Глава 17

Остановить шар, не раскрывая реальной силы, я не мог. Отступить тоже не успевал. Я понял всё молниеносно. Понял и принял решение. Надо сохранить силу в тайне.

Для вида я хлопнул себя по щекам, плечам и развернул ладони в стороны. Затем, не останавливаясь, обрисовал в воздухе окружности, будто танцую, и выставил ладони вперёд.

Щит земли возник перед огненным шаром. На его создание ушли все резервы моей первой стихии. Сразу за ним, для зрителей отзываясь на танец, появился огненный щит.

Шар Осокина пробил оба щита. Уменьшился в размерах. Растерял большую часть атакующего потенциала, сохранив лишь восемь гран от заложенной изначально мощи, и долетел до меня.

Я развернулся боком. Спрятал голову за плечом и согнутой в локте руке. Дёрнулся вперёд за секунду до столкновения, чтобы аурой духа притормозить чужое заклинание, и тут же назад.

Рукав рубашки испарился. Кожу обожгло. Ноги не удержали тело, и меня снесло на землю. Протащило добрых полтора метра.

Я упал грамотно. Ничего не сломал и не отбил. Аурой духа удалось погасить удар еще на пару гран. Легко отделался. Поражало только, что Осокин старший обладал таким потенциалом в огне.

У него второй ранг, всего две стихии (третья, ветер, в зачаточном состоянии), но уровень огня оказался большой. Это позволило ему создать такой мощный шар.

Особенность, о которой я порой забываю, когда думаю о местной градации сил. Кажется, что второй ранг это уровень второй или четвёртый, а нет. Даже на первом ранге, маг с одной стихией, может иметь резерв, как у Архимага.

Да, он не сможет создавать много разнообразных заклинаний. Только одной стихии, и то, только те, что обходятся без смешения других. Но мощь таких заклинаний окажется огромной. Так что уровень противника надо уточнять обязательно. Знания только о ранге недостаточны.

Мысли мелькнули и исчезли. Тишина, сопровождавшая атаку Осокина, исчезла. Полигон заполнился возгласами и криками. Они нарастали.

— Это бесчестно! — кричали одни.

— Хорошо попал! Так ему и надо! — голосили другие.

— Вы совсем офигели⁈ Отчислить Осокина!

Толпа зрителей делилась на два лагеря. Даже парни в кимоно расходились по разные стороны.

— А пусть не лезет! — кричали слева.

— Да в Вас никогда чести не было! — возмущались справа.

— Ой, напугали! Бестужеву пожалуйтесь!

— А ну тихо! — разнёсся над головами громогласный крик толстого мага в алой мантии с вышитыми золотом языками пламени. — Сир Конрад, наведите порядок!

Конрад Бергсон отделился от третьей группы зрителей, которую я не заметил сначала. Студенты в ней с интересом наблюдали за перепалкой остальных. О чём-то тихо переговаривались.

— Орлова в лазарет! — скриви губы в ухмылке, бросил заведующий кафедры. — Княжича к нам в медкабинет!

— Да не надо, — буркнул я, когда ко мне потянулись руки аспирантов и преподавателей, вынырнувших из толпы. — Я сам могу.

Я поднялся на ноги и, не показав вида, что рука болит, добавил:

— Без лазарета обойдусь

— Это не обсуждается, — рявкнул толстяк в мантии, и кто-то из преподавателей военномагического факультет обратился к нему, как к декану.

— Прошу согласиться, граф, — рядом оказался профессор тактической подготовки, я знал его по начальному занятию на кафедре.

Он приблизился ко мне и прошептал:

— Нужно, чтобы вы ушли, идите за мной, пожалуйста.

— Видели! Сам встал! — закричали в толпе. — Осокин слабак!

— Сегодня встал, завтра ляжет!

— Бестужев…

— Тишина! — кричал Конрад Бергсон, и в воздухе грохнула воздушная бомба. — Разошлись по клубам!

— Кто продолжит споры или начнёт драку, отчисление! — Вторил ему голос декана.

Дальше я не слышал. Мы отошли от полигона, и вокруг нас сомкнулись деревья. Потянулись булыжные дорожки.

— Я к себе в клуб пойду, — посмотрел я на спину идущего впереди преподавателя, — не надо в лазарет.

