Единство

Глава 22 Контекст

В этот раз они пришли с моря.

Именно эти слова в будущем обретут сакральное значение и навсегда окажутся связаны с началом Великой Демонической Войны, позднее получившей название священной.

Первая война тоже долгое время после находила особенное место в культуре всего человечества, однако немногие вспоминали её с чувством триумфа или победы. Редкие книги или позднее изобретённые кинофильмы показывали её в героических красках. Первую войну воспринимали как страшную, бессмысленную, беспорядочную бойню. Не в малой степени по причине жестоких политических мер, разумеется необходимых, которые привели к разладу прежней системы полисов и образованию единого правительства, которое единственное способно было справиться с угрозой, и которое, тем не менее, закалялось кровью.

Можно поставить себя на место обитателя обыкновенного аграрного и не очень развитого полиса — маленькой аркадии, где на лугах пасутся овцы, а мальчишка-пастух нежится под деревом в тенёчке, в котором, много лет назад, быть может, лежали его родители.

И вот, в один светлый, ясный день в его полис приходят странные чужеземцы в касках и с ружьями. Они хватают мальчишку за шиворот, силой вырывают из тени и тащат на дорогу, где его и других таких же, растерянных и бледных, швыряют в железную повозку и долгие дни и ночи везут в неизвестном направлении. Затем их вываливают на полигон под суровым чугунным небом, вручают оружие, учат некоторое время и наконец отправляют на пропахшее пороховым смрадом, ужасное, разбитое поле боя, где каждую секунду раздаётся ужасающий грохот, где всюду лежат обугленные трупы, и где шанс умереть от выстрела своей же артиллерии едва ли не выше, чем от лап ужасных монстров, которых иной раз даже и не разглядеть в страшных пылевых бурях.

Разумеется, если такой пастушок и возвращается домой, а случается это весьма редко, больше ему никогда уже не сидеть под сенью дерева и пасти овечек в жаркий летний день, — и потому что дерево спилили на дрова, и потому что овец пустили на провиант для солдат, и потому что сам он переменился, и телом, потеряв руку или ногу, или нижнюю челюсть, и душой.

Именно такие пастушки', теперь пустышки, становились потом писателями и режиссёрами, которые изливали обильную критику на правительство, на богиню мудрости, а иной раз на самую жизнь. Демонов сложно ненавидеть. Они воспринимались как сила природы. Причём те, кого она затрагивала напрямую, редко могли потом об этом рассказать. А вот новоявленное центральное правительство действительно терпело нападки.

Война не считалась чем-то героичным.

Это была великая трагедия, которая и закончилась, как и полагается современной трагедии — вдруг и без всякого намёка на разрешение. В один момент солдат, прошедших через мясорубку, просто отправили домой, а дом этот к тому моменту изменился до неузнаваемости.

Но прошли годы. Много лет, и мир переменился. Возмужал. Теперь только безногие, старые бедняки, просящие милостыню у дороги, напоминали о страшном времени.

И вот опять.

Они пришли с моря.

Со всех морей, если быть точнее. Сперва стали пропадать корабли, а потом великая армия вдруг явилась на берега из морских глубин. Многие тысячи ужасающих монстров набросились на побережья больших городов, пляжи, утёсы и прибрежные деревушки, изничтожая всё у себя на пути.

Сперва все были растеряны, напуганы, разбиты… Когда же народ собрался, когда он понял, что за угроза перед ним, когда люди прочитали в газетах о страшном вторжении, о мириадах монстров, то на долю секунды их объял ужас, а затем…

Сложно сказать, когда на улицах впервые зазвучали неистовые крики. Сложно сказать, когда зазвучали первые марши. Сложно сказать, как так вышло, что наследие и память о первой войне, её мрак, тьма, кровь, страдания, грустные стихи, которые были вписаны в школьную программу, — всё это привело к тому, что начало второй ужасной бойни люди встретили… С восторгом.

Возможно потому что после отчаяния следующий логический шаг — безумство. Возможно была другая причина. Но уже в первые дни сражений перед офисом рекрутёра выстроились огромные очереди новобранцев; женщины стали шить одежду для солдат; мужчины записывались в армию. Газеты тоже подстрекали безумие: раздавим демоническую падаль! Теперь и навсегда! Священная война! Война на выживание! Кричащие заголовки разносились по улицам, и, казалось, в точности отражали мысли своих читателей.

То и дело на улицах прохаживались оркестры, которые играли торжественные гимны, и даже солдаты, которые первые встретили вторжения демонической орды, сделали это с честью. В эти дни было совершенно великое множество подвигов, известных, неизвестных и выдуманных.

Неистовый отпор человеческой расы демоны встретили собственным безумством. Стоило им завидеть мир, о котором ходили такие легенды, стоило первым из них вкусить человеческую плоть, — последняя была на вес золота в такой великой армии, и всё равно, иные демоны, сплочённые общим делом, бывало, делились человечиной со своим братьями, — и они немедленно забыли всё на свете. Они стали бросаться на орудия, танки, пулемёты; они забыли страх и превратились в единую бешеную массу.

Священная война, шептали демоны, которых разрывали на части неисчислимые снаряды, градом сыпавшиеся с неба.

Что происходит, когда две в равной степени безумные силы ударяются друг о друга? Когда два поезда врезаются на всех порах?

Взрыв.

И кровь…