Дьявол и паж

Глава VI Дьявол отказывается продать пажа

Следующим утром Хью Давенант, спустившись к завтраку, обнаружил, что его милость пребывает в прекрасном настроении. Эйвон был вежливее обычного, и всякий раз, когда взгляд герцога останавливался на юном Леоне, на лице его милости мелькала загадочная улыбка.

— На приеме было людно? — спросил Хью, расправляясь с бифштексом.

В отличие от герцога, завтрак которого обычно ограничивался чашкой чая и сухариком, Давенант предпочитал более плотную трапезу: яичница с беконом, холодная телятина, свиные ножки в грибном соусе, бараньи мозги. Все это запивалось элем, который Эйвон специально выписывал из Англии.

Его милость налил себе вторую чашку чая.

— Столпотворение, мой дорогой Хью. Прием устроили то ли по случаю чьего-то дня рождения, то ли в честь какого-то святого, толком не знаю.

— Ты видел Армана? — Хью протянул руку за горчицей.

— И Армана, и графиню, и очаровательного виконта, и еще целую прорву народу.

— Так всегда случается на больших приемах. Полагаю, мадам Помпадур была рада видеть тебя?

— Да… весьма утомительная дама, к слову сказать. Король восседал на троне, ласково улыбаясь всем и каждому. Совсем как на монете.

Вилка с изрядным куском телятины, сдобренной хреном, опасно зависла в воздухе.

— Как на чем?

— Как на монете. Леон тебе объяснит на досуге. Хотя, возможно, он уже забыл. У детей такая короткая память.

Хью вопросительно взглянул на пажа.

— Что это за шутка, Леон? Ты понимаешь?

Паж растерянно покачал головой.

— Нет, месье.

— Я так и знал, что ты забудешь, — довольно улыбнулся его милость. — Леон остался весьма доволен видом короля. Он признался мне, что его величество выглядит совсем как на монетах.

Леон покраснел.

— Боюсь, Монсеньор, я в тот момент ничего не соображал. Мне ужасно хотелось спать.

— Я заметил. А ты всегда спишь столь крепко?

— Нет. То есть… я не знаю, Монсеньор. Меня уложили в постель одетым.

— Да, пришлось так поступить. Ты был похож скорее на бревно, чем на живого мальчика. Потратив добрых десять минут на бесплодные попытки разбудить тебя, я пришел к выводу, что разумнее всего будет просто переложить твою персону в постель. Что-то вид у тебя не слишком радостный, дитя мое.

— Мне очень жаль, Монсеньор. Вам следовало меня разбудить.

— Если ты сообщишь мне, каким образом этого можно добиться, в следующий раз я так и поступлю. Хью, если уж ты вздумал полакомиться телятиной, зачем же тыкать ее мне в рот?

Давенант, который так и не донес вилку до рта, рассмеялся и вновь приступил к еде.

Эйвон принялся разбирать письма, лежавшие рядом с его тарелкой. Некоторые из посланий его милость отодвинул в сторону, другие положил в карман. Одно из писем пришло из Англии и занимало несколько листов. Герцог сломал печать и, морщась, принялся разбирать торопливый почерк.

— Эго от Фанни, — сообщил он через минуту. — Руперт, судя по всему, еще на свободе. Пребывает у ног госпожи Корсби. Когда я в последний раз видел юного шалопая, он был без памяти влюблен в Джулию Фолкнер. Моего драгоценного братца бросает из одной крайности в другую. — Эйвон перевернул страницу. — О, как интересно! Милый Эдвард подарил Фанни карету шоколадного цвета с голубыми подушками и синими козами? Козы синего цвета? — он недоуменно вздернул брови. — Довольно странно, но вряд ли Фанни ошибается. Я так давно не был в Англии… А нет, прошу прощения. К счастью, козы в Англии все того же натурального оттенка. Это козлы у кареты синего цвета. Баллентор снова затеял дуэль, а Фанни на днях выиграла пятьдесят свиней… Интересно, каким образом?

— Полагаю, следует читать "гиней", — подсказал Давенант.

— Ну конечно! Я должен был сам догадаться. Крошку Джонни отправили за город, поскольку лондонские миазмы вредны для его здоровья. Интересно, кто это, собачонка или любимый попугай моей несравненной сестрицы?

— Ее сын, — усмехнулся Давенант, принимаясь за бараньи мозги.

