XVIII

Время шло своим чередом, в замке все было спокойно. Князь рассылал ежедневно повсюду смердов и переодетых людей с целью узнать что-нибудь новое; но все возвращались с одним ответом: все спокойно, нигде о войне и не помышляют. Лето стояло жаркое; в иных местах начинали уж хлеб снимать, а потому на полях все чаще и чаще виднелись люди, вооруженные медными, железными и каменными серпами; другого оружия ни на ком не было видно.

Князю, наконец, надоело сидеть одному взаперти в замке, окруженном стенами и насыпью. Исправно он ел, пил, спал, зевал, изредка заходил к княгине; но стоило ему поглядеть из окна на синеющие вдали леса, как сейчас же в нем и зарождалось желание отправиться на охоту. Подобному желанию Брунгильда противилась всеми силами. Сначала он покорялся, теперь начинал уж ворчать.

Однажды утром князь приказал позвать Смерду.

— Поезжай, осмотри хорошенько леса, не увидишь ли где засады…

Смерда пропадал целый день. Вернувшись вечером и привезя с собою серну, убитую им по пути, он рассказал, что встретил в лесу кабана, медведя, волков; людей же ни разу не видел.

Княгине такое спокойствие после недавней бури казалось и страшным, и подозрительным; напротив, князь считал его совершенно естественным.

— Мне необходимо отправиться на охоту! — кричал он. — Я пропаду, если еще дольше останусь в бездействии… Не выдержу… Эта бесконечная спячка и плен — яд для меня…

Брунгильда, однако, не пускала князя на охоту; хитрая немка боялась засад и измены. Изо дня в день князь откладывал исполнение своего намерения. Княгиня подговорила людей устраивать всевозможные препятствия. Хвост проклинал, сердился, сильнее обыкновенного напивался пьян и все больше и больше терял терпение.

Наконец, он не выдержал: приказал Смерде непременно на следующий день приготовить все нужное для охоты и пораньше его разбудить. Едва вымолила у него княгиня, чтобы он согласился с собою взять большее против всегдашнего количество слуг и притом хорошо вооруженных.

Хвостек, хотя и носил крест на груди, в сущности оставался язычником, сохранившим еще многие предрассудки. Слуги знали об этом и заранее осматривали окрестности и дороги, чтобы, по возможности, устранить все, могущее чем-либо расстроить князя. Смерда нарочно распорядился, чтобы как раз в то время, когда князь выедет из ворот, ему навстречу попалась женщина с полными ведрами, так как это считалось хорошим предзнаменованием.

Прекрасное утро обещало такой же день. По небу скользили легкие облачка, прохладный ветер разгонял их и освежал воздух. Князь, выехав в поле из замка, направился к ближайшему лесу. Смерда уверил его, что зверей там тьма тьмущая. К тому же лес этот, в котором строго-настрого запрещено было пасти скот, был заповедный и нарочно оберегался для княжеских охот. Назывался он Глубь, и действительно дичи водилось в нем всегда великое множество, но чтоб добраться до настоящих мест, нужно было проехать значительное пространство.

Хвостек, давно уже не сидевший на лошади, не слыхавший лесного шороха и собачьего лая, заметно повеселел, когда почуял запах непроходимых дебрей. Он шпорил лошадь, чтобы добраться скорее до Глуби. После получасовой езды князь очутился на небольшой поляне, откуда рукой подать до излюбленной чащи.

Князь первый выехал на поляну, но сейчас же осадил лошадь и, нахмурившись, обратился к подскакавшему Смерде. Князь сердито указывал рукою вперед: там, на пне, сидела старуха, вся закутанная в большой платок; рядом с нею лежали кучи только что собранных трав. Разбирая их, она дребезжащим голосом мурлыкала себе под нос песню и, казалось, не замечала всадников. Встреча в лесу с такими старухами считалась признаком нехорошим и даже опасным.

По тогдашним понятиям леса, озера, реки, поля населены были таинственными созданиями, и большая часть злых духов преимущественно принимала на себя вид старых женщин. Мятелицы, ночницы, бабы-яги, стриги и прочие представлялись воображению обыкновенно в образе грязной, невзрачной старухи, как раз вроде той, что сидела теперь на поляне.

