Двойная рокировка

ГЛАВА 26

К десяти часам воскресного дня на рынках Портобелло-роуд было уже полно народу. Бесконечные ряды прилавков с товарами, покупатели, зеваки, туристы, всякой твари по паре, толкотня, веселая неразбериха, рай для любителей дешевых распродаж, островки сокровищ, затерянные среди бескрайнего моря барахла. На Портобелло-роуд можно было купить абсолютно все.

Для туристов в майках, с глупыми ухмылками глазеющих по сторонам, это было всего лишь увлекательное зрелище. Их, в свою очередь, ели глазами продавцы, надеясь всучить свой сомнительный товар.

Истинные сокровища скрываются вдали от торных дорог. Портобелло-роуд была забита прилавками, на которых торговали всякой дрянью. На рынке процветало мошенничество, но в довольно деликатной форме. Продавцы предпочитали умалчивать истинную ценность своих товаров, избегая злонамеренного обмана. Если покупатель напрямую задавал вопрос, ему честно отвечали, что карта Англии восемнадцатого века, столь его восхитившая, на самом деле является фотокопией оригинала, который стоит в несколько раз больше, чем запрашиваемые двадцать пять фунтов. Но многие покупатели, и прежде всего туристы, не удосуживались задавать вопросы, поэтому продавцы и не трудились объяснять.

Когда ван дер Меер первый раз приехала с родителями в Лондон, они повели ее на Портобелло-роуд. Она была потрясена обилием необычных предметов. Особенно ей запомнилась лампа в виде забавного чернокожего музыканта с подставкой из оленьего рога. Портобелло-роуд всегда была для нее волшебным миром, немного страшным, потому что ребенок легко мог там потеряться, но в то же время необъяснимо притягательным. Какая-то неземная сущность, вызывающая благоговейный восторг. Она хорошо помнила его неповторимый аромат, где смешивались запахи сырости и плесени, нафталина и старых книг, человеческих тел и средств для чистки металлов, пива, кофе и пожелтевших кружев. Совсем в духе Пруста, которого она изучала в университете на занятиях у профессора Маккэти.

В детстве она даже сочинила рассказ, так и не опубликованный. Будто бы где-то в самом дальнем уголке Портобелло-роуд, среди бесконечной сутолоки и заваленных товарами ларьков, стоит прилавок — простой стол с одним-единственным предметом. Любой, кто к нему подходит, видит именно то, что искал. За прилавком стоит человек с рыжей бородой и лукавым блеском в глазах. Цена предмета всегда немного превышает наличность, имеющуюся у покупателя. Продавец и рад бы продать, но…

Ван дер Меер была на Портобелло-роуд всего несколько раз. Ее отец-голландец, известный адвокат, работавший в Международном трибунале по военным преступлениям, разрывался между Лондоном и Гаагой. Элизабет и ее брат в детстве жили с матерью-англичанкой в Кенте, выбираясь в Голландию лишь летом. Она довольно рано уехала в Америку, где училась в закрытой школе, а потом в университете. Десять лет назад она вернулась на родину, чтобы занять довольно выгодное место куратора музея, и с тех пор жила в Англии.

Сейчас ван дер Меер шла между нескончаемыми прилавками, заваленными никому не нужными вещами, которые тем не менее охотно раскупались.

Наметанным глазом она легко отличала зерна от плевел. Здесь вряд ли можно было найти что-то действительно ценное, как надеялись неопытные покупатели. Продавцы отлично знали истинную цену своего товара, что не мешало им запрашивать втридорога и отчаянно торговаться. Ван дер Меер скользила взглядом по фотокопиям, начищенным до блеска стальным подделкам, доморощенному антиквариату и изъеденным червями книгам, моментально выхватывая взглядом подлинные гравюры, серебряные предметы и чуть похрустывающие сухие фолианты. Настоящие произведения искусства имеют ауру, которую может различить только опытный глаз.

Директриса взглянула на часы: 10.30. Ее мобильный давно включен. Почему же они до сих пор не позвонили?

Она пробиралась через толпу, щурясь от солнечных лучей, играющих на крышах автомобилей и серебряной утвари. Гул голосов походил на шум крыльев пролетающих птиц. Наконец зазвонил телефон.

— Я слушаю!

Это был Уикенден.

— Нам только что пришло сообщение по электронной почте. Они получили деньги. Картина находится в угловой галерее за зеленой дверью. В письме написано, что она висит в подвале напротив медведя.

— Медведя? Какого медведя? Это что, шутка?

— Не знаю. А что, по-вашему, это может означать?

Последовала пауза. В трубке послышались другие голоса.

— Сейчас мы ничего не можем сказать. Оставайтесь на связи.

— Хорошо, можете не беспокоиться.