— Правда? Да, наверное, так и есть. Что там дальше? Если я подыщу для Фанни повара-француза, она станет любить меня больше прежнего. Леон, скажи Уолкеру, чтобы он нашел пристойного повара-француза. Фанни желала бы навестить меня, поскольку я давно уже ее приглашал — какая неосмотрительность с моей стороны! — но это совершенно невозможно, поскольку нельзя же оставить дорогого Эдварда одного, а он вряд ли захочет прозябать в моем помете. Хм, помете… Что бы это значило? Но все равно, не очень-то вежливо со стороны милой Фанни. Надо не забыть при случае попросить ее быть более учтивой.

— Там, наверное, написано "в поместье", — предположил Хью.

— Ты снова прав, мой всеведущий друг. Именно "в поместье". Остальная часть этого захватывающего послания посвящена туалетам. Ее я опускаю. Ты закончил?

— Закончил и покидаю тебя, — ответил Давенант, вставая. — Я договорился с д'Анво прогуляться верхом. Увидимся позже.

Он помахал рукой и вышел.

Эйвон подпер щеку и уставился на пажа.

— Леон, а где проживает твой замечательный брат?

Леон вздрогнул.

— Мон… Монсеньор?

— Где находится его постоялый двор?

Леон рухнул на колени и с неподдельным отчаянием ухватился за рукав его милости. Лицо пажа исказилось, огромные глаза наполнились слезами.

— О нет, нет, нет, Монсеньор! Вы не станете… Пожалуйста, не надо! Я больше никогда не засну! Пожалуйста, Монсеньор, простите меня! Монсеньор! Монсеньор!

Эйвон недоуменно взирал на мальчика. Леон прижался лбом к руке хозяина, сотрясаясь от сдавленных рыданий.

— Ты меня изумляешь, дитя. Чего я "не стану" и почему ты больше никогда не заснешь?

— Не возвращайте меня Жану! — выдохнул Леон, яростно дергая герцога за рукав. — Обещайте!

Эйвон осторожно отцепил пальцы мальчика.

— Мой дорогой Леон, прошу тебя не поливать слезами мой камзол. Я не собираюсь отдавать тебя ни Жану, ни кому-нибудь еще. Встань и больше не говори глупостей.

— Вы должны обещать! Обещайте же! — Леон отчаянно всхлипнул.

Герцог обреченно вздохнул.

— Хорошо, обещаю. А теперь скажи, где я могу найти твоего брата, дитя мое.

— Не скажу! Не скажу! Вы… Он… Не скажу!

В темных глазах его милости вспыхнул опасный огонек.

— Ты долго испытывал мое терпение, Леон, но подобную дерзость я сносить не намерен. Отвечай!

— Я не могу! Пожалуйста, не заставляйте меня говорить. Я не хотел быть дерзким! Возможно, Жан сожалеет, что отпустил меня, и теперь попытается меня вернуть! — Мальчик снова принялся ожесточенно дергать рукав герцога, но Эйвон резко отодвинулся.

— Ты полагаешь, твой несравненный Жан в силах заставить меня вернуть тебя? — холодно спросил он.

— Нет… я не знаю. Я просто подумал, что, быть может, вы рассердились на меня за то, что я заснул, и… и…

— Я уже тебе сказал, что это не так, я не сержусь на тебя. Постарайся взять себя в руки. И ответь на мой вопрос.

— Да, Монсеньор. Прошу прощения. Жан живет на улице Святой Марии. Там только один постоялый двор — "Арбалет". А что вы намерены сделать, Монсеньор?

— Уверяю тебя, ничего особенного. Вытри слезы.

Леон принялся шарить по карманам.

— Я потерял платок, — признался он спустя несколько секунд.

— Вот как? Что ж, я могу одолжить тебе свой.

Леон взял тонкий кружевной платок его милости, промокнул глаза, вытер нос и протянул обратно. Герцог двумя пальцами ухватил истерзанный клочок ткани и сквозь монокль оглядел его.

— Спасибо, — чопорно поблагодарил он. — Все бы замечательно, но твое пристрастие тщательно вытираться… Думаю будет лучше, если это останется у тебя.

Леон с довольным видом спрятал платок в карман.

— Да, Монсеньор, — он просиял. — Теперь я снова счастлив.

— У меня прямо камень с души свалился, — съязвил герцог и встал. — Сегодня утром ты мне не понадобишься.

Через полчаса Эйвон уже сидел в карете, направлявшейся к улице Святой Марии.