Князь их боялся, но также и Смерда был не из храбрых, тем более, что чем-нибудь раздражить такую старуху, значило навлечь на себя ее гнев и мщение. По ближайшем исследовании, однако, Смерда признал в сидящей Яруху. В замке все ее знали, так как она часто приносила княгине разные травы. Все считали ее могущественною, но вместе с тем полагали, что злою она не была. Князь не решался тронуться с места, и Смерда, слезши с лошади, волей-неволей принужден был сам подойти к старухе.

Яруха так о чем-то задумалась, что только тогда с испугом вскочила со своего места, когда Смерда к ней совсем приблизился.

Ей показалось, как она потом объясняла, что к ней злой дух подходил, признание, конечно, для Смерды не особенно лестное. Скороговоркой начала она что-то нашептывать, словно проклинала его, что его тоже совсем не обрадовало. Наконец, вся дрожа еще, но уже почти успокоившись, старуха уселась на старой колоде.

— Что ты, Яруха, здесь делаешь? — спросил Смерда.

— А разве ты слеп, негодный бродяга? — ощетинилась баба. — Делаю, что мне велено делать, собираю травы, вот что!.. А у тебя что там в бочонке болтается? А? Дай-ка хлебнуть, так и страх тебе мой прощу, а не то…

— В бочонке нет у меня ничего, кроме воды, — отвечал Смерда.

— Воды?… Есть что таскать с собою! — рассердилась старуха. — Из каждой речки можно с лягушечьей икрой вместе ее достать! Есть что носить!.. Глупый ты человек, вот что… Старый, а ум-то ребячий… Воду носить!..

Смерда начинал не на шутку трусить.

— А до моих занятий тебе все-таки дела нет, — начала снова Яруха. — Не твое это дело… Никакая трава тебе не поможет, ишь ты ведь рожа какая!.. Хоть раскакую девушке поднеси, хоть бы ты и дал траву, не подействует!.. Видишь, что здесь лежит: вот были-ца… лисье яйцо… Хорошие зелья…

— А худого нет ничего? — робким голосом заикнулся Смерда. — Князь ведь здесь, недалеко!.. Чтобы часом не повредить ему… с ним шутки-то плохи!..

Яруха опять испугалась и взглянула в сторону чащи.

— Князь, — повторила она, — а! Князь… а не велит он меня повесить?

— Чтобы ты ему только зла не сделала, смотри ж! — шепнул ей Смерда.

— Я? Ему? — баба испуганными глазами глядела на своего собеседника. — Я ведь нередко хожу к супруге его, княгине, пользуюсь ее милостью… и теперь вот для нее собираю травы… Если князь хочет, могу ему дать зелья на счастье… Чего же меня бояться? Яруху все знают…

Смерда воротился к ожидавшему в чаще князю.

— Это Яруха, милостивый князь, — сказал он. — Ведьма она, но своим зла не делает… она и княгине травы приносит… Даже, напротив, она может нам принести счастье, она многое знает!

Хвостек, которого эти слова успокоили, выехал на поляну. Он потихоньку подъехал к старухе, поглядывая на нее с недоверием. Яруха низким поклоном приветствовала князя и сейчас же поднялась с места, стараясь придать своему лицу веселое выражение, она тоже трусила князя. В свою очередь, Хвост не особенно доверял Ярухе.

— Не знаешь, какая нынче будет охота? — спросил князь.

— А где? — спросила Яруха в свою очередь.

— В Глуби.

Яруха покачала головою.

— В Глуби?… Милостивый князь, незачем тебе ездить туда…

— Почему?

— Там нехорошие звери ходят…

Она стала глазами считать спутников князя.

— Какие звери? — спросил последний.

— Там Мыши сидят, Мыши! — шепотом сказала Яруха. — Целая куча Мышей!..

Оглядываясь по сторонам, она хотела было приблизиться к князю, но тот запретил ей трогаться с места. Таинственные слова Ярухи напугали его. Хвост вопросительно посмотрел на Смерду, который крикнул старухе:

— Говори яснее!.. Яруха долго не отвечала.

