконец на дело!

Последнее утверждение не совсем этично, подумал Джим. По его мнению, он всегда использовал свою магическую силу, не давая ей заржаветь. Однако сегодня, к сожалению, ему пришлось признать, что его запасы магической энергии скудноваты.

— У меня нет магической энергии, — объяснил он Каролинусу.

Тот удивленно уставился на Джима:

— Нет магической энергии? Опять?

На сей раз Каролинус выглядел скорее пораженным, чем оскорбленным.

— Ну, да. Понимаешь, так уж случилось. Я был дома во время уборки урожая. Надо было как-то подготовить Маленконтри к зиме, позаботиться о том, о сем, к тому же потребовался мелкий ремонт в замке…

Каролинус закрыл глаза и потряс головой:

— Пожалуйста, избавь меня от выслушивания всяких неприличных деталей. Меня поражает, как ты умудрился растратить свою магическую энергию, когда у тебя неограниченный расчетный кредит.

— Неограниченный?

Глаза Каролинуса широко открылись.

— Я же сказал — неограниченный, — ответил он тоном, уже более похожим на обычный. — Неограниченный! Помнишь, после схватки с полыми людьми на шотландской границе я обращался в Департамент Аудиторства и вел переговоры? Я добился твоего перевода в ранг С. Я получил для тебя особый кредит, потому что ты… ну, в определенном смысле, по крайней мере… отличался от обычного ученика мага, Я не могу вообразить, что ты истратил свой счет ранга С… нет, не могу. А ты тратишь еще и неограниченный кредит?

— Разве он был неограниченным?

— Конечно. Я же тебе сказал.

— Нет, вовсе нет. Ты просто сказал, что обо всем позаботился. Я слышал, о чем ты говорил тогда с Департаментом Аудиторства. И не слышал, чтобы ты сказал что-либо… ну, о моем неограниченном кредите. Впрочем, я никогда не знал, как им пользоваться.

— Никогда не знал, как им…— Каролинус замолчал, уставившись на Джима. — Но любой маг ранга С знает, как с ним обращаться.

— Но я никогда не был магом ранга С, — сказал Джим, тоже начиная злиться. — Вспомни, у меня был только ранг Д, и ты просто заставил их перевести меня в ранг С, хотя у меня не было нужной квалификации!

Каролннус посмотрел на Джима, открыл рот, потом закрыл его и вновь открыл.

— Департамент Аудиторства! — взорвался он.

— Да? — осведомился низкий глубокий голос, звучавший на уровне последнего ребра грудной клетки Джима.

— Ему объяснили доступ к превышению кредита? — рявкнул Каролинус.

— Нет, — ответил низкий голос.

— Почему?

— У меня нет механизма или процедуры, чтобы принимать во внимание необходимость подобных объяснений, — отвечал Департамент Аудиторства.

— Почему?

— Не знаю. Возможно, такая вероятность не рассматривалась.

— Так что же, рассмотрите ее сейчас! — заорал Каролинус. — И скажите ему!

— Я не могу. Он должен получить инструкцию об этом методе от кого-либо из магов, по крайней мере, ранга ААА.

— Вы…— начал Каролинус, но сдержался. Он повернулся к Джиму и заговорил почти ласково: — Джим, если тебе потребуется некоторый излишек магических сил, о чем я договорился для тебя в случае, если ты будешь в стесненных обстоятельствах, то в связи с твоей необычной ситуацией ты можешь вызвать Департамент Аудиторства и сказать: «Я хочу превысить свой кредит. Прибавьте к моему счету эквивалент нормального полного рациона магической энергии для мага уровня С… или вдвое больше… или в пять раз больше… или в пятьсот!» В общем, сколько понадобится. Ты меня понимаешь?

— Да…

— Департамент Аудиторства, — продолжал Каролинус все так же ласково, — вы тоже понимаете, что у вас теперь есть процедура для восполнения счета Джима Эккерта, какая требуется в случае, если он обратится к вам?

— Если мне позволительно напомнить, — вставил голос Департамент Аудиторства, — пятьсот раз для счета мага уровня С будет…

— Не намного больше, чем Джим Эккерт прибавил к мировому запасу магических сил, когда, попав к нам, остановил вторжение Темных Сил из Презренной Башни! — резко оборвал Каролинус. — Я повторяю, теперь этот механизм есть? И вы дадите ему столько магической энергии, сколько он потребует?