Это была очень узкая улочка, из тех, где по сточным канавам оживленно струятся зловонные потоки, а полуразвалившиеся дома нависают над мостовой. Здесь здание с целыми окнами было огромной редкостью. Пяток одетых в лохмотья детишек самозабвенно возились в придорожной грязи. Завидев карету, они отскочили на обочину, изумленно таращась на роскошный экипаж. Таверна "Арбалет" располагалась в конце убогой улочки. Из открытых дверей доносились чарующие ароматы тухлого мяса и кислой капусты. Карета подкатила к постоялому двору, один из лакеев спрыгнул на землю и распахнул дверцу. Лицо слуги хранило абсолютную бесстрастность, и лишь надменно вздернутый подбородок выдавал его истинные чувства.

Его милость степенно выбрался из кареты и поднес платок к носу. Он проследовал к входной двери, критически изучив по пути гору отбросов, и вошел в помещение. Судя по виду, оно служило одновременно и пивной, и кухней. У очага склонилась неимоверно чумазая особа, за стойкой красовался тот самый непривлекательный тип, что месяц назад продал Леона герцогу.

Завидев его милость, хозяин изумленно распахнул рот; несколько секунд он пребывал в таком состоянии. Придя в себя, человекообразный братец Леона радостно потер руки и, раболепно изогнувшись, засеменил навстречу необычному посетителю.

— Полагаю, вы узнаете меня, — обронил его милость.

Хозяин таверны вгляделся в лицо Эйвона, глаза его расширились, обезьянья физиономия посерела.

— Леон! Милорд! Я…

— Совершенно верно. Я хотел бы переговорить с вами наедине.

Верзила испуганно попятился.

— Клянусь Господом…

— Благодарю вас. Но я сказал наедине.

Чумазая особа, до сих пор молча глазевшая на герцога, подобралась поближе и уперла руки в объемистые бока. Грязное платье сидело на ней мешком, вырез на груди был чересчур глубок, а на щеке красовалось пятно.

— Коли этот змееныш чего наговорил про нас… — пронзительно заверещала она, но Эйвон остановил ее властным взмахом холеной руки.

— Добрейшая, у меня нет ни малейшего желания беседовать с вами. Можете возвращаться к своим горшкам. Наедине, Боннар!

Шарлотта хотела было опять вмешаться, но муж отправил ее назад к очагу, яростно прошипев, чтобы она попридержала язык.

— Конечно, милорд, конечно! Если милорд соблаговолит последовать за мной… — Хозяин толкнул ветхую, изгрызенную крысами дверь и провел его милость в гостиную. Комната была обставлена убого, но выглядела не столь грязной, как таверна. Эйвон подошел к столу у окна, смахнул с него пыль уголком плаща и присел на краешек шаткого сооружения.

— Итак, друг мой. Во избежание недоразумений между нами позвольте представиться: герцог Эйвон. Да, я так и думал, что вы удивитесь. Надеюсь, вы понимаете, что не стоит и пытаться обвести меня вокруг пальца. Я намерен задать вам пару вопросов относительно моего пажа. Для начала я хотел бы узнать, где он родился.

— Думаю, где-то на севере, ваша милость. В Шампани, но я точно не уверен. Наши родители никогда нам не рассказывали о тех временах, а я почти ничего не помню. Я…

— В самом деле? Странно, что вы не помните, почему ваши родители внезапно переехали в Анжу.

Боннар беспомощно взглянул на его милость.

— Отец рассказывал мне, что внезапно разбогател! Честное слово, я больше ничего не знаю! Я не стал бы лгать. Клянусь, не стал бы!

Тонкие губы его милости сардонически искривились.

— Оставим это. Как получилось, что Леон не похож на вас ни лицом, ни станом?

Боннар потер лоб. Маленькие глазки выражали искреннюю растерянность.

— Не знаю, ваша милость. Я сам частенько этому дивился. Малышом Леон всегда был хилым, его баловали и берегли, а меня заставляли работать на ферме. У матери вечно один Леон был на уме! Этого слизняка обучили читать и писать, а я должен был возиться со свиньями! Мой братец всегда был дерзок не по годам, ваша милость. Вылитый змееныш…

Эйвон захлопнул табакерку.

— Друг мой, я все же хочу добиться ясности. Никакого Леона нет. А есть, видимо, Леони. Я желаю получить объяснения.

Боннар съежился.