— Да что яснее!.. — проговорила она наконец. — Когда я сказала мыши, так дело понятное!.. Мыши, мышата, мышки одно и тоже… А, впрочем, я ведь не знаю, как есть ничего не знаю…

Сказав это, она уселась и занялась переборкой трав.

Князь, Смерда и дружина стояли в каком-то оцепенении: страх овладел ими…

Ничем не прерываемая тишина царила вокруг… Маленький ветерок дул со стороны леса. Люди, привыкшие различать даже малейший шорох, слышали где-то вдали глухие голоса, как бы призывы.

Князь побледнел. Яруха сидела с опущенною на грудь головою, не обращая внимания на всадников…

Смерда подошел к ней.

— Что ж мышки-то делают там? — спросил он.

— Что делают?… Сидят у огня, дичь жарят, пьют мед, да поджидают кого-то!

Князь вздрогнул.

— Сколько их всех? — крикнул он. — Сколько?…

— Я считать не умею, — отвечала старуха, — а, пожалуй, что и кона, кона {Кона — шестьдесят.} наберется!..

Последние слова она почти прошептала… Смерда сосчитал бывших при князе людей… Всего набралось три десятка. Хвостек боялся подъехать к Ярухе…

— Спроси у нее… Пусть говорит все, что знает, нам, — сказал князь, обращаясь к Смерде. — А не захочет — веревку на шею и на дерево эту ведьму…

Хотя лица старухи не было видно, но, судя по дрожавшим рукам, она наверняка слышала эти слова.

Смерда обратился к ней:

— Говори все, что знаешь! — крикнул он.

— Я вам все сказала, — отвечала старуха упавшим голосом, — да ведь, если б не я, вы бы поехали в Глубь и попались бы… Они сидят там третьи сутки… А всех их много и все с оружием, но только там такая тишина, что в трех шагах и то их не слышно…

— Где сидят? — спросил князь.

— В Глуби, у самого болота, где ольхи растут, — объясняла старуха, — на правом берегу, и костер разложили…

— Расставили часовых?…

— Хотели меня поймать, да, видно, не смели… Несколько парней бродит в разных местах…

Долго еще продолжались расспросы. Князь не знал, на что решиться… Вдруг невдалеке послышался шорох… Слуги невольно вздрогнули, хватаясь за оружие… Яруха перепугалась и припала к земле. Князь оглянулся и тотчас же увидел мелькавших между деревьев всадников; он повернул лошадь. Смерда вскочил тоже в седло… С правой и с левой сторон раздались крики, ветви ломались… Легко было догадаться, что князя намеревались окружить… Хвост то бледнел, то краснел: он сам не знал, что предпринять…

Между тем крики усилились… Княжеские слуги сомкнулись вокруг своего властелина, готовясь к защите… В кустах показались головы, руки, оружие… Немыслимо было бежать… Отступать тоже не было никакой возможности… Смерде показалось, что в одном месте остался свободным еле заметный проход. Указав его князю рукою, он первый, стремглав, в него кинулся.

Лишь осажденные тронулись с места, целый град стрел засвистел в воздухе. Некоторые из них вонзились в колпак Хвостека… Смерде прострелили руку… Многие были ранены… Не обращая, однако, на это внимания, осажденные бросились в лес… За ними погнались кметы, но стрелы не могли причинить уходящим особенного вреда.

К счастью, навстречу еще никто не являлся… Смерда и слуги окружили князя, который, припав головой к шее лошади, скакал почти лежа… Удары сыпались за ударами… Сзади, слева и справа виднелись лица преследующих… Но вот уходящие радостно вскрикнули — лес становился реже, лошадям представлялся большой простор… Началась бешеная скачка.