— Как вам это нравится? Они написали в конце письма «С наилучшими пожеланиями».

— Наглые ублюдки. И что вы думаете обо всем этом политесе?

— Думаю, мы имеем дело с шайкой идиотов.

Ван дер Меер прошла уже два квартала. Толпа становилась все гуще. Прилавки по обеим сторонам улицы существенно сужали проход. Она почувствовала легкое головокружение.

— Вы знаете, какую галерею они имели в виду? Где там зеленая дверь? — продолжал Уикенден.

— Знаю. Это неподалеку. А при чем здесь медведь? Может быть, они опять ошиблись?

— Не представляю… какая-то бессмыслица… черт бы их побрал.

— Прекрасно понимаю, что вы чувствуете.

— Извините, мисс ван дер Меер. Если преступник действует логично, то вы можете предвидеть его поступки и действовать соответственно. Но если в его поведении нет никакой логики…

— Тогда он смешивает все карты. Согласна с вами. Это просто геморрой какой-то.

Ван дер Меер остановилась перед светло-зеленой резной дверью, распахнутой словно огромный зевающий рот. Она узнала это место. Серьезные сделки обычно совершались в закрытых павильонах, вдали от туристских троп. Здесь было легко потеряться и бесконечно кружить на одном месте. В глазах рябило от часов, портсигаров, металлических кружек и ламп в виде забавных чернокожих музыкантов с подставками из оленьего рога. Директриса улыбнулась, вспомнив детство.

— А как я войду?

— В письме говорится о подвале. Там что, не один вход?

— Насколько я помню, их здесь несколько. Похоже на улей. Я просто войду и поищу лестницу, ведущую в подвал.

Не отнимая телефон от уха, ван дер Меер вошла в павильон.

Никаких признаков лестницы. Все помещение заставлено прилавками с книгами и безделушками, мимо которых ходили смеющиеся и болтающие люди. Обилие товаров и бесконечный поток покупателей сбивали с толку. У ван дер Меер закружилась голова. Выбрав направление, она решительно зашагала вперед. Через несколько метров повернула налево и увидела три коридора. Она оглянулась, но двери, через которую вошла сюда, уже не увидела.

— Наверное, мне нужно было захватить клубок или навигатор… Алло! Алло!

Телефон не работал. Она взглянула на монитор. Нет связи. Подняв глаза к потолку, директриса подумала, что надо сменить оператора.

Выбрав средний проход, она пошла по нему, но вокруг были все те же бесконечные прилавки. Встретившись глазами с женщиной, стоявшей за стеклянной витриной с бижутерией, она решила обратиться к ней за помощью.

— Вы не знаете, как пройти в подвал?

— Понятия не имею, милая.

— А вы, случайно, не знаете, здесь где-нибудь продают медведей?

— Торговцы меняются каждую неделю, мне до них дела нет. Но охота на медведей запрещена, так что будьте осторожней.

— Хорошо. Спасибо.

— Не за что, дорогуша.

Ван дер Меер пошла по другому коридору мимо бесчисленных мелких лавчонок и снова посмотрела на экран телефона. По-прежнему нет связи. Вокруг было полно людей, но ни подвала, ни медведей в пределах видимости не наблюдалось. Элизабет почувствовала жажду. Взглянув налево, она увидела небольшую статуэтку святого из кремового фарфора и решила идти туда.

В прежние времена Портобелло-роуд не казался ей таким запутанным лабиринтом. Возможно, потому, что она не искала там ничего конкретного. Здесь хорошо бродить без всякой цели. Тогда уж точно не потеряешься. А когда хочешь найти что-то особенное, тебя всегда подстерегает разочарование.

Ван дер Меер остановилась у одного из прилавков и спросила про подвал.

— Лестница вон там. Идите до конца прохода, потом поверните налево, пройдите немного вперед, сверните направо, еще немного пройдите, там с потолка осыпается краска, и слева как раз будет лестница. Вы ее сразу заметите.

— Спасибо.

Ван дер Меер двинулась в указанном направлении, стараясь как можно точнее следовать полученной инструкции. Конец прохода. Поворот налево. Несколько шагов вперед. Перед ней открылся еще один проход, но она по нему не пошла и свернула направо. Через несколько метров она заметила на полу странный мусор, похожий на кусочки белой бумаги, и, взглянув на потолок, увидела, что сверху, подобно дамокловым мечам, свисают длинные хлопья краски. Элизабет посмотрела налево и обнаружила лестницу, ведущую вниз.

Освещение отсутствовало, и ван дер Меер показалось, будто она стоит на краю пропасти. Далеко внизу виднелся тусклый свет, но никакого движения не наблюдалось. Она еще раз проверила телефон. Тот по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Элизабет начала осторожно спускаться.