— Граф, — не оборачиваясь, заговорил он, — я вижу, что у Вас лёгкий ожог, и у вас может быть при себе лечебная мазь, но Академия обязана заботиться о студентах. Прошу, следуйте за мной, это важно.

— Для кого? — не сдержал я смешок.

— Для Академии, — он свернул на дорожку к лазарету при медицинском факультете, а встречные студенты проводили нас взглядами. — Ваша учебная схватка вызвала ненужный резонанс. Надо, чтобы все успокоились.

— Вы про крики студентов?

— И про них тоже, — мы поднялись на крыльцо, и он, открыв дверь, посмотрел на меня и пропустил вперёд, — студенческое общество уже неделю бурлит слухами о Вашей персоне.

— Моей?

Я почувствовал, как в груди поднимается раздражение. Терпеть не могу, когда чего-то не понимаю, а тут как раз такой случай. При чём здесь я и какой-то резонанс?

Но договорить мы не успели. Вошли в общую палату.

Запахло лекарствами. Застыли вдоль стен стальные больничные койки. Рядом с каждой расположилась короткая тумбочка в паре с табуреткой. В лучах солнца из окон блеснули остановившиеся стрелки настенных часов.

— Граф, — всплеснула руками Мария.

Она оторвалась от лежащего на одной из кроватей Тихона, и кинулась ко мне.

— Что с Вами случилось? — щебетала воздушная фея, а её голубые глазки сверкали тревогой.

— Доктор или медсестра сейчас подойдут, — проронил мне в спину преподаватель, и я услышал, как он пошёл на выход.

— Кирилл, — простонал переодетый в больничную одежду Тихон, провожая блестящим взглядом Машу, — что с твоей рукой?

— Да, граф, — Лидия расположилась на табуретке через кровать от Тихона, — вы догнали приключения, за которыми так стремительно погнались?

— Ох, она пузырится, — пискнула Маша, оказавшись рядом со мной, — дурно.

Она увидела ожоги вблизи. Её ладонь взметнулась ко лбу, а глаза стали закатываться.

— Ну-ну, тихо, — подхватил здоровой рукой её обмякшее тело, и помог ей присесть на ближайшую кровать.

— Ах, мне уже лучше, — проворковала она, хватаясь ладошкой за мой локоть, и попыталась удержать мою руку на её спине.

— Кирилл, кто тебя так? — Тихон попытался привстать, но со стоном рухнул на кровать.

— Всё в порядке, — я убрал руку от Марии, и пошёл ближе к Тихону, — просто поговорил с твоим обидчиком.

— С моим? — вздрогнул Тихон, глаза его расширились, а рот приоткрылся, — но…

— Ох, граф, — Лидия приложила ладони к щекам и покачала головой, словно копировала Машу, — Вы такой брутальный, скажите же наконец коронную фразу всех мальчишек.

Раздражение в груди усилилось, но я сдержался и посмотрел на неё. Она не стала меня разочаровывать. Заметила, что все глядят на неё и продолжила:

— Это царапина, вы бы видели противника. Я от него…

— Хватит паясничать, — оборвал я её и, встав около койки Тихона, опёрся здоровой рукой о спинку. Затем пристально взглянул ей в глаза, и по слогам процедил: — никто не смеет избивать моих подопечных. Ответ будет немедленный и соразмерный.

В голове всплыли воспоминания, как пять тысяч лет назад отряд моих первых воинов попал в засаду разбойников. Выжил и то ненадолго, только один боец. С тех пор правило «зуб за зуб» стало незыблемым. Аксиомой.

Воспоминания заставили зубы заскрежетать. Кроме раздражения, в груди стал подниматься гнев.

В тот раз местные жители долго любовались на столб дыма в холмах. Пепелище — вот, что осталось от лагеря бандитов и их самих.

В другой раз царь…

— О, — протянула Лидия, покачивая головой, — это звучит даже лучше. Защитник….

— Милостивая государыня, — официоз в моём голосе смешался с холодом северных гор, от чего подошедшая ко мне Маша вздрогнула, — Вы, кажется, не хотели состоять в клубе? Так, что Вы здесь делаете?