— Ах, ваша милость! Ей-богу, я-то хотел как лучше! Держать молодую смазливую девчонку в Париже — это ж хлопот не оберешься! А в доме полно работы, и делать ее кому-то надо. Да и жена у меня… Сами знаете, ваша милость — бабы, они ревнивые. Шарлотта не ужилась бы с девчонкой. Честное слово, если мальчишка… девчонка что-то наплела о нас, то не верьте ни единому слову, он… она лжет. Я мог бы ее на улицу выгнать! А вместо этого я содержал эту гадину, одевал, кормил, и если она утверждает, что с ней дурно обращались, это все бесстыжее вранье! У этого дьявольского отродья злобный нрав! Ваша милость, вы не можете винить меня за то, что я переодел сестру парнем. Клянусь, я поступил так только ради ее же пользы! И ей понравилось быть мальчишкой, поверьте!

— Не сомневаюсь, что ваша сестра успела свыкнуться со своей ролью, — сухо произнес Эйвон, — за семь-то лет… А теперь, — его милость швырнул на стол луидор, — может, это освежит вашу память. Что вы знаете о Леони?

Боннар недоуменно смотрел на герцога.

— Я не понимаю, ваша милость. Что я могу знать?

Эйвон чуть подался вперед, голос его зазвучал угрожающе.

— Не советую вилять, милейший Боннар. Со мной шутки плохи.

Под пронзительным взглядом герцога детина затрясся.

— Я и в самом деле не понимаю, ваша милость! Как я могу рассказать о том, о чем не знаю! С Леоном что-то случилось?

— Вам никогда не приходило в голову, что он, быть может, вовсе не ребенок ваших родителей?

У Боннара отвисла челюсть.

— Нет… Что вы имеете в виду, ваша милость? Как это, не ребенок моих родителей? Но…

Эйвон устало вздохнул.

— Имя Сен-Вир вам что-нибудь говорит?

— Сен-Вир… Сен-Вир… Нет. Постойте… Нет, не знаю. — Верзила в отчаянии замотал нечесанной головой. — Возможно, отец при мне и упоминал это имя, но я не могу вспомнить.

— Жаль. А после смерти ваших родителей не осталось никаких документов, имеющих отношение к Леону?

— Если они и были, ваша милость, мне они не попадались. У меня сохранились старые счета и письма. Чтению я не обучен, но выбрасывать эти бумажки не стал. — Детина кинул масляный взгляд на луидор и облизнулся. — Может, ваша милость желает самолично взглянуть на бумаги? Они здесь, в этом сундуке.

Эйвон кивнул.

— Да.

Боннар подскочил к изъеденному жучками сундуку и откинул крышку. После недолгой возни он выудил из сундука связку бумаг, которую и преподнес герцогу, старательно изогнувшись в неуклюжем поклоне. Эйвон бегло просмотрел документы. Большей частью это были, как и сказал Боннар, старые счета, среди которых затесалась парочка писем. Но в самом низу пачки имелся сложенный листок, адресованный Жану Боннару из владений графа де Сен-Вира, что в Шампани. Это было обычное письмо от какого-то друга или родственника, и в послании, кроме адреса, не содержалось ничего ценного. Герцог отделил листок от остальной пачки.

— Вот это я заберу. — Он бросил Боннару луидор. — Если вы мне солгали, то еще пожалеете. А пока я склонен поверить, что вы ничего не знаете.

— Я вам чистую правду сказал, ваша милость, Богом клянусь!

— Будем надеяться, что так. Все-таки кое-что вы мне можете сообщить. — Его милость достал еще один луидор. — Как зовут кюре, что проживает в Бассенкуре, и где его можно найти?

— Месье де Бопре, ваша милость, да только кюре, небось, уже умер. Когда мы уехали из Бассенкура, он был уже старенький. Месье кюре жил в домишке подле церкви. Вы легко разыщете его.

Боннар жадно схватил брошенный луидор.

— Хорошо. — Герцог направился к двери. — Я дам вам совет, друг мой: забудьте, что у вас вообще была сестра. Иначе вам придется сполна заплатить за жестокое обращение с несчастным ребенком. Смею вас заверить, я не забуду, что довелось пережить вашей бедной родственнице, — с этими словами его милость стремительно вышел за дверь.

Вечером того же дня Эйвон засел в библиотеке, чтобы написать ответ сестре. В дверь постучали, и лакей доложил, что его милость желает видеть месье де Фоженак.

Герцог поднял голову.