— Да, — ответил Департамент Аудиторства. — Теперь это дело простой…

Но Джим уже не слушал. Некая явно неприличная, но весьма привлекательная мысль внезапно пришла ему на ум. Он и не подозревал, что победа, одержанная им у Презренной Башни, когда он только что оказался в этом мире, чтобы спасти Энджи, столь высоко оценена для порождения новой магии.

После той победы Каролинус сказал ему, что у него столько магических сил, что он может возвратить и себя, и Энджи в двадцатое столетие. И ему вдруг пришло в голову, что, получая магическую энергию со своего повышенного счета — пусть небольшими порциями, чтобы не привлекать внимания, но все же такими, чтобы создать достаточный запас на обычном счету, — он мог бы возвратиться в двадцатое столетие уже нынче. Энджи родила бы ребенка в мире, где они оба выросли. Он сделал бы только доброе дело для Каролинуса и всех своих друзей в этом мире; теперь такая возможность появилась, и не стоило о ней забывать. Эта мысль притаилась в укромном уголке его мозга, но он знал, что она будет развиваться и чуть позже принесет плоды.

Он заставил себя вернуться к действительности,

— Прекрасно. Тогда всего доброго, — ледяным тоном проговорил Каролинус. — Он опять повернулся к Джиму: — Ну, что ты здесь стоишь? Вызови Департамент Аудиторства и получи немного сверхмагических сил.

— Департамент Аудиторства, — немного поколебавшись, позвал Джим. Он никогда не чувствовал себя достаточно раскованным, чтобы перекинуться словом с Департаментом Аудиторства, как это постоянно проделывал Каролинус.

— Да? — ответил низкий бас.

— Могу ли я получить… скажем, удвоенный обычный запас магической энергии для уровня С на моем счету?

— Сделано.

— Благодарю, — сказал Джим, но Департамент Аудиторства не ответил.

— Ну что ж. все наконец улажено, — подытожил Каролинус. — Теперь самое малое, что ты можешь сделать, это перенести нас троих в Большой зал, чтобы твой старый и опытный наставник не делал этого за тебя. Давай-давай.

И Джим это проделал.

Внезапно они трое появились на возвышении, где стоял высокий стол. Брайен с Герондой сидели за столом, пили вино и наслаждались сладкими пирожками — кухня замка уже начала печь их для предстоявшего Рождества, ведь до праздника оставалось всего пять дней, а нужно было приготовить много еды.

У Брайена, опытного рыцаря, было квадратное худощавое лицо с выступавшим вперед массивным подбородком и горящими голубыми глазами над длинным крючковатым носом. Джим случайно узнал, что Брайен, по меньшей мере, несколькими годами моложе его, но Брайен, возможно из-за покрытого небольшими шрамами обветренного лица, выглядел не только на десяток лет старше, но и искушеннее в жизни. Джим много бы дал за то, чтобы производить такое же впечатление.

Геронда была ниже Энджи ростом на добрых четыре дюйма и уже в кости, а потому казалась довольно хрупкой. По правде говоря, она напоминала черноволосую, с голубыми, как у Брайена, глазами очень хорошенькую куклу в человеческий рост — классический случай обманчивой внешности, если верить опыту Джима. На ней было дорожное платье цвета палой осенней листвы, узкое в талии, с высоким воротом и очень пышной юбкой.

В целом, подумал Джим, могло показаться, что ее очень легко сломить, если бы не уродливый шрам на левой щеке, оставленный сэром Хьюго де Буа де Маленконтри, бывшим владельцем замка, в котором теперь жили Джим и Энджи. Сэр Хьюго был скорее мужланом, чем рыцарем. Он получил замок Малверн обманным путем и подчинил себе его защитников. Он требовал, чтобы Геронда стала его женой, и тогда он стал бы еще и лордом Малверном.

Геронда отказалась. Он нанес ей глубокую рану на левой щеке, пообещав поступить так же и с правой, еще через день выдавить левый глаз, а потом правый, продолжая так до тех пор, пока Геронда не сдастся.