— Яа…

— Я, Вас, не задерживаю, — не дал ей ответить, отметил, что щёки и ушки у неё вспыхнули алым, и, заметив, как из палаты выходит медсестра, перевёл взгляд на Марию.

В её правой руке застыла аптекарская склянка, а бинт в левой блестел от густого слоя мази.

Маша закусила губу. Поправила чёлку и потянулась к моим ожогам, но не решилась их коснуться.

— Мария, не надо, я сам, — попытался забрать бинт.

— Но я ещё не закончила…

— Маша, не надо.

— Граф, — её глаза расширились.

— Хватит, — отобрал бинт и провёл им по руке.

Лечебный холодок тут же побежал по коже. Боль стала уходить.

Мария надулась. Уселась на ближайшую койку и уставилась в пол.

Лидия посмотрела на неё. Её губы скривились в усмешке и она произнесла:

— Не стоит так говорить, граф, — в её глазах сверкнули золотистые искры, — я Вам нужна…

— Серьёзно? — усмехнулся я. — Для чего?

— Для количества…

— Ай, да кому оно нужно, это количество! — в палату ворвался Волков и подскочил ко мне, — красавец, Кирюха, так Осокину навалял. От желающих в клуб отбоя не будет.

— Осокину? — напрягся Тихон.

— Желающих? — вырвалось у Лидии, а Маша просто подняла голову и её глаза засияли.

— Ну, ты ваще, — Волков тряс моё левое предплечье, — вся академия бурлит, только о тебе и говорят. Да там целое противостояние.

— Вова, я раны обрабатываю, — дёрнул я рукой.

— А, да, — Волков отстранился и хлопнул меня по плечу, — истинный дворянин, я ж правильно понимаю, что это Осокин его? — он качнул головой на Тихона.

— Угу, — кивнул я и поморщился, когда один из волдырей лопнул.

— Противостояние? — уточнила Лидия.

— Ага, — кивнул довольный Волков и пояснил, — все эти слухи и настроения, что неделю витали в воздухе, обрели реальное воплощение.

Он глянул на меня, отошёл на шаг и, красуясь перед нами, картинно развёл руками:

— Орлов честно победил Осокина, а тот ударил в спину огненным шаром, — Маша охнула и прижала ладошки к груди, но Волков махнул рукой: — спокойно, Кирилл выжил.

Маша выдохнула, а Владимир продолжил:

— Там сейчас такая каша заварилась. Те, кто за Осокина, оправдывают его — в основном левые рода. А за Кирюху, — он подмигнул Маше, — куча правых, уже зазвучало имя Бестужева. — Он поумерил пыл и спокойно добавил: — торговцы и промышленность, как всегда, посередине и соблюдают нейтралитет.

— Довольны, граф? — Лидия поднялась на ноги, — ваша выходка превратилась в политическое противостояние.

— Доволен, — кивнул я и закончил наносить мазь на руку. — Володя, а скажи мне, кто такой Бестужев, и какого цербера его имя звучит рядом с моим?

— Ты шутишь? — все уставились на меня, даже Тихон, поморщившись, привстал на локте.

— А похоже?

— Ну, брат, — протянул Волков.

— Ваш род, граф, — влезла с ответами Лидия, — долгое время возглавлял Ваш дед по линии матери. Друг детства и побратим Бестужева.

— Так, — кивнул я, — и?

— Да одно только его имя не позволило влезть в войну против твоего рода толпе народа, — возмутился Волков.

— Но войну проиграли, и род исчез, — усмехнулся я.

— А сейчас возродился, и многие гадают, сохранились ли связи с Бестужевым, — ощерился в улыбке Волков. — Те, кто думает, что ты его проект, поддерживают тебя, в надежде на Бестужевскую благосклонность.

— А те, кто против него, — хмыкнул я, — поддерживают Осокина?

— Ага, — на лице Владимира появилась глупая ухмылка. — Круто, правда?

— Да, — протянул я. В голове выстраивалась общая картина…

— Но Вам же не привыкать находиться между молотом и наковальней, — прервал мои мысли ехидный голос Лидии, — да граф?

— Вы ещё здесь? — буркнул я, — напомнить, где дверь?