— Месье де Фоженак? Кто это? Впрочем, впустите.

Спустя минуту в библиотеку вкатился маленький толстенький господин. При его появлении Эйвон встал и сдержанно поклонился.

— Что вам угодно, сударь?

— Месье! — де Фоженак сделал ответную попытку изогнуть свое круглое тельце. — Прошу прощения за вторжение в столь неурочный час!

— Пустяки… Жюль, принеси вина. Прошу садиться, сударь.

— Спасибо, не надо вина! У меня, знаете ли, подагра. Вино на нее плохо действует.

— Прискорбное обстоятельство, — насмешливо заметил его милость. — Мне не терпится узнать, чем могу вам служить.

Де Фоженак с кряхтеньем опустился в кресло у камина.

— Я пришел по делу, сударь, по делу. Фи, до чего же мерзкое словечко! Надеюсь, ваша милость простит мое замечание! Прекрасный камин, герцог, прекрасный!

Эйвон иронически поклонился и присел на подлокотник кресла, не сводя с гостя удивленного взгляда. Тот извлек из кармана массивную табакерку, загреб изрядную щепоть и с шумом втянул в себя табак.

— Превосходно! — восторженно выкрикнул он. — Так вернемся к делу! Сударь, вы, наверняка, решите, что я прибыл с весьма странным поручением, но дело в том, что у меня есть жена! — Он уставился на Эйвона и несколько раз энергично кивнул.

— Поздравляю вас, месье, — серьезно откликнулся его милость.

— Да-да. Жена! Этим все и объясняется!

— Как и все в этом мире, — Эйвон от души забавлялся.

— Ну, вот видите! — Де Фоженак довольно хихикнул. — Мы, мужья, понимаем друг друга с полуслова!

— Поскольку я не имею счастья принадлежать к славному сословию мужей, мне простительно мое невежество. Не сомневаюсь, вы намерены просветить меня относительно страшных опасностей брака. — Его милости все это уже начало надоедать, но он помнил, что де Фоженак — один из прихлебателей графа де Сен-Вира.

— Именно так. Все верно, ваша милость! Жена! Это объясняет все. Она видела вашего пажа, месье!

— Прекрасно! — Эйвон улыбнулся. — Мы немного продвинулись вперед.

— Мы? Вы сказали "продвинулись"? Мы? Продвинулись?

— Наверное, я ошибся, — вздохнул Эйвон. — Мы остались на том же месте.

Мгновение де Фоженак недоуменно взирал на него. Внезапно его блинообразное лицо исказила ухмылка.

— А, очередная шутка! Да-да, понимаю!

— Сомневаюсь, — пробормотал Эйвон. — Так вы говорите, месье, что ваша жена видела моего пажа?

Де Фоженак прижал пухлые ручки к груди.

— Она в восторге! Она завидует! Она изнывает!

— О боже! — его милость поднял брови.

— Она не дает мне покоя!

— Насколько я осведомлен, эти зловредные существа — жены — имеют такую прискорбную привычку.

— Существа? — гость ошарашенно уставился на его милость. — Да… Ни минуты покоя. Но вы меня не понимаете, месье, вы меня не понимаете!

— Вряд ли тут есть моя вина, — съехидничал Эйвон. — Мы остановились на том, что жена не дает вам покоя.

— В том-то все и дело! Она буквально сохнет по вашему прекрасному, вашему очаровательному, вашему изящному…

Эйвон поднял руку.

— Месье, я не имею дела с замужними женщинами.

Де Фоженак с готовностью хихикнул.

— Что вы хотите этим сказать, сударь? Еще одна шутка? Моя жена изнывает по вашему пажу.

— Какое разочарование!

— По вашему мальчишке, этому красавцу-пажу! Она день и ночь твердила, чтобы я отправился к вам. И вот я здесь! Сами видите!

— Я вас вижу уже двадцать минут, месье, — резко ответил Эйвон.

— Она весь день пилила меня, чтобы я отправился к вам и спросил, не согласитесь ли вы расстаться со своим пажом! Она не успокоится, пока этот рыжий ангел не будет носить шлейф ее платья. Моя бедная женушка не заснет, пока мальчишка не станет ее собственностью!

— По-видимому, ваша супруга обречена до конца своих дней на бессонницу, — надменно обронил Эйвон.

— О нет, месье! Ну посудите сами! Говорят, вы купили своего пажа. А разве не верно, что все купленное может быть продано?