Зная Геронду, как он знал ее теперь, Джим понимал, что она никогда не сдалась бы. Их с Герондой первая встреча произошла, когда он пребывал в обличье дракона, в которого его личность неосторожно вселилась в этом альтернативном мире четырнадцатого столетия. Он долетел до вершины главной башни замка, и стоявший в одиночестве на посту часовой скатился вниз по лестнице. Когда Джим поспешил вниз сам, он встретил Геронду, — она шла прямо на него с копьем, предназначенным для охоты на кабана. Позднее Геронда мечтательно поведала Джиму, что очень надеялась захватить когда-нибудь своего тюремщика, сэра Хьюго де Буа, и поджарить его на медленном огне. И она сделала бы это, потому что Геронда, очень верная и ласковая, по мнению общества четырнадцатого столетия, была не из тех, кого здравомыслящий человек пожелал бы иметь врагом.

Сейчас оба, и она, и Брайен, при виде Джима и Энджи поднялись из-за стола. Геронда и Энджи обнялись. Брайен тоже обнял Джима — сердечно, но неуклюже, ведь на обоих были кольчуги с их гербами. Затем он расцеловал Джима в обе щеки.

Джим уже вполне смирился с обычаем мужчин четырнадцатого века целоваться при встречах. Он освоил этот способ приветствия с разумным изяществом и иногда при необходимости сам прибегал к нему. К счастью, на сей раз Брайен был чисто выбрит, возможно потому, что приехал с Герондой.

— Великолепные новости, Джеймс! — с воодушевлением вскричал Брайен. — Великолепные! Ты, оказывается, будешь с нами все Рождество… Но у меня есть для тебя и другие, более интересные новости. Давай сядем и поговорим. Я только что дал твоему управляющему и оруженосцу несколько советов, как подготовить тех, кто отправляется с тобой к графу, а также тех, кто останется охранять замок в твое отсутствие.

Джим взглянул на управляющего Джона, высокого грузного мужчину лет сорока пяти, гордившегося тем, что ему удалось сохранить большую часть передних зубов. Рядом с ним стоял Теолаф, человек с суровым темным лицом, бывший начальник стражи Джима, а ныне его оруженосец. Оба стояли у того конца стола, где сидел Брайен.

— Ну, теперь вы оба можете идти, — обернулся к ним Брайен. — Сэр Джеймс или леди Анджела укажут вам, что сделать. Мы же поговорим. Садитесь, все садитесь.

Каролинус не нуждался в приглашении. Он сидел за столом с момента, как появился. Энджи оставалась на ногах, как и Геронда.

— Мне надо наверх, — обратилась к подруге Энджи, — Поднимемся вместе, Геронда. Я хочу поговорить с тобой. Они удалились.

— Между прочим, — Брайен всех оглядел, — Геронда знает, о чем я буду говорить. Во всяком случае, я хотел бы услышать, как вы попали в осаду; и еще я должен рассказать о новостях… Великолепных новостях, Джеймс… По зрелом размышлении, с них, видимо, и следует начать.

С тяжелым чувством Джим опустился на стул с обивкой и высокой спинкой, из тех, которыми гордился Большой зал в Маленконтри. По удобству эта мебель приближалась к стульям двадцатого века настолько, насколько Джим и Энджи могли себе позволить подобное в это время и в этом месте.

— Человек, наполни кубок своего лорда! — рявкнул Брайен. — Клянусь святым Ивом, будь ты моим слугой, ты бы у меня побегал. Можешь в этом не сомневаться.

Слуга, молодой человек с большим улыбчивым ртом, выглядел необычно трезвым и уже приготовился наполнить кубок Джима. Несмотря на леность, в которой Брайен только что обвинил слугу, Джим подозревал, что его ничуть не обескуражила угроза, прозвучавшая в голосе рыцаря. Слуга знал — так же хорошо, как и сам Джим, — что это лишь проявление желания защитить Джима. Брайен частенько обходился с Джимом как с несмышленышем по понятиям средневекового общества.

— Что ж, — сказал Брайен, когда слуга удалился вслед за Теолафом и Джоном, — теперь здесь только ты, я и Каролинус… А где же Каролинус?

Джим огляделся. Каролинус исчез.

— Должно быть, что-то случилось, — дипломатично заметил Джим. Но подумал, что Каролинус и не собирался оставаться.

