Другие Звезды

Глава 7

Утро стало для меня по-настоящему добрым, во-первых, выспался здорово, во-вторых, кошмары не мучили, вообще все эти недавние события отодвинулись в прошлое, месяц же прошёл, пусть я его и не почувствовал, а не два дня, да и лекарства вчерашние как будто голову мне продули свежим ветром, ну и в-третьих, встал я сегодня с предвкушением чего-то чудесного, как в детстве. Ведь видел я во сне ночью ту самую галактику, что висела над нашими головами, разговаривал с ней, и обещала она мне много чего, я даже не запомнил, что именно, но плохого там точно не было.

— Доброе утро! — поймал я вышедшего из душа Олега, — кстати, а ты не пробовал отсюда лыжи навострить? Ну, в лес хотя бы, типа в поход с ночёвкой?

— Доброе, — ответил тот, вытираясь, — самый умный, что ли? И в лес, и направо и налево пробовал, да только если в лес идти, то метров через двести упираешься просто в воздух. Сначала густеть начинает, потом не пускает. Морду не разобьёшь, но и пройти не получается. Вправо и влево от бассейна вдоль стены то же самое, только уже метров через двадцать. И не перепрыгнуть никак, а подкоп делать не пробовал, тебе оставил. Хочешь, лопату сделаю и подарю?

— Продумано всё, значит, — я отрицающим жестом отказался от лопаты, — изолятор с мягкими условиями?

— Скоро узнаем, — подмигнул мне Олег и пошёл одеваться, — а гадать, Саня, гадать долго можно, но бесполезное ведь занятие! Я месяц только этим и занимался, надоело до жути, так что не начинай, скоро сами всё узнаем, говорю же. Ну, или я на это очень надеюсь, во всяком случае.

Я пожал плечами, признавая его правоту, и пошёл умываться сам. А там опёрся руками о мраморную раковину и надолго залип, рассматривая своё изображение в зеркале, потому что только сейчас заметил в себе кое-какие изменения. Лицо осталось в принципе прежним, разве что зубы все были на месте и целые, исчезли в них две пломбы, будто бы и не было их, а вот ниже… Тело было моё, точно моё, но в то же время будто бы и не моё, трудно это было и заметить, и объяснить, даже лечением в этой инопланетной, а в этом я уже не сомневался, больнице.

Я как будто бы, лёжа эти тридцать дней в коме, параллельно занимался спортом и добрал в беспамятстве некоторые кондиции, которых хотел добиться раньше сам, гимнастикой, но не успел. Во-вторых, исчезли все шрамы и родинки, кроме разве что на лице, там всё было на месте, не придерёшься. Но я не был в претензии, единственно, плохо было то, что исчез один заметный шрам, который даже проходил у меня в особых приметах, это был давний след от точного броска топорика прямо в правое плечо, разорвавший мне кожу, которая потом так там и прижилась, мятым бугром, как я её тогда обратно и прилепил. Ничего такого, просто в то лето приехала в нашу деревню кинопередвижка на пароходе, показали они нам фильм про индейцев, вот мы, пацаны, и воодушевились чересчур. Одному бледнолицему тогда стрелу в ногу воткнули, помню, а мне вот так, томагавком досталось, да многим тогда шкурку попортили, настоящие индейцы не знают жалости, а кончилось эта забава тем, что всё наше племя родители перепороли, вот мы и успокоились…

— Ты долго там? — Олег стукнул в дверь, — чай стынет!

— Иду! — спохватился я, принявшись торопливо умываться. В конце концов, шрамы не были большой проблемой, и тратить время на их рассматривание не стоило. Исчезли, да и чёрт с ними. Сейчас чай попьём, да и узнаем всё доподлинно, если только тянуть не будут.

Но тянуть никто не стал и в тот момент, когда мы уже заканчивали завтрак, в дверь деликатно постучались, Олег так же деликатно ответил, и на пороге возникла Анастасия. Она мягко поздоровалась с нами, поинтересовалась нашим самочувствием, в основном моим, да и пригласила следовать за ней.

— А чего не у нас? — не вытерпел Олег уже в дверях, — я б чаёк сварганил, пирожков да пирожных выставил, сели бы и поговорили как люди.

— В вашем помещении нет необходимого медицинского оборудования, — всерьёз ответила ему она, демонстративно не замечая ехидство моего стрелка, — в вашем случае, хоть вы люди и крепкие, но возможна неадекватная реакция на информацию, следует подстраховаться.