Стрелы все еще сыпались, но Хвостек со своей дружиной успел опередить на большое расстояние кметов… Вскоре последние заметно отстали… Смерда и князь, оба хорошо знали лес: они прискакали к лугу… Смерда что-то шепнул князю на ухо, потом дал приказание дружине… Сейчас же раздались крики, слуги подняли невообразимый шум и бросились влево…

Смерда и князь между тем поскакали вправо… Поднятый крик заставил кметов броситься по следам дружины, а Хвостек тем временем забирался все глубже и глубже в лес… Вскоре шума погони не стало слышно… Князь и Смерда очутились в непроницаемой чаще, где множество опрокинутых ветром деревьев образовало нечто вроде высоких стен… Здесь они могли почитать себя уже вне опасности, но дрожащему от страха Хвостеку хотелось пробраться еще куда-нибудь дальше!.. Смерда не отставал от него…

Они подвигались вперед до тех пор, пока лошадь князя не спотыкнулась и не сломала ноги… Волей-неволей пришлось остановиться… Когда Смерда соскочил со своей лошади, измученное, усталое животное упало и околело. Таким образом, оба, князь и Смерда, остались без лошадей.

Они стояли теперь в самой густой части огромного леса, где скорее следовало ожидать встречи с медведем, нежели с человеком. Несмотря на знакомство с местностью, им решительно невозможно было узнать, где именно они находились, — куда завело их поспешное бегство. Князь повалился на землю; он в бешенстве рвал на себе одежду. Смерда стоял возле него с простреленной рукой, не в силах жаловаться князю, испуганный ожидающей их судьбою.

Оба долгое время молчали. Смерда прислушивался, не раздается ли где-нибудь человеческий голос; храп издыхающей лошади — и ни одного звука более. Смерда из боязни, чтобы и это не могло послужить к открытию их местопребывания, схватил веревку, набросил ее на шею животному и придушил его.

Отдохнув немного, беглецы стали осматриваться. Они предугадывали, в которой стороне находились озеро и княжеский столб, но чтобы к ним незаметно пробраться, необходимо было подождать наступления ночи. Для большей уверенности Хвостек и Смерда оставили место, где лошади пали, и забрались в еще более дикую глушь. Среди полусгнивших стволов деревьев они нашли закрытое отовсюду местечко, где и расположились.

День тянулся, казалось, особенно медленно. До вечера было еще далеко. В лесу раздавалось чириканье птиц. Беглецы сидели в своем углу, ожидая с каждой минутой, что рассыпавшиеся по лесу кметы внезапно откроют их. Вплоть до вечерней зари, однако, в лесу царствовала ничем не возмутимая тишина. Приободренный этим, Смерда, кое-как повязав руку, отправился искать тропинки или удобного прохода, по которому можно было бы незаметно пробраться домой. Сначала Хвостек боялся его отпустить, но, убедившись в необходимости исследовать путь, пока еще было видно, решился на время остаться один.

Было уже совершенно темно, когда Смерда вернулся и объявил своему господину, что теперь можно решиться покинуть их временное убежище.

— Мы, — сказал он, — в двух шагах от жилища небогатого кмета Кошычко… Он здесь владеет небольшим куском земли и леса, это спокойный человек… Тут же живет и сын его, по имени Пяст… Мы к нему можем зайти, тем более, что ни тебя, князь, ни меня он никогда и в глаза не видал… Не то придется с голоду помирать… Уж и так ослабел… потерял много крови…

Хвостек, наверное, остался бы весьма равнодушен к участи Смерды, если бы не сознавал, что последний ему еще нужен.

— В чужое жилище входить! Самому лезть в руки кмета! — воскликнул князь. — Да ты никак с ума спятил… Пойдем домой!

Смерда не смел прекословить, и они тронулись в путь. Слуга шел впереди, хотя и чрезвычайно медленно, останавливаясь почти на каждом шагу- Он до того изнемог, что несколько раз падал.

— Хижина всего в двух шагах, — осмелился он вторично заметить князю, — человек бедный всегда гостеприимен, ему и в голову не придет справляться об имени гостя. Взойдем, отдохнем…

Хвост был голоден и измучен; он еле тащился… Страх с одной, голод с другой стороны вели в нем ожесточенную борьбу. Наконец, физическая потребность одержала победу. Князь согласился просить у Пяста убежища.

У самой опушки леса стояла одинокая бедная хижина… В открытом окне виднелся огонек… На дворе блеяли овцы.