Лидия резко отвернулась и, с видом снежной королевы, уставилась в окно. Я же вернулся к общей картине.

Некто Бестужев помогал роду Орловых в давней войне, но не преуспел. Фигура, судя по всему могущественная, раз многие выкрикивают его имя. Пытаются произвести впечатление.

С другой стороны, он не преуспел и род Орловых пал. И теперь, когда обо мне узнали, то на моей слабости решили заработать очков.

Я не хотел влезать в политику Империи, но читал о ней. Три партии ведут борьбу за власть. Центристы нейтральны, ратуют за торговлю и прогресс, а остальные враждуют друг с другом. Осокины, как я понимаю со слов Волкова — левые, а Бестужев правый.

Реально, я как между молотом и наковальней. При чём неизвестно, поддержит ли меня Бестужев. Это с отцом мамы он дружил, по словам Лидии.

Нда. Забавная ситуация выходит. Прям как раньше. Амон с одной стороны, Зевс с другой. Да и Боги других пантеонов искали выгоды в связях со мной.

Только, выгодно ли мне к кому-то примыкать?

Нет, однозначно. Слишком туманно все. Буду, как обычно, нейтральным. Нечего мне ловить в их играх. Надо становиться сильней, а вот потом и посмотрим, кого и как, кому и чем.

— П-прости, К-кирилл, — вдруг выдал Тихон, — это всё из-за меня.

— Да ты тут не причём и тебя не коснётся, — махнул я рукой, чтобы успокоить его. — И Осокина не бойся, думаю, они больше не полезут к тебе.

— А они и не лезли, — просипел Тихон и отвёл взгляд в сторону.

— В смысле? — сказать, что я удивился, ничего не сказать.

Ребята тоже встрепенулись и с интересом посмотрели на Тихона.

— А кто тогда? — спросил я и покосился на Лидию, — неужели Жорик?

— Нет, — покачал головой Тихон.

* * *

Тихон мусорка факультета археологии и артефакторики


Тихон пришёл к чёрному входу в корпус факультета археологии. Приметил мусорный бак. Осмотрел его. Убедился, что он довольно чистый, потёков от гнилых продуктов на стенках нет. Покрутился вокруг него, осматриваясь по сторонам. Убедился, что никто его не видит и приоткрыл крышку бака.

Бак оказался пустой.

Тихон закрыл крышку и пошёл в сторону корпуса артефакторов. Там история повторилась точь-в-точь. Только с одним нюансом. Тихон увидел, как от бака соседнего корпуса отъезжает мусоровоз.

«Не судьба, — вздохнул Тихон, а плечи его опустились, но тут, что-то толкнуло его в спину. Не физически, а в воспоминаниях. Перед глазами всплыло лицо Кирилла, а в голове зазвучали его слова про воина. — Стойте, — внезапно для себя закричал Тихон, и помчался за грузовиком. Он ещё сам не осознал причину своего порыва. Только в голове звучало: — я воин, я воин».

Он догнал мусоровоз только у ворот Академии. И то, потому что срезал по газону.

— Стойте.

Тихон подбежал к передней двери и замер под взглядом водителя. Слова, что ему надо поковыряться в кузове и найти кольца, или, что-нибудь на них похожее, застряли у него в горле.

— Чего тебе? — буркнул водитель, бросая взгляд на открывающиеся створки ворот.

— Подвезите меня, пожалуйста, — просипел Тихон.

В его голове всплыли воспоминания, как Кирилл давал денег проводнику в поезде, и он вытащил из кармана рублёвую купюру.

— Куда? — заинтересовался водитель, глядя на купюру, — я на свалку еду на окраине.

— Мне как раз туда, — выпалил Тихон: ему придало сил отсутствие возражения у взрослого мужчины.

— Садись, — прозвучала команда и Стоев, впервые в жизни, вскарабкавшись в кабину не то, что мусоровоза, а вообще грузовика, оглянулся в поисках ремня безопасности. — Ремня нет, держись, — сообщил водитель, и они помчались по колдобинам и неровностям Питерских дорог.

Справедливости ради стоит отметить. Ямы появились только на окраине. До этого, в других районах, дорога лежала ровная, и Тихон даже расслабился.