— Пей! Все в порядке, Джеймс. Выпей кубок доброго старого вина. Ты будешь удивлен и обрадован тем, что я тебе скажу, Мне следовало бы самому приехать и просить тебя, даже умолять ехать с нами в любом случае, еще до того, как Каролинус нашел нас и сказал, что ты все же будешь. Неужели потому, что ты раньше нас узнал о принце?

— О принце? — удивился Джим. — Нет.

— Боже, ведь он тоже будет на празднике у графа. Приедет Джон Чендос и много других достойных рыцарей, которых в ином месте не встретишь. Ты поражен?

Джим кивнул. Из уважения к Брайену он даже издал несколько междометий, которые должны были свидетельствовать о его удивлении.

— И Жиль де Мер там будет, возможно, я уже сказал это тебе. Он хотел приехать! — продолжал Брайен. — Помнишь, я обещал ему поединок на копьях, чтобы научить его двум-трем трюкам в единоборстве? Я с огорчением узнал, что в этом году рождественский турнир у графа, возможно, не состоится. Граф — я сам слышал — беспокоился о предстоящих издержках.

— О? — удивился Джим. Он полагал, что рыцарский турнир был неотъемлемой частью рождественских собраний у графа.

— Да, — подтвердил Брайен. — Двор замка тесен для приличного разгона всадника с копьем наперевес, не говоря уже о шатрах и прочем, чего потребуется очень много. Поэтому придется обойтись пространством вне замка, но ты же знаешь окрестных крестьян… у них ничего не допросишься. А они должны все подготовить, работать в дни праздника, надо убрать снег и расчистить как следует площадку для турнира. Однако, если они будут этим заниматься, придется им платить, когда-то в старину богатым это удавалось… а теперь, ты понимаешь, Джеймс, они почти вольные люди.

— Да, — подтвердил Джим. Его собственные арендаторы не преминули напомнить ему об этом, вежливо и услужливо — как все вместе, так и поодиночке.

— Мне кажется, — продолжал Брайен, — что эти свободные люди — ведь они, как и гости, по крови все англичане — с нетерпением ждут турнира. Поэтому они предложили помочь совершенно добровольно. Конечно, их все же надо прилично кормить и поить, придется давать им всякие поблажки, а еще отвести им места перед другими простолюдинами, которые придут поглазеть на турнир.

— Понимаю, но ты сказал, что ожидается приезд Жиля.

— Да! Я получил от него письмо… Вообще-то это письмо от его сестры. Жиль не в ладах с грамотой, да ты и сам, наверно, это знаешь. Но он обещал. Как приятно будет снова увидеть его!

— Да! — охотно согласился Джим. Ему тоже нравился сэр Жиль де Мер. Воспоминание о нем было связано с общим делом по спасению наследного принца Англии от мага ранга ААА, который неожиданно превратился в черного колдуна.

Жиль был силки. Это значило, что, будучи человеком на земле, он превращался в тюленя, как только попадал в море. Джим припомнил, что Жиль действительно выглядел настоящим тюленем, когда находился в своей пригодной для морской жизни форме.

В остальном это был жизнерадостный, задорный молодой рыцарь с великолепными стоящими торчком светлыми усами, очень выделявшими его среди других рыцарей, большинство которых были или чисто выбриты, или носили аккуратные маленькие усики над верхней губой и вандейковскую бородку клинышком.

Он был родом из Нортумберленда и жил на севере Англии, как раз на границе с независимым королевством Шотландией. Жиль мечтал о великих рыцарских подвигах. Узнав, что Брайен не только часто сражался на рыцарских турнирах, но не менее часто выходил победителем, он захотел, чтобы Брайен научил его всему, что умел, для участия в этих жестоких играх. Впрочем, надо признаться, что, живя на границе, ему ни разу не удалось поучаствовать в турнире. В тех местах это было не принято.

Между тем Брайен продолжал перечислять тех, кого ждали у графа. Среди гостей будет и Джон Чендос, он состоит в свите принца. Эта свита должна быть большой и, следовательно, для Брайена и Геронды, а теперь и для Джима, является простой вежливостью — уменьшить число сопровождающих их вассалов. Требовалось также соблюсти необходимое равновесие между числом сопровождающих не только для представительства, но и для защиты в пути. Кроме того, у графа ожидалось много гостей, и ему было бы трудно содержать всех. Поэтому следовало подумать, как кормить и поить своих людей в течение двенадцати праздничных дней.