Князь остался в лесу, пока Смерда отправился просить разрешения переночевать в этой хижине… Хозяин сидел на крыльце, у ног его играл ребенок — сын его… Смерда с подвязанной рукой, с лицом, исцарапанным сучьями, приблизился к нему. Пяст поднялся навстречу нежданному гостю.

— Кмет добрый, — начал усталым голосом Смерда, — не откажи принять меня с товарищем в дом твой на короткое время… Мы тоже кметы, живем в Ополе, заблудились в лесу на охоте, второй день бродим, не можем выбраться… Вдобавок, падая с лошади, я сломал себе руку… Усталый товарищ мой невдалеке ожидает ответа… Позволь же нам отдохнуть…

Говоря это, Смерда зорко всматривался во все углы… Ни около хижины, ни внутри ее, по-видимому, никого не было… Глядя на незнакомца, Пясту казалось, словно он его где-то видел!

— Кто бы вы ни были, — проговорил он приветливо, — коль скоро во имя гостеприимства проситесь отдохнуть под моим кровом — отказать не могу. Идите за мною. Вы хорошо знаете, что у нас не отказывают и врагу.

— Мы не враги! — воскликнул Смерда. — Да как нам и быть врагами?

Старик повторил свое приглашение. Смерда вернулся за князем, который, опасаясь быть узнанным, снял со своего колпака и одежды все украшения, спрятал меч, а волосы опустил на лоб. Хвост следовал за Смердой, но весь дрожал, несмотря на принятые предосторожности. Пяст пригласил их в избу и предложил хлеба. Хозяйка между тем принесла пива и всего, что нашлось по хозяйству в будничный день.

Чтобы выдержать свою роль до конца, Смерда, по данному князем знаку, сел возле него на скамью. Перед тем как садиться за стол, Хвостек едва слышным голосом пробормотал что-то вроде приветствия и сейчас же прикрыл лицо рукою. Пяст несколько раз взглядывал на него, пробовал завести разговор, но, получая ответы от Смерды, махнул рукою, не любопытствуя более.

Гостеприимство не позволяло допрашивать человека, который по доброй воле не хотел говорить.

Проголодавшиеся гости молча принялись за еду. Царствовавшая в избе и на дворе тишина несколько их успокоила. Добродушное лицо хозяйки, приветливость ее мужа — все это казалось им добрыми признаками. У дверей стоял мальчик, простодушно рассматривавший невиданных дотоле людей.

Хозяйка заметив, что раненая рука беспокоит Смерда, подошла к нему и спросила, не хочет ли он позволить перевязать ему руку, как следует. Смерда с радостью согласился и, подойдя к огню, показал свою рану. О происхождении ее догадаться было нетрудно… Что Смерда солгал — сделалось явным… Старуха пристально посмотрела на него, не сказав, однако, ни слова.

Хвост между тем, осушив залпом кувшин стоявшего перед ним пива, заметно повеселел. Крепкий напиток вернул ему прежнюю храбрость.

— Ты кмет? — решился он обратиться с вопросом к хозяину.

— Как и отец мой, и дед, — ответил спокойно сын Кошычки.

— Мы живем немного в глуши, — продолжал Хвост невнятно, — мы и не знаем, что творится над Гоплом… Говорят, у вас что-то неладно?…

Пяст проницательно посмотрел на Хвостека.

— Если кметы и неспокойны, — отвечал он, — виноваты не они!..

— Говорят, что кметы бунтуют?

— Просто отстаивают свои права! Хвост промолчал.

— А князь тоже, верно, свой? — нерешительно произнес он, поглядывая исподлобья.

Хозяин, казалось, сразу не решался ответить.

— Если ты кмет, — наконец сказал он, — то знаешь, или, по крайней мере, обязан знать, что только во время войны должны мы повиноваться князю, во время же мира мы спокон века управляемся сами… Так было всегда, так и вперед будет… А кто переиначивать будет…

Хвостек невольно захохотал. Смерда, услышав знакомую интонацию хохота, вздрогнул. Этого было достаточно, чтобы образумить князя.

Пяст посмотрел на него безбоязненно. Оба они замолчали, измеряя друг друга глазами.