По мере продвижения вниз на лестницу стал просачиваться свет, призрачным туманом растекаясь по ступеням. Похоже, подвал освещался единственной люминесцентной лампой, которая зловеще мигала, вызывая ощущение нереальности. Деревянные ступени громко скрипели под ногами.

Когда до конца лестницы оставалось уже немного, ван дер Меер поскользнулась и едва не покатилась вниз. И тут в неверном свете гудящей лампы увидела огромного рычащего медведя. Он стоял, расставив когтистые лапы и широко открыв пасть со сверкающими клыками. Конечно, это было чучело. Ван дер Меер нервно рассмеялась.

«А вот и медведь», — подумала она. Когда глаза привыкли к сумрачному свету, перед ней открылся настоящий паноптикум.

Лавка у лестницы походила на какой-то чудовищный музей естественной истории викторианских времен. Она была заполнена чучелами самых разнообразных существ в ужасных, неестественных позах — чучело леопарда, скелет бабуина, несколько сморщенных обезьяньих голов, тощая птица, сидящая на жердочке в клетке, человеческий череп, шкура крокодила, огромные зубы акулы, длинная змеиная кожа и коробка с наколотыми на булавки бабочками.

«Какая гадость, — подумала Элизабет и заметила, что на каждом экспонате имеется ценник. — Неужели кто-нибудь покупает этих чудищ? Но медведя я все-таки нашла».

— Осторожно, не упадите, милочка.

От неожиданности Элизабет чуть не слетела с лестницы. Обернувшись, она увидела беззубую седую старуху в синем дырявом свитере, сидящую на ящике для молочных бутылок. Юбка с заплатками едва прикрывала острые колени.

«Господи, да она сама как чучело», — подумала ван дер Меер.

Сверху послышался голос, прозвучавший с резким американским акцентом:

— Эй, дорогая, здесь тоже лавки! Иди посмотри. Bay!

Вскоре на лестнице показались бледные мужские ноги в шортах, болтающаяся майка, перетянутая ремнем с красной поясной сумкой, и ядовито-зеленая бейсбольная кепка с сеточкой, лихо сдвинутая на затылок. На шее висели темные очки на желтом шнурке. Лицо сияло радостной улыбкой.

— Ну и темнотища тут у вас. Почему света-то нет? Ой, блин!.. — испуганно воскликнул человек, увидев оскалившегося медведя. — Так и окочуриться можно. Джинни, иди посмотри, какой здесь мишка!

— Что там такое, Тед? — раздался тонкий щебечущий голосок, принадлежавший тетке в цветастой блузке, готовой вот-вот разойтись по швам на ее необъятной фигуре. — Ой, теперь вижу, — пискнула она, чуть не свалившись с последних ступенек. — Вот это да!

Тетка стала разглядывать медведя, который, казалось, тоже был поражен столь внушительными габаритами.

— Посмотри-ка, Джинни. Тут и картины есть. Вот эта мне нравится.

Они подошли к старухе, сидевшей на ящике. Та приветливо заулыбалась:

— Прошу прощения, что так темно. Свет весь день мигает, а лампу поменяют только в понедельник. Сегодня я здесь одна торгую. Гляжу, вам понравился наш Герберт. Вот это медведь так медведь. Его хозяин Джим Бойлан, но сегодня его нет. Герберт уже год тут стоит. Все никак не найдется покупатель.

— Мы бы взяли его, мадам, да только он в мой чемодан не влезет, — сказал Тед, и они с теткой громко заржали. — Эй, Джинни, взгляни-ка на это…

С трудом оторвавшись от чудовищного зверинца, ван дер Меер пошла осматривать другие лавчонки. Их было всего четыре. При распределении мест их владельцы, очевидно, вытянули короткую спичку. В подвале царили темнота и сырость, как в подводной лодке. Элизабет стала рассматривать выставленный товар. Здесь были только картины. Коллекция монстров у лестницы явилась единственным исключением. Ван дер Меер все время тянуло оглянуться и увидеть их снова. Передернув плечами, она занялась картинами.

По стенам была развешана невообразимая мазня в пышных безвкусных рамах. Неужели Малевича спрятали в одной из этих лавок? Скатали в трубку и засунули в угол? О Господи, лишь бы они не свернули полотно слишком туго. Убить их будет мало, если оно потрескается. Осмотрев все три лавки, ван дер Меер не нашла ничего обещающего и решила возвратиться к прилавку старухи, у которого по-прежнему толклись американцы.

Когда Элизабет обернулась, ей показалось, что старуха смотрит на нее, но, подойдя поближе, она увидела, что это беззубое костлявое существо сидит к ней спиной, наблюдая за болтающей парочкой.