Как оказалось зря. Грузовик остановился перед въездом на свалку. Густой смрад вызвал у Тихона тошноту. Он прикрылся воротником рубашки, натянул его на нос, но вонь проникла под одежду и от неё не было спасения.

Ноги тряслись. Руки судорожно сжимали поручень. Тихон вылезал из кабины, стараясь не расплескать подскочивший к горлу обед.

Подошвы ботинок коснулись земли. Чавкнула грязь и нечистоты. Дверца в кабину захлопнулась и грузовик поехал на свалку, а Тихон огляделся.

Горы мусора возвышались за бетонным забором. Древними курганами нависали над Стоевым. Привлекали стаи ворон.

Чёрные птицы кружили над мусором. Приземлялись на него. Скакали по склонам. Ковырялись в бумажных коробках и пакетах. Разбрасывали гниющие отходы.

Они выискивали, чем поживиться, а их карканье, зловещим эхом, разносилось по свалке.

По телу Тихона пробежали мурашки. На спине выступил холодный пот. Дрожащими пальцами он поправил очки и попытался шагнуть вперёд. Но его ноги будто примёрзли к земле.

«Либо сейчас, либо никогда, — подумал Тихон, — ну же».

Ещё у него в голове мелькнуло, что мечты сбываются, но не всегда так, как представлялось. Но он не обратил на это внимание. Он сжал кулаки. Решительно надул щёки и предпринял ещё одну попытку шагнуть.

Миллиметр за миллиметром он шёл по следам грузовика. Тот как раз виднелся в сотне метров, на площадке за рабицевой сеткой. Из него выгружали мусор Академии.

Чавкала грязь. Хлюпали гнилые овощи. Каркали вороны. Помидор под ногой противно лопнул и забрызгал Тихону штанину.

«Да чтоб тебя, — дёрнулся Стоев. К горлу подступила горечь и сожаление. Он захотел домой. Но тут же вспомнил Кирилла. Его слова. Вспомнил, как у самого не получилось упражнение. Вспомнил своё намерение стать воином. — Это всего лишь мусорка, — подумал Тихон и двинулся дальше».

Тихон шёл, а перед его глазами словно кино пролетали кадры школьных унижений от Жоры. Как пришла весть о гибели родителей. Как друзья рода качали головами и говорили, что Стоев похож на отца.

Тихон смутно видел свалку. Яркими пятнами перед глазами мельтешили воспоминания. Тихон сжимал кулаки. Поджимал губы и шёл вперёд. Каждый кадр толкал его ногу сделать шаг.

Грузовик проехал мимо. Обдал облаком выхлопных газов. Ворота в рабицевой сетке оказались приоткрыты: ржавый замок болтался на одной петле.

Воспоминания исчезли из головы Тихона. Сердце его колотилось где-то в горле. Он огляделся по сторонам. Убедился, что никого нет, и шагнул вперёд.

Проволока от сетки зацепила его пиджак. Оставила серую полосу. Впилась в ткань. Тихон дёрнулся и, с треском, попал на площадку с мусором из академии.

Вокруг громоздились горы поломанной мебели. Валялись погнутые механизмы. Искрились разбитые кристаллы. Пылилсь древние камни с полустертыми рунами.

«Как здесь можно найти кольца? — подумал Тихон, разглядывая хаотичные нагромождения хлама. — Может, стоит просто уйти? Скажу, что мусор вывезли. Ведь, так и есть».

Но нет. Тихон вспомнил путь сюда и устыдился своих мыслей. Такая дорога преодолена. Он не должен останавливаться.

Он заставил себя внимательно оглядеть залежи хлама. Стал пробираться среди завалов. Приподнимать ящики и заглядывать в коробки.

Вдруг ему на плечо упало что-то тяжёлое. Сдавило его стальными тисками.

— Это наша корова, милейший, — прохрипели сзади и Тихона развернуло на месте.

Нос Стоева уткнулся в телогрейку. В голову ударил острый запах пота и перегара.

Тихон откинул голову назад и зацепился лицом за всклокоченную бороду.

— И мы её доим уж четверть века, — продолжила речь борода.

— Что? Какая корова? — пролепетал Тихон и попытался отступить.