— Возможно.

— Да-да. Возможно! Месье, я истинный раб своей жены. — Гость смачно поцеловал кончики коротеньких пальцев. — Я грязь под ее ногами. — Он всплеснул ручками. — Я должен исполнить все ее желания или умереть!

— Тогда можете воспользоваться моей шпагой, — радушно предложил его милость. — Она в углу, у вас за спиной.

— О нет! Ваша милость не может мне отказать! Это невозможно! Месье, назовите свою цену, и я заплачу!

Эйвон взялся за серебряный колокольчик и позвонил.

— Сударь, — вкрадчиво произнес он, — прошу передать наилучшие пожелания графу де Сен-Виру и сообщить ему, что паж Леон не продается. Жюль, откройте дверь!

Удрученный де Фоженак встал.

— Ваша милость, как же так?

Эйвон поклонился.

— Сударь! Вы ошибаетесь. Вы не понимаете!

— Поверьте, я все прекрасно понимаю.

— У вас нет сердца, сударь!

— В этом мое несчастье, мой дорогой друг. Мне очень жаль, что вы не можете задержаться подольше. Ваш покорный слуга, месье! — Его милость иронически поклонился вслед де Фоженаку.

Не успел маленький человечек исчезнуть, как дверь снова открылась, и в комнату вошел Давенант.

— Что это за пухлый субъект выкатился отсюда? — с удивлением спросил он.

— Ничтожнейшая личность, — равнодушно отозвался герцог. — Он хотел купить Леона. Какая наглость! Я еду в провинцию, Хью.

— В провинцию? Зачем?

— Уже забыл. Но уверен, что вовремя вспомню. Успокойся, мой дорогой, я еще более-менее в здравом уме.

Давенант сел.

— Ты никогда не был в здравом уме, Джастин. По-моему, ты не самый гостеприимный хозяин!

— Ах, Хью, я на коленях молю о прощении! Я всецело уповаю на твой добрый нрав.

— Черт возьми, ты сегодня на редкость вежлив! Леон поедет с тобой?

— Нет, я оставляю его на твое попечение, Хью, и прошу тебя хорошо присматривать за этим негодником. Во время моего отсутствия он не должен выходить из дома.

— Мне кажется, здесь кроется какая-то тайна. Ему грозит опасность?

— Нет. Вряд ли. Но держи мальчика при себе и ничего ему не говори. Если с ним что-то случится, мне это будет не по душе. Возможно ты решишь, что твой друг сошел с ума, но я начинаю питать нежность к этому ребенку. Наверное, впадаю в старческое слабоумие.

— Мы все к нему неравнодушны, — улыбнулся Хью. — Сущий чертенок, а не мальчишка.

— Несомненно. Не позволяй ему дразнить себя. Леон чересчур нахален и дерзок. К сожалению, сам он этого не понимает. А вот и наше дитя.

Вошел Леон и, встретившись взглядом с Эйвоном, доверчиво улыбнулся.

— Монсеньор, вы сказали мне быть готовым к трем часам, а сейчас уже половина четвертого, — с укоризной в голосе сказал он.

Плечи Хью затряслись от сдерживаемого смеха, он отвернулся и закашлялся.

— По-видимому, мне придется принести тебе извинения, — церемонно ответил его милость. — Прошу их принять. Дело в том, что сегодня я решил остаться дома. Подойди сюда.

Леон приблизился к нему.

— Да, Монсеньор?

— Завтра я уезжаю на несколько дней, дитя мое. Будь так любезен во всем слушаться месье Давенанта и ни в коем случае до моего возвращения не выходить из дома.

— О! — лицо Леона омрачилось. — Я не поеду с вами?

— Я вынужден лишить себя этой чести. И пожалуйста, не спорь со мной. Мне больше нечего сказать.

Леон повернулся и, едва волоча ноги, направился к двери. Эйвон улыбнулся, когда до его слуха донесся слабый всхлип.

— Дитя мое, это вовсе не конец света. Надеюсь, я вернусь через неделю.

— А я хочу… Мне хочется, чтобы вы взяли меня с собой!

— Это будет весьма невежливо по отношению к месье Давенанту. Думаю, он не станет пороть тебя с утра до вечера. К тому же я уезжаю завтра.

Леон обернулся.

— Вы ведь не уедете, не попрощавшись, Монсеньор?

— Ты самолично посадишь меня в карету, — пообещал герцог и протянул руку для поцелуя.