— Говорят, ваши кметы предполагают напасть на замок и князя? — возобновил Хвостек расспросы.

— Нападал же он раньше на нас, — было ответом, — сам вызывает!.. Недоброе он дело делает, когда мог бы спокойно сидеть… Семью свою истребил; из наших тоже немало лишилось жизни… А кто виноват во всем?…

Взор Хвостека загорелся гневом. Пробурчав что-то, как медведь, внезапно потревоженный в берлоге, он встал со скамьи, приказав Смерде последовать его примеру.

На дворе было темно: погода стояла хорошая, но лунного света не было.

— Не уходите в такое время, — посоветовал Пяст, — переждите ночь, а чуть свет — и отправляйтесь в дорогу. Здесь вы вполне безопасны, хотя бы вас кто и разыскивал… Гость для меня святой…

Услышав эти слова: хотя бы вас кто и разыскивал, князь побледнел и отодвинулся в сторону; хозяин пожал плечами. Испуганный Смерда весь задрожал… Неловкое молчание длилось довольно долго.

Происшедшее показалось князю решительно колдовством каким-то, потому что в эту минуту послышался лошадиный топот и крики людей перед домом. Пяст, указав рукою на полуоткрытые двери соседней избы, обратился к Хвостеку со словами:

— Я знаю, кто ты… Уйди с слугою твоим в ту избу… Быть может, Мышки вас ищут… здесь же вы безопасны. Гостей присылают боги!..

Высказав это с достоинством, он вторично, с оттенком торжественности, указал князю на раскрытые двери соседней избы. Хвостек до того растерялся, что не знал — что начать; страх превозмог, однако, чувство оскорбленного самолюбия, и он вместе со Смердой вошел, куда ему указали. Хозяйка затворила за ними дверь.

Пяст зажег от огня лучину и вышел с нею на двор.

Несколько всадников дожидалось у ворот.

— Э, отец, — крикнул ему старший Мышко, — ты, наверно, не знаешь, что у нас приключилось!.. Мы хотели сберечь много человеческой крови! Три дня и три ночи караулили мы в лесу этого разбойника! И вот — был он у нас в руках, да сумел уйти!.. Впрочем, все равно — с голоду сдохнет… слуги-то его все разбежались… а без них этот пьяница ничего не сумеет сделать, не найдет даже и выхода из лесу… А там кому-либо из наших авось посчастливится встретить его, и, тогда, надо думать, не поздоровится этому злодею!.. А теперь, напоив лошадей, отправляемся по домам…

Слуги кметов пошли за водою. Хвостек слышал весь разговор. Несколько раз хотел он выскочить из избы.

Смерде едва удалось удержать его от такого намерения. Мышки долго не уезжали, так как Пяст угостил их медом. Смех и крики их волновали Хвостека. Наконец, смолкло все, послышался топот удалявшихся лошадей — всадники покинули двор гостеприимного Пяста… Вскоре Пяст открыл двери, ведущие в избу, где были спрятаны Хвостек и Смерда, и сказал им:

— Уходите теперь; опасность миновала!

— Добрый ты кмет, — необыкновенно ласково проговорил князь. — Я приглашаю тебя к себе погостить… Я тебе многим обязан.

— Ничем ты мне не обязан, — возразил Пяст. — Старинный обычай да закон наш велели мне вас укрыть… Я это сделал не из чувства привязанности; я тебя не люблю, не уважаю!.. А поступал я согласно велению богов! Иди же с миром… Кто знает, где мы еще встретимся…

Хвостек нахмурил брови… Подобная речь была для него неприятна…

— Но не поднимешь своей руки на меня! — воскликнул он.

— Князь милостивый, — отвечал Пяст, — если все против тебя восстанут — я буду с ними…

Затем Пяст отошел в сторону, а Хвостек торопливо вышел из хижины, не вымолвив ни слова, ни разу не оглянувшись. Ворота закрылись за ним.

Черная, молчаливая ночь покрывала землю. Только вдали, над озером, кое-где огоньки мелькали, да на высоком столбе, по обычаю того времени, замечался свет. Хвостек со Смердою потонули во тьме. Пяст свободно вздохнул.

Загрузка...