— Так как леди Анджела и Геронда еще не вернулись, — продолжал Брайен, умерив тон и бросив взгляд на дверь, в которую должны были войти те, о ком он говорил, — возможно, тебе будет интересно услышать о поездке в Гластонбери, которую я совершил полтора месяца назад.

— Господи, конечно…

— Геронда была со мной, но ей неизвестно о некоторых мелочах, которые случаются в путешествии, — начал Брайен. — А случилось так, что в первом же трактире, где мы остановились, жена владельца оказалась весьма миловидной. Конечно, я не обратил на нее никакого внимания, к тому же, со мной была Геронда. Мы сразу прошли к себе в комнату и поужинали. Однако Геронда рано отправилась в постель, а мне почему-то не спалось. Я оделся и сошел вниз, чтобы немного выпить и, если повезет, поболтать. В трактире в этот вечер оказался еще один рыцарь…

Сэр Брайен продолжил свой рассказ, все понижая голос, и вскоре Джиму стало ясно, какой оборот приняло дело. Другой рыцарь тоже заметил, что жена трактирщика приятна на вид. И случилось так, что каким-то образом этот рыцарь вообразил — конечно, совершенно напрасно, — что и сэру Брайену она приглянулась.

— Не представляю, что могло навести его на такую мысль, — пояснил Брайен.

Это была, конечно же, как он утверждал, совершенная напраслина.

Кроме того, с ним была Геронда, а в ее присутствии он не мог смотреть на других женщин. Однако эта вздорная мысль явно не давала покоя другому рыцарю. И все развивалось так, что они оба вышли из трактира, чтобы спокойно продолжить свою беседу об этом предмете на мечах.

— …Слово за слово, ты сам понимаешь, — рассказывал Брайен, — и этот рыцарь потерял выдержку. Теперь уже и у меня не было иного выхода, как приготовиться к игре с мечами. И вот, чтобы сократить рассказ, я…

Но было уже слишком поздно сокращать рассказ — в дверном проеме, за которым Джим и Брайен следили краем глаз, показались Энджи и Геронда.

Они вошли в зал и присоединились к мужчинам. На лицах женщин сохранилась печать тайного удовлетворения, которая часто свидетельствует о том, что свершилось нечто особое и разрушить это уже никто не в силах.

— Прекрасно, прекрасно! — прервал свой рассказ Брайен чуть громче и сердечнее, чем следовало. — Приятно видеть вас, дорогие леди! Нам было скучно и одиноко без вас, не правда ли, Джеймс?

— Да. Да, конечно.

Брайен вылил все, что осталось в бутылке, в свой кубок и выпрямился на стуле.

— Ну, что ж, — обратился он ко всем, — вот мы здесь сидим, заутреня давно кончилась, а до третьей четверти осталось совсем недолго. Мы узнаем обо всем уже в полдень, если отправимся в путь прямо сейчас. Надо переночевать в монастыре Эдсли, если мы хотим добраться до графа в день святого апостола Фомы. Если мы не доберемся к этому времени… меня уже сейчас трясет при мысли, какие нам тогда достанутся комнаты. По коням!

Джим рывком поднялся. Третья четверть была каноническим временем, которое соответствовало девяти часам утра. Не такой уж ранний час, если вставать на рассвете, чтобы успеть к заутрене, первой церковной службе начинающегося дня.

— Отлично, — отозвался он. — Я пойду по…

— Обо всем уже позаботились, — вставила Энджи.

— Конечно, — подтвердила Геронда своим милым голоском. — Маленконтри не пропадет, пока нас не будет. У леди Анджелы хорошая прислуга, а свита уже на конях.

— Разве тебе не надо собраться? — Джим уставился на Энджи.

— Все уже готово.

Опять все делалось без его участия. Что ж, протестовать ни к чему. Поездка к графу началась.

— И ты тоже сможешь помериться со мной силой на копьях, когда мы доберемся, Джеймс! — радостно вскричал Брайен, будто это было лучшим рождественским подарком, который он мог преподнести своему близкому другу.

Джим выдавил из себя слабую улыбку,