Он всё-таки извернулся из-под руки. Отшагнул. И тут появилась вторая борода. Вернее, второй бомж. Только не в телогрейке, а в засаленном пиджаке и с одним стеклянным глазом.

Второй бродяга оказался жилистым и юрким. Сразу толкнул Тихона в грудь.

Стоев рухнул на спину. Острый край какой-то железки впился в поясницу. Тело выгнулось от боли. Очки слетели и повисли на одном ухе.

— Я аристократ! — звонко воскликнул Тихон и махнул рукой с кольцом на пальце. — Если вы уйдете, то я на вас не пожалуюсь, — вторая фраза вышла приглушённой и крайне неуверенной.

Грязный ботинок со стертой подошвой впечатался в бедро. Тихон ахнул. Попытался вскочить, но тут прилетело в нос.

В мозгу словно взорвался попкорн. Во рту появился металлический привкус. Перед глазами заплясали разноцветные круги.

— Ха! — бородач смачно харкнул под ноги Тихону. — То, что вы нашли приличные шмотки в помойке, не делает вас лучше. Тут нет аристократов — одни крысы!

Паника ледяными пальцами сжала горло Тихона. В голове проскочила картина, как его холодное нагое тело находят на свалке. Как его клюют вороны. Как… тут, почему-то, появилась картина, как Жора совал его головой в унитаз.

«Надоело! — Тихон вскочил на ноги и со всей дури, махнул кулаком. Махнул так, как когда-то, в далёком-предалёком детстве показывал папа».

Кулак попал в расплывчатое перед глазами пятно — бродягу. Хрустнуло. Костяшки взорвались болью. Рука онемела. Раздался вскрик и бомж, нелепо взмахнув руками, повалился на кучу хлама.

Тихон не понял, он сам кричал от боли в руке, или бродяга. Он поправил очки. Схватился за руку и увидел, что на бороду бомжа хлещет кровь. Откуда, Тихон не рассмотрел.

Его огненной волной накрыл восторг. Охватил доселе небывалый азарт.

— Убью! — закричал второй бомж в пиджаке, бросился на Стоева, схватился за рукав пиджака.

Тихон попытался увернуться, зацепился ногой за мусор. Повалился на землю.

— Отстань! — он пнул нападавшего в ногу.

— Уничтожу! — бомж схватил его за воротник рубашки. Ткань затрещала.

— Нет я тебя! — Тихон вцепился в засаленную майку противника, благо тот оказался равным ему по комплекции.

Они покатились по земле как два бешеных ежа. Пыль забивала глаза и ноздри. Удары сыпались как град — бестолковые, но яростные.

— Вот тебе, вот! — Тихон молотил кулаками куда придется, уже не чувствуя боли.

Адреналин бурлил в крови. Превратил его из ботаника в берсеркера.

— Я тебя на ремни порежу! — прохрипел бомж, заламывая ему руку за спину.

— Задушу! — Тихон дёрнулся, попробовал обернуться и его затылок впечатался в нос противника.

Они продолжили кататься по земле, пока не врезались в ржавую балку. Она не выдержала. Подломилась и по свалке разнёсся оглушительный грохот.

— Всё, брейк! — бородатый бомж, держась за разбитое лицо, оттащил своего дружка. — Этот умалишённый нас обоих покалечит. Псих, какой-то, вдруг бешенством заразит?

— Да! Я псих, — Тихон вскочил на ноги, и его шатнуло в сторону.

Кровь стекала по его лицу. Капала с подбородка на грудь. Рукав пиджака болтался на одной нитке. Рубашка превратилась в лохмотья. Пуговицы разлетелись по свалке, как искры от фейерверка.

Тихон постарался сделать лицо, как учил Кирилл.

— Я опыты ставлю! — он шагнул к бомжам, растягивая разбитые губы в безумной улыбке. — На людях. Сначала опыты, потом закапываю. И прыгаю на могилах. Поняли⁈ — голос сорвался на визг. — А потом…

Тихон запнулся, пытаясь придумать что-то еще более страшное.

Слюни летели во все стороны. В глазах полыхало яростное пламя. И бомжи дрогнули.

— Это моя корова, и теперь я ее дою! — крикнул Тихон вслед убегающим бомжам.

Его уже не слушали. Он стоял посреди свалки. Кричал что-то ещё. Его тело колотила дрожь. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди.