— То есть обалдеем от вашей правды до истерики? — весело уточнил Олег.

— Очень надеюсь, что нет, — наконец улыбнулась она, — я в вас верю.

И пока они трепались, мы шли всё по тому же светлому коридору, причём ушли недалеко. Анастасия, которую я даже в мыслях уже бросил называть Настей, остановилась у широкой двери и открыла её, дав нам знак проходить внутрь. Мы подчинились, Олег вошёл первым, я за ним, готовясь знакомиться со множеством людей, но в этой комнате, кроме Александра Андреевича, того самого профессора, никого больше не было.

Он встал при нашем появлении из-за низкого круглого стола, поздоровался и вновь уселся, приглашая рукой последовать за ним и вообще чувствовать себя как дома.

Мы сели, огляделись, комната была пуста и ничего, кроме этого круглого стола да нескольких удобных кресел за ним, перед снова огромным окном во всю стену в ней не было.

— А медицинские приборы где же? — тут же зацепился за это Олег.

— Появятся в случае необходимости. — успокоила его Анастасия, — Не переживайте!

Мой стрелок пожал плечами и мы замолчали, рассматривая друг друга. Причём если мы вдвоём просто выдерживали паузу, ожидая, когда с нами заговорят, то эти двое рассматривали нас по-медицински как-то, и этот осмотр их успокоил.

— Ну-с, — потёр руки профессор, — начнём, пожалуй! И начнём не всерьёз, чтобы полегче нам было начинать. Скажите, друзья, как вы думаете, куда вы попали? И кто я?

— Вы — инопланетяне, — бухнул ему прямо в лицо Олег, а я кивком головы подтвердил, что да, вот так вот, а вы как думали, — но лично вы — профессор. И, наверное, главный врач этой богадельни, которая находится на другой планете, у другой звезды.

— Молодец! — восхитился профессор, — смело и без обиняков! Видите, Анастасия, о чём я вам говорил? Здоровая психика многое значит! Переживут галактику над головой, никуда не денутся! Ещё и гипотезы всякие строить будут!

— Мы — боевые офицеры, — влез я с предложением, — а не кисейные барышни, так что давайте не будем ходить вокруг да около.

— Давайте не будем, мне же легче, — покладисто согласился со мной Александр Андреевич, — значит, так: это не больница, это научно-исследовательский институт практической истории, а я самый настоящий профессор, только профессор исторических наук и глава этого института. Единственный профессиональный медик во всей нашей, как вы говорите, богадельне, это Анастасия, моя лучшая ученица. Ваша жизнь — её и только её заслуга, не будь её с нами, ничего бы мы не сделали. Растерялись бы, потеряли бы время, а оно там на секунды шло, особенно у вас, Александер, вы уж мне поверьте.

— Спасибо, — с благодарностью глянул я на неё, — Анастасия, э… как вас по батюшке? Спасибо вам большое, от всего сердца!

— Отца моего Джоном зовут, — улыбнулась она, — так что лучше не надо, Саша, неблагозвучно получится. И вообще-то Анастасией меня только профессор зовёт, вот вы ещё начали, для остальных я Анэстейша, не удивляйтесь в случае чего и не путайте.

— Хорошо, — приложил руку к сердцу я, — спасибо вам ещё раз, от меня и вот от него.

Она кивнула, переглянулась с профессором, и он продолжил, но почему-то не по делу:

— Анастасия, друзья мои, полна достоинств! Первоклассный историк, да ещё и медик такой же! Так что именно она будет определять, когда нам придётся остановиться, и это будет зависеть от вашей реакции на мои слова. Ей виднее, прошу это понять и с этим не спорить. Согласны?

Мы кивнули, и он чуть замялся, подбирая слова, а его лучшая ученица к нему на выручку не спешила, её больше занимали мы и наше состояние.

— Вы были правы, Олег, — наконец начал он, — когда предположили, что мы находимся на другой планете. Но есть ещё два существенных уточнения: во-первых, мы никакие не инопланетяне, мы такие же люди, как и вы, а получается так оттого, что мы не только находимся во многих и многих парсеках от Земли, мы ещё и во времени отстоим от лично вашего на пятьсот с лишним лет вперёд. У нас сейчас две тысячи четыреста шестьдесят девятый год на дворе, июль месяц, четвёртое число. Ну, по местному календарю, а он во многом схож с первоначальным, к различиям легко привыкнуть.