— Мне нравится вот эта, Тед. Она здорово будет смотреться на нашей кухне.

— Нет, слишком большая и какая-то бесцветная. Я такую и сам тебе нарисую.

— Но она подходит к нашим стенам. Я читала, что картины должны сочетаться с цветом стен или что-то в этом роде.

— Да я тебе десяток таких намалюю, когда мы домой вернемся.

— Заметано.

Они вразвалку пошли к лестнице и стали подниматься по ступенькам, жалобно стонавшим под весом Джинни.

Когда они ушли, в подвале установилась блаженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием лампы и прерывистым дыханием старухи. И тут Элизабет поняла, о чем говорили американцы.

Вокруг старухи висело множество картин в золотых рамах. Среди них выделялось белое полотно в подрамнике.

Ван дер Меер сняла его с крючка. Взглянув на края холста, она заметила, что тот прикреплен к подрамнику новенькими блестящими скрепками. Ткань была натянута неровно, в нижнем левом углу виднелась небольшая складка. Похоже, ее натягивали на подрамник в спешке и совсем недавно. Потом она посмотрела на саму картину.

— Нравится, милочка? — спросила старуха, глядя на ван дер Меер косыми глазами.

— Мадам, меня зовут Элизабет ван дер Меер. Я директор Национальной галереи современного искусства в Лондоне. Эта картина принадлежала нашему музею и была из него похищена. Я пришла, чтобы возвратить ее на место. Вы можете сказать, откуда она у вас?

Старуха подозрительно уставилась на нее.

— Не знаю. Вообще-то всеми делами занимается мой муж. Наверное, он принес ее на этой неделе. Она у нас совсем недавно. Вам нравится?

— Да, но… а ваш муж… ладно, не важно. Спасибо.

Не выпуская картину, Элизабет повернулась, чтобы уйти.

— Извините, мисс. Она стоит десять фунтов.

— Что?

— Эта картина, которую вы уносите, стоит десять фунтов. Наличными.

— Вы меня не поняли. Это собственность Национальной галереи…

— Послушайте, милочка. Мне начхать, откуда она. Хоть из гробницы Тутанхамона. Там на боку есть ценник. На нем написано «десять фунтов». Это значит, что мой Родди назначил такую цену. Хотите купить, пожалуйста…

Старуха протянула руку ладонью вверх. Она больше не улыбалась.

— Вы, наверное, шутите… — пробормотала ван дер Меер.

Она посмотрела на картину, потом на старуху, вспомнила о ступеньках и, чертыхаясь про себя, вытащила кошелек.

Открыв кошелек от «Боттега Венета», директриса покопалась в его содержимом. Черт побери, как назло. Потом беспомощно посмотрела на старуху.

— Послушайте, к сожалению, у меня при себе только пять фунтов. Вы бы не могли…

— Не просите, милочка. Я вижу, вы умеете торговаться. Ладно, уступлю вам за девять.

— Девять? Но я же вам сказала: у меня с собой только пятерка.

— Знаю я ваши штучки. Бросьте, девять фунтов — отличная цена. За такую-то картинищу. Хорошо еще, что Родди не слышит.

Элизабет снова потрясла кошелек, проверяя отделение для мелочи и кармашек для кредиток. Ничего.

Она пошарила в карманах джинсов и в левом заднем нащупала бумажку. Вытащив ее, она прочитала: «В 2.30 забрать вещи из химчистки». Бросив записку на пол, Элизабет снова полезла в карман. Там было что-то еще. Она разжала пальцы.

На ладони лежало пять фунтов.

Ван дер Меер возвела глаза к небесам, безмолвно поблагодарив Господа, и с ненавистью посмотрела на старуху, сидящую на ящике.

— Вот, возьмите! — резко бросила она, сунув в морщинистую руку две пятифунтовые бумажки, и подхватила картину, собираясь уходить.

— А фунт сдачи не хотите взять?

— Оставьте себе ваш проклятый фунт!

— Ну, спасибо. Всего вам наилучшего.

Подходя к лестнице, ван дер Меер обернулась. Старуха аккуратно сворачивала деньги, что-то бормоча себе под нос. «Чтоб тебе провалиться», — подумала Элизабет.

Выйдя из павильона, ван дер Меер вытащила мобильный телефон. Связь наконец восстановилась. За это время ей пришло три послания. Она догадалась, от кого, и, набрав номер, сказала:

— Инспектор, это я. Да, знаю. Внутри павильона не было связи. Вы не поверите… Да, она у меня. Кажется, цела и невредима. Ее свернули, а потом снова натянули на подрамник. Думаю, с ней все в порядке. Позвоните в отдел консервации и узнайте, пришла ли та женщина из «Общества Малевича». Женевьева Делакло. Я скоро буду.