Его внимание привлёк блеск в пыли. Тихон нагнулся и поднял выбитый из бомжа глаз. Положил его в карман и пошёл прочь со свалки. Ему казалось, что начало холодать.

Люди шарахались от него на улице и на трамвайной остановке. В трамвае вокруг него образовалось пустое пространство. Пассажиры зажимали носы и пересаживались подальше. Отворачивались к окну. Кто-то шептался, бросая на него опасливые взгляды. Одна пожилая женщина прижала к себе сумку, а молодая мать поспешно оттащила любопытного ребёнка в другой конец вагона.

Тихон сидел на кресле и видел всё это. Его плечи гордо расправлялись. Спина выпрямлялась от каждого нового взгляда, а в голове разворачивалось эпическое полотно сражения.

Сегодня он провёл свой первый бой. Сам, без чьей-либо помощи, справился с обидчиками.

Вот он двинул хук справа первому бомжу. Вырубил второго. Вернулся добить и дал в нос третьему. Увернулся и бросил через бедро четвертого. Ударил затылком восьмого, и все двенадцать побежали от него, как зайцы от волка.

Картинки в воображении множились. Маша вскидывала руки к лицу. Кидалась ему на грудь. Начинала лечить его и они целовались.

Кирилл пожимал ему руку. Волков предлагал в дар свой меч, а Лида просто плакала.

У ворот академии возникли проблемы. Охрана отказалась его пропускать. Пришлось доставать документы, ждать, пока свяжутся с отделом кадров и подтвердят, что такой студент действительно существует.

Тихон быстро шёл, бежал к сараю клуба. В голове пульсировала единственная мысль: «сейчас они все увидят, какой он на самом деле».

Сарай приблизился. Дверь распахнулась. Тихон попытался рассказать свою историю и потерял сознание.

* * *

Лазарет Академии. Коллектив клуба Аэтоса.

— Ничего себе, — присвистнул Волков, а на его лице, после долгого смеха появилась широкая улыбка. — Да ты герой, малыш.

— Я в шоке, — коротко молвила Лидия.

— А что за корова? — нахмурилась Маша, подсаживаясь на кровать Тихона, — ты привёл её в академию?

— Не знаю, — захлопал глазами Тихон, — но она теперь точно моя. А так же вот, — он достал из кармана больничных штанов стеклянный глаз, и тот застыл на раскрытой ладони. Уставился на нас искуственным зрачком.

Маша курлыкнула, сдерживая рвотный позыв, дёрнула головой и, зажмурив глаза, прикрыла рот ладошками.

— Ты точно псих, — хмыкнул Волков, — что скажешь Кирилл? А то ты молчишь, словно тоже в шоке, — он качнул головой в сторону Лидии.

— Есть немного — протянул я, — бомжи какие-то вежливые. Милейший, брейк, умалишённый.

— Так это Питер, — рассмеялся Волков, — они могли и Шекспира прочитать наизусть. Причём в оригинале.

— Понятно, — протянул я, и посмотрел на Тихона, — молодец, дружище. Гордость берёт за тебя.

— Не то слово, — Волков схватил руку Стоева и затряс её, — боец.

Тихон смутился, попытался скромно потупиться, но другая его рука случайно коснулась платья на бедре Маши и он, покраснев словно помидор, замер на месте.

— Вы серьёзно? — Лидия переводила недоуменный взгляд с Тихона на нас. — Боец?

— Чтобы ты понимала, женщина, — хмыкнул Волков.

Я хотел поддержать парней. Что-то Лида снова начала раздражать, как дверь в палату открылась, и к нам вошёл серьёзного вида лысый преподаватель.

— Граф Орлов? — он вопросительно посмотрел на Волкова, и тот показал на меня пальцем.

Полы синей мантии колыхнулись. Блеснули серебром вышитые на рукавах шестерёнки. Преподаватель довернул голову на меня и бросил:

— Собирайтесь, комиссия факультета артефакторики будет проверять ваш клубный сарай. Быстро.

Не успел я ему ответить, как в кармане штанов зазвонил телефон.

Я вздохнул. Лёд с криминалом тронулся. Звонить мог только Слон.

Загрузка...