Мы помолчали, я с Олегом обдумывали услышанное, а они внимательно за нами следили, особенно Анастасия.

— Жгите дальше, — наконец не выдержал мой стрелок, — нормально всё, выдержим, не маленькие. Когда, кстати, война закончилась?

— Девятого мая сорок пятого года, — тут же ответил профессор, — в Берлине, безоговорочной капитуляцией фашистской Германии. Гитлер застрелился. Что-то ещё? Вот вы, Александер, что-то хотите спросить, верно? Прошу вас, не сдерживайте себя.

— Это СССР? — задал я самый волнующий меня сейчас вопрос, — у вас коммунизм?

— Не СССР, — оглоушил меня Александр Андреевич и тут же утешил, — за это время всё успело измениться множество раз. Но в основе жизненного уклада этой планеты лежит именно культурное и прочее наследие России, если вам будет угодно. А коммунизм… — а что для вас коммунизм, позвольте спросить?

— От каждого по возможностям, каждому по потребностям, — выдал я давно заученную фразу, — хотя, если своими словами, вас ведь это интересует, то не так уж и много. Ну, чтобы у каждого жильё было, вот не хуже нашего теперешнего, еды вдоволь, чтобы не думать о ней, чтобы без голода, одежда, лечение всем и каждому, чтобы дети были счастливы, ну и чтоб каждому человеку было руки где приложить, но без эксплуатации, это самое важное! Чтобы в радость, понимаете, чтобы для всех твоя работа была нужна! То есть чтобы общество коммунистическим было, справедливым, я про это говорю!

— Вы знаете, — в некоторой задумчивости протянул профессор, — в бытовом плане у нас, наверное, коммунизм. Минимальные, да что там, по вашим меркам прямо царские, потребности удовлетворены, причём у всех без исключения. Хотя только на этой планете, с остальными есть вопросы, но и там всё очень и очень неплохо. А вот общество… с обществом сложнее. Но до этого мы ещё дойдём, не будем спешить, чтобы не возникло у вас неверных представлений и выводов.

— Да бог с ними, с выводами, — не выдержал Олег, — обратно когда?

— А вот с этим вопросом, — пристально посмотрел на него профессор, — давайте разберёмся. Я зайду издалека, постепенно, в виде лекции, прошу это принять правильно, мне так будет легче. Но вы же не кисейные барышни, а боевые офицеры, — вернул он мне мои же слова, — так что я на вас очень надеюсь, хотя прошу вас, Анастасия, внимательно следить за их состоянием. Ну что же, начнём? Все готовы?

Мы кивнули, и он начал. В общем, дело было так:

Давным-давно, в одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмом году человечество вышло в космос. И сделали это в СССР, ведь первый спутник был запущен именно нами. Сказать, что я при этих словах профессора обалдел, это ничего не сказать. Мой сорок третий и космический пятьдесят седьмой разделяло всего четырнадцать лет, и вот как, каким образом мы это сделали за столь короткое время, у меня не укладывалось в голове. Я ведь видел, что сделала с моей страной война, сколько горя она принесла, видел стёртые в ноль города и сёла, зябко ёжился при мысли, сколько всего советских людей погибло, а про сроки восстановления и не думал, прежде всего потому, что страшные цифры получались и грустное настроение одолевало. Тут от голода бы не сдохнуть, не то что о космосе мечтать.

Анастасия насторожилась, глядя на меня, профессор замолчал, ожидая её решения, а я шёпотом объяснил ей, что со мной такое и что просто это чудо затмило сейчас для меня даже наши приключения. Да и для Олега тоже, вон, посмотрите на его рожу.

— Кстати, да, — согласился со мной Александр Андреевич, посмотрев на Олега, — сроки впечатляют, особенно если учесть общий исторический контекст. Но позвольте, я продолжу…

И он продолжил. Он рассказал нам про Гагарина, и мы ещё раз удивились и погордились, про первые космические станции, про полёты на Луну и к другим планетам, и что на этом как бы всё. Ну, на то время всё. Потом был долгий перерыв в новых прорывах в космосе, связанный с общим течением истории человечества, потом сами посмотрим, полный доступ к информации он нам даст, было бы желание. И вот примерно сто пятьдесят следующих лет человечество ползало по родной Солнечной системе, даже уже не мечтая о других мирах. Ни шатко ни валко заселялся Марс, на Луне станции были, у передовых в техническом плане государств, пробовали Европу хоть немного освоить, это спутник Юпитера, но на этом, в общем-то, и всё. Ну, это если смотреть на дело, скажем так, с приключенческой, первопроходческой, мечтательной точки зрения. Потому что с научной, технической, и даже бытовой стороны мы начали использовать ближний космос таким образом и так плотно, что мы вот сейчас, Саша да Олег, даже не поймём, о чём пойдёт речь и не оценим масштабов.

Спутники, спутники, спутники, таким словом называли приборы, что летают вокруг Земли и что-то делают, обитаемые космические станции и заводы, Лунные поселения и города Марса, работы было много, хорошей работы, нужной, но о других системах, опять же, речь не шла.

И продолжалось так примерно до две тысячи сто десятого года, когда на Марсе, во время работы одного хитрого прибора, который занимал площадь ровно в одну шестнадцатую планеты и жрал энергии столько же, сколько всё остальное человечество вместе взятое, не получили очень интересные результаты. А результаты были такие: во-первых, сумели сделать одно хитрое устройство, которое можно было разделить на две части. И, разделив и разнеся эти части друг от друга на любое достижимое и представимое расстояние, их можно было использовать следующим образом — если засунуть в одну часть при определённых условиях любой предмет, пусть даже живого человека, то он тут же выскочит из второй части этого прибора, где бы тот ни находился. Главное, чтобы работали при этом обе половинки, чтобы энергия была. А назвали этот прибор довольно пафосно, Вратами их назвали, вот так, с большой буквы.

И во-вторых, сумели сделать ещё более хитрое устройство, которое могло запускать половинку первого в космос, хотя и не только его, вообще любой неживой объект, но это не было полётом в привычном нам смысле. Запускаемый предмет как бы исчезал здесь, а потом как бы появлялся там, со скоростью примерно год на парсек, как бы не существуя всё это время, его как бы не было, он как бы выпадал из нашего мира в совершеннейшее ничто. Отправлять могли на дальность в десять парсеков самое большее, но делали это всего несколько раз, потому что затраты энергии на полёт росли нелинейно, например, чтобы отправиться на такую дистанцию, требовалось энергии столько, сколько человечество потребляло за десять лет, и это с учётом остальных запусков на ближнюю дистанцию.

Но дурное дело нехитрое, термоядерным синтезом овладели давно, просто не нужно было столько энергии, и тут началось! Началась гонка, безудержная гонка, бешеная, потому что прибор этот, на котором получили все эти результаты, ну, тот что на Марсе стоял, был международным, плоды его работы выкладывались свободно, для всех знающих и понимающих, то есть все заинтересованные лица и государства получили к ним доступ практически одновременно. И ведь не ожидал никто такого!

Россия, а именно это образование сменило собой Советский Союз, несмотря на свою некоторую отсталость в научном плане, не морщитесь, пожалуйста, получила огромную фору в другом. Так исторически сложилось, что страна эта занимала в то время главную роль в обеспечении человечества энергией и, что самое важное, оборудованием для производства этой самой энергии. А что, все технологии были давным-давно ей отработаны, именно в этой отрасли она стала прочным и безоговорочным лидером, так что берите и пользуйтесь, дёшево и сердито. Добавьте к этому то, что производство и технологии стали к этому времени настолько сложными, что ни одно государство той поры, даже самое мощное, потом посмотрите, кто это был, очень удивитесь, не могли позволить себе иметь сразу всё, пришлось волей-неволей соглашаться на международное разделение труда.

Конечно, все страны обеспечивали себя на условно-безопасном уровне, но запасов мощности, тем более такого размера, не было ни у кого, кроме нас, я ведь тоже русский, поэтому и говорю так.

И вот, когда все кинулись строить на Марсе сверхмощные термоядерные реакторы, один-то там уже был, сами понимаете, кому он принадлежал, то протолкнули закон, по которому вся эта гонка должна была Марсом и ограничиться, даже на Луне нельзя, из соображений безопасности. И намерение-то хорошее было, мол, а вдруг долбанёт, что тогда, но именно этот закон, хотя… об этом после.

И ещё, когда начались активные запуски первых исследовательских зондов, а это не быстро, это туда лет пять, да результаты получить и оценить, да между запусками по несколько лет, то на нашу сторону пришёл такой фактор, как удача, кто бы мог подумать, что именно нам так отчаянно, так просто по-жульнически повезёт! Мы-то сразу раз и в дамки, а остальным то замёрзшие миры достанутся, то раскалённые, то нестабильные, то ещё что.

А мы раз, на первую пригодную к использованию планету проникли, поставили там Врата, поставили реактор, и уже оттуда прыгать начали, а потом ещё раз, и ещё! Ну, тут уже никто догнать нас не смог, так что через пятьдесят лет в распоряжении человечества было пятнадцать планет, из них только одна чисто китайская, да и та больше для добычи полезных ископаемых подходила. Остальные же распределились так: один центральный мир, для всех, но под нашим управлением, очень удачная планета подвернулась, сельскохозяйственно-курортного типа, с преобладанием океанов и кислородной атмосферой, да ещё под шикарной, стабильной и устойчивой звездой. Ещё несколько на паях с другими государствами и союзами, остальные для самостоятельного освоения и в резерве.

И ещё, для всех тогда это большим открытием стало, но оказалось, что у эволюции во вселенной один путь, а это углеродные формы жизни, как на Земле, это органическая химия, одна для всех, это белки, нуклеотиды, ДНК-РНК и прочее, это всё одно и то же, всегда и везде. Не выживает, понимаете, другое, не возникает и не развивается!

Да и попали мы на эту планету чрезвычайно удачно, динозавров уже нет, гигантских насекомых тоже, приматов или хоть кого-нибудь, претендующих на их роль, ещё нет, вредных для нас бактерий и вирусов, заточенных на человека, не имеется, рай, да и только. Тепло, светло, уютно.

Выбрали мы для себя небольшой архипелаг в океане, из четырёх больших островов и множества мелких, размером в две Новых Зеландии, причём на таком же удалении от всех остальных континентов, как и та самая земная Зеландия, выжгли всю местную органику на три километра вглубь, с гарантией, огородились куполами, чтобы не вносить пока изменений в местную флору и фауну, хватит с нас чистого воздуха да чистой воды, и стали тут жить.

Это центральный мир, остальные не столь удачны, хотя и есть несколько хороших, их обживали совместно. С Европой обживали, с Северной Америкой, с тем же Китаем, с Южной Америкой, с арабами и индусами, да с объединённой Азией. То есть на Земле она объединённой не была, просто пустили их на одну подходящую планету всех скопом, вот и вышло так. Остальные планеты про запас, там вовсю развивается такая новая наука, как терраформирование, ну и как передовой лагерь для дальнейших поисков, как же без этого. Ну, не устали ещё? Может, чаю?

— Давайте, я сделаю, — подорвался с места Олег, — говорите, какой хотите. Анастасия, может, вам яблочко?

— Вы не поверите, друг мой, — всплеснул руками Александр Андреевич, — как много пользы вы принесли своими экспериментами с кухонным комбайном! Это ведь сеть для всех жителей планеты, все имеют доступ к вашим рецептам! Я не знаю, как вам удалось добиться такого потрясающего вкуса, но я теперь каждое утро начинаю с вашей груши «Дюшес»! Дело в том, что мы вкус многих продуктов восстанавливали по описаниям, и вы потом поймёте почему, по памяти, и было много разногласий по их органолептическим свойствам, по текстуре, по ароматике, да по всему подряд! И ушло, понимаете, всё куда-то не туда, специалистов-то не было! Дегустатор в космосе — это ведь было лишнее, вроде бы, с жизнью на готовых пищевых пайках. А сейчас, вашими стараниями, и яблоки, и груши, и персики, овощи и фрукты, тот же картофель, — вы, Олег Васильевич, обеспечили себя работой и непререкаемым авторитетом на много, много лет вперёд! На вашу загадочную личность уже сейчас смотрит вся планета! Ну, если вас интересует именно этот род деятельности.

— Вот этого я и боялся, — Олег вдруг что-то понял, — то есть до чая вы нам рассказывали про победы, а после начнёте про то, что именно вас заставило забыть вкус груши «Дюшес».

— Именно, — отсалютовал ему профессор чашкой чая со свежей жимолостью, — ну что за приятный, приятный аромат! Вот из-за таких мелочей и появляется вкус к жизни! Ну что, все готовы? Тогда поехали дальше!